Текст книги "Нуменал Анцельсы (СИ)"

Автор книги: Евгений Белоглазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

На четвертый день Аина решила провести дополнительный комплекс исследований с помощью спектрозонального синтезатора, оптика которого давала возможность наблюдать в разных спектрах не только континентальную, но и морскую поверхность.

С утра, как обычно, она проверила работу артинатора по съему накопленной за сутки информации и по ее загрузке в запасники информатеки. Но провозилась дольше обычного и только после полудня занялась намеченным делом.

Прежде всего, надо было изменить координаты ориентации гиродинов и повернуть стеллер другим боком к планете. Она увеличила на полпроцента мощность реактора и попыталась совершить маневр. Но ничего не вышло. Это показалось ей странным, потому как такое могло произойти только в результате вмешательства артинатора.

– В чем дело? – спросила она, рефлекторно пытаясь в первый момент отыскать глазами того, к кому обращалась. – Почему заблокировано управление?

– Возникли обстоятельства, требующие уточнения, – лишенным эмоциональной окраски тоном ответил артинатор. На этот раз его голос, казалось, исходил из ее собственной головы.

– Какие еще обстоятельства? – невольно испытывая раздражение от напрасной траты времени, вскинулась Аина.

– Информация проверяется, – ответил артинатор и умолк.

Исинт был безлик, но вездесущ. Его квазиразумное наполнение составляло все то, что имело отношение к “Ясону”, будь то материальная часть, силовая компонента или информационный массив. От него нельзя было ни спрятаться, ни отгородиться. Он был вездесущ, и в то же время, как материальный объект, ни в чем себя не проявлял. Его нельзя было увидеть, потрогать или оказать на него другое физическое воздействие. Но к нему всегда можно было обратиться с любым вопросом и получить исчерпывающий ответ в пределах достоверных знаний. Он даже не был частью аллоскафа. Он был единовременно и самим аллоскафом, и каждой его деталью, являя собой аддитив бесчисленных связей, до предела сбалансированный арктсенситивный организм, не поддающийся оценке панделок в безмерное число карат, сверхсовершенный информаген в идеальном сочетании малого с большим и большого с малым. Он был безупречен. И все что его наполняло, являлось нейронной тканью высшей степени организации. При этом, его реакция на ход событий при отсутствии в них признаков аномальности никак не проявлялась, а присутствие без необходимости не ощущалось. К такому состоянию настолько привыкли, что любая несанкционированная десинхронизация действий исинта и экипажа, могла означать только одно: развитие особо нестандартной ситуации.

Аина оторвалась от ставшего неподконтрольным клавира управления и перевела взгляд на экран внешнего обзора. Нитка Млечного Пути делила небо на две равные половины. Свисающие с оконечностей “Биг-Сэнда” звездные гроздья выглядели такими близкими, что до них, казалось, можно было дотянуться рукой.

«Что случилось? – лихорадочно подумала она. – Аксоль взорвалась? Астероидный шатун? Метеорит убийца?.. Но космос чист и вакуум спокоен. – И тут внезапная догадка опалила мозг. – О, боже! – Аина похолодела. – Если артинатор заблокировал бортовую автоматику, это может означать только одно…»

Тем временем группа Шлейсера, обогнув половину планеты, приблизилась к намеченной для высадки территории. Командор возлагал большие надежды на этот дизъюнктив, протягивающийся в диагональном направлении на полторы тысячи километров. Находка представляла немалую ценность. Когда-то от внутреннего давления здесь лопнула кора Геониса, и его нутро вывалилось наружу. Исследование такой крупной линейной структуры не только давало возможность избежать случайностей при определении состава мантии, но и позволяло сформировать более-менее ясное представление о ее строении.

Шлейсер был за пилота. Землю застилал облачный чехол с редкими разрывами. Высмотрев радаром оставленный в прошлое посещение маяк, он завис над местностью, но в отражаемом поверхностью сигнале не узнал ее. Не задумываясь о причине наметившегося несоответствия, он уточнил координаты маяка и убедившись, что ничего не перепутал, спланировал в замутненный испарениями флер.

– Смотрите, снег! – Снарт выскочил из кабины опустившегося на вершину холма слайдера и в изумлении вытаращил глаза. – Сколько живу, но еще не видел снегопада, при жаре за тридцать!

– Интересно, – отозвалась Сета, выбираясь вслед за Шлейсером на край обрамляющей покатую верхушку возвышения прогалины. – А почему ты так решил? – тут же засомневалась она. – Может это пепел, пыль. Или какой другой осадок.

– Да снег же это, говорю я вам. – Снарт зачерпнул горсть белой рыхлой массы и поднес ее к глазам. – Так и есть. Снежинки классических форм. Да какие крупные! Смотри! – он слепил снежок, который тут же развалился и остатками запустил в сторону Сеты.

Та увернулась и спряталась за спиной Шлейсера.

– Будет вам, – командор, ничуть не разделяя игривого настроения коллег, спустился по склону и остановился у крупного породного вывала.

Его ноги по щиколотки погрузились в рассыпчатую, действительно похожую на снег массу. Но то, что Снарт ошибался, он понял сразу. Ксириловый герметик его КЗУМа был настроен на температуру внешней среды, поэтому ноги сразу почувствовали бы холод. Поднял глаза. По небу растекалась сиреневая муть. Пунцовая Аксоль, только что пробивавшаяся сквозь набиравшую сплошность завесу, исчезла вовсе. Заметно потемнело. Череда каменных нагромождений в складках рельефа едва угадывалась. И самое удивительное, не было ветра.

На уровне ступни, о чем-то предупреждая, пискнул сигнальный чип. Шлейсер поднял ногу, стряхнул с носка легко осыпавшийся холмик непонятных выделений, осмотрел подошву, лодыжку, но ничего подозрительного не обнаружил. Потом так же внимательно обследовал другую ногу.

– Эх, раздеться бы, да поваляться в этой благодати! – мечтательно закатил глаза Снарт. – Давно я не …

– Смотрите, – перебила его Сета, прервав обследование края выступающей из рыхлого сугроба скалы. – На камне какие-то наплывы. И тоже белые. Смахивают на пластмассу.

– Пластмасса, это хорошо, – с легкостью эстрадного конферансье переключился на другое Снарт. – А что?.. Запатентуем. Очистим атмосферу от дерьма. Запакуем планету в пластик. Сдадим в аренду. Аншлаг гарантирован. Виданное ли дело? Пластмассовый мир Геониса! Или нет… Мир пластмассового Геониса! Экзотоманы с ума сойдут…

– Мне кажется, здесь везде так, – не без улыбки слушая разглагольствования универсала, отметила Сета. – В прошлый раз такого не было.

Последние слова особенно не понравились Шлейсеру. Действительно, во время предыдущей рекогносцировки пейзаж выглядел по-другому. Что произошло? Все засыпано. И продолжает сыпать.

Он еще раз осмотрелся. Небо все больше напитывалось свинцом, а в зените, где находилась Аксоль, отсвечивало зловещим пурпуром. «Диво какое-то, – подумал он, отковыривая от скалы пластинчатые, похожие на срезанные ногти образования. – Если дальше так пойдет, к вечеру по колено навалит. Но если первое падает сверху, то откуда берется второе? Обледенение? Но здесь нет следов таяния. А без этого лед не получишь. Атмосферный конденсат? Ерунда какая-то…»

Между тем Снарт, сообразив, что дело принимает нешуточный оборот и уже с опаской поглядывая на утратившие из-за падающих хлопьев четкость очертаний каменные торосы, решил проверить продукты диковинного “метеовыверта” на состав. Он набрал сыпучего и расплескавшегося по камню материала, растолкал его по карманам (никто не догадался взять с собой анализатор) и заспешил к слайдеру.

Но миарт почему-то отказался пустить его внутрь аппарата.

– Что такое? – удивился Снарт. – А ну-ка открывай, тварь бескостная!

– Данное распоряжение не может быть принято к исполнению, – последовал ответ.

– Что-о? – глаза универсала полезли на лоб. – Да я тебя… – С этими словами он вывернул из-под “снега” увесистый булыжник и что есть силы заколотил им по глянцевой поверхности.

Заметив непонятную возню у слайдера, Шлейсер оторвался от изучения медузоподобного наплыва на скальном выступе и направился к аппарату.

В это время опять запищало, но уже в другом месте. На этот раз “фонили” кисти рук. Судя по тональности, сигналы информировали о крайней степени агрессивности среды. Таких тонов Шлейсер еще не слышал. И означать они могли только одно – совершенно невозможное. Он даже представить не мог, что может быть хуже ситуации, когда тебя окунают в концентрированную кислоту или опрокидывают на голову ковш расплавленного металла.

– Ты понимаешь, что происходит? – занятый своими мыслями, Шлейсер не заметил, как его догнала Сета.

Ее взволнованный голос заставил флаг-кампиора собраться.

– А как ты считаешь? – в свою очередь спросил он, лихорадочно пытаясь определить причину невесть откуда свалившейся напасти.

– Мне кажется, окружение гиперболизировалось до уровня квит-фатала ^[114], – неуверенно ответила Сета. – Помнишь, что-то похожее было в системе Ниаганты?!

– Ерунда, – отмахнулся Шлейсер. – Там было по-другому. “Ясон” сорвало с орбиты и он стал вкручиваться в спираль сателлитной компоненты.

– Все так. Но тогда, как ты знаешь, никто этого не заметил. А что было бы, если б не спохватились? Так и болтались бы на асимптотическом витке до скончания века.

– Не о том сейчас речь. – Шлейсер не знал, что еще сказать и только добавил: – Не спеши с выводами. Разберемся.

Как уже стало очевидным, скапливающийся на грунте материал не спрессовывался и не слипался. Сыпучая масса из хрупких, кажущихся невесомыми кристалликов с тихим шуршанием раздавалась при ходьбе и так же легко, не оставляя следа, смыкалась за спиной. Реагировала ли она на воду? На этот вопрос ответа не было. Место посадки приходилось на сухую возвышенность. До истоков ближайшего водотока было не меньше километра.

Обратный путь занял не больше пяти минут. Но как только они приблизились к слайдеру, глазам Шлейсера открылась картина столь невероятная, что он сперва глазам не поверил. Снарт, изображая всем видом невменяемость и пересыпая речь какими только есть в лексиконе астролетчиков проклятьями, ломился в загерметизированную машину, изнутри которой с перерывами доносился механический голос миарта:

– Данное распоряжение не может быть принято к исполнению… Данное распоряжение…

Шлейсер оттащил Снарта от аппарата и, поминая до десятого колена его род, заорал:

– Ты что, совсем окастенопупел? – У него еще оставалась надежда, что Снарт в своей привычной манере пытается их разыграть. – Какого дьявола?! Кончай свои аттракционы. Другого случая не нашел?..

– Это не аттракционы!.. – в глазах универсала не отразилось ни признаков мысли, ни намека на веселье. К тому же, его КЗУМ выдавал вообще невообразимые сигналы. – Похоже, у меня съезжает крыша, – добавил Снарт и Шлейсер понял: он не шутит.

Тем временем Сета с опаской и соблюдая дистанцию, обогнула слайдер но, не заметив ничего подозрительного, подошла к нему. И – о, чудо! – люк открылся. Причем без всякого напоминания.

Шлейсер отпустил рукав Снарта. Оба замерли, разинув рты. Потом, не сговариваясь, бросились к аппарату. Но то, что последовало дальше, поразило обоих до крайности. Люк снова закрылся.

Попытку проникновения повторили несколько раз. И все безрезультатно. В конце концов выяснилось: миарт игнорирует только Снарта. Вырисовывалась какая-то дичайшая картина. Миарт терпеть его не мог и в самой откровенной форме выражал к нему антипатию.

Шлейсер готов был поверить в мистику, когда Сета наконец разгадала причину неприязненного отношения исинта к универсалу. Поводом был не столько Снарт, сколько содержимое его карманов: те самые образцы “снега ” и “пластмассы”, которые он отобрал для анализа. Оказывается, миарт, несмотря на усилившиеся осадки, тщательно следил за чистотой посадочной площадки. Только сейчас они обратили внимание, что размеры и форма прогалины, на которую опустился слайдер, остались теми же.

– Проклятый шарикоподшипник, – шипел Снарт, разворачивая портативный масс-спектрометр, который ему вынесла Сета, после того как улеглись страсти. – Нелюдь бестелесная. Нет, чтоб сказать по человечески…

Убедившись, что КЗУМы выдерживают агрессию среды, Шлейсер и Сета вернулись к прерванному занятию. Только предварительно турбиной сдули с пагорка все, что только могло двигаться, вплоть до мелких валунов. Передвигались с предельной осторожностью и в то, что без сомнений являлось причиной предупредительной реакции КЗУМов, старались не ступать или обходили места концентрации наносов.

Командор взялся за описание свойств загадочного вещества. Сета занялась составлением топоплана местности, хотя возможности призмокамеры в условиях непогоды были крайне ограничены. Какое-то время работали молча. Замаскированная под обыденность опасность ничем себя не выдавала. Обостренные чувства готовы были отозваться на малейшие изменения в ставшем вдруг смертельно опасном окружении. Но ни в одном из просматриваемых элементов рельефа следов аномалий не отмечалось. Вроде как мирный “зимний” пейзаж, и ничего более.

– Не знаю почему, но у меня складывается впечатление, будто воздух напитан чем-то таким, чего раньше не было, – первой подала голос Сета, завершая панорамирование всего, что только мог охватить объектив камеры. – И потом, то что Снарт обозвал пластмассой, образуется прямо на глазах.

– Ты уверена?

– Да. – В этом сумеречном однообразии Сета хотела заснять как можно больше разных видов, поэтому интересовалась каждой, даже самой незначительной деталью. – Несколько минут назад я отметила на камне ориентир. Там ничего не было. А сейчас на поверхности высыпались похожие на капли застывшего клея бляшки.

– И что ты думаешь?

– Наверное, это что-то вроде изморози, как бывает при образовании инея, – рискнула высказать предположение Сета.

– Возможно, так и есть, – не стал возражать Шлейсер, хотя ее слова не во всем совпадали с его собственными наблюдениями. – Одно непонятно, – добавил он. – Почему это вещество аморфное, если оно кристаллизуется из атмосферы?

Ответить Сета не успела. Внимание кампиоров привлек Снарт. Размахивая руками он со всех ног бежал им навстречу и похоже что-то кричал. Еще раньше, чтобы отгородиться от посторонних звуков, Шлейсер и Сета переключились на один из резервных аудиодиапазонов, поэтому не сразу поняли, что к чему.

– Сматываемся отсюда! Скорее!.. – дошел наконец до них отчаянный вопль универсала.

– Что случилось? – Шлейсер сжался в предчувствии беды. Сета закаменела рядом.

– Потом! Не сейчас!.. И не прикасайтесь к этой мерзости!..

Остальное запомнилось как дурной сон. Они, что было, сил рванули к слайдеру, лихорадочно стряхивая с себя частицы белой сыпи и обгоняя даже уже не писк, а вой “аларм-рецепторов” защиты КЗУМов. В небе окончательно стерлись следы различий. Несмотря на середину дня, свет едва пробивался сквозь плотную завесу атмосферного конденсата. Снарт прямым маневром вогнал слайдер в стратоферу и только тогда облегченно вздохнул. Потом поведал такое, от чего Шлейсер и Сета потеряли дар речи.

Но это было еще не все. Далее события выстроились вообще невообразимым образом. Мир Геониса почему-то вдруг утратил статус равновесной сбалансированной системы. Такого поворота даже при неисчислимом множестве известных экстрим-раскладов, еще не было…

А в это время на обратной стороне планеты, где находился лагерь кампиоров, Астьер и Грита, несмотря на глубокую ночь, подводили итоги дня.

Отправив поутру Шлейсера с компанией заниматься дизъюнктивом, Грита занялась своими делами. В тот день она решила расселить подготовленных с вечера гибрид`ом в новых для них, да и для себя тоже условиях.

Накануне она сделала открытие. И оно перевернуло ее представление о происходящих на Геонисе процессах. В трех пробах атмосферного воздуха были обнаружены следы бензола – одной из разновидностей углеводородов, при определенных обстоятельствах извлекаемых из органических остатков растительного и животного происхождения. Содержимое проб показалось настолько важным, что прошлой ночью она глаз не сомкнула. Если эти углеводороды каким-то образом связаны с зачатками витагенеза, то вполне вероятно, что условия, где это движение обнаружено, понравятся земным культурам и они начнут приживаться. Правда, в пробах отмечались комплексы с примесью хлора. Но она не стала ломать голову над реакционно-функциональными тонкостями в работе природной лаборатории. Мало ли что. Углерод вообще всеяден. Что же касается хлора, то он мог диссипировать из морской воды при разложении солей.

Подготовленную на текущий день партию гибридом Грита решила разместить там, где “унипринаж-тестирование” уже выявило бензольные кольца или выявит их после утреннего сканирования. В том, что это произойдет, не было сомнений. За год работы она создала мощную экспериментальную сеть, охватив ею практически все встречающиеся на планете геохимические зоны. И если не в одной, а сразу в трех пробах обнаружено несвойственное абиогенному хемосинтезу соединение, это уже не могло быть случайностью. В себе она не сомневалась, будучи уверенной, что свое дело знает в совершенстве. И если в пределах поля исследований имеют место быть даже несколько молекул интересующего ее вещества, она их обязательно найдет.

Астьер ей ассистировал. И начать распределение культур он должен был с опытного стенда, расположенного на том же побережье в двухстах километрах от базы. Именно оттуда были получены наиболее интересные результаты, и именно на этот район Грита возлагала особые надежды.

Поскольку у них еще с вечера все было оговорено, Астьер не стал задерживаться. Он загрузил в слайдер оборудование, разместил в грузовом отсеке запаянные емкости с гибридомами и, помахав на прощание пантографами, скользнул за горизонт.

Спровадив коллег, Грита наскоро прибрала на взлетной площадке и в жилом модуле, после чего, привычно ругая в мыслях Астьера за вечно создаваемый им беспорядок, перешла в лабораторию. Включила экран с картой сети опробования, втайне опасаясь, что ничего интересного не увидит, и… обомлела.

Картина, отражающая вещественный состав среды в местах размещения пробоотборников, кардинальным образом переменилась. То, что вчера она уже посчитала за счастье, то, ради чего без раздумий согласилась бы на любые жертвы, теперь в сравнении с воспроизведенной экспозицией представилось совершеннейшей чепухой.

Поразительно! Все анализаторы отмечали в атмосфере, а в двух случаях на грунте и в воде, признаки новообразованной органики. Чего тут только не было. Предельные и непредельные амальгаматы. Циклические и нециклические полимеры. Всего около трех десятков разновидностей. И часть из них вполне могла иметь биологическое происхождение. В количественном отношении содержание синтезированных неведомо каким образом углеводородов не превышало долей процента. Но какое это имело значение?! Главное – они есть. При этом вступают в реакцию со средой, взаимодействуют между собой, а значит могут быть диагностированы и выделены в макроскопическом объеме.

От волнения у нее закружилась голова. «Эх, не надо было отправлять Астьера, – подумала она. – Теперь все что надо можно исследовать и здесь».

При мысли о том, что анализы можно проводить не сходя с места, она хлопнула в ладоши и от избытка чувств рассмеялась. Не теряя времени, метнулась к гибернатору, выхватила из штатива несколько кювет с размножающимися культурами и, распечатывая на ходу упаковку, выскочила из лаборатории.

Аксоль, как обычно, индифферентно катила своей дорогой. Малиновый цвет неба не предвещал перемен. Повсюду та же одинаковая мертвенность, каменные свалы, толпящиеся на горизонте облака. Разве что ветер стал тише, да отдаленные вершины подернулись сизоватой дымкой.

Расставив пробы в тени и на солнце, Грита вернулась – задать работу компьютеру и обработать статистику по стендам. Хотела связаться со Шлейсером, но вспомнив, что он далеко и вряд ли ему сейчас до ее открытий, передумала.

Провозившись около получаса с аппаратурой, она снова выбралась из помещения. К ее удивлению гибридомы сдохли. Обычно они держались три-четыре часа.

Грита расстроилась, но ненадолго. Наверное, не надо было торопиться и следовало более тщательно подготовить пробы к переселению – смягчить так сказать первый, самый болезненный контакт с атмосферой.

Она расконсервировала еще одну партию и отправила ее на адаптацию, но уже соблюдая меры предосторожности. После этого занялась систематизацией поступающих сигналов. Подключила к обработке ПФ-тенденсатор, выделила главное направление развития реакционной последовательности и определилась с ее альтернативными ветвями. Потом ознакомилась с результатами. И надолго задумалась…

В тот злополучный день Астьер с утра находился в прекрасном расположении духа. Близилось время его дежурства на орбите. Шлейсер, отказавшись от вахты, автоматически передвигался в конец очереди. Таково было правило, и никто не собирался его менять. Астьеру, как и остальным, тоже до чертиков надоел Геонис. Особенно изматывали вынужденные стерилизации, которые порой приходилось проводить по несколько раз в день. В отличие от большинства ситуаций, условия здесь были очень тяжелыми – главным образом из-за специфических запахов. Слов нет, КЗУМ – надежный изолятор. Но проводить большую часть времени в скафандре, спать в нем (бывало, на очистку от миазмов сил уже не оставалось), не только утомительно, но и вредно. Об этом знали все. Но по-другому не получалось. С неудобствами мирились, уже оттягиваясь кто как мог во время орбитальных дежурств.

Как только Астьер остался один, он дал волю чувствам и теперь сколько душе угодно мог упиваться свободой. Не теряя времени, он разогнал слайдер до звуковой скорости, быстро достиг пункта назначения, но задерживаться не стал, а заложил круг над шельфовой зоной, безошибочно ориентируясь по лентам течений, которые, зародившись в глубинах абиссали, тянулись к берегу, но там отталкивались прибрежными отмелями и вновь уползали в морскую пучину.

Вот он, первородный мир! Высокое коралловое небо, пусть даже чуждое земной натуре, но не лишенное притягательности; уклад напитанных рудоносными соками недр, сулящий тьму волнующих открытий; непередаваемый словами, но без труда обыгрываемый чувствами колорит первобытного декора. Кажется, еще немного, еще чуть-чуть, и падет заслон густопсовой закоснелости, ограждающий сущее от воображаемого, желаемое от невозможного, а вслед за тем без всякого стороннего указа, выстроится в ясно обозначенную цепь бессистемная взвесь интуитивных позывов. И тогда, в минуту откровения, на смену слепому недомыслию придет понимание извечных истин: откуда и зачем воспроизвелись материя, время, сознание…

Напоследок, вдоволь намотавшись над взбитым с бурунами водным зеркалом, он несколько раз проутюжил дендрит береговой кромки, и только потом приземлился у режимной подстанции.

Волны с мерным рокотом обрушивались на крошечный фрагмент сохранившегося от размыва пляжа. С волнением, больше свойственным стажеру, вглядывался он в доисторический ландшафт. Тут господствовали порядок и пропорции, которые могли быть созданы только природой. Со стороны моря необозримая даль с редкими вкраплениями островов и плавающими на поверхности воды блоками вулканических пемз – продуктами подводных извержений. На горизонте тучи цвета сланца. Со стороны материка: пустыня и до блеска вылизанные песчаными шквалами скалы; кровь небесной подсветки с комьями грузных облаков; в отдалении цепь подозрительно затихших в ожидании очередного катаклизма вулканов. Справа и слева высоченные и отвесные, вздрагивающие под напором прибоя уступы. Под ногами россыпь гранитного крошева и камни, покрытые белесоватыми пятнами минеральных высолов.

Результаты знакомства с накопленной за ночь информацией не только удивили. Они ошеломили. Такого “крепкого” углеводородного “коктейля” Астьеру в условиях внеземелья встречать еще не приходилось.

Первая мысль была – связаться с Гритой. Потом подумалось: «А что, собственно, докладывать?» Сперва надо самому во всем этом разобраться. Собрать данные по атмосфере, воде, грунту. Наконец, сделать предварительные расчеты.

Лирический настрой как ветром сдуло. Первое что бросилось в глаза при подключении стехиометра – жуткая ионизация всего, что только может превращаться в анион-катионные пары. В воздухе витали отрывки соединений, которые в обычных условиях не образуются. Тут были и бензольные кольца, и другие гомологи бензола, и фрагменты насыщенно-ненасыщенных органоструктурных групп, и азот-углеродные сцепы типа дициана, и еще черт знает что. Концентрация их была невелика. Тем не менее этого вполне хватало, чтобы вести уверенную диагностику. Много ионов калия. Но это понятно – кругом граниты. Значит, калий естественно считать продуктом распада полевых шпатов. А их в гранитах больше половины. Но откуда прет хлор? Да и натрий тоже?..

Он дал миарту задание провести спектрозональное сканирование воды. И сразу все понял. Вода, по крайней мере ее поверхностный слой, уже не являлась собственно водой. Это был, как он мысленно скаламбурил: “чистейшей воды” диссоциат. Только сейчас он обратил внимание: по виду вода больше напоминала вспененное молоко или известковый раствор.

Собрав достаточный объем информации, он навел статистику. Ого! Коэффициент конвергенции* (*Коэффициент конвергенции – показатель, характеризующий степень сопоставимости тех или иных величин) атмосферных составляющих равен нулю. «Не иначе как в небесной канцелярии власть переменилась, – подумал он. – Органики, хоть завались. А толку?..» Действительно, в наборе поликомпонентных форм не наблюдалось ничего такого, на чем можно было бы заложить основу упорядоченности, динамичности и структурной организации живого вещества. Шла непрерывная рециркуляция ионов. Они объединялись в нейтральные молекулы, но почему-то снова распадались. Образно говоря, атмосфера “по холодному кипела”. И, похоже, именно поэтому шел синтез веществ, образование которых по известным технологическим схемам происходит лишь при температуре сотни цельсиев. Более того, подбор в общем-то безобидных ионов (если каждый брать по отдельности) грозил обернуться предельно токсичным суррогатом, способным не то что поддерживать, а наоборот уничтожить те жалкие поползновения эволюции, которые могли бы здесь иметь отношение к жизни. В пользу последнего заключения свидетельствовал тот факт, что опытные микроорганизмы погибли буквально через несколько минут после того как были разгерметизированы.

Как только Астьер убедился, что аппаратура исправна и ошибка измерений исключена, он вызвал на связь Гриту.

Выслушав отчет пилота, Грита не стала его комментировать, а распорядилась продолжить маршрут. Верный правилу не лезть без необходимости с вопросами, он не стал ни о чем спрашивать и, не утруждая себя поисками решений, вернулся к работе.

Управился он только к вечеру. Практически во всех пробах отмечалось наличие углеводородов. О результатах наблюдений миарт регулярно докладывал Грите, но ее реакция по-прежнему оставалась неопределенной.

Перед возвращением Астьер провел сеанс с группой Шлейсера, которая одолела к тому времени только половину пути, но делиться мыслями не стал, потому как сам мало чего понимал и толком ничего не мог объяснить.

Гриту он застал в лаборатории. Ее вид красноречивее слов свидетельствовал о том, что на станции произошло или происходит что-то неординарное. Вот только что?..

За ужином Грита рассказала, как провела день. После неудачи с гибридомами она до вечера просидела в лаборатории, пытаясь в виртуальном режиме воспроизвести условия, имитирующие наблюдаемые трансформации. Но тщетно. Ни одна из имеющихся в информатеке термодинамических и реакционных моделей и близко не подходила к тому, что учудила природа. Грита места себе не находила. Отчаявшись найти хоть какую-то аналогию происходящего с известными примерами, она взялась за разработку самых что ни на есть немыслимых вариантов, самых фантастических раскладов. Выяснить удалось лишь одно – площадь аномальной области превышала размеры опытного полигона, а это означало, что в силу неведомых причин здесь зародились некие процессы не иначе как планетарного масштаба.

Выслушав рассказ биолога, Астьер посоветовал ей связаться с Шлейсером, который должен был уже добраться до конечной цели, но Грита отказалась. Командор потребует объяснений. А что она скажет? Самолюбие не позволяло ей проявлять беспомощность в решении вопросов, которые являются предметом ее компетенции. Она и Аине ничего не сказала. Зачем? Сперва надо самой выяснить, что к чему. Подвести обоснование. Произвести хотя бы предварительные расчеты.

Тогда Астьер предложил вернуться в лабораторию и продолжить работу. Время перевалило за полночь. Но до сна ли им было?..

Переход занял не более двух минут. Небо затянули тучи, и несколько поутих ветер. В воздухе стал конденсироваться туман. На плечо Астьера легла крупная снежинка. За ней другая. Он бездумно стряхнул их и, не оглядываясь, шагнул в проем лабораторного модуля.

Грита вывела на экран карту сети опробования и глазам не поверила. За время ее отсутствия ситуация на полигоне кардинально изменилась. Большая часть площади была залита красным цветом. Она опустилась в кресло и дала запрос на ближний стенд о составе атмосферы. Через минуту высветились разнокалиберные каркасы структурных формул и колонки поясняющих символов. Грита замерла, пытаясь осмыслить только ей понятное распределение молекулярных связей. Какое-то время в лаборатории царила тишина.

– Ну, что? – не выдержал Астьер.

– Этого не может быть! – прошептала Грита, не отрывая глаз от карты тлеющего как раскаленные уголья полигона. – Не может быть!..

Пилот обратился за разъяснениями, но тут связь донесла обращение артинатора, от которого у обоих перехватило дыхание:

«Внимание. Объявляется ориентировка “зет”. Срочная эвакуация. Повторяю…»

Почти ничего не соображая, кампиоры бросились исполнять требуемые в таких случаях предписания.

Обстановка быстро менялась. На взлетной площадке разлился непроглядный мрак. Даже при свете прожекторов видимость не превышала двух-трех метров. Издалека донесся шелест, напоминающий шуршание сухой бумаги, и вслед за тем сверху посыпались белые, похожие на снег хлопья.

Астьер задраил оба люка. Потом попытался стартовать. Так и есть. Система управления слайдером оказалась заблокированной. Впредь, что бы ни случилось, контроль над ситуацией до возвращения на “Ясон” будет осуществлять артинатор.

Как только включилась защита, аппарат оттолкнулся от поверхности и по крутой траектории устремился навстречу звездам. Астьеру ничего не оставалось, кроме как успокоиться.