Текст книги "Нуменал Анцельсы (СИ)"

Автор книги: Евгений Белоглазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

– И все-таки меня интересует Схорц.

– Но он мертв.

– Я жив! – снова всколыхнулся Шлейсер. – И пока не разберусь в том, что здесь происходит, не успокоюсь. Надо же такое придумать! Схорц, неизвестно за чем полез на гору и по неосторожности оттуда свалился. Ты сам-то веришь в такое?

– Версия об убийстве? – Рон был снисходителен, но в меру сдержан. – Могу заверить: ни того, ни другого нельзя было убить ни одним из известных способов. Оба были одеты в КЗУ.

Рон, возможно сам того не сознавая, продолжал сохранять вид авгура, и Шлейсер поневоле это отметил.

– Не рассказывай басни. КЗУ предохраняет от чего угодно, только не спасает от динамических ударов.

– Наш домициль ^[86] давно уже сложился здесь, – произнес Рон с отсутствующим видом. – И я не собираюсь ворошить дела минувших дней.

– И все-таки, на что жаловался Схорц? – Шлейсер не собирался отступать, и даже откровенное нежелание Рона продолжать разговор не могло остановить его порыва.

– Он мало чем отличался от представителей своего типа, – не сразу отозвался док, понимая, что в этот раз отделаться без объяснений ему не удастся. – Стандартный для местных условий уровень эретизма* (*Эретизм – уровень нервно-психического состояния, раздражительности). Соматических отклонений не наблюдалось. Правда, как-то он пришел с жалобой на боль внизу живота. Сперва я подумал, что у него накопились камни в почках. Но симптомов воспалительного процесса не обнаружил – в моче следы крови отсутствовали. Признаков токсемии или токсикоза ультиматор тоже не установил. Отмечена была лишь реакция на чрезмерное употребление тилерафоса. Я прописал ему парочку седативов, включая экстракт пранодиума. Через неделю он выздоровел.

– И это все? – Шлейсер явно не был удовлетворен ответом.

– Как сказать. – Рон задумался, вспоминая. – Еще у него был каллюсный наплыв в месте уже здесь полученного надлома ребра и сопровождающий его постаперационный келоид. Позже я даже подумал, что там образовалась миома. Но потом разобрался. Я же сам, как и не раз Волчаре, сращивал ему кости, потому и помню что к чему.

– Как он повредил ребро? – спросил Шлейсер, невольно погружаясь в предстатив самых мрачных подозрений.

– Нелепая ситуация, – не сразу ответил Рон. – Схорц лежал на поляне, загорал. Арни, возвращаясь с прогулки, совершил неудачный маневр. Схорц хотел помочь ему причалиться. И тут микролет ударил его в бок.

– У Схорца были отклонения в психике?

– Если и да, то в пределах нормы. Он не был лишен чувства интроспективы, поэтому с ним было приятно общаться. К тому же у него проявлялись явно выраженные признаки скафоцефалии ^[87]. Исходя из известного, я был уверен в его здравомыслии. Люди с такой формой черепа вследствие более высокой степени развития таламуса редко становятся психопатами.

– Еще бы, – не стал возражать Шлейсер. – Полмиллиарда украденных галаксов так ведь и не нашли. – Далее он решил проверить Рона как возможного соумышленника с покойным исинтологом. – Слушай, а может он был тезавратором? И не исключено, что где-то таятся сундуки с припрятанными им драгоценностями?!

– Все может быть. – Рон демонстративно отвернулся, всем видом показывая, что обсуждение затронутой темы его нисколько не интересует. – По крайней мере, со мной Схорц об этом не говорил, – добавил он, после чего выжидательно замолчал.

– Понимаешь, – Шлейсеру надоело ходить вокруг да около. – У меня одно не выходит из головы: как могло случиться, что аппарат Янза врезался в землю, а хитрый и осторожный Схорц в совершенно безобидной ситуации упал со скалы. Не знаю как ты, но я, как ни пытаюсь, не могу в такое поверить.

Рон измерил кампиора отсутствующим взглядом, после чего с натугой проговорил:

– На этот счет уже столько сказано, что кроме оскомины эта тема ничего не вызывает. В обоих случаях я производил предварительное вскрытие. В дальнейшем мои выводы подтвердили эксперты Амфитериата. Что тебе еще надо?

– Нет! Не могли они вот так просто взять и разбиться, – досадуя на себя иэ-за невозможности доказать накопившиеся подозрения, сказал Шлейсер. – Не верю я в случайности. Не верю в идиотские, иначе не назовешь, стечения обстоятельств.

– Но почему, черт возьми? – в голосе Рона прозвучали нотки раздражения.

– Во-первых, система безопасности микролета устроена так, что даже в случае отказа двигателя, он еще может какое-то время парить практически с нулевой скоростью. А во-вторых, не пойму, какого дьявола Схорц полез на обрыв? Что его заставило? И потом, был ли он один?..

– Ты хочешь сказать, ему кто-то помог? – Выражение безразличия исчезло с лица Рона. Его глаза налились холодом, а сам он подобрался так, будто приготовился окунуться в прорубь.

– Вот еще… Такой мысли у меня нет, – Шлейсер прикусил язык, сообразив, что если по неосторожности, а главное прежде времени насторожит дока, то может все испортить. – Никаких сомнений. И конечно же никаких доказательств. Но пойми, как-то странно все это. Непонятно и необъяснимо.

– Ничего странного, – голос Рона прозвучал уже не так жестко, хотя нетрудно было догадаться, что последние слова кампиора ему не понравились. – Я уже говорил, мои заключения подтверждены специалистами Метрополии. Смерть Янза, и Схорца наступила в результате несчастного случая.

– Так-то оно так. – Шлейсер подумал: пора пускать в ход припасенные козыри. – Как ты, например, объяснишь это?..

С этими словами он разжал кулак и сунул Рону под нос миниатюрного каменного идола.

– Что это? – недоуменно спросил док, и тут же осекся. Глаза его расширились и стали похожи на две большие пуговицы.

– Тебе знакома эта вещь? – не сводя с него взгляда, спросил кампиор.

– Кажется, да… – через силу выдавил Рон. – Хотя, нет… – Он тут же взял себя в руки. – Нет. В первый раз вижу. – Пальцы его судорожно сжались, а затем сплелись в замок. Лицо исказилось.

Шлейсер понял: в этот раз он тоже промахнулся. Док наверняка что-то знает, но, как и Фил, не хочет говорить. Но раз игра пошла в открытую, то и отступать уже нет смысла.

Он дотянулся до ближнего стеллажа, выудил из гигиенического пакета салфетку и маркером набросал на ней: ШТ ЭСТЕКАС.

– Это тебе о чем-нибудь говорит?

Рон снова пришел в замешательство и уже с откровенным испугом посмотрел на кампиора.

– Ни о чем больше не спрашивай, – прошептал он помертвевшими губами. – Слышишь?.. Я ничего не скажу. Тебе вовек не разобраться с тем, что было… Не пытайся. Только себе хуже сделаешь…

Такого поворота Шлейсер и здесь не ожидал. Слова Рона подействовали как удар молота по голове. Он предполагал все, но только не столь резкую, таящую явную угрозу реакцию.

«Что же здесь все-таки приключилось? – лихорадочно подумал он. – Они что, в самом деле сговорились? Убили Янза? Потом Схорца? Имитировали естественную смерть? Но зачем? На почве беспричинной антипатии? Ерунда! Так не бывает. По крайней мере пенологи, подбирая колониантов, не могли так грубо ошибиться. Но если даже так, то кто это сделал? Фил?.. Рон?.. А как же остальные? Тоже в заговоре? Или, как я, тоже ничего не знают?.. Нет, вряд ли. Без такого головореза как Арни, тут вряд ли обошлось. Он кому хочешь открутит голову. Да и Тиб не подарок…»

В мозгах у Шлейсера еще больше помутилось. Реальность, уже в который раз, повернулась ужасной, претворившейся в мерзопакостный гротеск стороной. Страшные догадки все больше обретали форму непреложной действительности. Значит, все-таки не жертвы эти беспрестанно скулящие уроды, а холодные расчетливые убийцы, готовые на все ради своих, неизвестных даже земным кураторам целей. И вовсе здесь не экспериментальное поселение, а обитель зла, инсектарий с шершнями, готовыми в любой момент всадить друг другу смертоносное жало.

«Господи! – подумал он далее. – Но что же может быть лучше удачного исхода? Свобода! Пусть не скоро. Но какая цель может быть выше? И что особенного могли сотворить два несчастных илота, чтобы найти здесь свою смерть?» Эти мысли вызвали на спине кампиора испарину. Наверное, то же самое было запечатлено и в его глазах, которые буквально сверлили утратившего снисходительную индифферентность Рона.

– Значит, ты отказываешься пролить свет на творящееся здесь паскудство? – спросил он с таким нажимом, что силе его голоса позавидовал бы сам Вельзевул.

Рон ни словом, ни жестом не выдал реакции, а лишь сжал аскетические губы и вперился невидящим взглядом в прозрачный панцырь находящегося у дальней стены наргинатора ^[88].

Кампиор задал еще несколько вопросов, но док на них не реагировал. Казалось, он заснул с открытыми глазами или же впал в состояние сомнабул-фрустрации.

Шлейсер, чувствуя себя в роли никудышного актера дешевого спектакля, уже утратил надежду добиться ясности и собрался уходить, когда Рон вдруг шевельнулся и расцепил побелевшие пальцы.

– Vae victis ^[89] – чуть слышно прошептал он, вкладывая в расхожую сентенцию свой, только ему понятный смысл.

– Переведи. – Теперь уже и Шлейсер не скрывал раздражения.

– Если я кому-то в своей жизни подарю цветы, то исключительно в виде икебаны. Икебана не вянет. Она показывают, как надо жить, когда тебя сорвали.

Кампиор не ответил и больше ни о чем не спрашивал. На душе было муторно и пусто. Вопреки ожиданиям, будущее не только не прояснилось, но представилось еще более неопределенным и шатким. Он смял отброшенную Роном салфетку с таинственной надписью, сунул ее в карман рубашки, где уже лежал не менее загадочный талисман, после чего встал и не оглядываясь вышел.

5

ИЗ КОМПЕНДИУМА МАККРЕЯ

…Как известно, наиболее прочные межатомные связи образуют атомы средних размеров со средними энергиями ионизации. Как правило, именно такие элементы, и прежде всего углерод, участвуют в формировании и функциональной деятельности биохимических систем. При этом, при низких температурах образовавшиеся связи полностью сохраняются и как бы замораживаются, при высоких же – вновь распадаются, не оставляя следов от прошлых взаимодействий. Известно также и то, что любая открытая эволюционирующая система должна сочетать в себе консервативность, то есть сохранение свойств и изменчивость при адаптации к окружающей среде, а значит, скорость эволюции системы максимальна в тех случаях, когда половина ее связей рвется, а половина сохраняется. Как выяснилось, температура среды от нуля до сорока градусов по Цельсию является наиболее оптимальной температурой для эволюции химического мира. Отсюда вывод – формы самозародившейся жизни, отличные от земной и каскаденианской весьма маловероятны. Следует учитывать и еще один немаловажный факт. Мироздание в том виде, в каком антропологическое мышление способно его воспринимать, существует лишь благодаря наличию констант со строго определенными параметрами. Малейшее предположительное изменение составляющих этот мир категорий коренным образом перевоплотит подвергшуюся трансформации часть пространственного распределения, вследствие чего развитие в ней приемлемой для существующего научно-философского обоснования модели органической жизни станет невозможным.

Как уже отмечалось, скачок от неживого к живому в классическом понимании означает переход системы от симметричного молекулярного строения к диссимметричному, обеспечивающему организованность живого вещества. Благодаря определенным механизмам синтеза, многообразию обменных реакций, способности незамедлительно избавляться от молекул с ошибочным кодом, организму удается поддерживать свою диссимметрическую чистоту. Диссимметрия охватывает не только молекулярный уровень аминокислот, нуклеотидов и т. д., но и пронизывает всю биосферу, проявляется в строении, расположении и деятельности внутренних органов и мозга. И если с позиций физики диссимметрия, это отсутствие симметрии, то в биологии – это не отсутствие порядка. Это – отсутствие смерти. И в диссимметричном мире, как подтвердил пример биоценоза Каскадены, действуют единые законы, которые возможно меняются во времени, но не в пространстве (по крайней мере на расстояниях, исчисляемых первыми миллионами световых лет)

Вопрос о путях возникновения киральности все еще остается открытым. Какие потребности организмов удовлетворяет киральность простых биомолекул и построенных из них биополимеров? Для чего живому миру нужна строгая пространственная упорядоченность киральных структур, и каковы те преимущества, которые создает она для функционирования живых систем? Почему возникает определенная диссимметрия, а не противоположная?

До открытия каскаденианского некроценоза в трактовке этих вопросов существовали два направления, и оба они нуждаются в серьезной корректировке.

Первое. Соотношение левых и правых форм – случайное, спонтанное событие; результат одной из последовательно повторяющихся “удачных” флуктуаций. Следовательно, первичный организм, в котором имелся хотя бы ничтожный избыток одной из оптически активных форм вещества, получил преимущество при взаимодействии с тем же субстратом, который не обладал теми же конфигурационными предпочтениями.

Второе. Левые и правые формы – результат длительной эволюции (химической или биологической). В результате стохастического нарушения рацемического равновесия, они оказались представленными с некоторым перевесом одного над другим. Последующее углубление первенства могло идти путем своеобразной конкуренции и отбора.

Вывод. Наличие близкой пространственной специализации земного и каскаденианского биоценоза позволяет с достаточной долей уверенности утверждать, что формирование левых и правых форм современной биосферы является приспособительно-адаптационным процессом, движущим фактором которого был отбор. И это не результат “непредсказуемого” события, повлекшего за собой образование не только киральных биополимеров, но и преимущественное накопление одной из форм.

Конечно, наличие каскаденианской жизни является открытием беспрецедентного значения. Но вопрос о том, есть ли связь между этой жизнью и жизнью на Земле, остается открытым. Мы по-прежнему не понимаем, как возникло первое живое существо. А это вопрос ключевой важности, поскольку даже простейший из известных организмов на самом деле невероятно сложная система, которая самопроизвольно, без участия пока неизвестных нам факторов, образоваться не может, тем более не в одной, а хотя бы в двух разных частях космоса, не говоря уже о множественности возможных обителей живого вещества. Поэтому пример Каскадены уже с достаточной степенью убедительности показывает, что жизнь – это не набор химических случайностей, не просто причудливая диковина, но явление, заложенное в основу законов природы. Иными словами, универсум изначально содержит предпосылки для зарождения жизни, которые при определенных условиях могут перерасти в физический процесс на молекулярном уровне, сопровождаемый устремлением материи и энергии двигаться по определенному пути, в конечном счете приводящему к максимально возможному снижению энтропии предбиотически “созревших” систем. В принципе, вероятность организации вещества в устойчивые атомно-молекулярные комплексы самопроизвольным образом, без участия пока не описанных свойств материально-энергетической субстанции, так же исчезающе мала, как и случайное зарождение жизни. Тем не менее, космос, или по крайней мере определенная его часть, состоит из сообществ вполне узнаваемых комбинаций микро-мезо– и мегаобъектов. И мы воспринимаем их как закономерные, а не случайные творения природы, как осмысленную разумом сущность, созданную так, чтобы в ней существовала возможность для образования сперва преджизненных, а затем и витофункциональных систем. Сравнивая характеристики земного и каскаденианского биоценозов, есть все основания допустить, что диссимметрия молекул могла быть следствием процесса, в котором выбор между левым и правым определился физпараметрами, изначально заложенными в структуре космоса. Тогда следует считать, что закрепление его результатов есть следствие углубления первоначально малого различия в свободной энергии между левой и правой формами. Можно представить и мир существ, состоящий из двух равновеликих частей – правой и левой. Но тогда организмы этих двух частей не могли бы взаимодействовать, они не смогли бы ни спариваться, ни поедать друг друга. Наглядным примером, подтверждающим это правило (с известной долей условности) являются некриты. Но такой мир, следуя принятой логике вещей, давно уже должен был бы исчезнуть. Здесь же эволюция ухитрилась сохранить жизнеспособность некроценоза. Но какой ценой! Избранные ей формы остались энергофагами, а принцип их размножения не развился дальше стадии примитивного деления.

Как следует из логики вышеприведенных рассуждений, набор химических реакций, обеспечивающих устойчивость предбиологических систем, определяется таким сочетанием физических и геометрических параметров, при которых в мегакосме становится возможным зарождение диссимметричных органоструктур. Вместе с тем возникает ряд вполне закономерных вопросов. Почему, например, в живых организмах слагающие их органокомплексы имеют не одну, а разные киральности? Почему земная жизнь при явно выраженной “левой” специализации аминокислот допускает существование “правых” сахаров? И, наконец, почему в каскаденианских организмах тоже наблюдается неоднозначная, хотя и отличающаяся от земной диссимметрия? Нам представляется, что причина этого кроется в особенностях стереометрической (объемной) конфигурации, или другими словами в различиях трехмерных структур органомолекул, входящих в состав тех или иных соединений. Форма, размер таких молекул, а также способы атомных упаковок и виды межатомных связей в них подобраны таким образом, чтобы придать биополимерным комплексам максимальную устойчивость в окружающей их физической среде. Естественно, что и реагировать на оказываемое этой средой воздействие такие комплексы тоже будут по-разному. Поэтому при одних и тех же свойствах пространства одни из них предпочтут “левую” киральность, а другие “правую”. В качестве пояснения можно привести следующий пример. Если поляризованный свет сравнить с воздушным потоком, а биополимерные комплексы – с пропеллерами на его пути, то при одной ориентировке наклона “лопастей определенного биокомплекса” пропеллеры будут вращаться слева направо, а при другой – наоборот.

Еще одним свидетельством в пользу изначально заложенной в структуру мироздания диссимметрии является наличие у материальных носителей массы. Откуда берется масса – прежде всего у элементарных частиц – и чем она определяется? Согласно теории, частицы приобретают массу, взаимодействуя с физвакуумом. А раз так, то и мир изначально диссимметричен, потому как “антимассы” в естественных условиях у материальных сущностей не наблюдается…

6

Этот месяц, казалось, тянулся больше чем остальные. Обстановка на станции мало в чем изменилась. С виду все было как обычно. При встречах Фил шутил, большей частью не к месту. Арни бросал язвительные реплики. Тиб не в меру разглагольствовал. А Рон больше молчал. При встречах он вел себя сдержанно. Никакие темы кроме медицинских не затрагивал и только время от времени окидывал кампиора настороженным взглядом. Тот памятный разговор окончательно укрепил подозрения Шлейсера: в историях, связанных со смертью Янза и Схорца, скрываются существенные детали, отсутствующие в официальных заключениях. На смену сумятице, всколыхнувшей с таким трудом заново сформированный мироуклад, пришел холодный расчет. Он старался держаться уверенно и спокойно, переоценивая и переосмысливая те немногочисленные факты-зацепки, которые были в его распоряжении. Дальнейшие попытки разговорить колониантов он прекратил. Ответы надо искать другим путем. Каким? Он пока не знал. Но у него, черт возьми, хватит сил разобраться во всем этом. И он никому не позволит водить себя за нос.

Каждый, как и прежде, находил себе занятие сам и проводил время, как считал нужным. Правда, в последние дни Тиб и Фил стали больше общаться. Они часто выезжали на Главную станцию, порой на несколько суток. Тиб упорно не желал, по крайней мере в присутствии Шлейсера, обсуждать тонкости своих экспериментов с некритами, хотя по мнению кампиора все кроме него были в курсе. Дзетл тоже на эту тему не распространялся, впрочем как и на предмет происходивших до него событий. Вне всяких сомнений Тиб ухитрился перепрограммировать парабиандра так, чтобы к Шлейсеру поступал минимум информации. Арни нашел себе новые развлечения. Он приноровился подниматься на предельные для микролета высоты и срывался оттуда в свободное падение с выходом из штопора у самой поверхности. Не меньшее удовольствие майор получал и от схода лавин. Приметив подходящее место, он инициировал обвал и срывал микролет со склона, буквально на несколько мгновений опережая фронт сметающей все на пути снежной массы. Нельзя сказать, что подобное “геройство” вызывало одобрение у пенитециантов. Но вопросов ему не задавали, разве что Фил, который в полном смысле выходил из себя, когда Арни, разогнав аквацикл до сумасшедшей скорости, глиссировал по верхушкам волн вечно неспокойного моря. Рон тоже по уши погрузился в дела и, судя по всему, такое состояние ему нравилось. В суть его занятий Шлейсер не вникал, но в общих чертах знал, что он уже долгое время занимается исследованием некритовых тканей, которые в избытке поставлял Тиб.

К самим же некритам как и раньше относились с предельной осторожностью. Прямых контактов с загадочными псевдосуществами не допускалось. По-прежнему, хоть это и не было доказано, считалось, что некриты способны оказывать на земную жизнь разрушительное воздействие. Поэтому работа с препаратами, где бы это не происходило, проводилась в условиях полной герметизации с использованием предназначенных для такого вида работ манипуляторов.

В целом, начиная со времен Маккрея, в основе научного истолкования феномена некритов мало что изменилось. На основании обширнейшей базы данных, а наблюдение за псевдобиотой, продолжало производиться систематически, уже можно было с уверенностью констатировать: ареал распространения некритов устойчиво держался южного полушария, активных попыток с их стороны пересечь экватор не наблюдалось. На Эстерии продолжал действовать обнесенный оградой виварий, где уже более десяти лет “проживала” изолированная от внешней среды колония экзотических псевдоорганизмов. Какой-либо реакции обитателей вивария на отсутствие контакта с сородичами не наблюдалось. Они делились, росли и снова делились так же, как и остальные представители некроценоза. В случае гибели отдельных особей, органические остатки быстро разлагались, истлевали.

Поскольку у колониантов не было возможности проверить степень выживаемости некритов как в космосе, так и на других планетах Даира, Тиб и Фил в своих опытах ограничивались поверхностью суши, атмосферой и элементами акватории. При этом они статистически подтвердили ранее выдвинутое предположение о том, что ни состав, ни степень разреженности атмосферы влияния на степень активности некритов не оказывают, в то время как вода и грунт экранируют питающие их энерготоки: как и прежде невидимые, неосязаемые и никаким из известных науке способом не определяемые.

Оставалось не ясным и другое: если некриты тяготеют к дневной поверхности, то распространяется ли на глубину действие “s-фактора”, или же водные и скальные толщи нейтрализуют его действие. Тиб несколько раз обращался с предложением провести серию глубоководных экспериментов, отмечая, что возможностей имеющегося в их распоряжении аквацикла на это не хватает. В Метрополии с целесообразностью таких работ соглашались, но все никак не могли решить вопрос с доставкой соответствующего оборудования.

Шлейсер тоже недоумевал, почему организаторы проекта игнорируют инициативу биолога. Усматривают подвох? Или опасаются неадекватных действий делинквентов при работе над сверхсложными программами, в результате чего их жизни могут оказаться под угрозой? Им почему-то не дают возможности выхода в космос, хотя изучение смежного пространства могло бы многое прояснить. С другой же стороны там не могут не знать, какие кренделя выкидывает Арни, почти ежедневно рискуя свернуть себе шею. И ничего. Никакой реакции. Грубейшие нарушения регламента содержания обходятся ему чисто символическим наказанием, после чего все возвращается на круги своя. Неужели непонятно, что арсенал имеющихся здесь средств не соответствует реалиям, не отвечает условиям поиска, не позволяет сдвинуть с мертвой точки проблему расшифровки “s-фактора”, а значит не дает возможности разгадать тайну происхождения некритов?

В последнем отчете Шлейсер совместно с Тибом поставил вопрос о необходимости расширения масштабов и переориентировки значительной части опытов. Помимо ряда мероприятий по некритам, обновлению технической базы и автоматическому исследованию соседних планет, в число главных задач он включил и усовершенствование системы астрономических наблюдений, прежде всего заключающееся в монтаже нейтриноспектрального модуля.

В ОБЦЕСИСе обещали подумать. А это означало: если возврат к данной теме и произойдет, то не раньше чем через полгода.

Конечно же, такая реакция Центра никого не устраивала. Тиб рвал и метал, проклиная день, когда избрал для себя профессию биолога, и с присущим ему амикашонством ^[90] призывал все беды на головы так ненавистных ему перестраховщиков-козлодумов. Арни и Фил не отставали от него, изрыгая проклятья в адрес всех, кого только могли вспомнить. Рон держался тише, но его вид красноречивей любых слов свидетельствовал о солидарности с однодумцами. Шлейсер тоже был раздосадован, но вида не подавал. Он смотрел на них и дивился: это надо же так обмишуриться – не разглядеть под масками двоедушных лицедеев их истинных физиомордий. И что они думают в отношении его, Шлейсера, персоны? Каким будет день грядущий? И наступит ли он для него вообще?..

7

ИЗ КОМПЕНДИУМА МАККРЕЯ

… Если возникновение в живой природе диссимметрии до недавних пор можно было объяснить изначально определившимся различием энергетических состояний органических молекул под действием космических излучений и вакуумных флуктуаций, которые, будучи следствием сформировавшихся именно данным образом мировых констант способствовали не нейтрализации, а усилению этих различий, то с открытием особого модуса каскаденианского некроценоза высветилось очевидное несовершенство антропоцентрической модели образования живого вещества. Нам так и не удалось ни смоделировать условия, когда-то возникшие на Каскадене, ни воспроизвести искусственным способом нигде более не наблюдавшиеся некритоподобные геноструктуры.

Почему началось разделение ценозов в условиях единой экологической прасистемы? Что послужило причиной бифуркации исходной линии их развития И тут возникает следующий вопрос. А была ли вообще единая прасистема?

Как часто бывает с серьезными научными проблемами, то, что в первом приближении кажется относительно простым, по мере углубления в суть вещей становится все более сложным. Попытки спроецировать наши знания на результаты деяний каскаденианского Демиурга к успеху не привели.

Мы накопили огромный фактический материал, но как выяснилось, подавляющую часть информации мы не понимали прежде и не понимаем сейчас. Природа явлений оказалась не той, как было принято считать, и не те методы использовались для ее осмысления. Мы продолжаем находиться в плену ложных идей. Нашим знаниям не хватает определенности. Стало быть, недостаток ясности ведет к росту паллиативных, вероятностных обобщений, а значит является причиной противоречивости вытекающих из анализа обстановки выводов.

Так что же такое некроценоз, и ксенотропия Эстерии в целом, с позиций биокинетики, как науки о происхождении жизни, о начале биодвижения, о переходе от неживой материи к активным витаструктурам?

Некриты – это прежде всего органические квазисистемы, набор лишенных на первый взгляд целесообразности молекулярных взаимодействий, простота углеродсодержащих конструкций которых оказалась столь же ошеломляющей, как и сложность описывающей их теории. Как ни банально это звучит, но сравнивать их в первом приближении больше не с чем, кроме как с прокариотами – первыми земными существами, обитавшими почти в кипящем океане, практически без кислорода, в крайне нестабильных условиях, и не знавших смерти, так как они еще не были живыми и лишь овладевали основами термо-хемо-фотосинтеза, а значит, могли быть только разрушены, как любой неживой объект.

Если на Земле и в пределах Нордленда эволюция живого в палеонтологической летописи прослеживается как непрерывная преемственность видов, то воссоздать картину эволюционного морфогенеза некроценоза нам, к сожалению, не удалось. Некриты не образуют ископаемых остатков. Не имея скелета, они разлагаются и практически не оставляют отпечатков или захоронений. Однако, проведя комплекс литологических измерений, нам удалось выяснить, что в некротории Каскадены эволюция затормозилась еще на заре биодвижения. А это свидетельствует о следующем: либо в тот период здесь создалась обстановка, которая продолжает оставаться в неизменности до настоящего времени, либо такие условия возникли раньше, либо же они существовали в данной области пространства всегда, то есть сложились задолго до формирования Даира и его планетной системы.

Примечательным является и то обстоятельство, что у некротических систем совершенно отсутствуют признаки коэволюции. Иными словами: при изменении биоса на северном континенте экосистема на юге не меняется. На Земле это свойство живых организмов присутствует повсюду. Если у хищника совершенствуются охотничьи инстинкты, то и дичь вырабатывает соответствующую защиту.

Из всех имеющихся в природе элементов для жизни особенно важны только шесть: углерод, водород, азот, кислород, фосфор и сера. Синтез АТФ требует тех же элементов кроме серы. В органоструктурах некритов используются те же элементы, только в других соотношениях. Но главным и в них остается углерод.

Систематизация разновидностей некритов, как и должно быть, производилась согласно занимаемых ими экологических ниш: вода, суша, атмосфера. Подземные формы отсутствуют.

В целом, повсеместно отмечается угнетенность развития находящихся в естественном состоянии некросистем, особенно в водной среде. Толща обитаемых глубин не превышает первых метров, в то время как гидробионты северной акватории встречаются в пределах всей зоны проникновения солнечного света. Невольно создается впечатление, что однажды возникнув, некриты поспешили перебраться на сушу. А может и наоборот – появившись на суше, они не спешат осваивать гидросферу. Среди немногочисленных водных представителей преобладают свободноплавающие медузоподобные таксоны (повидовое описание рецентных ^[91] форм приводится в атласах и спецразделах компендиума).