Текст книги "Стёртые буквы"

Автор книги: Елена Первушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Тогда они так и не поговорили толком, он только высказал Ксанте все обиды и сбежал в Дивно Озерце зализывать раны. К счастью, самолюбия и гордости у Андрета было немного, и вскоре, как только представилась оказия отлучиться из дома, он вернулся, чтобы уже спокойно выслушать оправдания Ксанты и попросить у нее прощения. Выяснилось, что оправданий не будет, но и прощения просить тоже не надо. Ксанта была совершенно довольна создавшимся положением и не собиралась ни разлучать Андрета с сыном ни привязывать его к себе. Известие о его женитьбе ее, конечно, не обрадовало (чего Андрет в глубине души опасался), но она приняла его к сведению и не вникала в подробности.

Так и сложилось, что Андрет навещал храм Тишины раз или два в год, узнавал новости, если мог, помогал деньгами, и его принимали там снеизменным и, на его взгляд, незаслуженным радушием. Ксанта в очередной раз как-то так все устроила, что все были довольны. Андрет подозревал, что Дреки знает, кем они друг другу приходятся, но тот неизменно звал его «господин Андрет» и держался дружелюбно, хотя и не фамильярно. Казалось, Ксанта определила между ними дистанцию, которую оба по молчаливому согласию не нарушали. Да и с другой стороны, как еще держаться мальчишке с мужчиной, которого он видит не чаще двух раз в год? Постепенно и сам Андрет внутренне смирился с подобным положением – наверное, это был единственный способ бывать вместе, не мучая ни Кэми, ни Ксанту, ни Дреки. Сама Ксанта также была с ним неизменно дружелюбна и приветлива, но по душам больше не разговаривала и в спальню никогда не звала. Ингольда откровенно злилась, сердито бурчала под нос и делала охранительные знаки, когда Андрет появлялся на пороге. Ксанта ей не возражала, молчала, уважая ее мнение, но делала все равно по-своему. Кэми, кажется, ничего не подозревала и была совершенно счастлива.

Так все и шло ни шатко ни валко, до той самой ночи, когда Ней пропал, так и не добравшись до Зеленых ворот.

18

Когда Андрет проснулся в следующий раз, было уже позднее утро. На кухне брякала посудой Кэми и от этих звуков, таких милых и родных, его пробил холодный пот. Он быстро повернулся и на всякий случай ощупал подушку и перину рядом с собой. И перевел дух – Ксанта исчезла бесследно, как утренняя роса с травы, не оставив ни волоска, ни шпильки, ни даже приметной вмятины.

Кэми услышала, что он зашевелился, и заглянула в комнату:

– Ты лежи, лежи, – проворковала она, – устал, небось, вчера. Я сейчас поесть тебе сделаю, а сама обратно в Храм побегу, ладно? Надо бы Элару отпустить отдохнуть.

– Что Кукушонок, не просыпался? – спросил Андрет и тут же прикусил язык – вдруг Кэми догадается!

Но та лишь покачала головой:

– При мне нет. Беда-то какая. Недаром Горихвостка Шелама боялась.

Она снова скрылась на кухне, Андрет осторожно сел на кровати и начал одеваться. В ушах звенело, и все же он не мог не признать, что вторая половина ночи прошла куда удачнее, чем первая. Вот только Кэми…

– Ты почему это мне изменяешь? – спросила с кухни Кэми. – Обидно, в самом деле.

Андрету захотелось, что есть силы стукнуться головой об стену, только бы уйти от ответа. Вот ведь сглазил!

– Ты с чего это взяла? – спросил он, как спрашивали и до него, и после него миллионы проштрафившихся мужчин.

– Я же не слепая, – отозвалась Кэми, – сам посмотри, что ты мне тут оставил!

«Во имя мириада богов! – Андрет так перепугался, что вспомнил молитву из прежней жизни. – Что там может быть? Неужели Ксанта… Неужели она это нарочно?!»

Но делать нечего, придется посмотреть правде в глаза. Он встал, завернулся в покрывало и проследовал в кухню, придумывая на ходу десятки всевозможных объяснений. Однако на кухне также не обнаружилось ничего подозрительного – ни рубашки, ни подвязки, ни даже шпильки или гребня с черными волосами.

– О чем ты говоришь, милая? – осторожно спросил Андрет.

– Да вот об этом! – Кэми ткнула пальцем в холстинку с куском медовых сот, который Андрет забрал на острове вместе с караваем да так вчера и оставил на столе.

– Ну мед, – протянул он удивленно. – И что с того?

– Это господина Келада мед, – сказала Кэми сурово. – И не отпирайся, не отопрешься. Видишь, печатка сверху сотов – темная, мокрая, прямо в меду купается. Такие соты только королевские пчелы строят. Ну то есть те, что с юга, из Королевства. Их здесь только господин Келад держит. Ты зачем у него мед покупаешь? Тебе что, наш не по вкусу?

– Тьфу ты! – Андрет развел руками и сел прямо на пороге кухни. – Нельзя же так пугать невиновного человека! И не думал я ничего покупать, просто подобрал вчера на острове. А что, у господина Келада разве пасека есть? Я думал, нет.

– Есть, только крошечная. Всего пяток ульев. И все королевские семьи. У нас их не любят – они зимуют здесь плохо. Ну а господину Кела-ду их мед нравится – он темный, жидкий совсем и, говорят, слаще нашего. – Кэми села рядом с мужем, взъерошила ему волосы, обняла за плечи, чмокнула в ухо. – Хочешь, и мы таких заведем?

– Да нет, зачем? Здесь есть кое-что послаще! – отвечал Андрет и тоже поцеловал Кэми.

– Знаешь, что я надумала? – сказала она немного погодя. – Госпожа Ксанта столько доброго сделала для Нея. Надо ее хоть в гости пригласить и угостить на славу. Горихвостке-то сейчас не до того. Что ты скажешь?

– Конечно, надо бы, – ответил Андрет, не переменившись в лице.

19

Почти что весь этот день Андрет провалялся дома. Кэми, накормив его завтраком, снова ушла в Храм, а он остался лодырничать. Пытался было снова взяться за ограду – ямы за эти дни изрядно засыпало землей, приходилось все начинать почти что сначала – но толком он так ничего и не смог сделать. Стоило резко наклониться и выпрямиться, начинала кружиться голова, перед глазами плыли цветные круги, черенок лопаты становился вдруг тяжелее соснового ствола, да еще Андрет вдруг почему-то стал необычайно чувствительным ко всем звукам – от шороха комьев, падающих на землю, мурашки бежали по спине, а уж когда лезвие лопаты ударялось о камень, Андрету казалось, что над его головой кто-то что есть мочи ударил в колокол. Поэтому, поковырявшись немного в земле, Андрет сдался и сбежал домой – отлеживать бока.

День тоже получился невнятным – то светило солнце, то вдруг наползали серые слоистые облака, но до дождя дело не доходило, а воздух снова потеплел. Облака нагоняли на Андрета сон, но к вечеру они уплыли за озеро. Андрет немного очухался и решил от нечего делать приготовить для Кэми ужин. Тем более что суетиться особенно не пришлось – женушка еще с утра зарезала курочку и положила мясо в погреб до вечера. Андрет развел в очаге на дворе костер, натер курятину чесноком и пряными травами с огорода и закоптил над углями. Дело нехитрое – знай сиди да помешивай угли, нюхай дымок да любуйся искрами в золе – как раз то, что ему сейчас было нужно. В последний момент, когда мясо было почти готово, Андрет бросил на решетку еще полдюжины разрезанных пополам слив для кислинки и остался вполне доволен своей работой.

Под вечер вернулась из Храма Кэми – тоже усталая, осунувшаяся, но, увидев сюрприз, мгновенно расцвела, пробормотала растроганно: «Ну зачем ты!», смахнула слезы и засуетилась, накрывая на стол. За ужином рассказала новости – в основном, плохие.

Кукушонок оправился, но в разум так и не пришел, не узнает мать, всего боится, забивается в угол и воет. Осви сам испугался, говорит, что парня коснулся своим перстом Дей в знак того, что Ней отныне должен служить ему. И еще говорит, что парня надо поскорее вести в Кларетту, в большой храм Дея, а то как бы не помер вдали от своего божественного покровителя. С этой идеей Осви сходил к Келаду, и тот как всегда откликнулся на чужую беду, сказал, что отправит Кукушонка вместе с одной из своих барж на рассвете. Элара теперь не знает, ехать ли ей в Кла-ретту, но, наверное, не поедет, ведь в Храм ее все равно не пустят.

Андрет угрюмо молчал, глядя в оДну точку куда-то над головой жены, и Кэми тоже замолчала, не решаясь его потревожить. Она и не думала, что муж принимает такое участие в судьбе парня.

«Золотое все же сердце у него», – решила Кэми.

Андрет неожиданно почувствовал себя уязвленным. Он сделал то, что не удалось больше никому в городе – нашел Кукушонка, но счастливой развязки не получилось. Стоило так хорошо делать свою работу, стоило срывать с места Ксанту – лишь для того, чтобы привести в храм Дея еще одного сумасшедшего? Андрету доводилось видеть подобных слуг Танцующего Бога и в Венетте, и в Кларетте – в ясные солнечные дни самых тихих из них выпускали погулять в храмовом саду, чтобы прихожане могли убедиться в могуществе Дея Отнимающего Разум и, устрашившись его гнева, щедро одарить храм. От мысли, что недалекий, занудливый, но все же вполне разумный и добрый парень превратится в такое слюнявое бессмысленное вместилище божьей силы, на душе становилось по-настоящему скверно. И самое плохое было то, что Андрет ясно сознавал: это не Дей пожелал взять к себе Нея, ничего подобного, – Кукушонок помешал кому-то здесь, в Дивном Озерце, и, скорее всего, этот кто-то был таким же человеком из плоти и крови, как и его жертва. Дей и не думал похищать разум у парня, так же как Безликая и не думала прошлой ночью посылать Андрету кошмарные видения. Просто Нею досталась большая доза яда, да к тому же Андрет был у себя дома, в родных стенах и понимал, что происходит, а Ней внезапно оказался посреди болота, на острове, совсем один и знать не знал, что хлеб, который подбросили ему «заботливые» похитители, отравлен.

Это был очень простой и широко известный яд – «ведьмина мука». Достать ее можно было без труда – достаточно пойти на хлебное поле и поискать там колосья с особыми розовыми и ноздреватыми наростами. Обычно при молотьбе эти колосья выбрасывали, но если высушить их, смолоть, смешать с настоящей мукой, испечь хлеб и угостить им своего ' врага – ему обеспечено несколько очень интересных ночей. А темнота, одиночество и лес довершили дело. Андрету повезло, что Ней не успел доесть краюшку, и особый горьковатый запах навел бывшего адвокатского помощника на верную мысль, которую он не замедлил на всякий случай проверить. Однако теперь он знал твердо: в том, что случилось, не было ничего чудесного, ничего божественного, только злая воля и злой умысел человека. И этому человеку в ближайшем будущем не поздоровится. Андрет тоже был зол, и не на шутку. Да, преступник не убил Нея, но все равно он отнял у него жизнь, отнял будущее, ради которого парень трудился с малых лет. У Нея не было ни богатства, ни знатности, ни даже особых талантов, все, чем он обладал, на что мог надеяться, были ум, память и смекалка, и именно это у него теперь отобрали. Такие вещи спускать нельзя.

Оставалось мелочь – узнать имя злоумышленника. Но Андрет пока что понятия не имел, как к этому подступиться. Он до сих пор не знал, за что напали на Нея, а следовательно, не знал, кому он помешал. Ясно было одно – человек, который додумался до острова и ведьминой муки был не дурак и не порол горячку. Значит, дело, из-за которого он пошел на преступление, было по-настоящему серьезным. Что же такого по-настоящему серьезного мог знать Ней? У него, к великому сожалению, не спросишь. Надо думать.

– Милый, так ты не смог бы завтра зайти к госпоже Ксанте и пригласить ее к нам на ужин? – осторожно напомнила Кэми мужу.

20

С женой лучше не спорить, и с утра Андрет отправился в «Болтливую рыбу». Оказалось, что зашел он на редкость удачно – Крисси, убиравшая внизу, сказала, что Ксанта провожала домой Элару, только что вернулась и сразу поднялась к себе – спать. Андрету того и надо было – ему не хотелось говорить с Ксантой до того, как он повидает Келада и прояснит свои подозрения. Так что он снова нацарапал для Ксанты записку, в которой торжественно пригласил ее на ужин, пообещал зайти еще раз чуть попозже и, простившись с Крисси, зашагал дальше – к дому Келада.

Дом стоял в бухте за Храмовым мысом, почти что у самой воды. Из всего семейства Келад первый поселился здесь, прежде дом находился повыше на пригорке, за Зелеными воротами, там, где теперь оставались только заброшенный сад и старый амбар. В городке рассказывали, будто молодой жене Келада ужас как понравилось озеро, она хотела любоваться на него целыми днями и в угоду ей Келад велел перевести родительский дом на его теперешнее место. Да только зря он послушался женщину – глупышка скоро заболела от сырости, стала кашлять и померла. На Деле, как обычно, все было и так и не так. Келад действительно перевез Дом, но не повинуясь жениной прихоти, а по своей воле – чтобы быть поближе к лодкам и самому следить за разгрузкой и чисткой рыбы на причалах… А супруга его действительно умерла от грудной лихорадки, но совсем недавно, лет пять назад, не больше, до того прожив с Келадом много спокойных и счастливых лет.

Сам дом, огромный двухэтажный с куполком-теремком, в городе называли Домом с Сороками – на его причелинах неизвестный мастер в давние времена вырезал двух танцующих сорок то ли с беличьими, то ли с лисьими хвостами. С чела им навстречу протягивали руки лесные девы – два женских лика, окруженные ореолом волос-лучей и открывающие ладони навстречу входящему. Говорят, супруге Келада эти изображения не нравились, но господин Келад, хоть и не любил ссор в семье, все же не стал перебирать дом по бревнышку. Вместо этого он по лел вырезать на челе, поверх дев любимое присловье своего свекра – жреца из Кларетты: «Ешь то, что свежо, пей то, что чисто, говори то, что истинно». «Попробую», – мысленно пообещал Андрет лесным девам и сорокам, остановившись в воротах, чтобы прочитать присловье.

Но прежде, чем попасть на крыльцо, ему пришлось пересечь большой двор, пройти мимо конюшен, коровника, скотных закутов, амбаров, тележного сарая и бани. Над трубой бани подымался дымок, и как раз сейчас туда подавали воду – один дюжий молодец таскал ее журавлем из колодца посреди двора и лил в деревянный желоб, а еще двое или трое подставляли ведра к другому концу желоба и наполненными уносили их в баню. Андрет был уже у крыльца, как вдруг услышал за спиной резкий окрик: «Эй! Ты что, заснул?!» В первый момент он подумал, что это окликают его, обернулся, но обращались к детине у колодца – тот как раз перестал работать и стоял, уставившись на Андрета. Приглядевшись, Андрет узнал работягу – это был тот самый чужак в кожаных доспехах, которого он видел на пристани. Андрет уже подумал было, что надо подойти, спросить, не встречались ли они раньше, уж больно пристальный взгляд был у того человека, от пустого любопытства так не глядят, но чужак уже вернулся к прерванной работе, и Андрет решил отложить знакомство до лучших времен.

В доме было прохладно, темно и пусто. В сенях, где обычно трудились двое-трое писцов, сейчас не было ни одного человека, только вощеные дощечки остались без дела разбросанными на столе – похоже, без Нея работа встала. Андрет совсем было растерялся, но догадался пойти на кухню. Она была в правом крыле дома и, само собой разумеется, там как раз и сидели перетрудившиеся писцы, изо всех сил мешая работать дюжей стряпухе. Андрет жестоко нарушил их идиллию (хотя и не так жестоко, как ему хотелось бы) и послал одного из писцов испросить у хозяина разрешения на аудиенцию.

Келад пожелал увидеть Андрета, и его проводили на второй этаж – в светелку под самым куполком. Наверное, Келад перебрался сюда после смерти жены и отъезда сыновей в Кларетту. Здесь было два окна и хозяин в самом деле мог наблюдать за тем, что творится на причалах и во дворе. Сейчас он как раз сидел в резном деревянном кресле у окна, выходящего на озеро. Подниматься навстречу гостю он не стал, только повернул голову, и Андрет застыл на месте.

Толком они виделись один-единственный раз – двенадцать лет назад, когда Андрет впервые приехал в Дивно Озерцо собирать показания в деле о «Королевской Айда Ласке». С тех пор повода для встреч у них не было, и Андрет лишь мельком видел Келада на пристани или на тех же осенних праздниках. А в последние полгода они и вовсе не видались – все переговоры с Келадом вел Эркиль. Поэтому только сейчас Андрет понял, что происходит с главным городским благодетелем. Келад страшно исхудал, постарел и осунулся. Его тонкая пергаментная кожа была серо-желтого цвета, вся покрыта какими-то зловещими красными пятнышками. Белки глаз тоже стали темно-желтыми, жилы на лбу и руках набухли, губы отливали синевой, в углах рта угнездились крошечные язвочки. Ясно было, что дух в этом измученном теле удерживает лишь железная воля его хозяина.

Андрет буквально потерял дар речи от неожиданности, и ему пришлось, в свою очередь, собрать всю волю, чтобы оторваться от косяка, сесть напротив Келада и начать задавать вопросы, изо всех сил делая вид, что он ничего не заметил. То, что он увидел, действительно потрясло его – он никогда не испытывал особо теплых чувств к господину Кела-ду, но сейчас, как и три дня назад, когда он разговаривал с Эларой, он мог чувствовать лишь одно – жалость. А ее-то как раз ни в коем случае нельзя было показывать.

Да и в остальном этот разговор удивительно напоминал беседу с Эларой, потому что на все самые хитрые и каверзные вопросы Андрета господин Келад отвечал: «Нет».

Нет, он не знает, кто мог таить зло на Нея.

Нет, он не доверял Нею никаких опасных тайн.

Нет, он никогда не одалживал крупной суммы денег ненадежным людям.

Нет, у него в доме нет документов, обнародование которых могло бы нанести кому-либо вред.

Нет, ни он, ни его люди никогда не получали писем с угрозами. Нет, у него нет врагов.

Нет, все, кто работает у него, представили вполне надежные рекомендации, и он совершенно в них уверен.

Нет, у него никогда не пропадали важные бумаги или значительные суммы.

Нет… нет… нет…

21

И все же этот бесславный поход дал Андрету определенную пищу для размышлений. Еще год или даже полгода назад Келад не выглядел так скверно. Скорее всего, болезнь обострилась внезапно. И примерно в то же время, когда стало ясно, что Келад умирает, пропал Ней. Могло ли такое совпадение оказаться случайным? Казалось бы, все наоборот – I после смерти Келада вся гипотетическая власть молодого человека рассыплется в прах. Если только… Ну да, если дело не связано с завещанием. Разумеется, сам Ней не составлял завещания, на это у Келада есть свой юрист. Но Кукушонок мог быть свидетелем, а мог подслушать разговор или подсмотреть текст. На него это совершенно не похоже – не то, чтобы он был уЖ так кристально честен, просто, на взгляд Андрета, недостаточно расторопен. Но предположим, он все же каким-то образом узнал содержание завещания и решил заняться не только ночным браконьерством, но и дневным шантажом? Но что такое он мог узнать? Какие сюрпризы могут быть в завещании Келада? Еще один внебрачный ребенок? Стоп! А что если этот ребенок и есть сам Ней?

Андрет прикинул даты и сроки. Вроде, подходит. И та забота, с которой Келад всегда относился к Эларе и Кукушонку, находит свое объяснение. Тогда получается, что молодой приказчик просто прикрыл грешок своего хозяина, получил солидную мзду и смотался по-быстрому. Вполне вероятно. Только доказать это будет невозможно. Как выяснишь, кто с кем спал двадцать лет назад? Элару не спросишь, особенно сейчас. Да и интересоваться у Келада содержанием его завещания как-то не слишком красиво.

Ксанта уже поджидала Андрета на террасе «Болтливой рыбы», и едва они вышли за ворота, Андрет поспешно изложил ей и события нынешнего утра, и свои новые теории.

– Во всяком случае это обязательно надо проверить, – сказала Ксанта. – Ты не волнуйся, я что-нибудь придумаю.

Только тут Андрет заметил, что она сегодня причесана по-новому – скрутила волосы в жгут высоко на затылке, как будто хотела лишний раз подчеркнуть свое безобразие. Это показалось Андрету ужасно трогательным, и он в очередной раз почувствовал себя свиньей. «Только бы нынешний вечер пережить, – думал он, – а там мы уж как-нибудь…»

Но вечер, которого так боялся Андрет, прошел на редкость тихо и мило. Кэми смущалась и суетилась, но не слишком. Ксанта восхищалась котами, коты восхищались ксантиным уменьем чесать за ушами и гладить по шейке. Андрет (молча, тайно) восхищался ксантиным жестом, когда она, присев на корточки, протягивала коту ладонь, но не касалась его, позволяя ему самому обнюхать пальцы, самому принять решение и пометить ее своим запахом, потершись ушами и заушными железами об руку.

Но вот в разговоре с Кэми Ксанте изменял всегдашний такт, и она откровенно лебезила, преувеличенно восхищаясь и обстановкой, и сервировкой, и блюдами. Даже в голосе проскакивали восторженно визгливые нотки. Ни дать ни взять – бедная родственница, из милости приглашенная на семейный праздник. Но Кэми не знала всегдашней Ксанты и, видимо, думала, что так и должно быть.

Разговор шел о том, о сем, вспомнили, разумеется, и о Нее и, прислушавшись к болтовне женщин, Андрет заметил, что Ксанта тихо-тихо незаметно гнет свою (точнее, его) линию.

– Так и что же тот парень, отец Кукушонка? – спрашивала она. – Я слышала в городе его не любили. Что, совсем пустой человек был?

– Я его и не видела почти… – отвечала Кэми. – Я тогда еще совсем девчонкой была. А не любили его, говорят, за то, что слишком большую власть себе забрал. Господин Келад тогда почитай что в Кларетте дневал и ночевал – говорят, его тесть очень не хотел свою дочь отдавать, так господин Келад год или два дома не появлялся – за жену при Храме служил. Вот тот парень (как бишь его звали, уже не упомню!) почитай все хозяйство к рукам и прибрал. Так что его бы так и так выгнали.

Андрет мысленно поаплодировал Ксанте и мысленно поставил крест на своей последней идее. Оказывается, когда Элара затяжелела, Келада и вовсе не было в городе – он сватался к другой. Ну ладно. По зрелому размышлению, Андрет решил, что и сама идея была нехороша. Даже будь Ней упомянут в завещании как внебрачный сын Келада много ему не светило бы. Проще дать денег или пристроить на какую-нибудь работу (в Кларетте, например), чем устраивать такую сложную ловушку. Нет, дрянь идея, честно говоря.

Потом на ум ему пришло еще кое-что. Если все было так, как говорит Кэми, Сурви никак не мог, сидя под столом, колоть пером ноги отца Нея. Когда того с позором прогнали из Дивного Озерца, никакого Сурви еще в заводе не было. Конечно, Кэми могла ошибиться. Но это маловероятно, память у нее хорошая. Да и в любом случае узнать, когда родился Ней, а когда Сурви не так уж трудно – сходить завтра еще раз в храм на мысу, и все дела. Но если Кэми права, получается, что Сурви врет. И что самое худшее, врет без всякой причины. Без малейшего повода. Хочет показаться старше? Перед Андретом? Да с какой радости?!

Углубившись в свои мысли, Андрет и не заметил, что женщины уже прощаются. Разумеется, он поспешно вскочил и вышел вслед за Ксантой, чтобы проводить ее. Однако едва они дошли до первой лестницы, Ксанта обернулась и решительно сказала:

– Хватит тебе уже за мной хвостом шляться. Погляди на себя – совсем с лица спал. Иди-ка отдыхай. Светло еще – сама дойду.

Впервые, с тех пор, как она появилась в Дивном Озерце, Ксанта перешла на язык Королевства, и Андрет в который раз поразился давно подмеченной странности – на языке городов Мешка Ксанта говорила на редкость чисто, чище даже, чем урожденные жители Венетты, но стоило ей заговорить на языке Королевства, как образованная женщина из хорошей семьи мгновенно исчезала, а на смену ей появлялась хоть и бойкая, но полуграмотная крестьянка или служаночка, которую только что привезли из деревни в город. Впрочем, он одинаково любил ее в обоих обличьях.

– Что ж ты, милка моя, нынче такая до меня неласковая? – ответил он на том же языке. – Али не люб стал? Ну что ж, прощай, коли гонишь.

– Прощай до завтра, – отозвалась Ксанта, и, не тратя больше времени на разговоры, стала спускаться по лестнице.

Но Андрет еще помедлил, глядя ей вслед, а потом негромко произнес несколько слов на языке, который, как ему казалось, он давно уже забыл. И вот теперь ему вдруг ни с того ни с сего припомнилась песенка, одна из тех, что распевали двадцать лет назад на улицах Юнатры. Говорили, что она сложена одним из смертных возлюбленных Дейи и обращена к самой богине, но едва ли кто-то всерьез в это верил. И вот в сгущающихся сумерках Андрет неслышно, одними губами, прошептал:

Когда в лихорадке я буду лежать,

Кто же тебя поведет танцевать?

И если смерть застучит у ворот,

Кто поцелует медовый твой рот?

И добавил:

– Волосы-то распусти. Теперь уже можно.