Текст книги "Повелители Небес"

Автор книги: Энгус Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)

Тревин почти не оставил у меня приятных воспоминаний, и мне вовсе не было бы жаль покидать его, если бы я не думал об Измененных, изнывавших под бременем власти Невина. Обрадовавшись тому, что туман рассеялся, я сразу после завтрака спустился в конюшню и оседлал свою кобылу. Сердечно попрощавшись с Томом, сотником Дарусом и его дружиной (наместник Христоф еще не вставал с постели), я предстал перед Невином, от которого получил одно лишь короткое напутствие: не сворачивать на своем пути с главной дороги.

Так я и двигался в южном направлении, почти все время находясь вблизи моря, поэтому едва ли не чаще, чем в замках, останавливался я в рыбацких деревнях, четко следуя указаниям Дюрбрехта не задерживаться нигде дольше, чем на два-три дня. И хотя нигде не встречал я порядков, подобных тем, что бытовали в Тревине, все яснее и яснее виделось мне, что даже там, где к Измененным относятся неплохо, племя это продолжает оставаться невидимым безликим слугой Истинного народа.

Постепенно я въехал из осени в зиму, оказавшуюся куда более мягкой, чем те, к которым я привык с детства в Вайтфише и потом в Дюрбрехте. И за день до того, как занялась заря Кануна Баннаса, я прибыл в Морвин. Здесь мои странствия кончались в тот год, но – как позже выяснилось – именно отсюда и начинался мой путь.

Глава 16

В самом замке я нашел радушный прием: Янидд, тамошний наместник, крупный мужчина средних лет, приятной наружности, с окладистой бородой сам лично налил мне кружку эля и представил членам своей семьи. Жена его, по имени Дорэ, женщина очень красивая, казалась слишком молодой для того, чтобы иметь трех сыновей, которых звали Рис, Марик и Адор. Старший из них был примерно моего возраста, и каждый из братьев был младше другого на год. Жрица-ведунья оказалась пожилой женщиной с седыми волосами и лицом хотя и не потерявшим еще следов привлекательности, но уже в изрядной степени покрытым морщинами и обветренным. Звали ее Лэна.

Приближались сумерки, и зал наполняли запахи жареного мяса и эля. Сучья кипарисов и ветви омелы свисали со стен, и к каждой двери был приколот дубовый лист и изображение Бога. Праздничное настроение, царившее в замке, в сочетании с прекрасными манерами Янидда успокоили меня и заставили чувствовать себя свободнее. Я обратил внимание, что Измененные в этом замке, по-видимому, и не подозревают об участи своих соплеменников в Тревине. Здесь они чувствовали себя вполне довольными. Этот город, пожалуй, самое удачное место, в котором можно провести празднества в честь зимнего солнцестояния.

Янидд любезно предложил мне принять ванну и отдохнуть, прежде чем приступить к исполнению моих нелегких обязанностей Сказителя. Я поблагодарил его, и слуга-Измененный пришел, чтобы проводить меня в отведенную мне комнату.

Она, как я вскоре убедился, оказалась превосходной. Кровать была широка, каменный пол покрыт пестрой расцветки ковром, угольки, тлевшие в маленьком камине, на котором стоял жбан с подогретым элем, уютно светились. В углу находился гардероб, а высокое окно позволяло видеть море вдали за крышами домов. Я швырнул мой посох и седельные сумки на постель и, распахнув окно, вдыхал пахнущий солью моря воздух, разглядывая многолюдные улицы внизу.

Измененный, «кот» по имени Лан, терпеливо ждал. Обдумывая, с чего бы начать, я решил, что будет, пожалуй, разумнее, если я не стану атаковать его с места в карьер и пугать, как получилось с Томом. Поэтому я закрыл окно и улыбнулся слуге.

– Будешь праздновать Канун Баннаса, Лан? – спросил я.

В отличие от Тома, этот Измененный смотрел мне прямо в глаза и отвечал с улыбкой.

– Да, господин, – сказал он. – Наместник Янидд желает, чтобы все его подданные веселились.

Я представился:

– Меня зовут Давиот, Лан.

– Да, я знаю, – ответил он, но, прежде чем прибавить «Давиот», заколебался.

Это одновременно было и приятно и удивительно для меня, но я вовсе не желал пугать его.

– Не хочу причинять тебе неудобства, Лан. Если тебе удобнее называть меня господином, что ж, пусть будет так, но мне приятнее, чтобы ты называл меня по имени.

Он кивнул, на секунду задумавшись, а затем сказал:

– Возможно, когда мы наедине, я буду звать вас Давиотом, но прилюдно мне лучше титуловать вас как положено: «Господин Давиот».

Я находил, что Лан куда сообразительнее, чем Том, и отнюдь не так запуган, обстоятельство это укрепило во мне веру, что я нахожусь в приятном месте. Я согласился:

– Как хочешь.

Он вновь улыбнулся и сказал:

– Да.

Мне показалось, что он принял решение после некоторых раздумий – уж очень непривычно отреагировал он на мои слова, которые слуги обычно принимали с меньшей живостью. Я спросил Лана:

– Ты слышал обо мне?

– Весь Морвин только и говорил последнее время о Сказителе, который должен приехать как раз к Кануну Баннаса, – сказал «кот», что было, конечно, уверткой.

– Я имею в виду вовсе не это, – уточнил я с деликатной улыбкой, чтобы мои слова не были восприняты как выговор. – И я имею основания думать, что ты знаешь, что именно я имею в виду.

– Откуда же мне знать? – спросил он.

На круглом лице Измененного застыло услужливое выражение, тон, которым он задал свой вопрос, казался совершенно невинным, хотя, возможно, это была просто маска. Я уже заметил, что он весьма сообразителен, осторожен и отнюдь не прост. И в то же время я чувствовал, что ему можно верить. Я решил показать, что кое-что знаю.

– Я думал, что до тебя дошла весть. В Тревине я узнал, что твои соплеменники зовут меня Друг Урта.

– Да, – сказал он и широко улыбнулся. Маска словно слетела с его лица. – Весть дошла, и мы о вас знаем.

То, что я услышал, грело душу: известие обо мне обогнало меня, точно Измененные могли передавать информацию столь же эффективно, как и колдуны. Я решил пойти дальше и выяснить, каким образом весть обо мне достигла ушей его соплеменников.

– Пришел корабль, – пояснил он. – И команда рассказала нам про вас.

Ну конечно, гребцы на кораблях – Измененные, погонщики купеческих караванов – тоже они. Везде есть слуги, и весть летит, разносимая посланниками, из замка в замок. В залах и личных покоях своих хозяев слуги слышат их разговоры, и слова эти эхом отдаются в корчмах и на рынках, на поварнях и в доках. Очень эффективная система связи. Интересно, знал ли Лан об отношениях его соплеменников с Повелителями Небес, но спрашивать об этом не стоило: коснись я этой темы, он все равно ни в чем не признается.

Я спросил его:

– А кто-нибудь из Истинных, кроме меня, знает об этом?

Он покачал головой:

– Не думаю. Для всех мы безлики, лишены глаз и ушей. Вы исключение, Давиот, вы нас видите.

Я пожал плечами. Мне вовсе не казалось чем-то необыкновенным замечать, что Измененные обладают всеми теми же чувствами, что и люди, видеть в каждом из них личность, и все же я знал, что был исключением из общего правила. Куда более я был удивлен тем, что Лан с такой готовностью доверял мне. Хотя вместе с тем не могу не признать, что это льстило мне.

Я заверил Лана:

– От меня-то они, во всяком случае, ничего не узнают.

И снова я был поражен, когда в ответ услышал спокойное:

– Почему бы и нет?

Готового ответа у меня не нашлось, но я решил, что надо предостеречь Лана от подобного благодушия.

– Потому что, – начал я и остановился. Трудно было в словах выразить мои смятенные чувства. – Потому что… Урт был моим другом и пострадал за то, что помогал мне.

– Передавал сообщения вашей колдунье, – продолжил Пан.

У меня отвисла челюсть. Он знает о Рвиан? Это что же?

Каждый мой шаг известен Измененным? Этот «кот»-слуга, по всей видимости, знает обо мне больше, чем любой из моих соплеменников. Я закрыл рот и спросил его как можно непринужденнее:

– Ты знаешь про это?

– От дюрбрехтских Измененных, – ответил он. – Об этом стало известно, когда пошли разговоры о том, за что Урта отправили на север.

Я, сглотнув слюну, стоял и во все глаза смотрел на Лана, не зная, что сказать.

Он в ответ тоже посмотрел мне в глаза, и во взгляде Измененного я видел подлинную искренность и теплоту.

– Это лучше держать в секрете, – сказал он. – Как для моего блага, так и для вашего. Наместник Янидд и его супруга – люди добросердечные, но если они узнают… Они могут решить, что обязаны сигнализировать в Кербрин и Дюрбрехт. И полагаю, если дело дойдет до Великого Властелина или до колдунов, могут быть приняты… меры.

Я не нашел ничего лучшего, чем согласиться.

– И в этом случае, – продолжал Лан, – вы пострадаете вместе с нами. Не сомневаюсь, что вас могут счесть за перевертыша.

Я кивнул, совершенно пораженный тем, что слышал. Чудо нанизывалось на чудо. Это был не простой слуга, не обычный Измененный, в нем чувствовалось умение мыслить глобально, предвидеть ситуацию, – такого раньше я не встречал ни у кого из его соплеменников, исключая, конечно, Урта. Если кто-нибудь и может удовлетворить мою любознательность относительно Ур-Дарбека и диких Измененных, то это Лан.

Жена наместника решила напомнить всем нам, что приближается Канун Баннаса, а это ежегодный праздник, когда людям полагается говорить не о кровавых битвах, а о веселых и приятных вещах. Она предложила, чтобы мне было позволено развлечь аудиторию более подобающими к случаю рассказами.

Для меня специально освободили стол посредине зала, взобравшись на который, окруженный солдатами и прочим живущим в замке людом (среди которого были как Истинные, так и Измененные), я повел повествование о Гвинниде и Духе.

Думаю, что рассказ мой удался, так как, когда я закончил, наступила тишина, и некоторые из слушателей, прежде чем начать хлопать мне, принялись оглядываться по сторонам. Я поклонился и, промочив горло глотком эля, поведал собравшимся легенду о наместнике Кирде и Мудрой женщине из Тирвана.

Когда эта история закончилась, час был уже поздний, и Янидд напомнил всем, что завтра надо рано подниматься для службы в честь Кануна Баннаса. Раздались протестующие крики Риса и его братьев, но Дарэ призвала детей к порядку, и те, хотя и весьма неохотно, подчинились, а мне было позволено спуститься со своего постамента.

Я уже собирался было покинуть зал, когда Лэна взяла меня за руку.

– Нам надо поговорить, – сказала она. – Завтра или в какой-нибудь другой из ближайших дней.

– Как вы пожелаете, – согласился я с надеждой, что она не заметила тревоги, которую вызвало во мне ее предложение.

Вероятно, колдунье просто хотелось получить более подробный отчет о моих странствиях, чтобы иметь возможность доложить в Дюрбрехт обо всем, что я видел, и о том, что я думаю о настроениях населения страны. Но я не мог заставить себя не думать о том, что еще может скрываться за этой довольно обычной просьбой.

Но, как бы там ни было, возможности, чтобы попытаться узнать что-то, у меня не оказалось, потому что пришли слуги с факелами и развели нас по нашим комнатам. Моим провожатым был Лан, и я следовал за ним в беспокойном молчании. Мне оставалось только надеяться, что Лэна ничего не подозревает, и молиться, что я поступил правильно, утаив то, что знал об Измененных и о том таинственном случае, свидетелем которому я стал в лесу близ Торнбара.

От этих размышлений меня отвлек голос Лана:

– Что-нибудь не так, Давиот?

Я увидел, что мы пришли и что дверь открыта, а Лан стоит и ждет с факелом в руке. Я заставил себя улыбнуться и жестом пригласил его войти.

– Что вас беспокоит? – спросил он.

В голосе его было столько сочувствия, что на какой-то момент мне даже захотелось все рассказать ему. Будь на его месте Урт, я бы сделал это не задумываясь, потому что с ним я бы мог обсудить все, но Лану я пока что так доверять не мог. Я увидел, что на каминной доске стоит кувшин с вином и две чаши. Я наполнил их обе и одну передал слуге.

– Лэна хочет поговорить со мной, – сказал я, чувствуя, что в тоне моем слышна нервозность.

Лан сделал успокаивающий жест.

– Лэна ничего плохого вам не сделает. Думаю, что ей нужен лишь ваш отчет как Сказителя, чтобы отрапортовать в Дюрбрехт. Ничего страшного тут нет.

– Колдуны наблюдают за мной? – спросил я, будучи почему-то уверен, что он обязательно должен знать ответ. – Я много думал об этом.

Он ответил не сразу, а после маленькой паузы:

– Они уделяют тебе особое внимание, Давиот, но это же и неудивительно. Ты открыто называл другом Урта, позволил себе отношения с Рвиан, иначе, чем все, вел себя с нами, Измененными. Потом то, что ты говорил в Дюрбрехте… Такое поведение не могло не вызвать интереса со стороны тех, кто правит этой страной.

На лице моем, должно быть, проступили признаки тревоги из-за слов, сказанных Ланом, потому что он усмехнулся и прибавил:

– Думаю, что особых оснований для беспокойства нет. Ты, конечно, прибавил им хлопот, но думаю, что тебе ничего не угрожает.

Измененный был совершенно спокоен, а я нет. Я слышал, как стучит в ставни за моим окном ветер, и мне казалось, хотя в комнате было тепло, что сквозняк пронизывает меня до костей. Я чуть было не вывалил все мои тайны этому странному Измененному. Но я сдержал свое желание, так как еще не доверял ему до такой степени. Вместо этого я спросил:

– Ты что-нибудь слышал об Урте или Рвиан?

– О Рвиан – ничего, – ответил Лан. – На островах нет Измененных, так что все, что могу сообщить тебе, это то, что она благополучно добралась туда. Что же касается Урта, он в Карисваре и, насколько мне известно, служит у купца, которого зовут Коннис. Известия с севера доходят медленно.

– Ты мне кажешься человеком осведомленным, – сказал я.

Лан снова кивнул, словно иначе и быть не могло.

– Эти владения славятся своими фруктами и табаком, – пояснил он. – Корабли отовсюду прибывают в Морвин, приносят известия, но по большей части из земель, не слишком удаленных к северу от Треппанека.

На большее я и надеяться не мог. Рвиан получила назначение на второй из островов, тут я ничего не мог поделать, но если Урт все еще в Карисваре… Наверное, когда-нибудь я смогу отправиться туда и найти этого купца. Эта мысль вызвала у меня приятные эмоции.

– Ты будешь их искать? – спросил Лан.

– Постараюсь, – ответил я со вздохом и опустил голову. – Но сомневаюсь, что сумею найти. По крайней мере, Рвиан. Она, я думаю, потеряна для меня навсегда. Но, может быть, мне удастся когда-нибудь встретиться с Уртом. Мне бы этого очень хотелось.

– Да, только там ли он еще?

Голос Лана звучал тихо, а слова походили не на утверждение, а на нечаянно высказанную мысль. Я поднял глаза, ловя его взгляд, и увидел, как лицо Измененного снова превратилось в маску, когда я спросил:

– А где он может быть?

«Кот» пожал плечами и не ответил.

Я спросил:

– За Сламмеркином, Лан? Среди диких Измененных?

Он снова пожал плечами.

– Все может быть.

В голосе его звучало сомнение. Мне показалось, что он сожалеет о том, что слова эти, вообще сорвались у него с языка. Я вновь подумал, что Лан знает больше, чем говорит. То, что он скрывает, должно быть очень важным. Хотя оба мы сказали друг другу много, все равно каждый из нас главное держал в секрете. Свои тайны я знал, а вот что таил от меня собеседник?

– Мне ничего не известно ни о диких Измененных, ни об Ур-Дарбеке. Такое впечатление, что никто, кроме колдунов, об этом ничего не знает, а они держат свои рты на замке.

– И я не знаю, – сказал он. – Кроме того, что Истинные отдали Ур-Дарбек Измененным, чтобы избавиться от драконов. Такова наша доля.

Я сказал:

– Я отправлюсь туда, я узнаю, что там.

Маска, как вуаль, скрывала истинные чувства собеседника, но мне показалось, что мои слова вызвали у него изумление.

– Думаешь, что ты, Истинный, встретишь там радушный прием? – спросил Лан. – И будет ли кому оказать его?

– Так выходит, что драконы всех там съели? – ответил я вопросом на вопрос.

Измененного это насмешило.

– Драконы, Давиот? Они же мертвы, это всего лишь герои твоих сказаний, и ничего больше.

– Если это так, – сказал я, – то, возможно, диким Измененным не так уж плохо там живется.

– Возможно. – Он постарался сохранить свою маску. – Но я не знаю.

Я уже слишком глубоко увяз во всем этом, чтобы отступать. Я настаивал:

– Если драконов нет, то какой смысл в Пограничных Городах?

Я задал свой вопрос, намеренно придавая своему голосу оттенок беззаботного любопытства.

– Какой смысл в Пограничных Городах? – Лан эхом повторил мой же вопрос. – Они торгуют между собой, как и те, что расположены вдоль Треппанека. Вот и весь смысл их существования, вероятно.

Я понял, что не добьюсь от него ничего. Как всегда, ничего никто не знает, когда я касаюсь этой темы. Может быть, Лан и правда ничего не знал, но я подозревал, что он знает, да помалкивает. Я было хотел опять спросить его, но он громко зевнул, точно усталость разом навалилась на его плечи…

Все Истинные вышли наутро в город, оставив Измененным всю подготовку к празднествам. Янидд повел нас в процессии вокруг стен Морвина. Ветер гнал снежную изморозь в сторону материка, но ветер все равно задувал сильными порывами, бросая водные валы на скалистые берега острова. Несколько смелых чаек боролись со стихией, но они оказались единственными, кто как-то скрашивал безрадостное мрачноватое небо. Идя против ветра, я поглубже закутывался в свой плащ. Лэна ухватила меня за руку, точно опасаясь, что ветер унесет ее. Морщины на лице колдуньи казались еще более глубокими, когда женщина вглядывалась в небеса.

Когда мы оказались под прикрытием здания, так, что немилосердная стихия больше не могла уносить произносимые человеком слова, Лэна сказала:

– Канун Баннаса не всегда столь свиреп, в прошлом году солнце сияло.

В голосе колдуньи прозвучало какое-то озадачившее меня беспокойство.

– В тех краях, где родился я, в Канун Баннаса почти всегда такая погода.

Мы вышли из-за укрытия, и она не ответила, снова схватив меня за руку, пряча лицо под капюшоном. Я посмотрел на небо. Для меня в том, что там происходило, не было ничего необычного: у нас в Вайтфише мы называли такую погоду бурной и не ожидали перемен, по крайней мере, до Матрана. Я подумал, почему это так уж тревожит главную колдунью замка. Я мало знал Лэну, мне она казалась немного замкнутой, но я чувствовал, что женщина взволнована. Плечи ее под плащом были напряжены, и глаза, обращенные в небо, сузились, словно она что-то высматривала там.

– Сомневаюсь, что даже Повелители Небес в состоянии справиться с таким ветром, – сказал я.

Я сказал это просто так, я и не думал, что Лэна ждет каких-то признаков нападения с воздуха, я просто хотел развеять ее этой шуткой. Но ответ колдуньи привел меня в некоторое замешательство.

– Ты так думаешь? – спросила она.

Я ответил:

– Конечно! Зимой? Кроме того, такой ветер не позволит им сделать высадку.

Мы снова оказались на открытом месте, и, пока мы шли по нему, она молчала. Мы завершили круг и теперь шли извилистыми улицами по направлению к замку. По обеим сторонам улицы люди размахивали кедровыми ветвями и пучками дубовых листьев. Из-за криков ликующей толпы мне пришлось приблизиться как можно ближе к Лэне, чтобы расслышать ее ответ.

– Дело не в высадке, – сказала она. – Даже и не в Нашествии. Просто, говорю тебе, Давиот-Сказитель, погода сурова не по сезону.

Я пожал плечами, так как в этом вопросе разделял точку зрения своего отца, который полагал, что то, к чему мы привыкли, не всегда так же незыблемо, как гранитная скала, и спросил:

– Вы полагаете, что это дело рук Повелителей Небес?

Она посмотрела на меня с какой-то неясной улыбкой и, словно не желая верить своим собственным мыслям, спросила:

– Они ведь подчиняют силы духов воздуха, разве нет?

Она ждала ответа, и я, наклонив голову, проговорил:

– Да, но пока, насколько мне известно, только для полетов своих малых кораблей. Колдуны, с которыми я встречался в этом году, единодушно разделяют мнение, что пока Хо-раби не в состоянии использовать элементалов каким-либо иным образом. Пройдет год, а может и больше, прежде чем они смогут заставить духов нести их большие корабли.

– Вполне возможно, колдуны и правы, – согласилась Лэна. – Я не говорю о кораблях, я говорю об этой погоде.

Голос ведуньи звучал тихо, почти без выражения, точно она говорила о чем-то таком, о чем неприятно упоминать вслух. Может быть, поэтому эти слова производили более сильное впечатление. Меня они озадачили (сколько же мне надо провести времени в Морвине, чтобы перестать удивляться), и я сказал:

– Вы считаете, что они научились управлять погодой?

Лэна сбросила капюшон, и я увидел ее надутые губы и сомнение, читавшееся в глазах.

– Не считаю, – сказала она. – Просто предполагаю. Говорю же, многие годы в Морвине в эту пору всегда светило солнце. А сейчас… – Она покачала головой и вновь устремила свой взгляд в небо.

– Погода может иногда меняться, – возразил я. – То, что стало привычным за многие годы, может измениться.

– Да, но все-таки, я думаю… Если они смогли подчинить себе элементалов, почему бы им не заставить работать на себя саму погоду?

Эта мысль меня не радовала, даже думать о таком не хотелось. Перспектива была устрашающей. Если разобраться, то в чем-то это было даже хуже, чем то, что Повелители Небес могут запрягать духов воздуха, точно лошадей в телегу. Я не узнал своего собственного голоса, когда произнес:

– Разве такое возможно?

– Не знаю, – ответила колдунья. – Я ничего не знаю об этом виде магии и не понимаю, каким образом им удается управлять духами воздуха, но если они могут управлять духами стихии, то почему бы им не овладеть и самой стихией?

Я представил себе бушующее море, непрекращающийся шторм, который отрежет остров от материка. Я подумал о кораблях, выброшенных на берег Треппанека и Сламмеркина, о гаванях, запертых яростными водными валами и завывающими ветрами, о стоящих на приколе военных судах и лежащих на берегу лодках рыбаков, лишенных возможности выходить в море, о погубленных на полях урожаях, переломанных плодоносных деревьях… Я посмотрел в небо в надежде, что опасения Лэны напрасны.

– Возможно, – продолжала она, крепко ухватившись за мою руку, хотя мы и были прикрыты от ветра зданиями, – только возможно, Давиот. Возможно, что страхи эти беспочвенны, и я всего лишь выжившая из ума старая паникерша. Я изложила эту точку зрения нашей школе, и они обсуждают ее там. Больше никто не знает об этом, кроме Янидда. Я верю, что ты тоже будешь молчать. Если такая мысль станет широко известна…

– Я сохраню все в тайне, – ответил я. (Еще один секрет, они все множатся и множатся.) – От меня никто ничего не узнает, но зачем вы сказали мне об этом?

На сей раз она улыбнулась более естественно.

– Разве ты не Сказитель? – спросила она меня. – Разве вы, Мнемоники, не хранители нашей истории? А ведь если я права, то это история, и хотя бы один человек, обладающий твоим талантом, должен это знать.

Я склонил голову в знак признательности и благодарности. Внезапно я почувствовал себя увереннее. Если Лэна доверила мне свои секреты, это означает, что она никак не может подозревать меня.

Мы уже подходили к замку, и на открытой местности возле его стен ветер завыл с новой яростью. Видя, как, развеваясь в его порывах, хлопают знамена наместника, я предавался мрачным размышлениям.

Приятно было наконец закрыть за своей спиной двери и оказаться в зале, пускай и сыром, без горящих фонарей и пылающих каминов. Одни слуги-Измененные приняли наши промокшие плащи, другие в ожидании стояли со свечками и трутницами в руках. Янидд подошел к клепсидре и постучал по ее стеклу, подгоняя последнюю каплю в водных часах. Думаю, все вздохнули с облегчением, когда он объявил наступление вечера. Зал наполнился звуками кресал, и мириады маленьких, похожих на светлячков огней вспыхнули в руках у Измененных, зажигавших фонари. Дружина возликовала, когда тепло и свет резво принялись разгонять сырость и мрак и эль щедрыми струями полился в их кружки.

Настоятель произнес благословляющую молитву, и мы приступили к обильной трапезе. Я ел и пил, не отставая от других. Когда раздались настойчивые крики, требовавшие моего выступления, панталоны мои уже изрядно жали мне в поясе. Я отодвинул стул и поднялся, чтобы исполнить просьбу моих слушателей.

Специально для Риса и его братьев я рассказал про Битву Дамида. Для лучшего эффекта были принесены кифара и бубен, которые составили вполне приличный аккомпанемент. Потом, так как каждый требовал рассказать что-нибудь приятное лично ему, я поведал им о Камбарском лесе, с нетерпением ожидая реакции. Мне было радостно слышать одобрительный гул голосов своих слушателей, выражавших согласие с решением Рамаха оставить рощу как живой памятник храбрым людям. Затем я продолжил свое выступление, рассказывая легенды о великих сражениях, храбрых воинах, мудрых наместниках и Великих Властелинах. Мне было радостно здесь, в Морвине, но рано или поздно Лэна свяжется с Дюрбрехтом, откуда придет приказ двигаться дальше или возвращаться. Первый мой год в качестве Сказителя завершился этой ночью. И я не имел ни малейшего понятия, что сулит мне следующий.

Глава 17

Канун Баннаса кончился, наступили Латены, начался новый год. В пиршественном зале, за крепкими стенами замка Янидда, где встречали мы зарю нового года, было тепло, а снаружи ветер становился все злее и яростнее. Предположение наместника не сбылось, буря не исчерпала своих сил к восходу, а только еще больше окрепла. Ставни содрогались от неистовых ударов, сквозняки гуляли по залу. Пришло известие о том, что остров отрезан от материка, дамба скрылась под толщей воды, а о том, чтобы выйти в море, не может быть и речи. Когда я осмелился высунуть нос наружу, небо застилали черные облака, над бушующим морем сияли зарницы. В детстве я не раз наблюдал бури, такие же, как эта, или даже более сильные, но сегодняшняя, возможно из-за мрачных предположений Лэны, казалась мне какой-то особенной. Я чувствовал, что скоро она не кончится.

Так и случилось. Шторм длился семь дней, и я уже начал думать, что жрица-ведунья права в своих опасениях, хотя и не мог представить себе, каким образом Повелители Небес могут подчинять своей воле саму погоду. Буря не добавляла радости, но мы, с общего согласия, решили не обращать на нее внимания. Мы старались развлечь людей, хотя и совсем не просто было улыбаться под яростные завывания ветра и рев волн, отправляя подобавшие Латенам обряды. Янидду конечно же приходилось много общаться со своими подданными, а у меня были собственные обязанности Сказителя, благодаря которым я ходил от таверн к пивным, где выступал перед публикой. По приказу наместника провожатыми моими стали четверо дюжих солдат, прикрывавших меня от ветра, когда мы шли по улицам, на которые падали, точно метательные снаряды, куски кровли и сорванные ставни, не говоря уж о том, что буря вполне могла свалить человека с ног. Я сам видел, как люди получали увечья, а местный лекарь не имел отбоя от пациентов. В гавани затонули три судна, и на протяжении всех Латен дамбу скрывала бушевавшая водная стихия.

Мы говорили обо всем этом с Ланом, который уже знал о подозрениях Лэны (такая осведомленность меня вовсе не удивляла, потому что я уже привык к тому, что существовало мало тайн, неизвестных Измененным) и не соглашался с ее мнением.

– Если это дело рук Повелителей Небес, – сказал он как-то вечером, – тогда их колдовство достигло пределов своего могущества.

– Разрушительного могущества, – уточнил я. – Если такое будет твориться повсюду в Дарбеке, то жизнь в стране замрет.

– Нет, – только и сказал в ответ Измененный.

– Но в этом случае они не смогут нападать, – добавил я с надеждой. – Конечно, ведь в такую бурю они не смогут приземлиться, разве нет?

– Наверное, – бросил в ответ Лан. – Хотя с их магией им, возможно, и буря нипочем.

Измененный вовсе не выглядел взволнованным, словно его не интересовал ни сам шторм, ни его причины. Я не мог понять, что это: простое безразличие или нечто другое. Я не знал, как выяснить это, спрашивать прямо я не решался. Наши взаимоотношения строились на взаимном доверии, но их еще нельзя было назвать в полном смысле слова дружбой. Я чувствовал, что Лан честен со мной почти во всем, поэтому, когда он не желал говорить о чем-то, я не всегда знал, происходит ли это оттого, что он не знает, что сказать, или просто он не хочет открывать мне все, что ему известно. Я искал способа узнать что-нибудь об Ур-Дарбеке и диких Измененных, но, как и прежде, безуспешно. Лан упорно стоял на своем, утверждая, что ничего не знает. Чтобы не подвергать наши отношения опасности разрыва, мне пришлось оставить эту тему в покое. Кроме того, у меня были и другие дела.

Главным среди них оставался конечно же мой отчет Лэне, и встречи этой я ждал с некоторой опаской.

Седовласая колдунья ни разу за все мое пребывание в Морвине не выказала мне своего нерасположения, и все же предстоящий разговор с нею не вызывал у меня энтузиазма. Когда же наконец беседа наша состоялась, мне еще раз пришлось убедиться в правоте Лана: все мои опасения оказались напрасными. На второй день Латен она попросила меня прийти к ней для того, чтобы рассказать о том, что я видел за время своих странствий. Я отправился к колдунье без проволочек и оказался в ее уютной комнате в глубоком мягком кресле возле горевшего камина. Лэна расположилась напротив, предложив мне подогретого вина. Я подумал, что в нем содержатся, возможно, какие-нибудь добавки, способные развязать мой язык, и, сославшись на то, что и так уже достаточно выпил, отказался. Лэна, не обнаружив ни удивления, ни огорчения, наполнила свою чашу. Когда она выпила, я уже начал подозревать, что у меня развивается мания преследования. Она и не собиралась использовать какие-то средства, в том числе и свое магическое искусство, чтобы раскрыть мои тайны, просто попросила рассказать ей о моих странствиях.

Я с радостью рассказал Лэне обо всем, что встречал на пути, умолчав только о том, что знал об Измененных и про ночную встречу, свидетелем которой стал. Во всем прочем я был вполне откровенен с ней. Лэна слушала меня внимательно, время от времени прерывая, чтобы попросить повторить какие-то детали или разъяснить то, что было ей непонятно. Внезапно она, подняв руку, прервала мой рассказ и какое-то время сидела с закрытыми глазами, молча шевеля губами.

Я поинтересовался, что она делает, и колдунья сказала мне:

– У меня же нет твоих способностей, Давиот, иначе бы я была Мнемоником, а не магом. Мне надо использовать волшебство, чтобы запомнить все это.

– Вы можете запоминать с помощью магии? – спросил я.

– На какое-то время, – ответила она. – Не так, как ты, а только до тех пор, пока я не передам свое сообщение в Дюрбрехт. Затем я многое забуду, и в памяти останется только то, что может запомнить обыкновенный человек.