Текст книги "Пропавшая нимфа (Сборник)"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Картер Браун,Пьер Буало-Нарсежак,Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

 Глава 5

Очнулся я с невероятной болью в затылке. Инстинктивно поднял руку для защиты и открыл глаза.

Я лежал на полу. Голова трещала от удара. Наверное, тот, кто это сделал, подумал, будто прикончил меня, и скрылся.

Борясь со слабостью и болью, с усилием я встал на колени и заметил, что нахожусь не в, прихожей, а в спальне Моники Вотье.

Кровать стояла рядом, она сама лежала на ней, раскинув руки.

Мое внимание привлек блестящий предмет у нее на груди. Приглядевшись, я понял, что это рукоятка кинжала, лезвие которого вонзилось в ее тело.

Ошеломленный, я смотрел на страшную картину, не веря своим глазам, затем приблизился и по старой привычке пощупал пульс. Рука Моники была еще теплая, видимо, ее убили совсем недавно.

Заметив на ночном столике телефон, я собрался было вызвать полицию, но меня остановил инстинкт самосохранения.

Рассудок сработал четко.

Я отдернул руку от трубки и быстро обошел спальню и остальные помещения. Нигде никого не было.

Зачем меня втащили туда?

Вторичный осмотр трупа все объяснил. Моника держала в руке осколок фарфоровой вазы.

Их замысел прояснился. Хорошо продуманный план, ничего не скажешь. Моника Вотье отказалась подтвердить мое алиби. Выйдя из тюрьмы, я тут же заявился к ней, принялся укорять за прошлое, поссорился и убил. Она пыталась защищаться и разбила о мою голову вазу, оказавшуюся у нее под рукой.

Все оказалось учтено: мотив, жертва и сам убийца были налицо.

Пришлось бы мне погибнуть, если бы я -задержался и был обнаружен.

Надо было немедленно удирать.

Судя по часам, все произошло не более десяти минут назад. Убийца ожидал моего прихода к семи и наверняка высматривал из окна. Он заколол Монику, спрятался за дверью прихожей и, как только я вошел, оглушил, меня ударом по голове. Потом втащил в спальню.

Я вытер платком телефонную трубку, подумал немного и то же проделал с рукояткой кинжала. Ведь пока я был без сознания, убийца мог прижать к ней мои пальцы. Осколки вазы говорили б продуманности всех мелочей.

Взглянув в последний раз на убитую, я вышел, прикрыв платком дверную ручку.

Все еще поглощенная вязаньем, консьержка так и не взглянула на меня.

Я прошел по улице метров пятьдесят и услышал вой полицейской сирены: машина приближалась со стороны площади Этуаль. Она вынырнула из-за поворота, промчалась мимо меня и остановилась перед домом, где жила Вотье.

Из нее выскочили трое полицейских и вбежали в подъезд, из которого я вышел недавно.

Удалился я медленно, боясь привлекать к себе внимание. Не спешил совсем, хотя прекрасно понимал, что, прокопайся я хоть пару минут в квартире Моники, сегодня вечером оказался бы в тюрьме и когда-нибудь на рассвете вышел из нее только на центральный двор Сайте, где устанавливалась гильотина для приговоренных к смертной казни!

«У тебя есть только один шанс из ста»,– кажется, так меня предупредила Анна.

* * *

В кафе, где мы встретились с Анной, было почти пусто. С первого взгляда, брошенного на меня от порога, она, видимо, поняла: что-то стряслось. По телефону я не мог ей ничего сообщить.

Анна села рядом, обеспокоенно глядя мне в лицо.

– Что случилось, Тэд?

Я рассказал ей все, начиная с посещения гаража и кончая бегством из дома на проспекте Хош. Анна не прерывала, только глаза ее были встревожены. Она боялась за меня.

– Но это же чудовищно... Иди скорее в полицию и расскажи о случившемся.

– Нет, дорогая, такое исключено. В конце концов сыщики – это всего лишь сыщики, а не ясновидцы, обвинять их в неверных выводах порой просто невозможно, В свое время Лемер правильно говорил: «Полиция считается только с фактами». Сколько бы я ни доказывал, что шел к Монике с самыми лучшими намерениями, получил потом удар по голове от какого-то человека-невидимки, а очнувшись, лежал уже в спальне возле кровати, на которой была заколота Моника,– никто этому не поверит. Меня арестуют, обвинят в преднамеренном убийстве, а что за это полагается – сама знаешь.

Здесь Анна побелела как полотно и поднесла руку к губам, чтобы сдержать невольный крик. Я обнял ее за плечи и на секунду прижал к себе.

– Напрасно ты волнуешься – пока со мной ничего не случилось. Консьержка меня не видела, следов моих там не осталось, и никто, кроме тебя, не знает, что я туда ходил.

– Но еще убийца!

– Безусловно, только он не может об этом говорить.

– Но ведь полицию кто-то оповестил?

– Конечно, был такой же анонимный звонок, как тот, что предупредил о пакетах с наркотиком в моей машине. Сценарий разработан, несомненно, тем же автором, но на Сей раз мне повезло: я ухитрился выскочить из ловушки до того, как она захлопнулась и меня смогли «поймать с поличным».

– Какой кошмар!

– Да, если бы я пришел в себя несколькими минутами позже, стал бы конченым человеком.

Мы долго сидели молча, пока официант нас обслуживал. Когда он отошел, Анна спросила:

– Надеюсь, теперь ты не хочешь осуществлять свой план?

– Наоборот, более чем раньше. Сейчас уже нет сомнений, что Моника Вотье получила немалые деньги за то, что уничтожила мое алиби. Возможно, даже в виде пожизненной ренты. Когда я позвонил и заявил, что хочу ее видеть, она тут же предупредила кого-то из членов банды, с которым, очевидно, не теряла связи. Этот человек приехал к ней, проследил за мной из окна, в последний момент заколол Монику, которая, конечно, ничего подобного не ожидала. Затем подготовил всю сцену и спокойно сбежал. Консьержка на него обратила не больше внимания, чем на меня. Далее убийца добрался до ближайшего бистро и оттуда позвонил в полицию... Возможно, даже из этого.

Анна невольно испуганно оглянулась.

В этот час в заведении был только один завсегдатай, оживленно обсуждавший с барменом шансы на выигрыш у хоккейной команды «Мирабель», за которую оба они болели.

– Убийство Моники Вотье доказывает, что я на правильном пути. Раз они решили пойти на мокрое дело, значит, напуганы, ну а паника, как известно, никогда не была хорошим советчиком.

– Но они убьют тебя, если найдут, Тэд.

Я пожал плечами. Жизнь превратила меня в фаталиста.

– Конечно, это было бы для' них проще всего. Но, рассуждая отвлеченно, теперь я уже не могу отступить, мне необходимо идти до конца, ибо на повестке дня стоит вопрос: кто – кого? Если Марсель Бланк уехал отсюда, и скорее всего в район Лазурного берега, мне придется разыскать его там.

– Но Лазурный берег велик.

– Знаю, но, думаю, у меня есть нужное знакомство.

В последних известиях по радио в тот же вечер сообщили об убийстве Моники. Комментатор ограничился изложением голых фактов, закончив традиционной фразой о серьезных подозрениях полиции. Я, конечно, не знал, насколько последнее соответствует истине.

Но как бы там ни было, стало ясно, что мне лучше сейчас не пользоваться своим паспортом, дабы избежать неприятностей.

Анна приготовила закусить, но я ни к чему не притронулся: переживания лишили меня аппетита.

– Схожу-ка, я к одному типу, который, надеюсь, сумеет мне помочь. Вернусь поздно. Ты не волнуйся.

– Хочешь, я поеду в машине следом?

– Нет, не надо. Я буду крайне осторожен. Повторяю, не волнуйся за меня.

* * *

В тюрьме Лианкура я подружился с одним заключенным, Андре Мейнелем, который отбывал наказание за участие в ограблении провинциального банка.

По своему уму, начитанности, манерам и умению изъясняться он резко отличался от остальных арестованных. За несколько дней до моего освобождения он мне доверился:

– Если у тебя возникнут затруднения, обратись от моего имени к Роберу Пастелю. Он только что открыл кафе на Рю-Риволи, которое называется «Сумерничание при свечах». Это свой человек, на него вполне можно положиться.

* * *

Выйдя из метро, я бродил по кварталу, пока не наткнулся на нужный мне кабачок. Несколько ступенек вели в подвал,  где оказалось около десятка» столиков и бар позади.

Оправдывая свое название, помещение освещалось свечами, нагар с которых стекал в разноцветные розетки. Под потолком стоял туман от табачного дыма, приятно пахло стеарином. В узком проходе между столиками танцевало несколько тесно обнявшихся пар.

В основном здесь была молодежь до двадцати лет, и на столах соответственно стояли бутылки с кока-колой и фруктовыми напитками.

Я прошел через зал и спросил бармена:

– Месье Робер Пастель здесь?

– Еще нет, но должен скоро прийти.

Прекрасно, в таком случае дайте мне пока бокальчик красного.

Он обслужил меня и отошел в другой конец стойки, откуда продолжил с явным недоверием наблюдать за мной. Я успел выкурить, две сигареты, прежде чем появился мужчина лет тридцати в строгом синем костюме. Он жестами, поприветствовал некоторых завсегдатаев и подошел к бармену, который ему что-то тихо сказал, кивнув на меня.

Мужчина подошел.

– Я Робер Пастель, что вам угодно?

Тон у него был крайне сухой и даже недоброжелательный.

– Мне надо поговорить с вами по личному делу. Нет ли у вас уголка, где' нам никто не помешает?

Он смерил меня с головы до ног оценивающим взглядом, затем процедил сквозь зубы:

– У меня есть маленькая комнатушка – кабинет. Пойдемте туда.

Мы прошли через зал, он отворил дверь рядом с баром и включил свет. Мы очутились в каморке с темным письменным столом орехового дерева, небольшим несгораемым шкафом у стены и кожаным диваном.

Пастель закрыл дверь и обратился ко мне:

– Так в чем же дело?

На этот раз вопрос прозвучал с неприкрытой агрессивностью.

– Меня послал к вам Андре Мейнель.

Глаза его сверкнули, но, видимо, он все еще мне не доверял.

– Ах так? Где же вы встретились?

– В Лианкуре. Я вышел оттуда сегодня утром. Андре просил передать, что «последнюю дверь труднее всего открыть».

Я не знал расшифровки этой фразы, но она послужила паролем.

Услышав ее, Пастель покачал головой и засмеялся.

– Прости, что я так плохо тебя встретил. Во всем виноват этот путаник, бармен Луи. Он вообразил, будто ты легавый.

Между заключенными было принято обращаться друг к другу на «ты», поэтому я понял, что он отнес меня к «своим», и спросил с улыбкой:

– Отчего же он так подумал?

– А черт его знает... обожди, я сейчас вернусь.

Через три минуты он пришел с бокалами и бутылкой хорошего вина.

– К сожалению, у меня нет собственного бара в кабинете, не то что в американских фильмах.

Он наполнил фужеры до краев и поднял свой.

– Будем здоровы! А теперь скажи, чем я могу помочь?

– Понимаешь, я влип, мне надо срочно уносить ноги. Необходим паспорт, и побыстрей.

Он отпил глоток вина, не переставая вглядываться в меня.

– Могут пришить мокрое дело. Полиция воображает, будто я...

Он поднял руку, прерывая меня.

– Это неважно, прочее меня не касается. Ты пришел от Мейнеля, и точка. Я не дам погибнуть человеку, которого прислал мой друг. А если я тебя разглядываю, так это затем, чтобы решить, какой паспорт тебе подойдет. Фотокарточки-то нету небось?

– Об этом я просто не подумал.

– Документ нужен немедленно?

– Если возможно.

Видя мою нерешительность, он сказал:

Этот кабак у меня всего три месяца, и легавые сюда еще носа не совали. Как ты заметил, клиентура – молодежь, ведет себя смирно, ни драк, ни скандалов. Сам я работал по автомобильной части, отсидел пять лет в Клерво. Можешь мне поверить, Лианкур – дворец по сравнению с той дырой. Если случайно станут прочесывать все подобные заведения,то тебя скорее зацапают здесь, чем в другом месте, ну а меня прикроют. Поэтому иди-ка в общий зал, вид у тебя вполне приличный. Так оно будет спокойнее.

Он провел меня к столику, затем подошел к бармену. Тот вскоре принес бокал, бутылку белого вина, какую-то закуску и смущенно сказал:

– Извините, я здорово накололся. Принять вас за легавого было непростительной,ошибкой. Так опростоволосился...

Он сокрушенно покачал головой и вернулся за стойку.

Я потягивал вино, безразлично глядя на танцующих. Девица за соседним столиком покачивалась в такт музыке. Заметив меня, она крикнула:

– А вам не хочется потанцевать?

Ей было лет восемнадцать, не больше, блондинка с полным румяным лицом. Я невольно засмеялся.

– Боюсь, что мне это уже не по возрасту!

– Для танцев возраста не существует,– убежденно возразила она. – Я знаю двадцатилетних парней, которые по сравнению с вами развалины.

Поскольку это было похоже на комплимент, я принял подобающе скромный вид. А когда бешеный ритм сменился плавным блюзом, я подошел к ней.

– Вот, пожалуй, единственный танец, который я рискну исполнить.

Она радостно вскочила мне навстречу, и мы присоединились к толпе, сгрудившейся между столиками. Я не опасался за свое умение танцевать, ибо единственное, что мы могли делать в такой тесноте,– это раскачиваться на одном месте из стороны в сторону, стараясь не наступать на ноги соседям.

Партнерша объяснила, что у нее была назначена встреча с неким Роже, но после их бурного разговора по телефону она решила обидеться.

– А мне наплевать,– закончила девица,– я была уверена, что найду, с кем провести вечер.

Полагаю, если бы эта наивная толстушка знала, что я только сегодня утром вышел из тюрьмы и теперь, возможно, меня уже разыскивает полиция, она не с таким восторгом танцевала бы со мной.

Наконец вернулся Пастель, подмигнул мне и зашел в свой кабинет.

– Очень огорчен мадемуазель, но .мне приходится вас покидать...

– Как, уже?

– Матушка не разрешает поздно возвращаться домой. Она считает, что для меня это неприлично,– рассмеялся я.

Проходя мимо бармена, я хотел заплатить за угощение, но тот обиженно воскликнул:

– О, нет, нет. Это за счет заведения.

Пастель встретил меня плутовской улыбкой.

– А ты не теряешься, как я погляжу.

– Современная молодежь сама вешается на шею... Тебе удалось что-нибудь устроить?

– Думаю, это сойдет.

Он протянул мне паспорт на имя месье Жана Бурселя, родившегося в Монсе в 1920 году. Человек на фотографии имел со мной отдаленное сходство.

– Это самый подходящий из всех, что у нас были,– сообщил Пастель.– Если бы ты не спешил, можно было бы подыскать и получше. Во всяком случае, он не фальшивый. Его свистнули у одного парня в метро.

Если меня разыскивает полиция, придется ловчить, но они наверняка еще плавают, точных данных не имеют, поэтому такой паспорт может вполне сойти.

– Ты уедешь из Парижа?

– Это необходимо.

– Что я могу еще сделать для тебя?

– Не найдется ли мне пристанища в районе Лазурного берега?

Он подумал и ответил:

– Думаю, найдется. Сходи от меня к Шарлю Кусселли. У него приморское бистро в Каннах, улица Антиб. Называется «Пальма».

– А нельзя нацарапать ему пару слов? Вдруг не поверит?

– Откровенно говоря, в подобных случаях писать небезопасно и я предпочитаю этого не делать. Просто позвоню ему завтра утром. Как тебя зовут?

– Доктор Тзд Спенсер.

В глазах его появилось любопытство. Он пристально посмотрел на меня и нахмурился.

– Спенсер? Доктор Спенсер? Врач, погоревший на наркотиках?

– Точно.

Он закурил сигарету, выпустил дым через нос и тихо спросил:

– Хочешь найти тех, кто подвел тебя под монастырь?

– Видно, от тебя ничего не скроешь...

Он протянул мне руку.

– Желаю удачи! Могу дать монет, если потребуется.

– Спасибо, пока есть... Андре Мейнелю, если встречу, скажу, что у него есть настоящие друзья.

* * *

Увидев меня, Анна вздохнула с облегчением, и на ее глаза навернулись слезы радости.

Я коротко изложил ей свой план. Она не осмелилась возражать, хотя совершенно очевидно не разделяла моего намерения расквитаться с преступниками.

– Может быть, ты возьмешь мою машину?

– Нет, поеду поездом, это не так рискованно. Я смотрел, он идет туда в девять утра.

– Я провожу тебя на вокзал. Ты еще успеешь выспаться.

Она ушла в спальню, а я продолжал сидеть в гостиной, погруженный в свои невеселые думы. Вскоре она вернулась в очаровательной зеленовато-голубой пижаме.

До самого отъезда я так и не сомкнул глаз. Что касается пижамы, Анна надевала ее зря, пижаму пришлось снять сразу же.

 Глава 6

Измученный неотвязными мыслями и дорогой, я приехал в Канны лишь к восьми вечера. Ехал я в вагоне второго класса с каким-то многочисленным семейством. Целая ватага горластых детей непрерывно лазила вверх и вниз по полкам под наблюдением толстой мамаши, от которой нестерпимо несло чесноком и дешевым красным вином. Голова моя раскалывалась от бесконечного мелькания малюток, их ссор и воплей, не говоря уже о зычных окриках родительницы.

Перед киоском у вокзала меня поджидало неожиданное потрясение: на первой странице газеты красовались фотографии Моники и моя со следующей надписью:

«Пала ли певица жертвой мести?»

К счастью, мой снимок, взятый из судебного дела пятилетней давности, был плохим.

Сидя за столиком в кафе «Терминус», я внимательно прочитал статью. Полицейских предупредил анонимный телефонный звонок. Те сразу же выехали по указанному адресу и в доме Моники нашли еще не окоченевшее тело. Заколовший ее убийца успел скрыться. Жертва пыталась защищаться, в руке у нее был зажат осколок вазы, другие осколки валялись на полу. Не обнаружилось ни отпечатков пальцев, ни прочих следов.

Все это я уже знал, но дальнейшее меня сильно заинтересовало. Полицию уведомили, что во время моего процесса Моника отказалась подтвердить факт нашего ночного свидания с ней и таким образом уничтожила мое алиби. Поэтому меня разыскивали как свидетеля.

Сразу стало ясно, что инициаторы кампании против меня, организовавшие последнее преступление, которое могло стоить мне жизни, не теряли времени даром. Подтверждением тому был звонок в полицию, известивший об убийстве Моники Вотье.

Но кто же это человек? Кто за ним скрывается?

За перевозку и продажу наркотиков я рисковал всего несколькими годами свободы, а теперь на карту была поставлена моя голова. Я точно знал, какие «свидетельские показания» ждала от меня полиция. Признайся я только, что был у Моники, меня бы тут же обвинили в убийстве из мести. Все говорило против: время убийства, отсутствие очевидцев, мое исчезновение. Месть показалась бы судье достаточным мотивом, и присяжные тоже бы согласились.

Человек, только-только вышедший из тюрьмы, не может рассчитывать на снисхождение: его бывшее дело играло бы роль колокольчика на шее прокаженного. Оно бы предупредило всех, что этот человек опасен.

Мое внимание привлекла одна деталь: в коротенькой биографии Моники упоминалось, что пять лет назад она приобрела магазин модного платья в районе улицы Фобург-Сен-Жермен.

Именно тогда Марсель Бланк «унаследовал» крупный капитал, благодаря которому приобрел гараж с бензоколонкой. Тогда и Моника Вотье обзавелась магазином. Участникам моего дела щедро заплатили за молчание. Оно было настолько необходимо, что теперь одного из них просто ликвидировали...

Я не знал своего противника, но понял, что он безжалостен, ловок и неразборчив в выборе средств. Борьба с ним будет не на живот, а на смерть.

Теперь мне уже действительно нечего было терять, все обернулось против меня: полиция, общественное мнение, банда беспринципных, умелых преступников... Как животное, затравленное сворой гончих, я мог только драться, прижавшись спиной к стене.

Возможно, я погибну, но и недруги мои дорого заплатят: я не намерен даром отдавать им свою шкуру.

* * *

Канны еще были полны курортников.

В своем уже старомодном костюме, с необычно для этих мест бледным лицом, я чувствовал себя белой вороной в веселой толпе загорелых отдыхающих, которые расхаживали повсюду в шортах и сандалетах на босу ногу.

«Пальма» находилась в самом центре коммерческой части улицы Антиб.

Это был маленький бар, стены которого, отделанные деревянными панелями, придавали помещению респектабельный «британский» вид. Приглушенная музыка сопровождала негромкие разговоры многочисленных посетителей, собравшихся здесь, несмотря на довольно поздний час.

Бармен в строгой белой куртке спросил, что мне угодно.

– Могу ли я видеть Шарля Кусселли?

Он молча кивнул и подошел к столику, за которым сидели трое. Наклонился к одному из них и что-то прошептал. Тот коротко ответил, быстро взглянул на меня, и бармен тут же вернулся.

– Месье Кусселли благодарит, но товар у него еще есть. Он вам позвонит, когда надо будет сделать заказ. – Я было открыл рот, чтобы рассеять недоразумение, но бармен тихо добавил: – Приходите через полчаса, пока здесь пахнет жареным.

Хотя я не совсем понял значение последней метафоры, но в сочетании с красноречивым взглядом эти слова подсказали мне, что правильнее всего убраться отсюда подобру-поздорову. Я взял чемоданчик и поспешно переменил место, устроившись за столиком бистро шагах в двухстах от «Пальмы».

Очевидно, Кусселли был предупрежден о моем приезде и с первого взгляда удостоверился в моей личности.

Но почему у него была полиция?

Только Пастель знал о моей поездке в Канны, тамошнего адреса я Не сообщил даже Анне. Я вполне доверял ей, но она была категорически против возобновления моих контактов с бывшими заключенными.

А между тем только у них я мог встретить полное понимание и почувствовать себя в безопасности. Узнав мое подлинное имя, любой буржуа бросился бы к ближайшему участку полиции и сообщил там обо мне, свято веруя, что способствует общественному спасению.

– Может быть, это случайное совпадение?

– Прошу прощения?..

Ко мне наклонился официант, так как я нечаянно заговорил вслух. Я заказал полкружки пива и взглянул на себя в зеркало. Если и дальше стану так бормотать, меня быстренько сцапают...

Через час я вернулся в «Пальму».

Столик, за которым сидели двое с Кусселли, теперь был занят какой-то парой.

Бармен жестом пригласил меня следовать за ним и открыл дверь с надписью «Черный ход». За ней виднелась лестница.

– Поднимайтесь, месье, он вас ждет.

* * *

Кусселли сидел перед экраном телевизора в скромно обставленной маленькой гостиной на втором этаже. Лет пятидесяти, массивный, с энергичным волевым лицом и щеткой седых волос. Он встал и подал мне руку.

– Спенсер? Извини, что принял тебя не сразу, но это были комиссар полиции и его помощник.

– У тебя ценные знакомства...

– Только не забивай себе голову ничем лишним. Я не настолько низко пал, чтобы служить у них осведомителем. Пользуясь тем, что я бывший зек, они частенько заходят сюда пропустить стаканчик-другой. Большого удовольствия мне это не доставляет, но, как говорится, с волками жить – по-волчьи выть.

С этими словами он достал из миниатюрного бара бутылку шотландского виски и налил мне добрую порцию.

– Ты обедал?

– Спасибо, я не голоден.

Он посмотрел на меня и покачал головой.

– Понятно... ты уже видел газеты.

– Да, сразу после поезда.

– Фотография не очень похожа, но я тебя тут же узнал. Именно поэтому и попросил временно удалиться.

– Пастель предупредил обо мне?

– Да, он звонил утром, но не объяснил ничего. Что я могу для тебя сделать?

– Прежде всего мне нужно убежище на несколько дней, если, конечно, это возможно.

– У меня здесь три комнаты на нижнем этаже, можешь выбрать любую.

– Спасибо. Затем разыщи мне адрес одной бензоколонки и станции по срочному ремонту автомобилей. Владелец ее некий Марсель Бланк.

– Где она? В Каннах?

– Знаю только, что на побережье в районе Лазурного берега.

Кусселли покачал головой и состроил гримасу.

– Побережье велико, таких бензоколонок множество.

– К несчастью, больше мне ничего не известно.

– Ты поручаешь мне работу детектива... Неужели это так необходимо тебе?

– Только ради этого я сюда и приехал.

Неожиданно решившись, я рассказал ему все. Кусселли понял меня и, ни в чем не усомнившись, не стал отговаривать.

– Ладно, в таком случае возьмемся за работу. Но не удивляйся, что на это потребуется время.

– Я боюсь только стеснить тебя.

– Пастель был мне как брат. Правда, с тех пор мы завязали и живем на виду. Я плачу налоги за погребок и пользуюсь уважением. Тебе у меня будет спокойно, только не высовывайся на улицу.

Он отвел меня в кокетливо обставленную комнатку, посредине которой возвышалась нарядная кровать. Я пощупал матрас.

– Не знаю, смогу ли я уснуть? Моя жизнь теперь так резко изменилась...

Он понимающе улыбнулся и показал на двери.

– Там – ванная, а это – туалет. Есть и радио, чтобы ты не скучал. Одного я не смогу сделать – привести к тебе девицу. Не подумай, многие бы с радостью прибежали, потому что ты еще здорово интересный мужчина, но я не верю их умению держать язык за зубами. Женщины очень болтливы, поэтому пока побудь лучше бобылем. А когда что-нибудь понадобится – звони.

Он протянул мне руку.

– Ни о чем не думай, Спи спокойно.

– Мне уже повезло хотя бы в том, что я познакомился с такими парнями, как Пастель и ты.

Он махнул рукой, отвергая всякие благодарности.

– Колесо жизни вертится без остановки, и ты это знаешь не хуже меня. Может статься, придет такой день, когда мне понадобятся твои услуги. Все мы крепко-накрепко связаны одной веревочкой.

* * *

В двенадцать ночи бармен принес мне бутылку шампанского в ведерке с колотым льдом и кое-какую еду.

– От хозяина. Кушайте на здоровье.

Он удалился, подмигнув, как заговорщик.

Я опорожнил бутылку, слушая радио.

Сложившись с усталостью после путешествия, выпитым виски и пережитым волнением, шампанское меня доконало. Я уснул, позабыв о том, что уже через двадцать четыре часа после освобождения по моим следам идет полиция... и целая свора убийц.

* * *

Мои наручные часы показывали десять. Я раздернул легкие тюлевые занавески и впустил в комнату солнце. Потом, не выдержав, приоткрыл окно, но не высунулся, боясь быть узнанным.

Язык мой заплетался, голова гудела. Ничего удивительного: за пять лет я впервые по-настоящему выпил.

Я успел принять душ к тому времени, когда появился Кусселли с подносом. Там была чашка горячего кофе, горка свежих румяных булочек и кипа газет.

– Привет! Ну, пришел в себя?

– С похмелья голова трещит. Отвык от вина.

– В таком случае почитай для разнообразия. Твоей особой пока еще заняты, но через несколько дней появится новая тема и тебя забудут.

– В отношении Марселя Бланка пока ничего?

– Я уже дал задание своим парням, но предупреждал ведь, что на это нужно время. Скажи, когда ты его найдешь, будет бурное объяснение?

Я пожал плечами, действительно не зная, что меня ждет.

– Возможно, все решится легко и просто, но могут возникнуть и неприятности.

– Видишь ли, я боюсь за своих ребят. Если с тобой... Одним словом, мне бы не хотелось их подводить.

* * *

Утро тянулось бесконечно долго. В газетах печатали в основном всякие фантастические предположения полицейских и репортеров относительно гибели Моники. Говорилось даже, что ее мог убить из ревности любовник. Но дневные газеты решительно отвергли эту версию, потому что тот, как выяснилось, во время убийства находился в Бордо, а значит, у него было неопровержимое алиби. И за отсутствием других подозреваемых я остался основным.

Впрочем, и газеты, и радио подчеркивали, что меня разыскивают только как свидетеля, но при этом сообщали мои приметы и напоминали о недавнем освобождении из тюрьмы.

Около часа дня бармен принес жареную свинину с картофелем, но я едва до них дотронулся.

Сидя перед окном, я, как любопытная старая дева из провинциального городка, смотрел сквозь тюль на улицу, на прохожих. Было жарко, солнечно и рукой подать до моря, но я не мог этим пользоваться.

Прохожие беззаботно улыбались, радуясь погожему деньку, болтали о пустяках. Все были легко одеты, я им страшно завидовал, тоже мечтая о праве гулять и наслаждаться жизнью, купаться и танцевать с хорошенькой девушкой, а не скрываться в запертой душной комнате.

«У тебя есть только один шанс из ста».

Эта фраза преследовала меня, как надоевший рефрен. Может, и правда было бы умней послушаться и не стараться встретиться с Моникой Вотье? Ведь тогда я бы мог пользоваться так дорого доставшейся мне свободой!

Но я тут же опомнился. Целых пять лет мысль о возмездии не давала мне покоя, поддерживала меня, помогла не опуститься, спасла от безумия.

Почему же теперь такое малодушие?

Я встал и принялся ходить по комнате. Четыре шага – поворот, еще четыре – снова поворот. На протяжении пяти лет вот так же я ходил по тюремной камере. А теперь просто сменил обстановку.

* * *

В одиннадцать вечера пришел Кусселли.

– Не думай, что я про тебя забыл, но мне надо работать в своей коробке. Это мой единственный заработок.

– Зачем ты извиняешься? Я и без того достаточно переживаю, что доставляю тебе столько хлопот.

– Мои парни раскопали одного Бланка, хозяина гаража в Ницце, но не того. По имени Август, семидесяти лет.

– Может, его отец?

– Мы тоже об этом подумали. Под предлогом финансовой инспекции ребята его расспросили. Он одинокий, вдовец, ни жены, ни детей.

Я горестно вздохнул. Кусселли похлопал меня по плечу.

– Не падай духом, мы не бросим поисков. Только если сам откажешься.

– Я сейчас в таком положении, что, если бы и хотел, уже поздно.

Он промолчал, но посмотрел на меня с любопытством. И вдруг я почувствовал необходимость довериться ему полностью. Не из желания оправдаться, а чтобы не чувствовать себя одиноким со своей невероятно тяжелой тайной на плечах.

– У тебя есть время выслушать меня?

* * *

Я завершил свою исповедь уже за полночь, начав с женитьбы и кончив убийством Моники Вотье. Кусселли слушал меня внимательно, ни разу не прервал, только беспрерывно дымил, прикуривая одну сигарету от другой.

– Теперь ты знаешь не меньше меня... Не думай, будто я рассказывал небылицы, чтобы разжалобить тебя. Доказывать свою невиновность тоже не собирался. Ведь твое отношение ко мне не зависит от того, виновен я или нет.

Он улыбнулся и несколько раз кивнул.

– Конечно, это ничего бы не изменило, потому что ты пришел от Пастеля. А потом, твои дела касаются только тебя, и я не стал бы ни о чем спрашивать. Но сейчас с чистой совестью могу сказать: на твоем мес^е я бы поступил так же.

– Теперь ты понимаешь, что Марсель Бланк – единственная возможность узнать, кто все это организовал.

– Да, распутать эту историю сможешь только ты сам. Я, как и ты, провел за решеткой пять лет, нам известен твердый закон, существующий у зеков: самому заниматься своим делом. Я никогда не стану осведомителем, но и непосредственно участвовать ни в чем не собираюсь. Не сомневайся, я сделаю все, чтобы отыскать Марселя Бланка. Остальное – твоя работа. Скрывать тебя буду, сколько потребуется, потому что ненавижу легавых, это дело принципа. Но большего у меня не проси.

* * *

Прошло еще два дня, в течение которых я метался от кровати к окну, от окна к двери и назад. Газеты перестали писать об убийстве Моники Вотье, а если и мелькали кое-какие сообщения, то только на третьей странице, причем все они были ерундой.

Я ничего не писал Анне из боязни, что письма к ней будут проверять. Бармен, приносивший мне еду, говорил только о погоде. Барометр упорно показывал «ясно».

Это совсем не радовало. Синее, спокойное море, о котором я тосковал все эти годы, существовало не для меня, нельзя было даже пройтись по кромке воды.