Текст книги "Ровесники. Герой асфальта (СИ)"

Автор книги: Елена Курносова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц)

– Слушай, а ты правда сигареты воруешь?

Канарейка выпустил в мою сторону струю едкого дыма, угрожающе покосился на Виталика:

– Заложил уже, да? Вот и бери друзей в разведку.

Он сказал это шутливо, но Виталик всерьёз обиделся:

– Да ладно, можно подумать, это бог весть какая тайна! Тут даже учителя знают, чем ты в свободное от учёбы время занимаешься!

– Ну допустим, это ты переборщил. Марго точно не знает, иначе меня бы давно от общества изолировали.

– А зачем ты это делаешь? – Привлекла я его внимание к себе.

– Как это зачем? – Вадим взглянул на меня с беззаботным недоумением. – Курить-то хочется.

– У родителей попросил бы денег.

– У родителей? Как ты себе это представляешь?

– Ну…На карманные расходы, например?

– Ага. – Ухмыльнулся Канарейка, снова выпуская мне в нос клубы холодного морозного дыма. – Они у меня такие дураки, что вот так возьмут и поверят, что я хочу эскимо на палочке купить. Особенно отец! Это же начальник контрразведки Щёлковского района.

– Серьёзно? Строгий он у тебя?

– В какой-то степени. Но главное – проницательный. Я вообще не так давно курю… С полгода где-то.. Мамка – та до сих пор об этом даже не догадывается, а отец – сразу просёк. Каждый вечер шмон карманов и проверка дыхания.

– Ругает?

– Ругает, конечно. Но я каждый раз клянусь, что больше не буду.

– А он не спрашивает, где ты сигареты берёшь?

– Спрашивает. Говорю, что ребята угощают – у них родители добрые, деньги на жвачку регулярно выдают. Один раз, правда, ради прикола ляпнул, что, мол, украл с прилавка пачку.

– Ну? А он?

– Не поверил, естественно. Знает, что я всегда вру. В этом, кстати, есть хорошее преимущество, усвой на будущее – пригодится.

– В чём? – Не поняла я.

– Ну, во вранье. Когда часто врёшь, можно для разнообразия говорить правду в самых опасных ситуациях. Есть шанс, что тебе не поверят.

Мне стало смешно.

– И что же, часто ты врёшь?

Вадим скромно пожал плечами:

– Как получается.

– А получается почти всегда. – Вставил Виталик, явно пытаясь отомстить другу за его недавнее замечание. – Я так даже и не умею!

– Чего ты вообще умеешь? – Не остался в долгу Канарейка. – Хакер-недоучка. Знаешь, Ксюш, если американцы завтра сбросят на нас атомную бомбу, смело считай, что виновник ядерной войны идёт сейчас слева от тебя и хлопает своими честными, невинными глазами.

– Почему это? – Искренне удивилась я.

– Потому что он по Интернету прыгает как блоха по дворняжке. Для него защитный код в чужом компьютере сломать не сложнее, чем мне сигареты у бабки с прилавка свистнуть.

– Серьёзно? – Я во все глаза уставилась на Виталика, будто впервые за целый день разглядела его как следует, а тот, сокрушённо качая головой, смотрел на дымившего в сторону Вадима:

– Да, Вадь…С кем из нас в разведку идти нельзя – спорный вопрос.

– Нет, правда? – Предотвращая новый спор, пристала я к Павлецкому. – А у тебя что, Интернет дома есть?

– Есть. Не мой, правда, отцовский. Я полгода на курсы программистов ходил. Понравилось, затянуло.

– Затянуло. – Зловеще усмехнулся Вадим и щелчком пальцев швырнул окурок в грязный снег. – Так затянуло, что остановиться уже невозможно. Может ты там втихомолку банки грабишь, прикола ради, а?

– Конечно, граблю. – Подхватил Виталик ироничный тон товарища. – Это ты по мелкому работаешь: сигареты – ерунда какая! А я с дешёвкой не связываюсь, я по крупному, с размахом орудую.

От их бесконечного сарказма у меня голова пошла кругом. Сплошные хулиганы и воришки, хакеры и бабники…

– А ты где научился на гитаре играть? – Меняя тему разговора, спросила я у Вадима.

– На гитаре? Да есть тут человек один хороший, муж учительницы нашей.

– Здорово у тебя получается. Никогда раньше такого не видела. И голос очень красивый у тебя, поёшь просто потрясающе…Молодец.

– Я знаю. – Лукавая улыбка осветила детское лицо Вадима – на этот раз он даже не пытался изображать из себя скромника. Сияющие игривые глаза его так и говорили мне: «Вот какой я необыкновенный! Другого такого не найдёшь!»

– Для того чтобы так играть, надо, наверное, дома много тренироваться? – Поинтересовалась я с участием, от чего Канарейка развеселился окончательно:

– Дома? Откуда? У меня даже гитары своей нету.

– Когда же ты заниматься успеваешь?

– Я и не занимаюсь. Так, играю от случая к случаю – на вечерах, на праздниках, как сегодня, например. Тебе правда понравилось?

– Правда. – От души призналась я. – Особенно первая…Красиво очень звучало, трогательно.

– А у него все арийские медляки красиво звучат. – Заметил Виталик. – Даже жаль, что их не так много.

– Это «Ария»? – Я так удивилась, что почти встала на месте. Многие из моих друзей в Твери любили «Арию», и я иногда слышала песни этой группы, но сказать, чтобы они производили на меня хорошее впечатление?.. Сплошной крик и грохот…

– Ну да. – Ответил Вадим. – С нового альбома медляк, недавно вышел. Я два дня над этим «Закатом» бился, чтоб получилось сыграть. Хотел свеженькое что-то спеть народу.

– А музыку сам подбираешь?

– Конечно. Нот не знаю, поэтому чисто на слух.

Обалдеть… Сколько способностей – и всё в одном человеке… Такого не бывает….

– Тебе нравится «Ария»? – С живым любопытством обратилась я к Вадиму.

– Нравится. Была бы возможность все их песни под гитару спеть! Только не получается. Я и так уже пытался импровизировать, некоторые композиции переделал под инструментал. – Вадим прервался на полуслове, взглянул на меня недоверчиво. – А ты? Не может быть, чтобы тебе нравился тяжёлый рок.

Я вынуждена была признаться, что от тяжёлого рока я действительно очень далека.

– Ну и зря. – Совершенно серьёзно сказал Канарейка. – Ты бы хоть раз к словам в их песнях как следует прислушалась. Попса по сравнению с «Арией» – тупая дешёвка. Это, конечно, надо самому понять, без давления. О, мы уже пришли!

Я с удивлением обнаружила, что мы действительно стоим возле дома Виталика.

– Тут я живу. – Указал Вадим на противоположную «хрущобу». – А тебе далеко ещё пилить?

– Нет, до десятого «А». – Ответил за меня Виталик и вдруг, взяв под руку, неожиданно притянул к себе. – Вадь, я её провожу, ладно? А то темно уже, хулиганы ещё пристанут.

Вадим весело улыбнулся:

– Самый страшный хулиган на Бахче – это я. Забыл? – Он подмигнул мне заговорщицки. – Рад был познакомиться, Ксения. До завтра. Теперь, я так полагаю, мы втроём в школу будем ходить.

Это, конечно, был намёк на явную активность Виталика по отношению ко мне. Что ж, пусть. С такими друзьями не соскучишься.

– Кстати. – Опять обратился ко мне Канарейка. – Татьяна Евгеньевна в твоём доме живёт, ты в курсе?

– Серьёзно? – Удивилась я.

– Серьёзно. Первый подъезд, первый этаж, первая квартира – запомнить легко. Ты к ней зайди как-нибудь, пусть она тебе сценарий сказки даст. Порепетируешь дома, а потом мы с тобой на сцене встретимся уже подготовленные.

– Ой, Вадь, ладно. – Нетерпеливо перебил друга Виталика. – Спектакль мы ещё только в декабре будем ставить. Успеете ещё договориться, не забивай ей голову.

– Гля-аньте на него. – Вадим с деланным ужасом округлил глаза. – Павлецкий, да ты никак отделаться от меня хочешь поскорее? В кои-то веки, господи! Боишься, что уведу, а?

– Ничего не боюсь. – Огрызнулся уязвлённый Виталик, но, тем не менее, ещё плотнее прижал меня к себе. – Просто поздно уже, а у Ксюшки мама строгая.

– Мама? Ну, мама – это серьёзно. Ладно, дети мои, не буду мешать вашему безоблачному счастью, потопал я до хаты. Только утром обо мне вспомнить не забудьте, а то я обижусь и никогда вас больше батончиками не угощу. Пока!

Проговорив всё это почти без передыха, Вадим круто развернулся и быстро зашагал к своему подъезду. Я долго, словно зачарованная смотрела ему вслед, любуясь его лёгкой, уверенной походкой и стройной фигурой, на которой так красиво смотрелась отороченная белым мехом короткая коричневая дублёнка.

– Ну и как он тебе? – Поинтересовался Виталик, когда мы остались одни.

Я не сразу нашлась с ответом.

– Не знаю…Он такой смешной.

– Смешной. А ещё чертовски обаятельный. Ты уже, поди, в него влюбилась.

В голосе Виталика прозвучала тоскливая обречённость смертельно больного человека. И самое страшное заключалось в том, что он не так уж далеко ушёл от истины – я уже была близка к этой вирусной болезни, более того – этот вирус я уже подцепила и теперь нужно было срочно, немедленно принимать лекарство, делать противостолбнячный укол, пока инфекция не проникла в кровь и не завладела всем организмом. Если это произойдёт, я непременно потеряю голову, я забуду все мамины наставления и пущусь во все тяжкие. Я и глазом моргнуть не успею, как окажусь в физкультурной раздевалке, на одной из этих дурацких скамеек, а девчонки из класса будут хихикать между собой на очередном уроке: «Да, подфартило Ксюшке! Мы тут будем на матах прыгать, а она там – на Канарейке. Или он на ней!»

Нет, от греха подальше! Подальше! Я крепко вцепилась в локоть Виталика и сама потащила его вперёд, к своему дому.

– Ты чего? – Тот растерялся, послушно следуя за мной. – От кого мы убегаем?

– От хулиганов. – Пошутила я. – У вас они тут правда водятся?

– Правда. Шумляева с дружками, помнишь, мы тебе рассказывали? Встретишь их в тёмном переулке – мало не покажется, изувечат – и глазом не моргнут. А ещё звёздновцы напасть могут. По вечерам тут в одиночку ходить опасно. Особенно нам.

– Неужели они вот так прямо и нападают? – Испугалась я.

– Кто, звёздновцы? Нападают. И мы так же. Собираемся человек по пять и делаем вылазку на территорию противника. Горе тому, кто попадётся нам на пути.

– Ты что, шутишь? – Я сбавила ход от изумления.

– Нет. – Действительно серьёзно ответил Виталик.

– А если вам кто-то один попадётся? Вы что, впятером одного тогда бьёте?

– Ну, это от ситуации зависит. И от человека. Есть такие придурки, которых и впятером изметелить не зазорно.

– Но это же нечестно! И подло!

– Это война, Ксюш. А на войне все средства хороши.

– Нет, как раз наоборот, на войне всё должно быть по правилам! – Горячо возразила я. – Они же тоже живые люди, они что, хуже вас?

Виталик саркастически усмехнулся:

– Они не хуже, они лучше. Я же тебе говорил, звёздновская молодёжь – это элита. Гордость. Мы же раньше с ними общались довольно неплохо. Если бы не этот дебил Шумляев со своими прихлебателями, всё бы шло нормально. А так…Лидер у них, Кирюха Дубровин, нормальный в принципе парень.

– Лидер? – Уже не в первый раз удивилась я. – У вас что, у каждого даже свой лидер есть?

– А как же! На всяком поле боя должен быть свой полководец.

– А у вас кто?

Я могла бы и не спрашивать!

– Вадька конечно. Кто же ещё?

– Обалдеть можно. – На самом деле мне всё меньше и меньше нравилось то, что я слышала. – И как же у вас это обычно происходит?

– Обычно? – Виталик почесал холодный от мороза нос таким же заледеневшим пальцем. – Обычно собираемся на какой-нибудь нейтральной территории, где никто не ходит, и идём стенка на стенку. А иногда , как я уже говорил, партизанские налёты совершаем.

– Какой кошмар. – Ужаснулась я. – И каковы потери? Чем вы дерётесь-то?

– Всем, что под руку попадётся. Но серьёзных потерь за это время ещё не было. Мы же люди всё-таки. Да и Кирюха, я тебе уже говорил, сам по себе пацан неплохой. Отличник, вечный борец за правду. Просто Севка Пономарёв – его лучший друг, он и мухи за всю жизнь не обидел. Тихий такой мальчик, закомплексованный полностью. Надо быть полным отморозком, чтобы такого обидеть. Вадька как узнал, что Шумляев натворил, так на глазах у всей тусовки ему морду разбил. Толян теперь его за это больше всех ненавидит. Я ему говорю: не ходи один, Шумляев тебя, если встретит, хуже Севки отделает. Но Вадьке разве что-нибудь можно внушить? Он и войну эту из чистейшего принципа прерывать не хочет. Думаешь, мы бы не помирились со звёздновскими, если бы захотели? Мне самому эта война поперёк горла, если честно. И не мне одному, я так думаю.

– Так кому же она тогда нужна? – Спросила я, недоумевая.

– Вадьке. – Виталик грустно улыбнулся. – Для него это очередная игра, развлечение. А мы все его поддерживаем.

– Зачем?!

– Тебе этого не понять, Ксюш. Каждый в нашей компании за Канарейку жизнь отдаст. Так же, как и он за нас. Так, стоп… – Виталик неожиданно резко затормозил, крепко прижал меня к себе.

– Что? – Едва не потеряв равновесие, я ещё крепче вцепилась в его локоть.

– Доболтались. – Нервно бормотнул Павлецкий. – Сейчас нам с тобой побегать придётся.

– Почему? Вражеский десант на нашей территории обнаружился?

– Ага. Легок на помине. И в самый неподходящий момент, как всегда.

– Где? – Я завертела головой, пытаясь в темноте разглядеть потенциальную угрозу нашей безопасности. Свет фонаря падал на спешащих мимо с работы людей, на бегущих по своим делам беспризорных собак, на проезжающие автомобили. Ничего подозрительного я среди всего этого не заметила. Виталик между тем кивком головы указал на двух, ничем не выделяющихся из общей массы ребят, идущих нам навстречу.

– Эти?! – Не поверила я сперва.

– Ага. Костик Сергиенко и Ромка Медзуновский. Бывшие приятели, нынешние враги.

– Что ж их так мало?! Разве так вылазки совершают?!

– Да это и не вылазка, наверное. Так, разведка перед боем. Или просто нервы пощекотать лишний раз кому-то захотелось.

– И нам обязательно бежать?! Мы уже возле дома моего стоим.

– Не обязательно. Место для разборки всё равно не подходящее. Народа полно.

Сергиенко и Медзуновский поравнялись с нами, и я наконец-то сумела их как следует рассмотреть. Вполне обыкновенные, абсолютно нормальные ребята моего возраста: один невысокий, коренастый, с густой шапкой тёмных, курчавых волос. Второй повыше – худощавый, круглолицый, русоволосый, с забавными веснушками на носу.

– Ба-а, какие люди! – Громко заговорил этот последний. – Далеко намылился, Павлецкий?

– Далеко. – В тон ему отозвался Виталик, и я не узнала его враз изменившийся голос. Он мгновенно весь напрягся, сжался, словно собираясь силами для внезапного броска и даже, кажется, забыл о моём присутствии рядом.

– Он девушку провожает, Ром, ты что, не видишь? – Вмешался коренастый Костик. – Смотри, как вцепился! Боится, что сейчас украдём!

Виталик вдруг высвободил локоть из моих пальцев, двинулся на шутника:

– Сергиенко, ты по роже давно не получал, смотрю?

– Ой, как страшно-то! Ром, ты боишься?

– Боюсь! – Медзуновский сильно толкнул Виталика в плечо и тот, пошатнувшись, едва успел сориентироваться, чтобы не потерять равновесие.

Мы стояли на детской площадке прямо напротив моих окон. Я как-то отстранённо подумала, что нас может увидеть мама, но даже не заволновалась по этому поводу. Сейчас, в данный момент, меня беспокоило другое. Виталик выпрямился и как разъярённый бык пошёл на Медзуновского. Я едва успела встать между ними, обеими руками упёрлась Павлецкому в грудь:

– Виталь, не надо! Не делай глупости, пошли отсюда!

– Отойди. – Прорычал он, тяжело дыша.

– Какая жалость, испортили влюблённым вечер! – Вновь поддразнил сбоку Костик, и здесь я не успела послужить преградой – слишком уж быстро всё произошло. Виталик ударом кулака сбил Сергиенко с ног. Почти одновременно с этим Медзуновский отшвырнул меня с дороги, налетел на Павлецкого сзади и, обхватив руками за шею, вместе с ним повалился на твёрдую, заледеневшую землю. Прежде, чем я смогла что-либо сообразить, эта троица сцепилась в клубок и покатилась по земле, ругаясь и отчаянно матерясь. В темноте я не могла разобрать – кто где, я и думать в эту минуту не способна была здраво. На моих глазах ещё никогда подобное не случалось!

– Хватит! Хватит, ребята! Ну прекратите, пожалуйста! Хвати-ит!!! – Не помня себя, подбежала я к дерущимся, неловко попыталась их разнять, но тщетно – меня тут просто не было. Я не существовала для них вовсе! В другое время на это можно было бы обидеться, но только не сейчас! Сейчас я хотела одного – ЧТОБЫ ВСЁ ЭТО НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИЛОСЬ!!!

В окнах замелькали любопытные лица, а люди, которые проходили невдалеке, либо не слышали шума борьбы, либо просто предпочитали не вмешиваться. Я бросилась к дороге в надежде найти кого-нибудь более отзывчивого и почти сразу же столкнулась с Ворониной, возвращавшейся из школы вслед за нами. От внезапного облегчения я едва не разрыдалась во весь голос:

– Татьяна Евгеньевна, помогите, пожалуйста!!!

Она даже не спросила, что случилось – опережая меня, бегом бросилась на детскую площадку. Клубок из трёх тел к тому времени уже расцепился: Медзуновский как клещ висел на Виталике сзади, не давая ему возможности сопротивляться, а Костик, стоя на коленях, отрабатывал на противнике боксёрские удары с аккуратной, профессиональной методичностью.

– Ну-ка разбежались! Это что такое?! – На удивление ловко и решительно Воронина схватила Медзуновского за шиворот, рывком поставила на ноги. Он оказался на голову выше неё и при желании мог бы вырваться, отшвырнув от себя маленькую храбрую женщину. Я даже испугалась, что в запале ярости озверевшие от крови парни и с ней поступят так же, как с Виталиком, однако этого, к счастью, не произошло. Присутствие взрослого человека напротив как-то быстро отрезвило всех троих.

Отплёвываясь, задыхаясь, Виталик и Костик поднялись с земли вслед за Ромкой. Татьяна Евгеньевна сурово оглядела их с головы до ног:

– Боже мой, на кого похожи! Не стыдно вам?! Взрослые ребята, уже мужчины почти, а дерётесь как дети! Из-за чего подрались?

– Захотели – и подрались. Не ваше дело. – Буркнул сквозь зубы Ромка, старательно изучая носки своих ботинок на толстенной подошве.

– Свою точку зрения отстаивали. – Добавил Виталик не менее агрессивно. Он усиленно тёр ладонью правый глаз и старался не смотреть в мою сторону, словно стыдясь показывать мне следы боевого поражения на своём лице.

– Точку зрения значит отстаивали? – С усмешкой переспросила Татьяна Евгеньевна. – Тоже мне, депутаты Госдумы. А по цивилизованному это нельзя никак было сделать?

– Нельзя. – Костик потянул друга за рукав куртки. – Пошли, Ром, ладно.

И они, не прощаясь, почти бегом направились в сторону Звёздного Городка. Я растерянно проводила их глазами, потом посмотрела на Виталика:

– Больно?

– Нормально. – Ответил он, как и полагалось настоящему мужчине. – Бывало и хуже.

– Ну-ка покажи. – Воронина шагнула с Павлецкому, чуть ли не силой отняла руку от его лица. – Ой, какой ужас! Ты этим глазом завтра видеть не будешь!

– Да это Медзуновский, гад, «гриндерсом» своим заехал. – Неохотно объяснил Виталик. – Ничего страшного, до свадьбы заживёт.

– Так и без глаза вообще остаться можно. Ишь чего выдумали…Вон и Ксюшу перепугали до смерти.

Меня действительно сотрясал нервный озноб. Ветер, которого я до сих пор будто бы и не чувствовала, вдруг стал продувать меня насквозь, бессовестно и нагло проникая под куртку. Этот тихий, спокойный посёлок уже не казался мне таким уютным, как прежде. В нём кипели свои тайные страсти. Именно тайные, потому что посторонний глаз не смог бы заметить ничего необычного и из ряда вон выходящего. Эти улочки выглядели мирно и безобидно лишь на первый взгляд. Но мало кто видел обратную сторону медали.

– Пойдёмте ко мне. – Тоном, не терпящим возражений, позвала нас Татьяна Евгеньевна. – Надо при свете лицо твоё рассмотреть, может, удастся что-нибудь с ним сделать. Пойдём, пойдём, чаю попьёте у меня, согреетесь. Я сама уже замёрзла.

Не находя особых причин для отказа, унылые и подавленные, мы поплелись за Ворониной в первый подъезд. По дороге Виталик зачем-то взял меня за руку – молча, робко, словно извиняясь за то, что я сейчас пережила по его вине. И мне внезапно стало жаль его. Так жаль, что я крепко сжала в пальцах его холодную ладонь, выражая этим своё участие и симпатию. Виталик же, возможно, истолковал этот жест по-своему, потому что взгляд его, устремлённый на меня, вспыхнул радостным изумлением. В конце концов, к квартире Татьяны Евгеньевны мы подошли в обнимку, как самая натуральная влюблённая парочка…

Глава 6

Татьяна Евгеньевна жила почти в такой же двухкомнатной квартире, что и я – разница заключалась в несколько изменённой планировке. Жила она, как выяснилось, не одна – с мужем и двумя дочерьми. Все они к моменту нашего прихода оказались дома, и все трое вышли нам навстречу.

– Чего так долго, мам? – Поинтересовалась младшая девочка лет одиннадцати – хорошенькая, пухленькая, совершенно не похожая на мать.

– Репетиций много было. – Пояснила Татьяна Евгеньевна, разуваясь и снимая с себя пальто. – А потом ещё и на улице конфликт разбирала.

Не оборачиваясь, она кивнула на нас с Виталиком. При ярком освещении его лицо выглядело просто жутко: на щеке красовалась большая ссадина, глаз был слегка прикрыт, и веко уже начало отсвечивать нездоровой синевой.

– Ого. – Удивлённо хмыкнул муж Татьяны Евгеньевны – среднего роста, усатый черноволосый мужчина. – Это где сейчас такое творят?

– Под самым вашим носом, между прочим. – Откликнулась Воронина укоризненно. – Здесь у нас на площадке настоящее побоище устроили, как это вы ничего не слышали?

– У нас телевизор работал. – Старшая девочка – хрупкая, беленькая, лет четырнадцати, метнулась мимо меня и матери прямо к Виталику, склонившемуся над своими ботинками. – Кто это тебя так, Виталь? Опять звёздновцы напали?

– Ну да. – Подтвердил Павлецкий как можно беспечней. – Врасплох, черти, застали. Жаль, Канарейки рядом не было, вдвоём мы бы их уделали.

– Ты что же, один был?

– Нет. С Ксюшкой. До дома её провожал.

Серые, чуть удлинённые как у лисички глаза вскинулись на меня, словно до этого и не видели вовсе. Я непонятно почему вдруг смутилась.

– Привет. Ксюша.

– Привет. Наташа.

Так сдержанно и лаконично я ещё ни с кем не знакомилась.

– Привет! Я – Ира! – Подскочила к нам младшая девочка. – Мам, ты ужинать будешь? Мы все поели уже, ты одна у нас голодная осталась!

Татьяна Евгеньевна вопросительно обернулась к нам:

– Ужинать будете, ребята?

– Нет. – Хором сказали мы и одновременно покачали головами.

– Ладно, тогда будем чай пить. Поставь чайник, Володь, мы пока что с нашим раненым героем разберёмся.

– Я сама! – Вспыхнула неожиданно Наташа и поспешно схватила Виталика за руку. – Пойдём в ванную, тебе умыться надо, а то вон как кожу на щеке содрал – заражение может начаться.

Слабо сопротивляясь, Павлецкий потащился вслед за ней на необходимые лечебные процедуры, а я, совершенно растерявшись, так и осталась стоять посреди прихожей. Насколько я поняла, гостей в этой квартире принимали часто, и подобным поздним визитам никто в семье не удивлялся. Жили здесь, по-моему собственному выводу, очень дружно – муж у Ворониной был человеком хозяйственным и деловым, и девочки в этом плане от отца не отставали. Атмосфера уюта и взаимопонимания в этой квартире передалась и мне, я стала гораздо уверенней – словно сто лет уже приходила сюда по вечерам на чаепитие, словно каждый уголок тут был мне хорошо знаком. Такая «дежа вю» иногда происходит с каждым – попадая в подобное райское место, ощущаешь себя его частичкой и уходить оттуда не хочется. Я уже реально чувствовала себя СВОЕЙ в этом добром, гостеприимном доме.

И десяти минут не прошло, а все мы уже сидели в гостиной за накрытым для чаепития столом. Для полного довершения картины тут не хватало только пышущего паром русского самовара. Сушки, печенье, варенье, конфеты – всё было выставлено перед нами в ассортименте. Шустрая Иришка порхала от чашки к чашке, разливая заварку, следом за ней чинно шествовал Владимир Михайлович с большим чайником и добавлял в чашки кипяток. Наташа, расставив угощения на столе, тотчас же уселась рядом с Виталиком, которого только что своими же стараниями привела в божеский вид. Лицо его теперь можно было назвать чистым и относительно сохранившимся: ссадину на щеке закрывала аккуратная полоска лейкопластыря, да и глаз, тоже промытый от грязи, открывался уже значительно шире. Я сидела напротив них и с любопытством наблюдала то за восторженно-заботливым личиком Наташи, то за слегка сконфуженным видом Павлецкого. Похоже, я всё-таки заблуждалась, когда думала, что все девчонки этого посёлка поголовно влюблены в Канарейку. Вот наглядный пример того, что в школе имеются ребята ничуть не хуже. Да собственно, чем Виталик хуже Вадима? Лицом? Нет, я бы так не сказала, они просто разные и каждый привлекателен по-своему. Манерами? Тут тоже вопрос спорный: кому-то нравится вечная дурашливость Вадима, а кого-то она может основательно раздражать. Интеллектом? Канарейка, бесспорно, парень одарённый, однако ведь и Павлецкий далеко не дурак. С ним есть о чём поговорить. И потом, в Вадима Канаренко действительно страшно влюбляться уважающей себя девушке. Стоит мне потерять голову – и я стану одной из многих его подружек. А это совершенно неприемлемо – я для своего парня хочу быть единственной в мире.

Должно быть, такого же мнения была и Наташа Воронина. Виталик, видимо, тоже представлялся ей более надёжным и ответственным, чем кумир всех её подружек – Вадик Канаренко. Серьёзная девочка, ничего не скажешь. Но, по крайней мере, у нас с ней есть хоть что-то общее, и мы со временем можем подружиться. Правда, если между нами не встанет Виталик Павлецкий.

Переодевшись в домашний халат, Татьяна Евгеньевна вышла к нам, и снова я поразилась тому, как непохожи на неё дочки. Самое интересное, что и с отцом обе они имели мало общего – белокожие, светлоглазые, Наташа и Иришка существовали словно само по себе на фоне своих более тёмных родителей.

– Да, Виталик…– Произнесла Воронина, усаживаясь за стол возле меня. – Как ты сейчас домой покажешься с такими украшениями?

Павлецкий пожал плечами, отхлебнул горячий чай:

– Не знаю. Покажусь как-нибудь.

– Ругать будут? – Сочувственно предположил Владимир Михайлович.

– Да как будто в первый раз, господи.

– Значит, уже не в первый? – Татьяна Евгеньевна нахмурилась, постучала по столу аккуратными маленькими пальцами с красивыми, ухоженными ногтями перламутрового цвета. – А что у вас происходит, можно узнать?

Виталик не ответил, но вместо него это сделала Наташа:

– У них война, мам. – Пояснила она серьёзно. – Со Звёздным Городком.

– Война? – Это уже Владимир Михайлович не сдержал своего изумления. – С каких это пор и по какому это поводу?

– Из-за канарейкиной сестры. – Пискнула Иришка, не менее серьёзно и деловито, чем сестра.

Похоже, в этом городке, как в глухой деревне, никаких секретов не существует. Даже дети тут знают то, о чём им знать не полагается. А вот взрослые зато до сих пор находятся в счастливом неведении относительно всего происходящего. Я заметила, как супруги Воронины озадаченно переглянулись между собой:

– Интересно. – Произнёс наконец Воронин, пошевелив чёрными жёсткими усами. – И давно?

– Три месяца. – Ответил Виталик и, чтобы скрыть своё смущение, вцепился зубами в сушку с маком. Смотреть на гостеприимных хозяев он явно был не намерен.

– Неужели из-за Вари? – Расстроилась Татьяна Евгеньевна. – Чего же она натворила?

– Ничего. – Снова подала голос Иришка. – Просто нельзя быть на свете красивой такой.

– Не просто, а потому что. – Машинально поправила сестрёнку Наташа, на что та вызывающе задрала вверх маленькую кнопку носа:

– А я и не песню имела в виду!

– Интересно, откуда ты у нас всё знаешь? – Наташе, насколько я поняла, этот разговор удовольствия не доставлял. И вообще её угнетало моё присутствие за этим столом. Я её понимала – Виталик если не сидел, уставившись в свою чашку, то смотрел только на меня. Это, конечно, было приятно с одной стороны, но с другой…Лучше бы он отдал должное своей юной поклоннице. Я бы, думается, ничуть не обиделась.

Иришка, к своему большому счастью, ещё не успела познать страданий первой любви и потому была рада всем гостям без исключения.

– Между прочим, – заявила она авторитетно, – брат Машки Раскопиной постоянно с такими вот фингалами домой приходит. Родителям ничего не объясняет, а Машке рассказывает по секрету. Она со мной всем и делится. Вот так-то!

Владимир Михайлович недоумённо прислушивался к дочерям и только головой качал:

– Да-а…Хорошие дела…Пообщайся с детишками – чего от них только не узнаешь…

– Ладно. – Татьяна Евгеньевна первая решила прервать неприятную тему, обратилась ко мне. – Ну как тут тебе, Ксюша? Не скучно?

Я улыбнулась невесело:

– У вас тут не соскучишься. Сперва меня Вадим своими шутками ошарашил.

– Резинку что ли в карман положил? – Тут же поинтересовалась всезнающая Иришка, и я в ответ только головой сумела кивнуть от удивления. – А! Это тебе ещё повезло! Наташке он в прошлом году куртку изнутри мелом расчертил, а она, дура, не заметила. Домой приходит, а у неё вся кофта в полосочку.

Договорились что ли Иришка с Виталиком? Одними словами утешают. Зато теперь мне ясно, почему чары Канарейки на Наташу не распространяются – подобные знаки внимания серьёзные девушки, как правило, считают форменным хулиганством. Отсюда же напрашивается и малоутешительный вывод: как много у нас легкомысленных девушек!

– Да, наш Вадик – это нечто. – Согласилась Воронина с теплотой в голосе. – Ни в одной школе, пожалуй, нет такого сверхъестественного явления. Сколько я его знаю, он не устаёт меня поражать.

Похоже, Татьяна Евгеньевна была единственным педагогом в школе, который отзывался о Канарейке так восхищённо и по-матерински ласково. Наверное, на её занятиях он не вёл себя так безобразно, как везде.

– С его характером, с его умом, с его талантом можно горы свернуть. – Продолжала Воронина. – Он далеко пойдёт, я это сейчас уже вижу.

– Да уж. – Усмехнулся Владимир Михайлович. – Прямо русский Джеймс Дин. Бунтовщик без идеалов… То-то я погляжу, ты его так усердно в артисты готовишь.

– Конечно! – Не стала отрицать Татьяна Евгеньевна. – Ты сам прекрасно знаешь, какой у мальчика потенциал! Обидно только, что сам он этого не ценит! Не понимает уникальности своей. Таким голосом природа человека наградила! Слышала же, Ксюш, как он пел сегодня?

– Да.. – Вспомнив «Закат», у меня аж сердце сладко заныло.

– Ну согласись же – чисто Орфей! Голос фантастический, его бы беречь и развивать, а он курить начал! Зачем? Уж и ругала его, и просила – брось ты эту гадость! Вредно же, через пару лет угробишь связки. А он: ну и ладно, зачем они мне нужны? Я что, в Большой Театр собираюсь?

– Нет, ну действительно! – Владимир Михайлович засмеялся над возмущением жены. – Может у него свои виды на будущее, и он его не собирается с творчеством связывать? Балуется здесь, пока в школе, энергию девать некуда…

– Вот знаешь, все бы так «баловались»! – Татьяна Евгеньевна, казалось, приняла веселье мужа как личное оскорбление, потому что отвернулась от него демонстративно и полностью переключилась на меня. – Ксюш, ты вот не училась в нашей школе в прошлом году. Мы тогда Филатовского «Федота-стрельца» ставили. Это надо было видеть, Ксюшенька! Я, естественно, даю Вадиму главную роль – Федота, а он мне заявляет, вот как сегодня, помнишь? Татьяна Евгеньевна, можно я лучше царя сыграю? Я сперва было возмутилась: какой, мол, из тебя царь?! А он мне: сами увидите, как я его сыграю – так никто не сможет.