Текст книги "Пропавшая нимфа (Сборник)"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Картер Браун,Пьер Буало-Нарсежак,Патрик Квентин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

 Глава 11

Действительно, я сам был виноват во всем, что со мной случилось, однако не считал себя неправым и не желал покорно, как баран, дать себя зарезать.

Ван Воорен говорил, что «Кристобаль» шел в открытое море на свидание с другим судном, которое тоже везло контрабанду. А в том, что Ван Воорен занимался контрабандой, я не сомневался. Да и сам он на это довольно прозрачно намекал.

Суверенные права любого государства распространяются на пять морских миль от его берегов. За этой полосой начинаются нейтральные воды. Именно там должен был произойти товарообмен.

Допустим, на эту операцию уйдет двадцать минут, значит, в моем распоряжении остается часа полтора, за которые я должен попытаться освободиться и броситься в воду. Пловец я прекрасный, а учитывая теплоту Средиземного моря, смогу продержаться на воде довольно долго.

Программа эта выглядела привлекательно, но первый пункт в ней был очень трудным: как освободиться от веревок, перетянувших мне руки и ноги?

Сперва я начал дергаться и извиваться как уж, стараясь избавиться от своих пут, но вскоре прекратил это занятие. Задыхаясь и обливаясь потом, я понял всю тщетность своих попыток. Тот, кто меня завязывал, знал свое дело. В итоге я только крепче затянул узлы, а веревки сильнее впились в мое тело.

С одной стороны койка была обита жестью, а с другой – полированными досками: получалось, в каюте не имелось ничего острого, чтобы перетереть мои веревки.

Полтора часа, то есть девяносто минут!

Это очень мало, когда знаешь, что потом тебя оглушат ударом по голове и швырнут в воду.

Ван Воорен тысячу раз прав: лучше бы я сидел спокойно, выйдя из тюрьмы. И Анна была того же мнения. Она прямо так и сказала: «У тебя всего один шанс из ста». Да, да, все они правы, а я вообразил себя Г розным Преследователем и, как безмозглый мальчишка, забрался на судно к этим отъявленным бандитам.

Но, с другой стороны, если бы я безропотно вынес все плевки и оскорбления, выпавшие на мою долю, то утратил бы к себе уважение и дальнейшая жизнь не имела бы для меня смысла.

Да, Преследователь! Да, Мститель, до самой последней минуты жизни!

Я невольно вспомнил тюрьму, Андре Мейнеля, пожавшего мне руку и пожелавшего удачи, и Пасторино – Малыша Пасторино, с которым мы вместе сидели в тюрьме Саите... Последний целыми днями придумывал разные каверзы, чтобы дурачить надоевших надзирателей.

Внезапно мое сердце отчаянно забилось в груди. Пасторино! Ему как-то удалось припрятать несколько лезвий от безопасной бритвы, да так ловко, что их при осмотре вещей не нашли. Одно лезвие он подарил мне: меня он очень уважал как врача и ни на минуту не допускал мысли о моей виновности. Помнится, Малыш уверял, что оно обязательно когда-нибудь мне пригодится, а самым лучшим тайником для своего подарка счел мой башмак. И лично уложил тонкий прямоугольничек между стелькой и подошвой.

Вот когда я мысленно благословил свое решение сохранить эту пару видавшей виды обуви, ибо лезвие, несомненно, все еще лежало там.

Но в котором ботинке? Я не помнил.

Чтобы снять с ноги туфель, мне пришлось проделать необычайные гимнастические упражнения. Я даже не вполне надеялся на успех, но все же принялся за правый. Как ни странно, при помощи левой ноги задача оказалась выполнимой и менее трудной, чем я предполагал.

Куда сложнее было подтянуть ботинок к рукам. Я извивался как змея, потел и задыхался, но все же подвигал его сантиметр за сантиметром. И вот уже стал ощупывать пальцами стельку.

Да, лезвие тут!

Это было невероятной удачей.

Затем с огромным трудом я ухитрился его вынуть, зажал между большим и указательным пальцами и, прижав к веревке, начал пилить. Не зная, сколько времени в моем распоряжении, я спешил и нервничал, только замедляя процесс, который пошел бы гораздо быстрее и легче в спокойной обстановке. Лезвие плохо держалось, конечно, я весь изрезался, пальцы слиплись от крови, а проклятая веревка не поддавалась!

Внезапно открылась дверь, и зажегся свет. Передо мной возник Франсис. На нижней части его физиономии красовался замечательный синяк – следствие нанесенного мной удара, но он заговорил без всякой злобы:

– Ну, папаша, как дела?

Руки у меня находились под спиной, и ему не было видно моего занятия, но я очень перепугался. Он мог проверить прочность веревок или обратить внимание на окровавленные пальцы.

– Неплохо, но могло быть лучше.

– Ты сам этого захотел, на себя и пеняй!

– Я же просто любопытный.

– Любопытство – порок, оно никогда до добра не доводило!

Я ответил ворчанием и демонстративно закрыл глаза, надеясь выпроводить его таким образом.

– Послушай, папаша, мне хочется кое-что узнать.

– Ну?

– Это ты был у Марселя прошлой ночью?

– Да.

– А как получилось, что мы тебя не нашли? Вроде все обшарили, ни одного куста не пропустили.

– А помнишь сову, слетевшую с дерева? В нее еще стрелял не то ты, не то твой приятель.

– Помню, конечно. Но не превратился же ты в птицу? Я в такие сказки не поверю!

– Нет. Просто я стоял за тем самым деревом, почти рядом с тобой.

Он широко раскрыл глаза, покачал головой и даже присвистнул.

– Вот это да! Вот это называется везением! Да ты в рубашке родился!

– Если бы мне действительно везло, я бы здесь не был.

– А кто тебя просил сюда лезть? Скажи, ты играешь в покер?

– Как все. А что?

– Тогда должен знать, что, бывает, там начинает здорово фартить и тогда надо увеличивать взятки, чтобы не упустить момент. Но в то же время опасно перебарщивать, потому что, как только везение кончится, лучше вообще встать из-за стола. Второй раз удача не возвращается. Вот ты вчера сумел вылезти сухим из воды и спокойно выспаться. А сегодня я тебя собственноручно уложил в кроватку!

Он расхохотался, в восторге от своего остроумия.

– А может, нам с тобой договориться?

Я спросил это на всякий случай, чтобы прощупать почву.

– То есть как договориться?

– Ну, если ты дашь мне возможность сбежать, то получишь за это немало.

Он иронически усмехнулся и пожал плечами.

– Брось, папаша, не морочь мне голову. Даже если бы ты обещал мне миллион, я бы на такое не пошел. Я работаю на хозяина уже несколько лет, а это тебе не фунт изюма. Можешь мне поверить, скоро я смогу обзавестись собственным дельцем, буду по ночам спать сном праведника, запишусь в кассу страхования жизни, стану аккуратным налогоплательщиком, а по вечерам начну играть в карты с мэром и начальником полиции. И все будт считать меня самым достойным горожанином!

– Если только тебя не зацапают до этого вместе с хозяином!

– Хозяин у нас дока. Таких не цапают.– Он постучал себя пальцем по лбу.– У него тут хватает. Знаешь, лично на тебя я зла не держу, но приказ выполню. А если вздумаю ослушаться, то со мной поступят, как с Марселем Бланком. Поэтому я предпочитаю стоять у пистолета со стороны рукоятки, а не перед дулом.

Тут он шагнул ко мне с явным намерением проверить веревки, но в это мгновение заглох мотор.

Я замер от страха.

Франсис остановился и прислушался.

– Ага, дружки прибыли на свидание! Тогда до скорого, папаша. Я еще вернусь.

Он вышел.

На палубе раздались тяжелые шаги. После перерыва снова затарахтел мотор и почти тотчас остановился.

Настороженно прислушиваясь к звукам снаружи, я продолжал орудовать лезвием. Вероятно, страх придал мне силы. Я напрягся, что есть мочи рванул веревки и наконец избавился от них. Разорвать путы на ногах было гораздо проще. Я сел на койке, дрожа от возбуждения и вновь появившейся надежды.

Сперва я обул снятый ботинок, потом проделал несколько движений, приводя в норму онемевшие конечности.

Света не стал зажигать, чтобы не привлекать к себе внимания, прижался к стене и начал ждать.

Снова заработал мотор. Значит, сейчас появится Франсис. Нужно захватить его врасплох и напасть первым, как только он переступит порог каюты. Я уже убедился, что он гораздо сильнее меня, поэтому в обычной драке его было не одолеть, тем более, я имел только маленькое лезвие бритвы.

Пошарив кругом руками, я нащупал в гардеробе тонкий стальной прут. Его, наверное, вставляли в специальные отверстия в стенках шкафа, чтобы вешать одежду. Разумеется, это не было хорошим оружием, но лучшего у меня не нашлось. Кое-как, ощупью, я вывернул лампочку, сообразив, что свет в каюте сыграет против меня.

На этом все приготовления закончились.

Время стало тянуться невыносимо медленно теперь, когда развязка была близка, и я уже точно ждал ее, хотя и сомневаясь в успехе. Но все же это было гораздо лучше, чем лежать на койке связанным и покорно думать о смерти.

Я нетерпеливо затаился возле двери со своим стальным прутом, напряженно прислушиваясь ко всем шорохам в коридоре. Но ничего, кроме урчания мотора, не было слышно. И еще мое сердце неистово стучало.

Наконец по коридору пошел человек.

Дверь открылась, чья-то рука потянулась к выключателю, как я и предполагал. Но так как свет не загорелся, пришедший чертыхнулся и переступил порог.

С силой, удесятеренной страхом, я ударил его стальным прутом по голове. Тот пошатнулся, что-то промычал, но я ударил его еще раз так же неистово, как в первый.

Человек выбросил вперед руки, пошатнулся и упал лицом вниз, задев при этом меня так, что чуть не утянул за собой.

 Глава 12

Луч света, проникший через щель под дверью, осветил тело мужчины. Я схватил его за волосы, поднял голову и убедился, что это Франсис. Руки у меня испачкались кровью: вероятно, я проломил ему череп.

Невольно я почувствовал жалость к этому человеку, но постарался подавить ее, ведь он-то оглушил бы меня и выбросил за борт, даже не моргнув глазом.

– Я тоже предпочитаю стоять не перед дулом, а со стороны рукоятки,– проговорил я вполголоса.

По привычке врача я проверил его пульс. Очень слабый, он все же прощупывался.

Этого человека не надо было больше опасаться. Я обыскал его в надежде найти пистолет, но, к сожалению, такового не оказалось.

Неизвестно было, появились новые люди на борту яхты после встречи или нет. Но даже без них мне предстояло иметь дело минимум с двумя вооруженными противниками, тогда как я не имел ничего, кроме этого стального прута.

Конечно, в схватке с Франсисом прут оказался грозным оружием, но я прекрасно понимал, что основную роль тут сыграл фактор неожиданности. С другими, увы, так может не получиться.

В коридорчике никого не было, мотор работал ровно и ритмично. Очевидно, на море началось легкое волнение, потому что судно слегка покачивалось.

Соседний кубрик тоже был пуст. Возле одной койки горела лампа. Здесь неприятно пахло дымом от крепкого табака и потом.

Как я уже говорил, у Франсиса не нашлось ничего интересного, зато здесь в ящике стола обнаружился тяжелый черный кольт крупного калибра с полной обоймой. Раньше я никогда не пользовался таким, и он показался мне очень тяжелым и неудобным, но все-таки гораздо надежнее стального прута.

Только я собрался выйти из кубрика, дверь тихо распахнулась, под потолком вспыхнул свет, и появился Поль.

На этот раз мне не удалось застать противника врасплох, и хотя я успел направить на него револьвер, парень молниеносным движением отбросил в сторону мою руку, причем с такой силой ударил по кисти, что кольт с грохотом полетел на пол и скользнул в сторону.

Мы молча смотрели друг на друга.

Поль был явно слабее Франсиса, пожалуй, прежних моих физических данных. Меня годы, проведенные в тюрьме, изнурили, хотя страх и отчаяние сделали опасным противником.

Но Поль оказался опытным боксером.

Несмотря на то, что я видел, как он нагнулся, принимая удобную позу, меня все же первого успели садануть под ложечку. Я вскрикнул от боли и, широко раскрыв рот, принялся хватать воздух, как рыба, выброшенная на берег. Но тем не менее сумел-таки двинуть его кулаком где-то на уровне пояса. Удар был не очень силен, но оказался столь болезненным, что Поль сложился пополам.

Воспользовавшись этим, я попробовал повторить атаку, однако он тотчас же отскочил назад.

Я окончательно понял, что в прошлом Поль был профессионалом и знал массу боксерских приемов. Он бы справился со мной без особого труда, если бы не потерял разума от злости. Глаза у него стали совсем бешеными, он поднял кулаки и бросился на меня.

Неизвестно, чем могла кончиться эта драка: мы оба обливались кровью, не щадили лица противника, тяжело дышали, то и дело ударялись о стены кубрика. Вдруг я наткнулся ногой на какой-то твердый предмет – это был выроненный мною кольт. Изловчившись, я поднял его и рукояткой изо всех сил ударил Поля по голове. Он замер, я же, не теряя ни секунды, нанес второй удар, еще страшнее первого.

Поль упал навзничь, сильно ударившись затылком о переборку.

На этом наша схватка закончилась. Еще задыхаясь, я смотрел на поверженного к моим ногам бандита и ждал, когда успокоюсь и сердце перестанет так колотиться. Колени мои подгибались. Наверное, я был похож на загнанную лошадь.

Итак, мне удалось вывести из игры двух врагов, оставался лишь один Ван Воорен. Но на этот раз я был не с голыми руками. Кольт, использованный мной только как массивный предмет, оказался грозным оружием, и я сразу же уверовал в его мощь. Это меня подбодрило.

* * *

Послушав несколько минут звуки, доносившиеся извне, я наконец убедился, что моя схватка с Полем осталась незамеченной. Очевидно, стук мотора перекрывал все остальные шумы. Если не считать ритмичного тарахтения дизеля, на яхте царила полная тишина.

Я пробрался по коридору.

На капитанском мостике стоял Ван Воорен и сосредоточенно наблюдал за ходом яхты. Без сомнения, он ничего не подозревал.

Однако в ту самую секунду, когда я готов был выйти на палубу, что-то шевельнулось впереди. Я машинально нагнулся, и это меня спасло: пуля просвистела прямо над головой.

Непростительно и легкомысленно я предположил, будто Ван Воорен ничего не заметил.

Приподнявшись, я рукояткой револьвера разбил лампу под потолком и прижался к переборке возле двери.

Вторая пуля вонзилась рядом в деревянную обшивку.

Я имел то преимущество, что скрывался в темноте, а Ван Воорен был на свету. Он меня не видел совсем, а я наоборот – превосходно. Поняв это, он бросился на пол и стал оттуда обстреливать вход в коридорчик.

Боюсь, поступил я не очень гуманно, но воспользовался телом Поля, как щитом, затаившись за ним. Вероятно, если бы не это, Ван Воорен в конце концов все же подстрелил бы меня. До сих пор не могу забыть, как отвратительно пули вонзались в его недавнего подручного, но тот. к счастью, на это уже не реагировал. Ван Воорен довершил то, что начал я, и теперь уже Поль был, без сомнения, мертв.

Но наступила минута, когда патроны у моего противника подошли к концу. Ван Воорен приподнялся, чтобы перезарядить пистолет.

Отодвинувшись от трупа, чтобы он не помешал, я тщательно прицелился в силуэт своего врага и выстрелил. Тот упал.

Я выстрелил еще дважды. Ответа не было.

Опасаясь какой-то хитрости со стороны этого страшного человека, я долго ждал, потом осторожно пополз к нему, не поднимая головы и прижимаясь к палубе. Перед собой для прикрытия я толкал труп Поля.

Ван Воорен остался безучастным.

Я не мог дольше находиться среди мертвецов, мои нервы не выдерживали. Надо было что-то предпринять, даже если бы это грозило мне смертью.

Я дополз до лестницы, встал на четвереньки и начал медленно подниматься, держа палец на спусковом крючке кольта.

И только тут понял, почему Ван Воорен больше не стрелял. Согнутый, он сидел, повернувшись в сторону «моего» коридорчика, рука его сжимала пистолет с глушителем, но лицо было разворочено страшной раной, из которой сочилась кровь.

Значит, пуля моя достигла цели: Ван Воорен был убит наповал.

 Глава 13

Итак, стеклянная рубка опустела. Я осторожно вошел в нее и убедился, что «Кристобаль» продолжал свой путь на автоматическом управлении, без команды.

Я не был знатоком судовых механизмов, в юности имел дело только с моторными лодками, поэтому перед щитом управления, освещенным слабым зеленоватым светом, замер в полном недоумении. Там было множество каких-то кнопок и рубильников.

Наконец я отыскал ручку с надписью «Газ» и повернул ее к отметке «Стоп», но не до конца, поэтому скорость яхты резко снизилась, а работа двигателя не прекратилась.

Маяк освещал море белым прожектором с интервалами в три минуты. Этот единственный источник света находился на берегу, и я пришел к выводу, что до него еще очень далеко. Конечно, это была всего лишь догадка, ничем не подтвержденная.

Я заметил возле кресла рулевого бутылку крепкого шотландского виски и сделал несколько глотков. Оно сначала обожгло рот и желудок, а потом разлилось благодатным теплом по всему организму, и я почувствовал прилив новых сил.

С Ван Воореном делать было нечего, но для страховки я навел на него луч карманного фонарика, найденного в рубке, и тут же отвел глаза в сторону – меня замутило. Вид изуродованного лица был ужасен.

После этого пошел проверить состояние Франсиса. Возле Поля не стал задерживаться, так как в его смерти не сомневался.

Я вошел в каюту, где запер Франсиса, снова ввинтил лампочку и зажег свет.

Тот с землисто-серым лицом лежал на спине и с трудом дышал. С первого взгляда мне стало ясно, что он не жилец на белом свете, осталось ему совсем немного.

Я наклонился к нему.

– Франсис, ты меня узнаешь?

Он открыл глаза, посмотрел довольно осмысленно и ответил:

– Это вы, доктор? Мне плохо...

– Ничего, поправишься.

– Тут больно...

Он потянулся к голове, но я удержал его. Со страдальческим видом он попросил:

– Вылечите меня, доктор.

Доктор...

Он был прав, в любом случае я прежде всего врач. И, глядя на этого верзилу, превратившегося в беспомощного младенца, я позабыл, что всего лишь час назад он был моим смертельным врагом, который, не размышляя, бросил бы меня за борт по приказу своего хозяина. Теперь я думал только о необходимости оказать ему помощь.

Он начал бормотать, как в бреду:

– Аптечка.. Аптечка... Аптечка...

– Где?

Он не сразу понял мой вопрос и ответил едва слышно:

– В нашем кубрике.

Я прошел по коридору, перешагнул через труп Поля и действительно заметил в кубрике стенной шкафчик с красным крестом на дверце. В нем находились перевязочный материал, шприц и даже ампула морфия. Конечно, это бы его не вылечило, но облегчило бы страдания. Возможно, тут помогла бы трепанация черепа, но до берега было далеко.

Франсис внимательно смотрел, как я делаю укол, а через несколько минут лицо его утратило страдальческое выражение и приобрело более ровную окраску.

– Ну что, полегчало?

– Спасибо, доктор, меньше болит.

– Только не шевелись, сейчас совсем пройдет.

Он молча посмотрел на меня и насмешливо улыбнулся.

– В чем дело, а?

– Да так, доктор... Сперва раскроили череп, а теперь вот лечите...

– Я был вынужден защищаться, а лечить обязан – это долг любого врача.

– А остальные?

– Все умерли.

– Так вы и хозяина ухлопали?

– А кто он, твой хозяин?

– Как кто? Ван Воорен.

– Один?

– Других я не знаю.

Глаза его стали терять блеск, щеки снова побелели. Надо было сделать второй укол, но нашлась только одна ампула.

– С кем вы встретились в море?

– Это дело хозяйское.

– А зачем то судно к вам подходило?

Он закрыл глаза, и я испугался, что это конец. Однако губы его зашевелились, и я с большим трудом расслышал одно слово:

– ... рыба.

– О чем ты?

– Они передали нам рыбу... чудную рыбу.

Я поднялся с колен и подумал – бредит. Но, заметив его потуги что-то добавить, снова склонился над ним.

– Ее надо отнести...

– Куда? Кому?

– В Тулон... Жозефу-рыбаку.

Внезапно он схватил меня за руку, с усилием приподнялся, огляделся и снова упал. Так он и умер, не выпуская моих пальцев. Лицо его сразу стало спокойным и умиротворенным.

Я закрыл ему глаза и сказал:

– Прощай, Франсис. Мы оба были жертвами одного злодея...

* * *

Я закурил сигарету и снова пошел в рубку. На яхте было слишком много трупов – настоящий некрополь...

Между тем свет маяка приближался.

Стали видны и другие прибрежные огни на горизонте, но все еще неизвестно было, где мы находились. Франсис говорил о Тулоне, но можно ли доверять его словам? И что это за история про рыбу и какого-то рыбака Жозефа?

Ван Воорен был не таким дельцом, который отправился бы в нейтральные воды встречаться с кем-то даже ради самого свежего и редкого улова.

Я ничего не знал о «Кристобале» и его владельце. Правда, во время нашей беседы Ван Воорен не раз повторял про опасности его профессии, но настолько завуалированно, что я только догадывался о контрабанде. А такое было возможно лишь при условии, что он состоял членом некой шайки или банды,– не знаю, как правильнее выразиться.

Меня в свое время выбрали козлом отпущения. А почему не ликвидировали, я так и не понял. Возможно, посчитали такой устрицей, о которую не стоит марать руки, ибо мокрое дело всегда сопряжено с некоторым риском, как бы тщательно его не продумали и не осуществили!

Что же касается меня, то, попади я теперь в руки полиции, тут же заработаю обвинение еще в трех убийствах и не смогу вывернуться. Ведь Ван Воорен считался богатым промышленником и имел незапятнанную репутацию.

* * *

Я тщательно обыскал все закоулки яхты.

В рубке нашел только судовой журнал и справочник по навигации.

Потом, превозмогая отвращение, осмотрел карманы Ван Воорена. В них обнаружились лишь бумажник, туго набитый долларами, и патроны для пистолета.

Зато в каюте мне попался корабельный дневник и паспорт на имя Эмиля Ван Воорена, уроженца Антверпена, 1947 года рождения, подданного Панамы.

Запись в дневнике гласила, что яхта «Кристобаль» принадлежит компании «Транс Ворлд Импорт-Экспорт», имеющей правление в Панаме, и что ей разрешается ходить по Средиземному морю со стоянками в портах Египта, Италии и Ливана.

Из этого я понял, что Ван Воорен все обставил совершенно законно и ни одна таможня не могла к нему придраться.

На всякий случай я зашел на камбуз и открыл огромный холодильник, занимавший добрую половину всего помещения. В нем стояло несколько бутылок шампанского и объемистый закрытый металлический ящик. Я приподнял крышку и, к своему величайшему удивлению, убедился, что он заполнен отборными тунцами, каждый весом по шесть – семь килограмм.

Чудные рыбы... Выходит, Франсис не бредил.

Я схватил со стола острый нож и распорол одну рыбину. Оказалось, внутренности ее были уже осторожно вынуты через небольшой разрез. И только в нижних рядах рыб нашлось объяснение загадки. Эти тунцы ничем внешне не отличались от верхних, но в брюхе у каждого лежал полиэтиленовый мешочек с белым порошком. Я даже не стал его нюхать и пробовать на вкус, и так было ясно, что это наркотик.

Чистый героин!

По ценам на черном рынке один такой тунец стоил бы не менее шестидесяти тысяч франков, а всего в ящике было миллионов на шесть контрабанды.