Текст книги "Пропавшая нимфа (Сборник)"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Картер Браун,Пьер Буало-Нарсежак,Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

– Лагерлак – девичья фамилия твоей жены? – спросил Флавье.

– Да нет, ее звали Гиворс... Мадден Гиворс. Своих родителей она потеряла три года назад. Ее отец имел большую бумажную фабрику около Маси... Крупное дело! А основал фабрику ее дедушка... Он был уроженцем этих мест.

– А Полин Лагерлак жила в Париже?

– Вовсе нет.

Гевиньи принялся барабанить по столу своими толстыми пальцами.

– Послушай. Все это было так давно... Теща однажды показала мне дом бабушки Полин, старое здание на улице Сен-Пере, если не ошибаюсь... Кажется, на нижнем этаже там еще была какая-то лавка: магазин античных вещей или нечто в этом роде... А что ты думаешь о Мадлен после того, как увидел ее?

Флавье пожал плечами.

– Пока ничего.

– Но ведь здесь есть что-то.

– Кажется... да... А ты не знаешь, она совсем забросила свою живопись?

– Вроде бы... Да, совсем. Сделала салон из ателье, а я его обставил.

– Но почему она перестала рисовать?

– Вот!.. Просто ей это надоело. А потом... ведь люди меняются.

Флавье встал и протянул руку Гевиньи.

– Не буду мешать тебе работать, старина. Я вижу, ка'к ты занят.

– Брось,– оборвал его Гевиньи,– это ничего не стоит. Меня Мадлен интересует. Ответь мне честно... По-твоему, она сумасшедшая?

– Безусловно не сумасшедшая,– ответил Флавье. – А она много читает? Есть у нее увлечения?

– Нет. Читает немного, Как все, только самые интересные книги, журналы... И увлечений вроде никаких не замечал.

– Хорошо, я продолжу наблюдение за ней,– сказал Флавье.

– У тебя не очень-то воодушевленный вид.

– Просто я твердо убежден, что мы зря теряем время.

Он не мог признаться Гевиньи в своем решении следить за Мадлен недели и месяцы, в том, что не обретет покоя, не раскрыв ее тайны. .

– Очень прошу тебя,– сказал Гевиньи. – Ты видишь, как я живу: контора, разъезды, ни одной свободной минуты... Поэтому займись ею. Мне будет намного спокойнее.

Он проводил Флавье до лифта.

– Позвони, если узнаешь что-нибудь новое.

– Обещаю.

Флавье вышел из здания и очутился в толпе. Купил вечернюю газету. Два самолета сбиты в районе Люксембурга. Статья уверяла, что немцы проигрывали войну. Они были блокированы и обречены на бездействие. Скоро с ними покончат. Флавье зевнул и сунул газету в карман. Война перестала волновать его. Если что-то и имело значение, так это Мадлен. Зайдя в кафе, он заказал виски с содовой. Ему представилась Мадлен перед могилой Полин... тоска по могиле... Нет! Это невозможно... Но что нам известно о невозможном?

Вернувшись к себе с головной болью, Флавье стал перелистывать энциклопедию на букву «Л» и, конечно, ничего не нашел.

Он заранее знал, что имени Лагерлак не может быть в справочнике, но не смог бы заснуть, не проверив этого. На всякий случай... Вероятно, он совершит еще множество абсурдных поступков... на всякий случай. Начиная думать о ней, он терял всякое хладнокровие. Женщина с тюльпаном. Он попытался нарисовать ее силуэт, склонившийся над водой. Потом сжег листик бумаги и проглотил два снотворных порошка.

 Глава 3

Мадлен прошла мимо Кабинета депутатов, возле здания которого шагал вооруженный часовой. Как и накануне, она вышла из дома сразу после ухода Гевиньи, но на этот раз зашагала быстро, и Флавье, опасавшемуся несчастного случая, пришлось следовать за ней по пятам, потому что она переходила улицы, не обращая внимания на машины. Куда она так бежала? Мадлен заменила свой серый костюм на коричневый, совсем обычный, а на голову надела берет. Низкие каблуки изменили ее походку. Она казалась еще моложе, выглядела немного по-мальчишески со своей сумочкой под мышкой. В тени фасадов она пошла по бульвару Сен-Жермен. Прогулка в Люксембург? Или в Географический зал? На какой-нибудь сеанс оккультизма? Внезапно Флавье все понял и для большей уверенности подошел ближе. Почувствовался запах ее духов... Где он уже слышал его?.. Это было накануне, на пустынных аллеях кладбища Паси... Ему нравился этот запах, он напоминал дом его бабушки, выстроенный около Сомюра, на скале. Все люди там жили на скалах и поднимались к себе по лестницам, как Робинзоны. Печные трубы иногда торчали прямо из вершин. Он ездил туда на каникулы, в этот дом, полный множества переходов и коридоров, вырубленных в скале. В детстве они внушали ему страх, а земля там всюду пахла духами Мадлен. И здесь, на бульваре, залитом солнцем, где молоденькие ветви, как протянутые руки, бросали тени на тротуар, Флавье снова почувствовал привлекательность неизвестного и сразу понял, почему это происходит. Мадлен пробудила это в нем. А потом всплыли другие воспоминания, в особенности одно. В двенадцать лет, сидя в тени деревьев на высокой скале, откуда открывался величественный вид на бесконечные леса, он прочитал роман Киплинга «Свет погас». На первой странице там была картинка, представляющая девочку и мальчика. Они нагнулись над револьвером. И загадочная фраза, которая всегда вызывала у него слезы, вспомнилась ему: «Это был Варалонг, направляющийся в Южную Африку...» Теперь он уже знал, что девочка, одетая в черное, была похожа на Мадлен. Та самая девочка, о которой он думал, прежде чем заснуть, и шаги которой слышались ему во сне. Да, все это было смешно, во всяком случае для такого человека, как Флавье. Но все это было правдой, только идущей по другому, по неведомому плану, правдой погибшей мечты, неожиданно и случайно обретенной вновь. Мадлен шла впереди него, вся в темном, тонкая, стараясь оставаться в тени, и от нее пахло хризантемами. Потом она свернула на улицу Сен-Пере, и Флавье почувствовал что-то вроде горького удовлетворения. Конечно, это еще ничего не означало, но тем не менее...

Дом, о котором говорил Гевиньи, находился здесь. Это безусловно был он, потому что Мадлен вошла в него и потому что внизу располагалась антикварная лавка. Гевиньи ошибся только в одном: дом оказался– отелем. «Фамли Отель». Не более двадцати комнат. Одно из небольших прибежищ для провинциалов. На двери висел плакат: «Мест нет». Флавье толкнул ее, и старая дама за столиком администратора, занимающаяся вязанием, подняла на него глаза поверх очков.

– Нет,– пробормотал Флавье,– я пришел не из-за комнаты... Мне бы только хотелось узнать фамилию дамы, которая вошла сюда передо мной.

– А кто вы?

Флавье сунул ей под лампу свое старенькое удостоверение инспектора, которое сохранил так же, как и многое другое: его бумажник вечно был набит пожелтевшими письмами и самым разными бумагами. Старуха внимательно посмотрела на него.

– Мадлен Гевиньи,– ответила она.

– А она не в первый раз сюда приходит?

– О! – сказала старуха. – Ее здесь иногда видишь.

– Она принимает кого-нибудь... в своей комнате?

– Это порядочная молодая женщина.

Опустив глаза– на свою работу, она улыбалась немного лукаво.

– Отвечайте,– настаивал Флавье,– она принимает кого-нибудь?.. Это может быть, например, подруга.

– Нет... Никого она никогда не принимает.

– Тогда что же она здесь делает?

– Откуда мне знать?.. Я не слежу за своими постояльцами.

– Какой у нее номер?

– Девятнадцатый, на третьем этаже.

– Хороший?

– Вполне приличный. У нас есть лучше, но ее устроил и этот. Я предлагала ей двенадцатый, но она настояла именно на– девятнадцатом. Ей определенно хотелось получить комнату на третьем этаже, с окнами во двор.

– Почему?

– Этого она не сказала. Может быть, из-за солнца.

– Если я правильно понял, она сняла ее?

– Да, на месяц.

– Когда, же это было?

Старуха перестала двигать спицами и посмотрела в книгу.

– Кажется,– сказала она,– прошло уже больше трех недель. Да, в начале апреля...

– А обычно она долго остается наверху?

– Это зависит только от нее: иногда час, иногда меньше.

– Она никогда не приносила с собой багаж?

– Нет... никогда.

– И часто приходит?

– Нет, была только два или три раза.

– Вам никогда не казалось, что у нее странный вид?

Старуха подняла очки на лоб и потерла сморщенные веки.

– Все люди странные,– ответила она. – Если бы вы провели жизнь в приемной отеля, то никогда бы не задали такого вопроса.

– Случается ей звонить отсюда по телефону?

– Нет.

– А этот отель давно существует?

Сморщенные веки поднялись, и глаза старухи со странным выражением усталости поглядели на Флавье.

– Уже пятьдесят лет.

– А раньше... что здесь было?

– Обычный дом, наверное.

– А вы когда-нибудь слышали о некой Полин Лагер-лак?

– Нет, но, если эта женщина останавливалась здесь, я могу поискать в книгах.

– Бесполезно.

Они снова посмотрели друг на друга.

– Благодарю вас,– сказал Флавье.

– Не за что,– ответила старуха.

Наступило напряженное молчание. Он по-прежнему стоял, Облокотившись на стол, и машинально теребил зажигалку в кармане.

«Я растерял все свои навыки,– подумал он,– разучился вести следствие».

Ему хотелось подняться наверх, посмотреть в замочную скважину той самой двери, но он знал, что не сделает этого. Поэтому поклонился и вышел.

Почему окна комнаты на третьем этаже должны обязательно выходить во двор? Она, без сомнения, принадлежала Полин! Но Мадлен не знала об этой детали, как не знала и о ее самоубийстве... Тогда что?.. Какой таинственный призыв привел ее сюда? Флавье отметил несколько возможных объяснений: внушение, ясновидение, потеря душевного покоя. Но ни одно здесь не подходило. Мадлен всегда была нормальной и уравновешенной. Более того, ее тщательно осматривали специалисты... Нет, тут было что-то другое.

Ему пришлось быстро вернуться к отелю, так как Мадден уже вышла и теперь направлялась к мосту. Она едва оставалась в комнате полчаса. По-прежнему торопливо Мадлен подошла к станции Орсе и сделала знак такси. Флавье еле успел впрыгнуть в другое.

– Следуйте за тем «рено»!

Он должен был воспользоваться своей «симкой». А теперь Мадлен может ускользнуть от него... Если она обернется... Но на мосту Конкорд и на Елисейских полях движение было очень интенсивным. Такси Мадлен направлялось к Этуаль.

«Да она же просто возвращается к себе!» – подумал он. Повсюду были видны мужчины в военной форме, военные машины, и такое множество лимузинов, будто в день Четырнадцатого июля. Все это производило впечатление праздника, а Флавье любил ощущение искрящейся жизни. «Рено» обогнул Триумфальную арку и проехал через ворота Майо. Впереди простиралась авеню Нейи, залитая солнцем, Тут машин было меньше, и ехали они не спеша, с опущенными верхом и стеклами.

– Похоже на то, что даже такси собираются уменьшить выдачу горючего,– сказал шофер.

Флавье подумал, что уж он-то получит бензина столько, сколько понадобится, благодаря Гевиньи. Ему было стыдно своей мысли, но что там говорить: десятью литрами больше или меньше, какое это может иметь значение для государства!

– Остановитесь! – приказал он.

Мадлен вышла в конце моста Нейи. Флавье заранее приготовил плату, чтобы не потерять времени. Его удивило, когда он увидел, как Мадлен тем же небрежным шагом, что и накануне, направилась вдоль Сены. Не было никакой связи между' отелем на улице Сен-Пере в этой набережной Курбевуа. К чему же эта прогулка? Правда, набережные в Париже так хороши! Убегала ли она от толпы? Было ли нужно это путешествие вдоль тихих вод, чтобы подумать или помечтать? Он вспомнил островки на Луаре, их песчаные отмели. Ему казалось, что он разделяет чувства Мадлен, и в нем росло желание догнать ее. Им не нужно будет разговаривать, они просто будут идти рядом и смотреть на скользящие по воде лодки. Вот какие мысли пришли ему в голову. Он остановился, чтобы дать ей немного удалиться, и даже подумал о возвращении. В этом преследовании было что-то не совсем порядочное, угнетающее его, но всё-таки он пошел дальше...

Немного песка, немного камней, немного травы... Издалека был слышен стук колес вагонеток на узкоколейке. Что она собиралась делать в этом заброшенном краю? До какого места увлечет его? Их было двое здесь, один позади другого. Он шла не оборачиваясь, по-прежнему глядя на реку, и чем больше проходило времени, тем больший страх охватывал Флавье. Нет, это не было простой прогулкой. Бегство? Или приступ потери памяти? Ему приходилось видеть этих потерявших память, оказавшихся на дальних дорогах, удивленных и испуганных, разговаривающих как сомнамбулы. Он подошел ближе. Мадлен в это время пересекла шоссе и присела на террасе маленького бистро для моряков: три крошечных железных столика под полинялым занавесом. Флавье, спрятавшись за бочками, не терял из виду ни одного ее жеста. Она достала из сумочки листок бумаги и перо, обшлагом вытерла стол. Хозяин бистро не показывался. Она уже писала, немного наклонив голову, и Флавье вдруг подумал, что она любит человека, который сейчас в армии. Но и эта гипотеза стоила не больше других. Зачем ей было идти так далеко, когда гораздо проще написать то же самое дома, где никто не станет следить? Она писала не задумываясь, видимо, уже по дороге составив текст. Или за те полчаса, которые провела в отеле. Все это было немного ненормально. А что если письмо означало разрыв?.. Но тогда Мадлен не пошла бы на могилу Полин Лагерлак!

Никто обслуживать Мадлен не собирался. Хозяин, вероятно, как и все, был теперь на фронте. Мадлен сложила и старательно запечатала письмо, огляделась вокруг и хлопнула в ладоши. В доме ничто не пошевелилось. Тогда она встала, держа конверт в руке. Будет возвращаться назад? Она колебалась, и Флавье бог знает что отдал бы, лишь бы прочитать адрес на конверте поверх ее плеча. Мадлен прошла мимо бочек и спустилась к берегу. Он снова уловил запах ее духов. Легкий поры» ветра раздул на ней юбку. Лицо, которое он видел в профиль, было неподвижно и бесстрастно: она наклонила голову, взяла конверт половчее и одним рывком разорвала его пополам, потом на четыре части, потом на совсем маленькие кусочки, а их уже небольшими порциями развеяла по ветру. Они полетели на камни, на поверхность воды. Мадлен смотрела за их полетом, а руки ее похлопывали одна со другой, будто хотели стряхнуть какую-то пыль. Кончиком туфли она поддала несколько обрывков, 'застрявших в траве, и подтолкнула их к краю набережной. Они исчезли. Затем спокойно шагнула вперед, и брызги от всплеска воды, залившего берег, долетели почти до Флавье.

– Мадлен!

Он ничего не понимал, стоя позади своих бочек, Остался только маленький белый обрывок конверта, лежащий на земле.

Мадлен!

Он бросился к воде, скинув на ходу пиджак и жилет. Там еще расходились тяжелые волны. Он прыгнул в них, и холод сдавил его грудь. В каком-то исступлении он все кричал и кричал мысленно:

– Мадлен... Мадден...

Вытянув вперед руки, он ощупал мокрую темноту, потом резко, по самый пояс вынырнул на поверхность и увидел ее на волне в нескольких метрах от себя, уже намокшую и отяжелевшую. Он снова нырнул, чтобы схватить ее за талию, но пальцы его поймали только встречное течение. Задыхаясь, он оглянулся и глазами, полными слез и воды, угадал темную погружающуюся массу, рванувшись, вцепился в ее одежду и быстро стал перебирать пальцами... Ну, быстрее... шея, где же шея... Наконец, одной рукой нащупал и приподнял ей затылок, а другую выбросил на поверхность, чтобы удержаться на плаву. Это страшно тяжелое тело надо было вырвать как из дыры, выдернуть отсюда вместе с водой. Совсем недалеко Флавье видел берег, но силы уже покидали его. Он почти задыхался. И тогда, глотнув побольше воздуха, кратчайшим путем он поплыл к лестнице, у которой была причалена барка. Ударился плечом о цепь и повис на ней. Но тут ноги его коснулись лестницы, и, выпустив цепь, он ухватился за камень набережной и поднялся на ступеньку, потом на другую, вытаскивая за собой тело Мадлен. С обоих струями стекала вода, постепенно уменьшая их вес. Он прислонил Мадлен к лестнице, потом в последнем усилии снова схватил ее и понес наверх. А там уже упал на колено, дал ей сползти набок и повалился сам. Ветер леденил его волосы и лицо.

Первой зашевелилась Мадлен. Тогда он сел и взглянул на нее. Она имела жалкий вид: волосы, прилипшие к щекам, посиневшая кожа. Глаза ее были открыты и пристально смотрели в небо. Будто искали там что-то.

– Вы не умерли...– сказал Флавье.

Эти глаза обратились теперь к нему. Но взгляд шел откуда-то издалека.

– Я не знаю,– прошептала она. – Но было бы неплохо умереть.

– Идиотка! – закричал Флавье. – Ну-ка! Встряхнитесь!

Он обхватил ее руками, поднял и, уже навалившуюся на него, перекинул через плечо. Она весила немного, и бистро было совсем близко, но тем не менее он весь дрожал от усталости, когда дошел до двери.

– Эй!.. Кто-нибудь!

Он поставил Мадлен на ноги перед прилавком. Она шаталась, лязгая зубами.

– Эй!

– Иду! Иду,– ответил чей-то голос.

Из кухни в глубине бистро вышла женщина с маленьким ребенком на руках.

– Несчастный случай,– объяснил Флавье. – Вы не могли бы одолжить нам какие-нибудь старые вещи? Мы совершенно промокли.

Он нервно рассмеялся, чтобы завоевать доверие этой женщины.

Неожиданно заплакал ребенок, и мать стала баюкать его.

– У него режутся зубки,– сказала она.

– Пожалуйста, что-нибудь переодеться,– настаивал Флавье. – Потом я вызову такси... А пока схожу за пиджаком... Я оставил в нем бумажник. И приготовьте для мадам порцию коньяка... в общем, выпить и покрепче!

Он пытался выказать хоть немного тепла и сердечности, чтобы заставить Мадлен прийти в себя и заинтересовать их приключением женщину. Но сам чувствовал, что полон радости, энергии и воли.

– Садитесь! – прикрикнул он на Мадлен.

Затем пошел на пустынную набережную и подобрал свой пиджак с жилетом. Ванна в этот сезон была не очень-то страшна, но он совершенно измучился... Особенно его удручало сейчас видение Мадлен, спокойно идущей к краю набережной. И главное, потом, вместо того чтобы сопротивляться, бороться, она немедленно покорилась случившемуся, даже не подумав о возможной смерти. Он решил больше не выпускать ее из вида, защищать против нее самой, так как теперь понял, что она не совсем нормальна. Он вернулся бегом, чтобы согреться. Женщина с ребенком, повисшим на ее шее, разливала спиртное в два стакана.

– Где она?

– В боковой комнате, там. Переодевается.

– А где у вас телефон? Я хочу вызвать такси.

– Там.

Подбородком она указала в конец бара.

– Я нашла только спецовку, это вас устроит?

Ей пришлось повторить вопрос, когда Флавье повесил трубку.

– Очень хорошо,– сказал он.

В эту минуту Мадлен вышла из кухни и ошеломила его. Одетая в бедное платье из полинялой ткани, без чулок, в босоножках, совсем не смущенная, это была другая Мадлен.

– Идите быстрей сушиться,– сказала она. —Я так огорчена... В следующий раз буду внимательней.

– Надеюсь, следующего раза не наступит,– проворчал Флавье.

Он ожидал благодарности, чего-нибудь патетического, а она пыталась шутить. Он злобно натянул на себя рабочую одежду, слишком большую для него, такую, что будет выглядеть в ней смешным. Женщины в зале о чем-то шептались, как заговорщицы, а он, утративший вдруг всю свою радость и тщетно пытающийся поймать концы рукавов, с неприязнью обнаружил, что костюм его испачкан смазочным маслом... Его гнев обратился против Гевиньи. Он заплатит за это, кретин! Пускай другого попросит последить за своей женой, если тому это светит! Внезапно Флавье услышал сигнал такси. Стесняясь и краснея, он толкнул дверь.

– Вы готовы?

Мадлен держала на руках ребенка.

– Не так громко,– прошептала она,– вы разбудите его.

Она осторожно протянула младенца матери, и это обстоятельство прибавило Флавье еще больше раздражения. Нужно было еще собрать Мокрые вещи, отблагодарить женщину. Он сунул банкноту под наполненный стакан и вышел. Мадлен бегом последовала за ним.

– Куда вас отвезти? – холодно спросил он, когда она влезла в машину.

– Поедем к вам,– предложила она. – Я думаю, вы ждете не дождетесь, чтобы одеться как следует. А мне это безразлично.

– И тем не менее, где вы живете?

– Авеню Клебер... Меня зовут мадам Гевиньи... Мой муж конструирует корабли.

– А я адвокат... метр Флавье.

Он опустил разделяющее стекло.

– Улица Мобеж, на углу улицы Ламартин.

– Вы, должно быть, сердитесь на меня,– проговорила Мадлен. – Но я даже не знаю, что произошло.

– А я знаю,– сказал Флавье. – Вы хотели лишить себя жизни.

Он помолчал немного, дожидаясь ответа, протеста. Потом продолжил:

– Вы можете довериться мне. Я готов вас понять... Горе какое-нибудь... Неприятность...

– Нет,– тихим голосом ответила она,– все совсем не так, как вы думаете.

Снова перед ним была незнакомка из театра, случайная женщина, та Мадлен, которая хотела утопиться, та, которая склонялась над забытой могилой...

– Мне захотелось броситься в воду,– продолжала она,– но клянусь вам, не знаю почему.

– Тем не менее... письмо!

Она покраснела.

– Письмо адресовалось мужу, но мои объяснения были настолько необычны, что я предпочла...

Она повернула голову к Флавье и положила ладонь на его руку.

– Послушайте, Месье, вы верите в то, что можно снова ожить?.. Я хочу сказать... умереть, а потом... возродиться в ком-нибудь другом?.. Понимаете?.. Вы не решаетесь ответить... Принимаете меня за сумасшедшую...

– Послушайте...

– Между тем, я не сумасшедшая, нет... Но мне кажется, мое прошлое идет откуда-то очень издалека... Кроме детских воспоминаний у меня еще есть и другие, будто еще одна жизнь, которую я теперь продолжаю. Не знаю, почему я вам это рассказываю...

– Говорите,– пробормотал Флавье,– говорите!

– Я вижу вещи, которых никогда раньше не видела... лица другие... которые существуют только в моем воображении. А порой мне кажется, что я старая, очень старая женщина.

У нее было глубокое контральто, и Флавье слушал ее, не шевелясь.

– Должно быть, я нездорова, – продолжала она. – Но с другой стороны, если это правда, то мои воспоминания не имели бы такой отчетливости. Они были бы хаотичны, беспорядочны.

– Но в тот момент вы следовали импульсу или действовали, приняв определенное решение?

– Скорее, приняв решение...– но это для меня тоже не совсем ясно. Просто я чувствую, что. становлюсь все более странной и моя настоящая жизнь уже где-то позади... а тогда... зачем тянуть?.. Для вас, для всего света, смерть – это противоположность жизни... но для меня...

– Не говорите так,– запротестовал Флавье,– прошу... Подумайте о вашем муже.

– Бедный Поль! Если бы он знал!

– Он как раз и не должен знать. Пусть это останется тайной между нами.

Флавье не смог удержаться, чтобы не вложить в эту фразу нежную интонацию, и она улыбнулась с неожиданной легкостью.

– Профессиональный секрет? Вот я и утешена. Счастье, что вы оказались там.

– Да. Мне нужно было повидаться кое с кем, немного дальше того места. Если бы не такая прекрасная погода, я поехал бы на машине.

– А я была бы мертва,– прошептала она.

Такси остановилось.

– Вот и приехали,– сказал Флавье. – Вы простите за беспорядок в квартире. Но я холостяк и к тому же очень занятой.

В вестибюле никого не оказалось. На лестнице тоже. Флавье бы очень смутился, если бы кто-то из жильцов дома увидел его в этой одежде. Открывая дверь своей квартиры, он услышал, как зазвонил телефон, и провел Мадлен в кабинет.

– Это клиент, без сомнения. Садитесь. Я отлучусь на минуту.

Он подбежал к аппарату.

– Алло!

Это оказался Гевиньи.

– Я уже звонил два раза,– сказал он. – Мне тут вспомнилось кое-что относительно самоубийства Полин... Она бросилась в воду... Не знаю, правда, чем это тебе поможет, но все же сообщаю... А у тебя есть новости?

– Потом расскажу,– ответил Флавье,– я сейчас не один.