Текст книги "Симфония чувств (СИ)"

Автор книги: Екатерина Голинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 52 страниц)

– Простите, уважаемый, но вы не можете жениться на ней – эта девушка уже моя жена.

– А ты кто такой, что вмешиваешься?– оскалился визирь, отдернув руку, – Ты? Разве ты не должен…

Юноша криво усмехнулся:

– Умереть, хотите сказать? – видимо, он ещё не скоро сможет забыть преследования призраков пещеры, – Ну, извините, что живой, – от вымученной улыбки свело скулы, а внутреннее напряжение нарастало.

– Ничего, сейчас мы исправим это недоразумение, – зловеще пообещал Джафар, и его перекошенное и потемневшее от злобы лицо не предвещало ничего хорошего,– Что ты можешь против Кольца Могущества, мальчишка?

Но тут снова вмешалась девушка:

– Ты запудрил моему отцу мозги, негодяй! – она обвиняющее указала на него пальцем,– Мой отец любит меня и никогда бы не дал своего согласия на мой брак с таким ужасным человеком по доброй воле!

– Это не важно, – покачал головой визирь, улыбаясь, – Главное, он дал его.

Рафаэль первым пришел в себя, не желая испытывать на себе темную магию колдуна, вместе с принцессой пустился по коридору.

– Пожалуйста, помоги мне освободить отца, – принцесса смотрела на него с отчаянной надеждой, – Его держат в тюремной башне. Ковер-самолет нас мигом домчит.

– И вы настолько наивны, что считаете, будто я дам вам уйти? – голос Джафара громыхал повсюду, и дворец вокруг них начал рушиться, им с трудом удавалось уворачиваться от падающих балок, люстр и оконных проемов, – Этот дворец станет вашей могилой, а на его месте я построю новый, ещё более грандиозный. Вас же со временем – ни кто и не вспомнит.

– Так ты так жаждал могущества? – младший принц серьезно разозлился и был полон решимости,– Ты получишь его сполна!

– Я уже весь трепещу от страха, – расхохотался ему в лицо визирь.

– Джинн, явись! – потребовал юноша.

– Я тут, Повелитель! – огромный джинн появился перед ними.

– Сколько желаний у меня осталось? – не растерявшись от его вида, деловито поинтересовался Рафаэль.

– Два желания, повелитель, – ответил джинн.

– Тогда – слушай меня внимательно: желаю, чтобы джинн лампы стал свободным!

– Но, Повелитель… – начал было слуга лампы, но Рафаэль предупреждающе выставил вперед ладонь:

– Не перебивай меня, пожалуйста, – выразительно посмотрел на него парень, – Желаю, чтобы его место занял визирь Джафар! Ты хотел могущества – получи его, только отныне ты будешь следовать правилам лампы, и быть может, ещё через тысячу лет ты усвоишь урок.

– Да будет так, Повелитель! Я не забуду, что ты для меня сделал, – чернокожий джинн снова хлопнул в ладоши и замер в поклоне, – Слушаюсь и повинуюсь!

И то – истинная правда. Хотите – верьте, а хотите – нет, но всё было именно так. И слово джинна – в том порука.

Когда Рафаэль закончил рассказ об их приключениях, то засияло ещё одно зеркало, и появилась Маргарита: прическа её была растрепана, платье на ней было порвано, а босые ноги изодраны в кровь. Но это ни сколько не уменьшило её радости от встречи с друзьями, и она наконец могла перестать дрожать.

Она поведала им, как очутилась в темном и страшном лесу, как долго бежала из последних сил, словно от этого зависела её жизнь, а ветви то и дел цеплялись за волосы и одежду, хватали за руки и за ноги, точно живые. А она всё продолжала бежать, пока деревья не сменили кустарники, а кустарники – густая мягкая трава на краю утеса высоко над уровнем моря, где она могла дать отдых своим израненным ступням. Могла, но не успела. Только девушка собралась перевести дух, из леса к ней вышла древняя старуха в черном плаще с капюшоном. Пока Маргарита удивленно хлопала глазами, та достала из складок одежды спелое красное яблоко и протянула ей:

– Проголодалась, небось, горемычная, – ласково улыбнулась незнакомка, – Скушай, вот, яблочко.

Разум подсказывал, что не следует ничего брать у незнакомых людей, потому Маргарита покачала головой, вежливо отказавшись.

– Да, бери, не бойся, – старуха чуть ли не насильно пыталась заставить её съесть его.

Когда же девушка снова отказалась, то лицо старухи изменилось, а она сама, будто стала большего размера, продолжая наступать, вынуждая подходить всё ближе к краю утеса:

– Ты съешь его, негодница! Я заставлю тебя! И когда ты умрешь, я смогу вечность любоваться твоим трупом, Белоснежка!

Стоп! Белоснежка? Нет, вы это, что – серьезно? До чего же разыгралось её воображение.

Ну, почему? Так нечестно?! Сказки должны быть милыми и добрыми, а её пытаются убить…За что? Это явно какая-то ошибка!

У девушки оставалось два варианта: либо прыгнуть с утеса, либо применить то, чему учил их на тренировках Джон.

Обманное движение – и ведьма, не удержавшись на скользкой влажной траве, полетела вниз на камни вместе со своим яблоком. Девушка, обессилев, отползла подальше от края, судорожно переводя дыхание, пока не лишилась чувств.

Пришла в себя она уже в зале с зеркалами.

Парни принялись простукивать зеркала, но результат по-прежнему был отрицательным.

Потом одно из дальних зеркал зажглось слабым светом, и Маргарита бросилась к нему. В нем она увидела мужа.

Посреди ледяного интерьера Джон сидел с выражением отрешенности и безразличия. Его, обычно смуглое, лицо – было бледным, губы его – тоже были бледными, волосы и ресницы были покрыты инеем, а в глазах – пустота и холод, за которыми угадывались боль и одиночество.

Что должен был чувствовать сын южного народа с горячей кровью, когда его сердце, его душа и его совесть томятся в ледяных тисках равнодушия и апатии, словно скованные толстым слоем льда бурные воды, стремящиеся прорваться наружу?

– Браво, мой мальчик! – звонко рассмеялся женский голос, и раздался звук, будто кто-то захлопал в ладоши, – Далеко пойдешь! Ты идеально решил это уравнение на "всё равно". Из тебя выйдет достойный мой преемник, ты получишь в награду весь мир – и пару коньков в придачу.

– И Герду, – сухо бросил он ледяным голосом с металлическим оттенком.

– Что? Зачем тебе Герда? – в интонации второго голоса чувствовалось замешательство.

– И Герду...– упрямо повторил он без тени каких-либо эмоций в голосе, – Я к ней привык...

– Ах, ну, тогда – это совсем другое дело, – заключил голос с некоторым удовлетворением, – Привычка не вызывает чувств и эмоций – только покой. Покой и ясность морозного дня. Ни любви, ни тревог, ни привязанности. Привычку нельзя полюбить, привычку невозможно ненавидеть. Её не замечаешь. Будет тебе Герда. Я сама её приведу, – оставляя его в холоде и одиночестве.

– На свете быть, на свете быть удобнее двуличным,

А правда что? А правда – миф, пора забыть о ней.

Ты понял, Кей? Ты понял, Кей?

– Мне это безразлично.

– Ты понял правильно меня, ты молодец! О'кей.

– Иметь друзей, иметь друзей старо и неприлично,

– А что друзья? Друзья – ничто. Удобней без друзей.

Ты понял, Кей? Ты понял, Кей?

– Мне это безразлично.

– Ты понял правильно меня, ты молодец! О'кей.

– Когда-нибудь, когда-нибудь – и ум, и опыт личный

Тебе подскажут: надо быть и в чувствах холодней.

Ты понял, Кей? Ты понял, Кей?

– Мне это безразлично.

– Ты понял правильно меня, ты молодец! О'кей.

В.Коростылев

– Я не пущу тебя! – Марк с трудом оттащил от зеркала упирающуюся Маргариту,– Опомнись! Ты чуть жива вернулась и снова идешь туда?

– Но там Жан! Прости, Марк, но сейчас ты мне не указ, – девушка вырвалась из его рук, переводя полный боли взгляд с парня на отражение за стеклом, – Ты не остановишь меня.

– Не мешай ей, – неожиданно поддержала её азиатка, – Если бы на месте Джона была бы я, разве ты сидел бы тут и просто наблюдал? – и на это ему нечего было возразить, – Если кто и сможет его вернуть, то только она.

Маргарита шагнула в зеркало…

Однажды в старой Дании,

По сказочному адресу,

В одном старинном здании

Придумал сказку Андерсен.

И грустную, и дерзкую,

И острую, и нежную,

И взрослую, и детскую -

Про Королеву Снежную.

Принцесса на горошине,

Башмачники и мельники,

Все были огорошены,

Прочтя её немедленно.

И грустную, и дерзкую,

И острую, и нежную,

И взрослую, и детскую -

Про Королеву Снежную.

Прошли века над крышами,

И сказку все усвоили,

Её мы тоже слышали,

Но поняли по-своему.

И грустную, и дерзкую,

И острую, и нежную,

И взрослую, и детскую -

Про Королеву Снежную.

И взрослую, и детскую -

Про Королеву Снежную…

– Мы – за тобой! – друзья хотели последовать за ней, но их голоса только растворились далеким эхом, и Маргарита осталась снова в одиночестве.

За зеркалом оказался лес со скудной растительностью под хмурым серым небом, узкая дорога петляла межу холмов, поросших колючими кустарниками и крапивой, и уходила до сверкающего замка на заснеженной вершине горы. Жестокий холодный ветер толкал в спину, но – не помогал идти вперед, а всё время сбивал с ног, Маргарите то и дело приходилось подниматься с земли, отряхивая ладони и юбку и сбитые колени, ойкая от ожогов крапивой и царапаясь о колючки, но на третий-четвертый раз она уже просто перестала замечать боль и отвлекаться на неё.

И всё вокруг словно было пропитано ядом – не слышно было ни звука: ни зверя, ни птицы, и тишина вокруг стояла пугающе мертвая.

Кроме Маргариты, покинуть зеркальный зал не удалось ни кому – как они ни пытались, как ни старались колотить по зеркалам, ни одно из них не поддалось, даже слабо светившееся – то, в котором видели Джона, и то погасло. Им же оставалось только гадать о том, что происходило там – за стеклом…

И друзья всё безуспешно пытались пробиться к ней, продолжая колотить по зеркалам.

Только ступив в пространство зазеркалья, Маргарита ощутила пронизывающий холод. Те лохмотья, в которые превратилась её одежда, совершенно не спасали положения. Верхней одежды на ней не было, как и обуви. Девушка сообразила, что это, должно быть, сказка о Снежной Королеве. Тогда всё верно: если она – Герда, то башмачки она отдала реке, а шубку, шапочку и муфту забрала маленькая разбойница. Руки и ноги её были изодраны в кровь колючим терновником и пожжены злой крапивой. От боли и холода хотелось плакать, но слезам невозможно было пролиться, они застывали прямо на щеках. Она крепче сжала зубы и продолжила идти по ледяному полу, оставляя на нем красные следы своих ступней – мороз остужал раны, притупляя боль и облегчая состояние.

Остановилась Маргарита у огромных, в три человеческих роста, ледяных дверей. Дотянувшись до ручки, обхватив её обеими руками и повиснув всем телом, пока та не поддалась – и девушка оказалась в большом зале из ослепительно сверкавшего льда. Зрелище, поражающее воображение: колонны, оконные рамы, даже потолок и люстры были изо льда, всё сияло и переливалось, подобно наполненной доверху шкатулке с драгоценными камнями. Но это был холодный блеск, лишенный жизни.

И тут раздался звонкий смех, подобный перезвону тысячи хрустальных колокольчиков:

– Ну, надо же... А ты упрямая девчонка! Признаться – ты очень удивила меня, что смогла добраться сюда, – Маргарита вертела головой по сторонам, но рядом никого не оказалось…

А голос, тем не менее, продолжал вещать:

– Ты так хочешь видеть его? Ох, ну ты только посмотри на себя – в каком ты виде? Ты же женщина!– произнеся с укоризной, – Он так ждал тебя, а ты хочешь явиться перед ним вот так? Твои волосы ужасны. Твое платье всё грязное и изорвано. Да хоть взгляни на себя в зеркало – на кого ты похожа.

Инстинктивно одернув платье и заправив выбившиеся пряди за ухо, Маргарита потребовала:

– Я хочу увидеть его!

– Конечно, можешь пройти к нему, – милостиво согласился голос, – Ты пришла за ним, и я признаю свое поражение. Только приведи себя прежде в порядок, а то ещё он подумает, что я издевалась над тобой, но ведь это не так?

– Ой, ли! – Маргарита снова принялась осматриваться, даже изучив все люстры и потолок, но по-прежнему не понимала, откуда тот исходил.

Тут прямо перед ней, откуда ни возьмись, появилось отполированное до зеркального блеска, сплошь ледяное – большое зеркало, в котором она видела своё отражение: грязная нищенка в рубище с воспаленными глазами и обветренными губами – и только.

– Ну, посмотри, посмотри на себя – сущая оборванка, – продолжал, не унимаясь, голос.

– Ой, мамочки! – Маргарита закусила губу, с сожалением снова оглядев себя, – Господи, и правда – ужас, да и только, – принявшись рукавом оттирать грязь с лица.

– Ну, что? Я была не права?– хихикнул голос, – Возьми, хоть снегом лицо протри.

– Что это? – девушка отшатнулась от зеркала, когда вместо её отражения возникла другая – ослепительно белая и сияющая: от чистой бледной кожи и белоснежных волос до роскошного платья в пол с меховой накидкой.

– Не что, а кто, – рассмеялся голос, и белая девушка шагнула из зеркала, и от неё так и веяло ледяным холодом, от чего Маргарита снова ежилась, поправляя порванные рукава своего платья, – Всё вышло именно так, как я и планировала. Теперь можешь убираться, куда хочешь, а со мной пойдет Ледяная Герда. Пошла прочь!

– Т-ты, ты обманула меня! – пораженная девушка отступила, закрыв лицо руками, сдерживая подступившие слезы.

– Обмануть такую наивную дурочку, как ты, не составило особого труда, – заливался смехом голос, и чем дольше девушка слушала, тем он всё больше казался ей каким знакомым, словно подобное уже слышалось ей уже где-то, но механический оттенок всё время мешал распознать его, – Всегда нужно помнить, что в сказках всё может быть совсем не таким, как кажется.

– Я не оставлю его и ни куда без него я не уйду! – Маргарита топнула ножкой, сжала кулачки, и позвала, что было силы,– Жан!

Но ответом ей была тишина, а стоящая рядом леди в белом исчезла – лишь горстка снега осталась на том месте, где она стояла. Ей только показалось или она была так похожа на ту, которая назвалась Амандой, что так заинтересованно смотрела на Джона на вечере?

Голос равнодушно фыркнул:

– Можешь кричать пока не сорвешь голос, тебя всё равно никто не услышит. Он больше не хочет посадить меня на горячую печь, чтобы я растаяла, – и по помещению прошелся порыв ледяного ветра, заставивший девушку сжаться и зажмуриться, – Да он и не вспомнит тебя. Зачем ему оборванка-Герда, когда у него теперь есть блистательная новая Герда – идеальная и совершенная.

– Врешь ты всё! – не сдержалась Маргарита, и эхо разнесло её крик под высокими сводами, – Жан не такой! Он не купится на холодный фальшивый блеск!

Таинственный голос заходился от смеха, раздаваясь невесомым перезвоном, в то время, как Маргарита сильнее сжимала кулаки от досады и смущения.

– Какой Жан? Не знаю такого... Но, ты можешь спросить у Кая, если он захочет с тобой разговаривать, конечно. Иди и посмотри, как у тебя отнимают дорогого тебе человека, а ты не сможешь ничего предпринять.

– Это мы ещё посмотрим! – словно забыв об усталости и ранах, девушка кинулась искать его, минуя один зал за другим, пока не добралась до винтовой лестницы, уходящей на верхний этаж.

Что-то подсказывало ей, что искать следует именно там. Однако, поднявшись в комнату, она замерла, пораженная: её Джон и девица из зеркала сидели на ледяном полу подле стола с розами в вазе и парой резных стульев рядом – и всё это было сплошь изо льда, даже цветы – без аромата, хоть и походившие внешне на живые, поглощенные составлением ледяной мозаики из сверкающих кусочков льда.

– Ты кто? – Джон поднял голову от своего занятия, смотря взглядом, полным пустоты и отчужденности.

От неожиданности Маргарита хлопнула глазами и замотала головой, зажмурившись:

– Как это – кто? Это же я! – и слезы боли и обиды наворачивались на глаза, – Ты, что, действительно не помнишь меня? – неужели это тот же человек, чье пылкое сердце не могло оставаться равнодушными ко всему, что происходит вокруг, тот человек, чьи горячие губы и руки страстью и ласками возносили её к запредельным высотам блаженства?

– Уходи, ты нам мешаешь, – он даже голоса не повысил, всё такой же холодный тон, но Маргарита отшатнулась, как от пощечины, – У меня есть уже Герда.

Белая леди провела ладонью по его плечу, посылая Маргарите торжествующий взгляд:

– И я весьма рада этому обстоятельству, – и снова этот тон, механический, бездушный, словно бы записанный на пленку и воспроизводимый магнитофоном или проигрывателем, без эмоций, без индивидуальности. Она сказала, что рада? Да в её интонации не то, что радости, не было вообще ни каких чувств!

– Но, ведь она не настоящая! – Маргарита решительно приблизилась.

Белая леди так же монотонно продолжила, проведя пальцем по его щеке:

– Я абсолютно настоящая и в данных условиях подхожу ему более тебя, а ты – бесполезна.

Маргарита едва не задохнулась от возмущения, убрав её руку с его плеча:

– Ты – всего лишь моё отражение! Кукла! – она повернула его голову, так чтобы он мог лучше разглядеть это лицо: гладкое, белоснежное, лишенное чувств и эмоций, как у статуи из мертвого мрамора, – Бездушная кукла!

– Мне всё равно, – таким был его ответ, сказал, как отрезал, только ей было не всё равно, и сердце разрывалось от боли.

Маргарита схватила его за руку, вырывая из цепких холодных пальчиков, и подняла с пола

– Да, что же они тобой распоряжаются!

– Не трогай меня! – он тут же высвободил свою руку, принявшись растирать её, точно ему на самом деле было больно, – Ты делаешь мне больно! Больно...

Маргарита смотрела на Джона округлившимися от ужаса глазами:

– Тебе больно от простой человеческой теплоты? – она отказывалась верить своим ушам, в такое невозможно было поверить, – Что же они сделали с тобой?

– Мне больно... – повторил он, и только в этот раз в его интонации прозвучали хоть какие-то эмоции, хоть какое-то смятение чувств: значит, они всё-таки ещё остались у него, значит до него ещё есть шанс достучаться, – Это чувство нарушает мой покой...

Но тут снова вмешалась вторая – грациозно поднявшись и не менее грациозно подойдя к нему, она приложила свою холодную руку к тому месту, где до этого прикасалась ладонь Маргариты:

– Дай мне руку, – он вздрогнул, и глаза его расширились, – Теперь не больно? – в ответ он только кивнул головой:

– Теперь не больно, – тихо прошептал, с трудом выдохнув, точно что-то мешало ему свободно дышать,– Теперь хорошо.

– Один поцелуй – и станет совсем хорошо, – белая развернула его лицом к себе, дотронувшись губами до его губ, от чего лицо его снова стало застывшим, – Вот так – гораздо лучше, не правда ли? Больше не буду тебя целовать, а не то зацелую до смерти.

Позвольте, но это уже, право, слишком!

– Ну, всё! Хватит! – только Маргарита намерилась сделать шаг, белая снова встала у неё на пути:

– Отойди от него! – но она уже не вызывала страха, – Ты смущаешь его.

– И не подумаю! – Маргарита отодвинула её, беря мужа за руку, растирая и согревая своим дыханием его замерзшие пальцы, – Жан, Господи, ты весь холодный! Я готова отдать тебе всё своё тепло, – по её щекам текли слезы, от холода она перестала уже что-либо чувствовать, медленно сползая, не в силах даже удержаться за него обмороженными пальцами, – Я... не могу... Неужели всего моего огня не хватит, чтобы согреть тебя? Так не честно... Моих сил не хватает, я замерзаю... – она упала прямо на стол с цветами, и звон снова заставил Джона вздрогнуть.

Из руки, пораненной осколками, капли крови попали на единственный уцелевший цветок – и он прямо на глазах начал оживать, раскрыв алые лепестки и распространяя тонкий аромат.

– Роза? Настоящая живая роза? – Джон замотал головой, усиленно моргая, стараясь сбить с ресниц влагу слез, – Я вспомнил! – и перед глазами пронеслась вся его жизнь: вот он маленький идет за руку с отцом, вот они с Рафаэлем залезли на высокое персиковое дерево в саду, вот он прощается с близкими, собираясь на учебу, вот он радуется рождению Алишера, вот он встретил Маргариту, вот он стоит у могилы отца, и много чего ещё – всё это не приснилось ему, всё было с ним на самом деле. Это всё – его воспоминания, его жизнь, и ни кто не в силах отнять это у него. Семья, друзья... Маргарита!

И когда он бросился к ней, сбив один из стульев, у девушки не оставалось сил даже чтобы обхватить его руками за шею:

– Держись, родная, скоро мы будем дома.

Маргарита в ответ только слабо улыбнулась:

– Жан, ты вернулся!

– Только не рассчитывайте, что вы живыми покинете замок! – пугающий ледяной смех, и в зал ворвался северный ветер, кружа обломками стола и стула, разбивая ледяные стекла в окнах, осколками вонзавшиеся в спину Джона , оставляя на его одежде алые отметины.

– Ты, ты так любишь её, что согласен принять боль? – молчавшая до этого ледяная дева снова подала голос, с интересом и странной теплотой всматриваясь в его глаза, – Это и есть любовь? Когда тебе всё равно, что будет с тобой, но не всё равно, что будет с тем, кто дорог тебе? Хотела бы и я, чтобы меня кто-нибудь так же полюбил, – вместо ответа Джон слабо улыбнулся, – Тогда я хочу сделать что-нибудь для тебя, – она подошла и нежно коснулась его щеки, а на губах её была грустная улыбка, – Я бы хотела ещё раз поцеловать тебя, но это будет уже лишним. Уходи и будь с ней счастлив, – и не верилось в происходящее.

Ледяная дева развернулась, раскинув руки, сдерживая снежную бурю, давая им возможность спастись.

И тут раздался громоподобный обозленный возглас:

– Будь ты проклята, девка! Ты должна была повиноваться мне, но ты пошла против меня! – один, невероятной силы порыв, и Ледяная Герда рассыпалась на сотни сверкающих осколков, закружившись, медленно осевших на пол – вот и всё, что от неё осталось, – Ты предала меня, а я не прощаю предательства!

Обернувшись, Маргарита громко закричала, потом тихо прошептала:

– Жестоко, это было слишком жестоко... – и тут она нащупала что-то в кармане юбки...

Спичка! Единственная маленькая спичка!

Девушка как-то странно улыбнулась, остановившись, и щелкнула пальцами:

– Как легкомысленно было оставлять спичку той, кому подвластен огонь – сейчас здесь станет жарко, и твой замок исчезнет множеством ручейков с живительной водой, что будут питать землю, стекая с вершин, и ты больше не будешь замораживать человеческие сердца.

И когда спичка догорела, опекая державшие её пальцы, Маргарита открыла глаза и снова увидела зеркальный зал.

«Иногда думаешь: все кончено, точка, а на самом деле – это начало. Только другой главы.»

Илья Эренбург

Елисей, не унывая,

К ветру кинулся, взывая:

"Ветер, ветер! Ты могуч,

Ты гоняешь стаи туч,

Ты волнуешь сине море,

Всюду веешь на просторе,

Не боишься никого,

Кроме бога одного.

Аль откажешь мне в ответе?

Не видал ли где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених ее" – "Постой, -

Отвечает ветер буйный, -

Там за речкой тихоструйной

Есть высокая гора,

В ней глубокая нора;

В той норе, во тьме печальной,

Гроб качается хрустальный

На цепях между столбов.

Не видать ничьих следов

Вкруг того пустого места;

В том гробу твоя невеста".

Александр Пушкин «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях»

Только успели Джон вместе с Маргаритой появиться из зазеркалья, радости друзей, взволнованно бросившихся к ним и наперебой задававших вопросы, интересуясь их самочувствием, не было предела.

– Какое счастье, что вы вернулись! – а Джон с Маргаритой не меньше рады были снова видеть родные лица, и пусть не ясно до конца пока, что же произошло, и где они оказались, но они живы, они снова вместе, а значит – всё преодолимо, и это – самое главное.

Маргарита в это время аккуратно вынимала из его спины оставшиеся осколки, и только ощутив под своими ладонями обволакивающее тепло его тела, она наконец смогла успокоиться. Джон, казалось, не замечал дискомфорта от множественных царапин, багровевших на его спине, всё время смотря на неё, потом обводя взглядом остальных: он правда был рад видеть их целыми и относительно невредимыми, в особенности – свою родную сестру и своего сводного брата – вид у всех был изрядно потрепанный: изорванная, выпачканная, промокшая одежда, по всему телу – синяки и ссадины. Его и самого всё ещё знобило, и голова кружилась и болела.

– Как же я рада, что ты не забыл Солнца свет. Не забыл меня, – Маргарита крепче прижалась к нему.

– Разве можно забыть тебя? Ты – квинтэссенция всего, что мне дорого, всего, что я люблю в этом мире, всего, за что я люблю этот мир. Ты стала частью моей сути. И ты снова вернула мне самого себя. Я не скрываю, что ценю жизнь во всех её проявлениях: я люблю вкус хорошей еды и хорошего вина, женскую красоту и детский смех, звучание приятной музыки и неторопливой беседы, восхищаюсь талантами и природным даром настоящих мастеров человечества. Люблю, когда в доме шумно и много гостей. Следующих гостей, следующей женщины, как и следующей жизни – не будет, мы живем только раз, и этот раз нужно прожить как можно полнее и ярче. Лишившись способности чувствовать и переживать, я и сам точно перестал существовать, растворившись в холодной безучастности, и это убивало меня.

Мне в окошко заглянула Королева снежная. В сердце льдинкой мне кольнула, холодная и нежная. И теперь за мною выбор. Как мне быть и что сказать? То ли жить мне, как все люди, то ли белым снегом стать.

– Я ни кому не отдам твое сердце, – с пылом заверила мужа девушка, – я всегда буду хранить его.

Джон благодарно улыбнулся и поцеловал её в макушку:

– О! Тогда оно, несомненно – в самых надежных руках.

– Ну, вот, – маленькая японка Мей Сакурада торжествующе подняла указательный палец, широко улыбнувшись, – Я же говорила, что только она сумеет! Никогда нельзя недооценивать влюбленную женщину. Тех, кому суждено быть связанными алой нитью судьбы, не разлучить – никому и никогда, даже спустя пятьсот лет и множество перерождений: так говорит восточная мудрость, – и подарила Маргарите теплый взгляд своих карих глаз.

Марк коварно ухмыльнулся, хлопнув мужчину по плечу:

– Отлично! Слышал, Джон – через пять сотен лет я за всё отыграюсь, – он повел бровью, но тут же получил легкий подзатыльник и недовольно поморщился.

– Мечтай, красавчик! – шутливо пригрозил ему Джон, – Я уду ждать.

– Ай! Марго, скажи ему – он ударил меня, – Марк нарочито обиженно скривился, несоизмеримо полученному им незначительному щелчку по его затылку.

– Не ври, это был только легкий подзатыльник, – мужчина свел свои черные брови, с трудом сдерживая улыбку.

Последовавшим смехом они сняли нервное напряжение после пережитого.

– Очень жаль ту девушку, – подавленно обронила Маргарита.

– Это было страшно, – и Джон внезапно напрягся, ему стало резко не по себе, когда он вспомнил, что ледяная Герда так напомнила ему Аманду, которую он знал всего ничего, но что-то внутри упорно говорило, что её ждет трагедия, и он будет тому причиной, – Но... ей мы уже ни чем не поможем, а сейчас нам стоит позаботиться о себе... Где найти бы ответы на вопросы: где мы находимся и как сюда попали?

Как и все, он помнил только момент взрыва, и на этом внятные воспоминания обрывались, дальше – он будто наблюдал за всем происходящим со стороны, всё понимая, но, не имея возможности самостоятельно реагировать – ужасное состояние, надо признать.

А минуту спустя взгляды всех были уже устремлены к тому из зеркал, откуда появилась пара рыжеволосых родственников Маргариты.

Запах дыма ударил в нос, и Этьен открыл глаза – в окружающем полумраке видел он плохо, но находящуюся рядом сестру разглядеть смог – слава Богу, значит он успел-таки ухватить её за руку, когда раздался взрыв. Но, где же остальные? Есть ли здесь ещё кто-нибудь? И неплохо было бы узнать, где они, собственно. Растолкав девушку, он приложил палец к губам, призывая к тишине. Вместе они молча пытались осмотреться: вокруг было тесное, дурно пахнущее помещение, ограниченное тремя стенами и с четвертой стороны – небольшая дверца с зарешеченным проемом, сквозь который виден был очаг с дымящимся котлом среди обстановки, напоминавшей средневековую инсталляцию.

Послышался скрип половиц, и дверь отворила костлявая рука принадлежавшая страшной сгорбленной грязной старухе.

– Проснулись, голубчики! – то ли проскрипела, то ли прокряхтела она, – Давайте, пошевеливайтесь, цыплятки, бабушка проголодалась. Сегодня у бабушки будет отменное жаркое из молодого и сочного мяса.

– Это она нам? – шепотом робко поинтересовалась Эллен.

– Похоже, что так, – пожал плечами рыжий.

– Ну, так кто из вас будет первым? – слова эти заставили девушку нервно сглотнуть, и парень задвинул её за свою спину.

– Эм, простите, уважаемая, – парень театрально прокашлялся, чтобы придать сил голосу, – вы собираетесь нас, как бы это сказать – съесть?

– Верно, милок, – довольно крякнула старуха, – И бабушка очень голодна, потому – давайте, живо полезайте в котел!

– Видимо, нам придется смириться со своей судьбой, – сокрушенно заметил парень и незаметно подмигнул сестре, – Только простите нашу некомпетентность, уважаемая, нами ещё не пытались пообедать, так что мы совершенно не знаем, что нужно делать, – для большего эффекта, он состроил скорбную физиономию, всем своим видом выражая глубочайшее сожаление о своей неосведомленности в данном вопросе.

– А ты, милок, учеными словами-то не бросайся, я – простая ведьма, университетов не заканчивала, – ведьма сердито сплюнула, – Эх, молодежь пошла, ни чему вас не учат... Ладно, что с вас взять, показываю, – она проковыляла к очагу и подошла совсем близко к котлу, – Эх, будь я помоложе, сама бы вас кинула, да спину ломит уж давно. Давайте, перекидываете сначала одну ногу, потом другую – и ныряете одним махом, смерть мгновенной тогда будет, и мне мороки меньше.

Увлеченная пояснениями, она, видимо, совсем потеряла бдительность, не заперев за собой дверь. Или что – она реально думала, что перед ней пара маленьких детей, перепуганных до смерти, не в состоянии даже помыслить о побеге?

– Вот сама туда и отправляйся, ведьма! – когда она склонилась над котлом, проверяя температуру, парень подтолкнул её, и она свалилась прямиком в кипяток.

От страшного предсмертного вопля ведьмы едва не заложило уши – совсем не тот шелестящий шепот, которым она говорила до этого.

– Всё кончено? Ведьмы больше нет? – сестра подала Этьену тяжелую крышку, и для верности они накрыли ею котел, чтобы та уже точно не смогла выбраться.

– Нам нужно уходить отсюда – мало ли кто ещё может тут оказаться, – убегая, они зацепили кочергу, которая, в свою очередь, подцепила уголек из очага, и дом всполыхнул – на поверку он оказался вовсе не пряничным, а очень даже деревянным.

Горящая балка упала прямо перед их ногами, от чего рыжеволосая девушка испуганно вскрикнула, а потом их окутала темнота и тишина – и открыли глаза они уже на полу зеркального зала, в окружении знакомых лиц.

Марго ещё долго терла глаза, не в силах сдержать слез облегчения.

– Ну, что с тобой такое, малышка? – Этьен дурашливо потрепал её челку – совсем, как в детстве, и это пробудило приятные и теплые, дорогие сердцу воспоминания.