Текст книги "Нуменал Анцельсы (СИ)"

Автор книги: Евгений Белоглазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

– Как же ты дослужился до майора?

– Служба – другое дело. Когда я вижу цель и нажимаю на спуск, то не размышляю, кто есть кто. Да и миндальничать в десанте не принято. Там каждый сам за себя. К тому же дисциплина.

– Я хочу добавить, – Фил выпятил переполненный выпивкой живот, сыто рыгнул и бросил в сторону дока испытующий взгляд. – Напрасно ты вступаешься за бога, Рон. Что он тебе дал? Способствовал карьере? Помог решить вопрос с невестой? Пришел на выручку, когда тебя засунули сюда?.. Посмотри, на кого ты стал похож. На тебе же лица нет.

– Я констатирую одно: теорию добра развивали во все времена, но теорию зла так никто и не стронул с места. У нас, чего скрывать, чуть ли не в генах заложена ненависть к чужому счастью.

– Похоже, ты начинаешь постигать истину, – язвительно ответил Фил. – Еще немного, и я уписяюсь, прежде чем ты дашь мне для анализа пробирку.

– В словах Рона есть определенный смысл, – сказал Тиб, проигнорировав реплику нептунолога. – Один известный футуролог как-то обмолвился: «…Недостаточно, чтобы мы были счастливы, надо еще, чтобы были несчастливы все остальные…» И потом, каждый из нас верит в свою, лично ему присущую точку зрения. Одни любят. Другие ненавидят. Так устроен мир. И никуда от этого не деться. Главное в том, что каждый верит в свою правду, потому что это освобождает от необходимости что-то доказывать.

– Sapienti sat ^[94] – выдал в ответ пространную тираду Рон и тут же пояснил ее. – Одни стали богаче, другие беднее. Но по большому счету никого эти перемены не сделали счастливее. Пример из моей практики. Аркс-к-Ноор, быстро разбогатевший на спекуляции медстимуляторов, получил неврозы. Оказалось, в душе он обычный люмпен. И что делать с миллионами, он не знал. С другой стороны, Джаба Нейвил – сильный предприниматель. Он хотел большего. Набрал кредитов. Оформил ряд концессий. Считал, что задавит всех на Меркурии. И что? Его нашли в сточном коллекторе.

– А мне наплевать на остальных, – фыркнул Арни. – Счастлив кто из вас или нет – какая разница?! Во мне, например, постоянно вырабатывается избыток энергии. И я вынужден время от времени ее сбрасывать, нравится это кому или нет. Раньше это было проще – в любой момент кто-то попадался под руку. И потом, я всегда действовал вопреки установкам. Наверное, потому до сих пор и жив. Ел, пил, развлекался когда считал нужным. Слушал только свой внутренний голос. И он никогда не подводил. Когда нас атаковали контртрейдеры, я поступил единственно верным способом. Иначе гнил бы вместе с остальными. Или был бы рассеян в прах. Все определяют гены. И хоть ты тресни, хоть наизнанку вывернись, а свой код не изменишь. К тому же еще и судьба… Если тебе суждено получить пулю в лоб, то в огне ты не сгоришь и в воде не утонешь.

– Понятно, гомофобы твоего типа доместикации ^[95] не подлежат, – сардонически ухмыльнулся Рон. – Могу лишь посочувствовать и дать совет: держись правила «Dum spiro, spera» ^[96] и тогда тебе будет легче бороться с бесами.

– Заткнешься ты когда-нибудь со своей латынью?! – огрызнулся Арни. – Неужели нельзя изъясняться нормальным языком? С тобой вообще скоро никто не станет общаться!

Рон поморщился и, не удостоив майора ответом, демонстративно повернулся в сторону Тиба.

– Я конечно являюсь сторонником презумпции отсутствия чудес, – проговорил он бесцветным голосом. – Но как ни пытаюсь, не могу понять – на чем основывается гармония живого? Как эта гармония строится и развивается? Как воспроизводят гены присущие родителям черты? Вплоть до мельчайших деталей строения раковины какого-нибудь моллюска, включая и четко определенное для каждого вида поведение. Даже рост живого организма, и тот надо вовремя остановить. Не говоря уже о цвете глаз, волос, кожи. Возможное на современном уровне описание действия модели ДНК ответа на этот счет не дает. Где хранится пространственная запись, которая переводит химический язык генокода в реальную объемную структуру физического тела? Ведь клетка откуда-то знает, когда ей надо остановиться, перестать делиться и какой статус принять, чтобы войти в состав того или иного органа.

– То о чем ты спрашиваешь, еще никто не облек в форму определенности, – судя по виду, Тиб отнюдь не утратил желания порассуждать об основах основ. – Чтобы разобраться в этом, надо знать некий первичный закон или если хочешь план, инициировавший творение мира.

– А еще должен быть закон, объясняющий почему мир именно такой, почему он и разум в нем эволюционируют именно так, – добавил столь же готовый потрепать языком Фил.

– Пожалуй, согласился Тиб. – И когда он будет открыт, космологи построят, так сказать, модель Бога, который оформил мировой дизайн, порядок, согласовав такие колоссальные масштабы. Как ты считаешь, кампиор? – обратился он далее к Шлейсеру.

– Не знаю, – пожал плечами тот. – На эту тему уже столько сказано. Да и Маккрей, насколько я помню, тоже не обходил этот вопрос молчанием.

– Что за чушь! – налился негодованием Тиб. – Попытки Маккрея углубиться в суть вещей и отыскать зерно истины в переплетении скрытых от дилетантствующих говорунов первооснов материи, не более как смехотворны. Его потуги объяснить имеющую место быть природу вещей, я склонен расценивать не более как чистейшей воды мистификацию, сработанную на основе умышленного перевирания результатов основополагающих натурфилософских исследований…

– Уймись, – одернул его Рон. – Похоже, ты перебираешь. То бога припомнил. Теперь опять за Маккрея взялся. Дались они тебе… Не надоело “вербальщиной” заниматься?..

– А это как? – спросил Арни.

– Вербальный – значит устный, словесный, – пояснил Рон. – То есть, сказать ты можешь что угодно. Разбрасывайся устными заявлениями сколько душа пожелает. Но истинное значение слова твои приобретут только в том случае, если будут подкреплены фактами или же под ними будет стоять твоя подпись.

– Есть вещи, под которыми хоть сто раз подпишись, достоверней они не станут, – осклабился раздобревший от располагающей к интересному разговору обстановки майор. – Я, например, не во всем из того о чем здесь говорится разбираюсь, но некоторые вещи представляю себе достаточно ясно. Взять хотя бы время. Для меня время – это прежде всего способ наиболее приемлемого объяснения феномена распространения светового луча. Скорость света обладает особым свойством и качественно отличается от всяких иных скоростей. Это не может быть случайным. В моем представлении – это скорость видоизменения самого пространства.

– Ну, ты даешь, инфантерия – изумился Фил. – Растешь на глазах. Никогда от тебя такого не слышал. Если и дальше так пойдет, к концу срока ты всех нас переплюнешь.

Илоты не без ехидства отнеслись к реплике нептунолога и не упустили случая каждый по-своему подковырнуть майора. Один лишь Шлейсер промолчал. А что он мог сказать? Его знания в части всего, что касалось релятивистских эффектов и квантовой телепортации, намного превышали осведомленность собеседников. Даже на комментарии размышлений майора и то было жалко тратить силы. Никто ничего не поймет. Тем более не имело смысла объяснять положение дел в области суб-сверх-гиперсветовых скоростей, и всего что с ними связано.

Между тем Рон обратился к Тибу со словами, которые пожалуй впервые пробудили у Шлейсера интерес к беседе.

– В последней партии некритов я обнаружил несколько экземпляров, которые продержались дольше остальных. Где ты их откопал?

– Тиб передернул плечами, бросил в сторону дока взгляд, в котором сквозило явное нежелание распространяться на данную тему, и в подтверждение своих мыслей ограничился уклончивым ответом:

– Эта информация не содержит ничего ценного.

– И все же? – в свою очередь полюбопытствовал Шлейсер.

– Склонный к фанаберии ^[97], Тиб не любил когда к нему приставали с неудобными вопросами. Обычно в таких случаях он осаживал собеседника, а если тот не унимался, осыпал скабрезностями, а то и пинка мог дать. Только по отношению к Шлейсеру он такого себе не позволял. Он вообще старался не конфликтовать с кампиором, интуитивно чувствуя, что тот ему не по зубам.

Так вышло и в тот раз. Уже готовая было сорваться с его хлесткого языка инвектива ^[98] сменилась вполне пристойным эвфемизмом ^[99]:

– Часть материала Дзетл отобрал в средних широтах, часть взял из вивария. О каких экземплярах говорит Рон, я не знаю. Завтра сверим номера, уточним привязки. Тогда и станет ясно.

Вообще-то у Тиба, непревзойденного мастера эристики ^[100], всегда и на все случаи жизни был подготовлен обтекаемый, а главное не подлежащий сомнению или уточнению отклик. И Шлейсер это знал. Но правду ли говорит Тиб или скрывает что-то, наверное, не смог бы определить даже самый искусный психолог.

Вопрос о том, что стало бы с Каскаденой, окажись вдруг некриты неподконтрольными “s-фактору”, муссировался в самых черных тонах еще со времен первых экспедиций. Особо жуткие прогнозы выдавали вирусологи и специалисты в области генной инженерии. Поскольку некриты не испытывали потребности в питании органическими соединениями и обладали способностью выдерживать условия близкие к космическим, то нетрудно было представить, какой размах могла принять чудовищных масштабов некропандемия. К тому же, оказавшись в новых условиях, метаплазма вполне могла обрести способность к “поеданию” не только представителей местного биоценоза.

Пользуясь случаем и несмотря на то, что по имеющимся в информатеке материалам Шлейсер был неплохо осведомлен о состоянии дел в современной ксенобиологии, он решил освежить память, а заодно послушать, что думают на этот счет колонианты.

– Что сталось бы с нами, если бы мы попали под действие некроатаки? – спросил он, прежде всего адресуя вопрос к Тибу.

Биолог, похоже, не был готов к такому повороту. Он, как показалось Шлейсеру, даже растерялся. Рука, которая держала кружку, дрогнула, часть содержимого выплеснулась ему на брюки.

Чертыхнувшись, Тиб смахнул капли, утер лицо, после чего, уже справившись с секундным замешательством, заговорил каким-то сдавленным, ранее несвойственным ему голосом:

– Не знаю, с какой стати ты затронул эту тему, но раз уж мы ее коснулись, попробую изложить кое-какие, главным образом свои личные соображения. Так, условно. В самых общих чертах.

При этих словах он окинул кампиора пристальным взглядом, в котором отразилось нечто такое, чего раньше не наблюдалось.

Остальные притихли и даже, как показалось Шлейсеру, закаменели, будто вдруг подверглись какому-то невидимому воздействию.

– В принципе, с равной долей вероятности, можно предполагать несколько вариантов развития экспансии. – Тиб снова принял важный вид, огладил цвета вороньего крыла бороду и стал, уже в который раз набивать трубку. – Поражающая сила некрофактора может оказаться безграничной. И тогда весь, когда-то зародившийся биотропный мир, будет уничтожен. Возможно, диссимметричные структуры активизируются, возьмут верх и сами изведут носителей псевдожизни. Кроме того, порождения про – и метаценоза смогут сосуществовать бесконечно долго в условиях, исключающих взаимодействие. Но самый вероятный вариант развития сценария мне представляется следующим образом. – Тиб изобразил на лице выражение “примо-центариуса” и, пристегнув Дзетлу на запястье “флэш” с очередным заказом, продолжил: – Приспособившись к новым условиям, некриты могут захватить нордлендскую жизнь путем ассимиляции с ней. Поскольку у них нет ни органов чувств, ни органов пищеварения, и они не реагируют на мертвую органику, прикрепленные формы им не потребуются. Тогда, в результате сложившегося парасингенеза нордлендские организмы будут служить для них особым видом “энергетического лакомства”, а также выполнять роль скота, обслуживания и транспорта.

– Похоже, ты готов наделить их признаками разума, – хмыкнул под стать биологу развалившийся на диване Фил.

– Конечно, нет. Подобная некритам органическая масса из неспециализированных клеток не может быть мыслящим созданием, поскольку она лишена органов, способных обрабатывать информацию. Как известно, с биологической точки зрения они мертвы. Дисбаланс соотношения изотопов углерода в органике некритов в сторону обогащения легкой компонентой однозначно свидетельствует о небиологическом происхождении некритовых молекул.

– У этих тварей действительно нет ни одного жизненно важного органа, – согласился Фил. – Нервная система, если она вообще есть, децентрализована, диссимметрия отсутствует…

Тут, со свойственной ему бесцеремонностью, в разговор втерся Арни: – Вот вы тут лопочете – симметрия… диссимметрия!.. А может хоть кто-нибудь внятным языком объяснить – что это такое?

– М-м-м… – Фил пожевал губами: – Понимаешь, пехтура, диссимметрия – это не просто особый вид симметрии. Это еще и несовместимость со своим зеркальным отражением.

– Это как?

– В самом общем случае диссимметрия проявляется, когда при отражении объекта сохраняется левая и правая ориентация – киральность.

– Не понял.

Фил заржал:

– У тебя такой вид, будто тебя напугал некрит! Объясняю. Допустим, ты везешь свою красотку отдохнуть на природу. Впереди дорожная развязка. И тут, при повороте руля влево твоя машина идет вправо. Уразумел?

– Не совсем.

– Я растолкую, – пришел на помощь нептунологу Тиб. – Допустим, твоя мальфара понравилась еще кому-то, и он решил ей попользоваться.

– Так-то я ему и позволил!

– А он и спрашивать не станет. Саданет тебя в левый глаз, а фингал выскочит под правым. Это и есть диссимметрия.

– Так не бывает.

– Еще как бывает! – повторно загоготал Фил. – И не только такое. Уже тот факт, что ты со своим гребанным уморазумением находишься здесь, свидетельствует о том, что какие-то атомы сбились с пути, закрутились не в ту сторону и в итоге оказались не на своих местах.

– Склонный к эскападам ^[101] Арни в долгу не остался.

– Что ты тут устраиваешь театр! Метасценоз! Посмотри на себя в зеркало. Там же вместо отражения – морда ехнутого стегоцефала! Если так понимать диссимметрию, тогда мне все понятно. И никакого Маккрея не надо.

– Маккрей, если и не последний идиот, то законченный болван, это точно! – Тиб, как запрограммированный на определенное действие автомат, подхватил излюбленную тему. – Окатыш гомогенеза! – Его усмешка переросла в гримасу. – Именно по милости таких как он, мы находимся здесь. И что мне остается делать?.. Впасть в ипохондрию? Отдаться на волю случая? Утратить надежду на благоприятный исход, а вместе с тем потерять уверенность в оправданность существования?.. Нет! Не бывать такому! Не для того я стремлюсь перебороть судьбу и, несмотря ни на что, продолжаю оставаться в душе оптимистом.

– И все-таки, чего следует опасаться, если у некритов проявится совместимость с земными организмами? – Шлейсер вновь вернулся к вопросу, который его больше всего интересовал.

– Методика научного поиска на Каскадене была поставлена настолько непрофессионально, что составить обоснованный прогноз не представляется возможным, – взялся за пояснение Рон. – Никаких специализированных исследований в области иммунной защиты земных организмов здесь не проводилось. Ограничивались общими наблюдениями. Это уже потом спохватились.

– Как я понимаю, некрит – это клетка без ядра, – собравшись с мыслями, продолжил он. И клетка эта в процессе размножения делится пополам, причем не как-нибудь, а либо достигнув соответствующего уровня зрелости, либо будучи разделена механическим путем на части. При делении генетический материал этой клетки в равных долях распределяется между вновь образовавшимися особями. В принципе, ничего нового. Типичный процесс клеточного деления с примитивной генетической программой – воспроизведение исходного самоподобного продукта и ничего более. Действие, используемое природой в известных нам реакциях. Причем, совершенно безобидных для подавляющей части населяющих этот мир существ. Но если некая, наделенная неизвестными качествами метаклетка приобретет свойства патогена, ситуация может измениться.

Давно известно: некоторые виды патогенов маскируются под полезные для клетки вещества и могут беспрепятственно преодолевать заслон ее рецепторов. Проникнув в клетку, патоген секретирует в нее ферменты, выделяет токсины, обволакивается своеобразной “оболочкой”, которая позволяет ему напрямую перемещаться от клетки к клетке и тем самым, минуя защитные системы организма, распространять инфекцию. Такие невидимые чудеса клеточной трансформации – как плодотворной, так и негативной – окружают нас со всех сторон и представляют собой один из непременных элементов жизни, а не исключено что и какую-то общевселенскую суть.

– С моей точки зрения ты описываешь нелогичную ситуацию, – дернулся Арни, осоловевший не столько от количества выпитого, сколько от не совсем понятных высказываний дока. – Твои слова выражают лишь одно: попытку высказать спорную идею без риска быть опровергнутым достойного уровня специалистом.

– Не стану отрицать, – согласился Рон. – Речь не идет о гипотезе, претендующей на роль абсолютно верной. Но она может стимулировать мои дальнейшие исследования.

– Опять ты взялся за логику, – Фил выпустил в сторону Арни клуб табачного дыма. – Если следовать только законам логики, то нас вообще не должно быть на свете. Тем более – о чем неоднократно говорил Тиб – в данном месте и в этот момент времени.

Арни в долгу не остался. По степени несвязности и бессодержательности своих высказываний он мог дать Филу сто очков вперед. Но как ни удивительно, угловатость мыслей, приправленная врожденным косноязычием, порой придавала его словам особый смысл.

– Я хоть и безродный, но кое-какое представление о началах жизни имею, – сказал он. – Взять ту же Метрополию. Посели европейца в Азию – он и через миллион лет не станет азиатом. Пересели азиата в Европу – он так и останется азиатом. А негр за полярным кругом никогда не превратится в эскимоса. Может, и на Каскадене так? Сама за себя решает: где чему или кому быть?.. где не быть?..

– Мне кажется, кто-то из вас, занимаясь не совсем понятными опытами с некритами, может нанести Каскадене серьезный ущерб, – заметил Шлейсер, все больше мрачнея.

– Если она не угробит нас прежде, – отозвался не менее пессимистически настроенный Рон.

– Что ты под этим понимаешь, некротень стоеросовая? – насторожился Арни.

– Мы будем вечно находиться здесь… не сможем пробить блокаду Метрополии. – Плечи Рона поникли, лицо приняло привычно тоскливое в последние дни выражение. – И не потому, что свет признал нас виновными, а по той причине, что мы тоже, как бывает с инфорнавтами, превратились здесь в экзотов. И нравится вам это или нет – но мы являемся не чем иным как пробным материалом, сырьем для осуществления кому-то угодных, но в принципе ничего не решающих виталогических программ.

Арни расхохотался, причем лицо его, к смеху не приученное, поразительно изменилось:

– Если так, то почему ты до сих пор не задушил себя или не сбросился со скалы?

– Я не Янз, – выдавил не разжимая губ Рон. – И не Схорц. Могу лишь добавить – здесь, как и в рамках любого рода пенитенциариев, происходит закупорка психики и с годами она только развивается…

– Бесконечность! – пришел на выручку эскулапу Фил, понимая, что внезапно завязавшееся противостояние может испортить остаток вечера. – Столь удобная в общих рассуждениях, она в эмпирической области превращается в аналог неопределенности, в пустой символ выхода истины за пределы явственного. В реальности, как ее принято понимать, имеют смысл не какие-то и кем-то придуманные бесконечности, а вполне допустимые с позиций вероятности вещи: например, происхождение жизни в космосе… на Земле… на Каскадене…

– Я понял, о чем ты, – на лице Арни отразился неприкрытый протест. – Некое нечто, случайное и незваное, раньше нас подобралось сюда и живет здесь. Так?! Непонятные по форме и содержанию некриты! Явившийся издалека, инфортировавшийся в эту часть пространства сквозь несметное число световых лет ”s-фактор”! Что еще?.. Почему меня не пускают в Эстерию? Срок добавят? Я и так захлебнулся. Мне в этой жизни уже ничего не надо. Как и Рону…

– Может, поговорим о сверхцивилизациях? – Фил хотел еще потрепаться, поэтому сделал попытку смягчить прения и вернуть разговор в спокойное русло.

– Ни у жизни, ни у псевдожизни на Каскадене нет признаков разума, – раздраженно ответил Рон. – На планете нет ни малейших признаков цивилизации. Значит, граница между югом и севером, несмотря на весь набор гипотез, создана бессознательно.

– Мне тоже кажется, что искать здесь следы разумного присутствия, по крайней мере несерьезно, – зевая согласился Тиб. – Существует модель, согласно которой физвакуум или если хотите кварковое поле обладает неограниченной внутренней энергией, скрытой от внешнего мира собственной динамикой. Импульсное освобождение такого рода энергии было бы эквивалентно космическому взрыву. Но энергия эта, хотя мы ей частично и пользуемся, запрятана на расстояниях во столько раз меньше атомного ядра, во сколько раз само ядро меньше Даира. Вот где надо искать эти самые сверхцивилизации!

– И как ты это собираешься делать? – фыркнул Арни.

– Наверное, существует особый тип полей, которые могли бы пролить свет на отголоски процессов такого уровня.

– Ерунда, – отмахнулся Арни. – Спектр досконально изучен. И никаких новых полей или волн быть не может.

– Как можно говорить о том, чего не знаешь, – усмехнулся Тиб. – Исследуя спектр можно заявить, что гравитации или флуктуаций энтропии не существует.

– А я все-таки не исключаю, что здесь когда-то побывали инопланетяне, – высказал свою точку зрения Фил. – Может, эта планета специально создана такой. И служит чем-то вроде сигнального буя.

– Каким же это образом? – скривился Рон.

– Киральность – единственный отличительный признак двух ценозов при равенстве других констант, – охотно взялся пояснять Фил. – И если с одним из них что-то произойдет, это будет служить сигналом о том, что в данной области пространства появилась осмысленная сила, способная оказать на местных обитателей воздействие, то есть заявить о себе. Разве не так? За примером ходить не надо. Раз уж мы сюда добрались, то рано или поздно найдется возможность нейтрализовать и некритов, и действие “s-фактора”.

– Звучит неплохо, – одобрительно кивнул Тиб. – И вполне правдоподобно.

– А если вдруг случится катаклизм и одна из форм жизни будет уничтожена? – не без ехидства заметил Арни.

– Спора нет, – ответил за нептунолога Тиб. – Катаклизм вполне возможен. Вот только вероятность, что граница его действия пройдет строго по экватору, исчезающе мала. Считай нулевая.

Шлейсер слушал и не мог не отметить, что некоторые высказывания собеседников в полной мере соответствовали его рассуждениям. Например, мысль Тиба о существовании иноизмерцев или замечание Фила о возможности скрытого наблюдения за состоянием тех или иных разделов космоса. Впрочем, им – дилетантам в космологии – можно болтать о чем угодно, не опасаясь выставить себя дураками. Пусть развлекаются. И опыты свои пусть продолжают. Лишь бы дров не наломали. А то получится как с Геонисом. Последствия той злополучной экспедиции надолго, если не навсегда, перекрыли космиадорам дорогу в окрестности звезды Аксоль. И казалось бы ничто не предвещало беды…

9

…Как подсчитали эксперты, финансирование программы поиска внеземной жизни или хотя бы предисходного ее базиса уже обошлось космоциву в сумму, достаточную для превращения родной гелиосистемы в цветущий сад. Несмотря на бесчисленные экспедиции, пополнение семейства активных планет происходило крайне медленно. И это при том, что к моменту расцвета трансцедентальной астронавтики уже было известно несколько сотен тысяч неорганических соединений, а количество органических комплексов вообще исчислялось миллионами. Казалось бы, при таком изобилии атомных комбинаций, в окружающем космиян пространстве обязательно должны встречаться компонент-системы, на основе которых зарождается жизнь. Между тем, космос упорно не желал выступать в роли вселенского инкубатора. В межзвездных облаках было идентифицировано лишь несколько сотен видов молекул, причем большая их часть состояла из малого числа атомов. Как ни пытались космо-экзохимики маккреевского ТИВЖа и других профильных ведомств вымостить основание эволюционной пирамиды идеями панспермии, им даже не удалось создать теорию, описывающую самопроизвольное образование в разреженной среде молекул, содержащих хотя бы пару десятков компонентов. В какой-то момент у Фариана Мендлера – председателя совета директоров инвестирующего космовиталогическую отрасль холтекса “Экзоплан” и одновременно вице-президента Всемирного научного центра – лопнуло терпение, и разработка целевых проектов прекратилась. Вместе с тем, как уже отмечалось, всем без исключения космолетчикам будь то военного, космодезического, ресурсного или транспортного ведомств как и прежде, помимо основных обязанностей, вменялось проводить экзобиологические исследования, а если позволяли возможности, то и вводить в штат специалистов соответствующего профиля.

Не избежал этой участи и экипаж Шлейсера. Помимо набора инструктивных предписаний и комплекса витаструктурных тестов, кампиорам приходилось выполнять много других дел. Например, при исследовании терраподобных объектов надо было выдавать прогноз, вероятно ли там воспроизведение искусственным путем обстановки, в которой стало бы возможным поддержание близких к земным условий. Если да, то каким образом? Изменением состава атмосферы? Запуском планетарных реакций на высвобождение из силикатов кислорода? Синтезом катализаторов из инертных соединений? Или отделением от природных растворов воды в жидкой фазе?.. Приходилось изучать возможность трансформации силовых полей, звездного ветра, радиации питающих планеты звезд, корректировки планетных орбит и трасс метеоритных потоков. Однажды они оказались настолько близки к открытию элементарных форм преджизни, что уже казалось, нет иного пути, кроме как объявить во всеуслышание о раскрытии величайшей из тайн. Но не сложилось… И опять же, благодаря роковой случайности. Причем антигероем в тот раз выступила Аина…

Шлейсеру не особо везло с активными планетами. До этого случая, пожалуй, только на Гроттеле – планете черной звезды Рафис – обстановка в какой-то мере напоминала условия преджизни. Ее освещенность практически была равна нулю. Согревалась она внутренним теплом, которое удерживалось неагрессивной атмосферой. Благоприятное сочетание космологических и геодинамических факторов – прежде всего, относительно близкое расположение планеты от светила и умеренная активность мантии, позволяющая без взлома коры формироваться устойчивому долгоживущему рельефу – способствовали развитию там приемлемого для существования примитивных структур климата. Правда, там почти не было воды, и повсеместно имели развитие мощные радиационные аномалии. Зародись там жизнь, конечно же, она была бы устроена по особому способу и не имела бы ничего общего ни с земной, ни с каскаденианской формами. Что касается Страггла и Енуфлекта, то на роль прародителей витаструктур ни один из них и близко не подходил. Первый вращался слишком медленно, в результате чего за “год” одна его половина сильно перегревалась, вторая же переохлаждалась. А второй был спутником газового гиганта и, как это часто бывает, большую часть орбитального пути проводил в области повышенного гамма-фона.

Экспедиция к Геонису – планете звезды Аксоль – организовалась по материалам инфорт-рекогносцировки астродипластума “Биг-Сэнд 2”, проведенной еще в начале текущего столетия одним из ведущих косморазведчиков Артемом Килениным. Планета стояла одной из первых в ряду объектов, перспективных на бериллий – сырье, уже мало применяющееся в области утратившего актуальность термояда, тем не менее пользующееся широким спросом в других техноотраслях. Немалое значение для включения астродипластума в разработку имел и тот факт, что Аксоль по всем параметрам вписывалась в группу светил классов F-К с массой 02–18 солнечных масс, находящихся в зените главной последовательности.

Геонис – крохотный верикамент ^[102], вмурованный мазком Творца в изрядье звездной круговерти – венчал вереницу уже известных, но, увы, бесплодных в отношении жизни миров: либо изначально мертвых, либо слишком молодых для инициации декосных реакций.

Насколько Шлейсер помнил, при организации той злополучной экспедиции миссионеры не испытывали, как нередко бывает, негативного контента к объекту посещения. Быть может, только некое сходство Аксоли с Эстобианом, где, просто по-идиотски – иначе не назовешь – погиб экипаж Пилиева, напоминало о том, что здесь тоже следует держаться настороже. Напоминать-то напоминало, только серьезно отнестись к возможности провала миссии тогда никто не удосужился.

Сперва Геонис, а он, пожалуй, кроме магнитного поля и близких к земным темпоральным циклам, во всем (включая и орбитальное положение) походил на Венеру 2 – Аттапагор, предстал перед космиадорами в виде светящейся точки, утопающей в рубиновом излучении Аксоли.

Астьер точным маневром перевел “Ясон” в противоускорительную спираль. Какое-то время потребовалось для формирования картины состояния надатмосферного поля и расчета оптимальной траектории.

Но вот, аллоскаф осел на устойчивой орбите, после чего кампиоры приступили к составлению присущего планете “класс-файда”.

Спектральный окрас Аксоли, уровень и скорость нуклеосинтеза (превращение легких элементов в тяжелые), инсоляционные характеристики, проявления внутри – и внесистемной космоидеографии, мало чем отличались от подобных ей светил. Типичный представитель своего класса. И ничего более. Солнечный ветер, как и положено “управленцу” уважающей себя звезды, обволакивал сформированное ей “хозяйство” из четырех планет, в котором Геонис занимал сложившееся здесь за миллиардолетия до визита аллонавтов положение. Сохранились и следы когда-то бушевавших в его окрестностях гравитационных штормов: кольца астероидных рифов с признаками разрушения когда-то огромных монолитов; россыпи кометной шрапнели; облака метеоритной пыли…

Воспоминания о сливе, абрикосе, крыжовнике, антайском яблоке… канитель, осевшая на кончике метеоритного хвоста… астения… Вот, пожалуй, и все что осталось в памяти, и с чем ассоциировалась в тот раз деконтаминация. Нет, не все. Еще почему-то в сознании воспроизвелись слова отца: «Занимайся себе доступным, и не верь в свет тоннеля, в конце которого может ничего не быть».

Молчание пространства как всегда впечатляло. Но оно отнюдь не свидетельствовало о молчании самого Геониса.