Текст книги "Ровесники. Герой асфальта (СИ)"

Автор книги: Елена Курносова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

– Какая грубость…Сколько можно тебя отучать от этих жаргонных словечек?

– Это не жаргон вовсе. Это язык молодежи. – Тяжело вздохнув, взялась объяснять я, но поняла вдруг, что переубедить маму очень трудно и сходу переключилась на более приятную и очень важную тему.

– Кстати, ты всё еще хочешь познакомиться с этим мальчиком?

Как по мановению волшебной палочки, мама мгновенно успокоилась, у неё даже глаза засверкали по-особенному, по молодому.

– А что? – Даже в голосе её затаилась радость.

– Ничего. Вполне вероятно, что он придет к нам в воскресенье. Но это еще не точно.

– То есть как – неточно? – Мама в сердцах пихнула белье в машинку и уставилась на меня, требуя объяснений. Действительно – почему неточно? Я наспех начала сочинять очередную басню.

– Ну…Не точно потому что Вадим очень занятой человек. У него каждый час по минутам расписан. Он в кружки ходит. Английским занимается, гитарой, хореографией…

– Да что ты говоришь… – Мама окончательно погрузилась в благоговейный транс. – Но разве в воскресенье кружки работают?

– Значит работают. Но я его очень просила, про тебя сказала. Он не обещал, но скорее всего, у него найдётся время с тобой пообщаться.

Мама шумно вздохнула – словно только что мимо неё пронесся кирпич, едва не коснувшись головы.

– Хорошо бы…Ты знаешь, по-моему, он просто гениальный. Неужели в наше время ещё остались такие ребята?

Я как можно безразличней пожала плечами:

– Значит остались.

– Скажи, а какой он из себя?

Нет, мама не уставала меня сегодня поражать! Что ещё за девичье любопытство?

– Он?...Красивый. Даже очень.

– Я так и знала. Человек с таким голосом не может быть посредственным внешне.

У меня на этот счёт было другое мнение, однако выражать его вслух я не стала.

– А ты случайно не узнавала, кто у него родители?

Вот тут-то я, слава богу, могла не врать!

– Папа у Вадима военный лётчик. Майор, кажется. А мама учительницей английского работает в Звёздновской школе.

– Правда? Как хорошо…

Я так и не поняла, каким образом для меня это может быть хорошо? Уж не в женихи ли мне определила мама милейшего Вадика Канаренко? А что? От неё и такого можно ожидать.

– Мам…Мне, по-моему, замуж еще рановато.

– А при чем тут замужество? – Мама была невозмутима. – Я просто хочу, чтобы ты проводила своё свободное время не с этой местной шпаной, а с умным, хорошим парнем. Серьёзным и воспитанным, с которым ты не попадешь в какую-нибудь грязную историю. Я хочу, чтобы рядом с тобой был надёжный человек, которому, в первую очередь, доверяла бы я.

Мне вспомнился мой славный Виталик…Ведь это его сейчас описывала мама, а вовсе не того ангела, голос которого звенел и переливался на всю квартиру.

– Вот поэтому я и желаю с ним познакомиться. – Заключила мама между тем. Я усмехнулась:

– Надеешься, что он окажется таким же как папа?

– Надеюсь. – Совершенно серьёзно подтвердила мама. – Хотя твой папа уникальный в своём роде человек. Другого такого нет.

Сколько раз уже я это слышала! Мамины убеждения о папиной эксклюзивности всегда означали для меня одно: надо остаться старой девой, потому что все мужчины мира, кроме Алексея Кондрашова – эгоисты, пьяницы и негодяи. Ну уж нет, мамочка…Это для тебя папа – герой, а для меня – обычный отец. Вечно занятый, вечно куда-то спешащий, страдающий остеохондрозом человек. От его интеллекта мне ни горячо, ни холодно. И ничего гениального я в нём не нахожу…В отличие от того же Канарейки.

– Значит, с Вадимом ты мне разрешишь встречаться? – Я пытливо смотрела на маму, затаив дыхание. – И гулять с ним отпустишь?

– Если он такой, каким я его представляю, то почему бы и нет? Не всю же жизнь мне тебя держать взаперти…Но только с ним.

Ну разумеется, мамочка, разумеется, он именно такой, каким ты его представляешь! Он тебе понравится. Он просто не может не понравится! Итак, все в порядке…Почва подготовлена. Теперь вся надежда на Вадима. Не подкачай, Канареечка, вытащи меня отсюда поскорее, пока я с ума от скуки не сошла!

Нет, бог всё-таки есть на свете, и он явно милосерден к моей скромной персоне! До сих пор мне казалось, что я – самый несчастный человек в мире. Как утомительно тянулось время! Здесь, в квартире, его словно и не было вообще, этого времени. Только отвратительно ленивые часовые стрелки, которые я тщетно пыталась гипнотизировать взглядом. Они тоже будто уснули – двигались еле-еле, и я злилась на них как на живых людей, досаждающих мне своей вредностью и ехидством.

Сам тяжелым грузом на сердце была неизвестность. Томясь под домашним арестом, я не знала, когда смогу выйти на свободу. Да и смогу ли вообще? Допустим, Вадим действительно придёт (в чём полностью уверенной быть никак нельзя)…Вдруг он в чём-нибудь проколется? Я ведь столько насочиняла про него маме. Что если она начнёт его расспрашивать? А она начнёт, непременно начнёт. И тогда…Даже страшно подумать, что будет тогда. Если мама поймёт, что её одурачили, она больше никогда мне не поверит. И из дома уж точно не выпустит до скончания века.

Я пережила половину пятницы и целую субботу…Я пыталась учить уроки, я читала классику и, засыпая над раскрытой книгой, таким образом коротала ненавистное время. Не было аппетита. Все мысли и чувства были об одном: что будет в воскресенье?

И вот наконец-то свершилось чудо! Ровно в одиннадцать часов утра я вышла на кухню и, глянув в окно, увидела Виталика. Он стоял под той же самой облысевшей березой и радостно улыбался. Не надо было никаких опознавательных знаков – я всё читала на лице Виталика. Есть! Неужели сегодня я буду гулять?!

Я бы завизжала от радости, если бы рядом на кухне не находилась мама. Я вообще постаралась долго возле окна не задерживаться, дабы не привлекать к себе лишнее родительское внимание, однако, остановившись перед мамой, не сдержалась:

– Мам, а как насчёт твоего фирменного пирога? Ты, кажется, что-то про него говорила.

Мама стояла возле раковины спиной ко мне и быстро, ловко чистила картошку для супа. Здорово у неё это получалось, лично я так не умела.

– Ты же не знаешь, точно ли придёт Вадим.

– Мне кажется, что он придёт.

– Да? С чего бы это тебе кажется?

– Ну…Не знаю…Я чувствую.

Мама вздохнула. Бросив ножик на дно раковины, убрала мокрой рукой прядь волос, упавших ей на лоб и медленно повернулась ко мне:

– Ты ему нравишься?

Странно, почему-то меня смутил этот вопрос. Сама бы я хотела знать, что думает обо мне Канарейка.

– Ну мам, если бы не нравилась, он бы вообще не согласился прийти.

– Действительно. Если нравишься – придёт. Ладно, сейчас суп сварю и буду печь пирог. На крайний случай сами его съедим.

В этот момент я готова была её расцеловать…

Глава 22

Звонок раздался около двух часов. К этому времени всё уже было готово: на кухне заваривался чай, фирменный мамин пирог источал изумительный запах на всю квартиру, от него у меня давно текли слюнки. Мама привела себя в порядок, приоделась по такому поводу. Создавалось впечатление, что тут намечается настоящая помолвка, а не рядовое знакомство. Но это не имело значения.

Когда я открыла дверь, у меня едва не подкосились ноги. Сначала я увидела три большие розы с тяжелыми белыми шапками. Потом, с трудом оторвав глаза от этого прекрасного зрелища, перевела зачарованный взгляд на Вадима. О, это надо было видеть! К встрече с моей мамой он подготовился основательно! Чисто вымытые и хорошо уложенные тёмно-русые волосы ласкали взор. Аромат мужской туалетной воды слегка кружил голову – от него тоже текли слюнки, но только уже не от голода. От какого-то другого, ещё непонятного мне желания. Вадим опять был в своем шикарном «пилоте», который, как я знала, после пребывания в отделении милиции, пришлось сдавать в химчистку. Сейчас он выглядел даже более чем прилично – так же, как и его владелец. Синяков действительно больше не было. Гладкое, нежное лицо Вадима сияло здоровьем. Холёная белизна его бросалась в глаза, завораживала. Мне стоило большого труда справиться со своими эмоциями, вспыхнувшими совершенно неожиданно при виде этого очаровательного пятнадцатилетнего бабника и хулигана.

– Привет. – Тихо поздоровался Вадим. – Как дела?

– Хорошо. Тебя ждём. – Я заговорщицки улыбнулась, кивая себе за спину.

– Вот и дождались. – Не спрашивая особого разрешения, Канарейка шагнул через порог и сразу же вручил мне цветы. – Держи, великомученица.

Его детские глаза как всегда смеялись! Разумеется, эти розы были всего лишь реквизитом в задуманном нами спектакле, а вовсе не особым знаком внимания ко мне, но, тем не менее, стало очень приятно. Ну представьте сами: роскошный кавалер с цветами! Это почти принц на белом коне, ворвавшийся в тёмное царство злых сил для того, чтобы освободить свою прекрасную принцессу! Стоп… Что-то я размечталась…Мой принц сейчас стоит где-нибудь на улице, неподалёку от моего дома и трясется от волнения. А это чудо природы – всего лишь его посредник, от которого, тем не менее, зависит наша с Виталиком судьба.

В прихожую вошла мама.

– Здравствуй, Вадим. Очень хорошо, что ты нашёл время зайти к нам в гости.

– Добрый день, Ольга Михайловна. Я тоже рад возможности с вами пообщаться.

Откуда взялись в его голосе эти мягкие, робкие нотки? Или вид моей грозной (по слухам) мамы настолько смутил Вадима, что он и в самом деле растерялся?

– Ох, какая прелесть! – Мама заметила в моих руках цветы и поспешила сразу же их забрать. – Как это благородно!.. Ксенечка, ты хоть спасибо Вадику сказала?

Вот уже и Вадик…Очень мило…

– Конечно сказала, мам, что я, совсем невежа?

– Раздевайся, Вадик, разувайся. Ксенечка, покажи куда что девать и проводи гостя к столу.

И где это мама обучилась правилам этикета? Создавалось впечатление, что она всю жизнь принимала дома гостей! На моих глазах то и дело совершались поразительные метаморфозы!

Под дублёнкой у Вадима был изумительный белоснежный свитер, свободно спадающий на дорогие, фирменный джинсы (уж в чём-в чём, а в качестве шмоток я разбиралась неплохо!). Несмотря на то, что моя одежда вовсе не являлась стрёмной, в эту минуту, на фоне явившегося мне великолепия, я ощутила себя серой мышкой. Господи, как получаются у тебя такие создания?! По какому принципу ваяешь ты детей своих грешных, почему кому-то даешь всё, а другим – ничего? Нет, лично я была на бога не в обиде – мне, считаю, тоже от него немало перепало. И, тем не менее, возле Канарейки моя хвалёная красота, кажется, превращалась в полное ничто. Она просто таяла, стиралась, теряла свои краски. И вдруг я испугалась… Что, если маме Вадим покажется слишком вызывающим?! Хотя…С другой стороны, чем, собственно, он вызывающий? Красивое лицо и хорошая одежда – это вполне нормальные человеческие достоинства. Если бы Вадим был пострижен под панка или пришёл бы весь обвешанный цепями, вот тогда у меня точно имелся бы повод для паники, а так… Приятный во всех отношениях юноша.

– Где Виталик? – Шёпотом, почти беззвучно спросила я, оставшись в прихожей наедине с Вадимом.

– Там. – Он неопределённо мотнул головой куда-то в сторону. – Неподалеку бродит. Достал меня уже за эти дни конкретно. Слушай, у меня под глазом ничего не видно?

Я напрягла зрение до предела.

– Да нет, вроде.

– Слава богу. Пришлось крем-пудрой мазать. Иначе еще немного – и я бы точно от Виталькиного нытья повесился.

– Вадик! Ксенечка! Идите чай пить, все готово!

Мамин голос источал медовую елейность. С ума сойти можно, она, кажется, и Ксенечкой-то меня никогда раньше не называла!

Самым трудным в сложившейся ситуации было держаться серьёзно и давить внутри себя весёлый смех. Я, к сожалению, никудышная актриса и потому роль девочки-скромницы давалась мне тяжело. Сидя за накрытым для чаепития столом, я старалась смотреть куда угодно: на мамин фирменный пирог, на свои, вспотевшие от волнения руки, на белую кружевную скатерть, на недавно поклеенные зелёные в цветочек обои… В общем, куда угодно. ТОЛЬКО НЕ НА ВАДИМА. Потому что всякий раз, когда я случайно всё-таки бросала взгляд в его сторону, меня начинало трясти от исступленного хохота.

Такого Канарейку я не знала. Это был совершенно другой человек, близнец, как две капли воды похожий на Вадима. У него был другой взгляд, другая манера говорить, другие движения. Я просто не верила своим глазам!

– Ты знаешь, Вадим, когда Ксеня сказала мне о тебе, я была поражена. Ты очень талантливый мальчик, тебе кто-нибудь об этом говорил? – Мама превратила мирное чаепитие в подобие собеседования. Сама она при этом к чаю не притрагивалась, занятая созерцанием своего гостя.

– Мне говорили об этом, конечно. Но сам я считаю, что мне ещё учиться и учиться надо. Я так ещё мало знаю. Мне все льстят, наверное. – Вадим тоже почти не притрагивался к пирогу – изображая высшую степень волнения, сидел, то и дело опуская кроткий взгляд на скатерть. Маму, похоже, это умиляло.

– Нет, поверь, это у тебя просто очень заниженная самооценка, Вадим.

(Это у Канарейки-то заниженная самооценка?! Ха-ха-ха!)

– Сейчас так трудно встретить умных, хороших ребят! Никто учиться не хочет, все только по улицам мотаются. Вот и моя дурочка всё туда же рвется, в эти дурацкие тусовки. Как будто нельзя свободное время с пользой проводить.

– Вы знаете, а у меня его и нету почти, свободного времени.

– Да-да-да, Ксеня мне говорила. Как ты всё успеваешь, Вадик? Это же так сложно.

– Сложно. – Готова поспорить, Вадим понятия не имел, чего имела мама в виду и в чём заключается эта самая сложность. Он действовал вслепую, наугад, по принципу «надо соглашаться со всем».

– Конечно сложно, Ольга Михайловна, но в жизни всякие знания могут пригодиться.

– Да. Я с тобой согласна. – Мама заворожено любовалась Вадимом и не скрывала этого. – Я сама класса до шестого учиться не хотела. Слава богу, вовремя за ум взялась, родители мозги вправили. Теперь вот Ксене пытаюсь внушить, как необходимо всестороннее образование. Не хочу, чтобы она повторила мои ошибки. Но у неё, похоже, ещё ветер в голове. Ни цели в жизни, ни мечты.

– Разве такое бывает? – Вадим посмотрел на меня осуждающе, быстро хлопая ресницами. – Ксюш, так нельзя. Это сейчас тебе кажется, что жизнь проста и легка, пока тебя родители обеспечивают. Но ты же не будешь всю жизнь у них на шее сидеть.

– Я замуж выйду сразу после школы. И пересяду на шею мужа. – Я уже устала быть пассивным наблюдателем в этой игре и тоже решила принять в ней самое непосредственное участие.

– Вот…– Мама будто даже обрадовалась, услышав мое крамольное заявление. – И все они сейчас такие. Ни учиться, ни работать не хотят. Хоть бы ты её вразумил, Вадик.

– Я постараюсь, Ольга Михайловна. – Клятвенно пообещал Вадим. – Вообще, Ксюша хорошая девочка, это она нарочно так себя ведёт. Выделиться хочет. Но если на неё хорошее влияние оказать, она исправится. Я могу помочь. Только время надо найти.

– Ты давно английский учишь? – Внезапно сменила тему мама. Вадим не растерялся – перестроился так же резко:

– Да. У меня мама – преподаватель английского. Я с детства слышал и ещё до школы мог на нём свободно изъясняться.

– Надо же… – Мама изумлённо покачала головой. – А я слушаю кассету и поверить не могу. Такая чистая речь. Хотя, если честно, мне твои гитарные композиции больше понравились. Они душевней. Очень бы хотелось живьём твоё исполнение послушать, только я забыла Ксене сказать, чтобы ты гитару захватил.

– Так у меня нету гитары. – Простодушно отозвался Вадим, честно глядя на маму.

– Как – нет? – Та слегка растерялась. – Как же ты в кружок ходишь, если у тебя своей гитары нет?

Вон он, первый конфуз, которого я так боялась! Вадим метнул на меня молниеносный взгляд.

«Чего ты там ещё про меня наплела?» – Успела я в нём прочитать. Как всегда в подобных ситуациях щеки мои предательски вспыхнули и зарделись краской. Чем я могла ему ответить?

– А…Дело в том, что гитара была…Вернее, она и сейчас есть. Но у меня дома собака…Щенок еще, зубы режутся. Стоило один раз гитару без присмотра оставить – и всё. На щепки изгрызла.

Честно сказать, Канарейкиной находчивости можно было позавидовать – он, в отличие от меня, опомнился мгновенно, словно ответ у него давно уже был заготовлен. Во всяком случае, нашего обоюдного замешательства мама не заметила, и всё прошло гладко.

– Вот она, любовь к животным! Поэтому я никогда в жизни их не заводила. Слишком сомнительное удовольствие.

– А я люблю животных. – Признался Вадим откровенно. – И цветы очень люблю. Мы с мамой не балконе цветник разводим. Если хотите, могу вам принести отростки, а то у вас окна совсем голые, я смотрю. Будет очень красиво, если вы горшки с цветами на подоконниках расставите.

Вадима, похоже, занесло. Мне оставалось только молчать и слушать. А ещё ждать, чем все это закончится.

Мама растерялась. Да-да, именно растерялась – это было видно невооружённым глазом! Я знала – почему.

– Видишь ли, Вадик…Я совсем не разбираюсь в комнатных растениях. Много раз пыталась что-то посадить, но все загнивало на корню. Это, наверное, не моё призвание.

Господи, она смущалась как девочка, застигнутая врасплох за поеданием конфет из буфета! Вадим беспечно рассмеялся:

– Что вы, Ольга Михайловна! Это же сущие пустяки! Я могу вас научить выращивать комнатные растения. Всё не так сложно, как вы думаете, есть только одно железное условие: цветы нужно любить. По-настоящему. Чтобы они чувствовали вашу любовь, с ними нужно говорить как с живыми, хвалить их, как будто они ваши родные дети, восторгаться их красотой – тоже непременно вслух. Вот и весь секрет. Если в душе вы любите растения, у вас всё должно получиться. Попробуйте!

Клянусь, я ни на секунду не усомнилась в Канарейкином пристрастии к домашней флоре! Передо мной сидел натуральный садовод-любитель, ботаник без очков. Представляю, в каком восторге пребывала сейчас мама! Никогда я не видала её такой воодушевлённой.

– Это замечательно, Вадик…У тебя, наверное, тонкая душа, раз ты всерьёз занимаешься цветами. Может ты и в будущем профессию собираешься выбирать в этой сфере?

– Да нет, что вы. – «Вадик» застенчиво улыбнулся, неторопливо отхлебнул из чашки остывший уже чай. – Я просто люблю всё прекрасное. Всё, что радует глаз и слух. Не понимаю, например, как можно слушать этот ужасный рок, этот металл…

– А ты какую музыку предпочитаешь? – Тут же осведомилась мама.

– Я без ума от Чайковского. Апофеоз из «Щелкунчика» могу часами слушать – так за душу берёт, что даже плакать иногда хочется. И вообще люблю классику. У меня дома даже целое собрание записей классической музыки есть, я с детства собирал. Бетховен, Моцарт, Прокофьев, Рахманинов.

Сделав глоток чая из своей чашки, я сразу же им и поперхнулась. От кашля из глаз брызнули слёзы. Видела бы мама это «собрание классики»!...Я её сама недавно слышала.

– Ксеня, что ты так торопишься? – Мама недовольно взглянула на меня, досадуя на то, что приходится отрываться от такого уникального собеседника. – За тобой никто не гонится.

И тут же забыла о моём существовании.

– Признаться, я и в классике так же как и в цветах мало что понимаю. Мой муж, Ксенин папа, вот он – да, он очень культурный человек. Он меня в своё время приобщил, научил ценить прекрасное. Но театр, например, это одно дело – там и правда интересно, особенно если спектакль хороший, увлекательный. Балет – тоже зрелище красивое, изысканное. Но вот филармонию я так и не смогла прочувствовать, хотя и осознаю, что это – настоящая, живая музыка.

– Это бывает. – Согласился Вадим с важным видом музыкального критика. – Не всем дано понять классику, это слишком сложно. В детстве я сам хотел писать нечто подобное и даже просил родителей отдать меня учиться игре на фортепиано. Но мне сказали, что оно не поместится в нашей маленькой квартире. К тому же я был занят хореографией…

– Ты ей до сих пор занимаешься?

Было не понятно – спрашивает мама или утверждает. Душа у меня, во всяком случае, в очередной раз ушла в пятки. Надвигалась новая промашка. Слава богу, Канарейка это почувствовал и снова выразительно взглянул на меня.

«Я занимаюсь хореографией или нет?» – Прочитала я его немой вопрос и еда заметно, быстро кивнула.

– Конечно до сих пор, как же может быть иначе? Это же своего рода спорт, как вы считаете?

– Безусловно. – Согласилась мама. – Очень хорошее занятие. Когда же ты всё успеваешь?

– Стараюсь. – Вадим снова скромно потупил глаза. – Всё надо в жизни успевать. Я даже сплю не больше пяти часов в сутки. Половина ночи на чтение уходит.

– Да что ты говоришь… – Мама не уставала поражаться. – Любишь читать?

– Обожаю.

– И, наверное, тоже классику?

– Преимущественно. А вообще, Толстого, Достоевского, Чехова, Тургенева я давно уже прочитал, ещё классе в пятом. Сейчас пьесы Островского досконально изучаю. Мы скоро по ним будем спектакли ставить в рамках школьной программы. Ксюшу вот, кстати, тоже к этой самодеятельности приобщили.

– Ой, прекрасно! Её не допросишься почитать, только гуляет целыми днями да музыку гоняет. Может хоть таким образом будет литературу знать. И когда же вы будете ставить спектакль?

– Где-то после Нового Года. Сейчас у нас по плану новогодняя сказка для малышей. Ксюша в ней будет Герду играть, а я Кая.

– Какая прелесть! И где же вы будете его ставить? Прямо в школе?

– Нет, на Чкаловской. В Доме Офицеров. С понедельника начинаем репетиции.

– А я смогу прийти посмотреть спектакль?

– Конечно, Ольга Михайловна. О чём речь?! Может, вы ещё вашей Ксюшей гордиться будете.

Беседа эта обещала стать бесконечной. Запас маминых вопросов не иссякал, она всё спрашивала и спрашивала, а Вадим всё отвечал. Он был в своем амплуа – ни разу не сбился с ритма, ни на миг не задумался, не заставил ждать. Что-что, а говорить Канарейка умел! На любую тему, о чём угодно он мог распространяться долго и подробно. Возвращаясь к симфонической музыке, Вадим скорбел и сокрушался над трагическими судьбами почти всех великих композиторов – при чём, биографию каждого обсуждал отдельно. Потом его неожиданно швыряло в ту же классическую литературу, и он подробно расписывал нам яркие образы различных персонажей. Он наизусть цитировал Грибоедова, Пушкина и Лермонтова, критически проезжался по Белинскому и Радищеву. Я ни черта не соображала во всей этой белиберде, так же как моя мама не понимала филармонию, но наблюдать за мамой было интересно. Словно чувствуя её кустарность в области культуры, Вадим начинал читать лекции о каких-то алгоритмах, вспоминал Лобачевского и Ломоносова, из которых я боле менее знала только последнего. Уже выпили весь чай и съели весь пирог. В центре стола осталась стоять только ваза с розами – такими же белоснежными как свитер Вадима. Я жадно вдыхала пьянящий цветочный аромат и всё ждала, когда же, наконец, наступит развязка? А то мы тут, конечно, хорошо устроились, между тем как бедный Виталик на улице, наверное, места себе не находит, да ещё и мерзнет, поди, на морозе.

Вадим тоже беспокоился о товарище. Выбрав подходящее время, он, как бы между прочим, «закинул удочку».

– Ольга Михайловна, а вы разрешите Ксюше погулять со мной сегодня?

Он нисколько не нервничал, будто спрашивал исключительно ради приличия. Стоит ли говорить, что мама с радостью дала согласие?

– Только где здесь гулять-то в вашем посёлке? Ни парка приличного, ни Дома Культуры.

– Да что вы, Ольга Михайловна, сейчас в Домах Культуры и культурой-то никакой не пахнет! Я на Чкаловскую уже забыл, когда ездил в последний раз, в Дом Офицеров. Раньше там хоть боле менее приличные фильмы показывали, а теперь сплошные ужастики да боевики эти дурацкие. Терпеть не могу этот низкопробный импорт!

– Ой, и не говори! – Вадим, сам того не ведая, наткнулся на мамину любимую тему практически наугад. – Как будто мы свою продукцию не в состоянии выпускать! Всё шлют нам эту пошлость, смотреть тошно. Разве с нашими старыми фильмами может что-то сравниться?

– Вы правы, абсолютно правы. – Поддерживая разговор, Канарейка неторопливо обувался, и я безмолвно следовала его примеру. Пока мама добрая. Пока не передумала. Все может быть…

– Я вот, например, фильм «Офицеры» могу бесконечно смотреть.

– Ой, да, замечательная картина! За каких-то два часа целая жизни проходит. Не то что эти мыльные оперы – одну сцену на пять серий растягивают. – Мама, кажется, была в ударе. Встретив единомышленника, она теперь стремилась излить ему душу в полной мере и как можно скорее, пока он ещё не ушел. – А «Дом, в котором я живу»?

– Выше всяких похвал! Я его наизусть знаю. А ещё мне очень фильмы Андрея Тарковского нравятся. Такие серьезные они, глубокомысленные, хоть и не всем понятны. У меня кассет много. «Сталкер», «Солярис», «Зеркало», «Андрей Рублёв». Мы вот с Ксюшей прогуляемся, а потом я её в гости приглашу и покажу какой-нибудь из этих фильмов. По крайней мере, хоть что-то в голове отложится, а если нет – так я помогу. А в следующий раз вы её со мной отпустите в Москву, в Третьяковскую галерею? Она ведь там, наверное, никогда не была? Так я ей там всё покажу и расскажу, никакого экскурсовода не понадобится, я про многие картины сам всё знаю, интересовался одно время.

Итак, свобода была мне гарантирована! Никогда не думала, что это слово может быть таким сладким и желанным. СВОБОДА!!!..Я, кажется, начала понимать чувства заключенного, отсидевшего долгий срок в тюрьме. Сейчас на всё вокруг я смотрела совершенно другими глазами.

Улица была не просто улицей. Солнце – не просто солнцем. Страх потерять всё это в одно мгновение перевернул моё сознание, накрыв всё существо волной неимоверного счастья. Оказавшись за порогом квартиры, я не сдержала своих эмоций и в порыве ликования повисла на шее Вадима

– Спасибо! Спасибо, спасибо! Ты – гений! Спасибо! – Не отдавая себе отчёта, я чмокала его в щёки, от которых тоже почему-то пахло дорогой мужской парфюмерией. – Спасибо! Это было здорово!!!

А дальше произошло невероятное. Впрочем, скорее, самое вероятное из всего, что могло бы произойти после такого бурного выражения благодарности с моей стороны. Сильные, даже в какой-то мере грубые руки сжали мои плечи с таким исступлением, что я чуть было не вскрикнула от боли. Но всё забылось в следующее же мгновение…Вадим буквально оторвал меня от пола, швырнув куда-то в сторону, крепко прижал к дверце щитка на стене, и я даже опомниться не успела (не то что испугаться!), как почувствовала его язык у себя во рту. Более беспардонного, более наглого поцелуя я ещё не знала в своей жизни! Это было нечто невообразимое, дикое и вместе с тем ошеломляющее, как ураган, сметающий на своём пути все что можно…Впервые в жизни я ни о чем не думала, ничего не соображала, да и вообще не помнила, кто я такая и чего, собственно, из себя представляю. Я впервые ничего не делала сама – Вадим просто-напросто лишил меня такой возможности. Его язык делал всё, что ему хотелось и не ждал от меня ответа. Это, конечно, можно было принять за насилие, если бы…

Жар, вспыхнувший где-то на уровне груди, опалил всю кожу и переместился куда-то вниз, вызвав такое небывалое ощущение, что ноги мои само собой начали сгибаться в коленях. Если бы это была физкультурная раздевалка, сейчас бы я уже лежала на скамейке. И не только не сопротивлялась, но и просила бы его не останавливаться. Господи, а я-то уже обвиняла себя по фригидности! Ерунда!.. Я нормальная! Это парни мне раньше попадались неопытные – только и всего. Возбуждать не умели. Господи, как здорово! Как восхитительно! И ещё этот запах парфюма… Я задыхалась, пытаясь ответить, проявить инициативу – ничего не получалось. Вадим подавлял меня своим натиском, и мне оставалось только подчиняться и получать удовольствие. (Видел бы нас сейчас Виталик!)

Я не знаю, сколько времени прошло, и как долго стояла я, прижавшись затылком к щитку. Открыв глаза, я увидела лицо Вадима. Близко-близко, я даже ощущала его дыхание, от которого по-прежнему сладко ныло ниже живота.

– Уснула что ли? – В голосе звучала откровенная насмешка. Синие глаза в обрамлении тёмно-русых ресниц смотрели пристально, с неприкрытой иронией. – Пойдем что ли? А то Ромео твой, неровен час, дуба даст на улице.

Вот так…Будто и не было ничего. Вадим выглядел невозмутимым и бесстрастным, как ни в чём не бывало. А я…Я всё ещё тряслась, словно в лихорадке и никак не могла успокоиться. Что это было?.. Что за помешательство такое?.. КАК он мог?.. И КАК ЭТО я позволила?! В голове была каша, мысли путались. Вадим взял меня за руку и потянул за собой к лестнице:

– Пойдём же! Идём. Виталька ждет!

Он вспомнил о Виталике…Какое благородство и великодушие…Я медленно спускалась по ступенькам, держась одной рукой за перила. Вторая бессильно лежала в тёплой ладони Канарейки. Пальцы его казались мне горячими, и мне хотелось выдернуть руку, однако она была как будто под действием электрического тока – не слушалась меня, не подчинялась. «Ну что, доигралась? – Пищал где-то внутри тонкий, ехидненький голосок. – Так тебе и надо. Сама виновата, полезла с поцелуйчиками. А теперь обижаешься. На что? Он и после секса с тобой останется таким же далёким и независимым, не то что после простого поцелуя. Это для тебя он не простой, а для него – очередная милая забава, сладкая подачка, которую он раздаёт своим поклонницам направо и налево по доброте душевной. Разве так обращается с тобой Виталик? Естественно, его поцелуи не сводят тебя с ума, но зато какого глубокого чувства они полны! И с каким обожанием он на тебя смотрит! А этот неоперившийся Казанова…Вспомни его взгляд..»

Мне стало нехорошо. Я вдруг осознала, что это была проверка. Типичная проверка. На вшивость, как говорится. И вовсе не намерен Вадим отбивать меня у Виталика, на кой я ему сдалась? Он просто хотел посмотреть, как я буду себя вести и узнать, как на самом деле я отношусь к Виталику. Сволочь! Моё недавнее восхищение Канарейкой готово было вот-вот обернуться ненавистью. У самого выхода из подъезда я остановилась и, резко дернув руку на себя, все-таки сумела её освободить:

– Пусти! – Этот мой вопль таил в себе угрозу. Вадим шутливо поднял руки вверх:

– Ради бога.

Мне захотелось его ударить. Со всего маха взять – и стукнуть по этой холеной гладкой щеке. Однако всё тот же гнусавый голос, идущий изнутри, подсказал мне, что это бесполезно. Я ничего этим не докажу и только выдам ему своё внутреннее смятение. Однако выйти из подъезда просто так тоже было неприемлемо.

– Зачем ты это сделал? – Я всё ещё надеялась увидеть смущение Вадима, сейчас это послужило бы целительным бальзамом для моей измученной души.

– Скажи ещё, что тебе не понравилось. – Теперь Вадим смотрел на меня не насмешливо, а просто нахально. Я так и вскипела вся: