Текст книги "История Японии"

Автор книги: Эльдар Дейноров

Самолет, предназначавшийся для полета в один конец, был весьма простой конструкции. Он крепился к бомбардировщику и имел лишь реактивные двигатели для управления полетом в последней фазе (для этого и требовался человек на борту). Целью было первое и последнее пике на вражеский объект.

Таким оказалось самое известное «оружие возмездия» в войне на Тихом океане.

Даже для немцев такое представлялось бы немыслимым: их самолеты-снаряды «Фау» были все же беспилотными. Американцы дали обидное японское прозвище оружию камикадзе: бака-бомба (в переводе – «дурацкая», если не хуже). Но эти пилотируемые торпеды вселяли немалое беспокойство и даже ужас.

Ко времени применения камикадзе потери авиации Японии уже стали слишком тяжелыми. Летательные аппараты камикадзе позволяли атаковать американские авианосцы, после чего японские самолеты могли возвратиться на базу. Скорость пикирования при использовании реактивных двигателей оказывалась огромной, летательный аппарат было сложно уничтожить при помощи заградительного зенитного огня.

Впервые «живые торпеды» были опробованы 21 марта 1945 г. Шестнадцать управляемых снарядов располагались на самолетах «Мицубиси», их эскортировали истребители. Известно, что среди пилотов, готовых пожертвовать собой, разгорелся спор о том, кто войдет в первую группу. Ее возглавил лейтенант Нонака.

Самолеты провожали под барабанный бой, каждый из пилотов надел белый шарф – знак чистоты и искренности. Но в этот день атака полностью сорвалась: американских сил оказалось больше, чем рассчитывали, бомбардировщикам и истребителям был оказан «горячий прием» со стороны американских самолетов. Никто из «живых торпед» не сумел даже приблизиться к объекту. Но начало было положено.

Новая операция отчаяния была проведена уже после высадки американцев на Окинаве. 12 апреля еще восемь «живых торпед» нанесли удар. Но очень часто пилоты промахивались.

Творцом стратегии «камикадзе» называют вице-адмирала Такадзиро Ониси – талантливого полководца, который в свое время стал первым японцем, испытавшим парашют. Вероятно, он предложил и название «божественный ветер».

Предложение было сформулировано еще в октябре 1944 г. Тогда же было сформировано подразделение истребителей, оснащенных бомбами, которые должны были таранить американские суда, жертвуя собой. Так что реактивные «живые торпеды» – это лишь развитие техники «камикадзе».

25 октября 1944 г. в битве за Филиппины японские «камикадзе» впервые сумели уничтожить американский авианосец. При этом использовали добровольцев. А. Моррис в работе «благородство поражения приводит воспоминания японского капитана Иногути о том, как появился первый из таких добровольцев. «Ночь на, Филиппинах была темной и тихой. Мы сидели в шезлонгах в комнате для офицеров; звук шагов человека, поднимавшегося по ступеням, постепенно утих. Я думал о Сэки, который крепко спал, о том, что ему могло сниться. Раздались быстрые шаги по ступенькам, и в проеме дверей появилась высокая фигура лейтенанта. Он явно спешил – его куртка была не до конца застегнута. Он обратился к командующему Тамаи: «Вы меня вызывали?»

Молодого человека пригласили сесть, и он опустился на стул лицом к нам. Тамаи похлопал его но плечу и сказал: «Сэки, адмирал Ониси лично посетил 201-е авиасоединение, чтобы представить план, имеющий громадное значение для Японии. План состоит в том, чтобы обрушить наши истребители «Зеро», нагруженные 250-килограммовыми бомбами, на палубы вражеских авианосцев. Ваша кандидатура предложена в качестве командира атакующего подразделения. Что вы об этом думаете?»

Когда командующий Тамаи закончил, на глазах его были слезы.

Какое-то время ответа не поступало. Уперев локти в стол, зажав голову в руках, сжав губы и закрыв глаза, Сэки сидел без движения в глубокой задумчивости. Одна секунда, две секунды, три, четыре, пять… Наконец он пошевелился, медленно провел пальцами по своим длинным волосам. Затем он спокойно поднял голову и заговорил: «Вы обязательно должны разрешить мне это». В его голосе не было и малейшей дрожи.

«Благодарю вас», – сказал Тамаи».

Именно лейтенант Сэки и участвовал в уничтожении авианосца «Сент-Ло».

Конечно, могут прийти на ум сравнения с советскими летчиками, использовавшими технику таранов, которые уничтожали самолеты и даже наземную технику противника. Но сравнения неуместны: в их случае никто не отдавал соответствующих приказов и уж тем более никто из командования не делал ставку на подобные действия. Решения принимались самими летчиками, в большинстве случаев – после того, как их машина уже не могла вести воздушный бой.

Любопытно, что слово «камикадзе» (ранее его употребляли в адрес горнолыжников или водителей-лихачей) не сразу вошло в оборот. Ранее их называли «симпу», что тоже означает «божественный ветер», но на «высоком» (китайском) наречии. Впрочем, и термин «харакири», как мы знаем, встречался гораздо реже.

Чуть позже младший лейтенант Хэйити Окабэ написал знаменитое предсмертное стихотворение:

 
Нам бы только упасть,
Словно весенняя сакура —
Лепестки так чисты и сияющи!
 

(перевод А.Н. Мещерякова)

Теперь цветок сакуры мобилизовали для самоубийственных атак. И название реактивной торпеды тоже переводилось, как «цветок сакуры».

Известно, что пилоты-самоубийцы, как и в случае с лейтенантом Сэки, гордились своей ролью, те, кого обошел очередной приказ, были полны сожалений. О какой-то недобровольности не могло быть и речи. (Однако впоследствии, после сражения за Окинаву, все чаще использовался добровольно-приказной метод, и, соответственно, энтузиазм самоубийц заметно ослаб). Как правило, на задание не назначались летчики, у которых были жены и дети, так что последние письма отправляли родителям, братьям и сестрам. Нехитрое лично имущество дарили друзьям по отряду. В этих людях жила не столько понятная для европейца ненависть к врагу или желание отмстить за погибших товарищей, – всего больше было желание выполнить долг, отплатить добром за все, что сделала для них страна, защитить возвышенное и прекрасное.

Вот отрывок из предсмертного письма Исао Мацуо (его тоже приводит А. Моррис): «Как благодарен я за эту возможность умереть по-мужски! От всего сердца я благодарю своих родителей, заботившихся обо мне постоянными молитвами и сердечной любовью. Я благодарен также командиру нашей эскадрильи и старшим офицерам, присматривавшим за мной, как если бы я был их собственным сыном, и обучавшим меня столь тщательно. Благодарю вас, мои родители, за те двадцать три года, в течение которых вы заботились и направляли меня. Надеюсь, что то, что я совершу, в какой-то мере воздаст за то, что вы для меня сделали».

А. Моррис приводит множество иных, поражающих воображение примеров.

«Во время сбора на авиабазе Сёбу один из пилотов спросил командующего Накадзима, существует ли в Ясукуни какая-либо субординация в соответствии со званием.

«В святилище Ясукуни нет никакой субординации, – ответил я. – Первенство определяется лишь по времени прибытия».

«Тогда я буду выше вас, командующий, потому что вам придется послать много летчиков до собственного вылета».

«Послушайте, что мы сделаем с командующим, когда он доложит о прибытии в Ясукуни?»

«Давайте назначим его сержантом – дежурным по кухне!»

Это предложение было встречено одобрительным хохотом.

«Неужели вы не можете подыскать для меня ничего получше?» – спросил я.

«Ну, хорошо, тогда – офицером, дежурным по кухне», – сказал предлагавший, и они снова разразились хохотом».

Важной оказывалась даже не победа. Рискну привести еще один крупный отрывок из книги А. Морриса – только лишь для того, чтобы мы могли ощутить грань, навсегда отделяющую не европейца от японца, а старый мир, который упорно не желал уходить без боя, от нового – мира западного индивидуализма, свободы и рационального разума – наивысших ценностей, когда-либо выработанных человечеством на всем протяжении истории. На самом деле, не надо считать камикадзе явлением чисто японским, и уж, тем более, связанным с религией синто или буддизмом (были среди них и атеисты). Русские белогвардейцы, идущие в «психическую атаку», встав в полный рост, Дон-Кихот, сражающийся с ветряными мельницами, южноамериканские индейцы, готовые умереть от голода, но не идти на сговор с «белым человеком» – все они принадлежали уходящему миру, все они сродни камикадзе. Снимем перед нашими противниками шляпы – они сделали все, что могли. Нам бы научиться защищать свой мир и свои ценности хотя бы с долей их упорства…

«Когда лейтенант Нагацука решается выразить некоторые сомнения относительно предложения одного из своих коллег таранить американские «В-29» своими истребителями «Ki-27» по причине минимальных шансов на успех, молодой человек вспоминает о самурайском принципе чести: «Ты придаешь слишком большое значение жизни. Представь, что исчез весь мир, кроме тебя. Неужели ты действительно продолжал бы жить? Если у человеческой жизни и есть какое-то важное предназначение, то это только из-за определенных отношений с другими живыми существами. Отсюда возникает принцип чести. На этой идее основана жизнь, примером чего служит поведение наших древних самураев. В этом суть Бусидо (Пути Воина)… Если мы будем цепляться за свои жизни, мы в конце концов потеряем самоуважение. В этом мире есть два типа существования: у животных, которые просто следуют своим инстинктам, и у людей, которые сознательно посвящают свои жизни служению чему-то вне их… Если бы человек просто существовал, каким бы тягостным это было! Вовсе не разум может подсказать нам значение жизни или смерти…»

Чаще всего, камикадзе становились студенты, призванные в армию, притом, как правило – студенты гуманитарных, а не технических факультетов. Особых технических знаний от них и не требовалось – нужно было лишь правильно упасть.

Белый шарф, повязка на лбу с символом восходящего солнца таковы были особые отличия их формы. Иногда под одеждой носили магический оберег «сэннинбари» («пояс с тысячью стежков»). Эти пояса готовили матери воинов: молодые девушки, соседки и просто проходившие по улице, должны были сделать по стежку. Проводы обставляли скромно, в последнюю трапезу непременно включалась небольшая порция сакэ – скорее, не в качестве «ста грамм для храбрости», это больше походило на ритуальное возлияние.

История о последнем завтраке камикадзе приведена в книге А. Морриса по воспоминаниям лейтенанта Нагацуки: «По словам офицера, нами командовавшего, в тот год император отказался праздновать Новый год обычным способом. Правительственные лица и высшие военные командующие, которые обычно появлялись в своих пышных парадных одеждах, чтобы засвидетельствовать свое почтение по этому случаю, не были приглашены. В полдень адъютант принес Его Величеству белый деревянный поднос с чашей сваренного риса и красными бобами, кусочком жаренного морского леща и фляжкой сакэ. Весьма скудно! «Ваше Величество!– почтительно сказал он. – Вот то, что дается нашим пилотам-камикадзе перед моментом их славного отправления».

Император взглянул на него глазами, полными слез. Затем он резко встал и вышел из комнаты, не притронувшись ни к одному из блюд. Около часа он бродил в одиночестве по саду, который в то время пришел в запустение и покрылся сорной травой. Без сомнений, он размышлял о будущем своей страны, а также – об искренности и патриотизме пилотов-камикадзе. «В этом году, – сказал нам наш командир, – свое почтение Его Величеству выразили только бойцы камикадзе…»

Командующий выступал с коротким напутствием, били барабаны, наземная команда отдавала честь – и самолет взлетал для своей последней атаки. Самоубийственными эмоциями были заражены все. В книге «Благородство поражения» приводится такой случай из воспоминаний капитана Накадзимы: «Был один ремонтник, который непременно тщательнейшим образом чистил и полировал кресло пилота в каждом самолете камикадзе, какой ни обслуживал. По его суждению, кресло было для пилота гробом, и в этом смысле на нем не должно было быть ни пятнышка. Один из тех, кому была оказана эта услуга, так приятно удивился, что позвал и поблагодарил своего благодетеля, сказав, что чистота в самолете очень много для него значит. Глаза ремонтника помутнели от слез и, не будучи в состоянии что-либо сказать, он бежал рядом с самолетом, выруливавшим на дорожку, держась рукой за плоскость крыла».

«Никогда не уклоняйся пред лицом смерти. Если сомневаешься – жить или умереть, – всегда лучше умереть…» – такова философия лейтенанта Садао Фудзимары. Но смерть есть смерть, и на американских кораблях, которые остались на плаву после атак камикадзе, находили разорванные взрывами останки нилотов…

О воздушных камикадзе знают все, о морских – немногие. Были, однако, и такие. Небольшие лодки с моторами, нагруженные взрывчаткой, назывались громко – «Потрясатели океана». Как правило, их атаки кончались провалом. Имелись и «живые торпеды» «Кайтэн», которые запускали с подводных лодок.

Было сформировано и еще одно подразделение – сухопутное, предназначенное для обороны самой метрополии. Аппараты со взрывчаткой намеревались катапультировать с гор на войска союзников. Но оказалось, что высадки не будет.

При высадке на Окинаву в апреле 1945 г. война приняла для японской стороны самоубийственный характер. Там, как и на Сайпане, солдаты старались подорвать себя, а по возможности, и противника, дабы не оказаться в плену. Сами командующие совершили ритуальное самоубийство 22 июня 1945 г. А до этого, после взятия города Наха, японские парламентеры попросили американцев временно приостановить действия, чтобы офицеры смогли выполнить обряд сэппуку.

В последнем крупном морском сражении американцы потеряли лишь 12 человек, японцы – крупный линкор «Ямато», погибший со всей командой.

«Если же, но какому-то странному совпадению, – писал младший лейтенант Окабэ, автор знаменитого стихотворения, отразившего дух камикадзе. – Япония внезапно выиграет эту войну, для будущего нации это станет фатальной неудачей. Для нашей нации и народа лучше было бы пройти через тяжкие испытания, которые их только усилили бы».

Такое пораженчество вряд ли могло приветствоваться, но, видимо, схожие мысли (оказавшиеся пророческими) посещали многих.

Те, кто пережил войну, сохранили чувство вины и ностальгии.

«Я плакал и чувствовал себя оскорбленным. Меня лишили смерти», – вспоминал Сэй Ватанабэ. Многие из этих людей были бы готовы повторить подвиг, став камикадзе, и не стоит называть их «реваншистами». Те, кто по невероятной случайности выжил в атаке и попал в плен, просили американцев убить их или дать совершить самоубийство. Жизнь делалась для таких людей пыткой.

Конечно, самоубийства уже не могли спасти положения. Конечно, в самой Японии о них говорилось с преувеличениями, но война все равно заканчивалась – по крайней мере, для империи. Американцы вынесли из столкновений с камикадзе серьезный урок. И выучили его. И применили собственные знания…

Интеллигенты любят говорить: «Математикой нельзя измерить человеческую жизнь!» Это во многом и отличает их от интеллектуалов.

Так вот – жизнь человеческая математикой как раз очень даже измеряется, как и все прочее в этом мире. И Хиросима это вполне доказала. Но это совсем не значит, что мы не должны сочувствовать тем, кто погиб или остался инвалидом после бомбардировки.

Я прекрасно помню одну из песен пионерского детства – о японской девочке, умиравшей от лучевой болезни и надеявшейся выжить, если сможет сделать тысячу бумажных журавликов-оригами. Ей было не суждено ни того, ни другого…

 
Вернувшись из Японии, пройдя немало верст,
Бумажного журавлика товарищ мне привез.
С ним связана история, история одна —
Про девочку, которая была облучена.
Когда увижу солнышко, спросила у врача.
А жизнь такая тонкая, как по ветру свеча.
И врач ответил девочке – когда придет весна.
И тысячу журавликов ты сделаешь сама…
 

Честно говоря, тогда у меня на глаза наворачивались слезы, да я и теперь их нисколько не стыжусь. И сочувствие к тем, кто погиб или пострадал в японских городах – вполне справедливо и необходимо. А песня о девочке Садако, которая погибла уже через десять лет после бомбардировки, стала народной (наверное, столь же «народной», как «Варяг», но выяснить авторство я не смог). Памятник Садако, держащей в руке журавлика, стоит сейчас в Хиросиме. И дети Японии приносят туда сделанных ими бумажных журавликов – пусть и наивный, но символ надежды на мир без войн…

Однако имелась и совершенно иная сторона происходящего.

В Советском Союзе о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки говорилось так, будто американцы уничтожили города, как минимум, нашего лучшего союзника. Но в этот момент шла война, и СССР был на стороне Америки – а не наоборот.

Камикадзе окончательно доказали: японцы будут сопротивляться с невероятным упорством. К тому же, их армия располагалась и в Китае, и в Корее. Страна была еще сильна, война могла продлиться еще несколько лет.

Россия должна быть благодарна и разработчикам бомбы, и экипажу Тиббетса, исполнившему свой долг, рискуя жизнями. Если бы это было не так, на полях сражений остались бы сотни тысяч, если не миллионы советских солдат – тех, что смогли вернуться с войны с медалью, на которой был выбит профиль Сталина, глядящего на Восток. Тех, что смогли стать нашими дедами и прадедами. (Это же касается и иных американских «борцов за мир», которые могли бы и не появиться на свет, не будь ядерной бомбардировки).

Жертвы Хиросимы и Нагасаки исчисляются сотнями тысяч. Но от «обычных» бомбардировок, вызывавших «огненные торнадо», подобные хиросимскому, погибло больше народа. Сколько миллионов было бы положено за идеалы прошлого, если бы бомбардировки продолжились, трудно даже подсчитать.

Ни Хиросима, ни Нагасаки не были «мирными» городами. Таковых и быть не могло в воюющей стране. «Мирного населения» – тоже. В Японии существовали отряды, подобные черчиллевской Тыловой Гвардии Британии или немецкому «фольксштурму». И эти «мирные люди» собирались сражаться до конца.

Нас заверяли, что американцы спешили, прекрасно зная, что СССР вот-вот вступит в войну – мол, в этом случае необходимости в бомбах не было. Во-первых, отмобилизованная армия не означает немедленного начала военных действии, те же японцы держали миллион солдат у советской границы – но так ее и не перешагнули. И Сталин мог выждать, не спеша на помощь американскому десанту. Во-вторых, он мог бы и направить войска на взятие севера Японии – и установить там столь кровавый режим, что японские фашисты показались бы ангелами. В-третьих, зная коварство тогдашнего советского лидера, некоторые авторы полагают (и пусть предположения остаются на их совести, но отбрасывать их полностью нельзя), что СССР вполне мог в одночасье разорвать союз с Западом и заключить союз с японцами, в коих было больше от феодализма, чем от западной капиталистической демократии… Чем бы это закончилось, сказать вообще невозможно.

Что касается Пола Тиббетса и его экипажа, то можно совершенно четко сказать: они были не злодеями, а солдатами, людьми приказа. И поступи им приказ спасать жизни японцев, они выполнили бы его столь же тщательно, а вероятно – и с большим энтузиазмом. Считать их выродками могут лишь очень недалекие люди, незнакомые с понятием армии. Не был кровавым убийцей и американский президент Гарри Трумэн, отдавший приказ.

Наконец, сейчас имеются свидетельства: японская сторона тоже трудилась над созданием атомной бомбы. Работы были далеки от завершения, но представим на секунду, что могло произойти, если бы в руках токийской клики оказалось бы такое оружие!

Итак, нужно четко понять: атомная бомбардировка погубила множество жизней. Спасла – гораздо больше. Это – математика, господа!..

…Вся остальная история вполне известна. Первое испытание бомбы, над которой трудились американские (в том числе – и вывезенные из оккупированных нацистами стран) ученые, произошло в пустыне, в штате Нью-Мексико в июле 1945 г.

26 июля союзные страны выдвинули Японии ультиматум со смягченными условиями капитуляции. В частности, американцы учли особую роль императора. Можно было завершить войну на почетных условиях. Однако токийская клика вместо этого решила, что противник проявляет слабость. Военный министр Анами и премьер Судзуки сделали все, чтобы приговорить жителей Хиросимы и Нагасаки к мучительной смерти. Именно на них – кровь убитых японцев, не на Трумэне и не на ученых, разработавших оружие массового поражения. Судзуки проигнорировал решения Потсдамской конференции относительно Японии.

«Особый груз» был перевезен из Сан-Франциско на атолл Тиниан на борту корабля «Индианаполис». Были определены четыре возможные цели – Ниигата, Кокура, Нагасаки и… Киото. Однако американцы – не варвары, как можно подумать, наслушавшись по телевидению пропагандистских передач. И Киото вычеркнули из списка объектов.

Для выполнения задания был избран экипаж ветерана Западного фронта Тиббетса. Командиру принадлежит мысль назвать самолет, в честь своей матери «Энола Гэй». И этот поступок не более «нечеловеческий», чем гордость японских родителей за сына-камикадзе.

5 августа 1945 г. на Тиниане произошла катастрофа самолета «В-29». На подобной же машине бомбу намеревались доставить в Хиросиму. Это изменило планы: специалист по вооружению Парсонс принял решение не загружать бомбу в полной готовности, а вытащить взрыватели. Иначе они могли сработать при возможной катастрофе – и острова просто не стало бы. Момент старта представлялся самой опасной частью миссии, и взлет экипаж Тиббетса выполнил ювелирно. Парсонс подготовил бомбу в сложнейших условиях, уже в полете.

6 августа в Хиросиме при появлении самолета (это был разведчик) объявили воздушную тревогу. Чем все это завершится, не знал никто. Разведчик улетел, и было заявлено: все чисто. Люди возвращались к своим обычным делам. Это увеличило число жертв.

Бомба была сброшена, превратилась в трехсотметровый огненный шар, зависший над городом. Позднее шар принял грибовидную форму. Первыми поражающими факторами стали мощное тепловое излучение от взрыва, буквально испарившее людей в эпицентре, и ударная волна, разрушившая город. Произошло возникновение «огненного торнадо». Одновременно произошел и выброс радиоактивного излучения. Именно это убило очень многих из тех, кто уцелел при взрыве. Излучение поражает клетки человеческого организма, что имеет самые гибельные последствия.

Казалось, ад закончился, когда через некоторое время с неба полился черный дождь. Измученные люди пили эту воду, даже не представляя, что она заражена…

9 августа, поскольку японская сторона все еще не дала согласия на капитуляцию (невзирая на еще одно заявление Трумэна и вступление СССР в войну с Японией), был нанесен еще один удар – по Нагасаки. На сей раз применили бомбу несколько иной конструкции. «Огненного торнадо» не было, но взрыв унес многие десятки тысяч жизней.

«Я сознаю трагическое значение атомной бомбы, – заявил президент Трумэн. – Создав атомную бомбу, мы воспользовались ею. Мы воспользовались ею против тех, кто без предупреждения напал на нас в Перл-Харборе, против тех, кто морил голодом, пытал и казнил американских военнопленных, против тех, кто нагло попирал международные правила ведения войны. Мы применили бомбу, чтобы сократить агонию войны…»