Текст книги "Фернок 2 (СИ)"
Автор книги: Евгений Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
Вся эта бытовая порочность, о которой так не хотелось упоминать на работе, должна была остаться в строжайшей конфиденциальности.
– Ну, вы посмотрите на нее, выросла, называется… – сегодня Беннетту Крофтану пришлось отлучиться – покинуть рабочий кабинет, договориться с Миллером об изменениях в графике только из-за того, что жена-шлюха якобы снова увидела у дочки шприц и не смогла придумать ничего получше, кроме как позвонить мужу.
– Пап, что с тобой? – девчонка тщетно пыталась скрыть свое нездоровое увлечение, но расширенные зрачки, заплетающаяся речь, ее негодные вены и телодвижения выдавали в ней завравшуюся наркоманку, – Ты…
Почувствовав ложь сродни неуважению, Беннетт вспылил:
– Что, змея этакая, ты позволила уроду, который посадил тебя на чертову иглу, которого я лично скинул с крыши, оставить наследие?
– Пап…
– Заткнись! – отец ударил дочь, засветил кулачищем в лицо, – Кончится терпение и ты у меня сядешь, а потом я жестоко разделаюсь с твоей поганой матерью, как с тем уродом,
слышишь?
Когда наркоманка, заплакав, забилась в углу своей комнаты, он чуть приостыл.
– Прости…
– Все, не ной! Не люблю, когда пускают сопли, как же это мерзко… Вспомни, если у тебя там что осталось, я много раз предупреждал, к чему приводят наркотики…
Вдруг дотошный папаня почувствовал вибрацию сотового в джинсах и ответил на звонок:
– Беннетт слушает!
– Шеф – в трубке раздался зевающий голос Миллера, – У меня новости…
– Какие?
– Помните многозначительную историю, которую пришлось отложить в виду отсутствия необходимых оснований для заведения уголовного дела и неожиданного помещения Эсмонда Фернока в пенитенциар строгого режима?
– Ну-ну, и?
– И сейчас такие основания появились. Как мы оба знаем, субъект гуляет на свободе…
– Дальше – теряя самоконтроль, Беннетт не пытался скрыть исступление.
– На днях в полицию обратилась некая мисс Хейли, подозревающая недавно освобожденного в похищении дочери. Плюс всплыли новые факты, вероятно, способные раскрыть другие преступления, по ошибке оставшиеся в тени – Миллер медленно, но верно все ближе и ближе подходил к интеллектуальной победе над экс-комиссаром.
Но по причине накопившихся проблем шеф перестал питать интерес к поимке Фернока и возобновлению судебного следствия.
– Послушай, не упирайся рогом, надо было дать официальный ход еще тогда, когда это считалось актуальным! Для нас непрофессионально хвататься за кобуру пистолета с пустым патронником…
– А если повезет?
– Что а если? Давай, все, не будь занудой. У меня тут дела! – из-за внезапно пронзившей голову боли заместитель генерального прокурора штата временно стих…
…
Беннетт ждал жену, проводящую время с очередным одутловатым романтиком, вот уже несколько часов. И, осознавая степень запущенности ситуации, чувствовал вязкий, депрессивный и угнетающий стыд. В атмосфере ненадежной семьи можно выжить только, посвящая будние работе. Стремление к перевоспитанию непослушной дочери, испорченной из-за родительского недосмотра, и белобрысой стервы, крайне редко напоминающей супругу, со временем потухло.
А Беннетт иногда вспоминал ее первую измену, состоявшуюся спустя день после их свадьбы – необъяснимое предательство, о котором лично он узнал лишь год назад. С тех пор стерва веля себя много раскрепощеннее, уже не скрывая своих гадких “задвигов”.
Сегодня она явилась лишь к вечеру, можно сказать, пришла в изрядно “веселом” расположении духа, да еще не испытала
нужды объясниться перед мужем...
Беннетт попытался быть с ней максимально вежливым, задав вопрос практически без надрыва:
– Так, ты где шлялась? Думаешь, сваливать без предупреждения, тем самым оставляя дочь в полумертвом состоянии в квартире одну, это нормально?
Но, относясь к проблемам семьи непозволительно пофигистично и порой лицемерно, фурия не оценила его снисходительности:
– Там, где нужно. Тебя касаться не должно…
Почувствовав себя оплеванным и беспомощным, мужчина сильно сжал кулаки…
Фернок вспомнил о сообщении с вложенной фоткой, присланном Семеном, спустя час после тревожного визита надоедной миссис Хейли. Имея не самый маленький опыт в поиске людей, экс-комиссар положился на родную интуицию, которая с ним экспансивно играла. Он допускал небезосновательную теорию, что преступник мог поддаться могучему искушению и поступиться честностью для разительного облегчения поставленной нетривиальной задачи.
“А возможно ли вообще остаться честным в коррумпированном мире?”
Постирав залежавшееся в пыли шмотье, погладив одежду, кое-как приубравшись, Фернок попытался выяснить с помощью интернета адрес недовольной визитерши, чтобы показать сообщение, ну, и загладить дурацкий, по его мнению, конфликт, возникший практически на пустом месте, из-за негативного влияния информационного пространства.
“Я соберу в одну кучу все аргументы, и попытаюсь отстоять свое право участвовать в поисках Мэлори, ибо это будет очень неудобно делать без согласия ее предков. Неудобно, да и некомфортно.
По правде у меня давно сломалась боялка, в связи с чем я разучился бояться.
Дурак – не внешний опыт, а, скорее, самоощущение. Именно таким я кажусь сейчас себе. Полным дураком, над которым посмеялись”
Хейли никогда не были так известны, как Вэйны или Грины, но само семейство давно входило в список среднебогатых базовых ячеек общества Мракана. Фернок, находясь с Мэлори, не мог представить, что ее родители столь уважаемы, а факт их существования занимает двадцать первых ссылок браузера.
“У меня почти нет друзей, а врагов – тьмище. Никакой бумаги не хватит, если начать перечислять. Но, как ни странно, я живой и не похищенный, чего, увы, не скажешь про Мэлори.
А если ее похититель и убийца Джиллиан – мой давнишний ненавистник? Значит, случившееся, действительно, отчасти и моя вина. Видимо, мне нельзя находиться с кем-то слишком долго. Чтобы не навлечь неприятности. Легкомысленно было знакомиться с брюнеткой”
Отец Мэлори, Лукас, владеет двумя заводами по производству стройматериалов, получая солиднейшую зарплату. Но, несмотря на наличие плодовитого бизнеса, кормилец – самый малоизвестный член семейства. Этот факт можно объяснить ведением созидательского образа жизни, отрешенности от участия в злачных мероприятиях и некультурных попыток засветиться перед массами.
“Работая в полиции, я многого от жизни ждал: поначалу мне кровь из носа нужны были блестящий послужной список и чистый район, потом начал требовать беспрекословного подчинения. Взаимодействие с реальностью становилось все прозрачнее, понимание собственных прав таяло, как мороженое, и я стал чем-то вроде деградирующего элемента Департамента, под конец разбившегося из-за своей слепоты. Жалко, грустно, но закономерно”
Тем временем…
– Беннетт, вызывал?
В квартиру к заместителю генерального прокурора, дверь которой была открыта, вошел деловитый мужчина в строгом сером костюме, без галстука. Родословная джентльмена, судя по его внешности, принадлежала востоку.
Хозяин сидел на шатком стуле, сильно переживая, изрыгая различные проклятья…
– Тупейший вопрос – так он расценил риторику гостя, – Ты еще что-нибудь глупее спроси…
– Так! – разнедовольствовался вошедший, – К чему грубость?
Крофтан дотянулся дрожащими пальцами до ручки, и открыл дверь в миниатюрную и утонченную спальню...
– А ты взгляни и вникнешь, гарантирую…
В комнате лежала женщина, мертвая, с множеством темных ушибов и незначительных ссадин. Достопочтенному товарищу зама стало ясно – горе-сожители опять затеяли бескомпромиссную ругань, в ходе которой произошло нечто невозвратное.
– Ты с ума сошел… – произнес он только это, так как ничего другого язык выдать не смог.
– Да нет, я в порядке, это жена, тварь, сама во всем виновата… – Беннетт себя не изменял: любил перекладывать вину на других, за собой грешков не замечая, – Набросилась на меня, стала бить, а я… а я стал защищаться!
Друг подметил очевидное:
– Ты явно переусердствовал…
Правда, заму ничуть не полегчало:
– Ну, что мне теперь делать-то? Идти мотать срок за убийство?
– Тише-тише – попритушил его араб, – Главное, не нервничай. Паника в таких ситуациях лишь усугубляет…
– Да уж, верно… – согласился Крофтан, изо всех сил пытаясь успокоиться, – Тем более я – мужчина, и дергаться мне не положено…
Бывший партнер Беннетта по розничному бизнесу задал дельный вопросец:
– Ты лучше скажи, присутствовала ли дочь при ваших разборках? Насколько мне известно, девочка тебя презирает и при удобном случае, скорее всего, сдаст…
Крофтан внутри был несказанно благодарен за подсказку:
– Да-да, видела! Я с ней тоже поругался, кстати, но запер в комнате. Молодая наркоманка успокоилась, перестала реветь, и, видимо, уснула…
Араб не отличался добродушием и часто шел наперекор
моральным принципам, уступающим в нем бесчеловечности и
грезам о быстрой наживе.
– Не хотел бы затрагивать эту тему, но с ней нужно что-то делать, иначе, сам вникаешь, упечет тебя куда надо и я уже, увы, буду бессилен.
– Поясни – попросил неудачный отец.
– Попросту не смогу ничего предпринять для твоего освобождения, ибо не имею личных завязок с тюремным руководством…
Они думали над решением около двадцати минут. Беннетт ломался, пытаясь погасить остатки любви к дочери, чтобы совершить аморальный, но избавляющий от проблем
поступок: араб предложил не возиться с ширяльщицей и подстроить самоубийство.
Когда же Беннетт, наконец, допустил, что в теории способен пойти на нечто подобное ради спасения драгоценной карьеры, давно заменившей семью, то задал уточнительный вопрос:
– Ты думаешь, эта махинация – единственный выход из сложившейся неурядицы и другого способа, идентичного с точки зрения эффективности, нет?
Друг пару раз мотнул головой:
– Все именно так! Как бы ни хотелось признавать, но ничего другого без ущерба статусу придумать не получится.
– Погано все же… – Беннетт вдруг определился, что его любовь к себе значительно превышает сострадание к дочке, потому и свыкся с греховной идеей, – Но, впрочем, если все так безоблачно…
– Как будет выглядеть картина? Что там с кончиной жены? Что с суицидом малолетней?
Друг встал посередине комнаты и до изящества подробно описал фатальную сцену:
– Все вышло прозаично, таких случаев произошло уже неисчислимо много. Твоя дочь убила мать в ходе простой бытовой ссоры, которые у вас происходят ежедневно, затем, не справившись с чувством вины, отчаянно наглоталась таблеток. Недопустимая доза вызвала остановку сердечной деятельности. Ты позвонил врачам, но было поздно…
Беннетту, давно научившемуся зарабатывать на хорошее настроение долгими посиделками в офисе, пришлось смириться с мыслью об исчезновении факторов, препятствующих наступлению желанного спокойствия:
– Даю добро… – это сказал некогда любящий муж и отец, ныне отбившийся от рук, мелочный, жестокий подонок, лишенный рефлексии, избирательно апатичный, которому до всех стало глубоко параллельно, – Твори, что задумал. Только сделай быстро, прошу! – он искусно изобразил лукавое и одновременно трогательное горячее сочувствие, – Не хочу, чтобы девочка, на которую я потратил шестнадцать лет жизни, которую одевал, кормил, долго страдала…
– Не бойся – “успокоил” дружок, – Все пройдет глаже некуда. Твоя ничего не почувствует, по телу начнут прокатываться волны приятного онемения, ну, а полная отключка наступит в течение нескольких минут после принятия заветной капсулы. Это своего рода эвтаназия, безболезненная и ничуть не тягостная…
– Ну, а смерть, когда наступит?
– Когда уснет.
– Ясно…
В далекой молодости араб учился в платном медицинском университете, где и узнал все эти тонкости о добровольном уходе неизлечимо больных из жизни. Правда, он и сейчас подрабатывает врачом, имея неограниченный доступ к
препаратам, прекращающим работу сердца.
“Я не мог проникнуться к уличным жителям, потому что сам сидел в теплом офисе, не знал все трудности жизни, а только делал вид…
Испытав всю обреченность бескровного проживания, заключающегося в бесконечном поиске ночлега, я дал обет всегда откликаться на помощь, не проходить стороной”
Коттедж, на территорию которого ступил Фернок, находился в курортной части города, в двадцати милях от многострадальной долины Крэйсет Эйнс. Это прекрасное место, жемчужина мраканской окраины, располагалось между тремя оздоровительными лагерями, в одном из которых была студия видеопоэзии. Чего только стоят находящиеся вблизи дома лесные пейзажи, чудесные как летом, так и поздней весной, создающие идеальные условия для деятельности фотографов-натуралистов. Прекрасия добавляла и блестящая на солнце поверхность живописного озера.
“Предполагаю, здесь бездельничать гораздо приятнее, чем в городе, да и частичный отказ по возможности от мирского образа жизни, наверное, в свое время сильно помог семье Хейли не распасться на атомы.
Интересно, насколько верны мои догадки, в основном, передающие первое впечатление?”
Эсмонд постучал в дверь.
– Эй, здесь кто-нибудь есть!
Мигом позже повторил действие.
– Меня кто-нибудь слышит? Мистер Хейли?
Дверь в коттедж оказалась открытой.
“Странно” – подумал экс-коп, и, почувствовав сигнал интуиции, зашел внутрь с необъяснимой опаской.
Обхватившая сердце возрастающая нерешительность, не присущая носителям его темперамента, настигла еще тогда, когда он выскочил из общественного транспорта и остановился у ветеринарной клиники.
По первым ощущениям, по проступившим в голове образам
дом пустовал. Мало того, что никто не отозвался, так и еще и эти не оставляющие в покое подозрения, требующие повышенной осмотрительности, наводили на дурное. В маленькой комнате на этаже был включен свет и, казалось, там кто-то находился...
Фернок на всякий случай взял с собой нож-раскладушку.
Пятна крови на полу, замеченные только, когда на одно пятно уже наступили, рождали самые жуткие версии.
– Здесь кто-нибудь есть? Ау! – на вопрос вошедшего
по-прежнему никто не отозвался. Сам экс-комиссар продолжил идти по свежему кровавому следу…
Вдруг коттеджный путешественник почувствовал, как некто враждебно настроенный предупредительно прижимает дуло
пистолета к его спине. Прижимает и говорит:
– Брось нож, преступник. И постарайся обойтись без резких движений, в противном случае положу прямо здесь, не пожалею! – Миллер грезил поймать Фернока при “пикантных” обстоятельствах вот уже уйму лет. К его счастью такой фарт подвернулся.
Фернок мог позволить себя арестовать, но он никому не позволял обращаться с ним, как с пугливым:
– А в докладе все переврешь и напишешь, что застрелил при попытке к сопротивлению?
Этот провокационный вопрос Миллер пропустил мимо ушей:
– Вообще-то нам с вами многое придется обсудить, господин комиссар, перед выносом решения о заключении под стражу!
“Конец ли это? Я думаю, да. Конец пути, исправлений… всего, что возвращало интерес. Но вопрос не в том. Он более сложный.
Вопрос – так ли это плохо?
Я думаю, нет”
Беннетт вместе с подельником вызвали бригаду скорой помощи. Когда заботливые врачеватели зашли осмотреть поплохевшую, девочка, не дыша, лежала с пеной во рту, тепло укрытая тонким шерстяным пледом.
– Мертва –вердикт доктора был неутешающим, – Простите, трупы мы не воскрешаем…
Крофтан сидел рядышком, пуская крокодиловы слезы:
– Честно? Не знаю, как это вообще могло произойти. Она говорила, что не хочет жить еще вчера, немногословно намекала, но я дебил, не принял эти предупреждения во внимание…
Дежурный врач ограничился словом:
– Сочувствую.
А Беннетт продолжил наигранно реветь, поддерживая правдоподобный образ верного главы семейства…
– Ты мне все расскажешь, а потом отправишься в тюрьму! Я заставлю подписать чистосердечное… – Миллер привез несчастного экс-комиссара в полицейское отделение, где определенный круг следователей пытался добиться возобновления уголовного дела.
Став подозреваемым в двойном убийстве, Фернок вел себя слишком уверенно для обвиняемого и выделялся на фоне других крайних, чья несчастливая участь заставила пройти такое нелегкое ломающее психику испытание, как допрос.
– Скажу только то, что знаю, ясно? – экс-коп поклялся, что перенесет любое увечье, но не даст себя оклеветать, – Но предупреждаю заранее, чтобы потом не разочаровались, вам моя информация полезной не покажется.
Миллер, “собравшийся идти до конца”, спросил полушепотом.
– Тогда предоставь такую, которая бы показалась. В твоих же интересах.
Стоя за толстым стеклом, за ними наблюдал начальник участка, разрешив прокурорскому самостоятельно допросить задержанного.
Заместитель нача ошивался рядом, и по необходимости напоминал шефу о нюансах:
– При всех обстоятельствах не думаю, что он кого-то убивал. Парнем движут сведения о неидеальности репутации человека. Склонен полагать, это необъективно и непрофессионально.
И шеф бы согласился, да только было кое-что, что наводило на мысль о причастности экс-комиссара:
– Но Миллер застукал его на месте преступления. Тем более мистер Фернок сам это подтвердил!
– Вот именно – не унимался его придирчивый к работе следствия коллега, упрямый, дотошный, – Зачем человеку с его историей сознаваться в убийстве, да еще и в двойном? Это же все, крах! Пожизненное заключение! А то и ужаснее, смерть!
Нач предположил:
– Кто знает… Может, ему уже плевать на все?
Зам:
– А вы у него спросите, плевать ли? Вряд ли арестант даст положительный ответ.
Нач:
– Кстати, что там с уликами?
Зам:
– Ничего наваристого. Миллер – придурок, попытался отнять у него предполагаемое орудие убийства, только своих отпечатков на лезвии наоставлял. Идиот, честное слово!
Нач:
– Ну, ругаться-то не надо. Все мы одной веревкой связаны, все плывем в одной шлюпке. Но, может, ты и прав, и мистер Фернок не убивал чету Хейли, а просто оказался не в том месте, и не в то время.
Зам:
– Вот-вот! О чем я и твержу…
– Может, в твоих словах и содержится правда в каком-то количестве… – на миг допустил Миллер, – Но закаленным детективам запрещено верить в совпадения. А все наиболее значимые обстоятельства происшествия указывают на то, что именно ты убил их!
– Да нет же – все отрицал Фернок, – Я сказал, как было. Что насчет вашего упрямства, патологического невидения ситуации… – когда ему самому стали надоедать эти бестолковые “дебаты”, он насмелился дерзнуть окружному, – Для веры нужен мозг, орган центральной нервной системы, обычно отсутствующий у придурков!
Допросчик не заметил, как перешел от (тщетной) попытки расколоть Фернока к мини-рассказу о собственной жизни:
– Я ненавижу преступников. Никогда не любил. Один раз, зайдя в многоэтажный гипермаркет, стал свидетелем ограбления и…
– Довольно! – одернул экс-комиссар. Миллер живо примолк, вспомнив, с кем дискутирует, – Если ты думаешь, что мне интересны причины, по которым ты тут выслуживаешься, то совсем плохо меня знаешь. Я признаю английскую литературу, люблю авто-журналы, а биографии невзрачных червей-правоведов, жрецов фемиды испокон веков считались безыдейной беллетристикой на уровне личных дневников безграмотных студенток, начатых с позапрошлой недели!
Джейкоб почувствовал трудность в общении с задержанным, на которую он, собственно, и рассчитывал, затевая диалог.
Зам:
– Так можно и задействовать у человека исступление. Но, кажется, этот орешек не колется вообще. Эпатажная выдержка…
Нач:
– Фернок, хоть и конкретно взбаламутил воду в свое время, чуть не подведя всю полицейскую систему города к краю бездонной пропасти, все же нельзя не признать, он был очень способным копом и, видимо, остался им…
Через минуту из комнаты выбежал расстроенный Миллер, кажется, потерявший всякую надежду “повесить” на допрошенного смерть четы Хейли. А когда у прокурора не получалось что-то, чему придавалось особенное значение, его настроение резко падало вниз…
Комиссар (начальник) попросил юриста объясниться.
– Что вы из него выудили?
Вышедший растерянно пожал плечами:
– Ничего узнать не удалось, сэр. Похоже, Фернок и вправду не в курсе…
Заместитель комиссара чуть не рассмеялся:
– Эмм, не понял, это все, хотите сказать? Куда запропастились ваши неуемные амбиции?
Миллер расставил все точки над “и”:
– Никуда – чем очень удивил начальника и его дорогого коллегу, – Вы мне что, предлагаете посадить невиновного?
Комиссар отрицательно покачал головой:
– Нет… С чего вы взяли?
Чуть вспылив, прокурор вскинул руки:
– Ну, и все тогда!
Избавившись от ненавистной семьи, похоронив дочь, попрощавшись с супругой, Крофтан появился в кабинете Миллера, чтобы кое-что предложить.
– Да, слушаю… – его подчиненный находился не в духе из-за “небольшой” накладочки с Ферноком и от того реагировал с задержками.
– Ну, как там, получилось что-нибудь? – не став дожидаться ответа, шеф продолжил, – Впрочем, без разницы. Упечь Фернока было чисто твоей инициативой, вот и напрягайся теперь…
Прокурор решил, пора бы выяснить у Крофтана цель его визита:
– Вы что-то хотели?
– Да-да! – ожил бесстыжий убийца, – Я зашел спросить, не жаждешь ли ты составить мне компанию? Вместе бы выпили…
Миллер немного засмущался:
– Компанию…
– Да не ломайся! – Беннетт громко хлопнул его по плечу, – Взгляни правде в глаза, ты же мне не чужой на самом деле, я тебя уже три года тащу…
“А почему бы и нет?” – призадумался Джейкоб.
– Давайте! У меня найдется время…
Шеф хлопнул вновь:
– Ха-ха! Я так и знал!
– Кстати… – прокурор зафиксировал резкую смену настроения у Крофтана, и посмел поинтересоваться, – У вас ничего чрезвычайного не стряслось?
– Ах, да, забыл сообщить… – втайне улыбнувшись, обманщик поправил галстук и выпрямил шею, – У меня дочь с женой скончались от…
– Что? – Миллера не обескуражила данная весть, – Вы говорили мне об этом неделю назад!
– Ах… – Крофтан сделал крохотную паузу, – Так тогда они умерли во сне – и выкрикнул уже в коридоре, – Вещий сон! Я позвоню тебе вечером, когда освобожусь!
Хозяин кабинета чуть взъерошил волосы, сбив естественную укладку.
– Да уж… – и, морально восстановившись после провального допроса, решил подискутировать с экс-комиссаром вне стен участка.
Фернок, уже переставший надеяться, что его навязанный собеседник поумнеет и даст право выговориться, повернулся к двери.
– На выход! – сказал дежурный полицейский.
Освобожденный отдалился от здания участка на несколько метров и, подойдя к проезжей части, столкнулся с Джейкобом Миллером, выкуривающим толстую сигару.
– Это принадлежало дяде! – крикнул он Ферноку, – Давненько не баловался его табачком…
Экс-комиссар тоже сделал вид, что никакого конфликта между ними не было:
– И как? Затягивает?
Прокурор ответил:
– Поначалу…
У Фернока появилась причина чувствовать себя победителем.
– Не верится, вы захотели со мной провести конструктивную беседу? Что же вас перенастроило? Погода?
Миллер и впрямь выглядел как-то встревожено, будто за пару часов с ним приключилось что-то сенсационное. Такое неуверенное лицо традиционно носят только глубоко закомплексованные бедняги, запутавшиеся в паутине сомнений.
– Отойдемте подальше, здесь я это обсуждать не намерен…
Экс-комиссар живо закидал его шутками:
– А, я, кажется, догадался. Замыслили посетить
бильярд-клуб? Или китайский ресторан?
По дороге в общественное заведение, наиболее подходящее для серьезной беседы, Миллер сознался в былой пристрастности и неспособности взглянуть на ситуацию под другим углом. Фернок пообещал не припоминать обид в случае дальнейшего союзничества. По прибытию в кафе, которое славилось богатым меню и дешевыми ценами, юрист принялся рассказывать о событиях, случавшихся в непростые периоды его карьеры.
– Количество проколов превысило все разумные пределы, и, казалось бы, отработанная стратегия показала себя намного менее эффективно, чем привлечение любого сысковика среднего калибра. Все, кому было не плевать на ситуацию, опасались резонанса…
Как всегда, советы экс-комиссара не обходились без примеси язвительного сарказма:
– Так стань разгильдяем, прекрати обращать внимание на рабочие проблемы и жизнь покажется легкой!
Джейкоб, растерявший большую часть своих сил, не понял эту сатиру:
– Смысл расшифруйте…
Фернок назло отказался:
– Прости, я не произношу одно и то же дважды – а затем напомнил юристу, – Ты, кажется, рвался со мной поговорить насчет убийства родителей пропавшей девушки…
– Да… – Миллер оттолкнул чашку с кофе, – Вы говорили про какую-то фотографию в телефоне, если меня не подводит память.
– А вы про появление убитой, якобы подозревавшей меня в похищении.
– Ну, и что теперь? – он несильно занервничал, – Кто первый начнет?
Фернок стремительно показал на него пальцем:
– Думаю, тот, кто накосячил, проведя параллель между мной и реальным убийцей, устроив цирк с завуалированным недодопросом, выглядящим, скорее, похвальной попыткой щенка загрызть льва.
Не собираясь спорить, Джейкоб свыкся с позицией отставного и “раскрыл карты”.
– Сотрудник, общавшийся со Стеллой, сказал, что заметил странность в поведении женщины.
– Какую? В чем она выражалась?
– Когда любящая мать с трудом пыталась убедить полицию, что вы причастны к похищению ее дочери, на глазах выступали слезы.
– То есть, ты считаешь, Стелла могла знать, что я невиновен?
– Пока это все на уровне гипотез. Но если напрямую, то вполне…
– Я вот тоже думаю, что в деле не все так чисто. Но мамочка заходила ко мне, правда, незадолго до…
– До своей смерти?
– Да.
– И что говорила?
– Да ничего. Мы просто обменялись нелюбезностями. Да и говорить бестия толком ни о чем не хотела, как мне почудилось.
Экс-комиссар чуть не забыл спросить у визави, как он оказался в том доме, а, основное, для чего пришел.
“Показавшись на месте убийства без сопровождающих взглядов, автоматически заносишься в список подозреваемых”
Миллер не скрывал, что обнаружил те капли крови на клетчатом полу первее “паранормального” Фернока, выпустив наружу свою бесхитростность и простоту.
– Теперь ваша очередь. Я ведь рассказал про замысел Стеллы…
Дождавшись десерта, экс-комиссар показал юристу SMS-ку, сообщив о несуществующем лучшем друге, повстречавшем Мэлори в аэропорту.
Фернок возвратился домой в забеганном, умаявшимся состоянии. Сил не хватило даже на душ.
– Не верю, что скоро бухнусь спать… – измотанный снял с себя всю одежду, неаккуратно кинув на сиденье в прихожей, не удосужившись воспользоваться вешалкой, и отправился в спальню, где его поджидали…
Три часа ночи.
– А! А! А! – крики и стоны в квартире под номером двадцать пять, не прекращающиеся на протяжении долгого времени, заставили соседей обратиться в полицию. Но результатов это никаких не принесло – беспокойство продолжалось, а ленные копы, подъезжая к дому, через пять минут сваливали.
Эсмонд перенес такую адскую боль, при которой многие бы другие отдали б концы: и головку мешком закрывали, и вставляли иглы неглубоко под ногти, и, не контролируя силу удара, били в живот. Это стремление на уровне организма – пережить пытки.
Кроме того, Миллер, распоряжающийся в чужой квартире, как в собственной, настойчиво порекомендовал включить громкую музыку для усиления психологических мучений.
– До утра с ним повозимся… – произнес прокурор с ярко выраженным пренебрежением, – А потом, если не расколется, оставим в покое. Но его жизнь все равно не будет прежней, поскольку совесть не даст залечиться…
– Так ведь, мистер Фернок? – нагнулся юрист, – Вы же очень добрый, верно?
Стараясь наладить дыхалку, жертва физ. насилия говорила тихо-тихо, но слышно:
– Глядишь, малыш Джейкоб, тебе до следующей зарплаты осталось недолго, а, пряча потрепанное портмоне, подарок от жены на прошлом юбилее, начинаешь казаться скрытным горемыкой, которого понизили в звании за непрофессионально проведенный допрос! – поддев обидчика, Фернок прислонился правой щекой к батарее в углу комнаты, дополз еле-еле…
Миллера интересовала уже не Стелла, так как он понял, что бывший коп, скорее всего, непричастен к убийству Хейли.
Не-е-е-т. Его волновало кое-что другое.
– Гейб Моралес… – вот, что – Как-то все вышло очень фантастично, не находишь?
Пропустив сие мимо ушей от приглушающего чувства болевого зуда, экс-комиссар расторопно перевернулся на спину, чтобы не упустить из виду мелькающую самодовольную физиономию прокурорского:
– Чего ты несешь там?
– Сначала пропадают несколько парней одного возраста, ну, примерно одного… – Джейкоб вспомнил давнишний
тет-а-тетик с Дрю Вэйлондом, – Тот коп, не помню имя, сдает тебя мне, а затем сам умирает! Скажешь, совпадение?
– Не знаю… – Фернок сплюнул кровь, – Да и мне все равно. Делай, что хочешь, только не…
– Зря спешишь! – напомнил Миллер, – У нас впереди еще вся ночка! – выйдя из комнаты, врубил звук магнитофона на полную мощь…
Семья окружного прокурора жила в районе малой Сицилии и была хорошо обеспеченной. Сыну Джейкоба, маленькому Гилберту, вот-вот стукнет полных шесть лет. Ни в чем не нуждаясь, ребенок рос в ласке и тепле, собирался в следующем году поступить в частное школьное учреждение.
Приходя домой, Джейкоб не забивал всю голову пищей, так как ел достаточно мало и, в основном, это были продукты, обогащенные клетчаткой, витаминами и микроэлементами, пригодные для вегетарианского питания. За кулинарную избирательность он благодарил мать, временно проживающую в Калифорнии, приучившую сына к исключительно здоровому образу жизни, который сделал его весьма сильным и выносливым.
– Как дела? – зная об усталости любимого, супруга старалась оставаться ненавязчивой и немногословной, ласково задавая стандартные вопросы, – Ничего страшного, надеюсь?
Джейкоб с еле скрываемой конфузностью обманывал жену:
– Да нет, из-за чего ты так подумала?
Забыв помыть руки, он “спалил контору”: ставя тарелку на стол, женщина заметила ссадины на костяшках пальцев и пятна крови на рукавах рубахи.
Не предугадав реакцию суженого, взволнованная кинулась расспрашивать:
– Что это? Ты с кем-то подрался?
Миллер не хотел об этом говорить. Не хотел настолько сильно, что, не притронувшись к ужину, вышел из-за стола, мрачно поблагодарив за внимание.
– Ну-ну, спасибо тебе за радушие, поел, называется!
Джейкоб закурил на улице дядину сигару… Он делал это очень редко, но сейчас из-за внутренних инквизиций не мог обойтись без табака. Хотелось пересмотреть ориентиры и
что-то изменить…
Стоя у подъезда родного дома, стараясь припомнить
что-нибудь важное, но случайно забытое, юрист решил проведать Фернока. На эту неоригинальную идею его подтолкнула замеченная супругой кровь.
Через полчаса прокурор был уже на месте. Экс-коп, как ни в чем не бывало, храпел на полу, несмотря на врубленный
панк-рок. Полицейские копались в найденных на кухне журналах.
– Хм, надо же! – изумился Миллер, – Спит… – и приказал находящимся в комнате выключить чертову музыку, чтобы позволить другим жильцам спокойно встретить рассвет, – Можете ехать. Я еще побуду, подожду, когда проснется и поговорю с ним!
