Текст книги "Ровесники. Герой асфальта (СИ)"

Автор книги: Елена Курносова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

Щёки мои горели от удовольствия, я была так польщена и так тронута оказанной мне честью, что долго не могла ничего сказать и даже поблагодарить маму и сына Павлецких вовремя не сумела. Сказка…Настоящее чудо…И всё вокруг меня соответствовало этому ощущению волшебства: тёмная комната с зажженной в углу ёлкой, накрытый изысканно стол на три персоны, весёлая музыка в телевизоре, ну и конечно же улыбающаяся, нарядная Галина Петровна, как добрая фея, благословляющая нас с Виталиком на счастье. Казалось, сейчас из ниоткуда возникнет вдруг в её руках икона Божьей Матери, и припадём мы к ней по очереди губами, стоя на коленях в благоговении. И всё у нас хорошо будет в нашей долгой жизни…

– Вы уж извините, ребятки, но провожать старый год вы будете апельсиновым соком. Для более крепких напитков вы ещё не доросли.

Услышав ультиматум матери, Виталик нахмурился, кивнул на запечатанную бутылку «Арбатского» вина, стоявшую на столе посреди салатов и нарезок.

– Тебе бы тоже, между прочим, надо воздержаться от алкоголя с твоим давлением. Потом сама же мучиться будешь.

– Да ладно. – Легкомысленно отмахнулась Галина Петровна, ловко откупоривая пакет с соком и разливая его по стаканам. – Два бокала красного вина ещё никому в жизни не повредили, даже гипертоникам. Скажи лучше, что завидуешь.

С этими словами она заговорщицки подмигнула мне и, как бы объясняя свой жест, продолжила:

– Тебя за твои недавние выкрутасы вообще стоило бы праздника лишить. Попил уже с лихвой.

– Мам… – Прервал Виталик маму укоризненно. Одно упоминание о пьянке в компании Шумляева до сих пор угнетало его до предела.

– Ладно-ладно. – Смирилась Галина Петровна. – Я же не деспот, в конце концов. Всё понимаю прекрасно. Какой же Новый Год без шампанского? Вот проводим старый год по скромному, а потом и шампанское из холодильника достанем. Ксюшины родители, надеюсь, меня потом ругать не будут?

Снова ласковые голубые глаза обратились ко мне – теперь уже вопросительно, и я замялась в нерешительности. Вообще-то на семейных праздниках пить мне всегда категорически запрещалось. Это табу было наложено на все спиртные напитки, не исключая банального ликёра, который уже давно пробовали все мои ровесницы ( что, кстати, немало меня обижало!). Именно поэтому в прошлом году на дне рождения у одного из своих тверских приятелей я и отважилась попробовать зелёный ликёр со вкусом киви – больше из чувства протеста, нежели ради подлинного желания узнать, ЧТО это такое. Ликёр оказался липким и чрезмерно сладким, после него сразу же захотелось напиться холодной воды из под крана, и я, слава богу, нисколько не опьянела даже после трех рюмок, выпитых на свой страх и риск. Тогда родители так и не узнали о моём самовольно проведенном эксперименте, и сейчас я тоже не собиралась ставить их в известность. Впрочем, Галине Петровне знать это было совсем не обязательно. И я мило улыбнулась ей в ответ:

– Думаю, ругать меня будет не за что. Дебош я дома не устрою.

– Вот именно. – Галина Петровна и не сомневалась в моей порядочности. Я определённо ей нравилась – как внешне, так и по поведению. Наверное, сейчас она мысленно хвалила своего сына за хороший вкус.

Проводив старый год, мы чокнулись с Галиной Петровной соком, поклевали салаты. Я безумно проголодалась, потому что за целый день почти ничего не ела, кроме тарелки супа на обед. Однако, как цивилизованная девушка, набрасываться на застольные яства я не собиралась, тем более, что после полуночи Галина Петровна обещала подать горячее. Следуя моему примеру, Виталик тоже не стремился опустошить свою тарелку, хотя, я уверена, голоден он был не меньше моего. А потом наступил черёд шампанского. Без пяти двенадцать Виталик вытащил его из холодильника.

– Ого!...А мы ангину-то не получим? Оно же ледяное совсем!

– Шампанское и должно быть таким! Тёплое оно совсем безвкусное. – От двух бокалов красного вина лицо у Галины Петровны разрумянилось, глаза заблестели. Она уже не была больной, медлительной в движениях женщиной, обремененной бытом и несчастливым браком. Винные пары унесли все печали и заботы, подняли настроение и напрочь стёрли все отпечатки надвигающейся старости. Я только диву давалась, наблюдая подобную перемену.

– Давайте бокалы, ребятки…Виталик, сынок, на тебя возлагается почётная миссия – открыть бутылку грамотно и без особых последствий.

– Ну естественно, как единственному в компании мужчине. – Шутливо насупился Виталик. – Как будто я всю жизнь только и делал, что открывал шампанское.

Тем не менее, пальцы его довольно ловко содрали фольгу с толстого горлышка бутылки, быстро раскрутили проволоку, сжимающую пробку.

– Да ты и впрямь всю жизнь этим занимался! – Заметила я со смехом, на что Виталик скромно отмахнулся:

– Подожди, главный экзамен впереди. Важно пробкой потолок не пробить. Вот для этого труд нужен кропотливый.

– А мы пока Ельцина послушаем. – Предложила нам Галина Петровна, взглянув на часы. Действительно, вот-вот по телевидению должно было начаться обращение президента России к народу. Виталик приподнялся из-за стола и, взяв с тумбочки пуль, убрал звук полностью.

– Господи, да как будто ты не знаешь, о чём он будет говорить. Я и сам тебя от его имени поздравлю не хуже.

На экране появилась торжественно-важная физиономия Бориса Николаевича в окружении флагов Российской Федерации, и Виталик выпрямился перед нами в полный рост, театрально выставив вперёд руку с бутылкой шампанского.

– Дарагии и уважаимыи расияни…

Я даже вздрогнула от неожиданности, когда экранный Ельцин, открыв рот, заговорил, а голос его громко зазвучал устами Виталика.

– Вот и падашел к концу, тк скза-ать, тысча дивтьсо-от дивноста всьмой год… Всем, тк скза-ать, пришлось нелегко… Буди-им надеица, что в Новогм гду-у всё будит хршо-о…

Ошеломлённая услышанным, я завизжала, хлопая в ладоши от восторга.

– Виталька! Как это здорово! И давно ты так умеешь?!

Виталик польщено улыбнулся:

– Ну, вообще-то да.

– А почему я раньше об этом не знала?! – Меня даже досада взяла.

– Да повода как-то не было показать…

– Скажи лучше, скромность не позволяла. – Возразила Галина Петровна, ничуть не скрывая гордости за своего сына. – Он же у меня великолепный имитатор, ему бы «Куклы» озвучивать. На все голоса говорит, не отличишь даже порой, кто где. Даже твой сумасбродный Вадим так не может.

– Ну и ладно. – Попытался урезонить мать справедливый Виталик. – Зато он много чего другого умеет, в чём мне до него далеко.

– Ну разве что только шляться с кем попало, да заразу везде собирать…

– Мам, ну хватит! – Виталик уже сердился, сам не замечая, что защищает Канарейку по старой, укоренившееся в нём с годами привычке, забыв о ссоре и по-прежнему воспринимая Вадима как лучшего друга. А я, слушая их перепалку, поняла, что Галина Петровна недолюбливает за что-то Канарейку. Впрочем, если поразмыслить, можно легко догадаться – за что.

К счастью, тему вовремя удалось прервать: на экране возникла Кремлёвская башня, и я поторопилась включить наконец звук у телевизора. Виталик засуетился и слишком поспешно дёрнул пробку из горлышка. Раздался оглушающий хлопок – пробка подлетела высоко вверх и, врезавшись в потолок, шмякнулась в остатки салата «Оливье». С весёлым хохотом мы в панике разливали игристое вино по бокалам, чокались под бой курантов, желали друг другу счастья, успехов и здоровья – словом, всего-всего, что только могут пожелать люди, связанные каким-то узами, будь то дружба, любовь или же просто сердечная привязанность. За окном гремели взрывы петард, слышались чьи-то визги – там уже начался праздник, там уже гуляли, радуясь приходу Нового Года, и мне, по правде говоря, не терпелось пойти туда и поучаствовать в общем веселье. Однако нужно было соблюдать правила приличия. В нашу развлекательную программу сегодня по плану входил праздничный ужин в виде телячьих отбивных с картошкой. И потом, мы же ещё не допили шампанское!

Газированный напиток аристократов в мгновенье ока ударил меня по мозгам. Комната и лица вокруг слегка закружились. Широко распахнутыми глазами всматривалась я в окружающую меня обстановку, чувствуя небывалое умиротворение и почти райское блаженство. Как всё-таки хорошо жить на свете… Как здорово, когда рядом есть добрые, замечательные люди, с которыми ты можешь чувствовать себя легко и свободно. Вот только побольше бы их было – таких людей… Я улыбалась, слушая беспечный щебет Галины Петровны – она тоже была немного пьяна и от этого оживлена необыкновенно. Я плохо улавливала суть её слов, да и не пыталась, если честно, вникнуть – я просто наслаждалась звучанием её мелодичного, нежного голоса. А потом на моих коленях откуда-то появился толстый альбом, и я машинально принялась переворачивать его твёрдые картонные листы…

– Ну вот, обязательно это надо было показывать. – Заворчал Виталик и, тем не менее,

подвинулся ко мне поближе, готовясь давать комментарии.

Пузатый голыш с тёмным хохолком на голове вызвал у меня смех.

– Это ты?!

– А кто же ещё? – Виталик опять укоризненно покосился на мать. – Вот придумала тоже… Такие интимные фотографии показывать…

– Ой-ой-ой, какие мы скромные! Мало я тебя видела… – Вовремя закрыть рот не получилось – язык под воздействием алкоголя опережал мысли. Я смертельно испугалась своей откровенности, но, взглянув на Галину Петровну, успокоилась – похоже, она не обратила внимания на мою реплику, пребывая в том же состоянии блаженства. А впрочем, если бы и обратила – думаю, о наших с Виталиком отношениях ей наверняка уже поведал милейший господин Павлецкий перед тем как собрать свои манатки и убраться отсюда восвояси.

Маленький Виталик действительно был ребенком упитанным, откормленным буквально на убой. Даже удивительно! Теперь от того далёкого времени остались только округлые щёчки, которые, я уверена, тоже должны были опасть через годик-другой. Милый смешной карапуз с глазами-вишенками вырос в весьма симпатичного юношу… Виталик видел, как я улыбаюсь, сравнивая его нынешнего со старой фотографией, и шутливо хмурил чёрные брови.

– Что, не верится, что это я? Поросёнок самый натуральный…

– Перестань… Хороший, здоровый ребёнок. Только на коробке с детским питанием рисовать. Даже на чёрно-белой фотке видно, какие щёчки румяные.

– Это точно! – Оживленно подхватила Галина Петровна, как всегда радуясь возможности похвалиться своим любимым сыном. – Воспитательницы в детском саду его постоянно за щёки таскали – души в нём не чаяли. Самый любимчик был у них в группе. Он и сам-то по себе пухленький был, а его ещё и бабушка пирожками откармливала. Славная у нас была бабушка, царствие ей небесное, мастерица на все руки. Виталичку так баловала, так опекала… Три года назад умерла, всю жизнь сердцем маялась…От того-то и у меня, наверное, та же проблема в последнее время. Боюсь, тоже до семидесяти не дотяну… Один Виталичка останется…

– Мам, ну ты тему, конечно, очень праздничную выбрала. – Вмешался Виталик в монолог матери. – Начали, как говорится, за здравие, а кончили за упокой.

Однако Галина Петровна уже стабильно настроилась на унылую волну – её глаза заволоклись слезами, голос плаксиво задрожал.

– Да? Как я могу об этом не думать, по-твоему? Ведь меня не будет, с кем ты останешься? Один как перст на всём свете, никого ведь у нас больше с тобой нету и рассчитывать нам с тобой не на кого….

– Да ладно тебе загадывать! Ещё не известно, кого из нас раньше не будет – все под богом ходим. А у меня вообще линия жизни мизерная.

Я так и остолбенела. Похоже, и на Виталика шампанское подействовало не самым лучшим образом. Галина Петровна разом побелела как полотно – куда-то схлынул вдруг весь ее румянец.

– Какая ещё линия жизни?... Кто тебе такую чушь сказал?

Виталик и сам уже понял, какую допустил оплошность, и теперь пытался в спешке её исправить.

– Ну… Ерунда это, конечно, я и сам не верю. Гадала нам там одна ненормальная… По руке…

– И что? – Мать смотрела на сына требовательно и тревожно, он совсем растерялся под этим взглядом.

– Да не бери ты в голову, мам, чего ты в самом деле испугалась? Фигню какую-то она придумала, а ты веришь. Если её послушать, так мы с Вадькой чуть ли не в один день должны умереть…

– Вы с Вадькой?..

Лучше бы Виталик не упоминал здесь имени своего друга. Потому что, насколько я поняла, его участие в трагической судьбе сына напугало Галину Петровну ещё больше, и она, кажется, поверила в предсказание неизвестной гадалки.

– Ну конечно… Так я и знала… Когда-нибудь твой дружок тебя подведёт под монастырь. Это я всегда чувствовала, безо всяких там гадалок знала. Держись ты от него подальше, сынок, я тебя умоляю! Он же ненормальный, Вадим этот твой…

– Ну всё, мам, хватит уже! – Взвился Виталик яростно. – Я вообще не понимаю, для чего мы тут собрались? Новый Год отмечать или друг друга хоронить раньше времени? Ксюшка, вон, заснёт сейчас от наших разговоров!

О нет, он был неправ. Меньше всего мне хотелось спать, слушая такие мрачные разговоры. Внимательно наблюдая за Виталиком и переваривая его слова, я всё больше и больше проникалась безотчетным, суеверным страхом. И не без основания так пугалась сейчас Галина Петровна – Виталик сколько угодно мог отрекаться от Вадима, сколько угодно мог обижаться на него. Сейчас больше, чем когда бы то ни было я ясно видела одно: если будет необходимо, Виталик действительно умрёт за Вадима. Или же, во всяком случае, разделит его участь, какой бы ужасной она ни оказалась. Беда в том, что сам Виталик этого пока ещё не понимал. Как не понимал и многого другого по причине своей наивности.

Больше при Галине Петровне мы на эту тему не говорили, хотя у каждого, я уверена, остался на душе неприятный осадок. Я с трудом дождалась окончания застолья и первая предложила Виталику пойти погулять к ёлке.

Новогодняя ночь была ясной и морозной, небо напоминало усыпанное мелким бисером покрывало, а прямо над нами висел сказочный серп месяца. Шёл второй час, гуляния на улице были в полном разгаре, и ноги сами понесли меня вперёд, к «пятачку». Безумно хотелось присоединиться к общей массе, утонуть в толпе весёлых людей. Виталик немного отстал , и я нетерпеливо оглянулась:

– Ну? Чего ты там плетёшься?

– Там кого-нибудь из наших не видно?

Так… Опять двадцать пять…

– Слушай, может хватит уже? – Я рассерженно топнула ногой. – Сколько уже можно прятаться в своей раковине? Сегодня праздник, можешь ты не думать ни о чём, а просто отдыхать? Ты с ума сошёл совсем, как я погляжу. В Новый Год зачем-то о смерти начал говорить, маму перепугал без причины.

– Она первая начала. – Витали попытался оправдаться. – Выпила, разревелась – сама на такие мысли навела.

– Кстати, что это за гадалка, которая вам с Вадимом такие страсти предсказала?

– Ненормальная какая-то, я же говорил.

– И чего же она вам конкретно нагадала?

– Да ничего конкретного. Я тебе, кажется, рассказывал уже. Она на ладони наши посмотрела и отпала. Линии жизни, говорит, у вас одинаковые абсолютно. Может, в один год умрёте. Может, в один месяц. А может и вообще в один день. Кто знает? Ещё какую-то ересь несла, что я от Вадьки бежать должен как можно дальше, что в пропасть он меня за собой потащит.

Серьёзность, с которой Виталик это говорил, вызвала у меня озноб – по спине проскакали мурашки.

– И ты веришь во все эти гадания?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Кто может с уверенностью будущее знать? Поживём – увидим.

– И не страшно?

Виталик задумался на пару секунд, видимо, представляя себе различные варианты своей грядущей судьбы. Какой-то грустный огонёк промелькнул в его тёмных, всегда живых глазах.

– Не знаю. Какой тут может быть страх? Ничего ведь наверняка не доказано. Чего же мне теперь, ходить и каждую минуту ждать, когда кирпич на голову упадёт? Мне – с этой крыши, а Вадьке – с соседней. Глупость какая-то! Что с нами может случиться?

Я промолчала, вспоминая опасения Галины Петровны. Безусловно, сам Виталик вряд ли умудрится попасть в роковую ситуацию, но вот если за компанию с Канарейкой… От того действительно можно было ожидать чего угодно… Впрочем, прежде им ещё необходимо помириться.

Прямо возле нас оглушительно хлопнула петарда, и я подпрыгнула от неожиданности – рядом, весело хохоча, стояли ребята: Миша Раскопин, Ленка Масловская и Маринка Фадеева. Все трое нараспашку и, явно, под мухой.

– Здорово, влюблённые!

– С Новым Годом! С новым счастьем!

– Испугались? Как мы вас, а?!

Неприятный инцидент был исчерпан до дна – жизнерадостный вид этой маленькой компании развеселил нас с Виталиком с первой минуты встречи.

– Здорово. Чего это вас так мало? – Виталик как ни в чём не бывало пожал Мишке руку. Я улыбнулась, видя, как он соскучился по своей тусовке. Первый шаг к сближению был сделан.

– Да все разбрелись кто куда! – Ленка махнула рукой в сторону ёлки. – А вообще-то мы ходили Татьяну Евгеньевну поздравлять. Там у неё Ирина Пална с Вовчиком и еще куча гостей. Так весело! Чего вас не было?

– А мы и не знали ничего. – Обиженно ответила я. – Нас туда никто не приглашал.

– Ну здрасьте, приехали! – Маринка возмущённо накинулась на Виталика. – Ладно, она не знала, но ты-то в курсе, что мы каждый год к Ворониной заваливаемся после полуночи!

– Я забыл. – Буркнул Виталик неуверенно.

– Ладно, забыл. – Фадеева была неумолима. – Скажи лучше, с Канарейкой там столкнуться не хотел. Долго ещё будешь огородами от него бегать?

– Ничего я не бегаю. Я правда забыл! – Виталик смотрел на Маринку с нескрываемой злостью – Чего привязалась?

– Да я-то ладно, а вот Татьяна Евгеньевна на тебя может обидеться. Но если тебе наплевать – ради бога, дело твоё. Пошли, ребята, не будем мешать нашей, вновь соединившейся, сладкой парочке.

Когда они начали уходить, я хотела было их остановить, но почему-то передумала. Снова на сердце стало тяжело, и Виталик, глядя вслед своим друзьям, полностью разделял моё настроение.

– Да… И правда, нехорошо получилось.

– Нехорошо. – Подтвердила я. – Но ещё не поздно всё исправить. Пойдем к Татьяне Евгеньевне сейчас.

Виталик посмотрел на меня удивлённо:

– Сейчас? А если там…

– А если там Канарейка, то имей мужество встретиться с ним достойно, а не бегай огородами, как Маринка сейчас правильно заметила. И вообще… Твоя мама, я так понимаю, Вадьку терпеть не может, да? Вот только я не представляю, каким образом она бы вытащила тебя из той грязной квартиры без помощи Канарейки? Олежка, ваш участковый, вряд ли согласился бы тащить тебя на себе до дома.

Излив свои эмоции, я перевела дыхание. Больше добавить было нечего. Виталик стоял, низко опустив голову, всем своим видом напоминая мне побитую собаку. Он и сам прекрасно понимал, что я права, поэтому и не спорил. Я легонько тронула его за плечо:

– Пойдём, хватит дурью маяться. Всё будет хорошо.

Глава 38

Как это поётся в старой военной песенке о юном барабанщике: мы шли под грохот канонады…Создавалось впечатление, что наш скромный, неказистый посёлок внезапно превратился в поле боя: ночное небо, и без того светлое от звёзд, каждую минуту расцвечивалось яркими вспышками ракетниц, барабанные перепонки разрывало от выстрелов. Повсюду раздавались крики и пьяные голоса. В окнах моей квартиры свет не горел – родители тоже уже успели обзавестись здесь какими-то друзьями и ушли к ним в гости на всю ночь…

Дверь нам открыла Наташа. Изумительно хорошенькая с забранными в хвостик соломенными волосами, она уставилась на Виталика своими удлинёнными серыми глазами как на нечто необыкновенное и совершенно неожиданное.

– Ой… Привет. – Кажется, сказала она персонально ему и тут же посторонилась. – Заходите…Мы думали, что вы уже не придёте.

Слава богу, меня она всё-таки соизволила заметить и объединить с Виталиком в одно общее «вы». А самого Виталика сейчас наоборот волновало Наташино первое местоимение «мы».

– Вас тут много? – Спросил он, всё ещё не решаясь раздеться. Мог бы и не задавать глупых вопросов – и так было видно, что гостеприимная квартира Ворониных сегодня кишит людьми. Отовсюду доносились голоса – из обеих комнат, из кухни и даже из ванной. Вешалка в прихожей едва умещала верхнюю одежду, а об раскиданные по полу сапоги и ботинки мы то и дело спотыкались. Где-то работал телевизор – скорее для фона и совсем тихо, его заглушали громкие человеческие разговоры.

Я гораздо увереннее Виталика скинула куртку и расшнуровала полуботинки.

– А где Татьяна Евгеньевна?

– Мама? Там… – Наташа кивнула на гостиную, где мы с Виталиком когда-то пили чай. Подумать только, как давно это было – в день нашего знакомства!

– Наши ребята ещё тут? – Это осмелился наконец-таки спросить Виталик. Бог мой, да его просто заклинило на одной мысли! Наташа скептически приподняла тонкие светлые бровки:

– Если ты имеешь в виду своего Канарейку, то он тоже там. – Новый кивок в сторону гостиной. – Как всегда, в центре внимания, с гитарой в обнимку. Поёт как соловей.

– Как канарейка. – Машинально поправила я и подумала, что прозвище у Вадима очень удачное, нарочно просто не придумаешь. Вот Варя, например, тоже из семейства Канаренко, а ведь никто и не пытается наградить её созвучным погонялом. Потому что не поёт, а только танцует как балерина.

– Так, так, так… И кто это тут у нас пришёл?!

Звонкий девчоночий голос Ирины Павловны Овсянниковой выплыл в прихожую вместе с маленькой чёрной видеокамерой, и мы, вновь прибывшие, тут же попали в объектив.

– Так! Ксюша и Виталик! – Торжественно провозгласила Ирина Павловна. – Как приятно снова видеть вас вместе! Вы прекрасная пара и здорово смотритесь! Ну-ка, улыбнитесь, ребятки, и скажите чего-нибудь для истории!

Овсянникова была в своем амплуа – говорила, как из пулемёта строчила и, конечно же, улыбалась во весь свой большой, комичный рот. Очень приятно было её тут встретить. Мы послушно, как дети, приветственно помахали руками, хором поздоровались словно в саду на утреннике. Откуда-то из под локтя Ирины Павловны вынырнула маленькая Иришка и мячиком покатилась к нам.

– О! Какие люди в Голливуде! Привет-привет, давненько вас не было! А там Канарейка песенки смешные поёт! Все так и падают! Хотите послушать?

Если честно, мне безумно хотелось послушать Вадима – я обожала его импровизации , исполняемые вживую. Однако Виталик вдруг засуетился.

– Надо руки сперва помыть. И посмотреть, может на кухне какая-то помощь нужна.

Определённо, он спятил. Но останавливать его не было смысла, и я поплелась вслед за ним в ванную, даже не взглянув украдкой в гостиную, из которой действительно доносилось гитарное бренчание и знакомый выразительный голос. Чего он пел?... Кажется, снова что-то из репертуара Высоцкого… Про жирафа… И Ирина Павловна со своей юной тёзкой, конечно же, вернулись туда. Одна – снимать, другая – слушать. Наше скромное общество им быстро наскучило.

Руки Виталик долго и тщательно намыливал мылом, потом столь же скрупулёзно тёр их друг о друга. Сидя на краю ванны, я наблюдала за его действиями как загипнотизированная. Ирония меня буквально душила.

– Виталь… Сейчас дырки появятся. Такое впечатление, что ты сюда не из дома пришёл, а из угольной шахты выполз.

– Так положено. – Виталик изо всех сил пытался казаться невозмутимым, но притворяться он умел плохо. Не наградила его природа лицемерием – что, может, было даже хорошо.

– Конечно положено. – Ехидно подтвердила я. – И на кухне тоже обязательно нужно помочь. Без тебя там никак не управятся. А когда на кухне поможешь, сходи унитаз в туалете помой с порошком, раз тебе всё равно делать нечего. И время с пользой проведёшь, и в гостиную идти не придётся.

– Издеваешься? – Виталик поднял на меня тоскливый взгляд. Руки она наконец-то вымыл и теперь интенсивно вытирал их полотенцем.

– Конечно, издеваюсь. – Бесстрастно кивнула я. – А больше всего ты сам над собой издеваешься. Чего тебе стоит взять и пойти туда, как ни в чём не бывало? Он тебя даже не увидит в такой толпе народа. А если даже и увидит – не съест, я думаю.

– Ты так говоришь, будто я его боюсь.

– А у меня как раз такое впечатление и складывается, представь себе. В чём дело, Виталь? Не веди себя как дурак. Над тобой уже и так все втихомолку смеются.

– Ладно, ладно.

И всё-таки, выйдя из ванной, первым делом Виталик отправился на кухню. Там мы и застали хозяев дома – обоих Ворониных, занятых хлопотами возле плиты и стола. Поверх праздничных нарядов на них были надеты фартуки. Владимир Михайлович резал хлеб, Татьяна Евгеньевна вынимала что-то из духовки, наполняя всю кухню дымом и ароматным запахом чего-то, несомненно, очень вкусного. У меня даже слюнки потекли, несмотря на то, что из-за праздничного стола Галины Петровны я встала полностью сытая.

– О! А вот и наши Ромео с Джульеттой! – Воскликнул Воронин, едва мы с Виталиком возникли на пороге. – А ты жаловалась, что тебя забыли!

Татьяна Евгеньевна обернулась. Радостная улыбка на её кругловатом лице сменилась укоризной:

– Доброй ночи!.. И где же вас носило, скажите на милость?

– Извините. – Я шагнула вперёд и решительно расцеловалась с Ворониной. – С Новым Годом вас, с новым счастьем… А у нас с Виталиком дела были важные, мы никак раньше не могли. Вам помочь чем-нибудь?

– Да нет, уже не надо. – Татьяна Евгеньевна снова сменила гнев на милость и даже обняла меня за плечи. – Самый ажиотаж до полуночи был. Не знаю, как бы я без девчонок ваших тут управилась! А сейчас уже мало едят, только развлекаются. Присоединяйтесь к общей компании.

Владимир Михайлович взял поднос с хлебом, Татьяна Евгеньевна – блюдо с горячим пирогом, и оба они, минуя нас, прошествовали по коридору в гостиную. Некоторое время мы стояли в дверном проёме и смотрели друг на друга растерянно.

– Да уж… – Бормотнул Виталик себе под нос. – Что ты там говорила насчет мытья унитаза?

Я усмехнулась:

– Не самая удачная мысль. Пойдём.

Стол с остатками новогодних кушаний был сдвинут в угол, к шикарной, в рост потолка, наряженной ёлке. Гости разместились где только можно: в креслах, на диване, на полу. Наташа с Иришкой, Ирина Павловна со своим мужем – высоким, худощавым брюнетом приятной наружности, несколько незнакомых мне мужчин и женщин, и наши ребята почти в полном составе. Саша Чернов, Юра Борисов, Борька Зайцев, Колян Шилов, Яна Лисовенко, близняшки Богдановичи, Варя Канаренко… И, конечно же, сама душа компании, без которой и праздник – не праздник, и застолье – не застолье, и вообще не имеет смысла собираться всем вместе, если поблизости нет Вадима Канаренко.

Мы тихонько заходим в гостиную, и я уже не в первый раз замираю от восхищения перед открывшейся мне картиной. Опять, как в тот памятный вечер в актовом зале, я вижу нечто необыкновенное, и вновь моё бедное сердце застывает в благоговении…

Он сидит на подлокотнике большого, широкого кресла, закинув ногу на ногу, и вертит в руках гитару. Чудо природы, с ног до головы одетое в джинсу, с глазами такого же джинсового цвета. Та же небрежная тёмно-русая чёлка, спадающая на чистый лоб, тот же мечтательный, глубокий взгляд…Можно до бесконечности смотреть на его лицо, с наслаждением изучая каждою чёрточку, словно выточенную рукой опытного скульптора. Я с новой силой начинаю внушать себе, что он – мой друг. Всего лишь добрый, хороший товарищ – и не больше. А сердце тем временем млеет и плавится как воск, и так хочется потерять голову!... Стоп… Только бы Виталик не прочитал мои мысли!

Вадим бросил в нашу сторону всего лишь один мимолетный взгляд. Всего лишь один – как только мы вошли, и больше, казалось, не обращал на нас никакого внимания. Его и без того окружала толпа поклонников. Что-то оживлённо рассказывал Овсянников, Ирина Павловна меняла кассету в камере. Наше появление прошло незамеченным, да мы и не старались попасть в центр. Молча прошли и сели в угол на полу, смешавшись таким образом с общей массой.

Уютно расположившись в кресле возле Канарейки, пухленькая Иришка смотрит на него зачарованными, влюблёнными глазами и периодически дёргает его за локоть.

– Вадь… Ну спой ещё чего-нибудь… Вадь…

Вадим ласково улыбается маленькой меломанке и шутливо треплет её русую головку:

– Сейчас спою, Ириш, подожди. Дай дядю Вову дослушать.

А дядя Вова Овсянников между тем рассказывает какую-то смешную историю, суть которой я пропустила и теперь ничего в ней не понимаю. Поворачиваюсь к Виталику:

– Ну вот. А ты боялся. Он тебя в упор не замечает.

– Ну и хорошо. – В голосе у Виталика, однако, никакой радости нет. Даже наоборот, я вижу, как сильно расстраивает его холодное безразличие Канарейки. А всем вокруг между тем весело и легко. Взрослые пьют спиртные напитки, молодёжь – фанту и кока-колу. Татьяна Евгеньевна строго за этим следит, здесь она полностью в ответе за своих юных учеников.

Овсянников наконец-то заканчивает непонятный рассказ, и сквозь дружный смех слушателей раздается возмущённый писк Иришки:

– Ну хватит вам уже болтать! Пусть Вадька ещё чего-нибудь споёт! Он уже отдохнул!

Она с новой силой дёргает Канарейку за руку:

– Спой про гусей на ранчо, у тебя так классно получается!

– Я её пел уже. – Пытается тот отвертеться, но Иришка упряма как маленький ослик.

– Ну и что! Вон, Ксюшка с Виталиком не слышали! Спой, а то обижусь!

Все смеются, наблюдая за спором юноши и девочки. Ирина Павловна настраивает видеокамеру и командует Канарейке, подстраиваясь под интонацию тёзки:

– А ну-ка пой, Вадька! Хватит выламываться как красна девица! Видишь, тебя публика просит, а публика – это святое! Отдохнул, горло промочил – и работай! Когда ещё тебя людям удастся послушать?

Вадим пожимает плечами:

– Ну ради бога. Если вы действительно так хотите….

Сразу умолкают все голоса, и в комнате наступает полная тишина. Только за окном по-прежнему стреляют петарды. Люди ждут: чего же споёт сейчас Канарейка, чем в очередной раз рассмешит своих благодарных слушателей. Я неотрывно слежу за руками музыканта… Вот взяты первые аккорды – раз, другой, третий… Пальцы скользнули сверху вниз… И вдруг ловко забегали по струнам… Мотив полился не такой, который ожидали – грустный, меланхоличный, совершенно неуместный в этот весёлый праздник. И у меня обрывается сердце, когда Вадим начинает петь…

Дверь – на ключ

И свинцом – тоска,

Боль в душе,

Словно смерть близка,

Один лишь шаг

Может всё решить,

Теперь ты враг,

Я не знаю как мне жить.

Как дальше жить?...

Вокруг – гробовое безмолвие. В голосе Вадима столько настоящей, неподдельной боли, и ТАКОЕ отчаяние, что все сидят в шоке, не понимая, в чём дело. А я понимаю. Я одна, наверное, понимаю и инстинктивно оборачиваюсь к Виталику. Он, я вижу, находится под сильным впечатлением.

Мне колдун

Предсказал печаль,