Текст книги "Ровесники. Герой асфальта (СИ)"

Автор книги: Елена Курносова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

Нет, моё нахальство просто ни в какие рамки не укладывалось! Я сама себя не узнавала! Виталик нервно облизнул сухие губы:

– Это…Это же…Ты же понимаешь…

– Конечно, понимаю.

– Тогда остановись…

– И не подумаю. – Рука моя беспардонно нырнула ему в ширинку, пальцы наткнулись на тугую резинку трусов и, без труда её оттянув, шустро прокрались вниз. Честное слово, подобные маневры я проделывала впервые! Но вот что самое интересное, никакого смущения я при этом не испытывала. Будто так и надо было, и только это могло спасти нас, полностью излечив от пережитых душевных страданий. Кроме того, мною двигало и естественное женское любопытство: как это? Что это? Кажется, я имела право изучить, наконец, своего парня целиком. У меня это получалось – плоть под моей ладонью уже давно стала твёрдой. Жалко, что я не могла ещё и увидеть…А хотелось бы…

– Ксю-у-ушка-а…– Виталик тихо, прерывисто стонал, все ещё пытаясь сопротивляться. Создавалось впечатление, что я его просто насилую, но от этой мысли мне вообще стало весело. В конце концов, в этой игре мы были с ним на равных. И знала я не больше, чем он.

– Ксюш…Не надо…– Виталик чуть ли не плакал. – Что ты меня дразнишь?.. Зачем?

– С чего ты взял, что я тебя дразню? Делать тут всё равно больше нечего…

– Ты что, с ума сошла?!

До него только сейчас дошло, чего я добиваюсь, и это открытие произвело оглушающий эффект .

– Ты издеваешься, что ли?

– Нет…

– Но…Но здесь же нельзя, дурочка…

– А где можно? – Я подняла на Виталика невинный взгляд и улыбнулась так мило, как только могла. – Дома? Когда свечи горят, а в бокалах плещется искристое шампанское? А ещё простынь белую на диванчик подстелить для полной стерильности…

– Ксюшка…Дурочка ты сумасшедшая… У меня же нет ничего…Ты понимаешь, о чём я…

– Сам ты дурачок. У тебя никогда этого и не было. Ты же не Канарейка…Да не бойся ты…

– Я за тебя боюсь…Я тебя люблю и не хочу вот так…Как попало…Здесь же…Вдруг кто-нибудь войдёт? Или с улицы смотрят?

Я сунула ему под нос руку с часами. Десять минут первого.

– Посмотри. Думаешь, кому-то охота торчать тут под окнами и смотреть, что мы с тобой делаем? Впрочем, если это тебя всё же волнует…– Легко спрыгнув с верстака, я метнулась к двери, щёлкнула выключателем. Стало темно…Мастерскую освещал теперь только серебристый снег во дворе и маленький кусочек луны, украдкой заглядывающий в окно. Я видела, что Виталик даже дышать сейчас боится. Вернулась я к нему медленно, а, приблизившись, остановилась напротив. Конечно, глупо было ждать от Виталика каких-либо действий. Он до сих пор не мог опомниться и беспомощно смотрел на меня.

– Послушай…– Я положила ладони на колени парня, и он вздрогнул как от лёгкого удара током. – Мы ведь друг друга любим, правда? Так почему бы нам не закрепить наши отношения по-настоящему?

Он по-прежнему слушал меня молча. В этом спектакле мы, казалось, поменялись ролями – по идее, это Виталик должен был уговаривать меня, подбивая на физическую близость, а не я – его. И, безусловно, именно мне стоило бы выламываться и бояться того, что рано или поздно между нами должно было непременно произойти. Тем не менее, я чувствовала себя уверенно, и этому как раз способствовала та незаурядная ситуация, в которой мы оба оказались. Своего рода экстрим. В духе Вадима Канаренко. Почему бы и нам не пощекотать себе нервы?

Я взяла руки Виталика в свои и тихонько потянула к себе.

– Ну?.. Чего ты?.. Иди ко мне… Я не кусаюсь…

Он наконец-то спрыгнул с верстака.

– Я… Ксюш… Я просто не знаю… Не уверен…

– В чем ты не уверен? Боишься, что не получится?...Давай попробуем…Рискнем…

– Ты потом пожалеешь…

– Если только ты меня бросишь после этого.

– Ксюшка, что ты такое говоришь?!..

– Тогда чего нам бояться? Прикоснись ко мне… Почувствуй… Я хочу быть только твоей…Сейчас и всегда…Ну? Давай же…

Высокопарные речи погасили страх. А желание росло. Было любопытно и немного волнующе… Было довольно больно и жёстко…Зато отапливался кабинет на славу – задыхаясь от жары, Виталик стянул с себя свитер и майку. Моя кофточка и без того была тонкой, но её я тоже сняла. Я сняла с себя вообще все и ничуть не постеснялась предстать перед Виталиком в чём мать родила. Во-первых, тела своего я не стыдилась, а во-вторых, рано или поздно он всё равно увидел бы меня такой. Если серьёзно, этой смелостью и бесстыдством я Виталика просто шокировала – он очень долго суетился, долго пыхтел, целовал меня куда ни попадя и, наверное, очень боялся остаться в дураках. Наблюдать за ним было забавно, я изо всех сил сжимала зубы, чтобы не обидеть Виталика исступленным хохотом и вместо смеха получалось что-то булькающее и отрывистое, похожее на проявление высшего кайфа, которого на самом деле не было и в помине. Приятная прохлада деревянной парты под спиной, ещё более приятные поцелуи – и вот он, момент истины, когда обрывается пора безоблачного, невинного детства, и начинается жадная, ненасытная юность, стремящаяся познать жизнь во всех её проявлениях, не признающая никаких ограничений и приличий. Резкая боль – одно короткое мгновение… Виталик остановился в замешательстве, чувствуя мой дискомфорт:

– Не надо больше?

– Продолжай…

– Уверена?

– Да…

И он как всегда шёл у меня на поводу, старался изо всех сил, и у него, в принципе, всё получалось правильно. Конечно, это была не роскошная любовная сцена из классической мелодрамы. Мой главный герой впервые в жизни демонстрировал свои сексуальные способности, и я не пылала бешенной страстью, не билась в припадке экстаза, я даже толком не помогала своему партнеру. Но разве могло быть как-то иначе? Я сама хотела, чтобы всё это случилось именно здесь и сейчас, а подобные условия плюс наш щенячий возраст явно не играли нам на пользу. Так же как и прежде, во время поцелуев в подъезде, я мысленно могла отвлекаться на что угодно, голова была ясной, и почему-то всё больше и больше хотелось смеяться.

Виталик, получив разрешение продолжать, уже ни о чём не думал. Убедившись, что мне теперь не больно, он целиком отдался свои эмоциям – его энергии можно было позавидовать. Просто удивительно, как с подобным темпераментом он вообще мог так долго оставаться девственником? И как он умудрялся носить в себе столько неутолённой страсти, ничем её не проявляя? Мне казалось, ещё чуть-чуть – и он просто разорвётся от счастья, или сердце у него не выдержит столь чудовищной нагрузки. Нервное напряжение явно мешало Виталику с достоинством закончить свой адский труд. Он менял ритм, переводил дыхание, тормозил и снова ускорял темп, обливаясь потом и едва слышно постанывая от удовольствия. Самым приятным из всего происходящего для меня были именно эти звуки. Сейчас я дарила своему Ромео наивысшее блаженство и этим с лихвой искупала перед ним все свои грехи. Он, Виталик, был достоин такого подарка.

Ноги мои уже успели онеметь второй раз за последние несколько часов, когда Виталик, судорожно дёрнувшись, замер вдруг и медленно опустился мне на грудь. Стало ещё жарче. Крупные капли пота скатывались с его мокрых волос. Я погладила их, взлохматила обеими руками:

– Всё нормально?

– Со мной?.. Да…А ты как?

– В порядке.

Разумеется, я врала. Редкая девушка будет в порядке, теряя невинность при таких обстоятельствах. Но, в принципе, наверное, бывает гораздо хуже. Потом мы ещё долго сидели на том же верстаке, крепко прижимаясь друг к другу. Виталик гладил мои спутавшиеся волосы, пытаясь расчесать их своими пальцами как гребешком, и беспрерывно чмокал меня в лицо. Какое-то время оба мы опустошённо молчали. Первые признаки жизни подал Виталик.

– Что же мы наделали, Ксюш? – В голосе его я услышала натуральное отчаяние. – Не надо было так… Вдруг ты… Мы же ничем не предохранялись…

– Опомнился. – Это непрекращающееся нытьё и сплошные страхи меня уже начали всерьёз раздражать – Ты же за меня отвечаешь, правда? Или я ошибаюсь?

– Нет, ты что?.. Я всегда буду с тобой, ты же знаешь…Но если вдруг… Что мы будем тогда делать?

– А что обычно делают в таких случаях? Аборт, конечно.

– Что?! – Виталик даже отпрянул от меня, будто я внезапно стала раскалённой на плите сковородкой. В лунном свете глаза его горели от ужаса.

– А что ты предлагаешь? Пожениться, родить ребенка и жить одной семьёй? Хороша перспектива в пятнадцать лет!

– Нам уже почти шестнадцать.

– Велика разница! Ты со своей нынешней семьёй сперва разберись. С папой и мамой. А о своей судьбе я сама хочу заботиться.

Говорила я почему-то грубо и резко. Этот мой тон расстроил Виталика окончательно, и он опять надолго умолк. На самом же деле никакого аборта я делать не собиралась. Я вообще так легко решилась на близость именно потому, что как раз в этот день залететь не могла. По-крайней мере, об этом свидетельствовал мой природный цикл. Хотя некоторая доля риска всё же существовала, и это необъяснимо меня злило. Не из-за того, что я боялась, нет. Просто неприятно было понимать, что Виталик сокрушался о возможных последствиях только теперь, когда ничего уже нельзя исправить. Вряд ли такие же мысли приходили ему в голову в процессе дела. Тогда ему было просто хорошо. Не знаю, на кого я обижалась? Сама же спровоцировала Виталика на близость, можно сказать, заставила его лишить меня невинности, а ведь он живой человек. Подросток в самом расцвете полового созревания, к тому же по уши влюблённый. И всё-таки слишком легко он сдался. Не проявил достаточной твёрдости, хотя ему-то, в отличие от меня, ничего не известно о каких-то там мудрёных менструальных фазах в женском организме. Какой-то язвительный гнус внутри моего сознания очень хотел напугать Виталика, чтобы особо не расслаблялся после того, что произошло. Пусть помучается угрызениями совести. Пусть понервничает за меня, а заодно уж и за себя. Не всё в жизни даётся просто так, на халяву.

– Ксюша…Ксюш…

Я изумленно подняла лицо. Виталик плакал…Даже в темноте я видела слёзы, заполонившие его глаза – крупные и совершенно неожиданные.

– Ты что? – Все злые мысли забылись в один миг, сердце охватила небывалая нежность и, уже не помня себя, я обняла Виталика за шею. – Ты что, дурачок ты мой? Ну что ты? Всё же хорошо…Мы же вместе…Чего ты?

– Вместе…– И он судорожно прижал меня к себе, словно я могла куда-то деться. – Вместе… Навсегда, правда?.. Мы ведь никогда больше не поссоримся? Я не могу без тебя, котёнок… Зайчик мой…Прости меня за все… Я должен был себя контролировать…Прости, пожалуйста…Мы все проблемы решим вместе…Я умру за тебя…

– Что ты, глупенький? Что ты…Ни в чём ты не виноват. Ничего не случится. Я знаю…Успокойся…Это ты меня прости. За всё… И за Канарейку…Я не хотела…

– Я знаю, я знаю, Ксюш…Ты не уйдёшь к нему? Ты не бросишь меня? Я ведь не такой…Он все умеет, а я…Я такой дурак…

– Ты умница Ты лучше всех. Правда. Зачем мне Канарейка? Ему бы и в голову не пришло так переживать о последствиях. Он же только о себе думает. Никогда, ты слышишь, никогда не смей меня к нему ревновать. Я сделала свой выбор. Ты же убедился…Ты же веришь? Никому другому я бы не позволила. Только тебе одному…

– Я верю…Я знаю.. Я так тебя люблю…

Выбор свой я действительно сейчас сделала – отдаваясь Виталику, я страховалась от возможных будущих преград в наших отношениях, одним махом отсекая любую вероятность потерять Виталика. Теперь я была твёрдо уверена – он не посмеет меня бросить никогда в жизни, даже если снова приревнует к кому бы то ни было. И что бы ни случилось, отныне Виталик целиком и полностью принадлежал мне. Расчётливо и ловко я привязала его к себе намертво, и с этих пор могла не бояться трудностей. Он был мой. Только мой…

А время шло… Никто не собирался за нами приходить. О нас, казалось, совсем позабыли. Но думать об этом почему-то не хотелось. Уже не рассчитывая обрести свободу в ближайшем будущем, мы устроились на полу, да так и заснули под дверью, обнимая друг друга. Спалось мне на диво хорошо – всю оставшуюся ночь до утра меня согревали тёплые и надёжные руки Виталика, и, доверчиво утыкаясь в его мягкий свитер, я чувствовала удивительный покой и бескрайнюю радость. Наконец-то всё в моей жизни было хорошо…

Глава 31

Ключ в замке повернулся, когда мы ещё спали, я даже не услышала этого осторожного звука. Разбудил меня только вспыхнувший внезапно свет и громкие голоса.

– Ну вот, я же говорил, что они здесь!

– Конечно, куда они могли отсюда деться!

– Живые-здоровые, спят как суслики!

– Эй, сонные тетери, вставайте!

Свет резал глаза, и я никак не могла их открыть, однако с пола попыталась встать сразу же. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь над нами смеялся. Виталик опомнился быстрее – подскочил, опережая меня. На пороге стояли Ленка и Мишка. Сладкая парочка, весёлая и беззаботная, от них пахло изумительной свежестью и морозом.

– Это так сейчас модно прикалываться? – Беззлобно поинтересовался Виталик, стараясь, впрочем, придать своему голосу максимальную строгость. Надо думать, что «шутники» нисколько не смутились от этого замечания. Раскопин, дурачась, приложил руки к груди:

– Ну извините, извините, так получилось. Случайно. Хотели на часик вас запереть, а потом забыли совсем. Сами понимаете – веселье, танцы-шманцы. Как вы тут? Голодные, наверное?

Только сейчас я с удивлением вспомнила, что в последний раз ела вчера днем.

– Да нет, что вы. – Всё так же саркастически возразил Виталик. – Мы могли бы тут ещё недельку-другую посидеть. Совести у вас нету. Робинзон Крузо на необитаемом острове хоть чем-то мог питаться. А нам тут разве что столы можно было погрызть.

– Ой, да ладно тебе брюзжать! – Хихикнула Ленка, оглядывая меня с нехорошим любопытством. – Ты всю ночь с любимой девушкой провёл, как тут можно о еде думать?

Честно говоря, об этом я тоже подумала. Выходит, не настолько уж сильно Виталик потерял голову, раз даже со мной наедине ощущал муки голода. Выходит, и не случилось между нами ничего особенного. Примитивная случка – вроде тех, что любит устраивать Канарейка в физкультурной раздевалке.

Радостное настроение, с которым я вчера засыпала, исчезло без следа. Теперь, с приходом нового дня, я испытывала только жгучий стыд и досаду из-за того, что, пожалуй, слишком поспешила стать женщиной. Виталик держался скованно и, стоя вблизи, не решался посмотреть мне в глаза. Видно, и его голова к утру совершенно прояснилась. Впрочем, если разобраться, он ничего и не хотел.

Когда мы все вчетвером покидали злополучную мастерскую, было восемь часов. Школьные коридоры пустовали – как-никак, четверть уже закончилась, а, значит, начались новогодние каникулы. Однако жизнь здесь ещё шла своим, размеренным чередом. Педагоги заканчивали какие-то важные дела, уборщица мыла полы после вчерашней дискотеки. Она открыла нам дверь в раздевалку, и мы с Виталиком забрали оттуда свои куртки, одиноко болтающиеся на двух разных вешалках.

– Ничего не понимаю…– Бормотала пожилая, краснолицая женщина в поношенном синем халате, наблюдая, как мы с Виталиком одеваемся. – А я думаю, что это за вещи? Раздетые, что ли, вчера домой ушли по морозу? Или вы не уходили никуда?

– Не уходили. – Откровенно созналась Ленка. – Их вчера случайно в классе закрыли.

– На всю ночь, что ли?! – В ужасе всплеснула руками уборщица и посмотрела на нас с Виталиком с глубочайшим состраданием. – Это как же?...А я… Что ж это я не увидела? Как же родители-то ваши?.. С ума там, поди, сошли уже…

Да уж… Я представляла состояние моих родителей. И то, что меня ждало дома, даже трудно было вообразить. Лучше не думать.

Мишка и Ленка топтались у входа в раздевалку вместе с уборщицей. Они, казалось, договорились взять над нами шефство.

– Ну простите нас, ребята…

– Ничего же страшного не случилось, правда?

Правда… То, что случилось – совсем не страшно. И в какой-то степени круто. А главное, очень важно для дальнейших отношений. Интересно, догадывались ли Ленка с Мишкой о чём-нибудь?

– Ты домой сейчас?

Услышав рядом тихий вопрос Виталика, я, не оборачиваясь, пожала плечами:

– Не знаю. Страшно туда идти. А надо.

– Гулять будешь днём?

– Не знаю, Виталь. Если мамка не убьет, то выйду, скорее всего.

– Я за тобой зайду. Можно?

– Можно. Заходи.

Разговаривали мы вполголоса, и друг на друга всё это время не смотрели, однако наши освободители успели сделать для себя радостный вывод: примирение состоялось. Я заметила, как они переглянулись между собой многозначительно и сразу вдруг начали прощаться.

– Ну ладно. Раз с вами всё в порядке, мы тогда пойдём.

– Да, пошли, Миша. Дорогу домой они, думаю, найдут.

– Пока, давайте!

Они уходили, весело болтая и держась за руки, а мне почему-то было грустно. И на Виталика по-прежнему смотреть не хотелось. Я даже не знала, что ему сказать, а ведь верила всерьёз – стоит нам помириться, и я с ума сойду от счастья, и вечности мне не хватит, чтобы с Виталиком наговориться. Так что же происходит? Теперь мы вместе. По-настоящему. Но где же оно, это ликование? И почему сердце молчит как контуженное?

Из школы мы вышли молча. Утро только вступало в свои права – оно уже сейчас обещало перерасти в устойчиво-погожий денёк. Под ногами приятно похрустывал чистый снег, щёки пощипывал лёгкий морозец. Проходя через внутренний двор, я не удержалась – бросила прощальный взгляд на тёмные окна мастерской. Теперь, пожалуй, я буду долго о ней вспоминать.

На спортивной площадке, перед школой, оказывается, сидела вся наша компания. Это было полной неожиданностью для нас с Виталиком – он сразу же сбавил шаг, и я машинально последовала его примеру. В другое время я бы, безусловно, рванула к своим, не задумываясь. Тем более понимая, что именно ребят я обязана благодарить за Виталика. Но сам Виталик явно избегал недавних друзей. К тому же, в центре тусовки как всегда сидел Канарейка. Его легко было сразу узнать по неизменному «пилоту» и вечному отсутствию шапки на голове.

Никаких следов вчерашнего веселья в пьяном виде! Лицо свежо как белеющий рядом снег. Тёмные волосы небрежно рассыпаны и падают на чистый лоб. Вадим сидел с ногами на ледяной скамейке и, по своему обыкновению, курил, стряхивая пепел в ближайший сугроб. Юный король Людовик Четырнадцатый в окружении своей свиты… Он заметил нас ещё издалека, но даже вида об этом не подал, только взглянул один раз быстро и внимательно. Я тоже, в свою очередь, успела посмотреть Канарейке в глаза, и всё мгновенно поняла. Вот он, способ, который изобрёл Вадим, о котором и говорил мне тогда! Он же обещал помирить нас с Виталиком, не принимая в этой затее непосредственного участия! И почему мне сразу не пришло в голову, КТО руководил действиями ребят? Оставаясь в стороне, Канарейка, подобно режиссёру в театре, координировал игру своих актёров. Сперва с помощью Чернова и Раскопина заманил в мастерскую Виталика, затем отправил Ленку с Маринкой за мной, и те таким же обманным путем завлекли меня в кабинет труда. И никто не забыл нас оттуда освободить – так с самого начала было задумано! Мы должны были провести вместе целую ночь. Только такой долгий срок заточения мог наверняка заставить нас сблизиться. Душевно или физически – не важно. А я-то думала, что Вадиму вчера было не до нас! Когда же я, в конце концов, научусь понимать этого парня?! Когда смогу постигнуть его удивительную натуру? Что на самом деле прячется за этими, постоянно насмешливыми глазами?

Он и сейчас провожал нас ироничным, снисходительным взглядом. Я не видела его усмешки, но инстинктивно ощущала её неизменное присутствие. Потому что даже добрые дела Вадим Канаренко совершал именно с таким вот оттенком усталого пренебрежения. Так короли отдают указ о помиловании мелкого воришки – стоит ли, мол, тратить время и нервы на подобную ерунду, когда есть масса более серьёзных дел? Что ж, как бы там ни было, мысленно я всё-таки поблагодарила Вадима за помощь. Лично подойти и выразить ему свою признательность я, естественно, не рискнула. Виталик прошел мимо компании как мимо стены, глядя себе под ноги, и мне пришлось идти за ним. Никто не окликнул нас, не попытался остановить – и встретили, и проводили нас с Виталиком гробовой тишиной. Даже Ленка с Мишкой, которые до этого, перебивая друг друга, рассказывали ребятам о чём-то (вероятно – о нас), на время умолкли. Они всё понимали. Недаром же столько времени следили за нашими отношениями. И сейчас они, наверное, совсем забыли и о Шумляеве, и о том, что Виталик – предатель. Всё еще могло утрястись. Особенно теперь, когда мы помирились. Теперь я могла поговорить с Виталиком, оказать на него благотворное влияние и, дай бог, вытянуть его из неблагоприятной среды общения. Кстати, не эту ли цель в конечном итоге преследовал Вадим, взявшись нас помирить?

– Ты это надолго?

– Что – надолго?

– Ты понял, о чём я говорю. Долго будешь обижаться?

Мы уже вышли за ворота школы. Компания осталась далеко позади, и я тут же попыталась оправдать доверие ребят. Не так-то легко это оказалось – Виталик насупился, низко склонил поднявшуюся, было, голову.

– Чего ты молчишь? – Снова атаковала я его безжалостно. – Скажи, что ты теперь собираешься делать?

– Ксюш, я ещё об этом не думал. Но с Канарейкой я не помирюсь, это однозначно.

– По-моему, ты все слишком близко к сердцу принимаешь. А ведь если бы не он, мы бы по-прежнему друг друга избегали.

– Давай начнем с того, что если бы не он, мы бы вообще никогда друг друга не избегали.

Иногда Виталик умел проявлять просто дикое упрямство, спор с ним в таких ситуациях вызывал в моей душе одно сплошное раздражение, особенно когда себя я считала правой.

– Значит, остаёшься в банде Шумляева? Ну здорово… И мне прикажешь туда вступить? Придумаем себе эмблемы на одежде. Свастику, например, или голый череп со скрещенными костями. Всё лучше, чем дружить с Канарейкой! Почему, кстати, не с Вадькой? Кажется, раньше ты его только так называл.

Виталик шёл, внимательно изучая носки своих ботинок.

– Раньше всё было по-другому.

– Ну конечно! Раньше не было меня и некого было к нему ревновать. Ты до сих пор боишься, что я уйду к Вадиму? Даже сейчас, после того, что между нами было?

– Н-нет…– Виталик поморщился, словно я дёрнула его за какой-то невидимый внутренний нерв.

– Тогда в чём дело?

– Я не могу его простить.

– Вот оно что… Меня можешь, а его – нет? Почему, объясни? – Я требовательно потянула парня за рукав куртки, заставила повернуться ко мне.

– Я не знаю, Ксюш. Не могу объяснить.

– Ну ладно, так чего же ты тогда за него переживаешь так сильно? Если уж считаешь Канарейку виноватым во всех смертных грехах, накажи его, как тебя Шумляев учит! Вымани к забору, пусть твои новоявленные друзья его покалечат!

– Ксюш… – Виталик принял слабую попытку возразить, но я не дала ему такой возможности.

– Чего – Ксюш?! Разве он этого не заслужил? Да его, скотину, убить – и то мало! Чего же ты играешь в благородство? У тебя теперь своя компания, в которой все законы – волчьи! Ты об этом знал, когда в неё вступал, так что теперь будь добр вести себя так же как они!

Виталик потрясённо хлопал глазами:

– Ты… Серьёзно, что ли?

– Дурак! Конечно нет! У тебя, видать, от общения с Шумляевым мозги совсем отрафировались! Ничего не понимаешь, ничего не видишь и не чувствуешь! А Вадим, между прочим, переживает из-за вашей ссоры. Он мне сам об этом говорил, и я, знаешь ли, ему верю. Потому что видела, КАК он тогда выглядел. Я ему сказала: иди и объяснись, попроси прощения, ты же виноват, глупо это отрицать!

– Вадька никогда ни перед кем не извиняется. – Хмуро заметил Виталик, с жадностью выслушав мою пылкую речь. – Даже если виноват.

– И ты, конечно, навстречу тоже не пойдешь?

– Нет, не пойду. – Виталик сказал это так твёрдо и безапелляционно, что я на какой-то миг лишилась дара речи в растерянности, и теперь уже он смотрел на меня решительно.

– Ты извини, Ксюш. Я всё понимаю и мозги у меня не отрафировались. Я с первого класса знаю Вадьку, и он мне очень дорог. Я всегда ему подчинялся, я всё, что угодно мог ему простить. Он всегда был лучшим. Всегда умнее, красивее, смелее, обаятельней, чем я. Я всю жизнь хотел быть таким же, но у меня не получается. Склад характера не тот. Но я не завидую ему. И зла не желаю ни при каких обстоятельствах. Я и сейчас, если понадобится, жизнь за него отдам. Поэтому и общаюсь с Шумляевым. Не дай бог они что-нибудь против Вадьки затеют – я должен об этом знать, чтобы беду предотвратить. Мы слишком долго с ним дружили, чтобы я мог вот так просто всё перечеркнуть. Мне его тоже не хватает. Даже теперь, когда мы с тобой вместе, мне всё равно тяжело. Вот тут, внутри…– Виталик приложил ладонь к груди. – Будто железо горячее постоянно. Но мириться я не пойду. Иначе об меня потом ноги можно будет вытирать.

На это, увы, я ничего не могла возразить. Разве не понятно объяснился со мной Виталик? И разве он был не прав? Тем не менее, стало грустно и обидно. И за Виталика, и за Вадима. Хорошо хоть к последнему снова вернулось уменьшительное имя – уже что-то. Выговорившись, мы какое-то время шли молча. Каждый думал вроде бы о своём, но, по сути – об одном и том же. Я не заметила, как Виталик взял меня за руку, и как мы миновали его дом – опомнилась только когда увидела собственный двор и совсем уже родную детскую площадку перед домом.

– Ой… – От неожиданности я рассмеялась. – Спасибо, что проводил.

Виталик тоже заметно повеселел.

– Не за что. А можно мне с тобой подняться?

– Зачем? – Испугалась я чересчур открыто.

– А что? – Он мгновенно поник. – Ты же сама сказала, что твоя мама всё знает. И я могу теперь к тебе смело приходить.

– Разумеется, можешь. Только сейчас я сама не знаю, что она со мной сделает. И если ты попадёшься под её горячую руку, она запросто расторгнет свой пакт о ненападении и снова запретит мне гулять.

– Тогда я тем более обязан быть возле тебя. И отвечать за всё мы должны вместе.

Нет, меня определённо не радовала перспектива заявиться домой под ручку с Виталиком. «Доброе утро, мамочка, ух и нагулялись же мы!» Представляю, чего она себе вообразит. Причём, будет абсолютно права. Господи, как же страшно-то… И всё-таки в любом случае идти на Голгофу нужно было одной.

– Нет, Виталь. Лучше я сама с мамой сначала поговорю. Если всё обойдется, то погуляем. Хорошо?

Выбора я Виталику не оставляла никакого, и он, скрепя сердце, вынужден был принять мои условия. Попрощались мы тепло и сдержанно – оба словно договорились делать вид, что между нами ничего не произошло. И вот уже я стояла перед дверью собственной квартиры, кусая губы в замешательстве. Позвонить или открыть своим ключом? После недолгого колебания я всё-таки выбрала последнее – по-крайней мере, мамино разъярённое лицо в этом случае возникнет передо мной не сразу, а на пару секунд попозже. Что, впрочем, служило весьма слабым утешением.

Мысленно я почему-то представляла себе следующую картину: мама лежит зарёванная на кровати, а прогулявший работу отец меняет на её голове холодные компрессы. Они уже успели обзвонить все морги и больницы – у кого-то же в доме наверняка есть телефон. Но поиски не дали никакого результата, и родителям ничего не остаётся делать, как сидеть дома и ждать, предаваясь вселенской панике, и не успею я перешагнуть через порог, как меня атакуют шквалом вопросов типа: «Где ты шлялась, дрянь?!» И даже пощёчин, скорее всего, избежать не удастся. Что ж, чему быть – того не миновать. Ни пуха, ни пера…

Квартира встретила меня будничной тишиной. На кухне трещал холодильник. В гостиной голосами мексиканских страдальцев разговаривал телевизор. Никто не встретил меня в прихожей истерическими воплями. Может, маме стало так плохо на нервной почве, что папа увёз её в больницу?! А телевизор впопыхах просто забыли выключить?! Час от часу не легче! Лучше бы я стерпела пощёчины!

– Ксеня, это ты?

Мамин голос прозвучал для меня так неожиданно, что я вздрогнула и облилась холодным потом. Слишком спокойно задала мама вопрос. И встречать меня не вышла… А где же отец? Неужели он смог, как обычно, отправиться с утра на работу, не дождавшись свою блудную дочь? Даже обидно как-то стало…

– Ксеня! – Позвала мама уже более требовательно, и я кое-как стряхнула с себя растерянность.

– Да, мам! Это я!..

– Ты чего, охрипла что ли?.. Совсем тебя не слышно. Сколько раз предупреждала – не ходи без шапки, менингит заработаешь, как делать нечего. Мороз ведь на улице всё-таки, головой надо думать, пока она еще здоровая.

Она ещё что-то говорила, ворча по своему обыкновению, а я стояла в прихожей, прижавшись спиной к вешалкам, и не верила своим ушам. Надо было разуваться, снимать куртку, однако про все эти необходимые действия я сейчас просто-напросто забыла. Мороз, шапка, менингит…Ежедневные мамины нотации, затёртые памятью до дыр…Уместны ли они в этой ситуации?! Меня не было дома целую ночь, а я, вместо того, чтобы оправдываться и прятать лицо от пощёчин, стояла перед вешалкой и выслушивала очередной родительский опус о здоровье! Может, я еще сплю – там, в мастерской, рядом с Виталиком? Только во сне бывает подобный абсурд!

А мама между тем не переставала меня изумлять.

– Завтракать будешь? Или тебя с утра уже покормили?

– А?.. Н-нет, не покормили…

Есть, конечно, хотелось. Но до последней минуты я об этом и не думала вовсе. В голову лезли идиотские мысли, самая невинная из которых выглядела примерно таким образом: маму похитили инопланетяне, и на её место подослали своего агента. Который знать не знает, что пятнадцатилетняя девочка с Земли обязана спать по ночам, а не шарахаться неизвестно где. Мамин двойник за меня ничуть не беспокоился. А вдруг это и правда не мама?! Я же, в конце концов, только голос её слышу!

Я рванула в гостиную как была – обутая и полностью одетая. Да уж, что говорить, марсиане постарались на славу! У их агента было мамино лицо, мамин домашний халат и мамина любимая привычка полулежать на убранной кровати. И даже очки в тонкой роговой оправе они скопировали полностью. А, может быть, просто украли?

– Ты что, сдурела что ли?! Куда обутая завалилась?! Нет, Ксень, ты нормальная или как?! Я только вчера тут убиралась, а ты песка с улицы вон уже сколько понанесла! Сама бы хоть раз пылесос в руки взяла!

Слава богу, маму никто не похищал. Это были её слова, и её манера ругаться. Вряд ли инопланетяне знали о существовании пылесосов. Но тогда я вообще ничего не понимала!

– Извини…Я нечаянно. – Поспешно метнувшись обратно в прихожую, я скинула полуботинки и повесила куртку на вешалку, а в уши тем временем продолжало ввинчиваться мамино привычное брюзжание:

– Вообще, с тех пор как мы сюда переехали, ты сама на себя стала не похожа. Никогда теперь не знаешь, чего от тебя ожидать. Как во сне живешь. Лучше бы по дому что-нибудь делала, я же тут как белка в колесе целыми днями кручусь, а помощи с твоей стороны никакой нет. Одно гуляние на уме. Подожди, вот скоро я на работу выйду, тогда тебе не до гуляний будет. Я тоже не железная, ты не маленькая, чтобы этого не понимать.