Текст книги "Франция в поисках внешнеполитических ориентиров в постбиполярном мире"

Автор книги: Елена Обичкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

«минимального ядерного сдерживания»79. Автор вынужден признать, вслед

за военными аналитиками, в частности, за П.-И. де Сен-Жерменом80, что во

Франции не появилось после 1989 г. ясной и связной стратегической

доктрины. Аналитики предпочитают общие рассуждения в условиях, когда

Франция не располагает обычным оружием точного наведения, подобным

77 Курсив мой – Е.О.

78 Ibidem. P. 357.

79 Ibidem, p. 366.

80 Saint-Germain P.-I. Demain, l’ombre portйe de l’arme nuclйaire P.-I.Saint-Germain / L’arme nuclйaire franзaise en question. – Palaiseau, Cahiers du CREST. – 1996. P. 13.

52

тому, которое создаёт громадное превосходство США – первой державы

мира.

Выводы французских политологов конца ХХ века свидетельствуют об их

скептическом отношении к потенциальным возможностям Франции

восстановить внешнеполитическое могущество в изменившихся условиях, главным из которых является непререкаемая мощь США. Центральная идея

теоретиков времён биполярности, для которых идентичность Франции

составляет стремление к мировому влиянию, определяемому не столько

материальным потенциалом, сколько активностью и моральным весом, у

аналитиков конца ХХ века уступает место озабоченности

неконкурентоспособностью Франции на мировой арене в виду

непререкаемости американского могущества.

Что в этой ситуации остаётся Франции? Размышления политологов на эту

тему концентрируются вокруг уже упомянутой проблемы размывания

суверенитета и роли государств-наций в мировой политике.

3.Могущество в условиях глобализации: от национального могущества к

многосторонней дипломатии

Идея величия, а именно из неё исходила Франция со времён Людовика

Х1У, определяя своё место в мире, развивалась в логике парадигмы, ключевым понятием которой было государство-нация. Для нового поколения

французских аналитиков и политиков эта парадигма уже не является

безусловной и единственной. По их мнению, многосторонняя дипломатия в

условиях глобализации должна сменить межгосударственное соперничество, в котором главным был эгоистический государственный интерес. В новых

условиях иначе понимается и внешнеполитическое могущество. Эта

характеристика, адекватная определению места страны в мировом

сообществе, трансформировалась вместе с международным контекстом.

Б.Бади в соавторстве с М.-К.Смутс в работе с характерным названием, 53

которое можно перевести как П«еревёрнутый мир»81, дали

скорректированное новыми реалиями определение могущества. «В

настоящее время могущество определяется, как способность контролировать

правила игры в одной или нескольких ключевых областях всемирного

соревнования». Могущество сохраняет, таким образом, своё глобальное

измерение, являясь атрибутом, позволяющим его обладателю играть

мировую роль. Паскаль Бонифас, размышляя о международном ранге

Франции в 90-х годах82, добавляет к этому определению качество, выделенное американцем Джозефом Наем как “soft power”(«мягкое

могущество»), отличное от “hard power”, которое характеризуюет силовое

превосходство. Первое позволяет стране «строить ситуацию таким образом, чтобы другие страны делали выбор или определяли бы свои интересы в

соответствии с её собственным интересом /…/. Универсальный характер

культуры этой страны и её способность установить систему благоприятных

для неё правил и институтов, представляют собой важные источники

могущества»83.

П.Бонифас, вслед за Дж.Наем, добавляет к критериям могущества

значение того впечатления, которое создаётся от данной страны в мире. Этот

образ является производным от самых различных факторов: «это

могущество, конечно, если оно кажется законным, испытывающим уважение

к другим и хотя бы отчасти имеющим целью общий интерес, но также и

культурная креативность, место в индустрии развлечений, качества, приписываемые её народу или уровень игры её футбольной команды, и

т.д.»84. В отличие от подавляющего большинства анализируемых в этой главе

научных трудов, издаваемых для студентов и специалистов, брошюра

81 Badie B., Smouts M.– Cl. Le retournement du monde / B.Badie, M.-Cl.Smouts. – P. : Presses de Sciences Po et Dalloz. – 2-иme йd., 1995.

82 Boniface P. La France, est-elle encore une grande puissance ?/ P.Boniface. – P. : Presses de Sciences Po, 1998.

83 Nye J. Bound to Lead / J.Nye. – N.-Y. : Basic Books, 1990, p.173, 30. Цит. по: Boniface P. La France, est-elle encore une grande puissance ? P. 38-39.

84 Boniface P., op. cit. P. 39. В 1998 г., когда в свет вышла книга П.Бонифаса, Франция стала чемпионом мира

по футболу.

54

директора Института стратегических исследований (IRIS)85 П.Бонифаса

адресована массовому читателю и призвана предложить общественному

мнению ответ на волнующий его вопрос о роли Франции в современном

мире. Она вышла в коллекции «Библиотека гражданина» и подчинена

очевидному социальному заказу: внушить французам веру в то, что

правительство (а в период подготовки и публикации книги это было

социалистическое правительство, к которому был близок П.Бонифас) сможет

обеспечить их стране достойное положение на международной арене.

Главнейшим из принципиально новых факторов, утверждающих

внешнеполитическое могущество, по мнению П.Бонифаса, является

взаимозависимость86. «Можно предположить, что именно

взаимозависимость создаёт сегодня могущество. Это делает

малопригодными его классические определения (влиять на решения другого, сохранять контроль над собственными решениями) /…/ Революция в

определении критериев могущества (знание вместо силы, «мягкое

могущество» вместо «силового могущества») и их изменение (спутник

космического наблюдения вместо танка, телевидение вместо книги как

источник информации) являются лишь производными от такого роста

взаимозависимости и конца двусторонних отношений типа Франция -

Германия или США – СССР. Двусторонняя игра закончена»87. Глобализация

и её дипломатическое отражение – многосторонность неизбежно приведут к

стиранию образа национального могущества. Восприятие Франции, как

страны, которая не могла бы больше оставаться великой державой, порождено не столько резким снижением её внешнеполитического

потенциала, сколько психологическим процессом, сопутствующим победе

многосторонней дипломатии. «Французская внешняя политика, так же как

внешняя политика других стран, стала всё менее национальной, и наше место

85 IRIS – Institut des Relations Internationales et Stratйgiques .

86 Курсив мой – Е.О.

87 Boniface P., op. cit. P. 40.

55

в международной табели о рангах определить всё труднее», поскольку по

сравнению с временами, когда могущество имело национальное измерение, система координат изменилась. «Сегодня мы живём в системе всё более

многосторонних международных отношений», – заключает автор. Он

добавляет к новым составляющим могущества, помимо экономики и

культурной или информационной экспансии, «способность влиять на

базовый фон многосторонней дипломатии и постоянно приспосабливаться к

новой геометрии мира». Сегодня всё ещё надо уметь создавать коалиции, но

они должны быть, в отличие от прошлых союзов и блоков, более

подвижными и многослойными: надо создавать группы влиятельных

государств вокруг определённых проектов и предложений. «Когда-то

Франция имела в мире аудиторию, восприимчивую к её международным

призывам, сейчас она должна уметь убеждать, выдвигать наилучшие

программы и играть объединительную роль». Особенность

многосторонности в том, что она делает могущество незаметным, поскольку

надо вести переговоры всё время и со всеми, и здесь силовое давление не

является решающим: успех требует компромиссов, взаимных уступок и

разного рода увязок, в чём и состоит уравнительная роль многосторонности

88. Многосторонность, в том числе в опоре на ЕС, по мнению П.Бонифаса, является одним из главных преимуществ Франции в новой дипломатической

игре: она позволяет «использовать могущество других для усиления

собственного могущества. Это не отказ от могущества, стирание

национального интереса в пользу общих интересов, но, в сущности, борьба за

национальные интересы другими способами, скрытая стратегия

достижения могущества89». Сохранение французского международного

могущества в опоре на многостороннюю дипломатию и на интеграцию –главное стратегическое направление современной внешнеполитической

88 Ibidem. P. 43.

89 Ibidem. Р. 50. Курсив мой – Е.О.

56

мысли во Франции. Основное внимание в этом смысле привлечено к

европейскому направлению интеграционных устремлений страны.

В 2002 г. под руководством президента Французской академии

моральных и политических наук Т. де Монтбриаля появился коллективный

труд с несколько футуристическим названием «Франция нового века»90.

Подводя итоги состоянию Франции в начале ХХ1 века, Т. де Монтбриаль

задаётся вопросом: «Какое будущее ждёт Францию?». Он считает, что

«будущее Франции – это Европа». Государство-нация – это всего лишь

стадия, сравнительно недолгая и преходящая, в развитии человеческих

сообществ. В пору расцвета этой идеи (в Х1Х веке) считалось, что далеко не

все политические образования, не будучи самодостаточными, смогут стать

полноправными и жизнеспособными государствами-нациями. После первой

мировой войны, а потом в результате деколонизации и особенно в 90-е годы, благодаря распаду авторитарных государств Восточной Европы и СССР, появилось множество мини-государств, неспособных выжить (свидетельство

тому – пренебрежительный характер слова «балканизация»). Международное

сообщество содействовало этому процессу, отдавая себе отчёт в том, что

нежизнеспособность этих государств потребует от него различного рода

вмешательства91. В значительной степени это обстоятельство придаёт новый

импульс идее интеграции, не порывая с либеральной теорией общественного

прогресса, питавшей в своё время становление государств-наций. Ведь идея

государства-нации, так же как идея глобализации, то есть объединения мира

ещё в пору расцвета либерализма 1830-х – 1880-х годов, исходила из

убеждения, что развитие наций является этапом на пути великого

объединения всего человечества. Это объединение станет моделью иного

масштаба, но схожей с национальным государством: ведь при своём

становлении государства-нации пережили тот же период униформизации и

90 La France du nouveau siиcle / Sous la directon de T. De Montbrial. – P.: PUF, 2002.

91 Ibidem. Р.503-504.

57

борьбы с провинциальным сепаратизмом и местными наречиями, в них было

то же стремление к установлению экономического и культурного единства, к

преодолению языковой разобщённости. Хотя во французской истории

якобинская модель государства-нации и глобалистский либеральный идеал

относятся к разным парадигмам, Т.де Монтбриаль считает, что

парадоксальным образом они тяготеют к всё той же униформизации, но в

разных масштабах: одна на национальном уровне, другой – на глобальном.

На первый взгляд, рассуждения Т. де Монбриаля далеки от французской

проблематики величия. На деле, за ними стоит ряд болевых проблем

внутрифранцузского спора о сохранении национальной идентичности в

условиях европейской интеграции и глобализации, о роли страны в новом

международном контексте, об издержках поддержания мирового ранга

Франции. Т.де Монтбриаль соотносит две соперничающие идеи французской

политики – европеизм и национализм. Для него они по-разному выражают

одну геополитическую дилемму, какую общность можно считать

естественной и жизнеспособной на мировой арене? В своё время

знаменитый французский философ-позитивист Э.Ренан задавался этим

вопросом относительно нации. Т. де Монтбриаль размышляет о законности

замены в этих рассуждениях понятия «нация» понятием «Европа»92. Для него

это «Европа свободная, скреплённая согласием своих составляющих/…/, уважающая своеобразие, которое станет источником братства, основанного

не на якобинском проекте униформизации, но на ценности отличий»93. Он

осуждает «сублимацию» «якобинского» духа нации и считает, что

«необходимо поставить национальную идею на её истинное место»94. Автор

приводит слова великого француза и европейца В.Гюго: « Франция

восхитительна тем, что она должна умереть, но умереть, преобразившись, подобно богам. Франция станет Европой».

92 Ibidem. Р. 505.

93 Ibidem. Р. 500.

94 Ibidem. Р. 506.

58

Т.де Монтбриаль отдаёт себе отчёт в дерзости своего пророчества. В

своё время для Ренана просвещённая элита (знать и духовенство) являлась

носительницей идеи нации в противовес архаичному местному сепаратизму.

Подобно ему, Т. де Монтбриаль считает, (признавая, правда, несоответствие

подобных речей правилам политкорректности), что «европейское сознание

пребывает в просвещённой части Европы, которая поведёт за собой

остальную её часть». «Через франко-германское примирение и борьбу с

преступлениями коммунизма, Европейский союз стал великой лабораторией

по выработке нового типа политического единства, приспособленного к

новым временам»95, – заключает автор.

Если оставить в стороне футуристический пафос Т.де Монтбриаля и

обратиться к анализу сдвигов в современных международных отношениях во

французской политологии, то интернационализация или регионализация

внешней политики Франции в рамках Европейского союза представляется

сегодня данностью, и рассуждения об этом новом её качестве занимают всё

более важное место. В 2002 г. группа французских внешнеполитических

аналитиков выпустила коллективный труд «Внешняя политика: новые

подходы96». Руководителем авторского коллектива Ф.Шарийоном написана

заключительная глава книги. Она посвящена «регионализации» внешней

политики, под которой автор понимает придание ей европейского масштаба в

рамках предусмотренной Маастрихтским договором совместной

европейской внешней политики. Автор исходит из необходимости адаптации

внешней политики к коренным изменениям условий международной

деятельности, прежде всего, к глобализации и к концу блокового

противостояния. Один из главных путей такой адаптации Ф.Шарийон видит

в регионализации, то есть в расширении национальных рамок

внешнеполитической деятельности до масштабов всего европейского (в

95 Ibidem. Р. 500.

96 Politique йtrangиre : nouveaux regards / Sous la direction de Fr . Charillon. – P.: Presses de Sciences Po, 2002.

59

случае Франции) или какого-либо другого сообщества, более того, он

считает, что такая регионализация неизбежна вследствие эволюции

современной внешней политики. Речь идёт о тенденции, «проявления и

последствия которой будут ещё уточняться, но уже сейчас ясно, что рамки

региональной взаимозависимости налагают всё больше обязывающих

условий на проведение национальной внешней политики, даже порой

определяют её»97. Пока ещё один только ЕС возвёл регионализацию

внешней политики в ранг «приоритетной и ясной политической цели98», и

последствия регионализации в контексте европейской интеграции напрямую

касаются международных позиций Франции. Критериями регионализации

внешней политики являются: многосторонний характер дипломатической

деятельности, выработка несколькими государствами общего видения мира, совместимость их национальных интересов, чтобы «интерес владычества»

(intйrệt de possession) был заменён «интересом сообщества» (intйrệt de millieu)(Курсив мой – Е.О.). Признание, что регионализация внешней

политики отдаёт приоритет интересам избранного круга государств (в

данном случае стран ЕС) перед интересами национального могущества, представляется поворотным моментом в анализе во Франции перспектив её

международного влияния.

Сразу же встаёт вопрос, касающийся национальной дипломатической

стратегии: если регионализация внешней политики в отношении Франции и

ЕС вообще становится безусловной и неотвратимой тенденцией, то

выигрывает от этого роль Франции или проигрывает? Ф.Шарийон не

связывает регионализацию внешней политики с потерей суверенитета, считая

ее, прежде всего, орудием индивидуальных стратегий государств-членов, т.е.

национальных дипломатий. Регионализация предоставляет им ряд важных

дополнительных преимуществ именно с точки зрения реализма, т.е. поисков

97 Charillon Fr. Vers la rйgionalisation de la politique йtrangиre. Chap. 14 // Ibidem. Р. 418, 394.

98 Курсив автора.

60

факторов внешнеполитического могущества. Во-первых, она является

мультипликатором влияния (как для крупных, так, и даже особенно, для

малых стран). И при неизменности внешнеполитического курса совместные

действия предоставляют сильный дополнительный рычаг, поскольку вывеска

Сообщества придаст ему больше веса, наглядности, доверия и финансовых

возможностей. Во-вторых, регионализация внешней политики смягчает

неудобную ситуацию, когда, растворившись среди своих соседей, страна

имеет возможность поддержать принципиальную позицию, которую она

поостереглась бы выдвинуть в одиночку, опасаясь осложнений с третьими

странами или регионами. Так Франция, не желая раздражать своих арабских

друзей, избегала исключительно от своего имени критиковать политику

Яссера Арафата. Наконец, крупные государства могут

«институционализировать своё ведущее положение, поскольку

регионализация внешней политики и, в более широком смысле, договоры о

региональной интеграции закрепляют де-юре их фактическое

дипломатическое преобладание. Так Европейский союз является порукой

франко-германского лидерства»99.

С точки зрения перспектив коллективной стратегии, регионализация

внешней политики также несёт в себе важные функции. Прежде всего, это

примирение, ослабление напряжённости – обеспечение прочного мира внутри

региона, между соседями, прежде враждовавшими, теперь объединёнными в

Сообщество, подобно Франции и Германии. Для реализации конечной задачи

внешней политики Сообщества будет необходим новый, более высокий

уровень интеграции. Эта задача – «совместное утверждение нового

дипломатического субъекта на мировой арене»100, чтобы усилить

99 Курсив автора: ibidem. Р. 404.

100 Курсив автора. Ibidem. Р. 406.

61

присутствие в мире нового игрока с глобальными амбициями, в условиях, когда эти амбиции недоступны больше национальным дипломатиям101.

Таким образом, перенос внешнеполитических амбиций Франции с

национального на европейский уровень, казалось бы, создаёт новые

международные факторы умножения её могущества в отсутствие или при

снижении её собственных возможностей. В то же время, Ф.Шарийон

указывает, что регионализация внешней политики изменяет характер самой

дипломатической деятельности. Во-первых, происходят сдвиги на

вербальном уровне: национальная риторика заменяется европейской, более

осторожной, без прямоты и апелляции к идеалам, свойственным

национальным дипломатиям. Межрегиональные проблемы превалируют в

этом дискурсе над вопросами двусторонних отношений. Франция дорожила

своей «арабской политикой». В ЕС говорят о «евро-средиземноморском

партнёрстве». Во-вторых, происходит регионализация процесса принятия

решений, в котором появляется собственная иерархия. Большее значение

приобретают те, в чьи обязанности входит синтез, сближение позиций, челночные переговоры, а в этой сфере французская дипломатия накопила

значительный опыт. В-третьих, происходит регионализация средств

благодаря соединению бюджетов, хотя новые проблемы вырастают из-за

споров о том, как их тратить. Последнее обстоятельство заставляет автора

задуматься над ещё одним важным следствием регионализации. Благодаря

регионализации, внешняя политика «всё более сосредоточена на

экономике»102. Эта тенденция объясняется тем, что для ЕС, где

предпочтение отдаётся решениям, основанным на консенсусе, гораздо легче

соединить финансовые возможности, чем договориться о силовых действиях.

«На Балканах и на Среднем Востоке Европа финансирует, но не управляет. В

этом природа внешней политики, которая в наши дни меняется, чтобы стать

101 Там же. Курсив мой – Е.О.

102 Ibidem. Р. 414.

62

всё более политикой мониторинга… и всё менее производной от

соотношения сил… Ей легче использовать «пряник», чем «кнут», поскольку

помогать легче, чем налагать санкции». Вследствие этого внешняя политика

на пути регионализации становится в большей степени упреждающей («про-

активной»), чем «реактивной». Задумать и подписать Пакт стабильности в

Европе или соглашение о евро-средиземноморском партнёрстве легче, чем

разрешить балканский или алжирский кризисы. «В то время как реактивная

политика предписывает обладание силами воздействия и согласие

относительно их использования, про-активная политика, которая

предпочитает, например, превентивную дипломатию, относится к разряду

интеллектуальных построений». Указывая на преимущества и недостатки

процесса регионализации или европеизации внешней политики, Ф.Шарийон

не считает регионализацию простой заменой национальной дипломатии. Он

говорит здесь о наложении двух уровней деятельности, двух типов процедур

принятия решений, сосуществующих и соотносящихся в изменяющейся

реальности. Каждая имеет свою нишу и особенные функции. Автор считает, что пока нельзя дать чёткого ответа на ряд важных вопросов, стоящих перед

французскими политиками в связи с прогрессом европейской интеграции.

Главный из них: усиливается или ослабляется государство вследствие

регионализации внешней политики? Каковы рамки внешнеполитического

маневрирования государства в условиях регионализации? Может ли оно в

защите своих конкретных интересов противиться общему движению, если

считает, что его собственные позиции под угрозой?103

Углубление европейской интеграции, т.е. процесс регионализации

внешней политики является не единственным фактором, размывающим

внешнеполитическую монополию государств-наций. Ещё в 70-х годах ХХ

века М.Мерль104 – основатель социологии международных отношений во

103 Ibidem. Р. 415.

104 Merle M. Sociologie des relations internationales / M.Merle. – P., 1974.

63

Франции, указал на появление на международной арене новых, транснациональных или интернациональных игроков: транснациональные

корпорации (ТНК), международные неправительственные организации

(МНПО), международное общественное мнение, выразителем которого

являются гражданские движения и неформальные организации. Развитие

этой тенденции дало основания М.-К.Смутс р(уководителю

вышеупомянутого коллективного труда по теории новых международных

отношений)105 в конце 90-х годов утверждать, что «меньше чем за век

картина международного сообщества прошла путь от модели «сообщества

государств» (все они были нацелены на соперничество и преследовали

эгоистические цели могущества и национального интереса) к «мировому

гражданскому сообществу», неоднородному, многоцентричному, в поисках

общего регулируемого пространства»106. М.-Кл. Смутс интересует не столько

размывание суверенитета государства, сколько возможность установления

новой системы управления этим международным сообществом.

Предпосылки такого управления появились, по её мнению, в конце Х1Х века, когда параллельно волюнтаристскому реализму, инспирированному

национальным интересом и соображениями могущества, начинает

развиваться вильсоновский идеализм. После второй мировой войны он будет

освящён в системе ООН и распространении специальных агентств и

программ ad hoc, покрывающих различные аспекты человеческой

деятельности. Цель такого «права сотрудничества» – коллективные усилия

для реализации общечеловеческих целей: запрет на применение силы в

международных делах, освобождение колониальных народов, право на

развитие, защита культурного и экологического наследия, защита прав

грядущих поколений пр(ограммы ус«тойчивого развития»),

«демократическое вмешательство» с целью защиты прав человека. В этой

105 Les nouvelles relations internationales…, chapitre 5 : Smouts M.-Cl. La coopйration internationale : de la coexistance а la gouvernance mondiale.

106 Ibidem. P. 135.

64

перспективе международное право больше не служит лишь

межгосударственному порядку, а является скелетом международного

социального порядка на службе человечества. Громадная потребность в

правовом обосновании международных действий проявляется в

интенсификации межправительственных международных конференций, саммитов, комитетов и т.д., решения которых, правда, – добавляет автор, -

носят всё более обтекаемый характер. Здесь важно вспомнить о выводе

Б.Бади, что международные организации, обладающие компетенцией

принятия решений на региональном и мировом уровнях, являются полем

деятельности всё тех же государств-наций. В то же время, на недостаток воли

и решительности в резолюциях и действиях международных организаций, предпочитающих мониторинг силовым решениям, как мы помним, указывает

и Ф.Шарийон, рассуждающий о плюсах и минусах регионализации

дипломатии. Совмещение этих рассуждений позволяет полагать, что

значение поднятых вопросов выходит за рамки чистой науки. Для

французской политологии, в которой столь большое значение всегда

придавалось волевому фактору в реализации внешнеполитического

могущества страны, ослабление веса на международной арене может

объясняться объективными тенденциями снижения роли отдельных

государств в мировой игре. Но, если практически любое государство

становится всё более ограниченным в своих действиях, то лучшим выбором

может стать умножение могущества через интеграцию, хотя коллективным

внешнеполитическим акциям, при отсутствии прямой угрозы безопасности

стран европейского сообщества, имманентно присущ недостаток

решительности, и это проблема, над решением которой должны трудиться

политики. Последнее соображение – своего рода мост между теорией и

реальной дипломатией. Направление рассуждений, предложенных в

теоретических трудах, изданных в последнее десятилетие под эгидой

Института политических исследований – альма матер французской

65

политической и дипломатической элиты – задаёт тон идейному

формированию её нового поколения, и политический заказ здесь очевиден.

Задачей современной французской внешнеполитической теории является не

рефлексия, а обоснование перспективных направлений внешнеполитической

деятельности Франции по строительству новой системы международных

отношений, в которой Франция могла бы занять достойное место. Эти

перспективы видятся в использовании преимуществ многосторонней

дипломатии и регионализации внешней политики, главным из которых для

страны является её участие в ЕС.

66

ГЛАВА 2: ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОЗИЦИИ ФРАНЦИИ В

КОНЦЕ 80-Х – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 90-Х ГОДОВ: ПРОБЛЕМА

РАВНОВЕСИЯ В ЕВРОПЕ

1.«Держать марку»: сохранение стабильности или

геополитическая близорукость?

Начало второго президентского срока Франсуа Миттерана (1988-1995

гг.) в области внешней политики было отмечено серьёзными достижениями.

С одной стороны, дипломатические успехи первого септената определили

курс на преемственность, с другой стороны, и во французском обществе, и в

политическом истеблишменте во второй половине 80-х годов установился

определённый консенсус по важнейшим внешнеполитическим и оборонным

проблемам. Однако менее чем через год после избрания перед

Ф.Миттераном встали новые проблемы. Начиная с 1989 по 1991 гг. три

важнейших международных события потрясли французскую дипломатию: – объединение Германии, оказавшее воздействие на европейское

строительство, в котором Франция резервировала за собой ведущую роль; – распад СССР и изменение природы отношений между Востоком и

Западом, в которых Франция отводила себе особое место;

– конфликт в Персидском заливе, который обнаружил претензии США

на мировое лидерство и осложнил её арабскую политику, а она, наряду с

африканской политикой, составляла одну из ведущих опор французской

дипломатии вне Европы

К этим событиям, которые мало кто мог предсказать заранее, добавляются факторы более длительной временной протяжённости. В

первую очередь, это процесс глобализации, получивший мощный импульс

для своего этапного завершения благодаря крушению социалистической

67

системы и биполярного мира. Миттеран, для которого история была

источником политического вдохновения, являлся приверженцем идеи

«многоголосья» наций и принципу «равновесия сил», наследником традиции

французского мессианства. В то же время, он был реалистом и человеком

большой политической воли, не склонным цепляться за обесценившиеся

дипломатические инструменты или пассивно принимать навязываемый ему

ход событий. Ещё в 1986 г., в предисловии к своим «Размышлениям о

внешней политике Франции»107, Ф.Миттеран перечислил все секторы

экономики и политики, где Франция добровольно согласилась на передачу

суверенитета наднациональным институтам. Он видел, что суверенитет, особенно в области экономики, постепенно становится всё более

иллюзорным, будучи лишён существенной части своего содержания

мировыми финансовыми и товарными потоками, что национальные ценности

и исторически сложившиеся модели развития отступают перед натиском

стандартов глобализации, что европейская модель потеснена азиатским и

американским экономическим наступлением.

Ю.Ведрин в книге, посвящённой дипломатии Миттерана, подчёркивает

особую историческую миссию, возложенную на президента-социалиста. Он

был избран «Францией, чтобы повести нас из мира соперничества между

Востоком и Западом, застывшего, но точно определённого, к эре

глобализации»108. Крушение Ялтинско-Потсдамской системы, распад

социалистического лагеря, объединение Германии и дезинтеграция СССР

диктовали необходимость серьёзного переосмысления основных

внешнеполитических ориентиров Франции, требовали от Ф.Миттерана

быстрой реакции на бурные изменения в Европе. Однако многие

наблюдатели считали, что в его внешнеполитическом курсе конца 80-х –начала 90-х годов явно преобладали осторожность, даже консерватизм и

107 Mitterand F. Rйflexions sur lq politique йtrangиre de la France. – P., 1986.

108 Op., cit. Р. 7.

68

упрекали его в том, что Франция «отставала от поезда истории».

Дипломатический советник Миттерана, а позже министр иностранных дел в

правительстве Л.Жоспена (1997-2002) Ю.Ведрин в книге воспоминаний, призванной представить в наиболее выгодном свете внешнеполитические

устремления президента-социалиста109, предлагает иной подход к оценке

внешней политики президента-социалиста, который кажется продуктивнее

огульной критики. Действительно, если проанализировать действия

Ф.Миттерана не в категориях победитель/проигравший в результате

холодной войны, как это делали его строгие критики, а в их историческом

контексте, отталкиваясь от очерёдности событий и ответных

дипломатических шагов французского президента, то обвинения в

консерватизме и недостатке предвидения покажутся менее обоснованными.

Реактивность политики Франции в годы крушения Ялтинско-Потсдамской

системы естественна. Никто из руководителей ведущих мировых держав не