Текст книги "Шагай вперед, мой караван... (СИ)"

Автор книги: Элеонора Мандалян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

– Это ты так решила или мама?

– Мы вместе.

Давид притормозил и свернул с трассы в сторону большого, непонятной конфигурации строения с броской вывеской на декоративной корабельной трубе: “Gladstone’s”.

– Ну вот мы и добрались до праздника желудка, – возвестил он.

Ресторан представлял собой скопище большого количества столов с лавками на самом берегу океана, практически под открытым небом. От солнца посетителей защищал деревянный навес, а от морского ветра и возможного шторма – низкая стеклянная перегородка. Почувствовав хруст от шагов, все посмотрели себе под ноги – пол был сплошь усеян арахисовой шелухой.

– Что это? – удивленно воскликнули девочки.

– Сейчас увидите.

Подойдя к конторке метрдотеля, Давид заказал стол на семерых.

– Вам придется подождать минут двадцать, – сказала по-домашнему радушная метрдотель. – Чтоб не скучать, угощайтесь.– Широким жестом она указала на две большие деревянные бочки, стоявшие у стены. Бочки были полны жаренным арахисом.

– Cool!– радостно воскликнула Пегги, запуская обе руки в бочку.

– Что такое “cool”?– тихонько спросила Лана у сына.

– “Кайф” по нашему. Берите, берите, не стесняйтесь. Американцы обожают этот ресторан за его бесплатное угощение. Сестрички, не церемоньтесь, набивайте карманы. Отщелкаете, можно брать еще, сколько влезет. И сорить обязательно на пол. В этом весь кайф. – Заметив, что Карина стесняется и пытается стушеваться, он подозвал ее: – Где у тебя карманы?

– У меня их нет.

Давид взял со стола большую салфетку, расстелил ее на подставленных ла– донях девушки и насыпал две полные пригоршни.

– Ой, что вы! Я ж столько не осилю!

Он наклонился к ней и шепнул на ухо:

– Чайки помогут. Они тебя уже там ждут.

Инга с Викой были в восторге. Они не стали дожидаться повторного приглашения. Давид предложил прогуляться. Из ресторана можно было спуститься к воде по крутой тропинке между огромных желтых валунов. Повсюду – на камнях, на песке, на навесе и на стеклянных перегородках сидели чайки. Вика протянула арахис на раскрытой ладони и весело крикнула:

– Угощаю. Кто хочет?

Она лишь успела услышать шум крыльев, прошуршавших у самого ее лица, ладонь была уже пуста. Эксперимент ей понравился и она принялась кормить чаек, которые только того и ждали. Карина, радуясь как ребенок, присоединилась к ней. Пикируя, чайки ловили на лету подброшенный в воздух орех. А когда ловить стало нечего, рассредоточились поблизости в ожидании продолжения.

Наконец, семья расселась за длинным деревянным столом на самом берегу океана. Давид помог разобраться с меню. Когда же официант подкатил тележку с заказом, все ахнули. Перед каждым водрузили огромное овальное блюдо, до верху полное аппетитно выглядевшей всякой всячины.

– Да одной такой порции хватило бы на всех! – поразилась Лана.– Разве можно столько съесть?

– У американцев гигантомания по части еды,– сказал Давид. – Они иначе не могут. У них все порции такие. Если поп-корн, так сразу мешок. Если сода, так целая бадья.

– Сода? А зачем они пьют соду? – не поняла Лана.

– Содой называют все виды сладкой газированной воды. Значит так. Это seefood запеченный в тесте. Морское ассорти – креветки, кальмары, гребешки, крабы, несколько видов рыбы. Ну French fries – жареную картошку, и овощи надеюсь, сами отличите.

Как и следовало ожидать, никто из них не осилил и половины. А Вика выбирала только жареную картошку и овощи, не притронувшись к дарам моря. Подозвав официанта, Давид небрежно сказал:

– Doggy bags, please. And ice cream for everybody.

Официант согласно кивнул, собрал тарелки и удалился.

– Что такое Doggy bags?– поинтересовалась Лана.

– Очень принятая у них тут вещь. Поскольку многие американцы держат дома собак, то, не доев что-нибудь в ресторане, они просят “коробку для собак”, куда официант складывает остатки. Это делают даже те, у кого никаких домашних животных нет

. – И ты тоже попросил собрать наши объедки? – возмутилась Лана.– Это же неприлично.

– Во-первых очень даже прилично. Зачем оставлять столько вкусной еды, за которую мы платим. А во-вторых, в другом месте я бы этого не сделал. Но здесь стоит.

– Вернулся официант с тележкой и расставил на столе шесть больших лебедей, сделанных из мятой золотой фольги.

– Что это? – воскликнула Инга.

– Наши “объедки” в их фирменной упаковке. Причем перед каждым стоит именно то, что было в его тарелке. Сестрички! Если вы завтра возьмете этих лебедей с собой в школу, на ланч, все в классе будут знать, что вы побывали в Gladstone’s.

Официант тем временем расставил фужеры на высоких ножках с огромными шапками взбитых сливок поверх разноцветных шариков мороженого, украшенного шоколадными трубочками, печеньем и маринованной черешней.

– Wow! – подала голос Пегги.

– Давидушка! Ты устроил нам настоящий пир!– взвизгнула от удовольствия Инга.– Сool!

Удовлетворенно обежав взглядом счастливые девичьи лица, Давид задержался на одном. Карина смотрела на него своими огромными влажными глазами газели, и в глазах этих светилось откровенное обожание. Так смотрят дети на всесильного мага-волшебника. Так смотрят романтически настроенные девушки на сказочного принца. Застигнутая врасплох, она, как и положено газели, поспешила укрыться за спиной подруги, густо при этом покраснев.

Давид непроизвольно бросил взгляд на рядом сидящую Пегги. Ничего не заметив, та сосредоточенно расправлялась с декором своего десерта.

Когда официант принес счет, Левон потянулся за бумажником. Сын перехватил его руку, укоризненно шепнув:

– Батя, не шути. Сегодня вы мои гости.

Домой возвращались уже в темноте, усталые, довольные и полные впечатлений. Каждый держал на коленях своего золоченого лебедя. Притомившись за день, женская часть компании задремала. Левону тоже очень хотелось спать, но он мужественно держался, боясь, чтобы не сморило и Давида.

– Слушай, еще не время играть в рыцаря, – тихо сказал он сыну.– Позволь мне хотя бы разделить твои сегодняшние расходы.

– Нет, батя, не позволю. Дай хоть разок почувствовать себя в этой стране мужчиной. Во-первых, я вчера получил cash за выполненную работу. А, во-вторых, еда в таких местах стоит до смешного дешево. Так что, поверь, разорение мне не грозит. – Он помолчал, вздохнул и продолжил: – Конечно, я не так себе все это представлял. Как вспомню, каким я был смолоду эгоистом, аж жуть берет. Я еще в самолете, по дороге сюда, столько всего передумал. Планы строил. Вот, мол, при– еду в Америку, побыстрому встану на ноги, начну хорошо зарабатывать,обзаведусь приличным хозяйством и, гордый собой, вызову вас на все готовое, в хороший дом. Сестрам дам образование, вас буду держать по-королевски. Скажу этак небрежрежно: Мама, папа, вы свое в жизни отработали. И о нас достаточно позаботи– лись. Теперь моя очередь. Живите в свое удовольствие. Гуляйте, путешествуйте, читайте книжки... Ан не вышло. Вместо этого дошел до ручки. Да еще у тебя же и деньги взял. Ненавижу себя за то, что вызвал вас сюда, а помочь ничем не могу. Я очень боюсь, что обрекаю вас на те же муки, что пережил сам. Видно, грош мне цена, отец. Если б не твоя помощь, не выкарабкался бы.

– Не правда, – убежденно возразил Левон. – Выкарабкался бы. Может, времени б на это больше ушло, только и всего. Мозги у тебя хорошие, руки крепкие и воли не занимать. А главное – ядро здоровое. Что ж еще настоящему мужику для удачи надо? Так что наберись терпения и иди вперед, пусть не нахрапом, шаг за шагом отвоевывая свои позиции. Учти, я в тебе ни на минуту не сомневаюсь.

– Спасибо, отец. Мне очень важно было знать, что ты обо всем этом думаешь. Я рад, что мама нашла работу. Без работы здесь каюк... – Он ничего не добавил.

Но Левон сам сказал:

– Теперь дело за мной. День и ночь ломаю голову, что я мог бы делать в Америке, куда сунуться без английского. Что мне его никогда не одолеть, это очевидно. Время упущено. Был бы капитал, свое дело бы открыл. Хотя... “свое дело” это торговля. А я в ней ничего не смыслю. Ну нет во мне жилки бизнесмена, хоть убей. В таксисты податься – города и опять же языка не знаю. Пойти в сторожа – гордость не позволяет.

– И думать забудь!– вспылил Давид. – Не бывать моему отцу ни сторожем, ни таксистом... – Он надолго задумался, умолк, сжимая в темноте упругую баранку и исподлобья глядя на летящую под колеса дорогу. Наконец, сказал: – Я знаю, как тяжело тебе... именно тебе! сидеть дома в бездействии. Дай мне время, отец, я обязательно что-нибудь придумаю. Только, умоляю, не падай духом. Потерпи еще немного, и у тебя начнется новая жизнь, обязательно начнется.

Он не мог видеть в темноте, как потеплел взгляд отца, как заблестели его глаза от непрошенно навернувшихся слез, как расширилось и гулко застучало его сердце, переполненное любовью и благодарностью к сыну. Наверное, в такие вот минуты родители особенно остро осознают, что бессонные ночи, проведенные у колыбели ребенка, годы забот и волнений за него не прожиты даром,что бумиранг, посланный в будущее, рано или поздно возвращается.

Глава 17

На следующий уикенд Лана объявила генеральную уборку, распределив между каждым членом семьи его обязанности. Нашлось дело и Левону. Он должен был отвинчивать на окнах какие-то хитроумные винты, чтобы снять рамы для мытья и добраться до защитных сеток, а потом, в обратном порядке, все водружать на свои места.

С самого утра Вика вела себя как-то странно. Ей не сиделось на одном месте. Она отвечала невпопад, временами проявляя беспокойство или рассеянность. Вытирая пыль, чуть не уронила вазу. Это было настолько не свойственно ей, что Лана с тревогой начала приглядываться к дочери. Однако через какое-то время девочка, казалось, успокоилась и даже, протирая зеркала, что-то мурлыкала себе под нос. Но вдруг насторожилась, вся напряглась, вытянув шею, и резко крикнула:

– Бегите! Скорей!

– Викуля! Зачем? Куда? Что с тобой проис...

Голос Ланы потонул в холодящем душу гуле, мощном и грозном, поднимавшемся из самых недр земных и заставлявшем трепетать внутри каждый орган. Вслед за этим завибрировал и поехал под ногами пол, будто корабельная палуба во время шторма.В шкафах звенела и дребезжала посуда. На глазах у всех – остолбеневших, скованных шоком – распахивались, хлопая, дверцы шкафов, с грохотом выдвигались ящики. И пока все это продолжалось, невозможно было сдвинуться с места. Тишина наступила внезапно. Инга, бледная, дрожащая, бросилась к матери, прилипла к ней всем телом, ища, как в детстве, защиты. Гладя дочь по голове и шепча непослушными губами ласковые слова, Лана пыталась успокоить ее и себя. Казалось, один только Левон, как ему и было положено, сохранял присутствие духа. Но тут Вика, срываясь с места, снова закричала:

– Скорее на улицу! Сейчас повторится!

На сей раз ее призыв возымел мгновенное действие. Все бросились вон из дома. И едва они добежали до лиственницы, снова тряхнуло. Сильнее, чем в первый раз. Все четверо сжались в один комок, обхватив друг друга. Левон, как наседка, сверху, будто он мог защитить своим телом жену и детей от пробудившегося земного чрева. Снова этот, сводящий с ума, гул и за ним – вертикальный пинок из преисподни. Расширенными от ужаса глазами Инга уставилась на зеленый газон, по которому мягкой судорогой прокатилась волна, вспучиваясь и опадая, будто это была не земля а жидкая трясина. С треском лопнул под их ногами асфальт. Было видно, как раскачиваются столбы вместе с проводами. В доме через дорогу бился о козырек подвешенный над входной дверью фонарь. Где-то рядом со звоном лопнуло и обрушилось оконное стекло. В припаркованных машинах, нагнетая обстановку, включились от сотрясения сигнализации, завывая на все лады. Из домов повыскакивали жильцы. Впервые на этой тихой, безлюдной улице их можно было увидеть всех сразу. Трясло, должно быть, меньше минуты. Но людям, охваченным неконтролируемым страхом и паникой, казалось, что это длилось вечность.

Машины продолжали голосить. Никто не хотел возвращаться в свои дома в ожидании новых толчков. Слишком свежо было в памяти американцев недавнее Нортриджское землетрясение.

– М...мам...ма, с...смотри! – Заикаясь от бьющего ее озноба, Инга указала на асфальт, во всю ширину которого образовалась трещина.

– Соседи не расходятся, – сказала Лана и не узнала собственного голоса. Он прозвучал сдавленно и глухо, будто чья-то железная рука крепко держала ее за горло. – Что делать будем?

Вика была бледная, но спокойная.

– Пошли домой, – сказала она. – Все самое страшное уже позади.

– Да откуда ты знаешь! – истерично взвизгнула Инга. – Всезнайка нашлась. Никуда я не пойду. Я не хочу, чтобы меня прихлопнул потолок. Видишь эту трещину в асфальте? Может наш дом тоже треснул и вот-вот рухнет.

– Не говори глупости, Инга, – одернула ее Лана. – Лучше возьми себя в руки и успокойся.

– Почему глупости? Или вы забыли Спитакское землетрясение, когда рушились высотные здания и целые деревни оказывались погребенными под крышами собственных домов?

– То Армения, а это Америка – напомнил ей Левон. – Всем здесь давно известно, что Западное побережье – активная сейсмическая зона. Всё строительство в Калифорнии ведется с этим учетом. Их дома легкие и прочные, способные выдержать и не такие толчки. Поэтому тут при землетрясениях гибнут не десятки тысяч людей, как в других странах, а единицы. Да и те, в основном, не от травм, а от разрыва сердца, то есть от испуга.

– Так что лучше не психовать, а поберечь свое сердце, – вставила Вика.

– Я иду домой! – первая приняла решение Лана. – Надо скорее позвонить Давиду, узнать, как они. Бедный мальчик, наверное, тоже страху натерпелся.

– Пошли, – поддержал ее Левон. – А я включу телевизор. Узнаем, где был эпицентр и сколько баллов.

– Ну и идите, если хотите. А я остаюсь здесь. – Инга демонстративно уселась на газон, предварительно с опаской проверив его на прочность.– Вон, все кругом на улице. Никто в дома не возвращается. Выходит, они все дураки, а мы самые умные?

– Видишь ту собачонку? – сказала Лана, указывая на кудластого шпица, задравшего лапку на куст розмарина.

– Ну вижу. Что дальше?

– Собака ведет себя абсолютно спокойно. Это говорит о том, что тебе ничего не грозит.

– Ах, Боже мой! При чем тут собака!– Инга никак не могла справиться с нервозностью.

– А при том, что животные гораздо восприимчивее к природным катаклизмам, чем люди. Они их чувствуют заранее. И если эта собачка не проявляет беспокойства, значит нам уже ничего не грозит. – Казалось, Лана пытается убедить не только дочь, но и себя.

– Ладно. Вы идите. А я немножко отдышусь тут и тоже приду. – Приняв окончательное решение, Инга откинулась навзничь и подложила руки под голову.

Перекличка растревоженных машин сменилась воем сирен – пожарных, полицейских, скорой помощи, проносящихся где-то вдалеке, по магистральным улицам. Гнетущее напряжение висело в воздухе. Лана бросила взгляд на Вику, в сверхестественной интуиции которой уже не сомневалась. Девочка поняла ее безмолвный вопрос и, улыбнувшись, сказала:

– Я сейчас так же спокойна, как та собачонка. Значит, Мать-Земля утихомирилась.

Оставив Ингу одну, все вернулись в дом. Услышав с порога, как надрывается телефон, Лана первая бросилась к аппарату, схватила трубку:

– Давидушка! Мальчик мой!..

– Живы?

– Да, да! У нас все в порядке. Не волнуйся. Отделались легким испугом. Ты о вас скажи. Сильно трясло?

– Не то слово. Дом весь ходуном ходил. Пегги очень испугалась. До сих пор в себя придти не может. Сами знаете, дом большой, коридоры длинные. До улицы не добежать. Чувствуешь себя, как в мышеловке. Пол, потолок, стены – все скрипело и трещало. Да еще этот утробный гул. Жуть. Слышишь, как воют сирены? Они тут будто взбесились... Как папа?

– А что папа. Он, как всегда, молодцом.

– А сестры? Вика у нас парень крепкий. Зато Инга, небось, струхнула не на шутку.

– На траве в саду сидит. Отказывается домой возвращаться.

– Я так и думал.

– Забирай Пегги и приезжай сюда. У нас улица рядом, в случае чего. Хотя Вика говорит, что больше трясти не будет.

– Хорошо. Мы едем к вам. А вы включите телевизор. Тут, если что случается, сразу по всем “ньюсам” показывают. – (“Ньюсы” было очередным русизмом от слова news – новости.)

– Да, да, папа уже включил. Ну давайте. Ждем.

Тележурналисты, со свойственным им смакованием, показывали в разных ракурсах и планах одни и те же трещины на асфальте или на стене дома, упавшее на машину старое дерево и провалившуюся крышу ветхого сарая. Затем шли бесконечные интервью с “морально” пострадавшими. К счастью, ни погибших, ни раненых выявлено пока не было.

Приехал Давид с Пегги. Оглядев родных, он удовлетворенно отметил:

– Ну вы, я вижу, боевое крещение выдержали с честью.

Пегги обняла Лану – впервые со времени их знакомства – зарывшись лицом у нее на груди, и затихла так на несколько минут.

– It’s Okay, baby. It’s over, – приговаривала Лана, по-матерински поглаживая ее по жестким густым волосам.

– Там, во дворе, сидит такая же трусишка, как ты,– сказал Давид Пегги, разумеется по-английски. – Иди успокой ее. Вы быстро найдете общий язык.

Он переключил телевизор на другой новостной канал. Здесь демонстриро– вались не эмоции, а факты, которые уже успели добыть. На экране остренький “коготь” сейсмографа вычерчивал кривые колебания земной коры во время землетрясения, магнитуда которого составила 5.6 балла по шкале Рихтера. Сообщили, что эпицентр находился севернее Лос-Анджелеса, в районе Mammoth Lakes – Мамонтовых озёр.

Поскольку сенсаций в данном событии явно не предвиделось, журналистам ничего не оставалось, как вспомнить события предыдущего – Нортриджского землетрясения с магнитудой 6.9 балла, случившегося в половине пятого утра, 17 января 1994 года. Не оправившиеся еще от только что пережитых волнений лос-анджелесцы могли заново лицезреть на своих экранах события тех дней – пожары, разрушенные дома и фривеи, сложившиеся по вертикали железобетонные паркинги, разверзшиеся в земле трещины и прочие ужасы. Далее зрителю предлагались заключения ученых о суперактивности коварного тектонического разлома Сан-Андреас, идущего через всю западную Калифорнию, и прогнозы ясновидящих о том, что в самое ближайшее время участок суши от Сан– Франциско до Сан-Диего, включая, разумеется и Лос-Анджелес, возможно навсегда скроется в морских пучинах, повторив судьбу злосчастной Атлантиды.

– Еще в Союзе, – вспомнила Лана,– в наших газетах писали, что Калифорния живет на пороховой бочке, которая в любую минуту может взорваться.

– А другие умные люди там же писали, – добавил Левон, – что природа непредсказуема и никогда не делает того, что от нее ожидают.

– Вы не возражаете? – сказал в сердцах Давид и, не дожидаясь ответа, снова переключил канал. – Похоже, по всем станциям передают сейчас только события дня.

Он собрался выключить телевизор, но Лана поймала его за руку:

– Подожди!.. Вика! Иди скорее сюда! Смотри!

На весь экран полыхало пламя, завихряясь и гудя. Горели какие-то строения Пламя отражалось в воде. Больше того – горела сама вода. Диктор сообщила, что зритель смотрит breaking news – пожар на Пирсе в Санта Монике, что сейчас, на его глазах догорает любимый ресторан американцев – “Моби Дик”.

– Да это же тот Пирс, по которому мы прошлый weekend все вместе гуляли! – вскричал пораженный Давид. Ну дела...

Мать с дочерью переглянулись, не произнеся ни слова.

Пегги сумела-таки затащить Ингу в дом. На той по-прежнему лица не было. На нее было жалко смотреть.

– Это, да, ваша Америка? Это ваш “рай земной”? Не надо мне такого рая, со всеми его пальмами и магнолиями, с вечным летом и шоколадным загаром. Я хочу иметь твердую почву под ногами. И спокойно спать ночью.Теперь каждый раз, ложась в постель, я буду думать о том, что во сне на меня может обрушиться потолок. Я...

– Прекрати немедленно, – с трудом сдерживая себя, прервал ее причитания Левон. – Мне стыдно за тебя.

Инга запнулась и удивленно посмотрела на отца:

– Стыдно за меня!? А что я такого сделала?

– Вот когда ляжешь вечером в постель, поразмысли не о потолке, а о том, что ты “такого сделала”. Может что-нибудь и надумаешь.

– Мама! – Инга обратила к матери взгляд, требующий поддержки.

Ничего не сказав, Лана отвернулась от нее. Инге очень хотелось уйти к себе в комнату, хлопнув дверью. Но она предпочла снова выскочить во двор – так безопаснее. Пегги и Вика, заглядывая на полки, принялись расставлять по местам съехавшую на самый край посуду, задвигать обратно выдвинутые ящики.

– Еще чуть-чуть, и все было бы на полу, – заметила Вика. – Просто чудо, что ничего не свалилось.

Однако за кухонной стойкой Лана обнаружила-таки на полу целую кучу разбитых тарелок.

– Легко отделались, – усмехнулась она. – Говорят, посуда бьется к счастью. Ну и денек выдался.

Глава 18

Была перемена. Зная, что Инга уже не одна, Вика больше не бегала к ней на этаж. Она остановилась у окна, рассеянно глядя на цветущие крупными белыми чашами магнолии, обрамлявшие улицу перед школой. Ее мысли улетели далеко, к первым подснежникам, несмело раскрывавшим зеленые ладошки на пропитанных талой водой прогалинках, к облитым вишнево-сиреневым цветом подмосковным садам.

– Видишь вон ту кисочку? – услышала она позади себя испанскую речь. – Я давно на нее глаз положил.

– Кисочка что надо. Конфетка, – отозвался другой голос, причмокнув губами. – Только вид у нее всегда уж больно неприступный. Не думаю, что к ней можно подкатиться.

– Ерунда. Подкатиться можно к каждой. Дело техники.

– Тогда дерзай. А я поучусь у тебя.

Смельчак уселся на подоконник так, чтобы иметь возможность заглянуть Вике в лицо. Она равнодушно скользнула по нему взглядом. Коренастый, черноглазый брюнет, с торчащим, как нестриженный газон, ежиком. Густо смазанные гелем волосы склеились иголочками, сквозь которые просвечивала кожа.

– Hi! You’re always alone. Why? – сказал он уже по-английски, одаривая ее обвораживающей улыбкой. – Wonna chat? – (“Привет! Ты всегда одна. Почему? Если хочешь, поболтаем?”)

– Нет, спасибо. Не хочу.

– А я хочу, – проявил настойчивость парень, придвигаясь к ней поближе.

Подобные приставания – и в школе и на улице, последнее время слишком участились. Вика взрослела, превращаясь в очень привлекательную, чтобы не сказать красивую, девушку, и парни уже не могли спокойно пройти мимо нее, чтобы хотя бы не посмотреть ей вслед.

Вика отвернулась, намереваясь уйти. Он поймал ее за локоть, попытавшись удержать силой, и в следующий момент получил сильнейший удар по руке – между ним и Викой возник Ник, гневно сверкая глазами.

– Ты кого ударил? Это ты меня ударил? Ах ты подонок! – Набычившись, парень полез на нежданного защитника.

Вика едва успела отскочить в сторону. Драчуны тузили друг друга кулаками, пинали ногами. Пытаясь уберечь лицо, парень обхватил Ника поперек туловища. Сцепившись в один клубок, они летали от стены к стене. Как только одному из них удавалось высвободиться, он тут же обрушивал на противника град ударов. Второй мекс поначалу гортанными возгласами подначивал приятеля, а когда увидел, что тот явно пасует, тоже ввязался в драку.

Вокруг собиралось все больше зевак и болельщиков.Девочки старались держаться на безопасном расстоянии, зато мальчишки, разделившись на два лагеря, улюлюкали, подзадоривая драчунов. Ник демонстрировал совсем неплохую сноровку ведения рукопашного боя, пуская в ход приемы бокса и карате, чем доставлял огромное удовольствие жаждавшей зрелищ школьной аудитории.

Однако кто-то из боязливых студенток успел донести в учебную часть о драке в коридоре. Раздался полицейский свисток. Клубок драчунов мгновенно распался. Сквозь расступившуюся толпу к месту схватки спешили два школьных security. Приказав всем троим лечь на пол, лицом вниз, они надели на них наручники и повели вон из школы. Это было настоящее ЧП. Хотя звонок на урок давно прозвенел, никто не спешил расходиться по классам. Студенты с разных этажей, прильнув к окнам, выходившим в школьный двор, и, затаив дыхание, наблюдали, как арестованных заталкивают в полицейскую машину.

Вика зашла в туалетную комнату, умыла холодной водой лицо, пытаясь унять волнение. Ей было нестерпимо стыдно, что все это случилось из-за нее, что вся школа теперь будет знать, что она стала причиной драки. Приведя себя в порядок, она отправилась не в класс, а на четвертый этаж, в административную часть здания, попросив у секретаря разрешения зайти к principal – директору школы.

Principal была отлично сохранившейся (или восстановившейся) пожилой дамой привлекательной наружности. Она хорошо знала Викторию Прокофьеву, поскольку эта, совсем еще новенькая ее студентка, только что въехавшая в страну эмигрантка, за непостижимо короткий срок добилась невероятных успехов в учебе.

– Good afternoon, Missis Morison, – поздоровалась Вика потупясь.

– Здравствуй, детка, – улыбнулась principal.– Проходи. Садись и рассказывай, что привело тебя ко мне.

– Вы, наверняка, уже знаете про драку?

– Конечно, знаю, – вздохнула Missis Morison. – Этот Николас – сущее наказание. Он создает мне бесконечные проблемы с первого дня своего появления здесь. Ума не приложу, что с ним делать. Ах, если бы все мои студенты были такими, как ты, моя девочка. Я была бы самым счастливым principal во всей Калифорнии. Николас не оставил мне выбора. Я уже сыта его выходками по горло. Он сам подсунул мне прекрасный повод избавиться от него раз и навсегда.

– Missis Morison, – преодолев смущение, заговорила Вика. – Ник вступился за меня, как мой друг и одноклассник.

– Что ты сказала? Николас твой друг?! Не могу этому поверить. Что может быть между вами общего?

– Он совсем неплохой парень, поверьте мне. Ершистый, с завихрениями, но добрый и отзывчивый. А сегодня меня задевал на перемене мальчишка, которого я даже не знаю. И он вступился за меня. По-моему, это смело и благородно.

Директриса смотрела на нее в замешательстве. Не верить своей студентке, зарекомендовавшей себя с наилучшей стороны, у нее не было оснований.

– Если его выгнать сейчас из школы, он и вправду может сбиться с пути. И навсегда останется таким, какой есть, – глядя в пол, проговорила Вика, ожидая каждую минуту, что может получить за свою дерзость самую резкую отповедь. Однако отповеди не последовало. Напротив, директриса вела себя с ней на равных, демонстрируя полное уважение и доверие к ее мнению.

– Если бы он только нарушал дисциплину, – размышляя вслух, проговорила она. – А то ведь и учится из рук вон плохо. – Она открыла его данные на компьютере, пробежала их глазами, качая головой. – Он числится неуспевающим по трем основным units. Что прикажешь с ним делать?

– Если Ник согласится, я могла бы попробовать подтянуть его. Директриса посмотрела на нее с нескрываемым интересом:

– Он так много значит для тебя?

Помедлив, Вика сказала:

– Он дважды пришел мне на помощь в трудной для меня ситуации. Теперь моя очередь ответить ему тем же.

Миссис Морисон поднялась, обошла вокруг стола и, склонившись над Викой, по-матерински поцеловала ее в лоб.

– Нет, ты определенно нравишься мне, Виктория. Я горжусь тобою. Ведь ты добровольно взваливаешь на себя далеко не легкую ношу. Подумай хорошенько прежде, чем принять окончательное решение.

– Я уже подумала, Missis Morison, хотя совсем не уверена, что он сам этого захочет.

– Пусть попробует не захотеть. Это будет единственным шансом для него вернуться обратно в школу. Только будь с ним предельно бдительна. Он – парень непредсказуемый. От него всего можно ожидать. Договорились?

– Договорились, – улыбнулась Вика, вставая. – А его правда отпустят?

– Я прямо сейчас позвоню в полицейский участок, объясню им все, что ты мне рассказала, и скажу, что беру его под свою ответственность. Но мы с тобой знаем, что это будет под нашу ответственность.

Нервно сглотнув, Вика кивнула:

– Спасибо вам, Missis Morison!

– Это не мне, это тебе спасибо, девочка моя. Спокойно иди в класс. И да хранит тебя Бог!

Ник появился лишь на последнем уроке. Студенты окружили его, закидав вопросами: что с ним сделали в полицейском участке, как случилось, что так быстро отпустили, что стало с теми двумя. Больше всех с вопросами лезла к нему Дороти.

– Раз я здесь, значит все в полном порядке, – отрезал Ник, не пожелав вдаваться в подробности, и с грохотом отодвинув свой стул, плюхнулся на него.

Его сразу оставили в покое. Вика тайком взглянула на Ника. Синяк на скуле, ободранный нос, наполовину оторванный ворот сорочки, воинственно сверкавшие глаза. “Боевой петух!”, – подумала она и улыбнулась. Во время урока ей на тетрадь шлепнулась скомканная бумажка. Развернув ее, Вика прочла: “Задержись. Разговор есть. Н.”

Оставив школьную сумку на стуле, она со звонком вышла в коридор и вернулась через несколько минут, когда в классе уже почти никого не осталось. Ник стоял у окна, спиной к ней. Нарочито медленно она начала собирать свои вещи. Он встал над ней, глядя на нее сверху вниз. И наконец, прищурясь, зло спросил:

– Ты ходила к principal?

Она молча кивнула.

– Кто тебя просил?

– А кто тебя просил затевать из-за меня драку?

Он некоторое время продолжал зло сверлить ее своими зелеными глазами и наконец, не выдержав, рассмеялся.

– А ты хохмачка.

– Ты тоже.

– Ладно. Твоя взяла. Что дальше?

– А что дальше? По домам пора.

– Так ты ведь там чего-то этой principal наобещала?

– Ну? Как ты к этому относишься?

– Ясное дело, как. Отрицательно. Только этого мне для полного счастья и не хватало, чтобы девчонка учила меня уму-разуму.

– Так это ведь еще вопрос, кто кого учить будет.

– Не понял.

– Если захочешь, соглашение будет обоюдное. Мы делаем вместе уроки. Что ты не поймешь, я объясню, чего я знать не буду – ты мне подскажешь. Лично мне наши совместные занятия очень были бы кстати, как тренинг в английском. Я ведь еще не могу говорить так же свободно, как ты.

Ник посмотрел на нее с сомнением. Бунтарский огонек погас в его глазах. Расслабившись, он по-свойски подмигнул ей:

– Нет, ты определенно парень что надо. Дай пять.

Вика подставила ему открытую ладонь, и он хлопнул по ней, будто печать на договоре поставил.

– А где мы будем делать уроки? – окончательно успокаиваясь, поинтересо– вался он.

– Если не возражаешь, у меня дома, – ответила Вика. – В школе никому глаза мозолить не будем. Нам ведь ни к чему, чтобы в классе кто-нибудь об этом знал. Верно?

– Ага.

– Договоримся о времени, и будешь после занятий ко мне приходить. Идет?

– Why not.

– Тогда вот, возьми. – Записав на листочке свой телефон и адрес, Вика протянула листок Нику.

Глава 19

– Лежебока, вставать собираешься? – Давид уже в третий раз безуспешно пытался растолкать Пегги. Она лишь сонно приоткрыла один глаз. – Ну какая ты после этого женщина, черт возьми! – пробормотал он по-русски, уходя в ванную. – Завтрака от тебя не дождешься. Впрочем, обеда и ужина тоже. Спать ложимся в мятую постель. На работу хожу во всем мятом. Дом на дом не похож. Одно слово – сарай. А я ведь, кралечка моя, к другому приучен.