Текст книги "История Японии"

Автор книги: Эльдар Дейноров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 59 страниц)

Правление Юряку. Внутренняя смута и походы в Корею

Следующему императору – Юряку – посчастливилось править дольше (456–479 гг.) Но царствование оказалось отнюдь не мирным. И вновь борьба за верховную власть в Ямато превратилась в смуту. К тому же, он дал такой примерами невероятного «благородства», который можно отыскать не во всякую эпоху.

Юряку – пятый сын императора Ингё, а посему достигнуть трона без борьбы для него было практически невозможно. Узнав об убийстве императора Анко, принц Опо-патусэ (Юряку), не доверив разрешение дела старшим братьям, надел доспехи, самолично встал во главе дружины и, перво-наперво, начал не с убийцы, а со своего конкурента. Как говорят хроники, он допросил и убил принца Ятури-но-Сиро-Бико.

Видимо, следующей жертвой был выбран еще один единоутробный брат Юряку. Но тот не стал дожидаться допроса и расправы. (Проводился допрос с пристрастием или без, не вполне ясно, но очень может быть, что чуждый сантиментов будущий государь мог пойти и на такой «родственный» шаг; подобных примеров в истории великое множество). Принц, над которым нависла угроза, сумел договориться с владыкой Маёва и бежать в дом великого министра. Но решительный будущий правитель Юряку настиг беглецов там. Наверняка дом хорошо охранялся, но, скорее всего, силы оказались неравными. Великий министр умолял пощадить его, предлагал выкуп, но должен был понять: никакие выкупы не заменят высшего титула. Дом министра сгорел до основания…

Следующий поступок – избавление от наследника престола был не менее доблестным, чем убийство сонного императора Анко. Юряку убил его стрелой в спину после того, как дружелюбно пригласил на охоту. Пал в борьбе за трон и еще один брат будущего государя.

Экзотические страны (а к ним Япония относится в какой-то мере и сейчас) порой дают массу примеров, перед которыми могут показаться бледными даже шекспировские трагедии. Борьба за власть велась пока что в очень небольшой империи, несравнимой ни с Китаем, ни с древним Римом. Но накал страстей от этого нисколько не уменьшался.

Убрав всех соперников, Юряку спокойно занял трон. Но на восьмом году правления началась смута в Корее, и Ямато пришлось принять в ней самое деятельное участие.

Дело в том, что государство Силла уже восемь лет не выплачивало дань (сравним это с датой «добродетельного» восшествия Юряку на трон, и сделаем выводы). Теперь же князь Силла заключил мирный договор с государством Когурё. Но вскоре выяснилось, что это опрометчивый шаг, что миролюбие северного соседа – лишь притворство. И князь Силла приказал перебить всех воинов Когурё, находившихся на его территории. (Возникает резонный вопрос: а что этот войсковой контингент там, собственно, забыл? Быть может, войска пришли за данью? Или же втихомолку готовили совместный поход на архипелаг, где обострились внутренние распри? А потом выяснилось, что Когурё не собирается поделиться с новоявленными союзниками будущей добычей…)

Так или иначе, но князю Силла волей-неволей пришлось просить помощи у Ямато, а точнее, у княжества Мимана (что почти одно и то же). В итоге полководцы из Ямато, использовав тактику засад, разбили армию Когурё. Без них княжество Силла оказалось бы поверженным.

Но не таков был государь Юряку, чтобы закончить дело на этом. На следующий год он направил войска уже на Силла, дабы покарать тамошнего князя за прегрешения против Неба (возможно, за хронические невыплаты дани). Летописи в этом случае становятся отчего-то очень темными и неоднозначными. Страна была покорена, но, судя по всему, не до конца. Князь Силла бежал. Главные военачальники Ямато погибли, среди оставшихся началась рознь (то ли из-за тактики, то ли, как водится, из-за добычи – сие неясно). Японцам пришлось возвратиться, так и не захватив дворец князя.

Сложно сказать, что это – то ли туманное изложение фактов, то ли не очень впечатляющая попытка хоть как-то прикрыть полный разгром.

Есть и вторая версия тех же событий: главным объектом атаки стала не Силла, а Мимана, где произошел бунт (а мятежного князя поддерживала Силла).

На двадцатый год правления Юряку случилась еще одна война на Корейском полуострове: войска Когурё напали на княжество Пэкче и уничтожили его. И если бы не воины Ямато, прибывшие на военных ладьях, дело обернулось бы полным крахом.

Другие военные действия шли уже на самих островах. Объявился еще один странный «разбойник», который, согласно хроникам, вершил злодеяния: грабил проезжих и прохожих, задерживал торговые ладьи, отнимая товары у купцов, «не следовал законам страны, не вносил податей и налогов». (А если бы вносил, был бы замечен разбой?)

Налицо явная попытка создать свое собственное государство в провинции Парима. Как раз налоги и подати, судя по всему, бунтовщик (за которым наверняка стояла собственная дружина) собирал вполне исправно. Но – для себя.

Бунт оказался не слишком крупным, для его подавления потребовалась сотня решительных и подготовленных воинов. Вероятно, «разбойник» рассчитывал на продолжение смут в Ямато.

Любопытно, что противник вновь представлен в образе недоброго сказочного персонажа. Воины Ямато подожгли его дом, и оттуда выскочил огромный белый пес, набросившийся на императорского полководца. Когда тот зарубил чудовище, оказалось, что это оборотень. Мертвый пес принял облик «разбойника».

На 22-й год правления Юряку взбунтовались пять сотен пленных «северных варваров». Все они были либо убиты, либо рассеяны.

Нельзя сказать, что государь был занят лишь подавлением противников на островах и на материке. Он сделал очень много для развития и вполне мирных отношений с континентом. При нем был собран род Хата, расселившийся но архипелагу, с тем, чтобы эти люди занимались шелководством. Вскоре после этого пришлось создавать третью императорскую сокровищницу («окура»). Заведующим всеми сокровищницами стал придворный из рода Сога. Вероятно, ему была дарована немалая власть.

При Юряку сделан еще один важный шаг для укрепления государства. Окончательно определились звания «о-оми» и «о-мурадзи» (фактически, это первые чиновные лица страны, решавшие важные вопросы управления). С этого момента государственный аппарат стал набирать силу.

«О-оми» стал глава рода Хэгури, «о-мурадзи» – глава Мононобэ. Эти чиновные звания принадлежали избранным и, вероятно, наиболее сильным родам.

Среди переселенцев с материка были не только ремесленники, но и грамотные люди, в том числе – буддийские монахи. Вероятно, с этого времени буддизм начал распространяться в Японии. Для понимания японской истории и психологии контакт с одной из мировых религий крайне важен. Поэтому мы на время оставим Японские острова, где после царствования Юряку смута вовсе не утихла, но стала еще серьезней. В следующей главе придется говорить о странах, далеких от Японии (хотя, на самом деле, речь идет все-таки о ней).

Глава 7.
Религии, заимствованные с континента

…В свое время был один человек, который не мог жить так, как другие. Он пытался понять, что же это такое – то, что происходит с ним изо дня в день, и кто такой он сам тот, с кем это происходит. И вот однажды ночью в октябре, когда он сидел под кроной дерева, он поднял взгляд на небо и увидел на нем яркую звезду. В этот момент он понял все…

В. Пелевин, «Чапаев и Пустота»

Может быть, российский писатель Виктор Пелевин несколько погорячился, когда написал, что «одна из самых известных историй на земле» произошла именно в октябре. Но все остальное возражений не вызывает. Озарение, снизошедшее на принца Гаутаму, привело к созданию одной из мировых религий. Но религия это или все же в большей степени философское учение, судить очень трудно (если возможно вообще). Есть различные варианты предания о жизни основателя этого учения. Имена и названия произносятся тоже по-разному. Можно остановиться на некоем среднем варианте.

Жизнь Будды Гаутамы Шакья-Муни (Сиддхартхи)

Очень далеко от Японских островов (где в это время заканчивался период Дзёмон) располагалось небольшое государство Капилавашту. Сейчас его территория – граница между югом Непала и Индией.

Правил этой страной владыка Судходхана, супругу его звали Махамайя. Царица ждала первенца, когда ей приснился необычный сон-знамение: белый слон с лотосом в хоботе благословил ее, обойдя вокруг ложа.

Со слонами (тем более – с белыми) в Индии издавна связаны добрые поверья, так что брахманам – служителям культа – не пришлось слишком долго размышлять, чтобы определить: знак добрый, все пройдет удачно.

Когда подошло время рожать, Махамайя отправилась к своему отцу, как требовала традиция. Однако до него так и не доехала: схватки начались в пути. В роще Лумпини царица разрешилась от бремени мальчиком, притом роды оказались безболезненными. Предания говорят, что после этого прошел небольшой дождь, который омыл мать и новорожденного.

Вообще, с рождением Гаутамы связано множество легенд. Считается, что он уже умел говорить и обладал вполне трезвым мышлением. Говорится, что новорожденный царевич сделал самостоятельно несколько шагов, и ножки младенца ступали по выраставшим из земли лотосам. Он даже сообщил матери, что пришел в этот мир, дабы избавить людей от страданий.

Царевича назвали Сиддхартха, что означает «достигающий целей». В некоторых преданиях говорится, что его мать умерла, и будущего просветленного воспитывала ее сестра. Но имеются и другие мнения.

Говорится, что мудрецы-брахманы предсказывали будущую судьбу царевича. Большинство сошлись на том, что он станет великим правителем и воином, и лишь самый младший (и, видимо, не столь консервативный) заявил, что выросший сын царя станет великим учителем для людей.

Все же царю Судходхане хотелось, чтобы сбылся первый вариант. Он решил оберегать сына от религиозного пути, а заодно – и от обыденности жизни. Более всего царь не желал, чтобы наследник узнал, что такое смерть и страдания. Поживет какое-то время – тогда, конечно, увидит все это. Но пока пусть принца окружают красота и удовольствия, пусть не будет рядом с ним ни стариков, ни изможденных тяжкой работой людей.

Так оно и продолжалось. Мальчик проводил время во дворце, его оберегали от любого напоминания о болезнях и смерти. Царевич с детства получал подготовку, положенную будущему царю – он научился прекрасно владеть луком, участвовал в том, что позднее стало называться спортивными состязаниями. Но, скорее всего, у него и мысли не возникало о том, что он учится владеть орудиями убийства.

В шестнадцать лет он женился на принцессе из соседнего княжества, которую звали Ясудхара. Но молодая чета все так же оставалась жить во дворце. Правда, любознательный юноша начал все больше интересоваться тем, что происходит за пределами, отведенными ему отцом. Наконец, он прямо потребовал от раджи Судходханы, чтобы тот устроил ему экскурсию, показав жизнь будущих подданных.

Такое путешествие всего лишь по столице потребовало от царя немалой подготовки. Но понятий «пиар» и «потемкинская деревня» в те времена еще не существовало, поэтому Судходхана допустил несколько просчетов. Они-то и определили будущее принца.

Радже хотелось, чтобы и па сей раз любимый сын не увидел ничего, что говорило бы о страданиях и смерти. Колесницу наследника окружали молодые и здоровые люди, приветствовавшие его. Но совершенно случайно принц заметил нечто иное: изможденного старика, стоявшего в отдалении. «Что это?» спросил принц у своего друга, колесничьего Чханны. Смущенный и растерянный Сиддхартха услышал ответ: это старость, она приходит ко всем. Этот согбенный человек с белыми волосами, лишившийся зубов, просто очень много прожил.

И во второй раз задал Сиддхартха этот вопрос, заметив прокаженного, превратившегося в полутруп. Болезни приходят ко всем, – последовал ответ.

И в третий раз остановилась колесница, когда Сиддхартха заметил на берегу реки похоронную процессию. «Что это?» «Смерть. Это покойник. Даже ты, господин, и прекрасная госпожа Ясудхара когда-нибудь станете мертвыми…»

Произошла в тот злополучный для государя, но добрый для человечества день и четвертая важная встреча: принц заметил аскета – человека, отбросившего добровольно все радости жизни и плоти ради духовного просветления…

Правда, есть мнение, что Сиддхартха видел страдания и прежде. Еще мальчиком он гулял по парку со своим двоюродным братом Девадаттой, с детства отличавшимся дурными качествами. Девадатта пустил стрелу и ранил пролетавшего лебедя. Сиддхартха, увидев это, вынул стрелу из подранка и выхаживал птицу. Требования двоюродного брата отдать добычу были проигнорированы – и самим Сиддхартхой, и советом мудрецов, которые решили, что лебедь принадлежит тому, кто спас его, а не погубителю.

…Колесница вернулась во дворец, но прежнее благодушие уже не могло возвратиться к царевичу Сиддхартхе. Внешне его прежняя жизнь продолжалась без изменений, но все чаще принца одолевали мысли, далекие от мира удовольствий.

В конце концов, когда ему исполнилось двадцать девять лет, принц Сиддхартха бежал из своей золоченой клетки, оставив семью и все удовольствия. Он окончательно ступил па путь духовный, произошло то, чего и опасался его отец-раджа.

Позднее Будда сказал, что он более не мог ощущать «обычной отравы», вызванной молодостью, здоровьем и жизнью.

Беглец обнял спящую жену и своего новорожденного сына, покинул дворец, а затем отдал любимую лошадь своему другу, велев возвращаться обратно, остриг длинные волосы и отбросил царские одежды. Отныне он сам стал аскетом.

Сиддхартха учился у знаменитых гуру, но нашел в их практиках недостатки – просветления он не получил. Бывший принц занимался умерщвлением плоти со своими сотоварищами-аскетами, притом столь усиленно, что, в конце концов, остальные аскеты сделались его учениками. Он дошел до самой грани, отказался от еды и питья, был близок к состоянию трупа, в котором по непонятной причине ее теплится жизнь.

Некая девушка, которую звали Суджата, сжалилась над голодающим нищим аскетом. Она накормила его рисовой кашей, и очнувшийся Сиддхартха понял: его аскеза – это дорога в никуда.

Он выкупался в реке, смог выпить воды. Его пути разошлись с теми, кто продолжал жестокие практики умерщвления плоти.

Отныне главной практикой стала медитация и размышления. Сиддхартха сидел под неким деревом боддхи, пытаясь решить вопрос о человеческих страданиях. Он провел так много дней, предаваясь глубочайшей медитации, очищая разум от всего излишнего, открывая Истину. Именно тогда он стал вспоминать все, что случилось с ним в прошлых жизнях. Впоследствии «джатаки» – повествования о прошлых жизнях Просветленного – стали одной из основных священных книг буддизма.

Наконец, во время восхода утренней звезды, принц Сиддхартха полностью осознал, каков будет ответ. Так он стал Буддой «пробудившимся».

В предании говорится, что злобный бог Мара пытался помешать этому. С Сиддхартхой сражалась непогода, Маара выпустил против него целые армии призраков, наконец, послал своих дочерей для искушения. Не помогло ничего. Будда коснулся рукой земли, прося ее свидетельствовать. И первыми, кто услышал слово Учения, стали не люди, а олени, случайно подошедшие к месту уединения Будды.

Сиддхартха вначале посчитал, что Учение о начале вращения колеса Закона окажется слишком трудным, чтобы передать его людям. Но все же он понял, что есть те, кто смогут воспринять это. Одними из первых учеников оказались те самые аскеты, с которыми он прежде занимался мрачными практиками самоумерщвления. Будда объяснил им Четыре Благородные Истины и учение о Восьмеричном Пути. Так было положено начало сангхе – первой общине буддийских монахов.

Учение смогли услышать многие. Раджа Магадхи пожертвовал ему здание неподалеку от столицы, где расположился первый монастырь. А через некоторое время весть дошла и до Капилавашту.

Будда встретился со своими родичами. Его подросший сын принял монашество (как и Ясудхара, которая сделалась первой монахиней – обычаи того времени принижали женщин, и разрешение далось Будде нелегко), а отец остался мирским сторонником учения, и при этом попросил Будду о введении закона: перед уходом в сангху сын обязан получить на это согласие родителей.

Будда говорил о том, что принадлежность к определенному народу или сословию не может стать препятствием для постижения его учения. Сангха должна принять всех. Одним из первых последователей Будды стал человек из низшей касты брадобрей. И его статус в общине оказался выше, чем у сына раджи, ибо он принял монашеские обеты раньше.

Так буддизм изначально заявил о том, что он – мировая религия. Поэтому вполне закономерно его распространение по самым различным странам, вплоть до Японских островов или даже до Санкт-Петербурга, где в дельте Невы возвышается на берегу прекрасный буддийский храм. Но он будет построен много позже, через две с половиной тысячи лет.

Пока же в общине наблюдались свои разногласия и интриги. Дело в том, что в сангху вступил и двоюродный брат Сиддхартхи, тот самый безжалостный охотник Девадатта. Но этот человек думал, в основном, о власти среди монахов, а не о просветлении. Строил он козни и против самого Будды.

Когда Сиддхартха достиг просветления, ему было тридцать пять лет. А проповедовал он еще сорок пять лет, когда заявил другому двоюродному брату, Ананде, что уйдет. При этом он несколько раз повторил, что пробудившийся может оставаться в этом мире и более чем на мировой цикл – кальпу.

Ананда не попросил Будду остаться, напротив, не поняв, в чем дело, сообщил, что уйти можно, ибо в сангхе все в порядке. Через несколько дней Будда принял дурную пожертвованную пищу (по некоторым преданиям, это были ядовитые грибы). Сиддхартха заявил, что только он сможет принять такое пожертвование. После этого он лег в роще деревьев, успел принять послушника в монахи, и ушел в нирвану, выйдя из круга земных перерождений. Земное же тело Будды прекратило существование. Но Будда – это вовсе не телесная оболочка, это – просветление.

Истины буддизма. «Малая» и «великая» колесницы

Пожалуй, теперь самое время хотя бы вкратце рассказать о сущности учения, предложенного Буддой. Именно предложенного: буддизм никогда ничего не навязывает силой. В истории этой религии не было ни насильственного обращения людей в веру, ни религиозных войн. Конечно, тот или иной государь мог вести войну, прикрываясь религиозными лозунгами – но в этом случае ему приходилось поискать некий оправдывающий повод, не связанный непосредственно с буддизмом.

Сам Сиддхартха не пытался создать некую запись своего учения. До самой своей телесной смерти (считается, что это произошло в 543 г. до н.э.) он проповедовал, а записи сделаны позднейшими учениками.

Наиболее полный свод – это «Трипитака» («Три корзины», но можно перевести это название, как «трехтомник»). Она и в самом деле трехчастная: это книга сутр (поучений), книга нравственных предписаний и книга, содержащая философское осмысление мира.

Составление возвышенных книг стало делом монахов сангхи. Порой при переписывании происходили искажения, иной раз случались и неверные переводы. А сторонников нового учения становилось все больше. Вполне понятно, что, в конце концов, единая религия разделится на несколько связанных друг с другом учений. Это, в конце концов, и произошло.

Но суть учения все же осталась неизменной. В то утро поддеревом боддхи Будде открылись Четыре Благородные Истины:

1) жизнь по сути своей есть страдание;

2) причина страдания – страсти, желания людей;

3) чтобы избавиться от страданий, надо покончить со всеми желаниями;

4) сделать это возможно, но лишь путем достижения высокой степени просветления и ухода в нирвану, выпадая из круга земных перерождений.

Заметим, что учение не противоречит, а, скорее, дополняет традиционные индийские религии, которые послужили одной из основ буддизма. Он вообще вполне уживчив с другими верованиями.

Так что уход от действительности – очень важная составляющая буддизма. Отречение от страстей, душевный покой – все это способствует просветлению и выпадению из «колеса сансары» (то есть из того, что мы называем словом «реальность»; для последователя Будды настоящая реальность – это нирвана, все же остальное – морок, иллюзия, пена прибоя).

Реальность – это движение неких частиц-дхарм (до открытия понятия кванта оставались тысячелетия). Весь мир – комбинация соответствующих дхарм. Есть дхармы состоянии психики, суеты, страстей, покоя, бытия и небытия.

Для ранних буддистов стали особенно важны мировоззренческие вопросы, а не моральные предписания. Что же до морали, то она не отрицала того, что наработано прежде в любой стране, это стало еще одной возможностью для победного шествия буддизма по всему Среднему и Дальнему Востоку.

Жизнь, согласно учению – цепочка бесконечных перерождений. Конечно, не всем в этой жизни доведется испытать просветление и уйти в нирвану. Что ж, но крайней мере, нужно постараться, чтобы следующее перерождение не оказалось дурным, не превратиться в какое-нибудь насекомое или пресмыкающееся. Поэтому нужно следовать правилам поведения в этом мире, предписанным буддийским каноном. А это – забота о вечной душе, а не о бренном теле.

Очень большое место в канонах отводится состраданию к каждому живому существу. Кто знает, не был ли он прежде животным, забитым на мясо? Уже впоследствии такая идея получила некоторое распространение в Японии – именно там возникли примеры, способные вдохновить поколения экологов и «гринписовцев».

Важно и то, что в буддизме, по сути, нет бога. Колесница дхармы вертится сама по себе. Первоначально это религия без объекта поклонения, а Будда – вовсе не бог.

Конечно, долго так продолжаться не могло. Будде быстро начали приписывать божественные качества – и умение летать по воздуху, и хождение по воде, и невероятный рост и голос, похожий на рев водопада. Началось и поклонение, объектом которого стал он сам. И по сей день на Шри-Ланке и в Юго-Восточной Азии возвышаются многочисленные ступы, памятники храмовой архитектуры, которые, но преданию, заложены над святыней – волосом Будды или зубом Будды. (И, если мы хотим сохранить трезвый рассудок, нам не следует подсчитывать, сколько же было тех самых зубов: акула в этом случае все равно оказалась бы на втором месте).

К тому же, потребность в боге, высшем существе, почти всегда была частью человеческой личности. Поэтому буддизм охотно принимал богов иных религий – особенно это касается учения «Махаяны», северной ветви буддизма, распространившейся в Китае, затронувшей и Корею, и Японию. И сам уже обожествленный Будда становился частью местного пантеона.

И все же, что такое буддизм – учение для монахов или правила для мирян? В принципе, и то и другое. Предание говорит не только о сангхе, но и о последователях учения, оставшихся в миру. Для них-то и предназначался менее строгий свод правил.

К тому же, разные школы буддизма трактуют вопрос о спасении по-своему. Учение «Махаяны» («большой колесницы») говорит о возможности спасения не только собственными усилиями человека, но и о помощи тех, кто уже получил просветление. Напротив, «Хинаяна» («малая колесница», но, поскольку это название выглядит несколько скромнее, есть и второе «Тхеравада», «древняя вера») более строга.

«Махаяна» открывает широкий путь к спасению, тогда как «Хинаяна» – это более узкие врата.

Имелись ли другие будды? Можно ли достичь нирваны, не будучи таковым?

В принципе, да. По крайней мере, «Махаяна» утверждает, что другие будды существовали. Важнейшим из этих будд для нас (коли мы говорим о Японии) является Будда Амида (Амитабха). Согласно преданию, Амитабха в одном из перерождений постиг учение о просветлении, изучил множество стран и дал обет – построить Страну Чистой Земли на западе для всех, кто обратился к нему. Он и зовется Буддой Западного Края, ибо, пройдя множество воплощений, исполнил обет. Любимое животное будды Амиды – белый Лунный Кролик. Безусловно, здесь мы видим еще один след китайских заимствований. А ради спасения следует повторять священные слова «Наму Амида-буцу!» («Слава будде Амитабхе!» Для японца это звучит примерно так, как для русского «Господи, помилуй!»)

Не вполне ясно, сколько было будд – здесь каждая школа придерживается своего мнения. Говорится о тысяче будд, которые последуют в будущие времена. Известен, например, будда Мироку (Матрейя). Это будда грядущего. Считается, что он пребывает в состоянии сна, но когда Мироку спустится на Землю, настанет конец света (впрочем, это событие трактуется не как катастрофа, а как перерождение мира).

Могут помочь человеку и бодисатвы (или бодхистаттвы) те, кто достиг просветления, не становясь буддой. Они отказались от нирваны специально для того, чтобы помочь достичь просветления всему человечеству. Это своеобразные святые буддизма, среди них есть и те, кто основывал вместе с Сидхартхой сангху-общину.

Другие святые, действующие вместе с бодисатвами – архаты. Они достигли познания Истины и распространяют учение среди людей.

В Японии особо почитается бодисатва Каннон (в индийской традиции – Авалокитешвара). Это бодисатва сострадания, поклявшийся всюду спасать живые существа. Он может появляться в тридцати трех обликах. В Японии и Китае его почитают в женском облике, после проникновения христианского учения бодисатву Каннон иногда отождествляли с девой Марией – так удивительно сплетались на Японских островах мировые религии. Этот сподвижник будды Амитабхи защищает не только людей, но и животных.

Японский буддизм весьма отличается от классического, который более соответствует школе «Хинаяна». Это не отказ от желаний, а разумное отношение к ним. Источник всего дурного – это лишь неразумные и несбыточные желания. Просветление («сатори») вовсе не требует отбрасывания всех прелестей жизни. Напротив, жизнью следует наслаждаться.

Нельзя сказать, что после внедрения буддизма в Японии не было никаких религиозных проблем. Но они, в конечном счете, разрешались. Можно вспомнить и пример «современного Девадатты» – Сиоко Асахары, собравшего в 90-е годы прошлого века секту фанатиков-террористов (что вовсе не свойственно для буддизма). Но никакого отношения к истинному буддизму подобные вещи не имеют.

Весьма сложно для понимания учение буддийской японской школы «Миккё». Ее последователи часто становились отшельниками, пытаясь достигнуть просветления. Считалось, что человек, освоивший это учение, сам получает невероятные способности, становясь «ямабуси». Они известны и как создатели школ восточных боевых искусств.

Особая разновидность буддийского учения – это дзен-буддизм (или, по-китайски – чань-буддизм). Согласно ему, просветления и спасения можно добиться только своими собственными силами. Путь к просветлению – это осознание устройства мира и собственной природы. Прозрение часто оказывается моментальным – на человека неожиданно снисходит откровение. Последователю дзен важно понимать, что все сущее – суета, следовательно, слишком серьезно относиться к материальному миру нельзя, постижение мироздания достигается и за счет размышлений над притчами-коанами, которые подчас задают загадку, у которой бывает несколько решений. Большое значение придается сообразительности и нестандартности мышления ученика. Учитель же лишь способствует осознанию.

Учение дзен связано с именем основателя – Бодхидхармы (по-японски – Дарума). Есть сведения, что он жил в V веке и, будучи индийцем, принес учение в Китай. Согласно преданию, он сумел стать совершенным господином для самого себя, с абсолютным спокойствием относился и к счастью, и к невзгодам, выпавшим на его долю. Самоотверженность Бодхидхармы вошла в легенды. Так, утверждается, что когда он медитировал, находясь в неподвижности, его глаза начали слипаться. Он в негодовании на слабость своего тела, предпочел вырвать веки. Говорят, что из них вырос первый чайный куст.

Так это или нет, но чай (а впоследствии – знаменитая чайная церемония, достигшая пределов совершенства) связан в Японии и с распространением буддизма, поскольку проник на архипелаг примерно в то же время.

Когда Бодхидхарма оказался в Китае, там уже существовал буддизм. Но монахи занимались, в основном, изучением священных текстов, а не «прикладными практиками» (медитацией и духовными упражнениями). Слова Бодхидхармы о том, что Будда передал дзен людям напрямую, прозвучали, словно гром среди ясного неба. Дзен нельзя изучить по священным текстам (их нет), он не основан на словесном выражении (коаны способны лишь «подтолкнуть» к осознанию). Речь идет о некоей другой форме передачи, которую сравнивают с «печатью ума».

Это непосредственный духовный опыт. Последователи дзен-буддизма считают, что их учение имеют самую непосредственную связь с тем, что делал Будда.

Знаменитое дзенское выражение «встретишь Будду – убей Будду» вовсе не призыв к убийству или ниспровержению учения. «Убить» в данном случае – это осознать ложность закостенелых канонов, в том числе – и буддийских. Напротив, дзен это живое и совершенствующее учение.

Тем не менее, и Бодхидхарме приписываются божественные способности. Японцы считают, что, когда начинаешь сложное дело (или о чуде), надо купить статуэтку Дарумы-Бодхидхармы и закрасить ей один глаз. А когда желание будет исполнено (или дело успешно завершено) – надо закрасить второй глаз.

Как утверждает российский исследователь Е.А. Гаджиева, буддизм вписал в свой канон и местных богов. Ками тоже страдали в своих перевоплощениях и тоже нуждались в спасении наравне с людьми. В синтоистских святилищах буддийские монахи читали сутры, дабы помочь божествам избавиться от страданий.

Порой местные боги признавались защитниками учения Будды – так было и в других странах – а Индии, Китае, Корее. Одним из таких страже стал воинственный японский бог Хатиман.

Но все это произошло не сразу. Синтоизм и буддизм долгое время «притирались» друг к другу, некоторые осложнения возникли даже в эпоху Мэйдзи (в XIX в.) Но запретить буддизм не решился ни один правитель Японии (хотя так поступали впоследствии с христианским учением).

Слияние двух культов, получившее название «рёбуеннто» сохраняется и по сей день – по крайней мере, в сознании японцев, которые могут причислить себя и к синтоистам, и к буддистам.

Если мы заговорили о распространении буддизма в Японии, то важно упомянуть и о другом учении, которое пришло примерно в то же время и все тем же путем – из Кореи и Китая (да ведь и само слово «синто», служащее обозначением национальной японской религии, заимствовано оттуда же). Но это – не мировая религия.