Текст книги "Ровесники. Герой асфальта (СИ)"

Автор книги: Елена Курносова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

– Нет, не понравилось! Скажи спасибо, что я на помощь не позвала! Так маньяки обычно в подъездах на женщин нападают!

– Ой-ой-ой…– Канарейка состроил испуганную гримасу. – Несчастные жертвы, по-моему, и ведут себя по-другому.

– Я растерялась!

– Ну да, конечно. От страха перед маньяком. Это жертвам свойственно, я читал.

– Да, я заметила, ты очень начитанный! Мама – та вообще долго теперь от твоей эрудиции не отойдет! Только учти… Эта твоя хвалёная гениальность не даёт тебе права издеваться над людьми!

– Над кем это я издеваюсь? – Вадим нахмурился. Наконец-то. Хоть какой-то сдвиг. И я разошлась ещё сильнее:

– Да над всеми! И больше всего над Виталиком! Он мне рассказывал, как ты у него девчонку отбил! Тебе не стыдно? Зачем тебе это надо? У тебя полно девчонок, неужели тебе их мало?! Или ты садист, тебе радость доставляет друга унижать? Вот я какой неотразимый, никто передо мной не устоит! Да я бы на месте Виталика от такого друга держалась бы подальше! Только он слишком доверчивый и слишком добрый, поэтому и прощает тебя всегда! Но у тебя, похоже, сердца нет! Одной тебе мало было, да?.. Увёл, поиграл и бросил…Теперь за меня решил взяться? Это подло! Ты же такой умный, неужели ты этого не осознаешь?!

– Всё сказала?

Пока я захлёбывалась своим негодованием, Вадим хранил спартанское спокойствие, словно моя обвинительная речь его вовсе не касалась.

– А теперь послушай меня. Виталька – мой лучший друг. И я его люблю. Что касается Олеськи…Ты не знаешь этой истории во всех подробностях, поэтому не тебе меня судить. Эта, как ты говоришь, Виталькина девчонка, была очень хорошей шлюхой. Я о ней раньше знал, еще до того, как Виталька на неё запал. Нет, я лично с ней не спал тогда, но знакомые ребята со Чкаловской говорили. Когда Виталька нас познакомил, у меня и в мыслях не было её уводить. Намекнул, правда, потом Витальке наедине, что из себя его любимая представляет. Он обиделся, не поверил. А она с ним за ручку гуляла, по-пионерски, и параллельно с другими трахаться успевала. Я говорю Витальке, что видел её своими глазами. Не верит, наивная душа. Ну и плюнул я на это дело. Не веришь, думаю, пеняй на себя. Придётся самому наглядным пособием послужить, чтобы убедился наконец. Это труда особого не составило, стоило только пальцем поманить.

Я слушала монолог Вадима и постепенно остывала. Тело больше не сотрясала дрожь, оно слабело, становилось мягким и безвольным. И сам Канарейка, серьёзный и непривычно печальный, выглядел очень мило и приятно.

– Так что ты не думай. Не хотел я Олеську у Витальки отбивать. Просто спасти его хотел. Иногда так надо делать. Сначала это больно бывает, но зато потом гораздо легче переболеть. Как сустав вывихнутый рывком на место ставят, так и здесь то же самое. Лучше быстро и сразу.

– Он её быстро разлюбил? – У меня почему-то охрип голос. Канарейка усмехнулся:

– Опять ты про любовь?...Объясни мне, что это такое? Виталька всегда всё усложняет. Он от природы максималист. Думает, если будет вести себя как джентльмен, это кто-нибудь оценит. А девчонки сейчас капризные и скороспелые. Им всё сразу подавай и в лучшем виде. Поцелуи – в первый день знакомства, секс – во второй. А если нет – значит с парнем не всё в порядке. Либо он импотент, либо гомик. Я Витальке каждый день об этом говорю. Все без толку. Ему бы такую же девчонку встретить, как он сам, с такими же старомодными взглядами на отношения. Олеська ему ни с какого боку не подходила, поэтому я и взял на себя труд его от неё избавить.

Меня вдруг охватила обида:

– А я? Я, значит, тоже Виталику не подхожу, раз ты мне такие проверки устраиваешь?! Ты не имеешь права вмешиваться…

– Имею. – Оборвал меня Вадим всё так же серьезно. – На правах старого товарища – имею. Кто ты такая? Я тебя знаю меньше недели, и меня, в отличие от Витальки, так легко не проведёшь. Сама говоришь, какой он доверчивый и, тем не менее, этой его слабостью пользуешься без зазрения совести.

– Я? Пользуюсь?! – Возмущение моё в этот миг было очень искренним. – С чего ты взял, что я им пользуюсь?!

– Хорошо. Давай по-другому вопрос поставлю. Ты его любишь?

Никогда не думала, что такой незатейливый вопрос может застигнуть меня врасплох. Даже на педсовете в минувшую пятницу я не нервничала так как сейчас. Вадим смотрел на меня в упор, и неуютно мне было от этого взгляда.

– Конечно, люблю. – Язык еле шевелился в пересохшем рту. Из глаз Канарейки вновь выплеснулась холодная насмешка:

– Врёшь. Тебе просто делать нечего. А Виталька надёжный, преданный. За ним как за каменной стеной. Он тебя любит, а ты только пытаешься изобразить ответное чувство. Но это перед ним ты можешь играть. Со мной этот номер не пройдёт, я человека насквозь вижу.

– И чего же ты видишь?! – Я была вне себя от ужаса. Как точно он все понял, словно действительно умел читать чужие мысли! – Чего ты видишь?!

– Вижу, как ты на меня смотришь. Можешь, конечно, отрицать, обзывать меня самоуверенным нахалом, наградить меня манией величия и всё такое прочее. Но хочешь, я скажу, о чём ты на самом деле думаешь?

Я потрясенно промолчала. У меня не было слов. А Вадим продолжал как ни в чём не бывало:

– Ты думаешь: «Я такая красивая, так всем нравлюсь – чем я, собственно, хуже этих вертихвосток, с которыми он шляется? Если бы я захотела, я бы его соблазнила как нечего делать, но ведь это вовсе не означает, что я стану его девушкой, потому что он бабник и будет мне изменять. Поэтому гулять я буду с Виталиком, он ведь кроме меня ни на кого больше не смотрит, а мне это льстит. Виталик – классный парень, добрый, милый, а главное, наивный и ему можно вешать лапшу на уши сколько душе угодно…Можно говорить ему все что угодно – он поверит, можно даже думать вовсе не о нём – он не узнает, можно, в конце концов, и флиртануть с другим – он простит, у него же душа святая».. Только знаешь что? – Голос Вадима повышался с каждым словом, звучал всё яростней и злей. – Если Виталька святой, то я – нет. Я всё прекрасно понимаю и на вещи гляжу трезво, поэтому хочу тебя сразу предупредить: обижать Витальку я тебе не позволю. Если ты сомневаешься в своих чувствах, то лучше не пудри ему мозги и скажи сразу, потому что потом он привыкнет к тебе ещё больше и ему будет намного больнее, чем сейчас. А если уж ты всерьёз решила с ним встречаться, выкинь из головы всю свою дурь и не пялься на меня так открыто, потому что снова выступать в роли хирурга мне, знаешь ли, не хочется! Мало удовольствия ставить на место вывихнутые суставы, тем более у человека, с которым дружишь много лет! А теперь пошли…Виталька ждёт.

Последние слова к делу не относились и были сказаны как бы между прочим. Не дожидаясь меня, Вадим распахнул дверь и вышел из подъезда. Я едва успела вслед за ним.

Морозный воздух вмиг остудил моё горящее лицо. И сделал это весьма кстати. Только бы Виталик не увидел меня в таком состоянии. Я уже не знала, что делать и как себя вести. Никогда мне не было так стыдно, никогда еще меня так сильно не унижали – открыто, в лицо. Только бы не заплакать сейчас от расстройства. Этого не хватало ещё… Будь ты проклят, Вадим Канаренко! Как быстро и безжалостно умеешь ты испортить настроение! А ведь так хорошо всё начиналось…

Глава 23

– Я уже думал, что вы никогда не придете!

Виталик встретил нас на углу дома. Он, казалось, накрепко примёрз к земле ногами и даже не сразу смог пойти нам навстречу.

– Ещё немного, и меня бы даже реанимация не откачала. Чего вы так долго?

– А как ты хотел? Ксюшину маму очаровать – это тебе не дышать свежим воздухом.

– Да меня тошнит уже от вашего свежего воздуха! Ну? Как дела?

– Отлично! Вручаю тебе твою красавицу в целости и сохранности!

Вадим снова был весел и беспечен, словно ничего и не случилось только что между нами в подъезде. А может и правда мне это померещилось? Голова плохо соображала. Радостный Виталик благодарил Канарейку и обнимая меня, не стесняясь прижимал к груди. Святая душа… Наивный…Доверчивый… У меня даже не было сил реагировать на его эмоции – настолько подавляло меня присутствие всевидящего и всезнающего Вадима.

– Ладно, дети мои. Будьте счастливы. Пошёл я!

Пересилив внутреннее напряжение, я всё-таки заставила себя взглянуть на Канарейку. Нет, Воронина права – артист он просто потрясающий! И как ему удается так быстро менять настроение?

– Да ты что, Вадь… – Попытался было возразить Виталик. – Зачем…

– Уймись, Павлецкий. – Ласково перебил друга Вадим. – Зачем я тут нужен? Счастливо оставаться. Завтра встретимся.

Показалось мне это или он действительно посмотрел на меня? Оракул…Так и лезет в душу…Испугать хочет…Сволочь…Но как целуется, бог ты мой!...

Я опять провожала Вадима долгим взглядом. Не без страха, конечно. В голову лезли идиотские мысли: а вдруг у него и на затылке глаза есть? Заметит, что я смотрю и потом, при случае, ещё чего-нибудь выкинет. Если честно, я уже начала его бояться.

– Эй…Ты где? – Лёгкое прикосновение ледяной ладони к носу вывело меня из оцепенения. Виталик смотрел мне в глаза с безграничным обожанием. – С тобой всё в порядке?

– Конечно. – Я попыталась улыбнуться как можно веселее. В конце концов, я же на свободе! Вот только радоваться ей уже почему-то не хотелось…Наверное, слишком дорого она мне досталась – губы до сих пор болели от грубого, сильного поцелуя Канарейки.

– Как всё прошло? Нормально? Мама ничего не заподозрила?

– Да ты что, Вадим её полностью очаровал. Он ей там такого понаплёл, так голову заморочил…Даже не ожидала.

– Ну, это Вадька умеет! У него талант в этой области!

По-моему, нету такой области, в которой Вадим не талантлив. И чему только радовался Виталик? Тому, что его лучший друг понравился моей маме? Так ему-то какой от этого прок? Он ведь по-прежнему не может прийти ко мне в гости. И кавалером моим мама считает не его, а Вадима.

Виталику кажется, было всё равно, каким образом вытащить меня на улицу – ни зависти, ни ревности не хранила в себе его чистая душа. Мы гуляли по посёлку до тех пор, пока окончательно не закоченели. Я рассказывала Виталику о Канарейкином визите ко мне домой, и он радовался как ребёнок – смеялся от души, выражал свое восхищение Вадькиной смекалкой, а я всё ещё не могла прийти в себя после приключения в подъезде. Такие поцелуи долго не забываются. Да и слова Вадима, честно говоря, в память засели прочно.

– Слушай, как здорово-то вышло! А я почему-то боялся, что ничего не получится! – Виталик тарахтел без умолку, стараясь успеть наговориться со мной вдоволь и тем самым перевыполнить план по общению за последние два дня. – Знаешь, как мы к этому маскараду готовились! Вадька целый час перед зеркалом крутился, в образ входил! Я ему говорю: зачем такие сложности? А он мне: ничего не понимаешь! Внешность должна полностью соответствовать внутреннему миру. Всё продумал сам, я даже не вмешивался!

– А цветы? – Спросила я чисто механически.

– Что – цветы? – Не понял Виталик.

– Где цветы взяли?

– Купили.

– На что?.. Розы дорого стоят. Или твой Вадим их как сигареты с прилавка украл?

Нет, как не старалась я скрыть своё раздражение, оно вырвалось наружу само собой. Очень нелепо выглядела моя неприязнь к Канарейке поле того, что он для меня сделал. И это язвительное «твой Вадим»! Виталик сник, растерялся:

– Почему украл? С чего ты взяла?

– Ну, для него это нормальное явление.

Стоп, так дело не пойдёт. Не хватало ещё Виталику своё настроение навязывать. Он-то в чём виноват?

– Я просто хотела сказать…Где вы столько денег нашли на цветы?

– Вадька их выиграл.

Час от часу не легче!

– Как понять – выиграл? В карты что ли?

Виталик засмеялся:

– Нет, не в карты. Есть у него привычка такая – спорить на деньги. Ни у кого так здорово не получается.

– Что-то не понимаю…

– Не понимаешь? А я тебе сейчас объясню. Это на самом деле легче, чем кажется.

Сидим мы, значит, вчера у Вадькиного подъезда: я, он и Раскопин. У меня мысли только о тебе, о предстоящей операции. Волнуюсь, переживаю, в сотый раз у Вадьки спрашиваю: а вдруг сорвётся дело? Вдруг не выйдет? Он отмахивается: не дрейфь, прорвёмся. И тут Мишка даёт совет: для полноты образа хорошо бы с цветами прийти. Желательно с розами. Это всегда сердобольных мамаш наповал сражает. Ну, понятное дело, идея заманчивая, а как её осуществить? Одна роза – полтинник в нашем «Дворике» стоит. У нас, как назло, ни копейки ни у кого. А мне уже кажется – всё, завал, без цветов ничего не получится как пить дать. Вадьке нытьё моё надоело. Ладно, говорит, выручу. Давно я что-то профессиональным спором не занимался. С кем бы поспорить?

А тут на нашу удачу Вова-охранник на крыльцо вышел покурить. Это Вадькин сосед по площадке, прикольный мужик такой – холостой, с родителями живёт. Как всегда поддатый, настроение приподнятое. Мы уши навострили: вот объект подходящий! Деньги всегда есть и характер сговорчивый, мы же с ним всегда на «ты» запросто общаемся.

Вадька нам подмигивает: секите момент.

– Привет, Вов!

– Привет-привет…– Вова улыбается пьяненько так, дружелюбно на Вадьку смотрит. – Давно я вас что-то не видел, хулиганы мелкие…Небось, за углом всё тусуетесь, чтобы родители из окон не увидали? Курите?

– Курим. – Соглашается Вадька. – А у тебя как дела?

– Как сажа бела. – Вова с крыльца начал спускаться, тапок чуть на ступеньке не оставил. – Задолбали все дома…Жениться мне что ли, а, Вадь?

Вадька едва смех сдерживает:

– Женись, Вов, женись. Лучше поздно, чем никогда.

– Вот и я думаю…Жену хочешь – ругай, хочешь – дери по все щели, а возникать начнет – врезал по хлебалу, она и заткнулась. А родители – пилят-пилят, ноют-ноют, и ничего ты им не сделаешь – родители же всё-таки…

– Это верно. – Соглашается Вадька с умным видом. – А лучше, Вов, вообще одному жить. Тогда тем более проблем не будет. И нервы сохранишь и здоровье.

– Точно! – Вова оживляется, но тут же сникает, ссутуливается. – А где жить-то одному? На помойке?

– Квартиру купи. Денег что ли не хватает?

– Здрасьте тебе приехали…Откуда у меня столько бабок? Мне бы за эту конуру заплатить – три месяца уже задолженность.

Вадька – с шутливым ужасом:

– Да ты что, Вов?! Так-таки ни копейки нету? Надо же, как обидно…А я с тобой поспорить хотел.

У Вовы от азарта даже глаза проясняются на какой-то момент:

– Поспорить? На что?

– Ну, хотя бы рублей на двести для начала.

– На двести?!

– Ага. – Вадька кивает Вове на худую фигуру дворника, убирающего остатки листьев во дворе. – Вон, видишь, Петька стоит?

– Ну вижу.

– Хочешь он сейчас свою метлу об столб сломает?

– Чего? Ты шутишь что ли?

Вовка восторженно хохочет. Я и сам, если честно, обалдел. Дядя Петя, дворник наш, ещё по молодости в автокатастрофу попал, чудом в живых остался,

с тех пор у него какие-то сдвиги в голове произошли: речь нарушилась, слух слабый стал. Короче, Петя наш тихий, задвинутый алкаш, более кроткого и безобидного человека в природе не существует. Поэтому мы так и удивились. А Вадька невозмутимо повторяет:

– Не шучу. Спорим на двести рублей?

Вова задумывается, шансы взвешивает, подозрительно на Вадьку глядит:

– А если проиграешь, где деньги возьмёшь отдать?

– Мои проблемы. Достану.

– Ну тогда спорим.

– Только деньги сразу на бочку.

– Ни хрена себе… А ты?

– А я, если проиграю, буду искать. Если не найду, можешь мне по шее накостылять при всех моих друзьях, я даже сопротивляться не стану. Спорим?

Вова вконец заинтригован.

– Спорим!

Они за руки взялись, как водится, я разбил. Вовка за деньгами ушёл, а мне тревожно что-то стало – чёрт знает, чего Вадька задумал. Я у него спрашиваю на всякий случай:

– Ты чего делать собираешься? Сам что ли у Петьки метлу сломаешь? Смотри…

– С чего ты взял? – Вадька даже обиделся. – Он сам сломает, вот увидишь!

– Как это? – Мишка тоже не особенно в Вадькину затею поверил.

– Смотрите. Первый и последний раз – бесплатное представление. Наглядное пособие о том, как заработать деньги. Учитесь все!

На крыльцо выходит Вовка. Издалека машет в воздухе двумя сторублёвками:

– Вот деньги. Сразу тебе по шее надавать или подождать?

– Лучше подожди. Один момент. – Вадька идёт прямиком к дворнику. Мы все стоим у подъезда, но нам и оттуда всё прекрасно слышно.

– Дядь Петь, здрасьте!

Говорит Вадька нарочно громко – иначе Петька ничего не слышит. Ему в самое ухо надо кричать. Петя отрывается от работы, оглядывается. Видит Вадьку и улыбается своей обычной жалкой улыбкой покорного судьбе человека. Говорить с Петей тоже надо очень чётко и при этом смотреть в глаза, не отрываясь – только в этом случае он может вникнуть в то, что слушает.

– Дядь Петь! – Почти орёт ему Вадька. – А вы не заметили, что вам вчера метлу заменили?

Петя часто-часто моргает, напрягает свои травмированные мозги, пытаясь сообразить, о чём идет речь. Вадька ещё более внятно объясняет:

– В домоуправление новые мётлы завезли. НО-ВЫ-Е! Нового образца! Внутри укреплены металлическими прокладками. Не ломаются вообще!

– Ну?...– Немножко доходит до Пети. – Где такие?

– Да вот же, у вас в руках! Вчера вам метлу уже заменили!

Петя озадаченно смотрит то на Вадьку, то на свою допотопную метлу. Вертит её в разные стороны так и сяк.

– Не…– Делает наконец заключение. – Это моя метла.

Вадька пускается в убеждения с ещё большим жаром:

– Нет, это другая, дядь Петь! Я сам вчера видел: старую унесли, а новую в подвал поставили!

– Не. – Упорно стоит на своём Петя. – Эта – моя.

– Да вы проверьте! Сами убедитесь! Она не ломается! Об столб вон со всей силы стукните – она даже не прогнётся! Там стальные прокладки вставлены!

Очень искренне Вадька говорил, убеждённо так. И глаза, как ты сама знаешь, у него такие честные, такие непорочные! Петя уже с меньшей уверенностью свою метлу разглядывает, как диво какое-то дивное, но испытывать новую модель никак не решается. Думает, наверное: вдруг прокладка недостаточно прочной окажется? А Вадька улыбается ему ободряюще:

– Да не сомневайтесь вы! Я же говорю – это новейшая разработка! В специальной лаборатории укрепляли! Вы под поезд её положите – и то выдержит! Давайте поспорим? Если сломается, я вам бутылку ставлю за свой счет!

Ну, стоило ему только это волшебное слово произнести – бутылка! Глазёнки Петины тоскливые забегали сразу, заметались возбуждённо. Он, уже почти не задумываясь, сжимает в руках метлу покрепче, подходит к фонарному столбу и верным своим орудием труда об него со всей мочи – шар-рах! Метла, разумеется, как былинка пополам переломилась, в руках у Пети – один жалкий обломок торчит. И пауза такая долгая, внушительная.

– Ой…– Вадька сконфуженно моргает. – Как нехорошо-то получилось. Бракованная, наверное, метла попалась. Но вы не переживайте, дядь Петь, я проиграл – сейчас бутылку вам принесу!

Петя даже опомниться не успел, Вадьку как ветром сдуло. Возвращается к нам, а мы как застыли на месте, так и стоит, не знаем – веселиться нам или возмущаться.

– Ну ты даешь! – Сокрушается Вовка, а у самого аж щеки от восторга порозовели. – Это же чистой воды надувательство!

– Не свисти. – Вадька большой и указательный пальцы друг об друга выразительно потер. – Проиграл – гони бабки, я ещё Пете бутылку должен поставить за сломанную метлу!

– Держи, артист! – Вовка со смехом ему сторублёвки вручает. – Только как покупать-то будешь? Несовершеннолетним спиртное не отпускают.

Вадька:

– Ой, блин, точно! Слушай, Вов, будь другом, а? Сходи, купи вместо меня. Обидно Петьку в дураках оставлять, он и так, бедный, метлы лишился.

У Вовки просто слов нет.

– Ну ты даешь! Мало того, что деньги мои обманным путем присвоил, так ещё я же должен их тратить! Ладно бы на себя!

Вадька:

– Лады, Вов, я тебе ещё пятерку жертвую на сто грамм. Но остальное будь добр вернуть – я их честно выиграл.

Чего Вовке оставалось делать? Он только руками развел от такой небывалой наглости. Но правоту Вадькину всё-таки признал. Сходил до нашего «Дворика», разменял одну сторублёвку, самую дешевую бутылку купил, Вадьке честно всю сдачу вернул, только сказал на прощание:

– Аферист ты, Вадик, хороший, как я посмотрю. Частным бизнесом тебе стоит всерьёз после школы заняться.

– Обязательно. – Обещает тот. – Но потом как-нибудь.

Попрощались мы с Вовкой по-дружески и к Петьке пошли. Он сидит у обочины, метлу свою многострадальную вертит в разные стороны, что с ней делать – не знает. Честно скажу, жалко мне его стало до слёз. Я бы лично не смог такого убогого человека разыгрывать. Не по-людски это как-то. Но меня Вадька не спрашивал. Подходит к Петьке, садится рядом с ним:

– Дядь Петь! Я вам проспорил – вот мой должок!

И бутылку ему в руки сует:

– Будь здоров, дядя Петя!

Ни возмущения, ни упрёков от Пети мы, конечно, не ждали. Он, похоже, так и не сообразил, что метла его сломалась по Вадькиной вине, поэтому и бутылку за манну небесную принял, растрогался, чуть не заплакал. Кивает нам всем благодарно:

– Спасибо…Спасибо.. Это…Вы тоже…Чего мне одному?

А Вадька ему с ужасом таким натуральным:

– Ой, нет-нет-нет, дядь Петь! Вы что?! Мы же ещё не выросли для водки, мы ещё дети, нам нельзя! Мы себе «Фанты» лучше купим и батончиков, правда, пацаны?..

– Так что никто ничего не воровал. Всё было честно.

У меня начали мёрзнуть ноги. Странно… Из окна квартиры улица выглядела более заманчивой. А это дурацкое солнце, которым я любовалась как Дюймовочка, выбравшаяся из мышиной норы, на самом деле светило вхолостую. И зачем, спрашивается, я так сюда рвалась? Зачем все мы стремимся сбежать из дома в любую погоду, всё равно в какое время суток? Зачем мы добровольно вовлекаем себя в сомнительные авантюры, заранее зная о последствиях? И зачем, в конце концов, я об этом думаю? С каких пор я ударилась в философию? Казалось бы, чего особенного сказал мне Вадим? А я всё никак не могу успокоиться. Судя по его словам, я просто кукла. Бездушная и корыстная… Неправда. В чём моя корысть? Мне ведь ничего от Виталика не нужно. Ничего, кроме него самого. Вадим не имеет права сравнивать меня с Олеськой – с той, первой любовью Виталика. Он не может сказать, что я – шлюха. У него нет на это причин, и повода я никакого не давала. Смотрела на него? Подумайте, какой грех! С таким же успехом я могла бы смотреть на хрустальную вазу ручной работы. Или уж, если на то пошло, любой мало-мальски смазливый артист кино вызывает те же эмоции в сердце любой девчонки моего возраста. Но ведь никто не говорит о том, что это измена. И вообще, по-моему, Канарейка слишком много о себе думает. Бабник. Обыкновенный бесстыжий разгильдяй. Он и мизинца Виталика не стоит. Как он мог подумать, что я его брошу? Действительно, для этого надо быть полной дурой. А я себя таковой не считаю. И буду любить Виталика. Буду…Буду…Может быть, начиная с сегодняшнего дня. Я стану для него самой преданной и нежной подругой, я постараюсь сделать его счастливым. Я докажу Канарейке, что я серьёзный человек, и он больше не будет проводить со мной свои пошлые эксперименты.

Отныне я запретила себе думать об этом, и остаток дня прошёл замечательно. Пока не стемнело, мы гуляли по улицам просто так, а потом, окончательно замёрзнув, Виталик пригласил меня в гости. На этот раз нас встретила Галина Петровна – как радушная, заботливая хозяйка она сразу же предложила нам чай, однако я после застолья в собственном доме ещё проголодаться не успела, а потому предпочла уединиться с Виталиком в его комнате. Не знаю, что нашло на меня после объяснений с Вадимом, но сейчас мне безумно хотелось отыграться, отвести душу, доказать самой себе, что я умею любить, умею чувствовать…

Мягко мерцала настольная лампа на письменном столе, тусклым светом озаряя небольшое пространство вокруг. Диван, в ночное время служивший для Виталика постелью, был окутан интимным полумраком. Склонившееся надо мной лицо Виталика сейчас выглядело сказочно. Я любовалась им совершенно искренне и, словно изучая его черты, водила пальцами по подбородку, по губам, по носу, гладила лоб и щёки. А он смотрел на меня нежно и, казалось, ждал, когда я подам ему знак перейти ту грань, возле которой мы топтались столько времени, соблюдая приличия. Я знала, что даже переступив эту черту, Виталик не позволит себе ничего лишнего и поэтому позволяла ему многое. Это было здорово. Мы целовались, лежа на диване – зная, что никто здесь не может потревожить наше уединение, мы изучали тела друг друга, лаская их под верхней одеждой. Виталик волновался – я всем своим существом ощущала его внутреннюю дрожь, ловила его судорожное, прерывистое дыхание и понимала, как ему трудно сейчас сдерживаться. Он и сейчас был самым милым парнем на свете – та деликатность, с которой он меня целовал, вызывала в сердце безграничное умиление, рождала небывалую нежность, и в это время я почти уже было уверена в том, что люблю его.

Размеренно тикали часы на стене…Где-то во дворе лаяла собака – истерично, с надрывом. Но всё это было там…За гранью…Разум не воспринимал ничего лишнего, он целиком и полностью сосредоточился на нас. На мне и на Виталике…Казалось, эта комната – целый мир, за пределом которого ничего нету. Ни о чём не хотелось думать, и все мои недавние душевные терзания выглядели глупо и смешно на фоне нашей идиллии. И в самом деле, к чему вся эта суета? Любишь-не любишь, серьёзно-несерьёзно…Зачем забивать себе голову подобной ерундой? Нужен ли мне этот постоянный самоанализ? Я хочу расслабиться. Пусть всё идет своим чередом…И уже не помня себя, я целовала Виталика с той нежностью, на которую только была способна. Я всегда считала, что хорошо умею целоваться. И сейчас продолжала считать так же, несмотря на то, что Канарейка сегодня пытался меня в этом разубедить. Но с Виталиком я опять чувствовала себя на высоте, и то, что его опыт в общении с девушками был равен нулю, приходилось очень кстати. Потому что рядом с ним я была опытной и раскованной. Я знала, что делать, знала, как стать еще желанней…Хотя больше, кажется, было и некуда.

Виталик в плане отношений между парнем и девушкой был довольно старомоден – уже в который раз я в этом убеждалась. Воистину рыцарское благородство, по всей видимости, являлось самой главной проблемой в его жизни. Пример тому – бегство Олеси от Виталика к Вадиму. Таким девушкам не нужны телячьи нежности. Им нужен секс сразу же, в первый день. Виталику это кажется пошлостью. Мне, кстати, тоже. Может быть, я не такая уж и испорченная, какой меня считает Канарейка?...Господи, да почему же я всё время пытаюсь перед ним оправдаться?! Неужели меня так волнует мнение этого самоуверенного пижона?! Знакомый голосок внутри меня язвительно запищал: «А разве не волнует? Этот «самоуверенный пижон» сразил твою маму наповал своим умом. А это не каждому под силу! Он вытащил тебя из дома, благодаря ему ты сейчас находишься в объятиях Виталика. Тебе же хорошо, не отрицай. Так что бы ты делала без Вадима Канаренко?»

Что ж…Без Вадима Канаренко я бы и под домашним арестом никогда не оказалась. И не стоит о нём думать. К тому же рядом звучал страстный шепот Виталика:

– Я тебя люблю, Ксюшка…Я тебя люблю…

Это были не просто слова. Всё, что говорил и делал Виталик, было искренним выражением чувств. Его честная, открытая натура не терпела фальши, она была насквозь пропитана какой-то священной теплотой, успокаивала и радовала сердце. И уже в который раз приходило мне на ум: почему? Почему все мы, девчонки, такие дуры? Почему не ценим настоящих чувств, предпочитая порок – нравственности? Почему нам хочется быть обманутыми, брошенными, почему мы осознанно закрываем глаза на всё плохое, когда сталкиваемся с красивыми парнями? Хотя, если разобраться, красота красоте рознь – она, как и многое другое на белом свете, понятие растяжимое. Вот Виталик…Разве можно его назвать некрасивым? Особенно сейчас, когда лицо и глаза его лучатся любовью? Да никого, кажется, краше Виталика в эти мгновения на свете не найти! И даже Канарейке до него далеко. Потому что при всех своих достоинствах одного, самого главного Вадим, видимо, начисто лишен, а именно – умения по-настоящему ЛЮБИТЬ. От того-то и нету в его глазах того удивительного огня, который делает человека прекрасным не только снаружи, но и изнутри. А Виталик этим огнём весь так и светится. И можно ли его, такого замечательного и сияющего не любить?..

– Всё…Всё…– Переводя дыхание, Виталик внезапно сел на диване. – Хватит…Не могу больше…

И так откровенно, так доверчиво прозвучали в его устах эти слова, что я, не сдержав умиления, подскочила вслед за ним и, обхватив его шею, принялась целовать в лицо:

– Чего – хватит? Чего – не могу?

– Не надо, Ксюш…Правда…– Виталик неловко пытался освободиться, я чувствовала, как горят его щёки, как обрывается дыхание, но что-то не давало мне остановиться, словно чёртик, спрятавшийся где-то внутри моего сознания, решил таким образом поиграть с Виталиком.

– Чего – не надо?.. Ты что, боишься?...За кого? За меня? Или за себя?

– За себя…И за тебя тоже…

– Ой-ой.. Неужели мне что-то угрожает? – Я понимала, что начинаю издеваться и поэтому пыталась обратить свое поведение в шутку. Виталику же, кажется, было вовсе не до смеха.

– Нет…Ты что, думаешь, я могу тебя обидеть? Ты мне не доверяешь?

– Доверяю, Виталь. Только тебе одному и доверяю. Ты удивительный парень.

– Ты тоже.

– Что – тоже? Я тоже удивительный парень?

Я засмеялась. Виталик подхватил мой смех, и обстановка сразу разрядилась. Правда, не надолго. Хлопнула входная дверь, и я, взглянув на Виталика, поняла, что теперь моей чести точно ничего не угрожает. От недавнего вожделения не осталось и следа – лицо моего поклонника застыло как восковая маска.

– Отец?

Виталик молча кивнул. Не знаю – почему, но его напряжение само собой передалось вдруг и мне. И неуютно сразу стало в этой маленькой полуосвещенной комнате так, словно я пришла сюда без разрешения и делаю что-то непозволительное. Ну, по меньшей мере, чужую квартиру обворовываю. Так и сидели мы на диване, прижавшись друг к другу тесно, как белые мишки, унесённые в открытый океан на крохотной льдине. Стоит пошевелиться, сделать шаг в сторону – и всё, проглотит пучина, с головой накроет холодный, всесильный мрак. Поэтому нельзя двигаться…И отрываться друг от друга нельзя под страхом смерти. Тишина как в могиле…Только часы тикают, и сердца наши вторят им в унисон.

– Чего так поздно? – Голос Галины Петровны, доносившийся из прихожей, тоже звучал напряжённо, я даже отсюда слышала как он дрожит.

– Дел много. – Голос главы семьи заставил меня вздрогнуть. Никогда ещё я не слышала, чтобы люди, прожившие вместе много лет, так разговаривали друг с другом.

– Какие могут быть дела в воскресенье?

– Слушай, ты всё равно в моей работе ни хрена не смыслишь! Так чего суешься со своими идиотскими вопросами? Лучше бы пожрать предложила, я голодный как собака!