Текст книги "Шагай вперед, мой караван... (СИ)"

Автор книги: Элеонора Мандалян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Это был один из первых ее “налетов”, когда Лана, придя с работы домой, застала обоих дочерей в гостиной, оживленно беседующих. Левон, чтобы не мешать им, ушел на патио, прислушиваясь к их разговору через открытые раздвижные двери. Подбежав к матери, Вика прижалась к ней и так замерла на несколько секунд.

– Привет, мамуль,– сказала Инга. – Видишь, Вика опять свалилась нам на головы, как снег на Калифорнию.

– Так это ж великолепно! Почаще бы. А о ком сплетничаем?

– О ее новой roommate – соседке по комнате. Говорит, телефон у нее постоянно висит, как серьга, на ухе, и эта дебилка весь день трещит без умолку.

– Да, Вика? Так найди себе другую компаньонку, чего ж мучиться.

– Никаких мучений. Я не жалуюсь, а делюсь. Моя roommate меня вполне устраивает. Все вечера она пропадает на дискотеках, и этого времени мне более чем достаточно для занятий. А если что, в кампусе столько чудесных местечек, столько уютных скамеек, что было бы просто глупо запираться в четырех стенах.

– Беркли действительно такой красивый, как говорят? – поинтересовалась Инга.

– Красивый – не то слово. Сказочный. Во-первых он огромный. Целый молодежный город. Только по архитектурным стилям очень разный. Основные корпуса были построены еще в начале 19 века, – взахлеб принялась рассказывать Вика. – Его Campanile – высоченная готическая Колокольня с круглыми часами, видна отовсюду. А центральный Wellman Hall похож на крепость. Черепица на нем выложена так хитро, что когда, проходя мимо, смотришь на нее, по крыше концентрическими кругами разбегаются узоры. И внутри этого Холла очень интересно. По коньку всей крыши проходят широченные skylights – освещение потрясающее. А еще в Беркли шикарнейшая библиотека, в которой можно найти все, что душе угодно. И вообще, я даже представить себе не могла, что все будет так грандиозно, что университетский кампус, помимо лабораторий и учебных корпусов, может столько всего в себе вмещать. У нас там два стадиона, джимы, бассейны, театры, Художественный музей. И все это – в огромнейшем парке с зелеными лужайками и пышными деревьями... Я не обошла еще и десятой части кампуса. А ты говоришь, меняй свою roommate.

– Ну хорошо, – прервала несвойственный для Вики каскад впечатлений сестра.– Убедила. Беркли это колоссально. Между прочим, у нас в LACC тоже просторный кампус, спорт-корпус, свой театр и прочее. Вот только одного я не могу понять, почему ты выбрала для себя такое странное направление – пожары.

– Потому что мне это интересно.

– Ты собираешься стать пожарником?

– Наше отделение называется Department of Environmental Science – Наука о защите окружающей среды. А наша лаборатория – Stephens Lab, готовит ученых, которые исследуют экологию Земли и методы управления ею, с более узкой специализацией на природе огня и его роли в глобальных изменениях климата.

– И ты хочешь сказать, что тебя это вдохновляет?

– Если я найду там то, что ищу, да.

Отец с матерью с любопытством прислушивались к разговору дочерей.

– А что ты ищешь, если не секрет?

– Я хочу постичь природу огня, как одной из основных стихий, управляющих миром.

– Во завернула! Помогать нам готовить обед огонь может. Может даже мешать нам жить, когда слизывает наши дома или обугливает леса. Но управлять миром... Как такое может быть?

– Ответь мне, что бы ты делала без Солнца, и чем была бы Вселенная без звезд. А если бы в сердце нашей планеты не было раскаленного ядра, то не было бы и жизни на Земле. И ты бы сейчас не задавала мне эти вопросы. У Огня есть столько свойств, задач и обязанностей, что нам их постигать – не постичь.Я правда не уверена, занимается ли наш Department этими проблемами.Если лесные пожары или, как их тут называют, wild fire – единственный объект его изучения, я оттуда уйду.

– Как все просто у тебя получается, – не сумев скрыть досаду, заметила Инга.– Просто взяла и поступила в Беркли, а потом просто возьмешь да уйдешь.

– За этой “простотой”, девочка, – вмешался отец, – скрывается титанический труд и умение проникать в сущность вещей. Тебе бы поучиться у своей младшей сестры любознательности, усидчивости и основательности всего, за что она берется.

– Вика у нас гений. Вундеркинд! Ей сам Бил Клинтон письма пишет. Куда мне, простой смертной, до нее, – обиженно огрызнулась Инга, которой сразу расхотелось продолжать разговор. – Ну ладно. Пойду переоденусь и помогу маме накрыть на стол. Но посуду после обеда мыть тебе, чудо-дитя. У нас на вечер с Кариной запланирован поход в кино. Кстати, если хочешь, можешь присоединиться, – милостиво добавила она уже из дверей спальни.

– Да нет, спасибо. Я побуду с мамой и папой.

Глава 22

Инга встретилась с Кариной у кинотеатра. Но фильм, из-за которого они пришли, начинался слишком поздно.

– Что делать будем? – расстроилась Карина. – Посмотреть хочется, а как возвращаться потом? Я-то близко живу, и место у нас открытое, не опасное. А тебе так поздно одной нельзя. Может позвонишь домой и скажешь, что останешься у меня ночевать?

– Подожди. У меня другая идея.

Инга нашла автомат и позвонила Давиду.

– Братишка, – сказала она жалостливым голоском. – Мы тут с Каринкой в кино надумали пойти, а сеанс поздний. Не мог бы ты нас встретить после кино?

– О чем разговор! – тотчас откликнулся Давид. И, секунду подумав, добавил: – Нельзя двум девушкам так поздно одним ходить в кино. Вас и в самом зале задеть могут. Где вы?

– В АМС, у Мола.

– Когда сеанс?

– Через пол часа.

– Ждите меня у касс, сейчас подъеду.

– Yes! – радостно взвизгнула Инга, вешая трубку. – Кино не отменяется.

Через четверть часа появился Давид. Поцеловал сестру, поздоровался с Кариной за руку и поспешил к кассе за билетами. Уже внутри кинотеатра Инга спросила:

– Почему один? Я была уверена, что ты придешь с Пегги.

– У нее завтра курсовая. Сидит, зубрит, не поднимая головы.Так что ты позвонила кстати. Я как раз сидел скучал.

Он купил три пакета поп-корна и пепси-колу, и они все вместе проследовали в зал.

– Чтобы во время сеанса вы много не болтали и не мешали другим, я сажусь между вами,– заявил Давид тоном, не терпящим возражений.– Я буду в роли наседки, а вы – мои цыплята. Сидите смирно и клюйте свои пушистые зернышки.

– По-моему, ты совсем разучился разговаривать с девушками, – фыркнула Инга. – И острить тоже. Какие мы тебе цыплята. А ты тогда уж не наседка, а петух.

Карина сидела, как мышка, не произнося ни слова. Даже про поп-корн забыла.

– Подружка! – перегнулась через брата Инга. – Ты чего там притихла?

– Всё, всё! Кончаем болтать. Фильм начинается, – остановил ее Давид.

В соответствии с взятой на себя ролью наседки, он раскинул крыльями руки, водрузив их на спинки соседних кресел, устроился поудобнее и попытался сосредоточиться на происходящем на экране. Но у него это почему-то не получалось. Все его мысли и ощущения были сконцентрированы на сидевшей рядом Карине, такой кроткой, бесхитростной, доверчивой и домашней. Чтобы не коснуться лежащей позади нее руки, она слегка подалась вперед, застыв в напряженной позе. Давид понял, что ведет себя недостойно, опускаясь до дешевых, мальчишеских уловок, и, устыдившись, сложил свои “крылья” на коленях.

По окончании фильма он посадил девушек в машину.

– Кого везем первым? – Спросил и подумал: Опять прокол. Ясное дело – сна– чала подругу сестры.

– Я живу тут совсем близко, на Третьей улице, – поспешила сказать Карина.

Подъехав к ее дому – длинному, многоэтажному зданию, он остановил ма– шину, выключил зажигание и вышел, бросив на ходу сестре:

– Доведу твою подружку в целости и сохранности до самого крыльца. А то время уже за полночь. Мало ли...

Отодвинув тяжелую, туго поддающуюся дверь вена, он подал Карине руку. Она легко спрыгнула рядом с ним на асфальт.

– Давид, только ты скорее, – крикнула ему Инга. – А то мне тут одной уже страшно.

Он взял Карину под руку.

– Который ваш подъезд?

– У того конца здания, предпоследний. Ты не беспокойся, Давид. Я добегу сама.

– Нет уж, я провожу. По-моему, меня для этого позвали.

Они шли вдоль здания по выложенной фигурной плиткой пешеходной дорожке, укрытой от света уличных фонарей деревьями и высоким кустарником. Ночь, полумрак, похожая на старинный грот, уединенная аллея уже сами по себе настраивали на романтический лад.

Чтобы отогнать зависшее в воздухе чувство неловкости, Карина заговорила первая:

– Тебе понравился фильм?

– Какой фильм?

Она повернула к нему удивленное лицо. Ее огромные влажные глаза таин– ственно блеснули в темноте:

– Который мы только что смотрели.

Но я ничего не видел.

– Как это?

– Все два часа я сидел там, как болван, и думал только об одном... Хочешь знать, о чем?

Она не ответила. Они оба давно все знали и без слов. Но он все же сказал:

– О том, что я безумно хочу тебя поцеловать.

Давид рывком привлек девушку к себе и, отыскав ее губы, прижался к ним. Перестав отбиваться, Карина затихла. Как только его железное объятие ослабло, она отстранилась, широко распахнув глаза. Опьяненность поцелуем постепенно вытеснялась в них гневом. Он закрыл ей рот ладонью, не дав говорить.

– Молчи. Я знаю всё, что ты можешь сказать мне. И все понимаю сам. Но такая вот вышла история, что еще там, на берегу океана, когда мы впервые встретились, я утонул в твоих бездонных глазах, и по сей день не могу из них вынырнуть. Чтобы избавиться от меня, тебе придется вызывать бригаду спасателей – с канатами и вертолетом.

Не проронив ни слова, она открыла своим ключом дверь подъезда и исчезла в нем. Давид интенсивно тряхнул головой, стиснул зубы и кулаки, загоняя назад, в клетку, вырвавшиеся на свободу чувства, и крупными шагами пошел назад – к сестре, к машине, к своим каждодневным рутинным обязанностям.

Глава 23

Лана не планировала заезжать в магазин, обед на вечер был приготовлен ею заранее. Но, возвращаясь с работы, она почему-то съехала с фривея на один пролет раньше и завернула в паркинг магазина Paradise.В магазине, ожидая своей очереди, она от нечего делать разглядывала людей, стоявших впереди.Силуэт одной женщины со спины показался ей очень знакомым. Тонкая талия, изысканный туалет.Смущали поникшие плечи и опущенная голова... Что-то ёкнуло внутри. Женщина стояла у прилавка, поэтому обойти ее, чтобы заглянуть в лицо, было невозможно. Лана подошла к ней совсем близко и тихо, неуверенно окликнула:

– Натель...

Женщина вздрогнула и напряглась, но осталась стоять, как стояла, даже не повернув головы.

– Натель? – растерянно повторила Лана.– Ведь это ты?

– Это я. – Женщина медленно, как бы нехотя обернулась.

Лана в смятении отпрянула. Исхудавшее до неузнаваемости лицо. Обтянутые пергаментной кожей челюсти и скулы. Вокруг странно округлившихся глаз залегли синие тени.

– Боже мой, Натель, что с то... – Лана запнулась. Но, переборов себя, нашла силы заговорить: – Я столько тебя искала. Как ты могла так внезапно исчезнуть. Разве с подругами так поступают.

Натель отчужденно смотрела сквозь витрину на улицу, будто и не слыша ее.

– Давай уйдем отсюда. Пожалуйста. – Голос Ланы дрожал.

Пожав плечом, Натель нехотя шагнула в сторону:

– Куда?

Задумавшись на минуту, Лана сказала:

– Ко мне. Ведь мы здесь совсем близко. – Натель сделала протестующий жест. Лана быстро добавила: – Дома сейчас никого нет. И ближайшие часа два не будет. Нам никто не помешает.

– Хорошо. Я поеду за тобой.

– Нет-нет! Давай твою машину оставим здесь. Я потом привезу тебя обратно.

– Боишься, что сбегу? – На скелетоподобном лице Натель появилось подобие улыбки. Она послушно пошла за Ланой к ее машине.

Уже дома Лана взволнованно приступила к допросу.

– Я думала, вы уехали из Калифорнии, возможно даже из Штатов. Я не могла и предположить, что ты в Лос-Анджелесе и не даешь о себе знать. Почему, Натель? Почему!?

– Разве ты не видишь, я очень больна.Я на финишной прямой. И до финиша уже рукой подать.

– Не говори так! Не смей сдаваться. Это самое худшее, что ты можешь сделать. Ты обязана бороться.

– С такой болезнью бороться бессмысленно. Мой муж, как врач, это прекрасно знает.

– Ничего он не знает! Ты знаешь гораздо больше его. Ты знаешь, что внутренние силы человека способны делать чудеса. Не ты ли меня этому учила?

– Ну, хватит про болезни, – перебила Натель устало. – Поговорим о чем– нибудь другом.

– Поговорим. Расскажи, где и как вы живете, что делает Виталий.

– Живем мы в Бэрбанке...

– С ума сойти! Рядом с нами! А я должна была встретить тебя случайно.

– Снимаем паршивое кондо в трехэтажном, кишкоподобном доме с целой кучей горластых соседей и менеджером породы цепного пса. Так что, извини, пригласить тебя в такое убожество я просто не могла.

– Спасибо. Я приходила в гости к тебе, а не к твоему дому с медвежьей шкурой.

– Не береди рану. – Натель сморщила лицо и стала еще страшнее.

– А Виталий? Как он?

– Ты, наверное, знаешь, что он лишился лайсенса и медицинской практики. Чтобы не выплачивать огромные суммы по компенсации, он объявил банкротство, и мы, практически, остались без гроша за душой – не только без работы, но и без кредитных карт.

– Он не работает?

– Работает. Санитаром в больнице, как вначале. Только теперь все иначе. Нет стимула, нет перспектив. Он сломался. Я думаю, в первую очередь, из-за меня.

– Так что же все-таки случилось с тобой?

– А разве не видно? Во мне поселился тот самый зверь, что живет под камешками и шевелит клешнями.

У Ланы перехватило горло. Из груди готовы были вырваться рыдания. Она еле сдерживала себя. Они надолго умолкли. Да и что можно сказать в такой ситуации. Успокаивать и кривить душой? Натель первая овладела собой, улыбнулась такой знакомой и такой чужой улыбкой:

– А теперь расскажи о себе. Что нового в твоей жизни?

Лана попыталась отмахнуться.

– Я хочу знать. Ведь я имею право знать, как и ты обо мне.

– Ах, Боже мой, конечно имеешь. Здесь, в Америке, ты моя самая близкая подруга. Я очень тебя полюбила. И мне тебя так не хватало все это время.

– Мне тебя тоже. Так я слушаю.

– Я, благодаря тебе, по-прежнему работаю у Нерецкого, веду свою рубрику.

– Это я знаю. Читаю все твои статьи.

– Левон начал выпускать свою газету. “Оазис”. Не Бог весть что, но я рада, что он при деле. Девочки окончили школу. Старшая учится пока в колледже.

– А твое младшее чудо?

– В университете. – Лане не хотелось хвастаться перед Натель успехами дочери. Наверное, когда у человека все так плохо, ему тяжело слушать об удачах других.

– Погоди. Она же у тебя для университета еще маленькая. Когда я ее видела, она сказала, что учится в девятом классе.

– Вика проскочила экстерном четыре класса за два года, и ее приняли в университет.

– В какой?

Помедлив, Лана все же ответила: – В Беркли.

– Вот это я понимаю! Иначе и не могло быть. Я ведь тебе тогда собиралась высказать свои догадки относительно нее. Но водоворот жизни, обернувшийся для меня наводнением, разметал нас в разные стороны... Бывает.

Неожиданно дверь отворилась и на пороге появилась Вика.

– Дочка, ты! – Лана обрадовалась и растерялась одновременно. Ведь она обещала Натель, что они будут дома одни. – У тебя что ж, снова внеочередные каникулы? Ты даже не предупредила, что приедешь.

– Здравствуй, Виктория, – сказала Натель как можно непринужденнее. – Какая ты стала красавица! Расцвела, как садовый цветок. И совсем уже барышня.

Вику, казалось, ни чуточки не удивил и не смутил ужасающий вид женщины. Лана даже подумала, что дочь не узнала ее.

– Я приехала чтобы встретиться с вами, тетя Натель, – неожиданно для обоих проговорила Вика.

– Ты приехала из Сан-Франциско, чтобы встретить меня здесь!?. Но еще час назад я и предположить не могла, что окажусь в вашем доме.

– А я могла, – улыбнулась Вика. – Я здесь, чтобы помочь вам, тетя Натель, справиться с вашим недугом.

– Доброе дитя. Мне уже никто и ничто не поможет. Все зашло слишком далеко.

– Неправда. “Слишком далеко” или “слишком поздно” никогда не бывает. Всё обратимо. Вы сами поможете себе. С моим участием. Мне никогда прежде не приходилось этого делать. Но во сне я получила инструкции. И я знаю, что они так же верны, как то, что я нашла вас там, где ожидала.

Лана и Натель переглянулись, озадаченные и заинтригованные. Дочь подносила матери очередной сюрприз.

– Вы не возражаете, если мы с вами немного пообщаемся?

– Возражаю? Я? После того, что ты только что сказала? Но может быть ты сначала умоешься, передохнешь с дороги? Наконец, перекусишь.

– Нет. Скоро вернутся сестра и папа. Они нам могут помешать. Поэтому не будем терять время. – Вика пододвинула стул и села напротив гостьи, устремив на нее взгляд, который казался сконцентрированным и рассеянным одновременно, будто она пристально смотрела не в лицо Натель, а внутрь нее.– Это здесь.– Протянув руку, Вика коснулась области желудка.

Натель, суддорожно сглотнув, молча кивнула.

– Не мне вам говорить, что наша воля, наши мысли обладают огромной созидательной или разрушительной силой, в зависимости от того, как их употребить. Вы черезчур болезненно восприняли житейские неурядицы. Сами о том не подозревая, вы были слишком привязаны к материальным благам, полученным через мужа. Вы и только вы виновны в том, что с вами случилось...

Лана слушала и не верила своим ушам. Она никогда прежде не видела Вику такой... такой взрослой и уверенной в себе. Ей даже казалось, что ее голосом говорит кто-то другой. А девушка продолжала:

– Внутренняя установка, запущенная как программа в космос, рано или поздно реализуется. Вы, как человек, имеющий особую связь с высшими силами, сделав мощный негативный посыл, включили тем самым механизмы саморазрушения. И теперь наша с вами задача срочно поменять отрицательный полюс на положительный, дать организму установку на восстановление. Я знаю, вы сломлены. Вы перестали сопротивляться. Вы отдались потоку. Одной вам трудно вырваться из него. Вам нужна помощь извне. Мы это сделаем сейчас вместе. Дайте мне ваши руки. Закройте глаза. Я всего лишь проводник между вами и Космосом. Прислушайтесь к себе. Ощутите, как каждую клеточку вашего тела заполняет животворная, радостная энергия добра и любви, энергия жизни. Она течет через меня к вам. Примите ее с благодарностью. Омойтесь ею.

Вика умолкла. Теперь они сидели неподвижно, держась за руки. Глаза их были закрыты. Лана, не спускавшая глаз с обоих, вдруг заметила голубое свечение, разраставшееся вокруг дочери. И слабое ответное свечение над головой Натель – неровное и далеко не голубое, а скорее грязно-бурое, цвета болезни. Свет над Викой разрастался яйцеобразно, вытягиваясь в сторону Натель, пока не слился с нею в единый кокон. Он был настолько зрим, что Лана почти перестала видеть за ним две неподвижно застывшие фигуры. Находясь в каком-то дурмане, она не могла бы сказать, как долго это продолжалось. Но наконец Вика глубоко вздохнула, расслабилась и открыла глаза. Следом за ней то же самое сделала Натель. Свечение, в миг померкнув, исчезло.

– Боже, как хорошо, как спокойно стало вдруг на душе, – проговорила Натель своим прежним, как показалось Лане, голосом. – Девочка моя, ты словно камень сняла с моих плеч.

– Мы сняли его совместными усилиями. И вы теперь очень быстро начнете поправляться, если...– Вика сделала особое ударение на последнем слове, – если вы будете относиться с полной верой в то, что только что произошло. Умоляю вас, тетя Натель, не впускайте в мысли ни сомнений, ни колебаний. Ничего, кроме позитивных, жизнеутверждающих мыслей. Обещаете мне?

– Я постараюсь. Я буду очень стараться, честное пионерское.

Обняв Вику за плечи, она прижалась к ней, как утопающий к спасателю. Потом, обернувшись к своей вновьобретенной подруге, проговорила:

– Лана, милая, отвези меня к машине. Мне надо побыть одной. Я должна все это осмыслить.

– Только при одном условии, – отозвалась Лана. – Если ты своей собственной рукой запишешь в этом блокноте свой адрес и номер телефона. Я не дам тебе исчезнуть из моей жизни вторично. – Пока Натель послушно выполняла ее требование, Лана не спускала глаз с дочери. Лицо Вики выражало глубокое внутреннее удовлетворение. – Малыш, так ты надолго к нам пожаловала? Мы ведь все очень по тебе скучаем.

– На сей раз нет. Завтра, во второй половине дня мы пишем курсовую. Так что я отчалю на рассвете. Не хмурься, мама. Весь сегодняшний вечер мы проведем вместе. Я так вас заболтаю, что успею надоесть.

– И ты расскажешь мне, что ты сделала с моей подругой?

– Боюсь, что нет. Просто потому, что я не сумею это объяснить.

– Ну хорошо. Я отвезу тетю Натель, это тут близко, и вернусь. А ты пока отдыхай.

Выруливая с drive way на улицу, Лана сказала:

– Не знаю, что и думать о Вике. Иногда мне даже становится страшно.

– Не бояться, а радоваться надо, – рассеянно отозвалась Натель. Видно было, что мысли ее далеко. – Мы обязательно поговорим с тобой на эту тему. Но не сейчас, ладно. Я в таком внутреннем раздрызге! А разговор этот не короткий. Двумя словами не обойтись.

В паркинге Paradise, попрощавшись, они разошлись по своим машинам. И ни одна, ни другая даже не вспомнили о том, что собирались сделать покупки. Лана возвращалась домой очень медленно, пытаясь осмыслить все, что только что произошло – от нежданной встречи с Натель до прямо-таки мистического появления дочери. Уже полностью стемнело. Улицы, как всегда в их районе, были абсолютно пустынны. Ни одной живой души, не считая тех, что скользили мимо нее в сверкавших под фонарями оболочках своих машин. По противоположному газону бежало рысцой животное, подкидывая на высоких ногах упругое тело. Собака – не собака, лисица – не лисица, подумала Лана и вдруг сообразила: Койот! Ну конечно койот! С наступлением темноты они рыщут по улицам и дворам – стаями и в одиночку – в поисках добычи, устраивают свары и жутко так завывают хором, совсем как настоящие волки. Лана остановила машину и храбро вышла, хлопнув дверцей. Койот лишь слегка повернул в ее сторону голову – двумя желтыми огоньками полыхнули его глаза – и продолжал деловито трусить, даже не прибавив шагу. Поодаль, в тени приземистой слоновой пальмы переминались с ноги на ногу еще несколько его собратьев. Оказаться одной в такой компании Лану явно не прельщало, и она поспешила вернуться в машину.

Вечером, узнав, что приехала Вика, заскочил Давид повидаться с ней. А заодно и пообедал вместе со всеми. Инга, извинившись, ушла в кабинет готовить уроки. Уже уходя, Давид заглянул к ней, чмокнул на прощание в макушку и как бы между прочим спросил:

– Что-то я давно не вижу твоей подружки. Уж не поссорились ли?

– Ну что ты. Она такая лапочка, с ней невозможно поссориться, – не поднимая головы, отозвалась Инга. – Просто мы обе теперь очень заняты и видеться стали реже. Но дружим по-прежнему.

– Чем ты занята, я знаю. А она? – продолжал допытываться Давид.

– Карина учится в UCLA, в школе медсестер, как и планировала. А на уикенды работает – с пятницы по воскресенье.

– Какая молодец! В больнице?

– Да нет. Кто ее пустит в больницу без специальной подготовки. Официанткой в итальянском ресторанчике. Ты его знаешь. На San Fernando. Она и насчет меня обещала поговорить с хозяином. Вот будет здорово, если мне тоже удастся устроиться туда.

– Ладно, сестренка, не буду тебе мешать. Пока.

Глава 24

В эту ночь Лане никак не удавалось уснуть. Она вертелась с боку на бок, вздыхала.

– Что с тобой, моя Лакшми? Ты крутишься как волчок.Сама не спишь и мне не даешь. Уж не заболела ли? – Левон в шутку окрестил Лану именем индийской Богини Счастья с тех пор как подметил ее особое пристрастие к индийской философии и йоге.

Лана, будто только того и ждавшая, села на постели и включила бра.

– Я должна кое-что рассказать тебе. Думаю, было бы неправильно от тебя это скрывать. Я знаю, с каким скепсисом ты относишься ко всякого рода “паранормальностям”, и тем не менее...

И Лана поведала мужу историю с Натель, включая цель неожиданного приезда Вики. Он долго молчал, не произнося ни слова. А потом, решив, что должен ответить откровенностью на откровенность, рассказал Лане о“послании с того света”, полученном им через свою дочь. Теперь наступила очередь Ланы погрузиться в глубокое раздумье.

– Ну, раз уж у нас с тобой сегодня ночь откровений, я расскажу тебе еще кое-что, – наконец заговорила она, глядя в пустоту. – Причем, заметь, молчала я не потому, что хотела от тебя что-то скрыть. Просто я знала, что ты мне все равно не поверишь...

– Что же ты умолкла? Я слушаю тебя очень внимательно.

– Да, честно говоря, я и сейчас не питаю особых иллюзий. Ладно. Рискну. Скажи, что случилось со мной, когда я рожала Викулю?

Взгляд Левона мгновенно стал непроницаемым и отчужденным. Он не хотел вспоминать ужас того дня, не хотел говорить об этом. За время, проведенное тогда в приемной, он состарился лет на десять, будучи уверенным, что теряет жену.

– У меня была клиническая смерть?

– Лана!

– Я знаю, ты очень испугался.Мне было тяжело смотреть, как ты страдаешь.

– Тяжело смотреть? – Он в недоумении нахмурил брови.

– Ну да. Ведь я была рядом с тобой, когда они решили, что я уже мертва. Я шептала тебе на ухо, что со мной все в порядке. А ты меня даже не замечал.

Левон продолжал смотреть на нее широко раскрытыми глазами, потом раздраженно отмахнулся.

– Перестань дурачиться. Мы не дети. И вообще. Такими вещами не шутят.

– А я и не думаю шутить. Я ведь не случайно допытываюсь, действительно ли я умерла в тот день. Потому что именно тогда я и узнала, что смерти не существует. То есть, она, конечно, существует для живущих на земле. Но за ее порогом вовсе не глухая, черная пустота. За ее порогом есть другая жизнь. В другом качестве. И меня теперь никто в этом не разубедит.

– Тебе могло все это привидиться. Твой мозг продолжал работать. – Щядя ее, он не сказал “агонизирующий мозг”. – Твое тело...

– Я была вне своего тела. Я смотрела на него со стороны. А потом я прошла сквозь стену и увидела тебя...

– Ах, еще и сквозь стену! Я же говорю, элементарные галлюцинации.

Не слушая его, она продолжала:

– Ты сидел, обхватив голову руками, и все время повторял одну и ту же фразу: “Ты не сделаешь этого со мной, моя Лакшми. Ты этого не сделаешь.”

Левон окаменел. Он судорожно глотнул, вобрав голову в плечи, да так и остался сидеть, будто утратил способность двигаться. Лана попыталась вывести его из ступорозного состояния. Взъерошив ему волосы, она мягко спросила:

– Теперь-то ты веришь мне? Ну же, прошу тебя, соберись. Наш разговор не окончен. Это было только вступление. Я еще не сказала тебе самого главного.

– Боже! Куда уж больше!

– Ты в состоянии меня слушать?

Он молча кивнул.

– Так вот. За мной тогда пришли. Очень красивый, похожий на святого, старец. Он назвался Проводником. Он-то первый и сказал мне, что у меня родилась девочка и что я должна вернуться в жизнь, чтобы вырастить ее. Я, кажется, возразила ему, что у меня есть и другие дети, почему именно ее. И,.знаешь, что мне ответил старец? Я помню всё слово в слово, будто мне вырезали эти слова на черепной коробке. Он сказал: “Она другая. Всегда помни об этом и храни ее, как зеницу ока. Она поведет вас по жизни своими путями”.

– И ты столько лет молчала?!

– Я же сказала, я боялась, что ты мне не поверишь, начнешь издеваться. Потом я стала замечать, что Вика и впрямь какая-то особенная. Не такая как все. Я наблюдала за ней в одиночку, больше, наверное, из желания убедиться, что все это со мной действительно произошло. Ее феерическое окончание high school и поступление в Berkeley чуду подобны. До сих пор не могу поверить, что такое возможно за два с лишним года пребывания в чужой стране. А ее интуиция. То, что случилось сегодня, у меня вообще не укладывается в голове. Так теперь еще добавился и твой рассказ, из которого следует, что она может, как Ванга, общаться с потусторонним миром. Кто же она, наша дочь?

– Ты пробовала говорить с ней, узнать, что она сама обо всем этом думает?

– Нет. Не знаю, почему, но не пробовала. – Теперь же меня прямо-таки распирает, а я не знаю, как это сделать.Завтра, с утра она опять укатит в свой Беркли... Вот что! Давай я сама отвезу ее в аэропорт и по дороге попробую разговорить.

– Хорошая идея... – Левон погасил свет и, довольно неуклюже, перекинулся на половину жены. – Иди ко мне, моя Богородица.

За шутливым тоном он попытался скрыть нахлынувшие на него чувства, разбуженные напоминанием о том страшном дне, когда он терял жену. Лана давно подметила эту его особенность: стесняться своих собственных чувств – к ней, к детям.

Утро было свежее и, как почти всегда в Калифорнии, ясное. Солнце еще только поднималось со своего ночного ложа, не успев потопить в синеве коралловую вуаль рассвета. Лана медленно выруливала с drive way на улицу, когда Вика, сидевшая рядом, вскрикнула:

– Ой! Смотри!

Прямо посреди проезжей части стояли, внимательно глядя на них, дикие олени. Их было трое: олень-отец, коронованный ветвистыми рогами, олениха, грациозная, стройная, и ужасно трогательный олененок с растопыренными большими ушами, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу.

– Какая прелесть!– умилилась Лана, останавливая машину.– Целая семья. До чего же они очаровательные. И совсем нас не боятся. Даже не пытаются убежать.

– Они голодные, мама,– сказала Вика, никогда прежде не видевшая так близко свободно разгуливавших диких животных. – Они просят у нас еду. Я сбегаю домой и что-нибудь принесу им.

Она вышла, захлопнула дверцу и остановилась всего в нескольких шагах от напряженно застывших, но даже не пытавшихся убежать животных. Вика и олени некоторое время смотрели друг на друга, это было похоже на безмолвный диалог. Наконец, она отвернулась от них и направилась к дому. Четвероногое семейство осталось стоять на том же месте. Проезжавшая мимо машина притормозила и, осторожно объехав горных гостей, продолжила свой бег. Лана боялась, что пока Вика будет в доме, олени уйдут. Но они, словно поняв намерения девушки, терпеливо ждали, глядя на дверь, за которой она скрылась.

Вика вынесла целый пакет с фруктами, овощами и хлебом и высыпала все это прямо на газон. Лана подумала, что дочка, должно быть, опорожнила весь ее недельный запас еаы, и ей теперь придется после работы заехать в супермаркет, чтобы восполнить его. Но вслух, разумеется, ничего не сказала.

– Поехали! – довольная, Вика уселась в машину.– При нас они все равно есть не станут.

Прежде чем свернуть на перпендикулярную улицу, Лана бросила взгляд назад через зеркало. Всё оленье семейство, сгрудившись у газона, уже расправлялось с угощением. Вика опять оказалась права. Самой ей и в голову не пришло бы, что дикие животные вот так – по-домашнему, могут просить у человека подаяния.

Добравшись без дополнительных приключений до freeway, Лана вырулила на carpool и, почувствовав себя более защищенной, прибавила скорость.