Текст книги "Повелители Небес"

Автор книги: Энгус Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)

Урт умолк, как мне казалось, и сам смущенный своим красноречием. Он поднял чашу и выпил вино. Ни я, ни Рвиан ничего не сказали, потому что Урт сказал все, больше добавить было нечего. Я улыбнулся своему старому другу, но он смотрел прямо в глаза Тездалу, точно желая внушить свои мысли Повелителю Небес.

Мой друг Хо-раби хранил молчание, черты его орлиного лица казались непроницаемой маской, но я не сомневался, что в душе Тездала бушует буря.

Мы все ждали.

Наконец он произнес:

– Другое будущее, Урт? Достойное служения в большей мере? Скажи мне, что это такое, а? О каком высшем служении могу помышлять я, клятвопреступник?

Урт смотрел только на Тездала.

– О служении во имя лучшего мира, друг мой, – сказал Измененный. – Мира равных, который бы не делился на господ и слуг. Мира, в котором бы не существовало ни угнетателей, ни угнетенных, завоевателей и побежденных, в котором все жили бы вместе и были свободными.

– Но как, – спросил Тездал, – каким образом собираетесь вы достигнуть этой утопии?

Урт ответил:

– Я думаю, что это будет нелегко. Полагаю – мы дорого заплатим за это, возможно, прольется кровь. Но я верю, что у нас может получиться.

Тездал опустил глаза, уставившись в свою пустую чашу, Рвиан встала и наполнила его кубок. Повелитель Небес выпил и поднес руку к губам, на которых остались капельки красного вина. Смахнув их изящным движением, он уставился на свои пальцы.

– Ну так объясните же мне… – произнес Тездал с тщательно выверенной интонацией, сохраняя на лице полное спокойствие.

Однако я видел, что он скрывает поглощавшую его боль. Маятник качнулся между отчаянием и надеждой, приведенный в движение рассудительной речью, произнесенной Уртом. Мне было жаль Тездала. Я не посмел бы сказать такого вслух, потому что он скорее всего расценил бы это как оскорбление чести Хо-раби, и сожалел о том, что ему приходилось терпеть такую пытку. Тездал был единственным из нас, кто оказался в действительно двойственной ситуации. Я думал о высшей воле, свившей паутину, в которой мы оказались. Она не так уж отличалась от той, которую плели свисавшие с люстр в этом зале пауки, пока Рвиан с помощью своего волшебства не избавила нас от них. То было сложное кружево из множества нитей, и бедняга Тездал угодил в него как муха, против своей воли, только еще более запутываясь от своих тщетных попыток найти достойный выход.

Глава 34

Я вел свой монолог, а ветер настойчиво стучал в окна. Хотя день только начинал клониться к вечеру, небо уже было тяжелым и темным в преддверии снегопада. Скудный свет солнца, которому удавалось пробиться сквозь толстый слой свинца облаков, тонкими длинными лучиками падал на вершины гор. Я говорил с красноречием, достойным своего ремесла, и с жаром страстной уверенности. Я видел, что мне удалось воспламенить пожар в душе Повелителя Небес. Сначала он, как прежде, пребывал в сомнениях, но вот глаза его сузились и затем широко распахнулись, когда семена, посеянные Уртом, дали всходы под щедрым солнцем моих речей. Я видел, как менялось выражение его лица, то вспыхивая, то угасая, точно тени и свет, танцевавшие за окнами. Я видел, как вера зародилась в душе Тездала, подобно солнцу, предвещавшему весну после долгого зимнего мрака.

– Думаешь, это и правда можно сделать? – спросил он, обращаясь не ко мне, а к Рвиан.

Она кивнула и сказала ему:

– Уверена, что упустить такую возможность – означает совершить предательство в отношении всех наших народов.

Тездал перевел свой взгляд на Урта, склонившего голову в торжественно-молчаливом согласии.

Повелитель Небес обратил свое лицо с вопросительно поднятыми вверх бровями ко мне. Я произнес:

– Я не вижу выбора, иначе все останется как было и война никогда не кончится.

– Даже той ценой, которую заплатите вы, Дары? – спросил он.

– В сравнении с ценой погубленных жизней цена эта невелика.

– А мне она кажется очень высокой, – ответил Хо-раби.

Я пожал плечами и сказал:

– Мы собираемся изменить наш мир, Тездал. А тут дешево не отделаешься. И все же стоит заплатить.

Он засомневался, налил себе вина, точно желая предложить тост.

– Я с вами, – громко сказал Тездал и добавил уже тише: – Да простят меня Трое.

– Браво!

Мы все дружно развернулись и посмотрели в сторону дверей, откуда и раздался возглас Беллека. Сколько времени простоял он там в тишине, прислушиваясь к нашему разговору, оставалось лишь гадать. Полагаю, что, вероятно, с того самого момента, как мы только начали разговор, так как он направился к нам с таким выражением лица, точно знал о нашем решении.

Хозяин замка бросил взгляд на кувшин и, взяв его со стола, сказал, отправляясь на кухню:

– Столь серьезные решения требуют полных кубков, но тут вам понадобится моя помощь.

Последние слова он бросил через плечо, как бы невзначай.

Беллек вернулся и наполнил наши чаши терпким красным, приятным на вкус, дурманящим вином. Никогда мне не приходилось пробовать столь прекрасного напитка.

– Я все гадал, сколько же еще пройдет времени, – сказал он, – прежде чем вы придете к этому.

Я уставился на него с удивлением.

– Вы знали?

– Я ведь был в курсе ваших мечтаний, – ответил старик, усмехаясь. – Драконы говорили мне. Я, конечно, не мог быть уверен, но подозревал, что рано или поздно вы примете какое-то решение. Предпочтете тот или иной путь. Я не ошибся в своих предположениях.

Рвиан спросила:

– И вы поможете нам, Беллек?

Властитель драконов уставился на мою возлюбленную своими выцветшими глазами. Эмоции, отразившиеся на его лице, менялись быстро, как свет и тень в горах, и я не мог с уверенностью сказать, что у него на уме. Я подумал, что надежда и уверенность омрачались в его душе предчувствием какой-то невосполнимой, но неизбежной потери. Наконец старик произнес:

– Придется заплатить за это.

Я воскликнул:

– Назовите цену, думаю, мы сумеем заплатить ее.

Беллек хохотнул, и в смешке этом я различил отголоски того переплетения чувств, которое отразилось на лице старика, да еще и, пожалуй, некоторый намек на его безумие. Интересно, что это за цена?

Он произнес:

– Вы должны стать настоящими Властителями драконов.

За этими словами я уловил какой-то скрытый смысл и спросил:

– Сможем ли мы достигнуть наших целей, если не станем ими?

Беллек покачал головой.

– Нет, только тот, кто полностью посвятит себя этому, сможет повести в битву драконов.

– Я согласна, – сказала Рвиан.

Блеклые глаза уставились на меня. Я на секунду взглянул в сторону Рвиан и, кивнув головой, произнес:

– Я согласен.

– Хорошо. – Беллек посмотрел на Урта. На Тездала. Оба кивнули и подтвердили свое согласие словами.

– Тогда, – объявил Беллек, – давайте составим план. Дело это не простое, но… – Во взгляде, которым обвел нас старик, вспыхнул огонек. – Полагаю, что драконов это приведет в восторг.

Мы принялись обсуждать план нашей стратегии.

Каждый из нас располагал сведениями весьма значительной ценности, упрощавшими нашу задачу, по крайней мере, я на это надеялся. Рвиан знала секреты колдовства, которыми владели Стражи и маги Пограничных Городов, чародеи Кербрина и Дюрбрехта. В моей памяти хранились знания о замках Дарбека, количестве баллист на стенах и численности дружин, настроениях населения и замыслах наместников. Урт рассказал нам об Ур-Дарбеке, о Требизаре, о могуществе магии Алланин и ее сторонников, о тех военных силах, которые могли собрать Измененные. Тездал поведал нам о том, какие приготовления Хо-раби и Аттул-ки делают для Великого Завоевания.

Пока мы обсуждали наши планы, зимняя мгла за окнами уступила место быстротечным сумеркам, следом за которыми замок окутала ночь. Ветер стих, точно удовлетворенный проделанной им работой. Громады подсвеченных луной облаков заполонили небо. Снег, кружась в зимнем воздухе, не спеша падал вниз на скалы и парапеты Замка Драконов. Переместившись на кухню, мы, не прерывая беседы, наскоро приготовили ужин и под разговоры уселись за стол.

Часов в зале не существовало, ни клепсидр, ни приспособлений, ведущих отсчет времени по солнцу (да от них и нет зимой никакого прока). Время словно бы остановилось, потеряв свой смысл перед величием наших целей. Никогда я не видел Беллека столь возбужденным, и это его состояние каким-то образом неизвестно почему беспокоило меня.

Из того, что рассказал я вам о своей жизни, вы знаете, что в школе моей нас обучали технике, обычно позволявшей читать язык тела – выражение глаз, интонации голоса, движения рук и плеч, эти маленькие, зачастую тайные знаки, говорящие порою громче любых слов. Я мог сказать с уверенностью, что чувствовал волнение Беллека, но наряду с этим и многие другие эмоции, и причин, вызывавших их, я не мог объяснить. Я верил хозяину замка, у меня не существовало сомнений, что он сдержит обещание и поможет нам, но было и еще нечто такое, что он старательно скрывал. Наверное, это и заставило меня последовать за ним, когда он покинул нас.

Я пошел за ним через заснеженный двор по коридорам, в которых замерзла просочившаяся со стен вода, крысы скользили по покрывшему плиты пола льду. Мы вышли в роившуюся снежным маревом ночь и спустились по дорожкам, – он уверенно, как хозяин, я крадучись, как вор, – к пещерам, где жили драконы.

Было холодно, и я, трясясь от озноба и опасаясь выдать себя стуком зубов, пожалел, что не захватил плащ. Но Беллек не заметил слежки и, лишь на секунду задержавшись перед входом, исчез внутри.

Я последовал за ним и остановился у аркообразного прохода, ведущего в пещеру, в котором сидел на страже своего гарема Тазиэл. Крылья его были сложены, клыки торчали наружу. Он посмотрел на меня, и я, как учил нас Беллек, молча обратился к нему с просьбой:

«Я пришел с миром, не тая зла. Ты величественный и могучий, и я смиренно прошу тебя позволить мне войти и насладиться созерцанием твоего восхитительного семейства».

Получив милостивое соизволение, я, следом за Беллеком, вошел в пещеру.

Я не мог не откликнуться на посыл Дебуры, как не мог ранее совладать со своим любопытством. Мне бы следовало подумать об этом, но я был еще новичком в подобных отношениях. И как любовник, медленно познающий все тонкости запретного и дозволенного, я еще не ведал, сколь многое может сказать мне моя чудовищно-величественная возлюбленная.

Она обрадовалась мне. Я погладил ее по лоснившейся щеке, по извилистой шее, вырвал кусок – ломоть! – причинявшего неудобства мяса, застрявшего между зубов. Дебура поблагодарила меня; я любил ее столь же сильно, как Рвиан, хотя и иной любовью. Я спросил Дебуру, как себя чувствует ее яйцо. (Мне очень хотелось бы узнать, зачем так поздно пришел сюда Беллек, но существует своеобразный этикет во взаимоотношениях с драконами, столь же незыблемый, как и при дворе любого наместника. Драконы живут долго, и время течет для них медленнее, подгонять их может лишь голод. Если имеешь дело с драконами, то всегда приходится платить, но, как я считаю, это того стоит.)

Она сказала мне, что с яйцом все в порядке. Я потрогал его скорлупу и, радуясь за Дебуру, ощутил гордость самца. Я ощущал пульсацию сердца внутри яйца. Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы вспомнить, зачем я оказался здесь. Я спросил Дебуру.

Я съежился от охватившей меня скорби. Я еще не изведывал горечи такой утраты.

Мой взгляд заскользил по пещере, и я увидел Беллека, коленопреклоненного перед гнездом, вернее перед тем, что от него осталось. Старик благоговейно касался останков яйца, как гладил я скорлупу плода Дебуры, под которой билось сердце не явившегося еще в этот мир существа.

Властитель драконов смотрел в прошлое, я – в будущее.

Я удивлялся, почему на насесте не было самки.

Дебура сказала мне, что она умерла.

Самка эта была старой, древнее даже самого Беллека, но сумела в этом возрасте воспроизвести яйцо. Я чувствовал, что Дебуру радует мое появление в Тартаре, и понял, хотя и очень смутно, что кладка яиц каким-то образом связана для драконов с присутствием Властителей, что я неким образом причастен к ее способности воспроизводить потомство. Этот посыл утешил меня, помогая легче переносить скорбь Беллека. Это была гордость за наше яйцо, хотя я едва ли, даже сейчас, могу понять, каким образом плод чрева дракона может оказаться в зависимости от доверия к нему человека, Истинного или Измененного. Я испытал огромное сочувствие утрате Беллека.

Тогда я едва лишь вкусил силу, которой связаны дракон и Властитель, но все равно чувствовал боль Беллека, хотя и не понимал в полной мере, что она означала. Словно обнаженный клинок рубил мою душу.

Я понял, что вскрикнул, лишь тогда, когда Беллек повернулся ко мне. Ширина пещеры разделяла нас, но в исходившем от стен свечении я видел слезы, блиставшие на его щеках, наполнявшие его глаза и бежавшие через край. Такой скорби я еще никогда не видел.

Долгие секунды мы смотрели друг на друга. Меня охватило смущение от того, что я вторгся в чужие переживания. Потом старик провел рукавом по своему лицу и высморкался. Раздался тонкий свистящий звук, едва различимый на фоне вздохов и всхрапываний драконов, но я слышал его ясно, как крик раненого существа. Я сказал:

– Простите.

Расстояние между нами было слишком большим, чтобы он мог расслышать, что я сказал, но Беллек понял, и я услышал, как он произнес:

– Не важно.

Я понял, что эти слова относятся не к соболезнованию о его утрате, а к принесенному мной извинению. И то и другое было искренним, и он знал это. Мы пользовались словами, но обмен мыслями шел через сознание драконов. Он поднялся, расправил плечи и, вздохнув, спустился вниз и направился ко мне.

Я стоял, прижавшись к Дебуре, наблюдая за тем, как он приближался. Меня вдруг охватил какой-то неосознанный страх, словно в тумане увиделось мне мое собственное будущее. Я стану таким, как Беллек, старым человеком с измученной душой, полусумасшедшим. Но моя милая сказала мне, что до этого еще далеко.

Беллек остановился около насеста Дебуры:

– Теперь ты кое-что понял, это и есть та цена.

– Но вы не сказали нам этого, – произнес я.

– А вы не спрашивали.

Я пожал плечами, поглощенный мыслями Дебуры.

– Нет, тогда это не имело значения. – Вот и все, что я ответил.

Он улыбнулся. В Канун Танноса, мы, Дары, надеваем личины и пируем напролет всю ночь в честь Бледной Подруги, смерти. Празднества эти не слишком одобряются Церковью, так как считаются отголосками языческой старины. На масках изображены оскаленные черепа или лица прекрасных женщин, каждое из этих воплощений представляет собой Бледную Подругу, подсчитывающую свой урожай. Лицо Беллека напоминало мне эти маски смерти.

Без всякого предисловия он сказал:

– Ее звали Аийлра. Она была прекрасна, настоящая королева.

Хриплый голос его звучал глухо, без интонаций, что позволяет скорбящему мужчине избежать унизительной демонстрации своей слабости. Я понимал, каково Беллеку, и рефлекторно положил ему на плечо руку. Я по-мужски обнял старика, и он, прижавшись ко мне, плакал не таясь. Рубаха моя намокла, я чувствовал, как плечи его содрогаются под моими руками.

– О Давиот, – сказал он упавшим голосом. – Она была столь прекрасна. Она произвела на свет Катанрию. Только благодаря ей я могу летать на Катанрии. И Дебуре, хотя… – Беллек рассмеялся сквозь слезы и сказал, как отец говорит о любимом ребенке: – Хотя Дебура, как и мать ее, – горда. Она допустит к себе лишь одного седока. Установит связь лишь с одним Властителем. Она не позволит мне летать на ней. Только тебе. Ты хоть понимаешь, Давиот?

Я только начинал чувствовать это. Я ощутил гордость и страх. Я сказал:

– Я не уверен…

Беллек ответил:

– Ты любишь Рвиан, так ведь? Какие бы опасности ни подстерегали нас в скором будущем, ты же хочешь, чтобы она была рядом, и никто иной, так?

– Да, – ответил я и послал сигнал Дебуре: «И ты».

– А если бы ты потерял ее? – спросил он.

– Я и потерял ее, – сказал я, – но вновь обрел. Думаю, я предпочел бы умереть, чем потерять ее теперь.

Он произнес:

– Это еще хуже.

– Как? – спросил я, не представляя, что может быть хуже, чем потерять Рвиан.

Беллек отстранился от меня, потирая глаза. Он выглядел очень старым и усталым, как Триман в той легенде про гиганта, который в качестве наказания держал на своих плечах мир.

– Драконы и те, кто связан с ними, живут дольше, чем люди. Это и есть расплата. Это и любовь.

– Что вы мне такое говорите? – спросил я, объятый страхом, лишь наполовину понимая, что он сказал.

– То, что, если вы хотите победить в этой войне, все вы должны стать Властителями драконов, а став ими, свяжете свои души с душами ваших скакунов.

Я произнес:

– Мне это понятно. Вы говорили нам, и мы согласились.

Он возразил:

– Но я не говорил вам всего.

– Я догадывался, – проговорил я. – Но мы все равно согласны.

Беллек покачал головой.

– Скажи я вам все до конца, вы, наверное, не стали бы принимать этого с такой готовностью.

Я ответил:

– Наверное – нет. Но мы ударили по рукам, если теперь мы дадим обратный ход, что тогда? Великое Нашествие? Восстание Измененных? Залитый кровью Дарбек? Если мы выполним предназначение, о котором говорит Рвиан, построим другой мир, то жертвы наши будут оправданными.

Он вздохнул, выпрямил спину и уставился на меня немигающими глазами.

– Став Властителями, вы познаете проклятье очень долгой жизни, иной раз даже более длинной, чем жизнь драконов. – Он снова издал свой сумасшедший смешок. – Когда самка, связанная с тобой на подсознательном уровне, кладет яйцо, это продлевает твою жизнь. А драконы живут долго, Давиот, и они создания весьма требовательные… просто так они тебя не отпустят. Вот в чем состоит сделка с ними, в которую мы, Властители, вступаем.

– И все-таки я не совсем понимаю, – сказал я.

Тут Беллек расхохотался так громко, что дракон-самец, сидевший на страже у входа, повернул свою голову и внимательно посмотрел на нас. Я услышал, как скрипнули его когти на камне.

Властитель произнес:

– Длинная жизнь. Ты увидишь, как твои друзья, женщины, которых ты любил, умрут. Все. А ты будешь продолжать жить. В славе, да! Рядом с драконами! Летать на них по небу. Какое величие! И какая боль, когда все кончается. Когда та, с кем ты связан душой, умирает. Как Аийлра! Если бы не Катанрия и Дебура, которых она произвела на свет, я бы умер или избрал бы Путь Чести, о котором все время думает Тездал.

Я узрел истину. Это было как озарение, истина и не может, наверное, прийти иначе.

– Так именно это и случилось с остальными? С вашими товарищами-Властителями?

Беллек склонил голову и ответил:

– Да. Они потеряли тех, с кем срослась их душа, они погибли в бою или умерли от старости, не оставив потомства… и их надежда умерла.

Снова раздался этот смех сумасшедшего.

– Нити, которые связывали меня с жизнью, истончились. Аийлра ушла, а я… я устал. Меня еще держали Катанрия и Дебура, но теперь у них есть вы.

Я спросил:

– Что же вы будете делать?

– Научу вас, как управляться с драконами в бою, – ответил Беллек.

– А потом? – спросил я.

Старик ответил:

– Обрету покой. Предамся в руки Бледной Подруги. С радостью, поверь мне, как в свое время сделаешь и ты.

– Не слишком ли много боли? – спросил я.

Беллек опустил голову, и, прежде чем он ответил мне, я увидел, как с ресниц его скатились новые слезы.

– Да. Боль такова, что тебе и не понять. Думаю, что мне следовало бы воспользоваться средством твоего друга Повелителя Небес. Разом выпустить себе кишки – лучше, чем терпеть такие страдания.

Я с дрожью в голосе спросил его:

– Тогда почему вы не сделали этого?

Беллек ответил:

– Потому что у меня были Катанрия и Дебура, потомство Аийлры… и мое. Я бы последовал за ней дорогой смерти, если бы остался еще хотя бы один Властитель, кроме меня. Не мог я бросить их, своих детей.

Взгляд его скользнул к входу в пещеру, где восседал на своем уступе могучий самец, и я понял все, что мне сказал Беллек.

Во рту у меня пересохло. Кишки мои свело. Я приносил свою жизнь в жертву, а вместе со мной Рвиан, и Урт, и Тездал. Я понял это и почувствовал себя маленьким и перепуганным мальчиком, застывшим на берегу под накрывшей меня зловещей тенью драккара Повелителей Небес. Хриплым голосом я произнес:

– Теперь я понимаю.

– И готов согласиться? – спросил Беллек.

Я посмотрел на Дебуру, понимая, что выбора у меня нет.

– Да.

Беллек сказал:

– Но ты не можешь отвечать за своих друзей. Если они не согласятся, ты не сможешь повести драконов против своих врагов.

Я посмотрел на него и спросил:

– Почему вы думаете, что они не согласятся?

Старик ответил:

– Потому что это будет означать, что вам придется жить здесь, и нигде больше. И жизни ваши будут очень долгими. Это означает, что вы не сможете вернуться в Дарбек и займете мое место в Замке Драконов.

Думаю, что я понял его, но все-таки спросил:

– Почему?

Он ответил:

– Потому что драконы не станут жить в другом месте, а вы, когда полностью вступите в связь с ними, тоже не сможете уйти отсюда. Думаю, что уже сейчас вы ощущаете это единение. И цепи, которые свяжут вас до скончания вашей жизни, будут становиться лишь крепче.

И я действительно ощущал это. Уже сейчас мысль о расставании с Дебурой причиняла мне боль. Я сказал:

– Я готов принять это решение. Думаю, что и остальные также согласятся.

– Все не так просто, – усмехнулся Беллек. – Пойдет ли Тездал на то, чтобы примириться с мыслью о том, что ему никогда больше не придется ступить на землю Ан-фесганга? Решится ли Рвиан забыть своих коллег-колдунов? Не захочется ли Урту вернуться в Ур-Дарбек?

Я сглотнул подкативший к горлу кислый комок.

– Почему я не могу предложить им этого?

Беллек отвернулся, а когда я вновь увидел его лицо, оно было спокойным.

– Потому что они могут не согласиться. Нет, Рвиан, я думаю, не станет возражать, пока ты рядом. Но Урт с Тездалом? – Старик взял меня за руки, и я вздрогнул от его крепкого рукопожатия. – Вам придется занять мое место! Вы четверо можете вдохнуть новую жизнь в Тартар. Сделать драконов вновь великими. Но и расплачиваться за это придется вам!

Я взвешивал эти слова в своей голове, чувствуя, что Дебура ждет моего решения. Интересно, не сделай я уже несколько шагов по дороге, которая ведет к единению драконов с Властителями, мог бы я поступить иначе? Делал ли я вообще какой-то выбор? Или просто летел вслед нашей с Рвиан мечте? Или Дебура подтолкнула меня? Я не знал и, вероятно, не узнаю.

Я ответил на рукопожатие Беллека и сказал:

– Решено. Я ничего им не скажу.

– Даже Рвиан? – спросил он.

Я покачал головой и почувствовал себя со всех сторон виноватым, отвечая ему:

– Даже Рвиан.

Тут я испытал такое дурманящее наслаждение, какое может дать только глоток холодного вина в жаркий день вместо теплой воды. Я почувствовал… это описать невозможно. Обещание славных дней, длительного счастья, понимания, удовольствия. Я качнулся и чуть было не упал, когда Дебура боднула меня своей огромной головой в спину. Беллек поймал меня, и на лице его я видел удовлетворение, которое источала моя прекрасная драконесса.

Я сказал твердо:

– Даю слово.

А затем из глубин моего сознания, где прятались самые потаенные мысли, пришло:

«Прости меня, Рвиан».

Бывает, что принятые решения камнем ложатся на нашу душу. За каждым восторженным обещанием следует черная тень сомнения. Беллек получил от меня согласие, а я даже не был уверен, имел ли я право давать его. Я обрекал свою возлюбленную и своих друзей на такое будущее, о котором они и понятия не имели. Я даже не спросил их, хотят ли они этого? Но поступи я иначе, и наши общие цели скорее всего никогда не могли бы быть достигнуты.

Я говорил себе, что у меня не существовало иного выбора, когда мы с Беллеком возвращались обратно заснеженными тропинками.

У меня и не было выбора.

Легче мне от этого не становилось. Я думал, что Рвиан прочтет вину, написанную на моем лице. Во рту моем пересохло, и, когда мы вернулись в пустой зал и подошли к догоравшим в камине дровам, чувствуя, как снежинки тают на нашей одежде и волосах, я взял кувшин с вином и выпил прямо из горлышка.

– Помни, – сказал мне Беллек, даже и не осознавая, вероятно, что оскорбил меня, – если ты расскажешь что-нибудь об этом, ни один дракон не поднимется в воздух.

Я кивнул. Иногда принятые решения камнем ложатся на нашу душу.

Когда я вернулся в нашу комнату, Рвиан спросила:

– Почему ты так долго был с Беллеком?

Вопрос завис в воздухе. Я наклонил голову, мне не хотелось смотреть ей в глаза. Я успел уже пожалеть об обещании, данном мною Властителю. Мне захотелось нарушить его. Я знал, что не могу так поступить, потому что в противном случае ее же мечты погибнут в зародыше.

– Да, мы с ним поговорили немного, – пробормотал я.

Она спросила:

– О чем?

Я пожал плечами.

– Позволь мне сначала умыться. Там так холодно.

– В драконьей пещере? – спросила она.

Откуда она знала?

Я ответил:

– Да.

Сказав это, я скрылся за дверью и принялся вытирать волосы, умываться, в общем, тянуть время.

Наконец я приготовился к встрече с женщиной, которую любил даже сильнее, чем мог себе представить. Больше, чем Дебуру. И мне приходилось ей лгать. Думаю, что большего сожаления я не испытывал за всю свою жизнь.

И она, Рвиан, в каком-то смысле усложнила мое положение, использовав свое колдовство для того, чтобы дрова в камине разгорелись ярче, чтобы мне стало теплее. Она откинула одеяло, чтобы я забрался к ней под теплый бочок. Я лежал рядом со своей возлюбленной, обнимая ее и продолжая свою молчаливую ложь. Рвиан спросила, не желаю ли я вина или эля, на что я лишь покачал головой и попросил ее обнять меня и верить мне.

– Я верю, – сказала она, и это оказалось самым тяжелым для меня.

Что я мог сделать? Пришлось импровизировать.

Или притворяться?

Я сказал:

– Подруга Беллека умерла.

Тело Рвиан напряглось. Я почувствовал дрожь, которая прошла по нему, зная, что она, так же как и я, испытывает сочувствие, ибо ее связь с Анриёль уже была крепка, как и моя с моим драконом.

– Это, это… – сказала она упавшим голосом и покачала головой так, что мое лицо на несколько секунд потонуло в золоте ее волос. Потом она, откинув в сторону этот шелковистый занавес, закончила: – Бедняжка. И ты был там. Ты разделил его горе.

Прижимаясь к ее груди, я пробормотал:

– Да. Он плакал… Он…

Я едва не сказал ей все, что узнал, но Рвиан нежно поцеловала меня и сказала:

– Я чувствовала что-то такое. Точно мне приснился сон, думаю, Анриёль рассказала мне об этом. Мне кажется, что она не отпустит меня… Думаю, я начинаю понимать, что такое быть Властителем.

– Ты правда так думаешь? – спросил я.

Если бы она ничего мне не сказала, я, наверное, нарушил бы договор с Беллеком и все ей рассказал. Но Рвиан поцеловала меня и произнесла:

– Случается, что в момент скорби люди делятся с другими чем-то личным, чего не полагается знать никому другому. Ты ведь обещал ему?

Горло мое перехватило, и я с трудом выдавил из себя:

– Да.

– Твое обещание помешает нашим планам? – спросила она.

Я ответил:

– Нет. Совсем наоборот, но…

Рвиан прислонила палец к моим губам и сказала:

– Тогда я ничего не спрашиваю. Я верю тебе. Беллек просил тебя сохранить все в секрете, так?

– Да.

Рвиан сказала:

– Тогда держи слово.

Я покачал головой.

– Ты не знаешь, в чем суть. Если бы ты только знала…

– Нет, – возразила она и засмеялась, поднимаясь надо мной, и, прижав меня своим мягким бедром, положила мне руки на плечи. – Разве я могу сомневаться в человеке, которого люблю? Твое обещание ведь не может причинить мне зла?

– Не знаю, – сказал я. – Дело в том, что это обещание касается не только нас с тобой, но и Урта и Тездала.

Рвиан опустила свое лицо ко мне и поцеловала меня.

– Если ты скажешь им, это поставит под удар наши планы?

Я ответил:

– Вполне возможно.

– Это причинит им зло? – спросила Рвиан.

Наши губы соприкоснулись.

– Думаю, нет.

– Но может? Или это отвратит наших друзей от желания строить новый мир?

Я отодвинулся от Рвиан и отстранил ее волосы, чтобы лучше видеть ее лицо. Я посмотрел в зеленые глаза своей возлюбленной. Слепые глаза! Но уверенность, которую я видел в них, не оставила мне выбора. Я кивнул и произнес:

– Может.

– И сможет ли состояться наш новый мир, если они отвернутся от него? – спросила она. – Сумеем ли мы что-нибудь изменить?

Что я мог ответить ей?

– Думаю, что нет, – ответил я. – Думаю, что мир останется тем же самым. Люди как воевали, так и будут воевать.

– Тогда держи слово, которое ты дал Беллеку, – сказала она. – Ради высших целей. Я не спрашиваю, что сказал тебе Властитель драконов, но не говори ничего Урту и Тездалу.

Я спросил:

– А разве это честно?

Меня поразило то, как точно она скопировала мою манеру говорить.

– Люди как воевали, так и будут воевать, – передразнила меня Рвиан и улыбнулась. – Давиот, Давиот. Отойдем в сторонку, и пусть кровь льется рекой? Будем сидеть и ничего не делать, успокаивая свою совесть, раздумывая, какое решение правильное, а какое неправильное? Избрать ли нам тот путь или этот? Или, может быть, все-таки решимся вступить на тот, который открылся перед нами? Ты считаешь, что наши планы ошибочны?

Я покачал головой. Испытывая приятное удивление, я коснулся губами ее груди.

Рвиан приподнялась, желая говорить серьезно, и «посмотрела» мне прямо в глаза. Она сказала:

– Тогда, если мы поступим иначе, не сделаем того, что считаем правильным, получится, что мы совершим ошибку, так?

Я ответил:

– Да.

Я чувствовал себя смертельно усталым и в то же время возбужденным. Я ужасно хотел Рвиан, но и спать мне хотелось не меньше. Я чувствовал себя виноватым, а она утешала меня, убеждая, что это не так. Ее вера оставалась непоколебимой, а меня терзали сомнения.

Я сказал Рвиан то же самое, что и раньше Беллеку:

– Я не скажу им.

Глава 35

Зима все еще сжимала горы Тартара в своих объятиях, когда мы начали готовиться к своему полету на юг.

Беллек, собиравшийся лететь вместе с Уртом на Катанрии, снабдил нас меховыми одеждами, столь необходимыми в холодном воздухе, и мы воссели на наших скакунов. Оказавшись на своем месте на спине Дебуры, я ощутил прилив эмоций. Кровь моя взыграла, во мне проснулся инстинкт охотника. Я уже перестал быть самим собой, слившись в одно целое со своим драконом: чувство, знакомое лишь Властителям. Я посмотрел туда, где восседала на Анриёль Рвиан, на лице которой отразилось выражение восторга, точно такого же, какой охватил и меня. Никогда раньше не видел я такого количества драконов, собранных вместе. Не нашлось ни уступа, ни крыши, ни башни, на которых бы не сидело животное, а в небе под тяжелыми снеговыми тучами не умолкало биение крыльев все новых и новых драконов, слетавшихся со всего Тартара.

Беллек, точно какой-то древний полководец, поднял руку, давая знак войскам приготовиться.