Текст книги "Фернок 2 (СИ)"
Автор книги: Евгений Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)
Романтик намекнул глазным жестом, что сейчас от него стоит ожидать решительных действий. Не вставая с кровати, усыпанной бардовыми лепестками (их Мэл так и не заметила), девушка замерла. В таком неподвижном состоянии она пробыла почти минуту, стараясь смаковать каждый миг наслаждения, ловя себя на мысли, что подобное происходит лишь раз и пережить это нужно достойно, так, чтобы полученных эмоций хватило на остаток дней, чтобы потом не жалеть. Боясь пошатнуть иллюзию, боясь каданса, боясь пошевельнуться…
Надышавшись после длиннющего перерыва, Мэлори спросила:
– Опасаешься изменений?
Эсмонд ответил “как на духу”:
– Мне дорог ритм… – и, потревожив карман, достал коробочку. В отличие от большинства, кому когда-то приходилось делать предложение, его рука нисколько не дрожала. Он был самоуверен, как никогда, ни капли не волновался, – Но я также даю себе отчет, эволюционному процессу нужны предпосылки. Вечность не живет по одной формуле.
Коробочка открылась.
– Держи. Это тебе…
Оценив взглядом бриллиант, Мэлори распознала в этом чудесном украшении обручальное кольцо.
– Можно взять время подумать? – радость проотсутствовала до ухода колебаний. Это продлилось двухминутье, – А?
– А нужно ли? – улыбнулся Эсмонд, – Мне кажется, мы уже давно все обдумали…
Вздохнув, красавица сказала:
– Точно… – и позволила ему надеть кольцо себе на палец, – Ты прав, пожалуй…
– Видишь? – сказал экс-комиссар, непередаваемо пресыщенный, радый согласию, – Это не страшно…
“Ни поперечная ларинготомия с рассечением щитовидного хряща, ни творческий кризис, растянувшийся на тысячу лет, ни даже смерть…
Самая стимулирующая мысль – о невозможности разлуки”
За несколько секунд до утвердительного поцелуя в голове пролетели флэшбеки – приятные отрывки прошлого, связанные с Мэлори:
Красотка, которой на вид не больше тридцати, подмигнула Эсмонду.
– Я пришла выручить вас.
Голосок оказался милым, но не наивным, вполне подходящим для «женщины с характером».
Фернок засмущался.
– Очень приятно слышать. Как именно?
– Многим насолил, испортил жизнь, допустил массу непростительных ошибок и сейчас с трудом стараюсь замять хотя бы четверть. Но вашему бывшему я ничего не делал! Так что понятия не имею
– Ты могла бы подпустить меня поближе?
Дева не молвила и слова против, даже тогда, когда он начал целовать ее гладкую шею, спустя мгновение опустился языком до груди, резко снял вспотевшие трусы.
– Я люблю тебя – отбросив в сторону комплексы, он был готов повторять «люблю» до утра, – Попытался забыть про тебя, но не смог.
– Еще, еще! – крики покрасневшего Эсмонда мешали заснуть бедным соседям, не раз вызывавшим полицию в стокманский «притон». Мэлори лежала с приоткрытым ртом, упершись в подушку, взвывая от наслаждения и полуболи.
– Ты знаешь… – Эсмонд подошел к ней вплотную, – Я, как высококвалифицированный игрок в любовь, приврал, стараясь придерживаться идеально подобранной тактики, чтобы отступить и атаковать с тыла…
Перед губным прикосновением принято смотреть только в глаза партнёра. Безотрывно. Это необходимо человеку для считывания эмоций и желаний другого.
– Мы будем обмывать виктории, переживать провалы…
Эсмонд сквозь губы шершавым краешком своего языка нашел язык Мэлори. Непарные выросты научились игриво тереться. Другие органы тоже заработали сами по себе, все еще оставаясь нераздельными частями организма, но более не подчиняясь воле владельцев.
Мозг не был способен на простые признания вроде “хочу тебя”. Что говорить о витиеватых словесных цепочках...
Через десять минут.
Спраздновав, они просто легли. Решили еще поспать, чтобы скоротать время до утра.
“Самая стимулирующая мысль – о невозможности разлуки”
“Открываешь глаза в ожидании того, что увидишь продолжение затянутой сцены поездки и… резко обламываешься”
В первый раз – нет.
Проснувшись, Фернок встал в приподнятом настроении.
Это Джиллиан разбудила. Несколько раз постучала в дверь. Воспитанная (даже чрезмерно) и продумывающая каждое действие, она боялась нарушить родительский покой, но на часах – двенадцать, самое время позавтракать.
– Да, можешь зайти… – глава семейства потратил несколько минут на уборку кровати.
Девочка только-только приоткрыла дверь, как тут же получила вопрос от Мэлори:
– Как спала?
И услышала зевающее:
– Нормально…
Никто из троицы есть не захотел, поэтому вынеслось решение: в первой половине дня будет легкая необязательная трапеза в первой попавшейся закусочной, во второй половине обед, там же, где вчера они сидели перед дешевым отелем, а ужин наступит по возвращению в гостиницу.
Завтра, по словам Фернока, состоится продолжение путешествия. А сегодня…
– Заедем к одному типку, увлекающемуся довоенной историей… – он высунул автоключи из кармана штанов, завел машину, примагнитил руки к рулю, – Там посидим немного, часа два...
Мэлори, снова взявшись за косметичку, задала уместный вопрос:
– Он кем-то тебе приходится?
– Родственником по маминой линии… – следующее Эсмонд произнес с не завуалированным сожалением, – Я его никогда не видел, разве что на выцветших фотографиях…
И в уме:
“Нужно было не сидеть в полицейском муравейнике, обирая, кого попало, и бедных, и богатых, а общаться с родными, ездить везде, узнавать о своих корнях. Я столько потерял, гоняясь за прибылью. И если бы одумался вовремя, не так поздно, то и жизнь прожил бы куда более запоминающуюся в светлом смысле.
Даже мои недоброжелатели говорили, я могу сгодиться для хорошего”
К родственнику компания попала через два часа. По пути, как и планировалось, состоялся поход в забегаловку – небольшое кафе с ограниченным ассортиментом блюд, работающее по системе самообслуживания, похожее на кафетерий.
Они пробыли у крестного матери Эсмонда сутки. Потом также сели в машину, также поехали. Ночевка в чужом доме и разговоры по душам разнообразили “странствие”, что бесспорно пошло только на пользу.
Монтана граничит со штатами на востоке, на юго-востоке, на юге, на юго-западе и западе. На севере – с Канадой.
По примечательностям рельефа Монтану можно разделить на две области: горы на западе штата и равнины на востоке.
Живописность ландшафтов порой прямо таки зашкаливала.
Взаимосвязь природы, (горы, реки, зеленые луга, занимающие
куда больше пространства, чем сама дорога) ее контактирование с человеком на высоком духовном уровне, с обществом, надоумила Эсмонда перечислить в уме все значения диалектики. От Гераклита до Сократа.
Многогранность этого термина, искусства вести спор, поражала, но она ничто по сравнению с визуальной роскошью, издавна поглотившей север Монтаны.
– В местном парке живут-поживают бурые гризли… – напомнил Эсмонд (уже ранее об этом говорил), – И это естественно. Мы находимся в медвежьем уголке Америки…
Вспомнив просмотренную утром передачу, Джиллиан поспешила добавить:
– И хищные млекопитающие семейства куньих! Росомахи…
Учтивый папаня не забыл похвалить:
– Молодец, ты растешь в интеллектуальном плане, становишься начитанной…
Фауна Монтаны и впрямь считалась сверх разнообразной: пасующиеся стада черных бизонов, длинношерстные белые козы, горных баранов с закрученными рогами, утонченные пятнистые олени, суровые лоси…
– Как думаешь, мы увидим какое-нибудь большое животное? – спросила Джил.
Эсмонд тихо:
– Возможно.
– Тебе бы лично хотелось?
– Не против…
Поддержанный Кадиллак с универсальным кузовом, купленный в прошлом месяце по приемлемой цене, имея душу, мозг, никогда бы не подумал, что уже так скоро будет использован для высочайшего человеческого постижения – исследования мира, “омывающего” город с четырех сторон. “Безграничный океан”. “Безграничные просторы вселенной”, которые за вечность не окидаешь взглядом, укрытые бескрайним синим небом…
– В Монтане, я слышала, находятся два очень крупных национальных парка… – Мэлори попыталась вспомнить выдержку из ознакомительной статьи, посвященной достопримечательностям штата, – Глейшер на северо-западе и юго-западный Йеллоустон, кажется…
Эсмонд не понял:
– К чему это? – но попытался угадать ход ее мыслей, – Захотелось съездить?
Грамотно соизмерив возможность и желание, девушка заставилась отказаться от этой идеи:
– Нет, будет лишняя морока с ездой. Нам ведь еще придется долго осваиваться…
Водитель посчитал это умозаключение вполне благоразумным:
– Верно…
Впереди виднелся сосенный лес, надежно скрывающий озеро.
“После долгих полей, от которых устало зрение, зелень и все такое прочее будет в новинку” – Фернок зрительно проверил рост высоченных кустарников, произведших на него хорошее впечатление, – Да, я не ошибся”
А вот Мэлори, у которой, судя по всему, природа не вызывала бурного интереса, даже не взглянула в окно. Чуть позже, видимо, из-за пробудившегося стремления к материнству, она задала неожиданный вопрос:
– Хотел бы завести ребенка?
Эсмонд, давно готовый к таким поворотам “сценария”, прямого ответа не предоставил. Скорее, неловко уклонился:
– Ты что, уже собираешься рожать? – не сразу, прошло несколько секунд, – У нее спроси… – под “ней” имелась в виду Джил, – Ты же не хочешь, чтобы она жила во лжи?
Девушка попыталась притвориться, что обиделась, сказав:
– Я надеялась на несколько другой ответ…
Фернок:
– Ну, извини, не всегда выходит так, как мы хотим – на мгновенье убрал от руля руки и освежился глотком Pepsi, – Конечно, поговорить попытаюсь, поищу нужный подход. Но если встанет в позу и не согласится, то придется смириться… – и, тихо рыгнув, вышвырнул опустевшую банку в окно.
Ругнувшись втихомолку:
– После чертовой газировки мучает изжога… – он заметил пробежавшую по лицу Мэлори грусть, и, не вслух извинившись, пообещал еще раз:
“Я поговорю с ней”
Следующая остановка –
двухэтажный гостевой дом, где внутренняя архитектура была сплошь пропитана контрастом между старым и новым, ветхим и современным. В одной из комнат продавались географические карты и книги – идеальные пособия для путешествующих, отобранные непосредственно руководством.
Снявшим номер кое-что передали.
– Возьмите… – подошел мужчина средних лет с густыми усами, эластичным ремнем и маленькой бабочкой,
Мэлори заинтересовалась:
– Что это?
Эсмонд сказал:
– Посланьице от родственника. Мы не просто так здесь остановились…
Конверт быстро вскрыли и пробежали глазами письмо.
Сегодня нет никакой значимой даты, нет дня рождения, нет рождества. Пишу просто так. Хорошая моя, спасибо огромное, что ты у меня есть. Я знаю, что ты никогда меня не предашь, и что, порой знаешь больше про меня, чем я сама. Всегда меня поддержишь, поможешь советом, и подпоешь мне посреди улицы “у губ твоих конфетный вкус”...
Прочитав, Мэлори поняла, что оно предназначалось, кому-то другому.
– Я не…
Перебив, Фернок объяснил:
– Здесь неделю назад жила одна эстонка. Скончалась от скоропостижного рака. Ее дальние близкие, оказалось, корнями связаны с моими. Меня же попросили приехать и забрать конверт, чтобы при встрече передать последние мысли умершей…
Больше их в гостинице, находящейся посреди широкого леса, ничего не задерживало. Но… они решили дать колесам отдых и остаться до утра…
Этот рай – крепость, построенная воображением находящегося при смерти, развалилась на множество камней.
Когда Мэлори спросила Эсмонда о том, что еще не успело произойти:
– Ты ведь сохранил жизнь Басилио Моретти?
Эсмонд приоткрыл рот, сделав вид, что не знает с ним:
– Что?
Насколько верно происходящее?
“Открываешь глаза в ожидании того, что увидишь продолжение затянутой сцены поездки и… резко обламываешься”
Во второй раз – да.
Во сне разум полностью отдается сновидению, но, несмотря на это, не забывает хронологию реальности. Если ж засекает какую-то “колючую” нестыковку, наглую попытку реальности передать одно из своих событий сну, мигом уходит из сна, возвращаясь в реальность.
И если ложь желанней правды, то грубо возвращенный испытывает сильный дискомфорт. Особенно первые несколько минут. Он говорит про себя:
“Лишь бы снова уснуть”
Лежа в реанимационном отделении, весь обвешанный трубками и катетерами, больной только-только вышел из состояния тяжелейшей комы. Память к нему постепенно вернулась, это произошло в течение одной минуты.
Рядом, на стульях, сидели Кайлен Миллер и детектив
Вестер Бейкер, по чьей заслуге врачи позволили им наблюдать за пациентом, которому накануне сделали несколько жизненно важных капельниц.
Очнувшись, Фернок горько прохрипел:
– Твою мать… – ни жуткая засуха во рту, ни разлившаяся по всему телу неприятная слабость, ни вонючий запах лекарств не “вытягивали столько cил”, как жажда отключки, мелькающая в его глазах, – Ну, помогите ж мне вернуться обратно…
Кайлен было невыносимо тяжело смотреть на такого Эсмонда, равно как и слышать его. Вид мертвого супруга не вселил в нее столько безнадеги, как, казалось бы, живой
человек, которого смогли спасти.
И каждый раз, когда он повторял:
– Верните… – каждый раз, когда шевелил бледными губами, – Чтобы я смог сделать то, что планировал, но не успел…
Даже у Бейкера, у мужчины, все колыхалось внутри. То ли слабая женщина…
Выйдя в коридор, посетители решили обменяться впечатлениями, отнюдь, не самыми светлыми. Детектив, с которым Кайлен познакомилась еще два дня назад (Фернок пробыл в отключке четыре), выказывал сильнейшую взволнованность. Очевидно, ситуация окончательно забрела
В тупик.
– Опасения подтверждаются одно за другим, а он так не вовремя очнулся…
У миссис Миллер задергалась верхняя губа:
– Почему? Что могло произойти за двадцать часов?
– Это… – Бейкер выглядел психом, растерявшимся, утонувшим во мгле неуверенности, – Это так сложно выговаривать, вы бы знали… – в его глазах больше не мерцал огонь надежды, – Если бы только представили, как…
– Я готова! – вызвалась Кайлен, “толчками” помогая копу собраться, – Я сделаю все, что в моих силах. Вы нужны Эсмонду, Вестер…
Прекратив трястись, парень приготовился озвучить неутешительную перспективу:
– Я скажу честно, как есть.
А желающая выслушать любой, даже самый страшный вердикт, женщина сильно наклонила голову вниз:
– Говорите…
– В его случае лучше было б умереть… – Бейкер, никогда прежде не произносивший ничего подобного, фантастически чувствительный, начинал себя ненавидеть за излишнюю искренность, – Мне так не хочется расстраиваться, параллельно расстраивая вас, но жаль, что он пришел в себя. Это плохо для него…
– В смысле? – Миллер поднесла три пальца ко рту.
– Его либо посадят сразу, как только врачи дадут выписку, либо, вероятнее, казнят… – расплакавшись, Вестер достал носовой платок, позже передав его собеседнице.
Та задумчиво прошептала:
– Его ведь, вроде, уже приговаривали к стулу…
– Ну, и приговаривали, было, да, и что с того? – а у копа слезки все лились, и лились, – Это же не значит, что не смогут приговорить еще раз, это ж не преграда какая-то. Могут сто раз отменить, а на сто первый привести приговор в исполнение…
– Из-за чего? Что он натворил? – Кайлен переживала за Эсмонда так сильно… как когда-то тряслася за Джейкоба.
– Я рассказывал… – детектив убрал со щеки последнюю каплю, – Убил человека…
– При каких обстоятельствах? Убийство было спланированным?
– Никто не знает точно, ведь преступник еще не допрошен…
– Личность жертвы?
– Молодой тип, но точный возраст не помню…
– Ах, так…
– Но на Эсмонда… на него повесили двойное убийство, а я знаю, знаю точно, почти наверняка, что человек, который лежит сейчас в палате и скучает по коме, по отсутствию реакции на внешние раздражители, не мог убить женщину. В смысле одну из ушедших в ту ночь…
Кайлен попросила рассказать:
– Как это случилось? Как такое вообще допустили?
И детективу пришлось подчиниться…
Пятнадцать часов назад.
В полицейский участок, где работал Бейкер, пожаловала
крупная шишка – Волкер Санчес, отец Дика.
Раймонд Адамсон хорошо знал Волкера, они часто общались и в далеком прошлом даже дружили, были очень близки по духу и до сих пор временами помогали друг другу критикой.
– Я только что пережил то, чего никогда не пожелаю злейшим врагам, Раймонд… – на морщинистых щеках старика (богачу было семьдесят три) остались следы ночных слез, – А ты знаешь, других у меня нет…
Бейкер находился рядом и все прекрасно слышал. Когда же шеф попросил его “свалить”, он продолжил слушать, но уже стоя за дверью.
– Убийца Дика сейчас находится в реанимации… – Адамсон озвучил давно известный факт, – Неизвестно, выживет ли…
Санчес-старший по-акульи оскалился, обнажил зубы и десны:
– Лучше бы не выжил!
– Поддерживаю! – сказал коп, – Тем более личность народная. Вам понравится…
– Что за…
И достал из коммуникабельного сейфика пару фотографий с Ферноком.
– Ой… – старику сжало сердце, – Боже, как же так-то…
– А вот так! – в данной беседе Адамсон выступал суровее, чем обычно, – Такое у нас общество! Прощаем тварей,
разжиревших за счет чужих страданий, а потом они нас благодарят, отнимая жизни у наших детей!
– Ты прав. И, я считаю, с этим беспределом пора заканчивать…
– Да уж, наверное!
Господин Санчес, вспомнив, что погиб не только Дик, но и его вторая половинка, милая заботливая Сэнди, поинтересовался:
– Что насчет второго убийства?
Адамсон не мог соврать:
– А вот с ним не все так просто. Если в первом случае вина Фернока очевидна, то есть, ясно, что он убил вашего сына, то по поводу плачевного ухода миссис Дэвенпорт есть подозрения, что…
– Я знаю ваши подозрения! – друг был категоричен, – И если даже представить на миг, что они верны, что мой сын, тьфу-тьфу, виновен в смерти своей прекрасной супруги, то… – и прям, – Если это вовремя не скрыть, несмываемый позор ляжет на весь мой род. А я хочу… хочу умереть спокойно, с гордо вытянутой головой. То же могу сказать и о жене, и о своем втором сыне.
– А как же убитая, Волкер? Родители Дэвенпорт, ее родственники… Они же никогда не узнают правду. Многие будут винить невиновного, думать на другого…
Пожилой бизнесмен, прошедший и не через такое (армия, рэкет, игра на два фронта), уныло сгорбился:
– Да, я даю отчет, это будет выглядеть по-сволочному.
Мне самому крайне гадко от того, что в голову лезет подобное, да и с матерью избранной Дика я очень хорошо знаком. Чудесная женщина… – а коп меж тем забарабанил ногтями по столу, – Но иначе нельзя. Жена и сын, родной братик Ричарда, они серьезно пострадают, если вдруг откроется та неприятная истина…
Санчес почувствовал колики в груди и полез в карман за таблеткой.
– Все правильно – перестал стучать Адамсон, – Выход ты и сам знаешь. Приписываем Ферноку убийство Сэнди…
– Все выйдет легко? – позаботился Волкер.
– Достаточно – коп невысоко взмахнул руками, – Ты щедро спонсируешь меня, а я связываюсь со знакомым экспертом и ребята переделывают улики, копаются в бумажках. Твой Ричард, конечно, не воскреснет…
Богач подметил:
– Что к сожалению…
– Зато останется чист!
Бейкер все услышал…
– Вот так вот… – он не ждал какой-то реакции от Кайлен, наоборот, опасался ее…
– Значит… – женщина с досадой покрутила головой, – Нашу вину преувеличивают, а разобраться в произошедшем даже не пытаются…
– Правильно! – бешено воскликнул детектив, – Богачи играются нашими жизнями, как шахматными фигурами. Им нет до наших страданий никакого дела. Мы для них просто материал. Они могут убивать, делать, что вздумается, а мы… – крутя руками и подпрыгивая, он все больше выходил из себя, – Мы не элита! Мы этого не можем, нам не разрешено...
Врачи, возмутившиеся громкими разговорами в коридоре, попросили Вестера уйти…
Ночь.
Достав ладонью до живота из-за одержавшего верх любопытства, Эсмонд нащупал бинты. Он, не задумываясь о последствиях, попытался сорвать их, но… Кайлен, сидящая возле его койки, не позволила это сделать. Попридержала его руку.
– Не стоит…
Дернувшись, подстреленный бесторопно отвернулся и произнес…
– Регулярно переживая за чужое самочувствие, за чужое будущее, как-то забываешь о себе… – замолчал на несколько мгновений, притих, и, вновь ожив, спросил: – Знакомо?
Эсмонд не сомневался, что услышит:
– Конечно…
Кайлен всегда отличалась добротой.
Заняв исходное положение, поудобнее улегшись на спину,
экс-полицейский принялся медленно рассказывать.
– Я обещал одной женщине поездку в Теннесси, где-то в середине лета – грусть, исходящая от него, утеряла тот утренний мертвецкий осадок, потеплела и стала удобоваримой, – Хотел сделать предложение руки и сердца, и чего там еще… – как ни странно, после всего пережитого в его словах все еще проскальзывал юмор, хоть и в очень скромной дозе, – Не получилось… – в очень умеренной.
Палата просматривалась и прослушивалась. Фернок об этом не знал, но автоматически сработавшее чутье ищейки, словно живущее отдельно от него, подсказало:
– Что-то здесь не так…
Опасение, высказанное вслух, заставило миссис Миллер осмотреться.
Глава восемнадцатая. “Непослушный наркотик”
“Они все его обижают. Они обижают Эсмонда. И… должны заплатить… – по дороге купивший бутылку, “подвешенный”, Вестер Бейкер пришел домой, заперся в комнате и, поставив на деревянный столик несколько свечей, поочередно зажег их, – Эсмонд ничего же им не сделал, а они… так с ним поступают”
В гостиной царила темнота, лишь огонь от свечек дарил свет. Детектив, старательно поддерживая видимость адекватного человека в рабочее время, в нерабочее сходил с ума. В буквальном смысле: говорил сам с собой, перед огнями…
– Фернока хотят убить… за что? Какого черта? – это, несомненно, приносило ему массу туманного удовольствия. Неспособный выразить эмоции прилюдно, социопат выражал их в полном одиночестве, – Вопиющая несправедливость!
Задумав недоброе, Бейкер оделся и перед тем, как покинуть жилище, захватил нож и вязаную маску.
Раймонд Адамсон шел беззаботной походкой и посвистывал, как самодовольный индюк. Прохожие частенько на него оглядывались, возмущенно ворочая челюстью, приговаривая что-то полубранное…
Вдруг нагловатый начальник полиции не сдержался и громко воскликнул:
– Какой хороший день!
Наклевывалась выгодная сделка, ему вот-вот должны были вручить нехиленький аванс.
Но, погрузившись в мечту о здоровом отпуске, Адамсон напрочь позабыл о соблюдении безопасности. Раньше его отточенная интуиция срабатывала по принципу автомата, а сейчас в силу затмившего разум восторга притупилась. Утрата инстинктивных способностей, пусть и временная, чревата необратимыми последствиями!
Зайдя в арку Театрального переулка (название в честь Императрицы Театра), легкомысленный полисмен услышал сзади себя чьи-то шаги.
Обернувшись, он интуитивно полез за оружием. Но, не успев им воспользоваться, был прижат к грязной стене здания.
– Ты кто?
Взгляд незнакомца прятала маска. Такие обычно носят типичные грабители.
– Тебе не стоило, слышишь? – зашевелив ртом, Бейкер сразу спалился, – Не стоило!
И шеф его узнал:
– Ах, это ты, сукин сын? Так знай же, придурок, ты совсем спятил, слетел с катушек, и после этой не самой остроумной выходки можешь больше не появляться на работе!
– Я весь дрожу…
Раймонд уверялся – супостат его не тронет.
Однако нынешний Вестер уже не тот терпеливый прихлебатель, которого знал отдел: он схватил горе-начальника за подбородок, вытащил нож-раскладушку…
– Прощайте – а затем разрезал горло слева направо.
Выбежав из закоулка, начинающий маньяк освободил лицо.
Получив смешанные ощущения, такие, которые невозможно передать словами или мимикой, серьезно побледнев, детектив стошнил на крышку люка.
Перед глазами все мелькало, словно нагромождение цветастых спецэффектов, склеивающихся некой слизистой субстанцией, а ушной звон, дошедший до уровня вербальных глюков, повелевающих волей, чуть не наделал трещин в черепе.
В коттедж Волкера Санчеса позвонили, сообщили о смерти господина Адамсона, так и не успевшего выполнить
продиктованные условия сделки. Старика “добила” эта
печальная новость, перевернувшая верх дном весь его хрупкий мирочек.
– Проклятье!
Какими-то другими завязками в полиции богач не мог похвастаться, а время поджимало. Задаваясь, что можно предпринять, чтобы сохранить репутацию семьи, Волкер пролистывал записную книжку. Разумеется, для самоутешения, поскольку в ней точно не было ни одного телефона какого-нибудь грамотного сысковика иль
юриста.
К седьмому десятку расхотелось иметь что-либо общее с кадрами, душа затребовала отдых и мистер Санчес перестал поддерживать всяческие взаимоотношения с загребущими представителями правопорядка.
Чувствуя, что на этот раз перехитрить закон не получится, он наглотался успокоительного и спустился вниз, на первый этаж коттеджа.
– Что с тобой, пап? – к Волкеру подбежал сын, только что простившийся с Ричардом (похороны состоялись рано утром, пришли все, за исключением двоюродных сестер Дика, они не смогли с ним попрощаться, так как находились за границей), – Тебе нехорошо?
С горестью посмотрев в сторону дивана, Старик попросил парнишку:
– Присядь…
– Ты…
– Мне нужно кое-что тебе рассказать о твоем брате, о Ричарде. Только пообещай, матери ни слова…
Сынок готов был поклясться:
– Если это что-то такое, что может ей навредить, я ни за что не передам ей. Не сомневайся.
– Молодец…
Несмотря на окружающую дороговизну повседневности Санчесов, выглядящую максимально аутентичной, на антикварный сервиз в застекленном шкафу, на набор ювелирных икон, привезенных из Европы в конце позапрошлого года, их посиделки напоминали обычную семейную беседу. Отец говорит с сыном. И все…
– В прошлом я говорил уже, и не раз, твой брат не был идеален – Волкеру с трудом давалось признание, – А, может, и хуже…
– Например? – качнул плечами сынишка, – Нарочитости за тобой не заметил…
Но глава семейства более не смел минимизировать. Ему пришлось открыться:
– Просто все не решался озвучить опасения. Утаивал правду ради сохранения нашей чести…
– А сейчас что такого случилось? – парень постепенно вникал, – Это как-то связано с Диком?
– К сожалению…
скорее всего...
– И что же он натворил?
– Видишь ли, я отказывался замечать явное, вводя в заблуждение не только вас, но и самого себя. Вероятно, тот Фернок не убивал Сэнди.
– Как?
Волкер подошел к сервизу:
– Все указывает на то, что к ее смерти причастен сам Ричард.
– Сын, мне чертовски неприятно признавать, но… – не дослушав, брат Дика с наплывшим огорчением покачал головой в стороны и поднялся на второй этаж…
Одна свеча зажглась. Вторая. Третья…
Отомстив господину Адамсону за (несостоявшийся) заговор против Фернока, Вестер Бейкер явился домой и громко, с заметным облегчением выдохнул воздух.
“Они все его обижают. Все-все-все” – взялся за свое любимое дело, повторяя заученные фразы:
– Хотят причинить вред моего другу, какого черта? За что?
Но убийство одного поднадоевшего шефа было явно запоздалой и недостаточной мерой, поскольку не походило на стратегическое поражение противника. Скорее, на одухотворенный порыв благородной души
мстителя-одиночки.
Наутро.
Неизвестный диагноз, сочетающий в себе как ненависть, так и сердоболие, насильственно принудил Бейкера к продолжению:
“К дому семьи Адамсонов так просто не подкрасться. А жаль. Потребуется превосходящая огневая мощь, поддержка стволами” – перечислив в уме завязочки Раймонда, детектив взял машину и отправился к одному бесстыжему аптекарю, промышляющему торговлей спайсами в Китайском квартале.
– Меня прислал уважаемый мистер Адамсон… – зайдя в аптеку, Бейкер попытался притвориться чересчур жестким копом, что, в общем-то, получилось на ура, учитывая его нынешнее душевное состояние, – Он сказал, здесь хранятся
секреты…
Нестройный англичанин Хэппи Бролин, торгаш, носящий маскировку честного фармацевта, попытался обмануть. Это послужило своеобразной проверкой для Вестера.
– Вы ошиблись. Я не знаю никакого Адамсона…
“Пыжится, сука” – недобро улыбнулся посетитель.
– А я склонен думать иначе – и сунул под нос удостоверение, – Так понятнее?
– Я… – торгаш забоялся, – Я пытаюсь работать легально…
– Ну-ну! – посланник Адамсона оказался недоверчивым, прожженным, – Знаю ваши песни. Кинули спайсы, перешли к препаратам, эффект которых вызывает не меньшую эйфорию, чем те же наркотики…
Становясь в позу принципиального дипломата, Хэппи выказывал бойцовское упрямство:
– И чем моя братия смелых и решительных обязана вам? Мы, вроде, денежно отделались за последний месяц! Да и, кстати, где сам начальник? Без его присутствия платить не стану!
Детектив внимательно выслушал барыгу, но, признаться, имел несколько иное мнение на этот счет:
– Уверен, станете – он объяснил ему, – Видите ли, если я сделаю так, как вы мне говорите и оповещу мистера Адамсона о вашем отказе сотрудничать, то, боюсь, поиск новой крыши обернется для наркобизнеса крахом. Никакая приватизация не сможет вернуть безвозвратно потерянное. Ваше пребывание вне тюремных стен встанет под вопрос, и тогда…
Британец попросил легавого остыть:
– Не продолжайте… – вздрогнул, как от удара кулаком, униженно сгорбился, не смея поднять глаз, – Я готов заплатить столько, сколько скажете. Только назовите цифру…
И Бейкер вновь улыбнулся:
– Другое дело… – а потом выяснилось, что деньги не являлись конечной причиной его прихода, – Но не стоит, приберегите бабки на будущее.
Хэппи осталось облегченно вздохнуть, поднабраться силенок для продления беседы и узнать, чего хочет коп.
Больница.
Во время прошлой встречи Эсмонд тихо признался Кайлен, что переживает, мол, за ними может вестись беспрерывное наблюдение. Тонкий намек на вероятность прослушки, хоть и не сразу, но постепенно дошел до женщины.
А сегодня она, отважившись на риск, пронесла пистолет Джейкоба, незаметно подсунула его больному под спину. Делая вид, что целует Эсмонда в ухо, шепнула:
– Это оружие, на всякий случай. Поможет и защититься, и сбежать…
В коридоре стоял полицейский офицер. Мисс Миллер пропустили лишь из-за связей, приобретенных благодаря браку с Джейкобом.
– Ты сможешь ходить?
Экс-комиссар, у которого все по-прежнему болело, лежал уже неделю без улучшительных изменений. Но почему-то был уверен:
– Если сильно понадобится… – вероятно, из-за своего волевого характера.
– Прекрасно…
Потом Кайлен шепнула еще раз. После, (намеренно) оставив сумку, попрощалась и покинула палату.
Смекалистый Эсмонд, получивший шанс спастись из-за помощи не менее сообразительной подруги, взглянул на часы:
“Побег в двадцать один вечера? Удобней не бывает” – и засек двадцать пять минут.
Больше ждать было нельзя, могли прийти, забрать сумку и раскусить цель частых появлений миссис Миллер.
Офицер заходил к Ферноку всего раз в два часа, хоть и обязан был это делать гораздо чаще. Увлекаясь перепиской с незнакомкой из facebookа, кроссвордной газетенкой, игрой в тетрамино на мобильном телефоне и прочей незначительной мелочью, он подчистую забывал о своих прямых обязательствах. Из-за чего, собственно, и погорел.
