Текст книги "Повелители Небес"

Автор книги: Энгус Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)

Мириады вопросов теснились в моей голове. Обвинения? Слова любви? Что бы я там сам себе ни говорил, я знал, что люблю эту женщину, как прежде. Сейчас, глядя на нее, я почувствовал это с особенной силой. Кем бы ни был этот парень, стоявший рядом с ней, я все равно люблю ее. Я сомневался, точно человек, умиравший от жажды, который подполз к ручью и стал вдруг размышлять: не отравлена ли в нем вода? Я смотрел в лицо своей богини и сгорал от желания коснуться ее, поцеловать, прижать к себе. Воспоминания о днях, проведенных вместе с ней в Дюрбрехте, выступили словно соль на разбереженных ранах. Я проклинал эти правила вежливости, предостережение, полученное от моей любимой, обязанность поддерживать беседу. Я ел, не понимая, что за куски кладу себе в рот. Я смотрел на Рвиан, вспоминая вкус ее поцелуев, в то время как она, к ужасу моему, оставалась холодной как лед.

Она сказала мне, что возвращалась в Дюрбрехт по вызову своей школы, а человек, бывший рядом с ней, являлся ее слугой и поводырем. А я? Где я и что я? Куда иду?

Уже позже, когда я обрел способность замечать то, что происходило вокруг меня, я обратил внимание на то, что Рвиан, со свойственной скорее моим коллегам тонкостью, сделала так, что говорил в основном я, а она, склонив голову, слушала, внимательно «разглядывая» мое лицо. По сей день не могу понять, осознавал ли Вариус то, что Рвиан может «видеть», или оказался, так же как и все остальные, введен в заблуждение. Впрочем, никого я тогда вокруг себя не видел, кроме своей любимой.

Наверное, мы по-настоящему поговорим потом. Когда я смогу встретиться с ней один на один и заставить ответить на некоторые мои вопросы. Если ей так хочется унизить меня, я не покажу никому своего горя. Вместо того я, услышав просьбу наместника приступить к выполнению своих обязанностей, так и сделал, проклиная свое призвание.

Я не слишком-то старался, но меня наградили аплодисментами, а к тому времени, когда я закончил, солнце перевалило за полдень. Тогда мне позволено было исчезнуть, и я, оказавшись свободным, подумал было о том, чтобы навестить Рвиан в ее комнате. Но я решил, что не стоит делать этого, и отправился в конюшню. Если я собирался найти утешение в обществе своей кобылы, то я ошибся. Лошадь приветствовала меня ржанием и оскалом зубов, точно то, что она попала в уютное стойло, снова испортило ее характер. Пообщавшись с ней, я снова вышел во двор.

Там я нашел Робирта, обучавшего некоторых обливавшихся потом солдат приемам фехтования. Я постоял, посмотрел на них и попросил разрешения принять участие в упражнениях.

Сотник окинул меня совершенно равнодушным взглядом и кивнул головой. Он выдал мне обмундирование и деревянный тренировочный меч и предложил стать моим противником.

Когда я завязал на себе шнурки своих кожаных доспехов, Робирт произнес, обращаясь ко мне:

– Мои симпатии на твоей стороне, Сказитель. Все еще любишь ее, а?

– Что, так заметно? – спросил я.

Он ответил с достоинством:

– Любому парню с глазами.

«А ей?» – Я выругался и вскинул меч.

Робирт сказал:

– Тренировочный бой, Давиот.

Вот уж не думал, что у меня все так на лице написано. Я кивнул и встал в позицию.

Когда день начал склоняться к закату и неясные тени поползли по двору, Робирт объявил окончание занятий. Я насквозь промок от пота и покрылся синяками, которых было, кстати сказать, меньше, чем у сотника, что заставило меня считать себя неплохим фехтовальщиком. Этот человек напоминал мне Андирта. Он заставил меня посетить замкового травника, от которого я вернулся к бедолаге Рилу, протягивая ему свои пропыленные башмаки и донельзя грязную рубаху. Тот принял все это от меня со скромностью и смирением и позаботился о том, чтобы мне принесли ванну. Я приложил к набитым мечом Робирта синякам мазь, посылая к чертям свои душевные переживания. Еще раз встретиться с Рвиан за столом среди культурных людей? Нет, это слишком. Надежды мои ослабевали.

Чего я еще хотел от этого сумасшедшего дня, я не знал. Я был и оставался Сказителем, которому долг и обязанность предписывали направить стопы свои в северном направлении к Треппанеку, к Дюрбрехту. Она завтра сядет на корабль, который отвезет ее туда же. Да, да, в Дюрбрехт. Но есть ли у меня возможность встретиться с ней там вновь? Она окажется в своей школе, я – в своей, а потом меня вновь отправят в странствия. Если, конечно, не явятся Повелители Небес. В противном случае вспомнится наша прежняя связь и каждое наше движение станут отслеживать. Я даже и не знал, любила ли меня все еще Рвиан или просто смеялась надо мной. Все выглядело безнадежным, а глупой юношеской веры в себя у меня более не существовало. В лучшем случае, если она просто не отвергнет меня, у нас будет еще одна ночь, которая сделает второе расставание еще более болезненным.

Я сжал зубы от страшной безысходности, ощущая состояние, близкое к паническому безумству. Я никак не мог решить, прийти ли мне в зал раньше всех или, наоборот, позже. В любом случае мне было известно, что вечер я должен провести, рассказывая свои легенды. Останется ли Рвиан слушать меня? Наверное, это станет такой мукой – стоять рядом с ней, в непосредственной близости от нее, не имея возможности ни коснуться ее, ни спросить о том, что так волновало меня.

Тут пришел Рил, который принес начищенные башмаки и заверил меня, что завтра я получу свежевыстиранную рубашку. Я поблагодарил слугу и принял решение.

– Рил, – спросил я Измененного. – Где остановилась колдунья, Рвиан?

– Тут рядом, – ответил он. – Третья дверь по коридору.

– А ее слуга?

Если Рил и знал о том, что двигало мной, когда я задавал этот вопрос, то не показал виду. Он только сказал:

– Он в соседней, меньшей по размерам, комнате, четвертая дверь.

Отдельные комнаты ничего, конечно, не значили, но все же это была соломинка для утопавшего. Я расплылся в улыбке, кивнул и сказал:

– Благодарю, ты мне больше не нужен.

Едва дождавшись, чтобы двое «быков»-Измененных унесли ванну, я пригладил свои мокрые волосы и вышел из комнаты.

«Третья дверь».

Я ступал по плитам пола, и лихорадочное биение моего сердца, как герольд, казалось мне, предвосхищало мое появление. Я возносил хвалы Богу, в существование которого не слишком-то верил, за то, что в коридоре никого не было. С пересохшим ртом остановился я у двери комнаты Рвиан и, занеся свой сжатый для стука кулак, засомневался.

А что, если она лежит в постели со своим слугой?

А что, если она прогонит меня?

Посмеется надо мной?

Я задержал дыхание, точно собираясь броситься в пучину Фенда, и постучал.

Раздался голос Рвиан, поинтересовавшейся, кто пришел.

Я сказал:

– Давиот.

Когда дверь отворилась от резкого удара и я увидел ее глаза, полные боли и страха, я мог сделать только одно – обнять ее и прижать к себе покрепче. Я дышал в ее волосы и говорил:

– Рвиан, Рвиан, я люблю тебя.

И она, уткнувшись в мою грудь, твердила:

– Я люблю тебя, Давиот… Я боялась…

Рвиан подняла свое лицо, и я увидел, что она улыбается и что ее глаза таят слезы. Целуя свою возлюбленную, я вдыхал аромат ее губ, руки ее обвились вокруг моих плеч, ее глаза истекали слезами. Я бы хотел сгореть на месте, я бы хотел растаять без следа. Ногою я захлопнул дверь.

Теперь, едва разомкнув объятия, едва придя в себя, чтобы суметь перевести дух, я осмотрел комнату и увидел, что она пуста. И я произнес:

– Я боялся…

А она… она сказала:

– Я думала, что…

Мы оба засмеялись, и лет разлуки, разделявших нас, словно бы и не существовало. Я обрел свою Рвиан вновь, и теперь, как вдруг показалось мне, ничто нас не могло разлучить. Ни долг наш, ни просторы Дарбека не встанут между нами. Ни ее, ни мое начальство не сможет разлучить нас. Я ради нее отрину свое призвание, пошлю прочь не только Дюрбрехт, но и сам Кербрин.

Я сказал:

– Я люблю тебя, Рвиан. Всегда любил тебя.

Она касалась моего лица, пальцы ее ощупывали мои щеки, губы и лоб, точно она не решалась полностью положиться на свое магическое зрение, желая убедиться, что я настоящий. Рвиан сказала:

– Страшно, если бы я забыла тебя, я ведь пыталась, но не смогла. Я мечтала о тебе. О Давиот, увидеть тебя здесь и держаться на расстоянии, это было так тяжело.

Я так и не понимал ничего, но тогда в этом скорее всего и не было никакой необходимости. Главное – Рвиан любила меня. Я сказал:

– Ты отняла у меня мое сердце, оно и сейчас твое, но когда я увидел тебя с… этим…

Она сказала:

– С Тездалом.

Личико Рвиан стало озабоченным.

В радость мою вкралась частица недавнего страха. Я спросил:

– Кто он? Зачем ты прикидываешься, что не можешь видеть? Тебе ведь не нужен поводырь. Я думал, – слово это горечью опалило мой язык, – он твой любовник.

– Нет. – Она покачала головой столь резко, что божественные волосы ее хлестнули меня по щекам. Я вдыхал их удивительный запах. – Он не любовник мне, но…

Ответ так и не дозвучал до конца, тень набежала на ее нежное лицо. Я погладил щечку Рвиан, скользнул взглядом по линии губ, а за спиной у несравненной моей я разглядел соблазнительную кровать. Однако что-то в голосе моей любимой заставило меня сдержать свой пыл, не настолько, однако, чтобы я не услышал того, что она мне сказала.

А она произнесла:

– Давиот, то, что я тебе сейчас скажу, очень большая тайна, которую я могу доверить тебе только в одном случае, если ты пообещаешь мне, что сохранишь все услышанное в тайне.

– У тебя сердце мое, – ответил я, – и все обещания, какие только можно дать.

Она улыбнулась, но не могу сказать, что совершенно легко и свободно. Меня снова точно ножом в спину пихнули: а что, если этот Тездал, странное имечко, каким-либо образом сумеет разделить нас? Я сказал:

– Если ты требуешь от меня тайны, госпожа моя, тогда я весь – тайна. Клянусь.

Она кивнула в ответ:

– Рассказ будет некоротким.

В тот момент голоса и шаги проходивших в коридоре людей дали нам знать о том, что пора направляться к вечерней трапезе. Рвиан сказала:

– О, Бог мой, ужин уже.

– Ну и что? – сказал я.

Рвиан покачала головой и насупила брови:

– Нет, Давиот… Это может вызвать подозрения. Никто ничего не должен знать.

– Рвиан, я не позволю тебе вновь исчезнуть.

Я склонился, чтобы поцеловать ее, но она преградила пальцами путь моим губам. Возлюбленную мою что-то беспокоило, и меня охватили сомнения. Мы все еще держали друг друга в объятиях, и я чувствовал, что она не хочет разжимать рук. Почему она была столь угрюма?

Рвиан спросила:

– Давиот, ты веришь мне?

Я искренне покивал ей в знак согласия.

– Тогда, когда мы спустимся в зал, продолжай вести себя так, точно ничего не случилось, словно мы с тобой равнодушны друг к другу…

Я прервал ее:

– Рвиан, мне сказали, что завтра ты уедешь, а я не могу позволить тебе вновь оставить меня.

Боль исказила черты моей возлюбленной.

– Когда мы окажемся в зале, любимый, будь для всех Сказителем, а я стану женщиной из твоего прошлого. Брошенной тобой.

Я не выдержал:

– Ты, брошенной?!

Тут она качнула головой и коснулась меня пальцами:

– Когда все уснут, приходи ко мне, я кое-что объясню тебе. Обещаю.

Несколько неохотно я кивнул и сказал:

– Может, ты меня выслушаешь?

Она вновь улыбнулась, никогда ни одно солнце не сияло ярче:

– Я хочу, чтобы ты был там.

Мне хотелось более всего на свете прижать ее губы к своим, сжать свою возлюбленную в объятиях, увлечь ее на соблазнительную постель. Но в слепых глазах Рвиан я увидел мольбу и переборол это желание. Я сказал:

– У меня от этой жары что-то в горле пересохло, я думаю, что речи мои не будут стройны.

Рвиан тихонько рассмеялась и скользнула своими губами по моей щеке, а затем оттолкнула меня от себя:

– Все так, а сейчас иди, прошу тебя.

Я разжал руки, обнимавшие Рвиан, погладил ее по щеке и повернулся к двери, прислушиваясь. Голоса в коридоре стихли, я приоткрыл дверь. Выходя, я сказал:

– Больше я тебя не отпущу от себя, Рвиан.

Любимая моя кивнула своей прекрасной головкой, но в глазах читалось сомнение. Я не хотел его видеть, у меня-то колебаний не осталось. Я закрыл дверь, человек по имени Тездал стоял рядом и смотрел на меня. Он кивнул, не то одобряя, не то приветствуя меня. Мы оба так ничего друг другу и не сказали. Я ушел.

За дневной трапезой мне пришлось хлебнуть горюшка, но вечер оказался и того хуже. Рвиан находилась рядом, и я знал, что она по-прежнему любит меня, но вынужден был притворяться… Задача не из легких. Наверное, Вариус и Робирт угадывали это по моим глазам и по взглядам, которые я нет-нет, да посылал в сторону Рвиан, пока мы сидели и разговаривали обо всем понемногу, как и полагается в светских беседах. Все это время я сгорал от нетерпения, не будучи в силах дождаться окончания ужина, чтобы остаться наедине с Рвиан. Если кто и подозревал о том, что происходило у меня внутри, то мне этого не говорили. Не было сделано даже намека. Рвиан выглядела великолепно, мастерски исполняя роль слепой, равнодушной к брошенному любовнику.

Я ел с аппетитом, но пил мало, и, когда со столов все убрали, я поднялся, чтобы по просьбе Пиррина занять место в центре зала. Я с удовольствием отметил, что Измененным также было позволено послушать меня, но самое главное заключалось в том, что Рвиан осталась. Тут уж я постарался, и, если прежние мои выступления в этом замке не отличались особой яркостью, в данном случае я сделал что мог, чтобы компенсировать все недочеты. Я поведал публике о Женитьбе Эрлина и Мести Дэрана, а затем, рассказывая уже про приключения Марвенны, заговорил как бы через силу (чем вызвал у Рвиан незаметную усмешку). После этой легенды я выпил добрую кружку эля, как бы для того, чтобы промочить натруженное горло. Раздались крики с требованием, чтобы я продолжал, но я начал ссылаться на то, что лучше мне поберечь голос, а то как бы не получилось так, что завтра мне вообще придется молчать. Похоже, я говорил об этом весьма убедительно, кроме того, было уже довольно поздно, и Пиррин поддержал меня, сказав, что намеревается отойти ко сну. Люди начали расходиться.

Я снова видел, как Рвиан удалилась, опираясь на руку Тездала. Теперь уже не ревность, а нетерпение и в изрядной мере любопытство разрывали меня. Едва соблюдая приличия, я по возможности скорее попрощался со всеми и отправился к себе.

Рил положил на видном месте мою выстиранную одежду и зажег фонарь. Я слегка приоткрыл дверь. Несколько слуг еще сновали туда-сюда по коридору, и я с трудом поборол в себе искушение сделать вид, что не замечаю их, чтобы скорее лететь к Рвиан, но вспомнил о том, что она собиралась доверить мне какую-то тайну, а следовательно, у меня просто нет права обмануть свою возлюбленную. Я заставил себя отойти к подоконнику и в нетерпении забарабанил по нему пальцами. Город окутывала тяжелая, душная, липкая ночь. Небо показалось мне недостаточно темным, точно магия Повелителей Небес не давала солнцу нормально закатиться за горизонт. Что за тайну намерена Рвиан поведать мне? Более всего я мечтал улечься со своей возлюбленной в постель.

Подчиняясь какому-то внезапному неосознанному толчку изнутри, я собрал свои вещи, упаковал седельные сумки, рядом с которыми поставил свой посох. Я знал, что, какое бы будущее ни готовила мне моя судьба, я не перенесу очередной разлуки с Рвиан. Я вернулся к двери, выглянул наружу и, увидев, что коридор опустел, отправился в комнату Рвиан.

Ее дверь открылась, когда я постучал, девушка оказалась у меня в объятиях. Сначала мы говорили только слова любви, а когда коснулись других тем, то лежали уже голыми на измятых простынях. Я слизывал капельки соленого пота с нежной кожи упругого живота своей возлюбленной, которая тем временем ерошила мне волосы своими тонкими пальцами. Один-единственный фонарь освещал комнату, фитиль его был прикручен, и блики света золотыми пятнами играли на теле Рвиан, невидящие глаза которой казались огромными. Я подумал, что никогда не видел ее столь красивой.

Она сказала:

– Давиот, мы должны поговорить.

Я неохотно оторвал свои губы от ее кожи и кивнул.

Рвиан проподнялась и устроилась на подушках, волосы золотым водопадом струились на ее гладкие плечи. В голосе моей любимой слышалась серьезность. Я не пошевелился, чтобы поцеловать ее, заключить в объятия, просто лежал рядом и держал руку Рвиан, с меня и этого было достаточно в тот момент.

Она какое-то время молча изучала мое лицо, точно стараясь предугадать, какой будет моя реакция, затем произнесла:

– Тездал – Повелитель Небес.

– Что?

Если бы Рвиан не удержала меня, я бы, наверное, поднял на ноги весь замок. Тем не менее я вскочил на пол, увлекая за собой Рвиан и стараясь разорвать цепкую хватку ее рук.

– Давиот, нет! – вскричала она, потом уже тише добавила: – Послушай, прошу же тебя, послушай. Он не опасен, он лишился памяти.

– Что? – снова спросил я.

Такая потеря казалась мне просто ужасной. Я сел на кровать и принялся размышлять. Зачем Рвиан защищать Повелителя Небес? Она взяла мои руки, становясь передо мной на колени. Страсть вновь загорелась во мне, несмотря на состояние крайнего изумления. Моя любимая встряхнула головой, откидывая за спину свои прекрасные волосы, и «посмотрела» мне прямо в глаза.

– Он утратил память, – повторила она. – Помнит только, что зовут его Тездал, и все.

Я сказал:

– Но он Повелитель Небес, ты же знаешь это?

– Мы знаем, – сказала она и рассказала мне о том, как был найден Хо-раби, как жил на острове, и о том, что придумали колдуны.

Когда она закончила, я какое-то время сидел молча, новость, которую я узнал, оказалась столь внушительной, что требовалось какое-то время, чтобы осмыслить ее. Я сказал:

– Если бы Пиррин узнал это, то убил бы Хо-раби.

– Для этого мне и приходится притворяться, – сказала она, – я должна доставить его в Дюрбрехт, а то получится, что все усилия наши пойдут прахом.

Я кивнул, подумав о том, что, не сложись обстоятельства столь причудливым образом, я бы не сумел вновь увидеться с Рвиан. Получалось, что вообще мне следовало бы в какой-то мере быть признательным нашему врагу за то, что все получилось подобным образом. Однако я спросил:

– Он совсем потерял память? Может, дурачит вас?

– Мы проверили его всеми возможными способами, – ответила Рвиан. – Использовали колдовство. Если бы мы не были так уверены, разве осмелились бы пойти на такой риск?

– Полагаю, что нет. – Я медленно покачал головой и добавил: – Робирту не дает покоя внешний вид твоего спутника. – Я сделал паузу и, припомнив слова сотника, сказал: – «Не будь этот парень в обществе колдуньи, я бы решил, что он Хо-раби, очень уж похож». Боже мой, Рвиан, если уж Робирт так думает, что говорить о Вариусе?

Она облизала губы, которые в бликах фонаря выглядели столь влажными, столь соблазнительными, что мне немедленно захотелось ощутить их сочный поцелуй. Рвиан сказала:

– Полагаю, что если Вариус и подозревает что-то, то почитает за благо молчать, рассудив, что если Стражам зачем-то понадобилось пойти на такую уловку, то, стало быть, так надо.

– Пиррин может рассудить по-другому, – заметил я, вспоминая слышанное по дороге. – Он потерял сыновей в схватке с Повелителями Небес.

– Вот поэтому и нельзя говорить им правды, – сказала Рвиан, – никому. Дай Бог, чтобы нас поменьше донимали вопросами на корабле.

– На корабле, – повторил я машинально. – Ты собираешься сесть на одно из стоящих в гавани судов?

Она опустила голову, и золотой занавес волос скрыл ее плечи и грудь. Рвиан вновь подняла голову, и я увидел, что лицо ее стало мрачным.

Она сказала:

– «Эльф», он отплывает завтра на восходе.

– Рвиан, ты подвергаешь себя страшной опасности. Если хозяин корабля узнает правду, то, может статься, прикажет бросить Хо-раби за борт. Или доставит вас обоих связанными к наместнику в ближайшем замке с обвинением в государственной измене.

Она ответила:

– И все-таки это самый безопасный способ. Мы избрали его.

Я усомнился:

– Но Тездал – Повелитель Небес, наш враг. Он может причинить тебе вред.

– Он считает меня своей спасительницей, которой обязан жизнью, и поклялся защищать меня.

Мне это совсем не понравилось. Я нахмурил брови и сказал:

– Я мог бы лучше тебя защитить.

Рвиан улыбнулась и сжала мои пальцы в своих ладонях.

– Я ведь колдунья, Давиот, – произнесла она. – Я тоже могу постоять за себя.

Я еще пуще насупился. Рвиан отпустила мои пальцы и положила руки мне на щеки, изучая мое лицо, точно стараясь получше запечатлеть его черты в своей памяти. Моя возлюбленная произнесла:

– Если твоим и моим учителям удастся подобрать ключи к его памяти, подумай, сколько всего полезного мы сможем узнать. Я должна доставить его в Дюрбрехт.

Лицо Рвиан вновь сделалось мрачным, в голосе я уловил сожаление.

– Тебе он нравится, – вырвалось у меня.

В моем голосе несомненно проглядывало негодование. Рвиан привлекла меня к себе и нежно поцеловала, а потом сказала:

– Нравится, возможно, но люблю я тебя, Давиот, в этом мире другого, кроме тебя, для меня не существует. А Тездала мне жаль. Потому что, когда я выполню свое задание, он вновь станет узником. Они, вероятно, используют его, а потом…

Она не договорила, я кивнул, думая, что в тот момент любил ее еще больше, чем когда-нибудь раньше. Мне внезапно показалось таким прекрасным, что Рвиан может испытывать столько сострадания к врагу, и ужасным, что обязанность, возложенная на нее, причиняет ей столько боли. Но передо мной была моя Рвиан, сталь под хрупкой плотью. Я сжал в своих объятиях мою возлюбленную.

– Долг – безжалостный господин, – сказал я, – но более прекрасного стражника у Повелителя Небес никогда не будет.

Я почувствовал, как шевельнулись ее прижатые к моей груди губы и услышал чуть приглушенный голос.

– Да, безжалостный, – пробормотала она, – потому что привел меня к тебе только для того, чтобы я снова тебя потеряла.

– Этого не будет, – произнес я, целуя ее волосы.

Рвиан отстранилась от меня и посмотрела мне в лицо. В глазах ее стояли слезы. Я смахнул упавшие на щеки моей возлюбленной соленые капельки. Рвиан сказала:

– Будет. Мне отплывать завтра, а тебе следовать своим путем.

Я сказал:

– Только с тобой.

Она взмолилась:

– О Давиот, не мучай меня. Второй раз расставаться еще больнее.

В голосе Рвиан чувствовалась такая боль, такое смятение отражалось в чертах ее нежного лица, что я не выдержал. Я прижал к себе свою любимую, коснулся губами ее шеи и щек, а потом твердо сказал:

– Я не дам долгу разлучить нас снова.

– Этого не может быть, – простонала она. – Не говори больше так, Давиот, ты просто ранишь меня. Обнимай меня, люби.

Так я и сделал, и, лежа в ее объятиях в ту бессонную ночь, я знал, что мое решение принято. Последствия мало заботили меня: что бы ни сулила мне дальнейшая судьба, я не позволю Рвиан исчезнуть из моей жизни.

Глава 24

Я поднялся с первыми лучами солнца. Нелегко было покидать постель Рвиан, и делал я это с некоторым ощущением вины. Мне придется солгать своей любимой, но это будет ложь во спасение. Я собрал с пола свои разбросанные вещи и натянул их на себя. Рвиан лежала на скомканной простыне, я нагнулся и поцеловал свою возлюбленную.

– Чуть подольше, – умоляла она, обвивая мою шею руками. – Всего только чуть-чуть.

Запах ее тела тревожил мои ноздри, было почти невозможно отказать ей, и все-таки я сделал это.

– Замок просыпается, – сказал я. – Я бы никогда не выходил отсюда, но, чтобы никто ничего не знал, мне лучше уйти сейчас.

Рвиан неохотно согласилась и, кивнув, спросила:

– Позавтракаешь со всеми?

Я тяжело вздохнул и, покачав головой, сказал абсолютно честно:

– Видеть тебя и продолжать притворяться – слишком тяжелое испытание для меня. Я лучше чем-нибудь займу себя, чтобы не устраивать длинных прощаний. Но, Рвиан… знай, что я люблю тебя, всегда любил и всегда буду любить.

– Я знаю, – сказала она, и глаза ее наполнились слезами.

Мы поцеловались, и я усилием воли заставил себя вырваться из объятий Рвиан. Уже взявшись за ручку двери, я услышал:

– Как тяжело, Давиот. Жаль, что все складывается именно так; мне бы хотелось, чтобы было по-другому.

Я едва не сказал своей возлюбленной о моих намерениях, но вовремя прикусил язык из опасения, что она помешает мне и, возможно, даже предупредит Вариуса или Пиррина. В Рвиан жило более сильное чувство долга, чем во мне. Вместо этого я произнес:

– Может, мы все-таки скоро увидимся.

И, не желая больше смотреть на грустную улыбку на лице Рвиан, я вышел из комнаты.

В коридоре, по счастью, никого не оказалось, и я быстренько добежал до своей комнаты. Мой посох и седельные сумки лежали там, где я их оставил. Выглянув из окна, я увидел безлюдный в дымке раннего утра двор, взял свои вещи и выкинул их в окно, приметив, куда они упали, потом наполнил стакан вином, для храбрости, и одним духом выпил. Опасаясь, как бы мою комнату не обыскали, я взбил постель, чтобы она выглядела так, будто я спал в ней, а потом снова вышел.

Встали еще очень немногие, и под незаинтересованными взглядами нескольких слуг-Измененных я вышел из замка. Я мог бы поклясться, что слуги не скажут ничего, кроме того, что видели, как я проходил мимо, если им станут позже задавать вопросы. Думаю, вряд ли кто-нибудь мог догадаться о моих истинных намерениях, скорее можно было бы предположить, что я поднялся так рано, чтобы погулять по городу.

Я подобрал свои вещи и, словно воришка, озираясь, пересек двор. Было одно последнее прости, которое я не мог не сказать.

Лошади тихонько заржали, когда я вошел в конюшню. Моя серая кобыла уставилась на меня с нескрываемым раздражением, решив, очевидно, что я пришел, чтобы оседлать и забрать ее из этого уютного места. Я погладил морду моей строптивицы, против такого обращения она не возражала, хотя секундой раньше пыталась совершенно бессовестно укусить меня за руку. Я пожелал лошади всего хорошего. Наверное, ей будет хорошо здесь, может, даже и полегче, чем под седлом вечного скитальца-Сказителя. Я был некоторым образом удивлен, поняв, до какой степени мне будет не хватать этого неблагодарного животного, но альтернативы попросту не существовало. Когда я уходил, лошадь погрузила свою морду в ясли.

Я вновь оказался во дворе, направляясь к воротам. Я шел не таясь, стены были слишком высокими, чтобы перелезать через них, да такое поведение привлекло бы больше внимания, чем обычный уход. Нелегко было сохранять спокойствие под пристальными взглядами и в любую секунду ожидать окрика Робирта, Вариуса или Пиррина, которые вполне могли поинтересоваться, куда это в такую рань направился Сказитель с вещами и посохом.

Как и почти все Дары, за исключением лишь малого числа ноблей и колдунов (тех, которым иногда хотелось делать какие-то личные записи), я не умел читать, незачем было. Надписям сопутствовали картинки, по ним я находил таверны, по ним же нашел и «Эльфа».

Это оказался галеас с тремя свернутыми парусами, с поднятыми на борт веслами. Корпус судна был выкрашен в сверкающе-алый цвет, а на носу я разглядел изображение какого-то мифического существа, женщины с серебристыми волосами, облаченной в одежды из голубого газа, струившиеся волнами вокруг ее талии. Рука женщины указывала вперед. Сомнений в том, что это корабль, который должен унести мою Рвиан, у меня не оставалось; я остановился.

Ватерлиния корабля находилась высоко над водой, если судно должно взять на борт какие-то товары, то погрузка их произойдет позже (когда? как скоро?). Палубы я не видел. Я посмотрел на весельные порталы, которых было двенадцать; это означало, что гребцов, скамьи которых находились прямо под верхней палубой, двадцать четыре, кроме них, были еще и другие матросы, которые тоже скорее всего ночевали на судне. Сходни были убраны, но от кормы и носа к причалу протянулись толстые швартовые канаты. Между ними вдоль борта видны были окна кают. Сам хозяин, если он на борту, скорее всего отдыхает в кормовой части, а носовые каюты предназначены для путешественников. Будить судовладельца не стоит. Я направился к носу.

Я стоял на распутье дороги моей жизни, и не могу не признать, что боялся. Можно было прямо тогда и вернуться назад в замок Пиррина, не вызвав ни вопросов, ни обвинений. Мне ведь приказали ехать на север сухопутным путем, и я понятия не имел, какие наказания воспоследуют в том случае, если я не выполню предписаний. Я не мог ни попросить подвезти меня, ни заплатить за проезд, мне было отказано в этом. Если бы Рвиан узнала о моих намерениях, то, вполне возможно, воспротивилась бы их выполнению. Но если бы я поступил в соответствии со своим долгом и остался в Карсбри, дав Рвиан уехать одной, то, вполне возможно, потерял бы ее навсегда. Эта мысль была просто непереносима, о последствиях того, что я делал тогда, я не думал.

Сомнения остались позади, я перебросил свои сумки за спину, прикрепил к ним посох и, подойдя к краю мола, прыгнул, вытягивая руки. Едва не промахнувшись, я все-таки схватился за канат. Я повис на нем, и «Эльф» слегка покачнулся. Вот бы зрелище было, упади я в воду между галеасом и пирсом. Представляю, как переполошилась бы разбуженная команда. Любопытные лица, крики, полный конфуз и крушение планов. Вода коснулась подошв моей обуви. Заскрипело дерево борта корабля. Я с маху забросил свои ноги в мокрых ботинках крест-накрест через канат и потихонечку принялся продвигаться к своей цели.

Путь мой оказался нелегким, мешали сумки и посох, веревка была скользкой и мокрой, «Эльф» покачивался, точно колебался, не зная, разрешить ли мне достигнуть цели или сбросить в воду, как какого-нибудь назойливого жука. И если бы не больший страх, страх потерять навсегда Рвиан, владевший мной тогда, я бы, может быть, разжав руки, позволил себе упасть в воду бухты и по-собачьи поплыл бы к берегу. Боязнь потери гнала меня вперед, как голодную крысу, рассчитывавшую поживиться чем-нибудь съестным на борту корабля.

Из своего положения под канатом я увидел ближайшее носовое окно и едва не сорвался вниз, отодвигая в сторону застекленную форточку. Я раскачивался, прислушиваясь, не раздадутся ли чьи-нибудь тревожные крики, но все было тихо, никакого перепуганного лица в окне я также не увидел. Обычные шумы стоящего на якоре корабля. Биения моего сердца и те казались мне более громкими. Я протянул руку и ухватился за край портала, теперь мне предстояла самая трудная задача. Сжав зубы, я отпустил веревку.

Одновременно с тем, как я успел схватиться за подоконник второй рукой, тело мое с шумом соприкоснулось с бортом галеаса, я больно ударился лицом о дерево, разбив нос. Голова у меня закружилась, я ловил ртом воздух, кровь хлынула из разбитых ноздрей. Я думал, что пальцы мои врастут в дерево, так яростно я вцепился ими в подоконник. Я наделал столько шума, что меня просто обязаны были обнаружить. Сдержав дыхание и превозмогая боль в напряженных мускулах, я прислушался. Тишина. Найдя опору носкам своих ботинок, я подтянулся. Локоть на подоконник, второй. Я оказался внутри и издал сдавленный крик, когда лицо мое соприкоснулось с досками пола.