Текст книги "Стёртые буквы"

Автор книги: Елена Первушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц)

9

По старинному обычаю сама хозяйка замка поднимается на высокий балкон над пиршественным залом и во время всего обеда услаждает слух гостей игрой на арфе. Ей аккомпанирует на свирели младшая сестра, специально приехавшая из родительского дома, как объяснил нашим дамам всеведущий Атли.

Стол тоже накрыт по старинке. В торговых городах гостям стараются предложить как можно больше разной дичи – от каждой по самому аппетитному кусочку. Паштет из гусиной печенки, лапки дроздов, куриные шейки, морские гребешки со сливками и прочая, и прочая. Здесь не то. Кервальс смог зарезать для гостей всего несколько овец и свиней, но уж выбросил от них только копыта – все остальное пошло в дело. Фаршированные овечьи головы венчают поперечный стол, за которым расположились жрецы Великих богов. Снова за исключением Дариссы. На сей раз она устроилась так, чтобы оказаться прямо напротив Керви. И теперь она может бросить на него взгляд украдкой, над блюдом с кусками вырезки, жареными на углях с чесноком и пряными травами. К слову сказать, в молодом человеке, похоже, взыграла гордость (а может, гордость взыграла в Клоте). Так или иначе, но Керви приоделся, приосанился и вспомнил о хороших манерах, так что Дарисса не сможет пожаловаться на то, что старший сын Кервальса оскорбил ее глаза неподобающим видом. В соседи Дариссе достался все тот же Юрос, который старательно поддерживает разговор, едва ли замечая, что его не слышат.

Нет, стол все же нельзя назвать бедным. Над овечками потрудились на славу. Ребрышки закоптили. Позвонки с межпозвоночными мышцами затушили в котле с овощами, пашина пошла на жаркое с подливой. Печен!) – на паштет. А до того дальнего конца стола, где устроились Ксанта, Атли и прочие малые мира сего, добрались блюда из требухи, кровяная и ливерная колбасы. Тоже, между прочим, весьма и весьма аппетитные.

Так же тщательно «обработаны» и свинки, от подкопченных свиных щечек, через жаренные на вертеле окорока, к студню из ножек. Ксанта серьезно беспокоится за свой желудок – в городе ей нечасто удается поесть мясо, и если музыка хозяйки дома не поможет пищеварению, дело может окончиться плохо.

Ксанта, всегда охочая до музыки, начинает прислушиваться и скоро перестает есть – настолько удивляет ее то, что она слышит.

Это вариации на хорошо всем известную мелодию «Сын Луны и дочка Солнца» – один из гимнов весенней церемонии в Храме Дариссы. Ксанта даже начинает пристукивать измазанными в подливке пальцами по столу, поймав знакомый ритм:

Сын Луны и дочка Солнца

Обручались над водою…

Выбор понятный, можно сказать тривиальный. Но вариации! Ксанта закусила губу – она слушает, не в силах оторваться. Обычно этот гимн трактуют как историю зарождения первой, робкой и нежной любви, историю двух юных существ, которые сами напуганы тем, что с ними происходит. Но не на этот раз. Свирель и арфа – два страстных любовника, которые вынуждены встречаться на людях и таить сжигающую их страсть под покровом приличий и внешней холодности. И все же она прорывается в стремительных, пульсирующих пассажах арфы, в виртуозных, отчаянной смелости фигурациях флейты. У Ксанты не возникает сомнений, кто главный в этом дуэте – арфа ведет, флейта следует за ней. И когда кажется, что дальше сдерживать поток желания уже невозможно, что струны сейчас зазвучат человеческим голосом, флейта и арфа на миг замирают, и тут же начинается вторая вариация.

Вкрадчивые, приглушенные аккорды арфы. Флейта звенит ручьем почти на пределе слышимости. Негромко, не торопясь, выговаривает она сдвоенные ноты простейшей колыбельной, какой наверное укачивала своих детей первая женщина на заре мира. Потом флейта «из уст в уста» передает мелодию колыбельной арфе, а сама принимается плести причудливый узор серенады, уже без огня, без страсти, но с таким теплом, такой душевной щедростью, что Ксанта тщетно борется со слезами, выступающими на глазах. И когда арфа отвечает своей товарке новым безграничным потоком любви и света, жрица Тишины сдается. Почему в конце концов бедной замухрышке не поплакать немного за богатым столом? Никто и внимания не обратит.

Третья вариация – безоблачно-веселый танец. Вернее, сразу несколько танцев, мелодии которых сливаются в причудливую вязь. Наступило утро, и любовники весело танцуют на балу, вновь скрывая свою страсть от всего света, и лишь иногда встречаясь взглядами, вспоминают с улыбкой о ночных безумствах и предвкушают новые радости.

Ксанта косится на Дариссу, но та слишком поглощена яблоками в меду, рябиновой пастилой и Керви Ужасным, чтобы что-то заметить. Ну и слава богам! Ксанта поворачивается к Атли:

– Не знаете, кто писал музыку к сегодняшнему празднику? Тот вскидывает брови:

– Никто. Здесь давно уже не по деньгам держать приличных музыкантов – госпожа Ликорис сама придумывает. Она и сестру обучила играть.

– О!

– Она же почти не училась музыке – кажется, год или два, да и то, когда уже ходила в невестах – боялись что никто не польстится на бесприданницу, если она будет без должного воспитания. Потом учитель стал не по средствам ее родителям и его прогнали. Кажется, ему даже не заплатили за последний год – обвинили в какой-то мелкой краже. Конечно, вы должны быть к ней снисходительны – разве женщина, родившаяся и выросшая в провинции, может иметь понятие о настоящем изяществе? Композиция затянута, вариации грубоваты.

– Мне кажется, это очень… чувственно, – не выдерживает Ксанта – она еще слишком полна впечатлениями.

– Хм! – Атли вскидывает брови.

Он не без оснований считает себя экспертом по чувственности, и тут же начинает прикидывать, что может смыслить его невзрачная собеседница в таких материях.

Ксанта украдкой смотрит на хозяина замка. Неужели этот пожилой, не слишком опрятный и довольно угрюмый мужчина способен разбудить в юной женщине такие чувства? Не смутное томление о чем-то большом и чистом, а полнокровную, глубокую, саму себя сознающую страсть? Полна чудес могучая природа!

А над их головами звенят, затихая, последние аккорды гимна.

Сын Луны и дочка Солнца,

Обручались над водою,

Золотые перстенечки

Чуть на дно не обронили!

10

Наконец обед был позади, и гости один за другим начали спускаться вниз, в зал для танцев. Разумеется, не для того, чтобы потанцевать – для этого здесь собралась слишком серьезная и уважающая себя публика. Даже пожелай они попрыгать и покружиться под музыку, съеденное и выпитое вряд ли позволило бы им показать свою прыть. Нет, просто жрецам хотелось перекинуться парой слов относительно завтрашней церемонии как между собой, так и с любезными хозяевами.

Почти все они были внизу, когда на лестнице появилась Дарисса. И тут стало ясно, что жрица Вещей богини выпила, пожалуй, слишком много. Ее изрядно покачивало, щеки раскраснелись, волосы растрепались, глаза горели. В руке она все еще держала недопитую чашу, которую тут же радостно вскинула вверх, приветствуя собравшихся.

Жрецы недоуменно переглядывались. Нельзя сказать, чтобы такое поведение было неподобающим для юной жрицы. Напротив, ранг ее богини, а значит, и ее ранг был настолько высок, что все, что бы она ни делала, тут же становилось подобающим и исполненным мудрости. Просто никто не ожидал, что именно хорошая девочка Дарисса сегодня решит напиться.

Меж тем, хорошая девочка остановилась на верхней ступени лестницы, царственным жестом отбросила назад струящиеся по плечам волосы и торжественно обратилась к собравшимся:

– Мои любезные братья! Я хочу выпить еще! Я хочу выпить за своего славного мужа!

По залу прошел ропот, жрецам было прекрасно известно, что Дарисса пока не замужем, и им понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она имеет в виду супруга своей богини.

– Да, за моего славного, бедного, храброго мужа! – продолжала Дарисса. – Который единственный среди нас не только видит правду, но и не боится о ней открыто говорить. Айд, милый, открой этим людям глаза, чтобы они увидели, в каком страшном заблуждении пребывают!

Она вновь взмахнула чашей, так что большая часть вина выплеснулась на стену и висевшие на ней портреты. У жрецов не бьшо в руках чаш, и они лишь торжественно подняли ладони вверх в знак того, что присоединяются к ее тосту. Дарисса сделала еще шаг вперед, споткнулась и скатилась бы кубарем с лестницы, если бы Керви с быстротой молнии не бросился вперед и не подхватил бы ее в самую последнюю секунду. Это был довольно смелый, даже безрассудный поступок, так как тем самым он выказал явное недоверие богине, владевшей сейчас телом своей жрицы. Она вполне могла бы поднять Дариссу на пару локтей над лестницей и невредимой опустить на пол. Но из-за Керви чудо не состоялось. А богини, как известно, не очень любят, когда им выказывают недоверие, а тем более хватают за руки. Словом, Керви, как всегда, поступил неумно и неловко. Но сейчас на эту неловкость никто не обратил внимания, так как в зале происходило нечто гораздо более интересное.

Часть вина из кубка Дариссы выплеснулась на портрет Неудержимого. Вино, по всей видимости, действительно было волшебным, или точнее сказать, божественным, потому что краска на том месте, куда оно попало, начала немедленно разбухать, вспучиваться и течь вниз. И тогда взорам всего жречества Кларетты открылась белая прядь в волосах знаменитого предка.

В зале для танцев стало совсем тихо. И эта тишина очень нравилась Ксанте.

11

– Ой, а у меня ведь самом деле все получилось! – бормотала Да-рисса, пока Ксанта бережно вела ее вверх по лестнице вслед за слугой с подсвечником, который маячил впереди, указывая двум жрицам путь. – Здорово получилось, а я так боялась! Я никогда не думала, что это так здорово: когда ты одержимая! Будто и правда кто-то держит. В сильных руках, понимаешь?

– Да где уж мне понять, не всем же так везет! – ворковала Ксанта, в очередной раз спасая юную одержимую от столкновения со стеной.

– Я ведь немного совсем выпила, для храбрости только, чтоб коленки не дрожали, – оправдывалась Дарисса. – А потом вдруг стала такая храбрая, такая храбрая!

– Да, наверное, это приятно, – согласилась Ксанта и окликнула слугу: – Эй, любезный, а куда это ты нас ведешь?

Тот, не оборачиваясь, бросил через плечо:

– Господин Кервальс хочет говорить с вами обеими. Немедленно.

– Ничего себе! – воскликнула Ксанта.

Она, конечно, догадывалась, что их хулиганская выходка не останется безнаказанной, но не думала, что Кервальс среагирует так быстро.

С этого она и начала, едва войдя в комнату, – ей не терпелось поделиться своим восхищением.

– Я поражена Тем, как быстро вы обо всем догадались.

– Недостаточно быстро, – сказал Кервальс.

Он сидел в высоком резном кресле прямо у окна, заложенного кирпичом. Впрочем, в комнате все равно было достаточно светло – полыхал на совесть растопленный камин, в канделябрах горело не меньше двух дюжин свечей. Вся обстановка в комнате была богатой, хотя и менее изысканной, чем в покоях Ликорис: на полу лежал темно-малиновый ковер, на стенах гобелены со сценами охоты. Рядом с креслом Кервальса стоял маленький столик, на котором красовались медный кувшин и единственный кубок – деревянный, украшенный несколькими крупными рубинами. Сбоку за ширмой угадывалась широкая кровать, покрытая пурпурным покрывалом.

Однако несмотря на роскошь здесь было совсем неуютно. Слишком много ярких пятен, слишком жарко натоплено. Воздух был душным с резким запахом давно не стиранного белья и плесени. При каждом шаге Ксанты над ковром поднималось легкое облачко пыли.

«Комната, в которую давно не заходила женщина», – подумала жрица.

На Дариссу покои Кервальса тоже произвели не лучшее впечатление. Она остановилась на пороге, побледнела и ухватилась за косяк.

– Что-то мне совсем уже нехорошо, – пробормотала она. – Я, пожалуй, вон там, за ширмой, прилягу. А ты, голубчик, – повернулась она к слуге, – принеси мне, пожалуй, тазик. И умыться подай, что ли…

Ксанта помогла подруге добраться до кровати, потом вернулась под грозные очи Кервальса.

Сам хозяин тоже выглядел нездоровым – лицо его покраснело, лоснилось от пота, под глазами набрякли мешки. Он то и дело вытирал лоб платком, вздыхал и похрюкивал, как его предок – кабан, и подливал себе вина из кувшина. Когда он открывал рот, Ксанта чувствовала отчетливый запах перегара. Однако глаза под кустистыми бровями остались ясными, а взгляд пристальным и таким напряженным, что у Ксанты от него звенело в ушах.

– Кто вам платил? – напрямик спросил он жрицу. – Кто вас надоумил? Кто-то из великих жрецов? Зачем?

– Ив самом деле, зачем? – удивилась Ксанта. – Никто нам не платил. Мы сами.

– Не надо мне врать, любезная госпожа, – посоветовал Кер-вальс. – Пока мы… э-э… вдвоем, хочу вам сообщить, что из-за своего необдуманного поведения вы уже утратили право на дар, который я намеревался поднести вам в конце завтрашней церемонии. Если вы и дальше будете упорствовать, уедете отсюда вовсе без денег.

Тут из-за ширмы появилась порозовевшая и посвежевшая Дарисса.

– Кажется, тут кто-то кому-то грозит? – поинтересовалась она у Кервальса. – По-моему, это просто глупо. Мы восстановили справедливость, которую вы нарушили. Так что лучше распорядитесь, чтобы нам принесли кресла.

Кервальс скрипнул зубами, но отдал распоряжения. Кресла были принесены, жрицы расселись, и Дарисса, томно глядя на Кервальса, продолжала:

– А теперь объясните вы нам, почему возводите напраслину на своего сына.

Однако Кервальс одарил ее таким взглядом, что бедная жрица икнула от испуга.

– Он нарушил мою волю, – спокойно сказал Кервальс. – Причем, это не простое своеволие. Он с детства знал, что мои дети не должны якшаться с отродьями из Майаванки, но решил преступить мой запрет. Значит, он не мой сын. Так что подумайте еще раз, мои прекрасные госпожи, на той ли вы стороне.

– А при чем тут мы? – пробурчала Ксанта. – Вы же забыли старый добрый обычай посылать детей на воспитание в другие семьи. Вот они и растут, ничего не видя кроме родного дома, и ищут себе женщин, отойдя на пару шагов от ворот.

– Не суди о том, чего не знаешь, женщина! – взъярился Кервальс.

Впрочем, он даже не попытался встать с кресла и покарать дерзкую. Просто нагнулся вперед, и лицо его приобрело совсем уж багровый оттенок.

– Та тварь, с которой все началось, – теперь он и впрямь задыхался От гнева. – Та, что хотела окрутить Керволана. Когда она поняла, что ничего не получит, она прокляла нас. Весь наш род. Керви знал это и все же попытался задрать юбку ее внучке. Значит, он не Из нашего рода. Он выродок и никогда не будет резать хлеб в этом замке. Слышишь, ты?

«Он тоже слишком много выпил сегодня, – поняла Ксанта. – Слишком много выпил, но так и не смог опьянеть. Он хотел, но не смог. Его что-то гложет, и даже вино не может унять эту боль».

И все же она попыталась объяснить. Может быть, даже не Керваль-су – Дариссе.

– Господин Кервальс, вы можете представить себе камень?

– Что?

– Хватит спорить о наследстве. Позвольте, я расскажу вам одну историю. О камне.

Подошла к столику, взяла в руку для наглядности деревянный кубок Кервальса, украшенный рубинами.

– Ну вот представьте себе, что это камень. Протянула руку над полом, удерживая кубок на ладони.

– Что с ним случится, если его не поддерживать?

И разжала пальцы. Кубок, как и следовало ожидать, стукнулся об пол. Дарисса вздрогнула.

– Ну, и к чему ты это? – нарочито спокойным голосом поинтересовался Кервальс.

– Кто-то когда-то сказал, что человеческая жизнь подобна полету камня. А теперь смотрите сюда!

Подхватила кубок с пола и с размаху запустила его в окно. Он стукнулся о каменную кладку, закрывающую оконный проем, отскочил назад и раскололся пополам. Дарисса ахнула и в испуге закрыла лицо ладонями.

Ксанта еще успела подумать: «Здорово получилось! Наглядно! Убедительно!», – а Кервальс уже вскочил со своего кресла, широкими шагами подошел к ней, навис так, что она вдруг почувствовала себя маленькой, глупой и хрупкой.

– Что ты знаешь о жизни, женщина?! – рявкнул он. – Берегись, чтобы не узнать то, что знаю я! Жизнь – дорога с острыми камнями, по которой идешь босиком. Жизнь – горькое лекарство, которое не приносит облегчения. Так сказал мне Керволан в день, когда я стал Тем, кто режет Хлеб, а теперь я повторяю это тебе.

Ксанта не знала, что ответить. Она даже не была уверена, что сейчас он говорил с ней.

12

Кервальс отнюдь не собирался ограничиться одним-единственным выговором. Он привык подходить к делу серьезно и основательно. Поэтому после того, как он со всевозможными извинениями отпустил Да-риссу, Ксанту по очереди увещевали все собравшиеся в замке жрецы. Вряд ли это доставило им много радости после сытного обеда, всем хотелось спать, но все тем не менее честно отрабатывали полученные в подарок деньги. Даже Атли внезапно разразился целой речью в защиту семьи, брака и супружеского согласия, которые, по его мнению, Ксанта намеревалась разрушить.

– Мне больно видеть, как вы, госпожа, пытаетесь посеять рознь меж двумя столь любящими супругами, – проникновенно говорил он. – Тем более больно, что я сам вот этими вот руками благословил этот брак. Сама госпожа Ликорис просила меня об этом. Решения, принятые ею и господином Кервальсом, были приняты совместно, и не нам с вами сомневаться в их правильности.

Ксанта больше никому не возражала, прекрасно понимая, что в любом случае белая прядь на портрете останется белой прядью и ее видели все. Даже если жрецы и поклянутся хранить в тайне все, происшедшее в зале для танцев (в чем она сильно сомневалась), в доме вполне достаточно прислуги, чтобы эта история разошлась по всему Мешку, и Керви был признан общественным мнением законным сыном Кервальса и Граннор. Богатства это ему не прибавит, но доброе имя – уже неплохой капитал для молодого человека.

Когда Ксанта наконец далеко за полночь вернулась в свою комнату, то обнаружила на столе целое блюдо с разными яствами: пирожками, печеньем, засахаренными орехами – и два высоких бокала с ликерами, искусно уложенными кольцами: на дне темно-синее кольцо черничного ликера, далее – светло-зеленое мятного, желтое – грушевого, оранжевое – персикового, и наконец – темно-красное малинового. Дарисса мирно спала, а потому не было никакой возможности узнать, откуда вся эта роскошь. Есть Ксанте не хотелось, но она с удовольствием выцедила свой бокал, залезла в постель, а потом не удержалась и ухватила с подноса пирожок, просто для того, чтобы проверить, не с рыбой ли он. Ей пришла в голову безумная мысль, что это Гесихия, ее богиня, решила наконец позаботится о своей жрице и отблагодарить за отлично проделанную работу. Пирожок оказался с печенкой и грибами, и Ксанта некоторое время размышляла, можно ли считать это знаком, а если да, то каким. С этой мыслью она и уснула.

Вскоре загадка разрешилась, так как еще до рассвета в комнату торжественно вплыла Клотта с кувшином в одной руке и с накрытым салфеткой блюдом в другой.

– Вы поспите еще, красавицы мои, поспите немного, – приговаривала она. – Я вам тут оладушек немного испекла с медом и вина согрела, думаю, как проснетесь, так горяченького поедите. На улице-то холод, как бы, думаю, вы не замерзли. Вы спите пока, спите, потом злыдень этот пошлет всех будить, да на праздник свой гнать. А во дворе-то холод собачий. Как раз перед этим горяченького поесть хорошо. Мед-то у нас цветочный. Да вы спите пока, я скоренько.

Заметив, что Ксанта продрала наконец глаза и села на постели, Кло-та поставила на стол и кувшин, и блюдо, поклонилась жрицам в пояс и сказала, прижимая руки к груди:

– Уж какое вам спасибо большое! Наконец хоть какая-то управа нашлась на эту задерихвостку и ее недоноска. Вот не хочу ничего дурного сказать. А Лах этот – наглый парень с самого рождения был. Родился-то он семимесячный, а уже большой да голосистый, как будто сразу знал, кто тут хозяином будет. Никогда не видела, чтобы семимесячные такими большими рождались. А вы кушайте, кушайте, скоро уж этот их праздник проклятый начнется.

– Что еще за праздник? – простонала Дарисса, высовывая голову из-под одеяла.

– Ой, и вы проснулись! – изумилась Клота. – Так я вам спасибо пришла сказать, за то что вы вчера для моего бедного мальчика сделали. А праздник-то? Ну этот дурак старый, Кервальс, его светлость, распорядился-таки свою церемонию с утра проводить. Видать, опять ему эта муха неугомонная всю ночь в уши жужжала. Ну ничего, так даже и лучше может, теперь, когда все правду скажут, каждый поймет, что болван старый совсем из ума выжил, а эта лиса льстивая с ее недоноском его все на дурное науськивают. Ничего, найдем на них управу. Уж такое вам, красавицы мои, спасибо, что и не знаю, как сказать.