Текст книги "Ровесники. Герой асфальта (СИ)"

Автор книги: Елена Курносова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

– Ты что, хорошо его знаешь? – Я в первый раз взглянула на своего кавалера с удивлением. Он снова хохотнул, обнажив под тонкими губами свои лошадиные зубы:

– Я? Вадьку?! Да кто его не знает! Мы давние кореша!

– Надо же. Что-то я тебя с ним раньше не видела…

– А ты-то сама ему кто? Подружка номер тридцать восемь?

– Вот ещё! – Меня всю так и передернуло от возмущения. Не хватало ещё, чтобы меня считали одной из Канарейкиных мочалок. – Я просто в его тусовке числюсь.

Юра разглядывал меня недоверчиво и по-прежнему улыбался:

– И ты хочешь сказать, что он к тебе никогда не клеился? Быть такого не может. Канарейка тот еще кобель – ни одной смазливой девчонки не пропускает.

Меня почему-то вдруг зазнобило.

– Почему – не клеился?... Клеился. Я его отшила.

– Да ну? – Юра, кажется, издевался, откровенно считая меня вруньей.

– Чего – ну? Я с Виталькой Павлецким вообще-то гуляю.

– С Виталькой? Так он же сейчас с Шумляевым, кажется, тусуется.

– Ты и это знаешь?

– А то!.. Слу-ушай, а это не из-за тебя случайно они поругались?! Слухи тут ходят…

Танцевать мне как-то незаметно расхотелось, и праздничное настроение испарилось с быстротой лужицы на раскалённом асфальте. Ну почему, почему даже здесь я не могу забыться на какое-то время? Да и как тут забудешь, если тебе первый же встречный человек говорит об этом в лицо. Не школа, а одна большая семья.

Мое молчание Юра, видно, воспринял как утвердительный ответ, восторженно присвистнул:

– Ничего себе! Так это тебя Канарейка у Витальки пытался отбить?!

– Ничего он не пытался. – Огрызнулась я, тормозя. Слава богу, музыка, кажется, кончалась. – Вообще, это тебя это не касается.

– Да ладно, я ведь и сам могу у Вадьки насчет тебя выяснить.

Последние звуки медляка растаяли где-то под потолком, и я с досадой отцепила от себя руки надоевшего кавалера. Нет, никто и никогда не сможет сравниться с Виталиком. И никто никогда не понравится мне настолько сильно. Только в его поведении и в его характере я никогда не находила изъянов и не разочаровывалась. Да что теперь убиваться? Если бы меня можно было простить, разве не сделал бы этого Виталик?... Стало быть, никак нельзя ему так поступить… И что я могла предпринять?

Вадима и Оксанки, оказывается, в толпе уже не было. Когда они успели слинять? Куда – догадаться легко. В какой-нибудь из ближайших туалетов. Ах, Канарейка-Канарейка, видать вместо сердца у тебя действительно одни гормоны… А как же ты, тем не менее, обиделся, когда я тебе об этом сказала, потаскун ты малолетний…

На смену медляку пришла привычная танцевальная музыка, дёргаться под которую мне сейчас совершенно не хотелось. Пробивая себе путь локтями, я двинулась к раздевалке.

– Ты куда? – Юрка как конвоир кинулся следом. Я, честное слово, уже не знала, куда от него деваться.

– Я? Домой.

– Домой? Ещё рано! Чего ты, в самом деле, как Золушка? – Юрка встал перед самой дверью, то ли дурачась, то ли на полном серьёзе намереваясь меня задержать.

– Ты чего, обиделась что ли на меня?

– Пусти. Ничего я не обиделась. – Теперь меня уже буквально тошнило от его настырности, и я ещё сильнее, чем прежде мечтала поскорее смотаться отсюда подобру-поздорову. Раздражение мое росло ещё и от того, что Юрка упорно не давал мне пройти. Он уже совершенно не шутя смотрел на меня с мольбой:

– Да ладно, ну чего ты? Не буду я у Канарейки ничего выяснять. Да он и не скажет. Не такие уж мы с ним и друзья на самом деле. Так, иногда сидим… В последний раз около месяца назад свадьбу братана моего аперитивом обмывали…

Что-то щёлкнуло в моей голове, будто кнопкой выключателя. Вспыхнула лампочка, ярко осветив сознание, разбудила память.

– Аперитивом? – Переспросила я, тупо уставившись на Юру. – Это тот, который с циклодолом?

Теперь он смотрел на меня с таким же изумлением и моргал – медленно, как в полусне, ничего не отвечая. В принципе, объяснения мне были уже не нужны.

– Как твоя фамилия?

– Моя? Крольчук. А что?

– Ничего…Друзья, значит, Кроликом зовут?

– А ты откуда знаешь?

– От верблюда. Дай пройти, Юр. Я, правда, устала и хочу домой.

Я, наверное, выглядела реально усталой, или же Кролик сам слишком растерялся. Так или иначе, с дороги он наконец-то отошёл и преследовать меня больше не пытался. А я, остановившись между вешалками, полными одежды, вновь ощутила легкий озноб. Так мне и надо… Получила?.. С лихвой… Одного-единственного парня только и сумела подцепить на дискотеке – и тот наркоманом оказался. Может, он и сейчас колёс нажрался, вот и бегает такой влюблённый. Гадость какая… Мерзость… Господи, есть ли здесь вокруг меня НОРМАЛЬНЫЕ ребята, которые не пьют, не нюхают, не балуются таблетками и не трахаются в туалете с каждой встречной и поперечной?!

Есть. Конечно, есть. Только такие давным-давно заняты более расторопными и умными девчонками. А я?.. А я – дура. У меня тоже был хороший, правильный парень. Парень, который даже курить не умел как все его друзья, и который ещё ни разу не был ПО-НАСТОЯЩЕМУ с девушкой. Теперь его тоже подберёт какая-нибудь расторопная умница-красавица, причём произойдет это, наверное, скоро. Такие как Виталик на дороге не валяются. И нечего мне тут делать, нечего надеяться на чудо!

Уже не обращая внимания на продолжающееся рядом веселье, я решительно собиралась уходить. Дрожащими пальцами шнуровала полуботинки, едва ли не обрывая пуговицы в каком-то нервном исступлении. Ничего не хотелось. На всё было плевать. Уйти…Скорее уйти, смотаться отсюда, найти дома укромный, тёмный уголок и сидеть там всю жизнь, не высовываясь. Надоело! Хватит!

– Ксюшка! Ксюшка, ты где?! – Визжа и перекрикивая друг дружку, в раздевалку вломились Маринка и Ленка. Увидев меня, обе одновременно вцепились с двух сторон в рукава моей кофты и потащили за собой.

– Скорее! Скорее!

– Там такое!

– Наши пацаны на Витальку напали в мастерской! Надо что-то делать, его ведь побьют!

– Где?! Где эта мастерская?! – Висящие на мне как пиявки девчонки мешали двигаться быстрее, и я отчаянно отбивалась от их рук, между тем как ноги несли меня сами неизвестно куда. Я действительно не знала, ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛА где находится мастерская – кабинет труда для мальчишек, потому что уроков труда, как таковых, в десятом классе у нас не было. Но стоять на месте, теряя драгоценное время, тоже было неприемлемо. Истошные вопли Маринки и Ленки наполняли сердце всепоглощающим ужасом – видно, дела в самом деле обстояли плохо, раз они подняли такую панику. Надо же, господи! Именно здесь, во время дискотеки, когда все счастливы и довольны! Зачем им понадобилось выяснять отношения здесь, неужели Виталик так сильно виноват?! Сволочи!!! Все на одного! Чем они лучше Шумляевской своры?!

– А Канарейка?! Где Канарейка?! – Голос мой непроизвольно сорвался на такой же истошный истерический визг, я бежала за девчонками, не чуя ног и ничего перед собой не видя.

– Не знаю!

– Мы не видели! Да быстрее же, пока не поздно! Их надо остановить!

Значит, Вадим, как он и говорил, не посмел остановить друзей. А может быть он сейчас в туалете с Оксанкой развлекается и ему нет никакого дела до того, что тут в его отсутствии творится?... Сволочь… Какая же сволочь! Гад, предатель! Бедный Виталик, с кем он все эти десять лет дружил?! Ненависть клокотала во мне, бурлила, и брызги её вполне могли невзначай кого-нибудь ошпарить. Ослеплённая ненавистью и ужасом, я сейчас никого и ничего не боялась, я готова была вцепиться и перегрызть глотку каждому, кто посмел бы обидеть Виталика! В эти безумные минуты он был дорог мне как никогда, и я бы, наверное, сейчас нисколько не задумываясь, отдала бы за него жизнь.

Мастерская оказалась близко – там же, на первом этаже, во внутреннем помещении школы. Стоило лишь выбежать из главного коридора и, свернув налево, достигнуть самой последней двери в конце узкого тёмного коридорчика. Это расстояние я преодолела в каких-нибудь три-четыре тигриных прыжка. Увидел бы это Павел Владимирович – без сомнения поставил бы мне твёрдую пятерку по прыжкам в длину! Голосов за моей спиной больше не было, но я в пылу этого как-то и не заметила. Рывком распахнув легко поддавшуюся дверь, я пулей влетела в мастерскую.

– Стойте!!! Сволочи!!! – Вырвавшийся изнутри обезумевший крик оборвался, повиснув в воздухе. Прямо на меня в упор смотрели родные изумленно-растерянные тёмные глаза.

Виталик и правда был здесь. Он сидел на краю одного из многочисленных верстаков – совсем рядом, стоило мне только руку вперёд протянуть. Но всё во мне как-то сразу обмякло, тело стало безвольным и неподатливым. Виталик был цел и невредим. Более того, в кабинете вообще никого, кроме него не оказалось…

– Ты? – Только и смогла выдохнуть я хрипло. Больше на ум ничего не пришло.

– Я. – Всё так же ошарашено подтвердил Виталик. Он, кажется, тоже меньше всего ожидал меня тут увидеть. Так и застыли мы, глядя друг на друга в растерянности. Было очень тихо. Я даже стук своего сердца слышала так чётко, словно рядом на стене висели большие часы. Господи, как давно не слышала я его родного голоса! И почему-то именно сейчас, после этого лаконичного «я» с новой силой всколыхнулась во мне небывалая нежность, заныла истосковавшаяся душа. Как я, оказывается, сильно скучала по нему всё время!... Даже не думала, что настолько сильно.

Что чувствовал в эти минуты Виталик, я могла лишь предполагать. Смотрел он на меня, во всяком случае, недолго. Что-то сообразив в уме, соскочил с верстака и устремился к выходу, минуя меня как нечто невидимое или бесплотное. Я стояла как зачарованная, не в состоянии даже повернуться, шагнуть за ним следом. Всё внутри онемело. Только до слуха донесся какой-то глухой звук и после этого – тихое ругательство Виталика.

– Блин…Очень смешно…

Снова услышав его голос, я немного опомнилась, обернулась назад. Виталик опять смотрел на меня, теперь уже не потерянно – враждебно.

– Очень смешно. – Повторил он, и я, шумно выдохнув воздух из лёгких, поинтересовалась:

– Что смешного? – Язык во рту едва шевелился, подчиняясь общему состоянию организма.

Виталик кивком головы указал на дверь:

– Скажи им, чтобы открыли.

– Кому – им?

– С кем вы там договорились.

Час от часу не легче! Охваченная тревогой, я тоже приблизилась к двери, схватилась за ручку, дёрнула что было сил. Глухой номер…И как это я сразу не догадалась, что Ленка с Маринкой меня разыграли?.. Ничего себе дела…

Кажется, последнюю фразу я произнесла вслух. Виталик нахмурился ещё больше.

– Что?

Мне решительно не нравился его тон. Это был не мой Виталик – добрый и ласковый. Парня, стоявшего передо мной, я совсем не знала, он пугал меня своей грубостью и демонстративным отчуждением. Неужели это навсегда?! И теперь Виталик будет так всю жизнь ко мне относиться?

– Чего ты смотришь на меня ТАК? – Я тщетно старалась придать своему голосу твердость – он предательски дрожал всё сильнее и сильнее. – Думаешь, я с кем-то договорилась и специально всё подстроила? Я понятия не имела… Так же как ты…

Виталик молча покачал головой, отрицая всё, что от меня услышал. Он не верил мне. Даже мысли не допускал, что я могу говорить правду. Я уже не могла сдерживаться, из глаз моих фонтаном брызнули слёзы.

– Не смотри на меня так! Я ни в чём не виновата! Тебе же все об этом говорили! Зачем ты так со мной обращаешься?! Сколько уже можно показывать характер, Виталь?! Я прекрасно всё понимаю, не хуже тебя! Понимаю, как ты обижен, и что ты чувствуешь! Но почему ты мне даже объясниться не даешь, почему избегаешь? Мне же так много надо было тебе сказать! – Я перевела дух, ожидая, что Виталик ответит мне или возразит. Но он по-прежнему молчал, глядя на меня в упор, пристально и испытующе. Нет, не убедили его мои словоизлияния. Маловато их прозвучало, и не содержали они в себе ничего конкретного – так, бабий визг. Сплошные эмоции… Однако, моментом нужно было пользоваться, пока он есть. Неспроста же нас тут девчонки заперли. Намерение их было вполне понятно. Только вот как подобрать необходимые слова? Господи, помоги мне…

– Виталик…– Снова начала я, на этот раз медленно, с расстановкой и с глубоким чувством. – Поверь мне, пожалуйста…Я не люблю Вадима…Он мне не нужен…Мне нужен ты. Только ты. То, что случилось во время спектакля – дурацкое недоразумение. Я просто споткнулась и упала на Вадима. Он меня поцеловал, чтобы рот заткнуть. Глупо, конечно, звучит, но это правда. Между нами ничего нет и быть не может, я же тебе говорила. Я никогда не буду одной из его подружек, потому что не признаю мимолётных увлечений и уважаю постоянство в отношениях. Меня так воспитали. Виталик… – Голос мой опять задрожал от нахлынувших слёз. – Ты…Ты самый лучший человек на свете…Я, может быть, тебя на стою…Но я не могу без тебя, ты слышишь?.. Ты мне нужен… Мне без тебя очень плохо…Прости меня, пожалуйста…Ради бога, прости…

Всё…Больше мне было нечего сказать. Я выговорилась и теперь могла только ждать результатов. В глубине души верилось в то, что моя пламенная речь произведет на Виталика впечатление и уж, в любом случае, равнодушным не оставит. Виталик молчал. В течение всего времени, пока я говорила, он не смотрел в мою сторону, а когда наступила тишина, вообще отвернулся и медленно отошел к окну. Там, на улице давным-давно уже было темно, светились только окна по всему первому этажу, и от того во внутреннем дворе школы, казалось, по прежнему стоял день. Ощущение света усиливалось ещё и благодаря щедро выпавшему накануне снегу. Музыки я больше не слышала. Неужели дискотека закончилась?

– Часы есть?

Я даже вздрогнула от этого неожиданного вопроса. Виталик стоял ко мне спиной, внимательно изучая двор через стекло. Он, вроде бы, совсем забыл о моем присутствии рядом.

– Что? – Растерялась я.

– Часы, спрашиваю, у тебя есть? Сколько сейчас времени?

Я торопливо вскинула руку:

– Без пяти девять.

Заметила, как Виталик, не меняя позы, покачал головой. На всякий случай ещё раз дернула дверную ручку. Какое там! Заперта…Конечно, это очень здорово придумано, но когда они нас думают освобождать? Вон уже все потихоньку расходиться начинают. Похоже, Виталика это тоже беспокоило не меньше. Услышав, как я дёргаю ручку, он спросил, не оборачиваясь:

– Ну как?

– Никак. Закрыто.

– Идиотизм какой-то. И чего тебя сюда принесло? – В голосе его звучала откровенная досада. Я постаралась сдержать обиду.

– Ленка с Маринкой сказали, что тебя тут ребята бьют.

– Ну и что?

– Как это – что? Я за тебя испугалась.

– Спасибо. – Он помолчал немного. – А я ведь их действительно тут ждал. Чернов с Раскопиным сказали, что пацаны меня за измену судить хотят. Сказали, если не трусишь, иди в мастерскую и жди. А тут ты…Нарочно что ли?

– Не знаю, Виталь…Честно слово.

Кажется, на этот раз он поверил мне больше. Тяжело вздохнув, отошёл наконец-то от окна, постоял в раздумии и снова уселся на угол верстака. Меня от только что пережитого волнения ноги держать отказывались. Постояв ещё какое-то время возле двери, я медленно сползла по ней вниз, села на корточки. Будь что будет…Всё равно…

Глава 30

Больше на часы я не смотрела. И без них было ясно, что времени прошло много. Даже слишком много. Через окно было видно, как толпами уходят из школы ребята. Шумные, весёлые… Многие, безусловно, под мухой. Одно за другим гасли окна. Отчётливо понимая, что про нас забыли, я, как ни странно, сохраняла спартанское спокойствие. Было даже интересно, чем кончится наше с Виталиком заточение в мастерской.

Сам Виталик тоже находился в состоянии какой-то нездоровой заторможенности. Забравшись на верстак, он так и застыл, глядя прямо перед собой, и я не решалась отвлекать его от своих мыслей. Да и что тут можно было сказать? Всё, что хотела, я уже объяснила. И он ничего мне не ответил. Я подозревала, что Виталик в растерянности и сам не знает, как ему со мной быть. И если в душе его после моей пылкой речи и возникли какие-то тёплые чувства, то проявлять их он не торопился, боясь, видимо, снова попасть впросак. Что ж, понять Виталика было можно.

Ноги мои затекли от долгого сидения на корточках, однако менять положение и садиться на верстак, поближе к Виталику, я не решалась. Хотя тут, помимо столов, были, конечно же, и стулья. Я могла бы устроиться поудобнее, сохраняя при этом дистанцию. Только убежища покидать не хотелось. Так я самой себе казалась маленькой и невидимой. Снизу рассматривала я тускло освещённый кабинет. Многочисленные плакаты на стенах подробно объясняли, что такое техника безопасности, инструктировали в оказании первой медицинской помощи при несчастных случаях самого разного характера. Нарисованные на казённых картинках человечки были до смешного одинаковыми. Они накладывали друг другу марлевые повязки, шины и жгуты, и всё у них очень легко получалось. Стараясь отвлечься от тоскливых размышлений, я внимательно изучила все их действия – вдруг в будущем пригодится? А время шло… Когда Виталик опять спросил меня о нём, я ахнула, глянув на циферблат своих часиков:

– Половина одиннадцатого!

Полтора часа – как один миг! Какой ужас! Вслух, правда, я этого не сказала. Виталик тоже вел себя на диво спокойно.

– Приколисты. – Тихо вымолвил он и тяжело вздохнул. Кажется, пришла пора немного поговорить, иначе от такого безмолвного плена можно просто с ума сойти. И я тоже вздохнула:

– Мама дома сейчас рвёт и мечет, наверное. Чего я ей потом скажу?

– Придумаешь – чего. – Виталик поддерживал беседу как бы нехотя, на меня он по-прежнему не глядел. – В последнее время твоей маме так много врали, что она научилась всему этому верить.

Эта тема пришлась мне по душе. Я оживлённо встрепенулась и даже попыталась встать на ноги.

– У тебя устаревшие сведения. Моя мама давно уже знает всю правду. О том, кто на самом деле Вадим, и о том, кто на самом деле ты.

Наконец-то мне удалось вывести Виталика из полусонного состояния! Этого он услышать никак не ожидал! Посмотрел на меня изумлённо-недоверчиво, часто заморгал:

– Как?.. Интересно…Кто же ей рассказал?

– Я сама.

По ногам побежали иголки, меня аж передёрнуло всю – до того неприятным было ощущение проходящего онемения.

– Ты сама? Интересно. – Опять повторил Виталик уже мягче. Теперь он глядел на меня, не отрываясь. – И каким же на самом деле я предстал в глазах твоей мамы?

– Настоящим. Я ей рассказала, что ты взял на себя мою вину тогда, в милиции, и что твои родители платили штраф за неё и папу.

– А Канарейка? О нем ты что сказала?

– Тоже правду. Теперь мама его презирает и очень расстраивается, что так обманулась.

– А я?

– Что – ты?

– От моего рыцарского жеста твоя мама случайно не прослезилась?

В голосе Виталика снова зазвучал сарказм. И это после того, как я уже начала верить в благополучный исход нашего диалога.

– Нет. – Бросила я, невольно подстраиваясь под его тон. – Она просто мне поверила. Теперь она не против…

Тут я запнулась, сама не зная отчего и чувствуя, как приливает к щекам кровь, мысленно прокляла себя за самонадеянность. Виталик понял причину моего смущения, однако не проявил больше никакой негативной реакции.

– Значит, меня помиловали. – Заключил он бесстрастно и, отвернувшись, уставился на хорошо изученные мною плакаты.

– Да. Ты не рад? – Я попыталась вернуть его внимание обратно к себе. Не вышло – на меня Виталик не взглянул.

– Нет, почему. Я очень рад. Теперь хоть кто-то не считает меня сволочью.

Разумеется, он имел в виду ребят. Это они сейчас открыто негодовали и возмущались по поводу измены Виталика. Промолчать я не смогла.

– А что ты прикажешь о тебе думать? Если ты поссорился с Канарейкой, это не значит, что ты в праве…

– Это никого не касается! – Неожиданно грубо оборвал меня Виталик, как там, в Доме Офицеров, накануне того рокового спектакля, перевернувшего в наших отношениях всё с ног на голову.

– Какое они имеют право меня осуждать? Они меня разве поддержали после того, что случилось? Они меня утешили? Чёрта с два…Когда я из ДК смотался, хоть бы кто-то за мной пошёл, остановить попытался…Не-ет, они все с Канарейкой остались, будто он ничего особенного не совершал, будто это так и надо было! Я на двести процентов уверен, они ему и слова в укор не сказали. А теперь зато возмущаются, видишь ли, почему я не с ними, почему с Шумляевым! Этот сразу просёк, что звёздный час его наступил. Сам ко мне подошел и дружбу предложил. От чистого сердца. – Виталик усмехнулся, сказав последнюю фразу. Это, по-моему, была усмешка над самим собой. Я молчала, чувствуя, что услышала далеко не всю его исповедь.

– Ты бы видела, как он передо мной распинался…И откуда столько слов откопал? Думает, я не знаю, зачем ему моя дружба нужна. Ещё одного единомышленника в свою шайку заполучить – это же для Шумляева просто верх удачи. А у меня, тем более, свои счёты теперь с Канарейкой и значит, по сути, я с ними должен быть.

– По сути ты теперь предатель. – Тихо заметила я, с трудом проглатывая застрявший в горле горький, сухой комок. – И ты никому теперь обратное не докажешь.

Он снова вскинулся как ужаленный:

– Я и не собираюсь никому ничего доказывать! Я никого не бросал, это меня все бросили в тяжелой ситуации! Какие же они мне друзья после этого?!

– А Шумляев, значит, настоящий друг?

Больше всего я боялась, что Виталик скажет «да». Тогда всё пропало – раз и навсегда. Даже я не вытащу его из этого болота. Однако Виталик ответил не скоро. Долго сидел, уставившись в одну точку, думал, вспоминал о чем-то.

– Нет…Ты знаешь, Шумляев – страшный человек…Никто из наших даже не представляет в полной мере – насколько. За то время, что я с ним пообщался, у меня чуть крыша не поехала. Никто даже не знает, возле какой бомбы замедленного действия мы все живем. А она ведь в любое время грохнет. И в первую очередь, кстати, по Канарейке прямой наводкой. Неужели он со своими супермозгами этого не чувствует?

Судя по голосу, Виталик ничуть не преувеличивал. По спине моей побежали мурашки, я сама не заметила, как присела на соседний верстак прямо напротив угрюмого Виталика.

– Ты…Ты в этом уверен?

– Уверен. Только не спрашивай, почему я не бегу, сломя голову, предупреждать своего лучшего друга об опасности. Во-первых, он мне не друг, а во-вторых, как я уже говорил, мозги у него свои есть в башке. Побольше, чем у нас всех нас, вместе взятых. Сам себя должен беречь.

– Значит, ты хочешь, чтобы он пострадал, да? Тебе это удовольствие доставит?

Я понимала, что так говорить сейчас нельзя. Тот шаткий мостик, который только что начал протягиваться между мной и Виталиком, мог рухнуть в одночасье благодаря моим переживаниям по поводу судьбы Вадима Канаренко. Своим возмущением я выдавала и своё неравнодушие к нему, которое, говоря по правде, было основано вовсе не на любви. Однако, остановиться я не смогла – иногда, в подобных ситуациях, совесть и справедливость начинали буквально извергаться из меня как лава из кратера взбунтовавшегося вулкана. И поток этот ничем нельзя было усмирить. Подумать только – Виталик! Мой Виталик, которого я всегда считала эталоном порядочности, неужели он смог так легко предать друга, приревновав к нему свою девчонку?! За весь наш разговор, как я успела заметить, Виталик ни разу не назвал Канарейку по имени, а ведь раньше он очень редко использовал в своей речи его прозвище. И как прежде восторженно и доверительно-тепло звучало в устах Виталика слово «Вадька», так же пренебрежительно-отчуждённо бросал он теперь – «Канарейка». Будто дразнился, обзывал своего недавнего друга как-то неприлично. А я ещё слишком хорошо помнила лицо Вадима, когда он приходил ко мне домой после ссоры с Виталиком. Я видела, как глубоко он расстроен и знала, знала, уверена была на сто процентов, что если бы не эта его гипертрофированная, безумная гордость, не больное, уязвлённое самолюбие, то в тот же вечер Вадим сам бы бросился мириться с Виталиком. Только вот просить прощения он не умел. Поэтому и происходила сейчас вокруг меня вся эта котовасия, которой, в принципе, могло бы и не быть. Но что бы ни случилось, в одном я была уверена: на месте Виталика Вадим никогда бы не предал свою тусовку, не ушёл бы к отморозкам и, уж тем более, не желал бы зла Виталику. От того-то и было мне сейчас так обидно.

И Виталик понял…Неожиданно быстро он спрыгнул со своего верстака, шагнул ко мне и так крепко схватил за плечи, что я чуть не вскрикнула от боли. А ещё – от страха. Глаза у Виталика были совершенно бешенные.

– Значит, вот ты как обо мне думаешь?.. А я ведь тебе верил…Надеялся в душе, что хоть ты меня не осудишь…Значит, я предатель? Я сволочь?.. Ладно…

– Пусти! – Взвыла я, дёрнувшись в его руках, но он только крепче сжал пальцы.

– Нет, теперь ты меня выслушай. Ты знаешь, что если бы я хотел мести, от Канарейки бы уже мокрое место осталось? Ты хотя бы примерно представляешь, КАК Шумляев его ненавидит? Он ведь меня с этой целью в свою компанию и завлёк. Каждый день на мозги капает: «Ты теперь с нами, Канарейка тебя и в грош не ставит, отказался от тебя, унизил, уже вторую девчонку увёл, скотина… Неужели тебе не хочется с ним за всё рассчитаться? Это же просто так нельзя с рук спускать, слишком много он о себе возомнил, пора бы его на место поставить. Ты теперь с нами, а вместе мы – сила! От тебя мало требуется: пойди, зайди к нему вечерком, скажи, что хочешь серьёзно поговорить, вымани за дом, к забору. Он же без тормозов, он пойдёт, не испугается! Ну а там мы с пацанами его встретим и так уделаем, что он потом собственного имени вспомнить не сможет.»

Ты знаешь, сколько раз они меня на это подбивали?! Если бы я хотел, неужели я бы не воспользовался случаем? Почему же я, вместо того, чтобы мстить, всеми силами пытаюсь их отговорить? Ведь Шумляев реально свихнулся на почве мести всем Канаренко. У него две заветные мечты: Вадьку замочить и Варьку трахнуть! Он этим живёт, он часами может об этом рассуждать. Но для того, чтобы об этом знать, надо, оказывается, постоянно в их шайке находиться. А ведь наши и не подозревают, насколько все серьёзно. Думают: ну хулиганы и хулиганы. А когда опомнятся, поздно будет. Я себя как засланный агент там чувствую. Внушаю им, что за это посадить могут, а им по барабану. Особенно когда травку добудут. И начинают под кайфом планы строить. Слушать страшно…У них в крови это всё, понимаешь?

У Толяна старший брат на днях из тюрьмы вышел. Сидел за кражу со взломом. Так вот этим туда же прямая дорога, они ничего не побоятся, если в один прекрасный день им конкретно приспичит. И я им тогда даже в качестве посредника не понадоблюсь.

Виталик наконец-то разжал пальцы, и я тотчас же спрыгнула на пол, схватившись ладонями за сильно ноющие плечи. Теперь мы стояли, почти вплотную прижавшись друг к другу. Виталик пристально смотрел на меня сверху вниз, и я не отводила от него застывших в ужасе глаз.

– Уходи от них, Виталь…– Голос мой почему-то осип, я сама его едва расслышала. – Уходи, пока не поздно…Если начнется война, ты должен быть с нами, иначе тебя наши за компанию с Шумляевым уничтожат.

Он мотнул головой:

– Если начнется война, я должен знать, откуда ждать удара. Пусть лучше Шумляев мне доверяет, пусть считает своим другом. Всё равно в нашу тусовку я сейчас не вернусь.

– Почему?

– Ты знаешь – почему. – На миг лицо Виталика приобрело прежнее, отчуждённое выражение, и теперь уже я изо всех сил вцепилась ему в плечи, совсем забыв, что уйти отсюда он всё равно никуда не сможет.

– Подожди. Я… Ты…Мы…– Слова, как назло, то не находились, то лезли в голову все сразу. – Я хочу, чтобы ты знал…Я…Ты мне нужен, Виталик…Поверь, мне никто, кроме тебя не нужен. Прости меня, если сможешь…Я не хотела…Я…Поцелуй меня, пожалуйста…

Чёрные, густые брови Виталика изумлённо поползли вверх. После всей моей белиберды последняя просьба прозвучала более чем неожиданно. Однако растерянность его быстро прошла.

– Я не умею целоваться как Канарейка.

Вспомнив поцелуи Вадима, я как сейчас ощутила боль в губах.

– Мне не надо так. Я люблю твои поцелуи.

Бастионы пали…Этот бой я выиграла и могла теперь праздновать победу. Снежная Королева лишилась своих колдовских чар – маленькая девочка Герда спасла своего Кая из Царства Вечной Зимы. В его глазах больше не было льдинок, и сердце оттаяло, согретое лучами моей искренней любви.

Он действительно простил меня. Он любил меня ничуть не меньше прежнего и даже, пожалуй, ещё больше. Потому что до смерти истосковался…Потому что места себе не находил все это время. Потому что не мог ни о чём больше думать не только днями, но и ночами. И плевать ему на всё, кроме меня. И на учёбу, и на деспота-отца.

Всё это я узнала между жаркими поцелуями – задыхаясь от переизбытка эмоций, Виталик шептал мне на ухо отрывистые фразы и целовал, целовал так жадно, словно боялся, что через минуту я испарюсь, исчезну отсюда, и больше никогда не придется нам сидеть вот так, вместе, наедине. Определённо, в чём-то он был прав – вряд ли ещё когда-нибудь мы сможем оказаться одни в закрытом кабинете. Слишком романтично это было, а потому – совершенно неповторимо в дальнейшей жизни. Душа моя пела от счастливого ликования. Да здравствует мастерская! Да здравствуют ребята и девчонки, хитростью заманившие нас сюда! Мне было всё равно, как я освобожусь из заточения, мне и не хотелось прилагать никаких усилий для того, чтобы это сделать. Зачем дёргаться, зачем нервничать, когда рядом со мной Виталик?! Вот он, такой же, как прежде. Он снова мой и сколько угодно я могу говорить с ним, видеть его улыбку и наслаждаться его поцелуями. Какая разница – где мы, и что нам до всех остальных? Были только поцелуи, бессмысленное бормотание Виталика и мои счастливые слёзы. Я ведь уже отчаялась получить прощение, и теперь, когда оно свершилось, была готова на любое безумство. Голова, одуревшая от радости, ничего не соображала, и руки делали всё, чего им хотелось. Их возникшей из ниоткуда распущенности я сама удивлялась.

– Ксюшка…Ксюш… Ты что? – Виталик терялся, не зная, что ему предпринимать и отвечать ли взаимностью.

– Попробуй, останови… – Я уже откровенно заигрывала, пугаясь своей наглости. Осознавала ли я – чего хочу? Пожалуй, нет. Почему-то именно сейчас, когда всё закончилось так благополучно, сознанием овладел необъяснимый азарт.

– Ксюшка… Ты с ума сошла? – Перехватив, наконец, мои руки где-то в области своей молнии на джинсах (их я уже расстегнула), Виталик во все глаза уставился на меня. Чувствовалось, что он боится и очень волнуется. Страх его был мне понятен, но отчего-то я завелась вдруг ещё сильнее – решительным жестом освободила свои руки из горячих, вспотевших ладоней парня:

– А что такого?