Текст книги "Ровесники. Герой асфальта (СИ)"

Автор книги: Елена Курносова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

Сейчас я смотрела на Варвару с прежней, уже набившей оскомину, завистью. Она сидела в неизменной своей позе – закинув ногу на ногу, и старательно подводила веки чёрным карандашом сверху. Как всегда пудреница с маленьким круглым зеркальцем была при ней, поэтому Варя – единственная, пожалуй, из нас всех не стремилась прорваться к трюмо. Ей даже переодеться было проще всего – легкое, тонкое платье Вари сидело на её складной фигурке бесподобно. Оно, казалось, специально на неё было пошито, все Варины достоинства в нём выставлялись напоказ, нежный, желтый цвет ткани подчеркивал матовую обнаженность плеч, тонких рук и стройных ножек. Волосы она, я думаю, с удовольствием распустила бы полностью, чтобы зрители в зале со стульев от восторга попадали, однако Воронина ещё в начале репетиций сказала ей, что это непрактично – в танце они будут мешаться, путаться и лезть в глаза. И всё-таки заплетать их в косу и закручивать пучком на голове Варя так же отказалась наотрез. Подумав, обе стороны решили пойти на компромисс – подняв волосы высоко вверх, Варя сделала себе шикарный конский хвост, который теперь красиво лежал на спине, распадаясь в разные стороны и как бы накрывая свою хозяйку блестящей шёлковой шалью. Ах, как же неописуемо хороша была Варя Канаренко! Любой художник посчитал бы за счастье написать с неё картину под названием: «Красота спасет мир!» И я бы первая под этим лозунгом подписалась, ведь, если разобраться, мне-то чего было завидовать Варе? Можно подумать, меня мало любили…На Виталика, например, Варварины чары не распространялись, в то время, как за меня он в огонь и в воду пошёл бы без колебаний. Это ли не счастье для девушки? И чего ещё можно в жизни желать?..

Но что-то я действительно отвлеклась от сюжета… Получив спасительные щипцы, Марина принялась приводить чёлку в порядок. Я машинально потрогала свою – в порядке, слава богу. Волосы я ещё с утра слегка завила на концах, теперь они спокойно лежали на плечах, и мне пришло в голову половину их заколоть на затылке, чтобы меньше мешались. Дождавшись, пока Маринка закончит прихорашиваться, я заняла её место возле зеркала. Помня наказы Татьяны Евгеньевны, тщательно подвела глаза, жирно надраила ресницы, обильно замазала веки тенями, щёки – румянами. Осталась только помада. Она тоже должна была соответствовать общему фону, поэтому, одолжив у Маринки ярко-малиновую помаду, я разукрасила свой рот не жалея сил. Результат моей работы выглядел странновато. Из зеркала на меня смотрела никакая не Герда, а хорошенькая юная проститутка в детском платьице. Нечто из фантазий старых извращенцев-педофилов. И вот в таком виде я должна буду выйти на сцену?...Бедные малыши… И бедная моя мамочка…Она же в обморок упадёт прямо в зале…

Я беспомощно оглянулась на девчонок, дожидающихся своей очереди.

– Ну? И что у меня вышло?

– Чего? Нормально вышло. – Приободрила меня рыжая Лена, исполняющая в сказке роль Вороны-конферансье.

– По-моему, слишком вульгарно. – Призналась я смущённо. – Никогда так раньше не красилась.

– Вот поэтому и кажется с непривычки, что вульгарно. – Заключила Маринка, примеряющая костюм Снегурочки. – А так – в самый раз.

– Да какая же я Герда? Смесь пионерки и куртизанки… – Я никак не могла успокоиться, глядя на себя в зеркало. Там была чужая, незнакомая мне бесстыжая девица, лишь отдалённо напоминающая хорошую, правильную Ксюшу Кондрашову.

– Ой, да перестань ты ради бога! – Маринка поморщилась досадливо. Она, похоже, о подобных пустяках даже не задумывалась. – Нам Татьяна Евгеньевна что сказала? Накраситься как можно ярче, чтобы с самых задних рядов в зале лицо было видно.

– А мальчишки что, тоже краситься будут? – Усмехнулась Варя, отрываясь на миг от пудреницы.

– Мальчишки, наверное, нет. – Маринка задумалась. – А там я не знаю… Их лиц ведь тоже видно не будет.

– Не захотят они краситься. – Варя снова уткнулась в зеркальце. – Вадька, по-крайней мере, точно не захочет.

– Татьяна Евгеньевна скажет – накрасится, никуда не денется. – Авторитетно возразила Лена и восторженно хихикнула. – Девчонки, представляете Канарейку накрашенным?!

Снежная Королева Маша Богданович поддержала её смех:

– Представляю! Вон, на Варьку смотрю – и представляю! Но ты права, Варь. Не будет он краситься.

– И не стоит. Нашего Вадюшу и так, без грима видать издалека. Больно он заметный. – Вполне довольная собой, Маринка потянулась, сладко зевнула и уселась на диванчик. Теперь можно было расслабиться и дать, наконец, волю языку. Чувствовалось, Марина была хорошей болтушкой. На другом конце того же диванчика тихонько сидела круглая Яна Лисовенко в наряде Белоснежки и безмолвно плакала. Заметили её только сейчас и сразу же всполошились. Маринка подскочила, пересев к Яне, по-матерински обняла её пухлые плечи.

– Ты чего, Янка? Что-то случилось?

Она угрюмо кивнула.

– Чего? Ну-ка скажи.

– Я краситься не умею…

Возникшая, было, в помещении удивлённая пауза сменилась взрывом хохота. Это был совсем не злой, очень доброжелательный смех – девчонки, видно, относились к чудаковатой Яне как к ребёнку и жалели от души.

– Господи, вот дурочка! И сидит, плачет! – Маринка ласково щелкнула Яну в курносую пуговку носа. – Сказать, что ли, не могла? Сейчас мы тебя так намарафетим, что сама себя не узнаешь! Девчонки, дайте мою косметичку! И щипцы нагрейте снова. Белоснежка должна быть красавицей!

Времени до выступления оставалось навалом, и я решила прогуляться по коридорам Дома Культуры, а заодно и попытаться найти Виталика. Сразу же за порогом гримёрки начиналось что-то вроде вестибюля. Верхняя часть стен была щедро обклеена старинными афишами. Анна Герман, Лев Лещенко, Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев, Эдита Пьеха, ансамбль «Песняры» и многие другие. Все эти ретро-звёзды когда-то давали тут свои концерты – память о них навек сохранилась в этом вестибюле.

Пока я стояла, изучая афиши, из соседней гримёрки вышел Виталик. Мы встретились глазами, и он замер прямо у двери, разинув рот от изумления:

– Ксюшка?!.. Это ты, что ли?!

– Я, конечно.

Бог ты мой, а я и забыла совсем, что на лице моём в данный момент лежит килограмм макияжа! Виталик, поди, и не узнал меня сперва.

– Чего это ты с собой сделала?! – В голосе его слышался неподдельный ужас. Мне стало неловко, но я попыталась это скрыть, заставила себя беспечно улыбнуться.

– А чего я сделала? Нанесла грим, как положено. Татьяна Евгеньевна всем сказала…

– Кошмар какой-то… – Виталик и договорить мне не дал – до того он был шокирован. – Смой сейчас же это всё.

– Почему? – Я начала всерьёз обижаться.

– Потому что это… Ты похожа…

– Ну, договаривай. На шлюху? Угадала?

К моему удивлению, Виталик со мной согласился.

– Да. На шлюху. – И смотрел он при этом прямо мне в глаза, нисколько не стесняясь говорить правду.

– Все девчонки так накрасились. – Во мне вспыхнуло раздражение и закипело, как молоко, забытое на плите. – Если тебе не нравится, это твоё личное дело.

– Ого! Вот это да! – Из под руки Виталика вынырнул Вадим. Его реакция на мой вызывающий вид была совершенно иной. – Ксюшка, да ты просто супер-стар! Я могу в тебя влюбиться, честное слово!

Лучше бы он этого не говорил! Виталик досадливо дёрнул плечом:

– Спасибо. Ты ей очень льстишь своим королевским вниманием.

Мне не нравился его тон. Мне вообще всё с самого утра не нравилось, и настроение Виталика ещё больше усугубляло мое предчувствие беды. А Вадим по-прежнему беззаботно дурачился.

– Слушай, Ксюш, брось ты его на фиг! Он в красоте ничего не соображает! Тебе, Павлецкий, только пастушек деревенских обхаживать, а не с нормальными девчонками гулять!

Виталик стоял как каменный памятник и от веселья друга мрачнел всё сильнее и сильнее.

– Вадь, я понимаю, что такая вот индейская раскраска у девчонок в твоем вкусе. Тебе по жизни шалавы нравятся. Смотри только, не подцепи чего-нибудь в один прекрасный день.

– Не подцеплю. – Канарейку трудно было разозлить подобными подначками. – Я мальчик опытный и от таких напастей страховаться умею.

Словно развивая эту пикантную тему, из-за угла выглянула светловолосая головка Кати Богданович. Он, в отличие от своей сестры-близняшки, готовиться к спектаклю особенно не торопилась. И в гримёрке с нами её не было всё это время. Увидев Вадима, Катя мигнула ему лукавым серым глазом, кивнула себе за плечо.

– Ладно, дети мои. Разбирайтесь тут между собой сами как-нибудь. – Вадим засуетился, оживился еще больше. – А тебе, Ксюш, я всё-таки скажу: не слушай ты его! Меня слушай, я плохого не посоветую. Увидимся на спектакле!

Его взгляд полоснул меня на прощание с ног до головы, будто огнём обжег. Я и опомниться не успела, а Канарейки уже и след простыл. Вместе с Катей Богданович он скрылся за углом. Я ещё какое-то время стояла, не шевелясь, и смотрела в ту сторону.

– Куда это они?

– А ты как думаешь? – Виталик по-прежнему был мрачнее тучи. Я изо всех сил пыталась не обращать на это внимания.

– Так… Катя, значит, тоже одна из его подружек?

Виталик тяжело вздохнул.

– Я тебе, кажется, говорил тысячу раз. Каждая вторая девчонка в школе – Вадькина подружка.

– Странно. Почему именно Катя, а не Маша? Они ведь одинаковые.

– Господи, откуда я-то знаю, по какому принципу он себе шлюх отбирает? Никогда этим не интересовался и интересоваться не собираюсь!

Нет, терпению моему наступил предел – я, в конце концов, тоже живой человек.

– Чего ты кричишь? На кого злишься? – Я повысила голос, сама того не замечая. – Что я сделала не так?!

Я ожидала, что Виталик смутится, спохватится и начнет раскаиваться. Но не тут-то было! Мой трепетный Ромео разошёлся пуще прежнего, его буквально прорвало от нахлынувшего негодования.

– Ничего ты пока что не сделала! Только не надо было так краситься! Ты видела, как он на тебя сейчас смотрел?! Я знаю этот его взгляд! Вадька без ума от таких вот…размалёванных кукол!.. Теперь он тебе прохода не даст, пока своего не получит!

Я ушам своим не верила.

– Ты, значит, мне не доверяешь?.. Хорошего же ты обо мне мнения… Спасибо тебе большое. Знаешь что? Если рядом с Вадимом Канаренко у тебя возникают все немыслимые комплексы, иди-ка ты лучше в монастырь. Или порви отношения с другом раз и навсегда!

Виталик ничего не ответил, только щёки его стали вдруг розовыми, словно от внезапно подскочившей температуры. Несомненно, он сам прекрасно понимал, что творится нечто глупое и нелепое, спор этот бестолковый возник на пустом месте, из-за дурацкой мелочи. Однако настроение было испорчено надолго. И надо же так – перед самым спектаклем!

Не знаю, чего бы мы ещё друг другу наговорили, если бы в этот момент к нам не подошла Воронина.

– Виталик! Ну где ты есть? Пошли, костюм тебе будем мерить и грим наносить!

– Татьяна Евгеньевна, – пользуясь случаем, обратилась я к учительнице, – он говорит, что я слишком ярко накрасилась. Но вы же сами нам так велели, правда?

Она окинула меня внимательным взглядом, мгновенно оценила и, сделав вывод, качнула головой:

– Не волнуйся, от сцены до зрительного зала расстояние довольно приличное. Оттуда ты не будешь выглядеть так вызывающе, как вблизи.

Я торжествующе посмотрела на Виталика. Он подавленно молчал, изучая афиши на стенах. Было видно, что мнения своего он так и не поменял.

– Катюшу Богданович не видали? – Тяжело дыша от быстрой ходьбы, возле нас очутилась Овсянникова. – С ног сбилась, нигде найти не могу! Маша уже давно готова, а вот куда Катя пропала – ума не приложу!

Я смотрела на Виталика, ожидая, когда же он соизволит дать Ирине Павловне точную справку о местопребывании второй Снежной Королевы. Однако Виталика будто и не касалось всё происходящее вокруг. И тогда помочь следствию решилась я.

– Она только что с Вадимом куда-то ушла.

Что самое интересное, ни Воронина, ни Овсянникова моим показаниям не удивились. Последняя только руками всплеснула возмущенно:

– Нет, ну вы гляньте на него! Меньше часа до начала спектакля – а он и тут успевает! Ладно, ему гримироваться не надо, а мне-то с Катькой минут сорок работать! Ни стыда, ни совести! Виталь!

– А? – Неохотно откликнулся безучастный ко всему Виталик.

– Ты-то куда смотрел?

Не стоило бы Ирине Павловне этого говорить! По крайней мере сейчас, когда Виталик и без того был на взводе. Он буквально взорвался, услышав в свой адрес несправедливое замечание.

– Да что я ему, в няньки что ли нанимался?! Не могу же я за ним бегать везде, у меня своей жизни быть что ли не может?!

Остыл Виталик так же быстро, как и вскипел. Устыдившись своей агрессии, он чуть ли не бегом бросился в гримёрную, оставив меня с Овсянниковой и Ворониной. Обе они были несколько обескуражены странным поведением всегда спокойного, доброго Виталика.

– Чего это с ним? – Ирина Павловна посмотрела на меня пытливо. – Поссорились что ли, Ксенька?

Я пожала плечами:

– Да вроде нет.

– А что тогда случилось?

– Ему не понравилось, как Ксюша накрасилась. – С улыбкой сказала Татьяна Евгеньевна. – Не берите в голову. Делом пора заниматься.

На этом конфликт, казалось, был исчерпан. Однако в душе остался осадок. Хмурая, поникшая вернулась я в свою гримёрку. Там полным ходом царило веселье. Общими стараниями девчонок Яну Лисовенко превратили в настоящую Белоснежку. Просто удивительно, какие метаморфозы происходят порой с человеком, если его привести в божеский вид! С накрашенным лицом и завитыми волосами пухлая, невзрачная Янка выглядела почти красивой… Если бы вот только бесформенную фигуру её можно было каким-нибудь образом исправить, или же, в крайнем случае, подкорректировать. Впрочем, Яна была счастлива и такому перевоплощению. Слёзы давным-давно просохли в ее искусственно увеличенных глазах, и даже обычная меланхоличность Яны сменилась лихорадочной возбуждённостью. То и дело она подскакивала к зеркалу, крутилась так и эдак, расправляла юбку, сшитую из белой занавески, щупала локоны по бокам головы и, кажется, была вполне довольна своей внешностью.

Девчонки смеялись, наблюдая за поведением подруги.

– Не трогай волосы! Причёску испортишь!

– Ой, Янка! Паша тебя сейчас не видит! Влюбился бы намертво!

– Ага! С женой бы сразу развелся!

– Одёрни юбку, Ян! И спину прямо держи! Ты Белоснежка или старуха Изергиль?

Да уж… Вот беззаботные люди. Почему у них нет проблем, а я умудряюсь трепать себе нервы по пустякам? И что, в принципе, случилось? Ни-че-го ровным счётом. Но тем не менее, суть ясна: Виталик приревновал меня к Вадиму. Впервые он не сумел этого скрыть. Бред… На наших глазах Канарейка ушел трахаться с Катей Богданович! При чём тут я?! С какого такого боку? Но разбираться сейчас было некогда. Вот отыграем спектакль, тогда видно будет.

Ах, если бы можно было всё рассчитать заранее и распланировать хотя бы на неделю вперёд! С Виталиком до начала представления мы так и не встретились, не перекинулись ни единым словом, будто действительно накануне поругались. А потом было уже поздно – Дед Мороз и Снегурочка открывали новогодний бал и первыми выходили на сцену. Играла музыка, горели весёлые огоньки…Дети, затаив дыхание, смотрели сказку. Мы с Вадимом стояли за кулисами у выхода и ждали своего часа. Меня колотил нервный озноб – всё-таки шутка ли, в первый раз выйти на сцену! Перед такой аудиторией! К тому же где-то там, в общей зрительской массе сидела моя мама и с нетерпением ожидала моего появления. Я уже предупредила её о том, что мы с Вадимом вылезем из ящика. Он стоял метрах в трёх от нас. Мы ждали своего эпизода.

– Боишься? – Вполголоса поинтересовался Канарейка. Он-то, конечно, был абсолютно спокоен. Прирождённый артист, привыкший к всеобщему вниманию и аплодисментам. И потом, не впервые ведь уже Вадим играл в спектакле. В отличие от вашей покорной слуги.

– Волнуюсь. – Поправила я его так же тихо. – Вдруг что-нибудь не получится?

– Да ну, брось ты. Что тут может не получиться? Все так тщательно готовились.

Я язвительно усмехнулась:

– Да…Только Катю почему-то гримировали впопыхах за десять минут до начала. С чего бы это, не знаешь?

И с чего это мне понадобилось его подкалывать? Мои слова отлетали от Вадима как от стенки горох. Он даже в лице не изменился, только взглянул на меня весело:

– Можно подумать, что ты сама этого не знаешь. Виталька, небось, уже по всей форме доложил?

– Я бы и сама догадалась. Ума много не надо. Тебе не кажется, что это безответственно?

– Чего именно? – На этот раз Вадим не притворялся – недоумение его было вполне натуральным, и я неосознанно взяла менторский тон:

– То, что ты делаешь. Ирина Павловна чуть с ума не сошла, вас разыскивая. Неужели так необходимо было это делать именно здесь и сейчас?

Канарейка протестующее дёрнул головой:

– Во-первых, это не твоё дело. Не тебя же я от работы отрывал. А во-вторых, Ирина Павловна прекрасно знает, что спектакль я ни под каким видом не сорву. Я сказку про Федота-стрельца играл в прошлом году с ангиной. Температура под тридцать девять была, а что поделаешь? Замены не было, а афиша уже висела. Так что сомневаться во мне ни у кого причин нет.

Конечно, он был прав. Незачем мне лезть в чужую жизнь. Со своей бы разобраться как следует. И я замолчала, глядя на сцену. Только что закончился танец Трубадура и Принцессы – теперь раскрасневшаяся, изящная Варя вместе со своим долговязым партнёром стояла возле трона Деда Мороза, а Лена, очень ловко изображая ворону, объявляла залу:

– Из прекрасной туманной Англии к нам на бал прибыла Белоснежка со своими друзьями-гномами!

Снова заиграла весёлая музыка. По сцене неуклюже запрыгала Яна Лисовенко в окружении девочек-третьеклашек. Вадим прыснул со смеху, наблюдая этот танец – двигаться Янка явно не умела.

– Лисовенко как корова на льду… Нашли Белоснежку…

– Надо было ей Герду играть. – Заметила я желчно. – Там, по-крайней мере танцевать не надо. Только в ящике сидеть.

– Ага, как же… Я бы одурел там с ней сидеть. Она бы собой всё пространство заняла, от меня бы, бедного, мокрое место осталось.

Голос Канарейки переполнялся презрением, граничившим с откровенной брезгливостью. Даже я неосознанно поёжилась.

– Чего она тебе плохого сделала, что ты так о ней говоришь?

– Ничего. Терпеть не могу жирных.

– Она что, виновата?

– А то нет. Ни одна уважающая себя девчонка не позволит себе быть такой. Всегда можно найти способ держать себя в форме. Спортом заняться, на диету сесть. Если девчонке лень это делать, значит, ей ровным счётом плевать на свою внешность. Да и вообще на всё плевать. От того они и безликие какие-то, серые. С ними даже разговариваться неприятно, не то, что остальное.

Что ж… В чём-то Вадим определенно прав. И тем не менее, его холодный цинизм уже в который раз скребнул мою душу грубой наждачкой. Безликие, серые…Гляньте на него…Кто дал тебе право навешивать на людей такие ярлыки, толком не разобравшись в их сущности? Или эта твоя хвалёная незаурядность ставит тебя на много ступеней выше других? Может, у тебя тайная мания величия, а, Вадичка?

Я критическим взглядом окинула свою фигуру под детским клетчатым платьицем и попыталась отыскать хоть какой-нибудь изъян. Слава богу, презрение этого «ценителя прекрасного» мне не угрожала. А почему, собственно, я так радуюсь? Какое мне, вообще, дело до Канарейки, до его пристрастий и привычек и до его отношения к окружающим людям?

На сцене было темно… Под слабым светом прожектора девочки в прозрачных воздушных накидках замораживали собравшихся на бал сказочных героев – бегали вокруг них, накидывали им на головы легкую белую материю. Вот музыка умолкла и все заколдованные, быстро вращаясь, оказались за кулисами. Половина с левой стороны, половина с правой. Я надеялась хотя бы на миг столкнуться с Виталиком перед тем как выйти на сцену, ради собственного спокойствия перекинуться с ним парой пустяковых фраз. Однако Виталик будто нарочно метнулся в противоположную сторону, за правую кулису, и почти сразу же после этого Татьяна Евгеньевна мягкой, прохладно ладонью подтолкнула меня и Вадима вперед, прошептав чуть слышно:

– Ваш выход, ребятки. Давайте, с богом…

Ничего не слыша, кроме стука собственного сердца, я ползла за Канарейкой почти наугад. Этот трюк был отрепетирован нами уже раз пятьдесят, наверное, и тем не менее сейчас я не соображала, что делать, полностью терялась, поэтому инстинктивно доверилась бесстрастному Вадиму, повторяя за ним все его действия. Я не видела, как он открыл боковую стенку ящика и как проник вовнутрь – мне навстречу протянулась только рука Вадима.

– Давай быстрее. – Услышала я его шёпот и, волнуясь всё больше и больше, забралась кое-как в тёмное, душное пространство нашего убежища. Осторожной быть не получилось – стремясь всё сделать вовремя, я споткнулась обо что-то под ногами и налетела прямо на Вадима. Он, видно, сидел на корточках, потому что под тяжестью моего, неожиданно свалившегося тела, тут же потерял равновесие и повалился вместе со мной на дальнюю стенку.

– Мамочка! – Только и успела взвизгнуть я в панике.

– Тихо ты! – В следующий же момент Канарейка крепко зажал мне рот…своими губами.

Яростная вспышка возмущения с моей стороны проявила себя одним резким рывком куда-то вбок. Она погасла мгновенно, как будто вилку кто-то выдернул из розетки и перекрыл доступ электричества к моему телу и разуму. Может быть, ничего подобного и не произошло бы с нами, но, упав на Вадима сверху, я нечаянно обе его руки прижала к стене, поэтому другого способа заставить меня замолчать он просто не нашел. Может быть так, а может быть, и нет. Во всяком случае, разбираться нарочно он это сделал или нет, смысла не имело. Инстинкт, как говорится, он и в Африке инстинкт, и чего можно ожидать от двух молодых, красивых, полных жизненных сил людей мужского и женского пола, помещенных в замкнутое пространство, да ещё в такой провоцирующей близости друг от друга?!

Спектакль шёл своим чередом. Голос Лены доносился до слуха как сквозь вату, я его почти не слышала, да и не могла слышать. В душном, тесном ящике близость Вадима просто сводила с ума. От него слегка пахло той же, уже знакомой мне туалетной водой. Я жадно вдыхала этот запах, чувствуя, как скользят по моему лицу быстрые, тёплые губы Канарейки. Рассуждая трезво, можно было ужаснуться всему происходящему здесь, ведь там, за этими толстыми стенками шёл спектакль, к которому мы так долго готовились! Но в те блаженные мгновения мне, что самое удивительное, абсолютно всё стало по барабану. Вадим целовал меня, и я отвечала на его поцелуи так же пылко и торопливо, словно боясь не успеть, опоздать куда-то, словно сама жизнь сейчас зависела от нашего минутного безумия, которому, казалось, не будет конца…

– Интер-ресно, кто поставил сюда этот ящик?..

В стенку что-то с силой стукнуло, оглушив меня, и я очнулась окончательно. Вадим стремительно подскочил, шибанув головой верхнюю крышку ящика. Ослеплённая ярким светом, я медленно поднялась вслед за ним. Всё было не так, как планировала Воронина, я это понимала. Во-первых, стучаться в ящик никто не был должен. По задумке мы с Канарейкой выскакивали наружу синхронно и быстро, как чёртики из табакерки. Это довольно забавно смотрелось со стороны и несло с собой элемент неожиданности. Теперь момент был упущен. Осознав это, я растерялась, беспомощно поглядела на Лену, стоявшую перед нами в заправской позе, уперев руки в бока. Она очень смешно смотрелась в образе Вороны – маленькая, щуплая, с чёрным пером в волосах, и я, может быть, улыбнулась бы сейчас, если бы не увидела в её глазах нечто ТАКОЕ, от чего меня вдруг бросило в жар. Забыв, кажется, весь свой текст, Лена переводила обалдевший взгляд с меня на Вадима и обратно, и я, сама не своя от предчувствия чего-то страшного, взглянула на Канарейку.

Нет, сколько я себя помню, никогда в жизни не приходилось мне переживать подобный ужас. Перед нами раскинулся зал, полный наблюдательных зрителей…По сравнению с нашим школьным актовым залом он казался огромным, необъятным – в нём можно было утонуть. На меня и на Вадима сейчас смотрело не меньше пятисот пар глаз, а мы стояли в центре всеобщего внимания под ярким светом рампы и видели только лица друг друга, щедро измазанные моей ядовито-красной помадой. Губы свои я драила на славу, долго и тщательно. Обоим нам теперь хватило с лихвой… Я видела, что, глядя на меня, Вадим едва сдерживает смех, и приходила в ещё большее отчаяние. Господи, неужели ему нисколько не стыдно?! И если он в таком виде, как же тогда выгляжу я?! И что же делать в такой ситуации – кто бы подсказал, мамочка моя родная?!...Мама…Неужели она тоже сейчас это видит?.. Дети в зале…Лена…Ребята…Виталик…Господи помилуй, ГДЕ ВИТАЛИК?!

Я посмотрела туда, где за кулисами стояли «заколдованные» участники спектакля. В костюме Деда Мороза Виталик был очень заметен, однако глаз его, утонувших в густой бороде, я не разглядела. Между тем сказка продолжалась. Немного опомнившись, я заметила, что Вадим и Лена давно уже ведут между собой диалог, в котором, кстати, половина реплик принадлежала мне. Но так как я, поддавшись своим эмоциям, впала во временный транс, Канарейка весь мой текст беспардонно взял на себя. В итоге я самой себе показалась здесь лишней. Представляю, что думали сейчас обо мне Воронина и Овсянникова! За своей спиной я услышала шёпот Татьяны Евгеньевны:

– Вылезайте из ящика…Вылезайте, хватит в нем стоять.

Слава богу, лиц наших она сзади не видела… Вадим тоже услышал приказ – как ни в чём не бывало перемахнул через высокий борт ящика, ловко снял меня. Глядя на его невозмутимость, я постепенно успокаивалась, входила в колею и вскоре сюжет спектакля пошел по сценарию, как ему и положено было идти – ровно, гладко, без каких-либо сбоев. При первой же возможности, оказавшись за кулисами, я как следует оттёрла лицо и попыталась найти Виталика. Поиски мои успехом не увенчались – он, видимо, как встал там, за занавесом, в правом краю сцены, так и продолжал стоять до конца представления, ожидая, пока мы трое – я, Вадим и Лена, найдем способ освободить его и всех остальных от злых чар Снежной Королевы. Не знаю, почему, но меня это странным образом беспокоило. И на протяжении всего спектакля, машинально произнося заученный текст, меня не покидала одна навязчивая мысль: видел ли Виталик наши с Вадимом лица, когда мы вылезли из ящика?... Видел или нет?..

Возможно, не думая об этом, я сыграла бы лучше. Так или иначе, оценить свой талант не со стороны было довольно сложно. Слово за слово, сценка за сценкой – сказка близилась к концу, и неожиданный инцидент с поцелуем в самом её начале уже казался мне плодом моего больного воображения – я изо всех сил старалась о нём не вспоминать.

Всё прошло гладко…Снежная Королева растворилась во мгле, потеряв свои колдовские чары. Освобождённые из ледяного плена Дед Мороз и все его гости благодарили своих спасителей и малышей из зала за то, что поддержали Кая и Герду в трудностях. Вадим крепко держал меня за руку и радостно раскидывал направо и налево лучезарные улыбки. Он весь спектакль вёл себя свободно и раскованно, несмотря на отрепетированную постановку, постоянно импровизировал, сходу придумывая что-то своё: то фразу смешную брякнет ни с того, ни с его, то во время нападения разбойников неожиданно затеет драку в целях сопротивления. Всё это, как ни странно, получалось у него к месту и кстати, я думаю, ни Воронина, ни Овсянникова не рискнули бы упрекнуть Вадима в своеволии.

Но вот занавес закрылся, и вся наша юная актёрская труппа гурьбой двинулась за кулисы. Виталик шёл где-то в стороне от меня, на ходу срывая с себя шапку, бороду, приклеенный красный нос, и я, запинаясь об путающихся под ногами «гномиков» и «козлят», никак не могла к нему пробраться. Липкий, холодный страх овладевал мною всё сильней и сильней. Виталик даже не пытался оглянуться, поискать меня глазами – он шёл быстро, решительно, почти бегом, и я уже не осознавая, что делаю, окликнула его по имени:

– Виталь!

Мой голос улетел в никуда и растворился в пространстве – Виталик его не услышал. А может, не захотел услышать. Шагающий возле меня Вадим сразу всё это заметил – и моё настроение, и странное поведение Виталика.

– Подожди. – Бросил он беспечно. – Сейчас разберёмся.

Упаси меня боже от подобных разборок!

Они встретились только возле двери гримёрки. Там, не говоря ни слова, Виталик остановился, чуть ли не врезавшись в закрытую дверь. Потом медленно повернулся к Вадиму… Стоя в толпе, я издали увидела его глаза и уже поняла, что сейчас произойдёт…Ребята вокруг даже ахнуть не успели – короткий, сильный удар отбросил Канарейку прямо на них. Расступись они – и он непременно грохнулся бы на пол. Где-то рядом раздалось несколько испуганных девичьих визгов. Толпа зашумела, заволновалась, недоумевая, что происходит.

Вадим оттолкнулся от поддерживающих его рук, поднялся, потирая до крови разбитую нижнюю губу, и подошел, не спеша, к Виталику. Тот ждал его молча, вовсе не думая уходить. Ждал и смотрел прямо в глаза – холодно, не моргая, с глубоко затаённой яростью. Пауза длилась всего пару секунд, а нам казалось – целую вечность уже стоят Вадим и Виталик друг против друга. Я чувствовала, что должна непременно вмешаться в ситуацию, предотвратить нечто страшное между двумя лучшими друзьями, однако ноги мои отказывались мне подчиняться, они буквально приросли к полу, и тело сделалось чужим, ватным, я его совсем не ощущала. Только в висках больно стучала кровь: доигралась…доигралась…доигралась…

Все вокруг также притихли, ожидая продолжения конфликта. Можно было не сомневаться в том, что сейчас здесь произойдет настоящая драка – зная канарейкин нрав, иного исхода дела представить никто не мог. И тем не менее… Постояв безмолвно ещё некоторое время, Вадим вдруг усмехнулся презрительно, ладонью вытер с подбородка кровь, оглядел руку, будто удивляясь тому, что умудрился чем-то её запачкать. Виталик по-прежнему молчал, наблюдая за ним и, кажется, очень желал какой-либо провокации со стороны друга.

– Ребята, вы что?! – Отчаянно прозвучал в общей массе голос Снегурочки-Маринки.

– Давай… – Игнорируя всех собравшихся и меня в том числе, Виталик шагнул к Вадиму ещё ближе и чуть ли не грудью уткнулся в его грудь. – Давай…

– Чего тебе дать, Павлецкий? – Вадим был абсолютно спокоен, или же просто умело играл на публику. – Ты уж толкни меня давай, что ли…. Чего ждёшь-то? Я тебя бить не буду, не жди.

Кулаки Виталика судорожно сжались, на скулах от досады заходили желваки. Вот таким я его точно никогда не видела, это был совсем другой, незнакомый мне человек. И я вдруг с горечью подумала о том, что того, прежнего Виталика мне больше не видать как своих ушей. Будь ты проклят, Канарейка, со своим ящиком!... И я тоже хороша… Дрянь…Другим словом не назовёшь…