Текст книги "Шагай вперед, мой караван... (СИ)"

Автор книги: Элеонора Мандалян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Дверь ванной открылась, и в образовавшуюся щель протиснулась заспанная Пегги. На ней не было ничего, кроме крохотных бикини.

– Morning, honey, – пробурчала она с закрытыми глазами. – Подвинься. – И выдавив пасту на сухую щетку,принялась ожесточенно тереть ею десны и зубы.

– Этак ты свои зубы в порошок сотрешь, – заметил, наверняка не в первый раз, Давид, отходя в сторону с электробритвой в руке.

Плеснув несколько пригоршней холодной воды в лицо, Пегги окончательно проснулась.

– У меня предложение, – сказала она, намыливая помазком подмышу, – пообедать сегодня в Тайском ресторанчике. Говорят, там вкусно готовят.

– А у меня встречное предложение, – отворачиваясь, чтобы не видеть, как она орудует безопасной бритвой, сказал Давид. – Пообедать для разнообразия дома. Чтобы я тоже мог сказать, что ты у меня вкусно готовишь.

– Dave, darling! Ты же знаешь, что на готовку у меня нет времени. Да и охоты тоже. – Просушив полотенцем подмышки, она обвила руками его шею. – Сколько бы ты не злился, ну не получится из меня домашней хозяйки. Разве тебе плохо со мной? Скажи. Разве я плоха для тебя как женщина?

– Нет, счастье мое. Ты лучшая женщина в мире.

– Ну тогда, раз мы все равно проспали, давай задержимся еще на двадцать минут.

– Не могу, Пегги.

– Почему не можешь? – ластясь к нему, настаивала она. – Ты ведь теперь сам себе босс.

– Заказчик ждать будет.

– Значит, пусть ждет. Не ждет только Жизнь. – Она отняла у него бритву и, бросив ее на туалетный стол, увлекла Давида назад, в спальню.

Когда все хлопоты по обустройству дома были, наконец, завершены, Лана решила устроить новоселие, пригласив несколько знакомых пар. Застолье это она затевала, в первую очередь, из-за Натель, считая, что давно перед ней в долгу за ее теплое гостеприимство. Но уже заранее испытывала чувство неловкости от того, что их скромный дом являл собой слишком разительный контраст с условиями жизни четы Гофманов. Собственно, она почти не сомневалась, что Натель подняла бы ее за такие мысли насмех, зато ее супруг... В конце концов, убедив себя, что комплексоваться по такому ничтожному поводу недостойно ее, Лана взялась за телефон.

Натель с радостью откликнулась на ее приглашение, сказав, что немедленно отменит все прочие планы и что они готовы нанести им визит в любое, названное Ланой время.

В день приема гостей девочки в четыре руки помогали матери, вылизав и прибрав весь дом, красиво накрыли стол и в последний момент убежали к себе прихорашиваться. Анна с Сергеем пришли первыми. Обследовали все закаулки двора и дома, наперебой расхваливая их выбор. Анна не спрашивала, чем помочь. Окинув по-хозяйски стол, она тотчас подметила упущение.

– Где у вас хлеб, Светлана? Не возражаете, если я займусь этим?

Супруги Гофманы явились с опозданием на 40 минут, когда все остальные гости уже были в сборе. Виталий вручил хозяйке красивый подарочный пакет с бутылкой дорогой текиллы и двухэтажной коробкой конфет фирмы See’s candies, на которую Лана лишь издали поглядывала в Молле. Одеты они были просто, но качество каждой детали туалета говорило само за себя. Виталий оценивающим взглядом обежал помещение и снисходительно отметил:

– Очень симпатично.

– Доброе, уютное гнездышко, – вставила Натель.– У вас совершенно потрясающие лиственницы на подъезде. Мне даже завидно стало.

– Натель, ты как всегда ужасно мила, – улыбнулась Лана, внутренне расслабившись. – Девочки! Идите, познакомьтесь с нашими гостями! – позвала она дочерей.

Сестры, будто только того и ждавшие, тотчас появились на пороге гостиной, нарядно одетые и тщательно причесанные.

– Это наша старшая дочь, Инга, – представила Лана. – А это младшая, Виктория.

– Очаровательные создания.– С покровительственной доброжелательностью Натель окинула взглядом невысокую, ладную фигурку Инги, ее круглую, розовощекую мордашку и звездочками сиявшие глаза. Переведя взгляд на Вику, гостья, словно борзая на охоте, сделала стойку, некоторое время с крайней заинтересованностью разглядывала ее и, протянув руку, как равная равной, с улыбкой сказала: – Здравствуй, молодая леди.

Смущаясь, Вика подала свою руку. От их соприкосновения по ее телу будто прошел электрический ток. Она вздрогнула. Ее расширившиеся зрачки застыли. Губы Натель продолжали шевелиться, но Вика перестала воспринимать слова. Она видела перед собой только лицо Натель. Холодная, как кусок льда, тревога возник– ла где-то внутри. Лицо гостьи, словно отделившись от тела, наплывало на нее – все ближе...ближе... Уже можно было различить не только морщинки, но и поры на коже. И вдруг – бац – деформируясь, лицо начало темнеть и съеживаться. Вокруг глаз залегли черные тени. Резко обозначились скулы и нижняя челюсть, ресницы и брови исчезли вовсе, а глазные яблоки выпятились. Лицо корчилось от боли, пергаментные губы были искусаны в кровь. Все это длилось, должно быть, доли секунды.

– Что с тобой, девочка? Тебе нехорошо? – участливо спрашивала Натель. Вика снова не только слышала, но и видела ее – обаятельную, моложавую, уверенную в себе.

– Простите, закружилась вдруг голова, – сказала Вика, осторожно отводя руку.

Но Лана почувствовала, что здесь было что-то другое. Вслед за дочерью, у нее тоже испортилось настроение. Почувствовала и Натель. Чтобы поскорее нейтрализовать неприятный момент, Лана поспешила сказать:

– Друзья, я предлагаю сразу сесть за стол! А то у меня все остынет.

– О-о, какое изобилие! – Виталий удовлетворенно окинул взглядом уставленный всевозможными закусками стол. – Задачка не из легких суметь все это попробовать. А ведь нужно еще оставить место для горячего. Хозяюшка, познакомьте нас с вашим меню, чтобы вовремя сориентироваться.

–Я приготовила steelhead. Насколько мне известно, это самая вкусная разновидность форели. Второе горячее – мясо по-министерски. Вырезка, запеченная в духовке с жареным луком, грибами, под майонезом и тертым сыром.

– Светлана! Светлана! Остановитесь! А то у меня уже потекли слюньки. Натель! Скорее за стол!

Забывая о еде, Натель то и дело устремляла взгляд на Вику, чем явно ее смущала. Левону показалось, что Виталий не похож сам на себя. Исчезли вдруг самодовольство и самоуверенность, менторский тон и стремление изрекать непреложные истины. Может незнакомая обстановка на него так действовала. На всякий случай Левон все же участливо спросил:

– Трудный день выдался, Виталий? Много больных было?

– Да нет. Скорее наоборот, слишком мало, – ворчливо отозвался тот.

– Что так?

– Правительство гайки подкручивает. Усиливает контроль. Урезывает выплаты по медицинским страховкам. Одним словом, не доверяет больше, – ответил за него Сергей.

– Что-то до меня не доходит, – признался Левон.

– Считает, что наш брат – иммигрант, злоупотребляет его добротой, – пояснил свою мысль Сергей. – Между нами, мальчиками, говоря, так оно, конечно, и есть. А как нам иначе. Не будешь изворачиваться да ловчить, так и проведешь свой век на задворках жизни.

Почувствовав, что эта тема доктору неприятна, Левон не стал ее развивать.

Когда со вторым горячим было покончено, Натель поднялась первая.

– Хорошо бы немного пройтись, – сказала она и обратилась к Вике: – Составишь мне компанию? Хочу пообщаться с вашими умопомрачительными лиственницами. И вообще посмотреть, как вы тут живете, то есть сунуть нос везде, где хозяевами не запрещено.

Вика с готовностью вскочила. Она показала гостье остальные комнаты, маленький зеленый дворик позади дома и самое любимое место всех членов семьи – патио, отделенное от гостиной раздвижными стеклянными дверями. Крышу ему заменяла густая крона вечнозеленого дерева, а стены – живая изгородь из очень густого, цветущего кустарника, сквозь который не то что человеку – кошке не продраться.

– Великолепный уголок для уединения, – улыбнулась Натель. – И очень романтичный.

Они вышли на тихую, укрытую деревьями улицу.

– Хорошо-то как. Здесь у вас удивительно доброжелательная, умиротворяю– щая аура, – бросила пробный камень Натель, но девочка на него никак не отреаги– ровала.

– Сколько тебе лет, Виктория?

– Скоро шестнадцать.

– В каком ты классе?

– В девятом.

– Что так запаздываешь?

– Это из-за нашего переезда. Но я наверстаю.

– А чем увлекаешься помимо школы?

– Книгами.

– И стихами.

– Мама проговорилась!

– Нет. Сама догадалась. Я в твоем возрасте тоже через стихи самовыража– лась. Потом прошло. Дашь почитать? А я тебе свои покажу. Идет?

– Идет, – несколько озадаченно отозвалась Вика.

Натель остановилась и пристально посмотрела ей в глаза.

– Ты знаешь, что ты необыкновенная девочка?– очень серьезно проговорила она.

– Ну что вы, тетя Натель. Самая обыкновенная.

– Не скромничай. Ты не можешь этого не знать.

– Не знать чего?

Теперь прищуренные глаза Натель смотрели изучающе: прикидывается или правда не знает? И, словно бы поставив самой себе запрет, она резко сказала:

– Вернемся. А то нас будут искать.

Уже поздно вечером, покидая их дом, Натель изъявила желание в ближайшие дни видеть Лану с Викторией у себя, шепнув Лане на ухо, что должна сообщить им обоим что-то очень важное, касающееся ее младшей дочери.

Когда Инга и Левон ушли к себе, а Вика еще помогала матери ликвидиро– вать последние следы беспорядка, Лана подчеркнуто небрежным тоном спросила:

– Ну как тебе Натель?

Опустившись на стул с мокрым полотенцем в руках, Вика задумчиво проговорила:

– Мне жаль ее.

– Жаль? Почему? – насторожилась Лана.

– Эту женщину ждут ужасные потрясения.

Сердце Ланы учащенно забилось.

– Какие именно?

Вика ответила молчанием.

– Что-то, связанное с карьерой мужа? – допытывалась Лана.

– Если бы только это.

– Мы могли бы ей как-то помочь? – почти умоляюще проговорила Лана, за– бывая, что перед ней всего лишь девочка-подросток. – Этого нельзя допустить.

– Мне очень хотелось бы помочь ей, мама. Но я не знаю, как.

Ровно в назначенное Викой время раздался звонок в дверь. На пороге стоял Ник со школьным рюкзаком на плече. Он старался держаться развязно и независимо, но на сей раз это у него плохо получалось. Ему никак не удавалось скрыть смущение.

– Проходи, проходи. Чего в дверях застрял, – улыбнулась Вика.

Он вошел, исподлобья огляделся по сторонам. Заметив Левона в кресле, напрягся, как дикий, необъезженный конь, готовый в любую минуту, сорвавшись с места, пуститься вскач.

– Ты чего? Это мой папа... Пап, это Ник. Помнишь его? Он провожал меня с party домой. Мы решили вместе делать уроки.

Левон поднялся, подошел к гостю и, приветливо улыбнувшись, протянул руку:

– Hi Nich! How are you? – На этом его познания в английском закончились. Пришлось прибегнуть к помощи дочери. – Скажи ему, что я рад его видеть.

Вика провела гостя в кабинет, где заблаговременно приготовила у стола место на двоих.

– Кто бы мог подумать, что я окажусь у тебя дома, – пробормотал Ник, усаживаясь на предложенный ему стул.

Оба стеснялись друг друга. И, чтобы отделаться от неловкости, Вика поспешила, без лишних разговоров, приступить к занятиям. Оказалось, что Ник прекрасно разбирается в компьютере, и Вика попросила обучить ее кой-каким премудростям. Сам факт, что и он может оказаться ей полезным, придал Нику уверенности в себе. Часа через полтора, попросив его переписать проделанную работу набело, она выскользнула за дверь и принялась поспешно колдовать на кухне. Вернулась из школы Инга. Вика шепотом сообщила ей, что у нее в кабинете одноклассник, с которым они теперь вместе делают уроки.

– У тебя появился boyfriend?! – звенящим шепотом осведомилась та.

– Да ну тебя! – отмахнулась Вика. – Просто школьный товарищ. Да! – спохватилась она и зашептала сестре в самое ухо: – Должна тебя предупредить. Я сказала ему, что ты моя girlfriend.

– Че-ево-о-о??? У тебя что, того... крыша поехала?

– Ну, пожалуйста, Инга. Так надо.От тебя ничего не требуется. Просто пусть он не знает, что ты моя сестра.

– А папа?

– А что папа? Не называй меня при нем сестрой, а папу – папой, только и всего. Я готовлю сэндвичи. Присоединишься?

– А как же! – В глазах Инги светилось любопытство.

Разложив на кухонной стойке бутерброды и банки с пепси-колой, Вика за– глянула в кабинет:

– Дзин-дзин-дзин! Перерыв на ланч, – объявила она.

– Еще чего, – заортачился гость. – Я не голодный.

– А я голодная.

– Ну так иди ешь.

– Нет, без тебя не буду. И потом что я, зря старалась? Вставай, вставай! Быстренько перекусим и продолжим.

Что-то такое делали с Ником, к чему он совершенно не привык. Родители его, сколько он себя помнил, уезжали на работу чуть свет и возвращались уже после захода солнца, усталые и злые. Его же оставляли на попечение старшего брата, который весь день проводил на улице, и Ник, соответственно, вместе с ним. Он рано познакомился с уличным жаргоном, с законами мальчишеских уличных банд, успел даже попробовать сигареты, спиртное и наркотики. Ник не знал, что такое тепло семьи и родительская забота. С малых лет он крепко-накрепко усвоил, что сам должен себя защищать и на себя одного рассчитывать. Ну и, конечно, на старшего брата. Вернее – на его стальные кулаки и авторитет.

Ник поднялся и в развалку направился за Викой в гостиную.

– Видишь, я даже не стала накрывать на стол, чтобы не терять время. Давай. Сразу приступай.

Левон, чтобы не смущать их, ушел к себе в спальню. Но только Ник широко раскрыл рот, чтобы вонзить зубы в сэндвич, как у стойки бара появилась Инга. При виде ее Ник забыл про сэндвич, так и оставшись сидеть с открытым ртом.

– Мы все учимся в одной школе, но вы, кажется, не знакомы, – защебетала Вика. – Познакомьтесь: Ник – Инга.

– Очень приятно. – Инга сунула ему чуть не в нос сложенную лодочкой ладошку.

Ник скосил глаза на выжидательно застывшую в такой близости от его лица руку и, ухватив ее за пальцы, основательно встряхнул.

– Ай! – Вырвав руку, Инга потом долго, обиженно ее растирала.

– Наверное, мне уже лучше уйти? – хмуро спросил Ник, снова, как улитка, прячась в свой домик.

– А разве мы уже все, что наметили, закончили?

– Вроде нет.

– Я вам мешать не буду, – заверила их Инга, мгновенно забывая о взятой на себя роли. – И кабинет мне пока не нужен. Мы с Каринкой решили прошвырнуться в кино. Новый фильм пошел. Кстати, и вам советую посмотреть. Ну, я пошла переодеваться. – И она упорхнула в спальню.

Ник иронически смотрел на смешавшуюся Вику. Пауза слишком затягивалась. Смахнув в ведро недоеденный бутерброд, она встала.

– Пошли заниматься.

Уже в кабинете, склонившись над тетрадкой и что-то старательно подсчитывая, Ник, не поднимая головы, сказал:

– Ты не думай, что меня так легко обдурить. Я ведь еще в школе выяснил, что у вас с ней одна фамилия. И про ее подружку тоже знаю. – Он поднял свои зеленые глаза на Вику, в которых впервые засветилось вдруг доверие и дружелюбие, и, улыбнувшись, добавил: – Я не зверь, Виктория. Тебе не нужно от меня защищаться. Я сам за тебя кому угодно шею сверну.

Глава 20

Натель позвонила лишь спустя месяц и сухим, незнакомым голосом сказала Лане, что их встречи на ближайшее время отменяются. Лана стала допытываться, что произошло, хотела немедленно к ней подъехать. Натель не поддержала ее намерение и, пообещав, что объявится сама как только все образуется, поспешила повесить трубку. Лана мучилась в догадках и беспокойстве, но, сочтя навязчивость неуместной, решила набраться терпения и ждать.

Когда же, еще месяц спустя, так и не дождавшись звонка от Натель, она ей все-таки позвонила,бесстрастный электронный автоответчик сообщил, что абонент от данного номера отсоединен. Кляня себя за потерянное время, Лана бросилась обзванивать общих знакомых в надежде выйти на Натель. К ее удивлению, никто из них нового телефона Гофманов не знал. Но Гретта звенящим от тайного злорадства голосом сообщила, что на Виталия, как она и предрекала, вышло FBI, что он крупно погорел на своих махинациях с Медикалом, в результате чего лишился лайсенса врача и обязан теперь вернуть Медикалу все, что от него незаконно нахватал, если не хочет остаток жизни провести за решеткой.

Не раздумывая, Лана села в машину и отправилась, на свой страх и риск, к Нател. В газоне у ее шикарного подъезда надгробьем торчала дощечка с надписью For sale. На ланин звонок, гулко пронесшийся по дому колокольным звоном, никто не ответил. Постояв в растерянности перед запертой дверью, она вернулась в машину. Тяжелые мысли, камнем придавившие душу, мешали ей сдвинуться с места. Лана мучительно искала ниточку, способную привести к Натель. Не в ее характере и правилах бросать близких людей в беде. А в том, что Натель за короткий срок стала ей дорогим и близким человеком, сомневаться не приходилось.

“Мой шеф! – осенило ее. – Как же я упустила! Ведь они друзья.”

На следующий день, едва придя на работу, Лана направилась в приемную Нерецкого, но секретарша сообщила, что шеф опаздывает.

Вездесущая Сильва перехватила ее.

– Зайди-ка ко мне, подруга. – И, затащив ее в свой офис, приступила к допроросу: – Чего это ты с утра пораньше штурмуешь нашего босса? Никак лыжи от нас навострила?

– Придет же тебе такое в голову.

– А в чем тогда дело? Что за проблема? Выкладывай. Может и без шефа, собственными силами разберемся.

– Да нет. Мне он нужен.

– Ладно, не хочешь, не говори. – Она сделала вид, что обиделась.

– Да телефон мне у него надо узнать. Одних общих знакомых. Не могу их нигде найти.

– А что же это за знакомые такие, которых через сыщиков искать надо?

– Беда у них случилась.

– Какая такая беда? – навострила ушки Сильва.

– Он врач. Его на чем-то поймали и лишили лайсенса. И теперь он все потерял. А я дружу с его женой.

– А-а, все понятно.– В голосе Сильвы появились саркастические интонации. – Нашкодил с Медикалом. Многие наши врачи этим промышляли. Держали даже специальных агентов, которые за деньги им вербовали больных.

– Как это? – не поняла Лана. – Они что, платили больным за прием? Зачем?!

– Не ясно, зачем? Чтобы их медикал заполучить и с него потом тысячи грести за липовые процедуры и тесты. Америкашки, как всегда, долго ушами хлопали, пока до них не дошло, что их дурят. Они ж доверчивые, лопухи, дальше некуда. В этой стране человеку на слово верили. Представляешь. Но теперь до них, наконец, дошло, что с нашим ушлым совком ухо надо держать востро. Облопошит и глазом не моргнет.

Лана нахмурилась.

– Ладно. Извини. Пойду я. У меня там куча статей не редактированных.

До Нерецкого ей удалось добраться только после перерыва. Но и он ничем не помог. Насколько она поняла, он впервые слышал от Ланы, что их телефон “disconnected”. Ей оставалось предположить, что Гофманы перебрались в другой штат, а возможно и вернулись в Россию, и Лана решила прекратить бесплодные поиски.

Видя, что у жены плохое настроение, Левон надумал развлечь ее, предложив в выходной день прогулку в Forest Lawn Memorial Park. Не очень себе представляя, что это такое, она согласилась. И только когда они уже въехали в красивые широкие ворота, оба поняли, что попали на кладбище.

– Зачем тебе это понадобилось? – напустилась Лана на мужа. – Неужели не нашлось более веселого места для воскресной прогулки?

– Не шуми, – миролюбиво попросил он. – Честное слово, я не знал. Все слова в названии такие безобидные – “Лес Лужайка Мемориальный Парк”. Иди, разберись. Я и решил, что это городской парк лесного типа. Но, по-моему, ничего страшного не произошло. Ты же у нас человек любознательный. Разве тебе не интересно узнать, что собой представляет американское кладбище?

– Жуть как интересно, – пожала плечом Лана.

Мемориальный Парк, раскинувшийся на территории в 300 акров, меньше всего походил на кладбище. Мягко переходящие друг в друга склоны холмов покрывал сплошной, сочно зеленевший газон со свободно разбросанными деревьями. Лишь приглядевшись повнимательнее с близкого расстояния можно было заметить вкрапления двухфутовых плит, уложенных рядами, вровень с землей.

– Какая прелесть! – не слишком уместно воскликнула Лана. – Вот это мне нравится. Посмотри! Никто ни над кем не выделяется, никто не кричит каменным надгробием: Я выше вас! Я богаче! Я знатнее! Все перед Богом и перед вечностью равны. И какой покой. Какое умиротворение. Прах усопших возвращен природе и с природою воедино слит. А живущие, гуляя здесь, не почувствуют себя подавленными.

Миновав готическую церковь дивной красоты, утопавшую в цветах, и взбираясь все выше и выше по аллее, они обнаружили, что Мемориальный Парк это не только кладбище.Здесь были церкви, в которых отпевали, и церкви, в которых венчали – совершенно очаровательные по архитектуре. Их многочисленные стрельчатые окна являли собой уникальную коллекцию, вывезенных из Европы, красочных средневековых витражей религиозной тематики. Вдоль струившейся, как ручей, дороги то и дело попадались великолепные скульптурные композиции, не имевшие никакого отношения к смерти. Они обнаружили “Террасу”, внутри которой этак запросто экспонировался огромный витраж -“Тайная вечеря” Леонардо да Винчи. Тут же можно было познакомиться с коллекцией всех видов монет, упомянутых в Библии.

На самой вершине холма их ждал еще один сюрприз. В специально с этой целью построенном здании экспонировалась одна-единственная картина – “Распятие и Воскресение” Jan Styka – самое большое в мире живописное полотно, размером 65 х 15 метров. Картина демонстрировалась в большом зале с рядами стульев, как в кинотеатре. Луч прожектора поочередно выхватывал идеально прописанные композиционные детали, а голос в динамике рассказывал ее историю.

– Какой же ты молодец, Левон, что придумал эту прогулку! Я и не подозревала, что прямо у нас под боком находится такая красота.

– А кто-то поначалу готов был съесть меня за это, – проворчал Левон.

Спускаясь по той же аллее к выходу, мимо зеленых холмов с двухфутовыми плитками, Лана сказала:

– Ты сейчас будешь ругать меня или смеяться, но, знаешь, когда придет мой час, я бы предпочла оказаться на такой вот лужайке, в таком мирном сообществе.

– А мое “предпочтение” было и останется неизменным, – вдруг очень жестко, глядя ей прямо в глаза, проговорил Левон, будто оглашал завещание: – Мой прах должен быть рядом с моими родителями. – И как бы про себя добавил: – Хотя бы прах.

– Ты хочешь сказать, что память родителей тебе дороже меня и детей?

– Я хочу сказать, что для человека нет ничего дороже родной земли. К сожалению, это понимание иногда приходит слишком поздно.

Первый год обучения в американской школе подошел к концу. Инга закончила его с хорошими, стабильными показателями, но и только. Вике же удалось осуществить неосуществимое – она вытянула Ника в успевающие ученики. При этом никто в классе так и не узнал об их совместных занятиях. Более того, благодаря ей был снят с повестки дня сам вопрос о его пребывании в школе. Миссис Морисон пригласила Вику к себе в кабинет и, сердечно обняв ее, выразила ей благодарность и свое личное восхищение.

Глава 21

Время шло. Строительная фирма Давида довольно успешно развивалась. Он снял под нее другое помещение, более просторное, с офисами и большим, отдельно стоящим складом, в котором держал стройматериалы уже не только для себя, но и на продажу. Теперь у Давида был штатный бухгалтер, менеджер, зав.складом, секретарь и небольшая бригада рабочих на все руки. Однако, по его собственному признанию, капиталистом он себя не чувствовал. “У меня нет в голове ничего, кроме гвоздей, брусьев two by four, drywall, кафельных и мраморных плиток, паркетин, балясин и прочего мусора, – жаловался он в приливе откровения отцу. – Даже обнимая Пегги, я думаю о работе. Это какое-то безумие! Я постепенно превращаюсь в машину. Целый день – в уме, на компьютере, на калькуляторе – считаю, прикидываю, планирую. Кто бы мне сказал, ради чего. А жить-то когда? Или отныне и до конца это и есть моя жизнь?”

Поменяли они, наконец, и квартиру на более просторную, в хорошем, тихом районе, с большим балконом, выходящим в зеленый двор. Давид сам обставил ее по каталогам, не тратя времени на нудные мотания по мебельным салонам, благо фирма его успела наладить контакты с поставщиками мебели для клиентуры. Но семейная жизнь от этого не стала привлекательнее. Приходя усталый домой, он бросал свое, не знавшее отдыха, тело в кресло и тупо смотрел в экран телевизора. Пегги, получив за счет занятости Давида и его растущих доходов, массу свободного времени и избавившись от острой необходимости зарабатывать деньги, смогла, наконец, осуществить свою заветную мечту. Она поступила в университет, на экономический факультет, и усиленно, с удовольствием занималась, целиком отдавшись учебе.

– А ведь когда заказов не было вовсе, я мечтал, как о великом счастье, оказаться по уши в работе, – усмехался Давид.

– По-моему, ты сам не знаешь, чего хочешь, – пожимала плечом Пегги. – Да тебе каждый позавидует, так лихо у тебя пошли дела. Разве, когда мы не могли позволить себе купить лишнюю бутылку соды или заказать целую пиццу, было лучше?

“Видишь ли, те времена, к счастью, не единственная для меня точка отсчета. Была и другая. Была Настоящая Жизнь!”, – подумал про себя Давид. А вслух сказал:

– Наверное я просто очень устал, honey. В моей стране ежегодный месячный отпуск был святым делом. А здесь я даже не знаю, что это такое.

– Но ведь и я тоже не знаю. Я тоже устала от такой жизни,– возможно впервые за все время, что они вместе, пожаловалась Пегги. – Давай устроим себе отгул на мои каникулы. Уедем куда-нибудь на недельку и действительно вспомним, что мы еще и люди.

Идея Давиду понравилась и он тут же вышел через интернет на туристические бюро, посмотреть, какие есть предложения.

– Давай рванем на зимний курорт, в горы! – сразу размечтался он. – Когда-то я очень любил горные лыжи.

– Но я не умею кататься на лыжах.

– Будешь съезжать с горы на snowboard, лежа на животе. Снег и легкий морозец – это такое чудо.

– Ненавижу, когда холодно и когда надо много всего на себя надевать.

– Ладно, – помрачнел Давид. – Тогда на какое-нибудь озеро. Lake Tahoe, например. Погоняем на jet ski. Порыбачим.

– Jet ski я боюсь, а рыбачить не умею. Лучше давай зарезервируем номер в отеле на берегу океана. Поплаваем в бассейне. Позагораем. Попринимаем разные процедуры в Spa. А вечерами в бар, на дискотеку.

– Но это же скучно.

– А по-моему очень даже здорово. Настоящий, полноценный отдых.

– Ладно, honey, подумаем, – сказал Давид, чтобы как-то, помягче, закончить разговор, и больше к этой теме не возвращался.

Лана теперь не только редактировала чужие статьи, но и писала сама, и даже открыла в “Авангарде” рубрику – “Потусторонние новости”, мгновенно нашедшую своего читателя, помешанного на всякого рода невероятностях. Среди ее оппонентов появились доморощенные астрологи, прорицатели, гадалки, экстрасенсы. Материал для новых статей сам сыпался ей в руки. Все это было безусловно интересно, да только одним эмоциональным стимулом сыт не будешь, особенно когда думать нужно еще и о двух взрослеющих дочерях, которые ничем не должны отличаться от своих сверстников. А хозяин газеты почти за два года работы не увеличил Лане зарплату ни на один цент. Хорошо хоть Давид мог теперь немного помогать им с деньгами.

Нашел себе, наконец, занятие и Левон. Познакомившись, благодаря жене, с технологией и тонкостями выпуска газет (предельно в Америке упрощенного), приобретя новых знакомых из журналистской братьи и проанализировав, со свойственной ему основательностью, местную иммигрантскую ситуацию, он решил создать свою газету, назвав ее “Оазис” – этакий спасательный круг для русскоязычных армян, иммигрировавших из Советского Союза.

Прослышав про новую газету, люди сами находили Левона, писали письма, звонили. Ему больше некогда было скучать. Он едва успевал отвечать на звонки, ведя со страдающими ностальгией соотечественниками душеспасительные беседы. В разных городах и штатах нашлись даже добровольные распространители газеты, готовые за скромное вознаграждение помогать с подпиской и рекламой.

Наблюдая как ожил и подтянулся Левон, как активизировались его мозги и мускулы, Лана радовалась, что муж, наконец, при деле, что у него снова появился стимул к жизни. Конечно, между “Oasis Inc” и прошлой его деятельностью лежала огромная пропасть, и сам Левон не мог в душе не проводить скорбной параллели, но то, что было прежде, в любом случае, кануло в лету. И параллель теперь следовало проводить между “Оазисом” и предшествовавшем ему ничего-не– деланием.

Инга и Вика закончили двенадцатый класс high school одновременно. Скорее всего из озорства Вика поставила перед собой задачу поступить в университет или колледж вместе с сестрой. Она буквально галопом прошла четыре семестра за два года, экстерном сдавая тесты на неизменное “А”. По-английски она теперь говорила лучше и чище любой элитной американки, рожденной в Штатах, что для обычного эмигранта практически недостижимо. Ее успехи поражали и учеников, и преподавателей. К концу второго года Викторию знала вся школа. О ней рассказывали легенды, ею восхищались и, конечно же, ей завидовали. Завидовала, что греха таить, и Инга.

Вика сдала выпускной экзамен блестяще. Причем блестяще – по меркам не школы, а всей страны. Средний ученик обычно набирал примерно 1000 points (очков). Прекрасным показателем считалось получить 1300 points. И лишь однажды в истории Америки выпускник сумел добраться до наивысшей отметки в 1600 points. Узнав об этом, Вика заранее установила себе планку – повторить “рекорд” первого ученика Америки. И она его повторила. С легкостью! Это было похоже на чудо. О ней заговорили по всей Калифорнии. Ее портреты появились в газетах и на экране телевизора. Президент США лично прислал ей свое поздравление, похвальную грамоту и чек на 10 тысяч долларов, в виде премии. Более того, она получила от государства право на бесплатное обучение в любом, самом престижном, самом лучшем университете страны. Вике не пришлось даже рассылать запросы в учебные заведения. Они сами присылали ей приглашения продолжить учебу в их стенах. Так что Вике оставалось лишь выбрать, который из них ее больше устраивает. Отец с матерью только диву давались, их ли это дочь, не во сне ли с ними все это происходит.

Так, вопреки намерениям Вики, пути двух сестер разошлись. Инга продолжила учебу в LACC – в Лос-Анджелесском City College, являвшемся государственным учебным заведением, а Вика поступила в Беркли – престижный частный университет, раскинувшийся по другую сторону залива от Сан-Франциско. Для этого ей пришлось переехать в Беркли и поселиться в общежитии, чему Лана поначалу рьяно противилась Она считала, что ее младшая дочь еще не доросла до того, чтобы жить отдельно. Ведь ей едва исполнилось семнадцать, и выпускать ее одну в порочно-безнравственный молодежный мир с его пресловутой сексуальной свободой было, как ей казалось, просто безумием. Но дочь заявила, что вполне может за себя постоять в любой ситуации, что намерена руководствоваться в жизни не расхожими, а своими собственными взглядами и убеждениями. И отец поддержал ее, сказав, что полностью доверяет дочери, что он гордится и восхищается ею и что она вполне заслужила право самостоятельно решать свою судьбу. Лане ничего не оставалось, как сдаться. Больше всего ее угнетало то, что они теперь совсем не будут видеться. К счастью, Вика и в университете осталась верной себе, точнее – избранной ею позиции: она глотала учебники с невероятной быстротой, раньше всех сдавала тесты, а потом неожиданно сваливалась на головы своей семье, радостно объявляя, что проведет дома целый месяц.