Текст книги "Повелители Небес"

Автор книги: Энгус Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 39 страниц)

Я перевернулся на спину: не хватало еще залить все кровью и тем вызвать ненужные подозрения. Зубы вроде целы, нос тоже не сломан, хотя и очень болит. Тяжело дыша, я лежал, запрокинув голову, пока не остановилось кровотечение. Я осмотрелся; каюта оказалась довольно маленькой: внешняя стенка изогнута в форме борта, внутренняя – прямая. Узкая лавка с пространством под ней, предназначавшимся для вещей, табурет, он же тумбочка, крепившийся прямо к стене стол. Вот и все, спрятаться было негде. Я поднял посох и подошел к двери.

Приложив к ней ухо, я ничего не услышал. Надеяться на то, что команда будет спать вечно, я не мог, следовательно, оставалось только уповать на то, что я сумею как можно скорее отыскать себе надежное убежище. Я приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу, туда, где находились скамьи гребцов. Над ними была верхняя палуба с открытым пространством в центре, из которого устремлялись ввысь мачты, между ними же находились люки, открывавшие доступ в трюм. В самом дальнем от меня конце была дверь, которая вела в кормовую каюту. С обеих сторон наверх поднимались лестницы. Стало уже почти совсем светло. Где-то у меня над головой послышалось движение, кто-то зевал, кто-то что-то говорил спросонья. Времени больше не оставалось. Я помчался к ближайшему люку.

Скользнув вниз по короткой лесенке, я оказался в темноте. В густом и липком воздухе носились запахи каких-то перевозимых здесь раньше грузов. Ничего не видя вокруг, я поспешил вперед, пока не оказался на самом носу, где сбросил свои сумки и потянулся за трутницей. Однако, подумав, что высекать искры может оказаться делом рискованным, оставил эту соблазнительную мысль. Оставалось надеяться на то, что судно не будет брать груза в Карсбри.

Время текло медленно. Сверху доносились какие-то приглушенные звуки, наверное, матросы завтракали, но запахи пищи тонули в отдававшем плесенью воздухе моего убежища, не достигая моего носа. В конце концов я задремал и проснулся, только услышав скрип дерева прямо у себя над головой. Очевидно, гребцы рассаживались по своим местам. До меня донеслись крики, приглушаемые толстым настилом палубы, корабль качнулся, отчаливая от пирса. Раздался громкий свист, негромкие всплески воды, борта задрожали, слегка вибрируя. Я почувствовал, как корабль плавно покачивается, скользя по волнам. Я было решил подняться наверх, но решил подождать, пока судно не отойдет подальше от Карсбри, чтобы у капитана не возникло острого желания вернуться.

Время ползло нестерпимо медленно. Я сдерживал свое растущее нетерпение, обливаясь потом, испытывая голод и жажду. Когда же наконец я решил, что мы уже достаточно далеко в море, я поднялся по лесенке и выглянул из люка.

Нечасто мне доводилось видеть такие изумленные выражения на угрюмых лицах «быков», какие были у этих гребцов-Измененных при моем появлении. Один из них что-то промычал, некоторые сбились с ритма. В раздавшемся с кормы окрике прозвучало одновременно и удивление и раздражение. Я вышел на свет и поднял руку к глазам, ослепленный солнцем. Я услышал все тот же голос, в котором на сей раз звучала уже самая настоящая злость.

Затем другой, знакомый голос сказал:

– Давиот?

Она как будто бы не верила себе, но повторила уже громче:

– Давиот! Именем Божьим, что ты задумал?

Я ответил:

– То, что и говорил.

Я находился в довольно неудобном положении, солнце висело прямо над головой, а я слишком долго просидел в темноте, и глаза мои никак не могли привыкнуть к столь яркому свету. Нужно было какое-то время. Рвиан казалась и удивленной, и рассерженной одновременно.

Тут я услышал все тот же голос, принадлежавший человеку на корме:

– Вы знаете этого человека, ведунья?

Рвиан ответила:

– Да, это Сказитель по имени Давиот.

– И что он делает на моем корабле? – спросил, как стало ясно теперь, хозяин. – Боже мой, что, в наше время Сказители перемещаются на кораблях зайцами? Или он бандит?

– Он Сказитель, – заверила Рвиан капитана, – но что он тут делает, об этом я могу лишь догадываться.

Зрение постепенно возвращалось ко мне, и я увидел, что гребцы, вернувшись к своей работе, не обращают на меня внимания. Остальные Измененные с интересом уставились на меня. Наконец я увидел Рвиан и рядом с ней Тездала, в глазах которого сквозило, пожалуй, даже некоторое любопытство. Чего совершенно нельзя было сказать про Рвиан. Я выпалил:

– Я тебя больше не отпущу.

По выражению лица своей возлюбленной я мог бы сказать, что она, пожалуй, не совсем верит в то, что я рядом. Я направился к лестнице, где стояла Рвиан. Четверо грозного вида Измененных с баграми в руках шагнули было мне наперерез. Рвиан жестом остановила их и крикнула, обращаясь к капитану:

– Он не опасен, господин Тирон.

Гораздо тише она сказала мне:

– Просто дурак.

– Влюбленный дурак, – возразил я. – Я не смог бы пережить еще одной разлуки.

Выражение лица Рвиан стало меняться, точно солнце и тень боролись за свое место на нем. Удивление уступило место радости, которую вдруг прогнало раздражение, когда она покачала головой и сделала мне знак идти с ней. Мы отправились на нос, господин Тирон двинулся следом.

Капитан был приземист и толст, широк в груди, с обожженной солнцем кожей. На почти голой голове красовался венчик очень светлых волос. Как и подобает моряку, Тирон носил короткий с широким лезвием меч, на эфесе которого он и держал руку, когда внимательно разглядывал меня с таким видом, точно я был каким-то покрытым слизью чудищем, вынырнувшим из морских глубин, чтобы обгадить палубу его корабля.

– Надеюсь, я получу объяснения, – заявил он. Привыкший к командам хриплый голос капитана звучал отрывисто и резко. А может быть, господин Тирон был просто чрезвычайно раздражен. – Меня наняли, чтобы я доставил вас, госпожа, и вашего слугу, а не какого-то Сказителя, пробравшегося на борт. Когда?

Последние слова предназначались мне. Я ответил:

– Утром, капитан, на рассвете.

Он зарычал, бормоча что-то о беспечности и наказаниях, которые светят кое-кому, а потом спросил меня:

– Как?

Я рассказал, и он снова фыркнул, а потом спросил:

– Зачем?

Тут я замялся, не желая понапрасну доставлять Рвиан неприятностей, и сказал:

– Я направляюсь в Дюрбрехт, капитан. С этой дамой. Она ни в чем не виновата.

Тирон ответил:

– Тебя надо выкинуть за борт. До Карсбри не так далеко, доплывешь.

Я не удержался и посмотрел на юг, капитан произнес свои слова без всякого намека на иронию. Берег едва виднелся вдалеке, едва ли я смог бы доплыть туда.

Рвиан воскликнула:

– Нет!

Я повернулся к ней и увидел выражение подлинной тревоги на ее прекрасном лице.

Тирон фыркнул:

– Вы говорите, что знаете его? Он что? Псих?

Она ответила:

– Нет.

Взгляд Тирона переместился на меня, рука капитана играла на эфесе меча.

– Вы не знали о его замыслах? – спросил он с некоторым недоверием.

– Нет, – хором ответили мы с Рвиан, и я добавил: – Даю слово Сказителя, капитан.

Тирон с минуту-другую подумал:

– Тогда я оставляю его под вашу ответственность, ведунья. Вам принимать решение, что с ним делать, но плату за его пребывание на моем судне я получу или от вашего, или от его начальства.

Более не продолжая разговор, одарив меня еще одной пренебрежительной ухмылкой, капитан развернулся вокруг своей оси и зашагал обратно на корму, походя накричав на своих гребцов.

Рвиан посмотрела мне прямо в лицо, я внезапно сник и пробормотал:

– Я не вынес бы повторной разлуки.

– Ты уже говорил это, Давиот, – сказала Рвиан со вздохом. – Ты и в Дюрбрехте это скажешь? Думаешь, подобное объяснение устроит твое начальство?

Я взглянул на свою возлюбленную. На ней была кофта из небеленого полотна и юбка из того же материала, окрашенного в голубой цвет. Ветра не было, и волосы Рвиан струились по ее плечам, лицо же выражало тревогу. Я хотел коснуться ее щеки и протянул руку, но она отстранилась. Меня точно кольнули острием меча.

Я сказал:

– Ты мне не рада?

Она ответила:

– Нет!

Потом сказала:

– Да.

Затем:

– Именем Господним, Давиот, да ты что? С ума сошел?

Я покачал головой, пожал плечами, повел из стороны в сторону своим посохом. Я не мог дать какого-нибудь вразумительного ответа, потому что совершенно не думал о предстоящем, точно ребенок, надеясь, что как-нибудь все само собой устроится, внезапно ощущая себя действительно маленьким мальчиком, не смеющим поднять глаза на рассерженное лицо матери.

Рвиан продолжала:

– Это же безумие. Чего ты рассчитываешь достигнуть своим поступком?

– Я думал… – начал я и, внезапно запнувшись, умолк, но в следующую секунду добавил, пожимая плечами: – Да ничего я не думал, просто не хотел расставаться с тобой.

– Ты думаешь, мне не больно? – спросила она, и я почувствовал, что возлюбленную мою разрывают два противоположных чувства: нежность и раздражение. – Но мы обязаны выполнять свой долг и принуждены будем вновь расстаться.

Я опять упрямо повторил:

– Я не позволю этому случиться. Я останусь с тобой навсегда.

Рвиан на мгновение смежила веки, точно утомленная моим неразумным упорством, а потом вдруг посмотрела мне в глаза.

– Этого не может быть, любимый мой. – В голосе ее более не чувствовалось раздражения – только мягкость и сожаление, точно Рвиан приходилось утешать какого-то упрямого ребенка. – И нам обоим это известно. Мне не меньше, чем тебе, хотелось бы, чтобы все обернулось иначе, но, увы, это невозможно, и присутствие твое здесь ничего не изменит.

У меня все же теплилась надежда, что я получу более теплый прием.

– Хотя бы сейчас я с тобой, – возразил я. – Хотя, может быть ты предпочитаешь, чтобы Тирон сделал остановку и высадил меня на берег?

– Да, – сказала она столь решительно, что у меня мороз пошел по коже и кровь застыла в жилах. – Что еще я могу сделать?

– Позволь мне остаться с тобой здесь, – попросил я.

– Доедем до Дюрбрехта. – Рвиан покачала головой и вздохнула. – И что потом?

Я ответил:

– Это потом, Рвиан, в будущем. Мы будем вместе, по крайней мере, до Дюрбрехта.

– Я все-таки думаю, что ты сошел с ума, – сказала она. – Ты говоришь о будущем, которое обречено. Пройдут дни, в лучшем случае недели. А затем? Что скажет начальство? Твое и мое? Думаешь, им понравится подобная эскапада?

Я открыл было рот, чтобы возразить, но Рвиан сделала нетерпеливый жест, чтобы я замолчал. В глазах моей возлюбленной горела такая ярость, что я почел за благо попридержать свой язык.

Она сказала:

– Когда мы сделаем остановку в следующем порту, ты… нет! Они уже обнаружили твое исчезновение из Карсбри и догадались о его причине. Вариус сообщит об этом во все расположенные вдоль берега замки, и, как только ты ступишь на берег, тебя, вполне возможно, возьмут под стражу. Какой позор! И в том случае, если ты продолжишь со мной путь до Дюрбрехта, – то же самое.

Она задумалась и замолчала, а я сказал:

– Тогда, раз выбор заключается в том, чтобы провести вместе какое-то время или не иметь его вовсе, позволь мне остаться.

Рвиан сказала:

– Может быть, если Тирон высадит тебя в следующем порту, последствия не будут столь ужасающими.

Сердце мое оборвалось.

– Я бы все же рискнул остаться с тобой.

Словно бы я и не говорил этого, потому что она продолжала:

– Да. Чем меньше вина, тем, возможно, меньше будет и наказание, которое ты понесешь.

Объятый ужасом, я сказал:

– Ты что, и правда собираешься так поступить со мной?

Она «посмотрела» на меня и кивнула:

– Ради тебя самого, Давиот.

Голос ее звучал искренне, в нем чувствовалась неподдельная боль, но все-таки Рвиан продолжала:

– Выбора нет. Если я позволю тебе остаться со мной здесь, то в Дюрбрехте твое начальство скорее всего лишит тебя права быть Сказителем.

Я сказал:

– Пусть так.

Я говорил, не думая, не чувствуя ничего, кроме того, что судьба отнимает у меня мою любовь. Да, я растерялся, но в то же время и разозлился на Рвиан за такую рассудительность, ведь я сам сгорал от любви.

Она «смотрела» на меня, широко распахнув глаза.

– Ты соображаешь, что говоришь? – спросила Рвиан.

Я кивнул.

– Долг, который ты так боготворишь, разлучил нас, – сказал я. – Ты уехала тогда, и я ничего не мог поделать, только мечтать о тебе. Я и не надеялся встретить тебя когда-нибудь вновь, но это случилось, и если Бог существует, то ему было угодно это. Или же он просто грязный шутник. Я нашел тебя не для того, чтобы потерять опять. И мне наплевать на последствия! Они вышвырнут меня – ради Бога!

Несколько долгих секунд Рвиан внимательно «смотрела» на меня. Удивление было написано на ее прекрасном лице. Потом она спросила:

– Ты готов отказаться от своего призвания? Перестать быть Мнемоником? Из любви ко мне?

– Из любви к тебе, – ответил я.

Слезы стояли у нее в глазах, но, когда я вновь попытался коснуться своей любимой, она движением остановила меня.

– Нелегкую ношу ты на меня возлагаешь, Давиот, – пробормотала она.

– Что я могу сделать, Рвиан? Я люблю тебя и ради этого готов отринуть свою школу. Все!

Она прошептала едва слышно:

– О Давиот…

Я было подумал, что уговорил Рвиан и мне будет позволено находиться с ней, по крайней мере, до Дюрбрехта, но она покачала головой и сказала:

– Я не могу принять такой жертвы. Я не могу позволить тебе погубить себя.

– Все не так, – сказал я. – Не ты, а этот долг, который стоит между нами, вот что погубит меня.

Рвиан взяла меня за руки, лицо ее было печально, и я едва сдержал желание сжать свою возлюбленную в объятиях. Я подумал, что она не одобрит этого.

– Давиот, Давиот, чем станем мы, если отступимся от своего призвания? Наши таланты – это дары…

Я резко перебил ее:

– Это проклятья, проклятья, потому что они отнимают у нас то, что нам дорого.

– Разве мы дети? – спросила она в ответ. – Которые топают ножками, когда не могут получить того, чего им хочется?

– Нет, мы не дети, – возразил я. – Дети не влюбляются.

Рвиан закрыла глаза и коротко кивнула.

– Все не так просто, – прошептала она.

– Не просто, – сказал я. – Ты называешь мой талант даром? Благодаря ему твое лицо навсегда запечатлелось в моей памяти. Я закрываю глаза и вижу тебя. Я помню каждую секунду, проведенную нами вместе; каждое слово, сказанное нами друг другу, словно клинком вырезано в моем сердце. Я решил жить с этим, но, когда снова увидел тебя, понял, что не смогу. Я знал, что не могу потерять тебя.

– И какой же у нас выбор? – Рвиан сжала руки, ее голос и лицо выражали боль. – О Давиот, наверное, лучше было бы, если бы мы и вовсе не встречались.

– Нет! – воскликнул я.

– Что же нам делать? – спросила она. – Я должна доставить Тездала в Дюрбрехт, мой долг…

– Так выполни его, – сказал я. – А потом что может помешать нам быть вместе?

– Сказителю и колдунье? – Рвиан страстно покачала головой, взмахнув золотыми крыльями волос. – Дюрбрехт этого не допустит.

– Да будь он проклят, этот Дюрбрехт! – вскричал я. – Если стоит выбор между тобой и школой, я выбираю тебя.

Рвиан «посмотрела» на меня с каким-то благоговейным ужасом в глазах, в голосе ее, скорее в шепоте, казалось, звучал страх:

– Знаешь ли ты, что будет, если ты скажешь это в Дюрбрехте?

Я покачал головой.

Поколебавшись немного, Рвиан сказала:

– То, что я тебе сейчас скажу, строго охраняемая тайна. Никто, кроме нас, колдунов и директора вашей школы, не имеет права знать об этом. Я нарушу клятву, если скажу тебе об этом.

Она замолчала.

– Скажи мне, если хочешь, – произнес я. Мне было страшно.

– Когда меня отослали, – медленно начала Рвиан, – ты мог совершенно беспрепятственно уйти из своей школы. Но сейчас, Давиот, сейчас, когда ты избрал свой путь, взял посох Сказителя, ты уже зашел слишком далеко. Если сейчас ты решишь повернуть назад… В школе колдунов есть кристалл, который увеличивает силу волшебства. Они используют его, чтобы стереть твою память. Все, что ты узнал, чему научился, все это ты навсегда забудешь.

Я похолодел, мурашки побежали по моей спине, во рту пересохло, в животе словно застыла ледяная глыба. Я произнес, роняя слова точно камни:

– Я сделал свой выбор, Рвиан. Мне нужна ты.

Она издала какой-то короткий тихий странный звук. Непрошеные слезы брызнули на щеки моей возлюбленной. Мне так захотелось стереть их поцелуем, но Рвиан крепко сжала мои руки и сказала:

– Неужели ты и правда так меня любишь?

Я ответил:

– Да.

Она сказала:

– Грядет Великое Нашествие. Сказители нужны.

– Я не единственный. Есть и другие, – ответил я.

Рвиан сказала:

– А колдуны? Нас ведь и так не хватает.

И, прежде чем я успел ответить, она своей головой показала на безоблачное небо, ровную поверхность моря, которую не тревожил ни единый порыв даже слабенького ветерка, и сказала:

– Мощь магии Повелителей Небес огромна, и мы не знаем средства, как бороться с ней. Сколь долго еще сможет так вот продержаться Дарбек? Когда начнется Вторжение? Давиот, я нужна. Мой талант нужен, чтобы защищать нашу Родину.

Я ответил, слыша, что голос мой полон негодования:

– Что ты говоришь, Рвиан?

Она плакала, уже не сдерживая слез, серебряными ручейками бежавших по ее лицу. В голосе ее звучала тоска:

– Я не могу изменить своему долгу, любимый мой, не могу, даже ради тебя.

В тот страшный момент, когда я понял, что рухнули все мои надежды, боль моя обернулась яростью раненой души. Я вырвал свои руки из рук Рвиан и, отступив на шаг назад, посмотрел на нее, не желая верить тому, что услышал.

– Я столь мало значу для тебя? – спросил я упавшим голосом.

– Ты значишь для меня все, – ответила она.

– Так почему же тогда? Почему? – Я вскинул сжатые от отчаяния в кулаки руки.

Только тут мне пришлось вспомнить о Тездале, который схватил сзади мои запястья и сделал подсечку. Я упал, увлекая противника за собой, и, извернувшись, высвободил одну руку, ее локтем ударив его по ребрам, а потом замахнулся, стараясь попасть костяшками пальцев в точку между бровями. Если бы мне удалось это, то я мог бы, пробив кость, вогнать ее обломок прямо в мозг противника. Отчаянье сделало меня безумным.

– Нет! – раздался крик Рвиан, и огромная сила обрушилась на меня.

Никогда раньше не подвергался я воздействию магии. Точно лед наполнил мои вены, сковав в них кровь, прежде чем я успел довести удар до цели. Мышцы мои точно завязались в узлы. Я застонал, из глаз брызнули слезы. Не знаю, было ли повинно в этом волшебство Рвиан или же моя беспредельная скорбь. Я смутно осознавал, что и Повелитель Небес скорчился передо мной, точно от непереносимой боли.

Потом все кончилось. Просто прекратилось, так же внезапно, как и началось. Я рухнул на четвереньки и уронил голову, потом потихоньку поднялся на ноги.

Рвиан крикнула:

– Тездал! Давиот не хотел причинить мне вреда. Оставь его в покое, пожалуйста.

Тездал поднялся и, опустив голову, произнес:

– Как пожелаете, Рвиан.

Обращаясь ко мне, он сказал:

– Прости меня, Давиот, мне показалось, что ты хотел ударить ее.

Я кивнул, он, отвесив мне странный короткий поклон, отошел. Я посмотрел на Рвиан.

Она тихо сказала:

– Пожалуйста, держи себя в руках, Давиот.

Я неопределенно пожал плечами.

Она сказала:

– Я люблю тебя, Давиот.

– Не слишком сильно, – ответил я.

Снова раздался этот странный жалобный звук, и, несмотря на всю мою злость, отчаянье и раненое самолюбие, я испытал укол совести. Я любил ее, и мне приходилось смиряться.

– Что ты станешь делать, – спросила она, – когда перестанешь быть Мнемоником?

– Поеду домой, – угрюмо бросил я. – Стану рыбачить или запишусь в военное братство.

– Очень печально. – Рвиан снова подошла ко мне и взяла мои руки в свои ладони. Я не возражал, чувствуя себя вдруг ужасно слабым, точно погибшая надежда унесла с собой все мои силы. Я молча слушал, как Рвиан сказала: – Я не могу забыть о долге в тот момент, когда на Дарбек вот-вот обрушится страшная беда. Ты тоже не должен так поступать, ты обязан делать свое дело.

– А я хочу, – сказал я с грустью, – чтобы не было никакой войны с Повелителями Небес, чтобы не было нашего долга, чтобы мы с тобой могли идти нашей собственной дорогой.

– Я тоже, – согласилась она. – Но все не так, как нам хочется, и выбора у нас нет.

Я сглотнул слюну, а лицо Рвиан словно заслонила какая-то пелена, и я понял, что плачу. Не волшебство являлось причиной этих слез, если, конечно, любовь сама по себе не есть волшебство. Я кивнул, признавая поражение.

Рвиан выпустила мои руки и, взяв в свои ладони мое лицо, коснулась моих губ своими, не таясь от матросов и Тирона, который, вне сомнения, наблюдал за нами с кормы. Поцелуи моей возлюбленной были солоны. Она отстранилась от меня и сказала:

– Я попрошу капитана зайти в ближайший порт.

Я кивнул, видя, как она отошла от меня, и вытер рукой глаза. Внутри меня была лишь пустота, я оперся рукой на палубное ограждение и сполз по нему на палубу. С полубака на меня внимательно смотрел Тездал.

– Ты так любишь ее.

Я что-то пробурчал в ответ, а он сказал:

– Нельзя, чтобы вы разлучались.

Я лишь горько усмехнулся:

– У меня, похоже, выбор невелик.

Он возразил:

– Долг – вещь важная, но мне непонятно, почему вы не можете быть вместе.

– Как и мне.

Тездал, казалось, полностью сочувствовал мне, а мне не было почему-то странно вести такую беседу с Повелителем Небес.

Он спросил:

– Ты умеешь драться?

– Я учился в Дюрбрехте, – ответил я.

– Там, куда меня везут?

На темном лице Хо-раби не было ни тени тревоги, лишь интерес. Догадывался ли он о том, что ожидало его в конце пути? Мне вдруг стало жалко Тездала. Я ответил:

– Да.

Он сказал:

– Тяжело лишиться памяти. Мне кажется, что человек таким образом как бы становится принижен. Он толком и не знает, кто он.

Я понял, что Тездал ищет способ, чтобы как-нибудь утешить меня. Я улыбнулся:

– Но в Дюрбрехте, я полагаю, они сумеют восстановить твою память.

Он кивнул:

– Надеюсь на это, хотя и помню, что мы считаемся врагами.

– Считаемся? – переспросил я. – Дары и Аны воюют уже многие века. Вы, Повелители Небес, наши враги, так же как и мы ваши.

– Я не враг вам, Давиот, – возразил Тездал. – Рвиан и твои соплеменники спасли мне жизнь. Я не могу быть врагом тех, кто спас мне жизнь. Как такое может быть? Ведь это же… неправильно.

Я чуть-чуть подумал, а потом сказал:

– Да.

Он повернулся в сторону кормы, где Рвиан беседовала с корабельщиком. Я прислонился головой к фальшборту и стал смотреть на ровное голубое небо. Солнце стояло почти в зените, и жара была несусветной. Выпачканная во время сидения в трюме рубашка насквозь промокла от пота. Я снял ее и как тряпкой отер лицо и грудь. Я потянулся к своим сумкам, и в этот момент ко мне направился один из членов команды, он шел неуверенно, и это никак не вязалось с его могучей фигурой «быка».

– Прикажете постирать это, господин?

Огромная ручища указала на мою рубашку.

Я сказал:

– Благодарю, но сейчас в этом нет необходимости.

«Бык» приблизился еще на шаг, голова его была немного наклонена, точно он не решался смотреть мне в глаза.

– Мне не трудно, господин, – проговорил Измененный рокочущим басом. – Она у вас запачкалась, а у меня как раз собирается стирка.

Я подумал, что он, возможно, просто хочет оказать мне услугу и благодарно улыбнулся.

– Ну что ж, ладно.

Я протянул ему рубашку своей левой рукой, на запястье которой находился браслет Лана. Измененный заметил его, и наши взгляды на секунду встретились. Мне показалось, я видел, как искорки интереса вспыхнули на секунду в его покорных бычьих глазах.

Уходя, он остановился, сделал шаг в сторону и поклонился возвращавшейся Рвиан. Взглянув в ее лицо, я тут же забыл о матросе. Она вытерла слезы, но глаза моей возлюбленной были красны. Она старалась высоко держать голову, что, как я подумал, стоило Рвиан немалого труда. Я тяжело поднялся на ноги и натянул чистую рубашку.

Рвиан сказала:

– Тирон сказал мне, что завтра утром мы причалим в Инисваре.

Я молча кивнул. Что было говорить? Все уже и так сказано.

Она добавила:

– Вскоре после рассвета.

Я вторично кивнул.

Рвиан тяжело вздохнула.

– Ты жесток со мной, Давиот. Если бы могло быть иначе, разве не побежала бы я за тобой с радостью? Чтобы быть рядом, женой или просто подругой?

– Но, – сказал я, не поворачивая головы, – но иначе быть не может, не так ли?

– Не может, – сказала она тихо.

– Тогда все, что нам осталось сказать друг другу, это – «прощай».

Я услышал, как она пошевелилась, чувствуя, что она «смотрит» на меня. Мне не хотелось встречаться с ней взглядом. Я продолжал всматриваться в водную гладь, зная, что если посмотрю в глаза своей любимой, то заскулю и начну умолять ее передумать. Она отвернулась, а потом раздались негромкие шаги на палубе, и я остался один. Сердце мое было пусто, как безоблачное небо.

Рвиан провела остаток дня у себя в каюте, а я так и стоял без движения, пока небо не стало темнеть, а запах жарившейся рыбы не начал дразнить мое обоняние. Я и забыл, что не ел весь день, но под ложечкой у меня засосало, напоминая о том, что, как бы я ни страдал, жизнь продолжалась. Я только посмотрел на собравшихся возле жаровни людей, не желая присоединяться к ним. Пусть я сдохну с голоду, кому какое дело?

Я услышал звук приближавшихся шагов, и острый соблазнительный запах запеченной на углях рыбы стал сильнее. Я повернул голову и обнаружил, что рядом со мной стоит Тездал с тарелкой и кружкой эля. Он улыбнулся немного виновато и поставил принесенное около меня.

– Как бы там ни было, – сказал он, – а поесть-то надо.

Я хмыкнул и посмотрел ему за спину, туда, где рядом с Тироном сидела Рвиан, половина матросов-Измененных находилась немного поодаль. Остальные налегали на весла, и «Эльф» неумолимо шел вперед, туда, где ждал нас Инисвар.

Повелитель Небес проследил мой взгляд и сказал:

– Она любит тебя, Давиот. Это причиняет ей боль.

– У нее есть ее долг, – сказал я.

– У нее есть сила, – сказал он мне, – и честь. Ты должен гордиться ею.

Я сказал с горечью:

– Я восхищаюсь ею, но я еще и люблю ее.

Он кивнул:

– Может быть, когда ко мне вернется память, окажется, что и я влюблен в кого-нибудь.

Я утешил:

– Надеюсь, что нет.

Хо-раби нахмурил брови и спросил:

– Потому что тогда я буду знать про это, а возможности обладать своей любимой у меня не будет?

Я ответил:

– Да. Тяжело любить того, кто не может принадлежать тебе.

Тездал внимательно посмотрел на меня и, подумав, сказал:

– И все же это лучше, чем никого не любить.

Мои воспоминания о Рвиан причиняли мне боль, и все же кто был бы я без них? Я ответил:

– Наверное, ты прав.

Он невесело улыбнулся:

– Если ты придешь сегодня ночью в ее каюту, то, полагаю, она не прогонит тебя.

Наверное, это так. Но это все равно, что сыпать соль на кровоточащие раны, которые и без того болят. Я покачал головой:

– Может быть и так, только, боюсь, что мне этого уже не выдержать. Лучше покончить со всем сразу, чем длить страдания.

– Тебе решать, – ответил он и отвесил мне свой странноватый полупоклон. Тездал вернулся и сел возле Рвиан. Я не завидовал Повелителю Небес. Посмотрев на оставленную им тарелку, я сел на палубу и принялся есть.

Постепенно небо стало черным, и Тирон приказал зажечь ходовые огни. Ко мне подошел Измененный со свечой и взял мою тарелку, а другой предложил полную кружку, приняв которую, я поблагодарил его.

Он сказал:

– Пейте на здоровье, господин.

Я по привычке ответил:

– Меня зовут Давиот.

На лице слуги, немного туповатом на вид, как у животного, его далекого предка, появилось подобие улыбки:

– На здоровье, Давиот.

Я отпил небольшой глоток, чувствуя себя немного удивленным оттого, что не обнаружил у себя желания утопить в пиве свои горести. Я увидел, что Рвиан идет мимо и смотрит на меня. Я поднял кружку, а когда опустил ее, Рвиан уже не было. Потом Тездал прошел в свою каюту, и я подумал о том, что он сказал мне. Мысли о любимой причиняли мне боль. Прийти к ней – все равно что вскрыть рану. Я растянулся на полубаке, опираясь спиной о фальшборт, и уставился на звезды.

Огромная тень перекрыла мне обзор, а могучая рука протянула выстиранную рубашку. Я сказал:

– Спасибо. Как тебя зовут?

– Аил, – пророкотал в ответ Измененный, – Давиот.

Я сел, протирая глаза спросонья. Небо было еще серым, над горизонтом лишь брезжила полоска света, воздух здесь, на воде, казался более прохладным, чем обычно в этот час на суше. Я поднялся, разминая затекшие мускулы, таинственные видения все еще жили в моем сознании. Одинокая чайка пронеслась за кормой, я проводил ее взглядом: она летела к берегу, туда, где находился Инисвар, туда, где, по всей вероятности, я навсегда расстанусь с Рвиан.

Я снова услышал свисток Тирона и сразу следом грозный окрик. Капитан орал на рулевого, приказывая изменить курс: «Эльф» шел прямо. Я открыл рот, когда увидел, как Тирон выхватил меч и, размахнувшись, ударил рулевого по голове. Измененный пригнулся с неожиданной для «быка» ловкостью, и клинок снес кусок руля. Я схватил посох, не сводя глаз с полуюта. Огромные ручищи Измененного схватили руку Тирона, меч упал на палубу. Капитан вырывался и дико орал. Матрос поднес его к борту, и вопли Тирона растаяли за кормой, я даже не услышал всплеска.

– Рвиан! Бунт! – закричал я и бросился на бегущих ко мне Измененных, возглавляемых Аилом.

Он крикнул:

– Спокойно, Давиот! Тебе никто не причинит вреда, брось оружие.

Я взмахнул посохом, целясь матросу в голову. Он поднял руку и поймал мой шест, точно ивовый прутик. Никогда я по-настоящему не задумывался над тем, какую силу таили в себе тела «быков». Измененный вырвал посох и отбросил меня к палубному ограждению, и я увидел, как оружие мое полетело за борт. Я увидел появившихся Тездала и Рвиан, но их в следующую секунду заслонили бросившиеся на меня матросы. Я вырывался, осыпая ударами лица и плечи, они же, казалось, и не замечали этого. Чьи-то крепкие, как кандалы, руки сжали меня, лишив возможности двигаться. Я не мог сделать ничего, когда мой кинжал, прощальный подарок Торуса, был вырван у меня и отправлен вслед за посохом в воды Фенда.

Я снова увидел Рвиан, которая кричала и, подняв руки, делала ими магические пассы. Двое Измененных с рыком рухнули на палубу, точно подрубленные. Один прыгнул на нижнюю палубу. Аил закричал:

– Не бойтесь ее!

Гребцы повскакивали со своих лавок, бросаясь на Рвиан и Тездала, который прыгнул на нападавших. Ему бы следовало положиться на силу чар Рвиан; кулак обрушился на голову Хо-раби, и тот полетел на палубу. Рвиан сбила с ног нападавшего, и остальные в сомнении приостановились, рассыпавшись перед ней. Теперь это были уже самые настоящие дикие быки с Геффинских склонов. Я увидел, как в руках у Аила что-то блеснуло, он зажал это в кулаке и побежал на нос вдоль палубы. Я увидел, как он зашел за спину Рвиан, и открыл рот, чтобы предупредить ее, но мой крик утонул в закрывшей половину моего лица ладони.

Рвиан слишком поздно обернулась, и мне пришлось беспомощно наблюдать, как Измененный с необычайной проворностью набросил какое-то ожерелье на шею моей возлюбленной. Рвиан закричала, и в ее крике был такой ужас, что это перевернуло мне всю душу. Я начал вырываться как бешеный, но бесполезно; правда, с моего лица убрали душившую меня ладонь.