Текст книги "Фернок 2 (СИ)"
Автор книги: Евгений Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
Начал проверку с первого этажа. Еще раз пройдя мимо трупа Загса, он…
– Ой… – криво сморщился, показывая отвращение.
Пооткрывал ящики столов, проверил все в комодах. Совершенно ничего не нашел, кроме завалявшейся неиспользованной бумаги и вонючих грибов. Жилище будто предназначалось лишь для их хранения.
На втором этаже также – разворошил все, устроил дичайшее запустение. Зайдя в ванную, проверил душевую трубку.
“Мало ли негр запихал туда кокс” – нулевой результат.
Сунул нос в сливной бачок унитаза.
“Или сюда” – аналогично.
Прошла еще четверть часа.
– Ничего… – Блейк уже не был так уверен, что преступник держал самый опасный наркотик именно у себя дома. Да и глупо это, посчитал он, нелогично…
“Переходим к плану B”
Осталось только послушаться Тигра и устроить поджог, дабы убедиться, что если Картронд, действительно, хранится в самом потаенном местечке коттеджа, в какой-то незаметной щели, то он будет уничтожен.
Бёрджесс смог уговорить шефа назвать ему причину столь внезапного освобождения Загса. Объяснения ему понравились – подержать подозреваемого в наркоторговле и рэкете на дистанции, установить за ним прослушку и в случае подтверждения его виновности арестовать, предъявив доказательства. Из уважения к подчиненному комиссар даже озвучил адрес, который тут же был тайно передан Ферноку.
Подъехав к коттеджу Демона Картронда, экс-полицейский (Вилмар доверил ему свою машину) наткнулся на бригаду пожарных. Пламя, возгоревшись с новой силой, подкинуло работягам немало хлопот: попытки затушить или хотя бы ослабить натиск огня продолжительное время не увенчивались успехом.
– Ну, слава небесам, услышавшим просьбу души. Неужто нашелся кое-кто не в меру сообразительный и выполнил эту грязную работу за меня?
Желая остаться незамеченным, Фернок начал потихоньку разворачиваться.
…
Фуллер Харрис, один из некогда самых востребованных хирургов в мире, обладатель премиального Нобеля, все чаще задумывался об уходе на заслуженную пенсию. Причин была уйма: здоровье подводило, накапливалась общая усталость, физическая и духовная. Шестьдесят шесть – идеальный возраст для завершения карьеры.
Но кое-что очень сильно беспокоило опытного врача, так сильно, что пока он не смел покидать свое кресло. И думал об этом днями-ночами, прикладывая руку к лицу, заходясь ознобной дрожью при мысли о губительной стороне человеческой трусости.
“Я стольким помог, что не счесть, а скольким навредил? Хоть и не специально, да, но прояви я мужественность, все было б иначе. А так ли еще поздно? – он заставлялся сделать то, что мог давно, но по каким-то известным лишь ему одному причинам не сделал, -
И если нет, если врачебные ошибки поддаются исправлению, то, стало быть, пора – пора встать, пора позвонить и все сказать – раньше, ближе к молодости, мистер Харрис признавал важность репутации, но со временем до него донесся капризный призыв поменять приоритеты, – Гиппократ, прости, что предал я тебя. Видят небеса, так получилось”
– Вызывали? –приняв в кабинете секретаршу, врач попросил ее принести стопку телефонных книжек, завалявшуюся в закрытом кабинете на первом этаже, где он раньше сидел (в данный момент помещение готовилось к ремонту).
– Да, Карен, если имеются время и желание, прошу тебя, дорогая, помоги мне.
– Бросьте, всегда к вашим услугам – сказала приветливая девушка.
– Немного поройся в моих блокнотиках и записных книжонках, а лучше… – для существенного облегчения задачи док маленько изменил свою просьбу, – Лучше принеси их сюда. Я сам все найду! – а когда та ушла, сказал в мыслях:
“Она просто чудо. Что бы я делал без нее – понятия не имею. Но, беря во внимание ноющую боль в спинном отделе, сильно усложняющую мое существование, вряд ли бы плясал от счастья”
Секретарша вернулась через пятнадцать минут с пакетом, полным телефонных книжек и блокнотов. Кинув его на стол Харриса, она подмигнула и незамедлительно удалилась. Врач принялся рыться…
“Самое время засунуть гордость куда подальше и
попытаться все исправить, отрегулировать механизм справедливости, вернув базовые настройки, чтобы негодяи отвечали за свои поступки, как раньше, а такие эскулапы, как я, тепло пригретые грязными деньгами, знали цену совести”
Держа перед носом старую книжоночку, малость отсыревшую, с обкусанными краями, покрытую то ли плесенью, то ли чем-то подобным, пластический хирург стал зрительно искать нужный номер, опускаясь глазами вниз по столбику. Бросить это дело не мог, поскольку оно было шансом на искупление.
“Самое время…”
Закончив войну с наркоторговлей, убедившись в кончине последнего распространителя (хотя, предполагалось, что таких уже десятки), Эсмонд Фернок вернулся к Миллерам и, усевшись на свой любимый диван, признался подруге:
– Я хочу просто пожить, тихо, спокойно, в общем, так, как не жил, наверное, никогда после трагичного ухода родителей – озвучил свою старинную мечту, – Ведь хорошие люди не ищут опасных приключений, никуда не лезут. А я… – с необходимым перерывом, – Если не игнорировать правду, то давно стараюсь быть положительным. Вот только получается что-то не очень, потому что лезу…
Повернувшись к открытой для подобных разговоров Кайлен, спросил:
– Скажи, как много нам нужно для счастья?
– Ну… – миссис Миллер отвечала медленно, так как с раннего утра, устав стоять у плиты, хотела спать, – Все зависит от конкретного человека, от его характера, от позиции…
– Мне на самом деле ничего такого и не надо – признался Фернок, – Просто и малого-то приобрести не могу. Видишь, как получается? Мы наглецы уже только из-за того, что просим крохи…
Женщине ничего не оставалось, как согласиться. Спорить не могла, поскольку часто, особенно в последнее время, чувствовала нечто идентичное, нечто, что целиком подходило под данное описание.
– Нас проверяют специально… – она являлась преданно верующей и почти каждое горе, выпавшее на ее долю, старалась воспринимать как божеское испытание, – Тестируют…
Экс-комиссар хотел бы прокомментировать сию метафору, немного вытеснившую первоначальное значение слова “текст”, но воздержался. Ограничился вопросом:
– Зачем? Твоя версия…
Ответ, отнюдь, не застал себя долго ждать:
– Я, кажется, вижу правду. Это – проверка наших светлых качеств. Лишь боль и страдания определяют, достойны ли мы войти в рай.
“Рай? – подумал Фернок, – Если такое место, действительно, существует где-то там, далеко над нами, то меня сто процентов туда не пропустят. Можно даже не мечтать” – и без вздохов, без выдохов, которые вполне были бы уместны при нынешней обстановке, вымолвил спокойное:
– Понятно… – и, надумав чуток подремать, повернулся лицом к стенке. Хозяйка ушла на кухню, чтобы не беспокоить его.
Тем временем…
Держа двумя пальцами начатую сигарету, Дэвид Блейк неохотно подносил ее ко рту. Среднепереносимая боль в затылочной области и шее сопутствовала самым ужасным из воспоминаний – моментам совершения тяжких убийств.
Взбесившись, буквально впав в ярость, потеряв контроль над собой, Блейк затащил хозяина в комнату с ванной и раковиной, заблаговременно обмотав скотчем руки. Зверь, в которого превратился самый терпеливый житель Мракан-сити, не умел щадить и всегда очень творчески подходил к вопросу пыток: какие-то части тела резал, какие-то не трогал, какие-то ломал, принося беспомощной жертве море страдальческого послевкусия, питаясь ее муками.
– Ты думал, справедливость обойдет тебя стороной? Думал, оно не имеет зрения, не имеет глаз?
Чатман уже начинал понимать, за что попался…
– Ты очень ошибался насчет справедливости…
– Мда… – когда Блейк почувствовал, что табак не помогает забыть эти флешбэки, гнойные отрывки, он без сожалений затушил сигаретку о ладонь. Боль была быстропроходящей и гораздо менее тяжкой, чем та, которая разгорелась внутри. В самом Блейке. Вместо того, чтобы пойти на компромисс, она разозлилась еще пуще.
Через пять минут ванная комната выглядела совсем как новая: сильно похудевшее, брошенное в угол тело Чатмана.
“Это – жесть” – подумал курильщик. Но боль, привлекшая на свою сторону чувство безвыходности, не поутихла и после осознания, будто обладала незаурядным интеллектом, могла похвастаться собственной стратегией и умела мастеровито играть в шахматы.
– Хорошо-хорошо, только кое о чем расскажу, вы не против? Видите ли, я уже прервал вашу сделку, вчера, когда взорвал мост. Дело осталось за малым…
Дэвид вспомнил подходящий прием: цепко схватил за рукав халата, потянул на себя, затем резко оттолкнул в сторону перил. В меньшей степени стойкий и крепкий, Загс потерял равновесие. Не справившись с весом своего тела, преступник отлетел назад и… сломались ненадежные перила.
Незваный гость глянул вниз.
– Ой…
Если сказать этой боли “шах и мат”, она распознает в данном действии блеф и сделает ответный ход.
Блейк полушепотом:
– А почему бы и нет?
“ Почему бы не выполнить задание? ”
Коснувшись кнопки, его пальцы не дернулись…
В то же мгновение участников сделки накрыло камнями. Кто-то погиб от взрыва, кто-то – от шока, а кого-то завалило рухнувшей крышей закрытой стоянки.
– Не хочется курить, пропал аппетит, значит… – у Ворона осталась лишь одна попытка заглушить боль. “Попытка”, которая лежала на верхней полке холодильного аж с позавчерашнего дня и смиренно ждала своего часа.
“Нужно выпить”
Распахнув дверцу, Дэвид погрузил свою руку поглубже, вслепую ища холодную бутылку. Найдя ее, он несказанно обрадовался.
Снова уселся за стол, взял кружку на триста миллилитров, налил в него…
“Эх, давно хотел – жадно облизнувшись, вцепился в нее губами, но… – Стоп, я ведь мечтал завязать с вечерним баловством. Как же так?” – вовремя одумался.
Эта бутылка, на четверть опустевшая, и еще несколько припрятанных на черный день, угадили в мусорное ведро. После этого достойного уважения поступка бывший алкоголик дал себе обет:
“Больше никогда”
Доктор Фуллер Харрис все утро простоял на улице, возле входа в подъезд своего дома. Проходящие мимо, соседи-друзья-знакомые, видели по взволнованному выражению лица хирурга, что он кого-то ждет и, скорее всего, сильно беспокоится о предстоящей встрече. Кроме нее, озабоченного также тревожила и скверная погода.
“Сколько еще продержусь тут? Пока не промокну до
последней нити? А вернусь с жутким насморком и завтра не смогу выйти на чертову работу?”
Идеально было б без ветра, без мелко накрапывающего предлетнего дождя…
Прошло больше получаса, прежде чем человек, которого дожидался хирург, появился на условленном месте вблизи детского театра: из остановившегося у тротуара такси вышла Мэлори Хейли, тоже порядком промокшая. Она быстренько расплатилась с водителем и, взяв с сиденья коричневую кожаную сумку, выдавила еле слышное “спасибки”.
Заметив негодование мистера Харриса, девушка стала втайне винить себя за опоздание.
– Извиняюсь, но на нашем городе, видимо, висит проклятье бесконечных пробок…
– Как и на всех – самыми гораздыми на рассуждения о джентльменском подходе считались, считаются и будут считаться англичане. А Харрис – джентльмен с большой буквы, и, к слову, тоже британец, – Вы не переживайте так за меня. Вам своих забот хватает. Я все понимаю…
– Если хотите – можете накрыться – Мэлори предложила собеседнику зонт, но тот, неспособный принять такой подарок от женщины, отказался:
– А вы будете мокнуть? Нет уж, незачем…
Дождь не перестал бить по оконным козырькам, а стократно усилился, как и ветер. Тучи сгустились, сделав небеса черными, превратив Мракан в сущий мрак.
– Хейли, вас прислал Вахид? – предположил доктор, – Признайтесь, сейчас не лучшее время, чтобы что-то скрывать…
Девушка сказала:
– Мой друг из Повелителей Смерти дал ваш адрес, назвав вас хранителем секретов моего отца.
Получив страстно ожидаемое объяснение, которое эскулап хотел из нее вытянуть с первой секунды их разговора, он спрятал язык и свел глаза к переносице:
– Да, ваш отец… – нерегулярные интервалы между словами и невнятность речи являлись причиной совокупности возраста и внутреннего напряжения, – Настоящий дьявол, люцифер! Простите за грубость, но, боюсь, менее оскорбительного синонима не подобрать…
– Дьявол? – Мэлори не обиделась за этот ярлык, – Надеюсь, вы образно…?
Харрис разошелся, застучав поношенными башмаками по намокшему асфальту, обрызгивая джинсы девушки:
– Да я тоже на это когда-то надеялся, пока не понял, что все
мои инфернальные опасения подтвердились! – и у него была причина так себя вести, так несвойственно достойныйскому бритту, преданному поклоннику Томаса Майна Рида, – Эти аморальные эксперименты с изменением внешности и сущности, с подменой личности – худшее, что мог придумать хомо сапиенс!
У Мэлори тоже все внутри перевернулось. Как и у него. Их роднило негативное одинаково критическое отношение к промыслам ордена.
– Так почему вы сразу все не прикрыли? Хотели денег? Славы? Или просто боялись за свою шкуру?
Но если девушка, никогда не принимавшая участие в проекте “клон”, с переменным успехом подавляла выходящие наружу презрительные эмоции, то Фуллер, некогда приложивший к этому злу свою “золотую руку”, очевидно, чувствующий бесконечную вину, не мог остановиться:
– Я не подонок какой-нибудь, не подумайте! Просто я был зелен и глуп еще, наверное, слишком юн, чтобы оценить степень греховности амбиций Виктора и прочих кровопийц, считающих себя богами…
Хейли озвучила умную мысль:
– Степень угрызений зависит от их запоздалости…
И док согласился:
– В точку! Похоже, я признал, что играл не за тех, слишком поздно. Прошу попытаться понять меня.
– Ладно… – чтобы не растрогаться, Мэлори нарочно повысила тон, – Но мы планировали обсудить другое!
Хирург оперативно промотал в голове слова девушки:
“Степень угрызений зависит от их запоздалости” – и, опомнившись, перешел к основной теме:
– Да-да, простите. Ну, я готов выслушать…
Мэлори обрадовалось, что Фуллер, наконец, собрался, и начала обо всем по порядку:
– Вахид поделился со мной почтовым ящиком руководителя центра под названием Борьба с обреченностью. Я
незамедлительно отправила на имейл электронный документ со значком, похожим на штрих-код. Это – номер одного из бывших подопытных, чью внешность изменили против его воли…
– Мисс… – доктор сжал зубы, – Понимаете, я ведь несколько лет назад добровольно сошел с места управляющего и, соответственно, имею весьма посредственное отношение к происходящей вакханалии...
Хейли была очень проницательна:
– Так, все! Не утруждайтесь. Я знаю, когда человек со мной неоткровенен…
Харрис подумал про себя:
“Словно чародейка” – и, поняв, что обмануть не получится,
раскололся, как грецкий орех:
– Хорошо. Вы готовы услышать правду? Сразу предупреждаю, вам она не понравится, а вашему другу, или кем вам приходится бывший участник проекта, подавно… – и через мгновенье добавил, – Более того, она может его убить.
– Боже… – Мэлори боялась такой истины. Прижав ладонь к груди, выказала глубочайшее соболезнование, – Я не знала, что все так ужасно…
– Ничего-ничего – приговаривал хирург, – Вы просто не хотели думать о последствиях…
– Вы считаете, можно вот так просто взять, вырвать человека из одной жизни и переместить в другую, а потом рассказать, что случилось, не навредив его психике? Да знаете, что с ним будет, если он это сейчас узнает?
– Парень сгинет! Покончит с собой, либо запьет, утратит интерес к жизни и сойдет с ума… Вариантов – масса, но беда в том, что нет ни одного утешительного! – эмоции били через край, – Стоит признать, иногда правда недостаточно хороша. Порой люди заслуживают большего…
Дочь Рока не могла, а, точнее, не хотела, отказывалась верить в прогноз доктора:
– Но ложь – не выход. Может, все обойдется?
Тот настойчиво стоял на своем, в упор не видя альтернатив:
– Вы сами-то слышите себя? – потому что в прошлом не единожды имел дело с приступами суицидальных истерик среди экс-подопытных, которые в один роковой день узнали от своих близких или друзей, что они – не они, и, как никто другой, понимал степень риска, очень высокую степень, – Мне кажется, нет…
Мэлори давала себе отсчет, что ведет дискуссию с экспертом, однако, данный факт не мешал ей надеяться на лучшее.
– Я не могу иначе… – призналась она, – Вдруг у него есть семья, люди, которые его любят, ждут, оплакивают…
– Прошу, не заставляйте… – Фуллер взгрустнул, – Не заставляйте меня ненавидеть себя еще больше. Хватит… – и чуть не заплакал, – Не смейте ничего говорить своему другу. Я запрещаю вам!
Догадавшись, что собеседник отныне будет только раздражаться и уговаривать держать прошлое товарища в секрете, девушка отвернулась, отошла от него на три метра и тоже выразила грусть.
– Ну, почему так все происходит. Эти люди ни в чем не виноваты…
Доктор, который пекся о нынешнем моральном состоянии Мэлори гораздо сильнее, чем об ее отношении к нему, осмелился к ней подойти и приобнять.
– Мне очень-очень и просто безумно жаль, что вы слышите от чужого, фактически постороннего человека подобные малоприятные слова, но… – он пытался одновременно совместить ненависть к Виктору и уважение к его дочери, – Со мной многие будут солидарны, лучше вообще быть без родителей, чем иметь такого отца. Это ни в коем случае не оскорбление, а – правда, которую вы, помнится, цените превыше всего…
Вместо того, чтобы выйти из себя, закричать “это не так” и начать спорить, как-то ругаться, брюнетка с ним только согласилась:
– Я знаю…
Ничего больше не говоря, не обсуждая, они простояли в обнимку несколько минут (за это время дождь порадовал горожан уходом). Затем их силуэт распался на две половинки: мужчина пошел в одну сторону, женщина – в другую.
Глава двадцать вторая. “Переломный момент”
С покупки последней бутылки прошла немного немало неделя с хвостиком. С тех пор Блейк держался и… был счастлив. Он надеялся обойтись без специалиста, побороть этот порок самостоятельно.
– Я рад, когда у меня что-то получается…
Друзья не звонили вот уже несколько дней, никаких просьб не поступало, поэтому, дабы не терять время даром, фатуммен решил чем-нибудь занять себя на ближайшие два дня и затеял генеральную уборку квартиры: мыл полы, старательно отдраивал ржавчину, протирал пылюгу, скопившуюся на полках шкафов…
“Обожаю наводить чистоту в собственном доме, это – самая настоящая идиллия”
В перерывах Дэвид брался за книгу – триллер от японского писателя Харуки Мураками “Страна Чудес без Тормозов и Конец Света” и лениво почитывал.
“Уборщика” потревожили, когда он взялся за утюг, собрал пирамиду мятого белья, только-только приступил к глажке.
– Але.
Ему позвонил Тигр
Из трубки донеслось:
– Как настроение, дружище?
– Да ничего, вроде. С утра вот встал, решил немного подубраться. Делать-то все равно нечего…
– Это как сказать…
– Ты что-то хотел?
– Мэлори заходила к тебе домой вчера вечером, когда ты болтался с какими-то придурками. Ну, ты должен помнить, как месяц назад отдал в наше распоряжение запасные ключи от своего жилья.
– Так, и?
Следующее азиат произнес с тяжелым вздохом:
– Она оставила записку – и перед тем, как отключиться, предупредил, – Крепись, брат. Тебе вскоре понадобятся силы. Очень много сил…
Услышав короткие гудки, Блейк несколько оторопел:
“Хм, а его голосок показался мне невеселым… Но с чего бы?’.
В одной из комнат хозяин обнаружил на великолепно выполненном деревянном столике конверт. В нем прятался тетрадный листочек с изящно загнутыми уголками. Прежде чем вскрыть его, осмотрительный Дэвид прочел надпись, оставленную гелиевой ручкой: SORRY (прости).
“???” – Блейка заинтриговал факт предварительного извинения от Мэлори, которая часто показывала себя упрямой, капризной и неспособной идти на компромиссы.
Inside – the truth. If you opened the envelope, your life will turn over (Внутри – правда. Если откроешь конверт, твоя жизнь перевернется).
– Хм… – интуиция “нашептала”, что перед ним не что иное, как сдержанное обещание, которое девушка дала ему еще в Китае.
– Видишь ли, иногда я забываю, кто я. Такие случаи участились. Будто одно заслоняет другое. Но ответа не найти, потому что его… просто нет!
Блейк говорил , как параноик. Чертовски трудно было распознать, специально или искренне выкладывая чувства.
– Ты четче сформулировать можешь? – Мэлори попыталась сделать свой взгляд максимально сострадательным.
Друг сказал прямо:
– Мне нужно, чтобы ты помогла мне узнать, кто я или что – выкрикнув, – И не надо только говорить мне, что я псих!
Затем напомнил в очередной раз:
– К тому же ты очень должна мне! Ради того, чтобы спасти нас, я загубил немереное количество жизней. И теперь мне предстоит гореть…
Девушка напрягла внимание.
– Не надо. Ты сберег и свою жизнь в том числе…
От этого Ворон вскипел еще больше:
– Да не нужна мне такая жизнь! Не нужна! – из его рта стали вылетать слюнные брызги, лицо налилось тяжелым красным цветом, – Жизнь, хозяином которой ты не являешься, потому что тупо не знаешь, кто ты! И я бы с радостью… – запыхавшись от психоза, он присел на стул, – Я бы с радостью распрощался с грузом…
“Трудно считать себя частью общественной пирамиды, не замечая, как течет время”
Мэлори, не бессердечная, отзывчивая, пообещала:
– Настанет облегчение – боль пройдет. А я… мне нужно
что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Когда у тебя это началось?
Блейк решил рассказать о том, как умер…
– К черту догадки! – Блейк уверенно изъял листок и опасливо пробежал глазами по тексту…
В письме был указан адрес: Финансовый район, дом номер десять, кабинет семь. Офис филиала “Борьба с обреченностью”. Кларк Кингман. А также совет, оставленный девушкой, умещенный в одно предложение.
Before going, get drunk better (перед тем как идти, лучше напейся).
– Нет уж… – сказал Дэвид.
Как бы сильно он не хотел забить на это дело, как бы ни старался, внутри давал отсчет, что лучше все узнать сейчас, чем ждать, когда истина сама постучится и разочарует еще сильнее. К тому же экс-полицейскому до жути хотелось выяснить, как его “вернули к жизни”.
Через час.
Блейк явился по адресу. Это было небогатое невзрачное здание, полностью оправдывающее звание “серой пятиэтажки”. Пройдясь по коридору, где черный ламинат неплохо сочетался с цветом дверей, а в каком-то офисе играл классический джаз, мужчина остановился у кабинета с табличкой “Kingman”.
“Фамилия доктора… – подметил Блейк, – Судя по ней, это какой-то англичанин с северо-западным акцентом, наверное” – и негромко стукнул в дверь костяшками пальцев. Определив по звукам, что внутри кто-то есть, спросил:
– Можно ли зайти к вам?
И получил в ответ отчетливое:
– Можно! Проходите…
– Ага… – посетитель плавным движением повернул ручку и приоткрыл…
Постучалец хотел поприветствовать, но гостеприимный врач его опередил:
– Здравствуйте! – и, не позволив вошедшему ответить взаимным уважением, бросил недовольный взгляд, – Скажите, вы пили?
Недолго думая, Блейк произнес:
– Нет – и через секунду нахмурил брови, – А что? Нужно было?
Владелец кабинета воскликнул:
– Вообще-то да! И ваша подруга, или кем вам там приходится мисс Хейли, должна была передать!
– Передала… – спокойным голосом молвил “сэр” Блейк, – Но я в завязке. Опасаюсь сорваться. Потом просто может и не удастся снова себя ограничить…
Кингман оказался книголюбом и философом в одном флаконе:
– Я сейчас скажу вам одну заумную мысль, а потом перейдем к вашей болячке. Когда книгу читают или пишут, то все, что в ней написано, представляют/воображают, и у каждого человека они разные, понимаете? Потому и получается, что каждый читатель одной книги смотрит абсолютно разные фильмы. Но это неправильно, это – неисправимый дефект сознания большинства. Сознания массы. Как читатель будет представлять моменты книги, зависит от множества факторов, от цвета листов, от размера шрифта, от шрифта и цвета шрифта – врач упорно ассоциировал то, что говорил, с ситуацией, сложившейся у Блейка, – Например: когда человек берет в руки старую книгу, листы которой уже жёлтые, то и представления его о ней соответствующее. Он воображает серый мир, поэтому, когда он читает такие книги, ему просто становится скучно, потому как зрение в первую очередь обращает внимание на обложку, а только потом на содержание. Это – особенность восприятия, порождающая поверхностное суждение, присущая большинству: если в книге не будет захватывающих моментов, да и от тех впечатление подпортит блеклая обложка, читатель вообще ее выбросит. Но отлично сочетаются печатные издания, персонажи которых живут на природе, с зелёным цветом…
Блейк потупил взгляд:
– Простите, рискую показаться глупым, но, если честно, не смог до конца вникнуть – и посоветовал доку, – Вы бы чуть подсократили набор образных сравнений для лучшего понимания…
Считая, что человеческий мозг в состоянии самостоятельно генерировать ответы, создавать варианты, доктор любил всё самое труднопереваримое.
– Ничего не нужно сокращать. Пройдет время, вы вспомните и все поймете…
– Итак… – хирург, а именно такую должность занимал рассудительный Кингман, убрал с дивана большую стопку толстых папок и попросил Блейка присесть, – Напомню, вас предупреждали заранее. От того, что я вам сейчас расскажу, желание выпить возникнет само по себе, а, может, и расхочется жить – а сам пододвинул деревянное кресло из угла офиса, – Готовы к перевороту?
Вдруг дверь открылась и к ним зашел мужчина, китаец, которому навскидку можно было дать тридцать-тридцать пять…
– Кто это? – спросил волнующийся гость, – Мм?
– Доктор Лэрд – ответил Кингман, – Мой бывший стажер, между прочим. Очень способный человек. Идет по головам…
– Так! – Блейк больше не мог терпеть, – Рад за вашего стажера, но давайте ближе к сути. Что со мной не так?
Доктор шепотом прочел молитву, прежде чем ответить.
– Да все так, вот только…
Гость даже пододвинулся к нему:
– Ну, говорите.
И прозвучало перевернувшее жизнь:
– Вы не Дэвид Блейк.
– К-к-как?
Сначала экс-коп (как оказалось, не совсем) посчитал это неудачной шуткой, бредом, сном…
– То есть? – прошло несколько мгновений, его губы задрожали. О чем это могло говорить? Только о том, что он потихоньку начинал верить в услышанное, – То есть, как не я?
Не дождавшись словесного подтверждения, коварного повтора, “Красный Спаун” подошел к подоконнику, посмотрел в узкое окошко.
Доктор Лэрд, осведомленный о его проблеме, который сам с превеликим трудом поверил в успешное “клонирование”, незримо, но глубоко посочувствовал. Он, более молодой, чем его наставник Кингман, рассказал лжеБлейку, что с ним сотворили:
– Дэвид был полицейским, пребывающим в серьезном запое, причиной которого, предположительно, послужил конфликт с шефом – рассказывая с огорчением, извинительным тоном, Лэрд старался говорить как можно тише, – Затем парень погиб. Его обгоревшие разлагающиеся останки нескоро нашли на уничтоженном заводе в Сан-Вэстронд. А через сутки после их обнаружения, как принято в подобных случаях, состоялись повторные похороны с полным комплектом родственников и друзей…
Где-то в мыслях:
“Сердце… Почему оно стучит? Потому что помню, как меня… ой, то есть, другого человека убили? Что способствует биению?”
Крюгер поднял Дэвида вверх, и еще глубже пристроил свои лезвия, потихоньку прорезающие путь на поверхность через спину умирающего.
– Как тебе это, а? Правда, незаменимо приятно, когда кто-то невыносимо гадкий копается в твоих внутренностях? Ответь мне...
Блейк плюнул своему губителю в лицо. Это все, на что хватило силенок...
– Пока!
Крюгер выбросил изрядно похудевшего Блейка за ограждение. Тот в полете четырежды стукнулся головой и, неудачно приземлившись, повредил спину.
– Прошу не тянуть, предъявите доказательства… – лжеДэвид, чья душа категорически отторгла смиренство, под действием рефлекса дотронулся до своих щек. Непроизвольное дыхательное движение, состоящее из глубокого медленного вдоха и последующего быстрого выдоха, называемое зевотой, временно вернуло дар речи, – Как вы можете убедить меня, что я – кто-то другой? – одержимый стремлением докопаться до истины, он был готов себя мучить, добровольно “падать на иглы”.
Кингман избавил Лэрда от нужды заниматься дальнейшим разъяснением, взяв на себя ответственность за моральное состояние бывшего подопытного.
– Это легко доказать! Достаточно только обратить внимание на возраст, на гладкость кожи…
ЛжеДэвид снова потрогал щеку:
– А что с ними? Вроде, все в порядке…
– Ничего! – хирург был уже не так печален, но и не весел. Его настроение неугрожающе балансировало между “ужасно” и “сойдет”, между грустью и поддельным оптимизмом, -
Подумайте, человек, чьим двойником вы являетесь, скончался в две тысячи одиннадцатом. Мне кажется, будь вы настоящим Блейком, то давно бы уже постарели!
Лэрд помог своему более старшему товарищу, дополнив:
– Да, если человек не подходит возрастом к тому, с кого собираются копировать внешность, значит, эксперимент заранее обречен на провал. Полицейскому было двадцать девять, когда он умер.
Кингман подтвердил:
– Двадцать девять, а вам тридцать один! Нет ощутимой разницы…
– И еще… – помощник хирурга предоставил клону фотографию погибшего. На ней настоящий Блейк держал в руке именную банку колы и улыбался, – Обратите внимание на родинку с левой стороны носа, которой у вас нет. Также нам удалось назначить встречу и пообщаться с некоторыми близкими копа, они утверждали, похожая у бедняги находилась на задней части шеи…
ЛжеДэвид проверил оба места – коснулся переносицы, потрогал затылок, опустился чуть ниже… Ничего не нащупав,
произнес с обречением:
– Мда… – и дрожащая рука выронила фотку.
Когда врачи поняли, что все, довольно с доказательствами, они позволили человеку, потерявшему свою предыдущую жизнь, побыть в молчании.
Он воспользовался их добротой, тихо пропев самосочиненное стихотворение:
– Внутри все замерло́, фиг расшевелишь.
Покрылось инеем густым, который не убрать.
В тебе зажило зло, ему не разлететься.
Расправься с наледью, чтоб снова теплым стать.
Устав стоять, почувствовав прилив мышечной слабости и дрожи в нижних конечностях, клон (так называют людей, принявших невольное участие в проекте) с позволения хирурга снова присел на диван. Но уже совершенно другим человеком – с отчужденным взглядом, плотно сжатыми губами и проницательными карими глазами, прикрытыми нервно подергивающимися веками.
С тоской вспомнив о некупленном кофе, Лэрд удалился из кабинета и спустился к торговому автомату, располагающемуся на втором этаже.
– То, что с вами сотворили эти нелюди – чудовищнейшее преступление почище насильственного лишения жизни! – Кингман был рад возможности эмоционально высказать свое, мягко говоря, нелестное мнение о нынешнем руководстве центра хирургии, – За такое нужно не сажать! За такое нужно убивать, не говоря худого слова.
