Текст книги "Франция в поисках внешнеполитических ориентиров в постбиполярном мире"

По-прежнему опираясь в европейском строительстве на тандем с

Германией, Франция пыталась компенсировать возросший дисбаланс сил в

этой паре сближением с другими странами ЕС. Примером тому являются

поиски средиземноморской солидарности с Испанией и Италией и, в

особенности, шаги к укреплению фрако-британских отношений в их

европейском аспекте.

В современных условиях Великобритания становится всё более

важным фактором европейской интеграции. Изначально эта страна

расценивалась Францией в качестве «троянского коня» США в Европе, что

служило главным основанием для упорного противодействия де Голля её

вступлению в ЕЭС. Если прежде Великобритания играла в Европе прежде

всего роль привилегированного партнёра США, то после падения

Берлинской стены ситуация в евро-атлантических отношениях существенно

меняется. Роль привилегированного собеседника и надёжного союзника

США в Европе оспаривалась у Лондона и Берлином, и Парижем (причём, главным фактором этой надёжности является не единомыслие и безусловная

поддержка, а сила и решимость отстаивать общие идеалы и интересы). Кроме

359 На встрече Г.Шрёдера и Ж.Ширака в Париже в мае 2001 г.: Le Figaro, 11 mai 2001.

185

того, Великобритания представляет в ЕС собственное видение перспектив

интеграции, которое не может не приниматься в расчёт франко-германской

парой, поскольку в ней не существует полного совпадения позиций в этом

вопросе.

Взаимное стремление Франции и Великобритании к более тесному

сотрудничеству в Европе проявилось в пору объединения Германии, перед

лицом возможного смещения оси европейской интеграции в Центральную

Европу, а потому отвечало, прежде всего, политическим амбициям двух

стран. Париж постоянно подчёркивает близость исторических традиций и

геостратегической ситуации Франции и Великобритании:

– обе страны не могут отказаться от влияния в мировой политике: две

старые нации слишком долго были великими державами, чтобы

сосредоточиться лишь на собственных проблемах. Однако перед лицом

претензий США на единоличное мировое лидерство и роста экспансии

азиатских стран Великобритания и Франция могут опереться в поисках

влияния только на ЕС. Обе страны являются единственными в ЕС

обладателями собственного ядерного оружия и постоянными членами СБ

ООН, поэтому старое партнёрство Антанты должно было бы возродиться в

рамках ЕС;

– их сближает совместное отстаивание принципа Европы государств, противостояние наднациональным тенденциям в ЕС, проводником которых

долгое время являлась Германия. Вместе с ФРГ Франция защищает идею

сильной Европы, основанной на общности интересов и институтов ЕС, однако вместе с Великобританией французы предпочли бы слабые

институты (в частности, Еврокомиссию) с перераспределением полномочий в

пользу национальных правительств и парламентов360.

Во время своего визита в Великобританию в мае 1996 г. Ж.Ширак

сделал европейскую проблематику центральной темой своих выступлений. В

360 Le Figaro, 16 mai 1996: Lambrochini Ch.: Le piиge а йviter.

186

Палате Общин он заявил: « Господа англичане, Европа состоится, и она не

состоится без вас». В то же время, он не забыл подчеркнуть, что, хотя

«участие Соединённого Королевства и франко-британская дружба

необходимы для европейского замысла, /…/ франко-германское

сотрудничество остаётся его определяющим элементом» 361. Сочетание этих

заявлений заставило задуматься о перспективе создания франко-англо-

германского треугольника или, как это прозвучало на пресс-конференции

Ширака в Лондоне, о «браке втроём» между тремя странами. На вопрос о

возможном лидере в подобном союзе Ж.Ширак ответил, что в «браке

втроём» не бывает руководителя, подчеркнув, что «в любом случае, не

существует эффективного европейского строительства без британцев: «Это

является предметом наших постоянных усилий»362.

Главной целью заявлений Ширака было преодоление определённого

евроскептицизма английского общества и присоединение Великобритании к

евро. В обмен французский президент обещал поддержку внутри ЕС в

вопросе об экспорте британской говядины. Однако Лондон продолжает

воздерживаться от принятия евро, отстаивая своё видение будущего ЕС, прежде всего как единого рынка, что расходится с французским стремлением

придать Европе политическое измерение.

Наиболее удачным примером развития франко-британского

партнёрства являются совместные инициативы в области европейской

безопасности, что может составить ядро «усиленной солидарности» внутри

ЕС. В Боснии франко-британские войска составили костяк сил быстрого

реагирования, а затем – многонациональных сил IFOR; Дж.Мейджор был, чуть ли не единственным европейским лидером, поддержавшим

возобновление французских ядерных испытаний в 1995 г. (Коль выразил

понимание, но не одобрение). Выше было сказано о франко-британской

361 Ibid.: Chirac milite pour l’Europe.

362 Le Monde, 16 mai 1996.

187

программе производства и разработки вооружений. В этой области линия

франко-британского сотрудничества является наиболее успешной из всех

двусторонних линий внутри ЕС363.

Однако не стоит из этого делать вывод о совпадении взглядов Франции

и Великобритании на будущее евро-атлантического партнёрства: Лондон не

поддерживает стремления Франции к перераспределению полномочий в

региональных командованиях НАТО в пользу европейцев и в целом

продолжает оставаться наиболее верным защитником американской точки

зрения на реформу НАТО.

Если задуматься над содержательной стороной понятия франко-англо-

германского треугольника, то следует признать, что он имеет большое

значение для французской политики в Европе. Во-первых, развитие

привилегированного диалога с британской стороной позволяет Франции

компенсировать увеличивающийся дисбаланс во франко-германской паре.

Дело в том, что франко-британскую и франко-германскую линию нельзя

назвать параллельными: как правило, Франция интенсифицирует поиски

согласия с одним из партнёров, когда буксует сотрудничество с другим. Во

многом именно поддержка Великобритании (и Испании) позволила

Шираку отстоять на Берлинском саммите ЕС в марте 1999 г. интересы

единого сельскохозяйственного рынка перед лицом ФРГ. В свою очередь, франко-германский тандем служит реализации стремления Франции к

«политической Европе». В 2002 г. особая позиция Парижа и Берлина, осудивших военное разрешение иракского кризиса, могла бы стать

примером европейской внешнеполитической идентичности, если бы она

могла найти поддержку Великобритании и других членов ЕС. Однако

именно в этом кризисе проявилась основная линия Лондона в отношении

европейских инициатив в сфере дипломатии и безопасности – использовать

своё участие в ЕС для успеха англо-американского военно-политического

363 В 1998 г. у Франции и Великобритании было 22 совместных программы. См. подробнее:DN, 1998,N4.

188

сотрудничества. Интересы этого тандема будут, видимо, всё сильнее

представлены в ЕС по мере его расширения на Восток.

Французская тактика усиления сотрудничества с Великобританией в

европейском строительстве в сочетании с укреплением франко-германского

тандема была нацелена на создание подобия «триумвирата», способного в

будущем двигать вперёд единую и расширенную Европу. Кроме того, Франция рассчитывала добиться усиленного сотрудничества с

Великобританией в областях, в которых она не могла ожидать поддержки

Германии (в отстаивании полномочий межправительственных органов ЕС, в

осуществлении операций по поддержанию мира в Африке и на Балканах, в

стратегическом диалоге по ядерным проблемам, начало которому было

положено созданием франко-британской ядерной комиссии, в отказе

Франции от воинской обязанности)364. Реализация европейской внешней

политики и политики безопасности началась с франко-британской

декларации Сен-Мало 1998 г. Великобритания видела в сотрудничестве с

Францией развитие своей дипломатической стратегии «по всем азимутам».

Отчасти же оно было направлено против франко-германского преобладания в

ЕС, которое в Лондоне считали слишком дирижистским и антилиберальным

в том, что касалось социально-экономической политики ЕС.

В противовес французским намерениям, тактика Т.Блэра состоит в том, чтобы создавать комбинации сотрудничества между различными странами, заинтересованными в тех или иных конкретных программах и проектах. Так, в дополнение к франко-британской инициативе Сен-Мало в феврале 2002 г.

был принят итало-британский план действий по либерализации рынка труда

и энергии, которому решительно противится Франция. Но тогда же было

выдвинуто франко-испано-британское предложение о выборном Президенте

ЕС, который должен возглавить Совет Сообщества. Эта тактика поиска

364 Charillon F. De Suez а Skopje : un nouveau partenariat franco-britanique pour le XX1-e siиcle ? // PE – 2001. –NІ4. P. 953.

189

меняющихся партнёров для продвижения совместных европейских

инициатив позволяет Великобритании занимать центральное положение в ЕС

и влиять на ход важнейших переговоров (кроме тех, что ведутся по поводу

евро). В этом плане стремление Франции и Германии к усилению

политического ядра ЕС расходится с британской тактикой, что затрудняет

становление «триумвирата», способного динамично двигать вперёд Европу

двадцати семи. Успеху французских планов в этом направлении мешают

принципиальные разногласия. «До тех пор, пока Лондон будет колебаться

между Брюсселем и Вашингтоном, пока британское население будет в массе

своей противиться европейской интеграции и пока франко-германское

сближение будет спотыкаться о проблемы финансирования

сельскохозяйственного рынка, три страны не смогут осуществлять

лидерство, в котором так нуждается ЕС»365, – заключает специалист по

франко-германским отношениям Ганс Старк.

На мой взгляд, перечисленные причины далеко не равнозначны. В

настоящее время главным противоречием между франко-германской парой и

Великобританией состоит в разном стратегическом видении будущего

международного сообщества и роли в нём Европы. Великобритания, также

как и Франция озабочены сохранением мирового влияния в условиях, когда

они больше не являются великими державами. Пути решения этой проблемы

у них различны. Лондон устраивает роль привилегированного союзника

США – единственной великой державы современного мира, а поэтому

американское лидерство вписывается в эту стратегию. Для Франции и

Германии многополюсный мир и многосторонность принятия глобальных

решений являются приоритетами. Опорой сохранения или восстановления

мирового влияния может быть только ЕС в качестве самостоятельного

центра силы. В этом видятся перспективы сохранения франко-германского

тандема в европейском строительстве. Один из ведущих французских

365 Stark H. Paris, Berlin, Londres vers l’йmergence d’un directoire europйen ? // PE. – 2002. – NІ4. P. 982.

190

германистов А.Гроссер считает, что при схожести взглядов на

необходимость утверждения мировой роли Европейского союза, между

Францией и ФРГ существует одно фундаментальное различие. Если Франция

уже полвека стремится строить Европу, общее могущество которой может

усилить её позиции в мире, то после второй мировой войны предполагалось, что у Германии не будет больше глобальных амбиций. После объединения

Германия, несмотря на трудности интеграции восточных земель и на

экономические проблемы, безусловно, находится на подъёме в том, что

касается её внешнеполитического престижа. Однако её дипломатии присуще

«самоограничение»(Selbstbeschr⴬nkung) – понятие, которое, как считает

А.Гроссер, вовсе не употребляется во французском языке. Речь идёт о «

добровольном отказе от престижа, в ещё большей степени от мелкого

тщеславия во имя концепции международных отношений, которая не должна

быть излишне национальной» 366.

А.Гроссер любит и знает современную Германию. Его круг общения –германские интеллектуалы, безусловно, неизменно давали ему

доказательства справедливости этих слов. Многие высказывания

сегодняшних руководителей немецкой дипломатии в связи с ролью франко-

германской пары свидетельствуют в пользу утверждения А.Гроссера. ФРГ

проявила большую заинтересованность в преодолении франко-германских

разногласий 1999-2001 гг. (по поводу финансирования

сельскохозяйственного рынка и реформы институтов ЕС). Рассуждения об

изоляции и ослаблении позиций Франции в Европе ставят германскую

дипломатию в неловкое положение. Оставаясь самым крупным государством

ЕС, она не хочет брать на себя роль единоличного лидера сообщества, тем

более что её позиция обычно находит больше понимания у малых стран, а её

экономическое присутствие и политическое влияние в странах-кандидатах

гораздо сильнее, чем французское. Но в духе «самоограничения» она боится, 366 Grosser A. Leux statures internationales diffйrentes // La Croix. – 2001. -31 octobre.

191

что мысль о её единоличном лидерстве может напугать её партнёров и тем

самым повредить её интересам в Европе. Й.Фишер заявил, вернувшись из

Ниццы: «Мы не можем позволить себе пересечь запретную черту, чтобы

перейти из европейской Германии в германскую Европу». Отсюда его

заинтересованность в сохранении франко-германского тандема и заявление, что «искушение изолировать Францию будет иметь фатальные последствия».

В той же речи министр иностранных дел ФРГ подтвердил мысль о различиях

французского и германского взглядов на Европу, высказанную А.Гроссером: « Для Франции Европа всегда была средством продвинуть свои

национальные интересы, в то время как для Германии Европа являлась

национальным интересом»367. В своё время искренность Вилли Брандта, исповедовавшего подобную позицию морального самоограничения, вызывала подозрения у Ж.Помпиду. Французские историки и аналитики

нередко возвращаются к понятию «неуверенность», отражающему

отношение во Франции к прочности франко-германского содружества.

Известный историк Ж.Сутту назвал свою книгу, посвящённую политико-

стратегическим франко-западногерманским отношениям, « Сомнительный

альянс»368. Специальный номер общественно-политического журнала

«Эспри», темой которого была современная Германия, назвали «Германия

наших сомнений», чтобы не называть «Германия тревоги нашей», перефразируя знаменитый роман Дж. Стейнбека369. Я могу только заметить, что «самоограничение» – понятие, бытующее в германской политике уже

полвека, но только полвека, и насколько оно станет константой

внешнеполитической идентичности Германии, можно будет судить через

поколения. Однако события начала 2003 года (общая франко-германская

позиция в иракском вопросе, январская декларация о тесном политическом

367 Le Monde, 17 dйcembre 2000.

368 Souttou G.-H. L’alliance incertaine . Les rapports politico-stratйgiques franco-allemands. 1954-1996. – P. : Fayard, 1996.

369 L’Allemagne de nos incertitudes. Numйro spйcial. Esprit, mai 1996. На память сразу приходит название

романа Дж.Стейнбека «Зима тревоги нашей».

192

союзе) позволяют говорить о том, что через сорок лет после заключения

франко-германского Елисейского договора сотрудничество двух стран в

европейском строительстве остаётся важным вектором развития ЕС.

Останется ли он определяющим – зависит от новой расстановки сил в

Европе двадцати семи. Но уже сейчас можно утверждать, что сохранение

франко-германского мотора европейской интеграции более благоприятно для

выживания «европейской» Европы и для общей стратегии многополярного

мира.

193

ГЛАВА 4: ПРОБЛЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ ФРАНЦИИ В СВЕТЕ

МЕЖДУНАРОДНЫХ КРИЗИСОВ 90-Х ГОДОВ

1.Трансформация стратегической культуры Франции в середине 90-х гг

В начале 90-х гг., в связи с коренными изменениями геополитического

порядка, меняются роли практически всех актёров на международной арене, в

частности, роль Франции. Основные координаты её международного

положения были заложены в 60-е годы. Они определялись:

– обладанием собственным ядерным оружием,

– политическим строем новой республики с особой ролью президента в

иностранных делах,

– рамками холодной войны и биполярного миропорядка.

Кроме того, положение Франции мыслилось её правящими кругами в

тесной связи с определённой стратегической культурой, т.е. совокупностью

стратегических границ, в которых страна осмысливает свою историю1.

События к.80-х – нач.90-х гг. показали, что практически все эти координаты

нуждались в серьёзном пересмотре.

Ушла в прошлое связь проблем безопасности Франции с её географией, когда физическая открытость восточных границ делала её территорию

уязвимой для противника. По выражению Д.Давида, после 1945 г. противник

«покинул» Францию дважды: в 40-х гг. её «наследственный враг» – Германия

(ФРГ) становится её союзником, на рубеже 80-х-90-х распался Варшавский

договор. Если прежде, в течение веков французская дипломатия и оборона

были организованы вокруг вопроса о прямом соприкосновении с

1 Анализ изменений стратегической культуры Франции в середине 90-х годов был дан Д.Давидом в лекции, прочитанной в МГИМО в 1995 г.

194

противником, в начале 90-х гг. отпала необходимость защиты собственной

территории от иностранного вторжения.

Одно из слагаемых национального суверенитета – население,

защищающее свою территорию с оружием в руках, воплощённое в массовой

армии и системе всеобщей воинской обязанности2, отныне, когда

национальной территории больше никто не угрожает, теряет своё прежнее

значение3. Вопрос о профессионализации армии по примеру США и

Великобритании стал яблоком раздора во французском политическом классе.

Во время избирательной кампании 1995 г. голлист Ж.Ширак высказался за

постепенный переход к профессиональной армии, Ф.Леотар (Республиканская

партия) вместе с большинством военных по-прежнему считал необходимым

сохранение воинской обязанности в сочетании с развитием профессиональных

соединений для ведения внешних операций в рамках ООН. Э.Балладюр занял

более нюансированную позицию. Выступая в IHEDN – Высшей школе

национальной обороны 410 мая 1994 г., он заявил, что такая «смешанная»

армия не должна существовать вечно. Предусмотренное военными 20%-е

сокращение численности французских ВС в паре с профессионализацией

армии должно было дать 10%-ную бюджетную экономию5. Что касается

Миттерана, то он всегда демонстрировал приверженность всеобщей воинской

обязанности, являвшейся одним из главных и священных проявлений

республиканской гражданственности.

По окончании холодной войны все крупные индустриальные страны, кроме Франции, сократили расходы на оборону и более чем на четверть

уменьшили численность вооружённых сил, независимо от того, была ли в них

профессиональная армия или всеобщая воинская обязанность.

________________________________________________________________

2 С 1793 г., когда декретом Конвента был объявлен массовый призыв в армию.

3 Guisnel J. Dйfense: l’heure des choix.// L’Etat de la France en 95-96. P.592-593.

4 IHEDN – Institut des hautes йtudes de la dйfence nationale.

5 Guisnel J. Dйfense: l’heure des choix// L’Etat de la France 95-96. P.593-594.

195

страна 1988 1995 измен. числ. в %

________________________________________________________________

Германия 488 700 339 900 – 30,4%

США 2 163 200 1 547 300 – 28,5%

Великобритания 316 700 236 900 – 31,5%

Франция 456 900 409 000 – 10,5% 6

Во Франции также встаёт вопрос о сокращении военных расходов.

Ф.Эйсбург, президент французского комитета Международного института

стратегических исследований7, считает, что в этой области Франция в 1989-94

гг. шла против течения: выполнение её военных программ требовало

ежегодного увеличения расходов на оборону.

Большинство в ФСП высказывалось за сокращение военного бюджета, П.Моруа на партийном конгрессе указал на своевременность этого

сокращения в связи с распадом Варшавского договора, но Миттеран считал, что преобразования в Восточной Европе ещё не стали необратимыми и что

мир далёк от стабильности8.

В результате военные расходы Франции всё-таки начали снижаться, но

сократились в период с 1990 по 1994 гг. лишь на 4%, т.е. значительно меньше, чем расходы других крупных стран НАТО, а V-я статья бюджета, касающаяся

расходов на неядерные силы, осталась на прежнем уровне, в то время как в

США и Германии она была урезана соответственно на 40% и на 50%. Это

позволило Франции усилить свои позиции в области обороны по сравнению с

другими странами НАТО и ЕС. Однако в более длительной перспективе это

имело противоположный эффект, т.к. позволило продолжать работу над

программами совершенствования вооружений, запущенными в период

второго сосуществования, без поправки на изменение международной

ситуации. В результате, к середине 90-х гг. стало очевидным, что множество

6 Heisbourg F. La France et sa dйfense.// PE. – 1995. – № 4. Р..983.

7 IISS – International Institute for Strategic Studies, находящийся в Лондоне.

8 Le Poign et la Rose, N130, janvier 1990.

196

дорогостоящих и сильно продвинувшихся программ, которые трудно

остановить, делает затруднительным насущное сокращение военных расходов, в то время как в конце 80-х ещё не поздно было сделать выбор в пользу

программ, наиболее перспективных с точки зрения изменения стратегических

рамок национальной обороны.

В итоге, как считает Ф.Гейнсбург, «Франция рисковала снова пойти

против течения, но на этот раз с более тяжёлыми последствиями не только с

точки зрения её операционных возможностей и военно-промышленного

потенциала, но и с точки зрения места Франции в мире»9. Дело в том, что

сильная и автономная оборона была одним из главных козырей Франции в

мире и в Европе, в частности, в уравновешивании франко-германской пары –центрального элемента французской внешней политики. Поэтому резкое

сокращение или замораживание французских военных программ грозило

стабильности франко-германского партнёрства в Европе. Уменьшение вклада

Франции в политику обороны и безопасности влекло за собой невозможность

компенсировать экономическое, демографическое и финансовое преобладание

объединённой Германии.

Со времён де Голля Франция считается планетарной державой, но то, что она может сделать в изменившемся мире своими средствами, становится

всё менее значительным. Если в 60-х-70-х гг. французский десант из двухсот

парашютистов в Чёрной Африке мог серьёзно повлиять на стабилизацию

политической ситуации, то в начале 90-х гг. их усилия оказываются

тщетными. За двадцать лет наращивание вооружений в этом регионе, а также

развитие этнических конфликтов и рост общей политической нестабильности

привели к качественным изменениям масштабов средств, необходимых для

эффективного вмешательства, если предположить, что такое вмешательство

может вообще быть здесь результативным

9 PE. – 1995. – № 4. Р. 987.

197

Конечно, у Франции оставалось преимущество обладания собственным

ядерным оружием. В начале 60-х годов оно помогло преодолеть страх

военного поражения, довлевший над французами ещё с разгрома 1870 г. и

усиленный предвоенной капитулянтской политикой правительств Третьей

республики и военной катастрофой 1940 г. Концепция ядерного сдерживания

сделала в глазах французов атомное оружие средством избежать какой бы то

ни было военной угрозы.

Ещё в феврале 1990 г. министр обороны Ж.-П.Шевенман заявил, что

Франция продолжит ядерные испытания, поскольку они необходимы для

модернизации её ядерного арсенала10. В то же время, становилось всё более

очевидным, что военные кризисы, поразившие Европу, да и не только Европу

с конца 80-х годов, нельзя разрешить с помощью ядерного нажима. В апреле

1992 г., в момент начала деятельности правительства П.Береговуа, Ф.Миттеран объявил мораторий на испытания и, несмотря на резкие протесты

начальника Генерального Штаба, адмирала Ж.Ланксада, в мае 1994 г., повторил, что мораторий сохранится, пока он останется у власти. Впервые во

Франции был нарушен консенсус президента и парламентского большинства

по вопросу о ядерных испытаниях, поскольку правое большинство выступило

за возобновление испытаний.

Можно предположить, что Ф.Миттеран перед лицом вечности

стремился вернуться к позиции, традиционной для французской католической

церкви. Она состоит в понимании, что военный атом способен обеспечить

Франции мир. Ядерное оружие – необходимое зло, которое следует

принимать, однако оно остаётся глубоко аморальным. Ядерные испытания

были постоянным напоминанием об этой аморальности11.

10 Социал-демократия и проблемы европейской безопасности и разоружения в 80-е. годы / Под ред.

И.Н.Ундасынова. М.: 1991.

11 См. об этой точке зрения в:Assemblйe Nationale (N308). Avis presentй au nom de la Commision de la Dйfence Nationale sur le projet de la loi de finances pour 1998 (N230). – Nov. 1997. – P.12.