Текст книги "История Японии"

Автор книги: Эльдар Дейноров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 59 страниц)

Народное просвещение

Без обучения никакая модернизация невозможна. И сам юный император дал пример всей стране. Муцухито приходилось прослушивать лекции по конфуцианскому учению, но древней истории. Позднее он, увидев некоторую схожесть развития Германии и Японии, засядет за немецкий язык. Но, увы, ceii предмет оказался слишком труден. Да и вообще надо заметить, императора, при всем огромном к нему уважении, прирожденным гуманитарием, как многих его предшественников, назвать нельзя.

Тем не менее, его образование было вполне традиционным. Но сейчас, после революции, требовалось обучать людей на новый манер. Вопрос – чему именно? Моральным ценностям? Но здесь-то все обстояло вполне благополучно (по крайней мере, так считали преобразователи). Вот естественные науки, технологии – это другое дело. Призыв изучать «западную науку», не теряя японской души, оказался весьма актуальным.

Но и сам император позаимствовал с запада одну аристократическую науку. Он совершил неслыханное, сев на лошадь – к ужасу придворного окружения и на радость людям вроде Такамори Сайго!

И, между прочим, эти упражнения не только для души, но и для тела некоторым образом воздействовали на историю. Время правления императора Муцухито значительно увеличилось, подвижный образ жизни оказал на него самое наилучшее воздействие.

Впрочем, придворное окружение к тому времени сильно поменялось: теперь в нем было больше самураев, чем особо родовитых аристократов. Чистку начали едва ли не сразу после смерти Комэя – без особого сожаления, поскольку по распущенности прежний двор мог бы оставить далеко позади даже Версаль, приблизившись к «веселым кварталам» Иокогамы. Теперь все было куда строже – и ближе к Европе.

Указ о всеобщем начальном четырехлетнем образовании был введен в августе 1872 г. Но эти слова не слишком быстро стали практикой. Лишь 28% детей обучалось на следующий год. Но, надо отметить, что грамотность в Японии была весьма высокой для стран Востока еще при правлении сёгунов. К тому же, важно само намерение: творцы реформ интуитивно поняли, с чего надо начинать. С ликбеза, с той цели, которую даже советское правительство поставит далеко не сразу после революции. Японский император действовал гораздо четче. Было сочтено: важнее всего – начальное образование. Будущая элита страны должна пополняться из всех слоев общества. Введение университетов с преподаванием на западный манер – без сомнения, хорошая мера. Но кто станет в них учиться? Сыновья аристократов? Но пока люди будут разделены барьерами, истинную нацию создать не удастся.

Но вот вопрос – чему учить? Японский реформатор Юкити Фукудзава, побывавший и в Америке, и в Европе еще при Комэе, был горячим сторонником ликвидации конфуцианских принципов. Он верил, что Востоку необходимы не только естественные и точные науки, но и воспитание «чувства независимости».

Не всех обрадовали нововведения, часть крестьян не понимала, зачем их детям нужно какое-то образование, когда они должны поскорей начать работать на земле, как отцы и деды.

В этой работе редко вспоминаются вопросы экономики, но сейчас просто нельзя не сказать: расходы правительства Японии на образование равнялись оборонному бюджету. В то время так обстояло дело только в США. А теперь остается, отрешившись от наших нынешних стереотипов, посмотреть, в каких уголках мира экономика в следующем столетии развивалась успешнее всего. И сделать выводы.

И это при том, что образование на новый манер Япония начала практически с нуля. Раньше существовали школы при монастырях, отсюда и относительная грамотность. Теперь же требовались гражданские школы. Не было учебников, пособий, даже зданий. Учителя довольно часто жили едва ли не беднее крестьян. И это – не говоря уже о трудностях самого японского языка.

Но «западная наука» упорно пробивала дорогу. Часто в качестве пособий использовались переводные книги. Японские мальчики (и девочки, что характерно – образование и впрямь становилось всеобщим) узнавали о жизни тех стран, которые их родители еще совсем недавно считали «варварскими». Они сидели за партами, как и положено школьникам. И никто не догадался ввести крайне вредных предписаний о раздельном обучении мальчиков и девочек (страшно подумать, что такие вопросы могли кем-то серьезно обсуждаться в России в начале XXI века).

Впервые в японском обществе начал закладываться конфликт отцов и детей, немыслимый при соблюдении конфуцианских ценностей. Но конфликт оказался лишь разрывом между представлениями о мире у одних и вторых. Вполне понятно, что при продолжении реформ он исчез сам собой. Конструирование сплоченной нации и государственности не обострило, а сняло эту проблему. Собственно, государственнические задачи перед школой и ставились.

Использовались школы и для того, что у нас получило название политинформации». И ученикам, и, что еще важнее, взрослым сообщали тот или иной указ. Конечно, незнание никого и нигде от ответственности не освобождало, но теперь незнание ликвидировалось в корне.

Интронизация и перенос столицы

Мы уже называли императора по девизу его правления, но сам девиз появился после официальной церемонии вступления на трон. О японских владыках было бы неправильно говорить: «император был коронован». Для этого, как минимум, нужны корона, скипетр и держава (последняя, кстати, появилась, о чем будет сказано чуть ниже). А в Японии их роль выполняют меч, зеркало и яшмовые подвески. И сама процедура состоит из нескольких частей. Первое – это как раз вручение преемнику регалий. А 27 августа 1868 г. прошла вторая часть церемония «сокуи».

Обычно возведение императоров на трон устраивалось в согласии с китайскими канонами. По теперь были сделаны нововведения. Синтоистские здравицы, молитвы и символы должны были вернуть собравшихся к истокам, ко временам Дзимму-тэнно.

Но самое главное нововведение как раз заключалось в присутствии «державы». Не в руке императора – ее трудно было бы удержать. Большой глобус стоял там, где прежде полагалось поместить буддийскую курильницу для благовоний.

Глобус (кстати, держава – это и есть символ земного шара) должен был продемонстрировать две вещи. Во-первых, то, что Япония становится открытой для мира. Во-вторых, его положение к югу от трона, как и у подданных императора, говорило о том, что государь Поднебесной по-прежнему считается владыкой мира. И сторонникам новых веянии, и их скрытым противникам было чем гордиться.

В сентябре 1868 г. приняли девиз «Мэйдзи». Тогда же было заявлено: одно правление – один девиз. Никакие неудаче не должны приводить к его смене. Впрочем, государю и не могут сопутствовать неудачи – это нововведение нужно было трактовать именно так.

Выбор проходил так: было предложено несколько вариантов, и император отдал девиз на суд богов, вытянув жребий во время церемонии в дворцовом святилище. С этого же года день рождения государя стал общенациональным праздником. Традиция была позаимствована из древних времен, как и многое другое.

Теперь требовалось отказаться и от самой киотоской жизни с ее церемонностью и суевериями.

Вот этот вопрос вызвал нешуточные дискуссии. Некоторые требовали многостоличья (Киото – Осака – Эдо). Многие полагали, что Осака станет лучшим выбором. В любом случае, требовалась ссылка на историю. На месте города Осака располагалась Нанива, которая в свое время была резиденцией добродетельного императора Нинтоку. Друг и соратник Такамори Сайго, Тосимити Окубо, который стал одним из идеологов перемен, высказался за этот вариант.

Был еще один проект: император станет переезжать из Киото в Эдо и обратно. А сами города переименуют в Сайке (Восточная Столица) и Токе (Токио, Западная Столица).

Все же выбрали Эдо – как раз, когда завершился период, названный именем города. Его переименовали, забыв о Киото (а заодно – «забыв» отменить функции императорской столицы, поскольку император не желал ущемлять жителей города, где он родился).

Для начала потребовалось организовать путешествие монарха, за что взялись еще двое идеологов – Симпэй Это и Томоми Ивакура. Последний прославлен еще и тем, что был рьяным поклонником русского императора Петра Великого и его реформ.

Императорский паланкин двинулся из Киото 20 сентября, еще до полного разгрома противника на острове Хонсю. Требовалось спешно продемонстрировать людям: «вакуума власти» после краха сёгуната нет, в Японии правит энергичный монарх, который возродит жизнь после тонны. И у бывшего Эдо появится великая судьба, так что покидать его не следует.

Многокилометровая процессия оказалась куда внушительнее, чем прежние «караваны» даймё и сёгунов. Этот поход означал перемены и триумф победы. Императору поклонялись, как божеству, а сам он молился курганам предков.

Киотосцы попытались повернуть дело вспять, уже во время путешествия придворные аристократы сообщили: обвалились ворота-торин в святилище в Исэ, императору нужно вернуться, ибо это дурной знак. Прежде суеверия действовали безотказно, теперь же было заявлено, что по поводу обвалившихся ворот устроят специальное богослужение, а государь продолжит путь, и волноваться тут не о чем.

Дорога произвела невероятное впечатление на Мэйдзи. Он видел своих подданных-крестьян, впервые смог полюбоваться Фудзи, и был поражен красотой этой горы. Юноша, почти подросток, открывал для себя новый мир. Правда, пока что он был закрыт для мира, сидя в паланкине. Но и это было не навсегда.

И новая столица, которая оказалась крупнее Киото, и замок, и японский военный корабль в гавани, на который юноша, невзирая на ужас и протесты, все же поднялся – все казалось невероятным. И все было впервые.

Правда, в Киото он все же ненадолго вернулся, успев на поминальную службу к окончанию срока траура по Комэю. Там же состоялась и свадьба с Харуко – отныне императрицей. Но третья часть возведения на трои – церемония Великого праздника урожая – состоялась все-таки в Токио. На этом празднике император-тэнно, вкушая жертвенный рис, пирует с божествами, делаясь одним из камн.

Именно тогда вопрос о столице оказался решенным до нынешних дней.

Глава 43.
Уничтожить как класс

Завтра снова солнце встанет,

Возвратит надежду людям,

Мы мудрей и тверже станем,

Только прежними не будем…

Э.Р. Транк

Название главы не случайно. Самурайство и в самом деле было уничтожено как класс. Но это совсем не значит, что его ликвидировали физически, как это случалось при других революциях. Нет, слова полностью отражают действительность. Феодальные классы должны были умереть, а те, кто принадлежал к ним – стать частью единой японской нации.

Ликвидация вотчин по «инициативе снизу»

20 января 1869 г. даймё четырех княжеств, которые начали войну задело императора – Сацумы, Тоса, Тесю и Хидзэн – подали императору обращение, которое стало не менее важным шагом революционной реставрации, чем «Клятва пяти статей». Было заявлено: все в Японии принадлежит императору. Значит, это касается и земли. При сёгунах этот исторический обычай пребывал в забвении, земли перешли к даймё. И это – несправедливость, которую следует устранить. Поэтому четверо князей ее и устраняют: они передают свои земельные реестры и реестры людей, проживающих в княжествах, императору. К чему и призывают всех прочих даймё.

И все прочие последовали, не передали реестров лишь двенадцать князей.

Подобные перевороты редко проходят столь мирно. Одно дело – символы власти, и совсем другое – власть реальная, то есть, собственность. Но тогда уже стало попятно: главная задача – стать одной из великих держав. А для этого стране необходим порядок. И «хозяин», который этот порядок наведет.

К тому же, силовое решение проблем состоялось только что, и лучше с сацумцами и их союзниками не спорить.

К тому же, регистрация земельных реестров не была чем-то из ряда вон выходящим. Она проводилась и при сёгунах: князья отдавали им реестры, после чего милостиво получали их обратно. Правда, тогда все обходилось без громких заявлений.

Летом того же года 262 даймё, подавшие обращение, получили милостивое разрешение на совсем иную процедуру – на возвращение реестров (и, соответственно, владений) императору. (А тем, кто к обращению союзных княжеств присоединиться не захотел, пришлось все равно это сделать, но по приказу). Они назначались губернаторами вотчин, то есть, становились обычными чиновниками, пусть и крупного ранга. Управлять им позволили, но уже не от себя лично, а от имени Мэйдзи.

Сразу же были предприняты и меры но формированию сплоченной нации. Прежнее сложное деление на фактические касты сводилось к «кадзоку» («знати» – бывшим даймё), «сидзоку» (так обозначили самураев) и «хэймин» (простолюдинам). Впоследствии уровняли в нравах с простолюдинами и париев, что вызвало протесты и неприязнь многих крестьян: как же, теперь не станет тех, кто был ниже их и кого можно презирать! (Чем и было лишний раз доказано: победившее восстание простолюдинов куда страшнее, чем «революция сверху»). Презрение к «эта» на бытовом уровне все же осталось надолго.

В 1871 г. произошла административная реформа: упразднили княжества. Естественно, и в этом случае важную роль сыграла юго-западная коалиция. Теперь создавалось деление на префектуры. Мелкие княжества объединялись. Получилось 72 префектуры, особый округ (Хоккайдо) и три города, приравненных к префектурам – Токио, Киото и Осака. Названия префектур, как правило, не повторяли названий княжеств. Затем административное деление меняли, а 1888 г. оно приняло фактически известный сегодня вид – 47 префектур.

Бывших владетелей переселили в Токио. Им было к этому не привыкать. Но теперь огромное число самураев, ранее подчиненных даймё, оказались не у дел. И началось то, что в другой стране и в другую эпоху назвали «вписыванием в рыночные отношения». На том, правда, сходство и заканчивалось: никто никого не бросал «на волю волн».

Конец самурайского сословия

Первое, что было четко проделано – это выплата содержания бывшим даймё и самураям. Для этого требовалось финансовое обеспечение, и оно было получено в виде займов у Англии. Заметим, никто и не подумал эти займы растащить.

Самураям и князьям выплачивались пенсии. Можно было обеспечить средний уровень пожизненно, но существовала и возможность получить более крупную выплату за несколько лет вперед, отказавшись от пожизненного содержания. Те, кто сделал так, не прогадал: в 1876 г. выплаты отменили, средства перевели в долгосрочные государственные облигации. На проценты от них могли прожить разве что экс-даймё.

Особо серьезных протестов такая продуманная политика не вызвала. Многие даймё действительно заботились о благе императора и Японии (хотя это утверждение может прозвучать странно в наши дни), часть из них была готова служить государю в качестве прямых вассалов в создаваемой армии. Господином теперь считался император Мэйдзи, а значит, мир для этих людей не утратил целостности и смысла.

Разумность не привела к крупным конфликтам. Но самураям высшему сословию, наиболее образованному классу населения, – нужно было найти достойное занятие. Конечно, многие из них уже попробовали, что значит мир рыночных отношений, хотя это было и неправильно с точки зрения бусидо. Другим же пришлось менять обычаи во всем, начиная с внешнего вида. Бывшим самураям для начала пришлось поменять прическу: отказаться от бритья лба и ношения косицы. Все это напоминает реформу Петра I с бородами и костюмами. Оба случая вполне естественны: внешность и символы – это далеко не пустые вещи. Перемены в названиях, цветах флагов или внешнем виде не менее важны, чем экономические реформы. Это то, с чем человек сталкивается ежедневно, то, что определяет сам стиль мышления. Символы – своего рода бытовая магия. Правильно поменяв их, можно достичь успеха и в экономике. Если же такие перемены не были продуманы и выверены, реформы могут затормозиться по вроде бы не вполне ясным причинам.

Поэтому «мелочи» – требование к ношению одежды европейского стиля для чиновников, распространившееся постепенно на все слои общества – помогли переменить облик страны и, в конечном счете, сделать ее великой держаной.

Почему-то особенной популярностью пользовался европейский цилиндр. Возможно, именно эта деталь одежды казалась наиболее непривычной – а значит, и необходимой в новой системе «европеизации». Во всяком случае, уже гораздо позже, при подписании капитуляции в 1945 г., японская официальная делегация была именно в цилиндрах.

Трудоустройство самураев оказалось выполнимой задачей. Государство формировало армию, но особенной популярностью среди бывшего феодального сословия пользовалась полиция, которую и комплектовали из них (по крайней мере, высшее звено). Образованность самураев дала стране врачей, ученых, преподавателей. Так что, при разумной политике, эти люди вписались в эпоху. Что же до чиновников, вышедших из среды небогатых самураев, то среди них было распространено такое странное понятие, как честность (а вот о чиновниках из богатой аристократии подобного сказать нельзя). Это полностью противоречит иллюзиям, распространенным даже и сейчас в России и никак не подтвержденным на практике: мол, если дать госслужащему огромное содержание, то ему не захочется совершать ничего противоправного. Аппетит, как известно, приходит во время еды, а честность не зависит от оклада чиновника (в конце концов, при любом раскладе его не заставят голодать, ему не придется брать взятки, чтобы выжить). Все гораздо сложнее, воспитание и образование, ценности, привитые с детских лет, значат куда больше.

Вообще же, в ранние годы правления Мэйдзи верхний эшелон власти остался за юго-западными княжествами, что вполне понятно: именно они сыграли выдающуюся роль в революционной войне. Но чиновничество среднего звена – это бывшие вассалы даймё из клана Токугава. Они были наилучшими практиками-исполнителями. Их не отвергли, а спокойно предложили свою роль в процессе.

Безболезненность процессов революции Мэйдзи все же не оказалась полной. Если продолжить аналогии с современной Россией, то в Японии не обошлось и без своего трагического «октябрьского путча». Но об этом будет сказано в следующей главе.

Удар по терроризму

Авторы реформ времен Мэйдзи еще в XIX веке поняли то, что в современных державах, страдающих от терроризма, выяснили только что. Любой фанатик-террорист остается таковым, только пока понимает, что он станет героем, пусть даже и мертвым. А если на посмертный героизм рассчитывать не приходится, то фанатизм начинает потихоньку испаряться. К тому же, он не может быть вечным: как правило, этот «герой» достаточно молод, и, если он не имеет серьезного психического заболевания, молодой организм волей-неволей «проголосует» за любовь к жизни.

С самурайским терроризмом расправились без массовых репрессий. Просто теперь почетная казнь через ритуальное самоубийство отменялась. Уголовный кодекс предусматривал совсем иные меры наказания – притом как для самураев, так и для простолюдинов. За терроризм их ждала каторга или, в случае совершения особо тяжкого преступления – позорная казнь через повешение.

Теперь атаковать иностранных подданных стало легким путем не к посмертной славе, а к петле. А рядом могут повесить выходца из крестьян или даже человека из париев, совершившего разбой или убийство…

И терроризм пошел на спад. Хотя проблема решилась и не полностью – оставались еще люди с больной психикой, и один из них впоследствии даже вошел в русскую присказку… Но торопить события мы не станем.

Кодекс не только ввели, но и применили, отправив на виселицу одного из самураев, напавших на иностранцев в Токио (остальные попали на каторгу).

Реформаторы надеялись, что теперь иностранное военное присутствие на японской земле окончится. Но англичане и французы, державшие войска в Иокогаме, уходить не торопились, и этот город все больше напоминал отторгнутый от Китая Гонконг.

Дела международные

В 1869 г. впервые в истории состоялся официальный визит представителя чужеземной правящей династии в Японию. Им оказался герцог Эдинбургский. Восточные международные отношения не признавали принципов равенства, и «братское» общение европейских монархов показалось бы непонятным. Теперь же в Японии спешно разработали достойные правила. Правда, несмотря на вполне европейский артиллерийский салют, провели и очистительный ритуал, обмахав бумажными метелочками (вероятно, герцог понял, что это часть традиций гостеприимства, а не нечто не вполне достойное).

Император побеседовал с гостем в павильонах дворца, и разговор особо содержательным не оказался. Они продемонстрировали добрые намерения – это и было главным достижением. Британский принц подарил табакерку со своим портретом, что было странным для Японии. Император сделал ответный подарок, а заодно передал стихотворение, написанное для королевы Викторин. Его перевод приведен А.Н. Мещеряковым:

 
Если правишь
С думой о людях,
Небо с Землею
Вместе пребудут
Веки вечные.
 

Вскоре Япония впервые приняла участие вопросах, касавшихся войн великих держав. Во время франко-прусской войны она объявила нейтралитет. Позднее прусский король, сделавшись кайзером, сообщил об этом не только Европе, но и Японии. Закрытая прежде страна становилась частью мира.

В 1871 г. Япония попыталась самостоятельно заключить… неравноправный договор в свою пользу! Жертвой избрали Китай. Но пока «дипломатию канонерок» применить оказалось невозможным, и договор оказался как раз равноправным.

Теперь посольства Японии были куда более подготовленными. Нужно было точно выяснить политическую организацию стран Запада, после чего пересмотреть неравноправные договоры, навязанные стране. В ноябре 1872 г. началась длительная поездка по США и Европе миссии во главе с министром иностранных дел Томоми Ивакурои.

Камнем преткновения оказался режим наибольшего благоприятствования, данный иностранным державам. Любые льготы немедленно получали все страны, подписавшие соглашения. Но сама Япония режимом благоприятствования не пользовалась. Увы, пока пересмотр договоров оказался делом бесполезным, его требовалось подтвердить более весомыми аргументами – армией и флотом, например.

Уже во время поездки обнаружилось, что необходима одна деталь, о которой в Японии не помышляли: портрет императора. Изображать государей до сей поры запрещалось, даже на гравюрах, посвященных поездкам Мэйдзи но стране, запечатлен лишь паланкин с фениксом.

В 1872 г. сакральный запрет пришлось снять. Императора сфотографировали в одеянии, принятом при дворе. Увы, это не соответствовало ни мужественности и решительности, ни модернизации.

Хотя Германия с еще не до конца изжитым феодализмом и могущественным монархом показалась более похожей на тогдашнюю Японию, особо существенной стала поездка Томоми Ивакуры и его делегации в Санкт-Петербург. На сей раз Владимир Яматов уже безбоязненно появился перед посольством со своей родины и даже принял решение возвратиться. Все происходящее напоминало Великое посольство Петра в Европу (хотя Мэйдзи так и сделал официальных визитов за рубеж).

А пока Томоми Ивакура с помощью Владимира Яматова приобретает портреты своего русского кумира – Петра Великого, нам нужно решить небольшую филологическую русско-японскую проблему. Правда, «решить» – это слишком громкое слово. Достаточно хотя бы ее обозначить.

Итак, «суси» или «суши»?

Что такое «киридзи»?

«Киридзи» – это запись японских слов по-русски (кириллицей, отсюда и название). Но появляется вопрос – как правильно записать те самые японские слоги, которые звучат не в соответствии с русским произношением? Ну, к примеру, «ши» или, все-таки, «си»? В японском языке может слышаться и то и другое, смысл остается тем же.

Есть и другие проблемы: иногда в японской речи «глотается» гласный звук, но в записи он есть («Аска» или «Асука»). В последнем случае, кстати, важно еще и ударение; в русской версии одного из многочисленных фильмов о звонках из потустороннего мира диктор напирал на неверное ударение, хотя голос актера за кадром передавал японский (вполне нормально звучащий для русского человека) вариант. В исторической драме об эпохе правления Комэя в названии «Чжошу» уже почти невозможно узнать знакомое нам княжество Тёсю.

Заменять ли в некоторых случаях «т» на «ч»? Правильнее ли всегда писать «э» вместо «е»?

Все это не имеет однозначного решения: на нас слишком сильно влияет традиция. Но в России есть и те, кто уверен, что названия надо передавать максимально близко к оригиналу (особенно яркий пример – уже упоминавшийся Ю.Л. Нестеренко, убежденный даже в необходимости использования слова «Дойчланд» вместо «Германия» и т.д.)

Я стараюсь следовать одновременно двум принципам. С одной стороны, это следование сложившейся в Российской Империи и СССР традиции. Поэтому «Токио» и «камикадзе» пишутся именно так, а не иначе, хотя правильнее были бы варианты «Токе» и «камикадзэ». Но жизнь меняет традиции. Если в советских книгах о Японии можно было встретить слово «суси», то теперь, когда мы познакомились с этим блюдом японской кухни, вариант «суши» стал общераспространенным. (Обратим внимание: новая традиция добавила слово «аниме» без «э»). Ну, а там, где традиция отсутствует, я придерживаюсь написания «киридзи» (Комэй, Гэмпэй, Бэнкэй и т.д.)

Метод транслитерации («киридзи») разработан в 1917 г. русским востоковедом Е.Д. Поливановым, позднее незаконно репрессированным.