Текст книги "Заговор по-венециански"
Автор книги: Джон Трейс
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)
Глава 53
Отель «Ротолетти», Венеция
Священники во многом похожи на полицейских.
Всегда копаются в мелочах. Подмечают малейшие изменения в голосе. Неуверенность. Уклончивость при ответах. В общем, все, что помогает выяснить правду.
И хотя Тома и Ларса Бэйла разделяют тысячи миль, Том заметил много деталей, особенно то, что Бэйл говорить стал иначе. Голос его звучит гортанно, будто в утробе у него засел дикий зверь.
Еще деталь – речь Бэйла не похожа на речь смертника. Она звучит совершенно спокойно. Непонятна последняя фраза Бэйла. И Том переспрашивает:
– Ларс, что значит «гадал, кого Бог пошлет выполнять грязную работу»?
Бэйл хихикает, словно отмочил шутку, понятную лишь ему и Тому.
– Ты избран, Том. Как и я. Ты знаешь: все завязано на мне, потому и звонишь. Все, что случится дальше, случится из-за меня.
Ну загнул, эгоист. Как хочешь, так и понимай.
– О чем ты? – спрашивает Том. – Я так и не понял.
– А я думаю, понял. Ты сейчас в Венеции, гоняешься за призраками. Призраками из лагуны, духами из ризницы. – Бэйл смеется еще громче.
Как он узнал?! Может, начальник тюрьмы проболтался? Или на дисплее определителя виден код страны и города, откуда звонят? Должно же быть рациональное объяснение. Любое – кроме того, которое кажется очевидным.
– Нашим путям суждено было пересечься, Том. Судьба предопределила это еще за несколько веков до беспорочного зачатого младенца Христа.
Времени отвечать на богохульство нет, и Том спрашивает по делу:
– У тебя, помнится, много татуировок. И среди прочих есть одна, в виде слезинки под левым глазом?
Бэйл вопроса как будто не слышит.
– Скажи, отче, ты поминал Бога, когда впервые трахнул ее? Взывал к Иисусу, когда засаживал свой толстый батон мяса между ног милой Тине?
Тома передергивает. Как? Как он узнал ее имя?! Ах да, была же статья в газете, сенсационный выпуск которой, наверное, прошелся по камерам Сан-Квентин. Или, что хуже, история попала в другие издания.
– Ларс, я задал вопрос: у тебя под левым глазом есть татуировка-слеза?
– Сам знаешь, что есть, – чуть не смеясь, отвечает Бэйл. – А теперь ты скажи: что удержало твою эрекцию, когда ты вынул святой католический хер из влажной пещерки? Мысли о Боге? Или о плоти Тины и собственном кайфе?
Том не поддается.
– Татуировка-слеза – это знак банды? Твои люди имели такую же метку?
Однако убийца вновь не слышит вопроса. Отвязным тоном, полушепотом спрашивает:
– Что ты кричал, когда кончил, отец Том? Когда в безумном порыве страсти излил в Тину годы воздержания? Ты помянул Господа Бога твоего всуе?
В памяти всплывают образы: губы Тины, груди, идеальная кожа… Том гонит их от себя.
– Ты там что, воспоминания оживляешь, Том? Да, так и есть. – С поддельной страстью в голосе Бэйл дразнит Тома: – О боже! Господи Иисусе, я кончаю! Аллилуйя!
И хохочет над собственной шуткой.
– Отвечай! – резко велит Том. – Что значит татуировка-слеза?
Проглотив последний смешок, Ларс говорит низким тягучим голосом, слова текут, будто гудрон вперемешку с песком.
– Это не слеза, дурак. Ты что, моих картин не видел? Как ты мог не обратить внимания на мое искусство! Какой же ты, на хер, слепой!
Том напряженно начинает вспоминать, копаться в пыльных архивах мозга, перебирая образы десятилетней давности. Один за другим перед мысленным взором мелькают «кадры»: камера Бэйла, решетка, серые простыни, привинченная к полу койка, ни одной семейной фотографии, запах свежих масляных красок, ряды холстов у железной параши… И все.
– Ты дурак, отец Том. Все вы, церковные и полицейские крысы мира, круглые дураки. – На этом Бэйл роняет трубку. Она раскачивается на проводе в металлической оплетке, и пока Тиффани с Хэтчером приближаются, маньяк кричит в нее: – Увидимся в аду, отец Том! Там с тобой, кретином, и встретимся!
Capitolo LII
Мост Риальто, Венеция 1778 год
Танина с Томмазо пробиваются сквозь утреннюю толпу. Монах тщится рассказать девушке о своей сестре, но та, сразу видно, не слушает. Ее ум только и занимают, что мысли об ищейках инквизитора. И Танина ведет Томмазо не к себе домой, а к подруге, живущей у рио-Тера-Сан-Вио.
Двери открывает Джузеппе, дворецкий Лидии. Оставив Танину с монахом в гостиной, он идет известить о посетителях госпожу. Томмазо, уперев локти в колени, роняет голову на руки. Такая смута началась в его жизни!
Появляется хозяйка. Ей страшно любопытна причина столь неожиданного визита. Явилась подруга да в компании перепуганного монаха.
– Танина, вот не ждала тебя в гости! Думала, ты работаешь.
– Я и работала, – встает Танина и берет подругу за руки. – Отойдем на пару слов? – Обернувшись к монаху, Танина просит прощения: – Scusi.
Томмазо кивает и остается терпеливо ждать. Он до сих пор не уверен, честна ли с ним Танина. Может быть, лжет и в краже повинны все трое, а может, и правду говорит: Эрманно вполне мог провести ночь с ней. Тогда в обитель проник Эфран… Голова сейчас лопнет! Что, если Томмазо не прав и невиновны все трое? И он совершает такую ошибку!
Открываются двойные двери.
Выходит Танина и просит:
– Прошу, идемте.
Томмазо проходит в огромный салон, где пол выложен плитками кремового мрамора в красную прожилку. В плитках отражается свет двух роскошных люстр венецианского стекла.
– Лидия, это брат Томмазо.
– Больше не брат. Несколько часов назад я оставил обитель, – вымученно улыбается бывший монах. – Теперь я просто Томмазо.
– Не такой уж вы и простой, – с огоньком в глазах говорит Лидия. – Присаживайтесь. Танина сказала, вам нужна помощь.
Томмазо испепеляюще смотрит на Танину, и девушка тут же спешит оправдаться:
– Лидия – моя ближайшая подруга. Я доверяю ей и все рассказала. Вы же говорите, опасность грозит нам всем.
– Да, нам всем.
– У меня остались кое-какие платья от старых любовников, – говорит Лидия, на глазок оценивая телосложение Томмазо. – Думаю, вам будет впору. – В глазах ее снова загорается огонек. – В мирском платье вы станете не так заметны.
Только сейчас Томмазо понимает: он в жизни ничего, кроме рясы, и не носил. При одной мысли, что придется сменить ее на мирское платье, становится не по себе.
– Премного благодарен за щедрость, – отвечает Томмазо.
Танина меж тем встает и собирается уходить.
– Пока вы переоблачаетесь, – говорит она, – я схожу за Эрманно и Эфраном.
По глазам Томмазо Танина видит, что юношам монах не доверяет. Тогда она обращается к Лидии:
– Да, у тебя оставаться мы не можем, знаю. Уйдем сразу же, как только сообразим, что делать.
Лидия отмахивается.
– Не беспокойся. У меня множество друзей на высоких постах. Ищейки инквизитора не явятся ко мне на порог. – Обернувшись к Томмазо, она приглашающе подмигивает. – Теперь ступай и оставь меня наедине с этим девственным юношей и его срочными нуждами.
Глава 54
Отель «Ротолетти», Венеция
Вечер осветил окно дешевого номера грязноватым светом, который окутывает собой поглощенного мыслями Тома.
Ночи страсти, проведенные с Тиной в роскошном отеле, кажется, прошли в другой вселенной. Впрочем, не о них думает Том.
«Это не слеза…»
Слова Бэйла не идут из головы. Что же значит татуировка под глазом у него и у Меры Тэль? Головастик? Запятая? Улитка?
Том водит карандашом по бумаге, повторяя узор. Орешек не колется.
Звонит телефон.
– Том Шэман, слушаю.
– Том, это Валентина. Простите, что так поздно.
– Ничего-ничего. Как вы? – Он убирает рисунок в сторону.
Задан вроде обычный вопрос, но Валентина понимает, сколь большой смысл в него вложен.
– Замечательно, – отвечает она. – Я в офисе, по уши в работе, так что не беспокойтесь. Больше вас не потревожу, пьяной к вам не приду.
– О, да забудьте вы. Зачем еще нужны друзья?
Валентина неловко смеется.
– Вито просит вас прийти завтра на совещание и рассказать, что еще нового вы нашли. В половине одиннадцатого устроит?
– Конечно. Я и сам хотел позвонить, напроситься на встречу: есть новая информация, и кое-что, думаю, вам покажется интересным.
Дверь в кабинет Валентины открывается, и внутрь просовывает голову помощник.
– Одну минуту, Том, – извиняется Валентина и, накрыв микрофон ладонью, спрашивает у помощника: – Да, в чем дело?
– Майор Карвальо просит зайти к нему. Как можно скорее.
– Спасибо, я сейчас, – обещает Валентина и возвращается к разговору с Томом: – Простите, надо идти. Шеф зовет.
– Понимаю. И пока вы не ушли, я должен кое-что сказать. Есть такой человек, Ларс Бэйл. Он сидит в камере смертника в тюрьме Сан-Квентин, а когда-то был лидером культа. Его члены убили туристов и кровь размазали по…
– Том, расскажете завтра, – обрывает его Валентина. – Мне пора.
– Ладно, – не без раздражения отвечает Том. – Только есть важная деталь: у него под левым глазом татуировка-слеза, совсем как у Меры Тэль. Если взглянете на его тюремный снимок, то…
– Том, мне и правда надо идти. Лейтенант не заставляет майора ждать. Простите.
– Валентина! – кричит Том, а в ответ – гудки.
С силой опустив мобильник на стол, он понимает: надо было заинтриговать Валентину, поделиться подозрениями. Встав из-за стола, Том расхаживает по комнате. Бросает взгляд на рисунки… и тут в голове что-то щелкает. Вверх ногами слезинка вовсе не кажется слезинкой.
Это шестерка.
Вот о чем твердил Бэйл.
Или же Том хватается за соломинку? Выдает желаемое за действительное и потому видит в рисунке число зверя?
Надев куртку, он спешит прочь из номера. Надо доложить об открытии Вито и Валентине. И пусть Том не прав, любая догадка важна. Высказать ее лучше рано, чем поздно.
На ходу Том прикидывает, не знакомы ли Бэйл и Тэль. Оба американцы, но Тэль моложе Бэйла. Впрочем, в Венеции американцев полно, так что гражданство может быть совпадением.
Как насчет татуировки? Может, слезинка – столь же распространенный знак, как пацифик или смайлик? Или она – метка современных сатанистов? Что, если у Тэль где-нибудь под одеждой есть еще две шестерки? В Лос-Анджелесе Том навидался культистов и знает, сколько смысла вкладывают они в татуировки, желая показать преданность вере.
Том идет на восток, вниз по мосту Трепонте, затем на северо-восток по Фондамента-дель-Джафаро, пока не находит узкие боковые улочки, по которым можно скорее добраться до штаб-квартиры карабинеров на северной стороне моста Риальто. Том почти дошел до Кампо-деи-Фрари, и тут навстречу выходит мужчина в красной футболке и черных джинсах. Незнакомец улыбается, как будто они с Томом знакомы. Поднимает руку, словно хочет проверить время по наручным часам…
В лицо ударяет струя жидкости. Глаза жжет. Да это же перцовый спрей!
Выставив руки в стороны, Том пытается сориентироваться.
Укол в шею. Снотворное…
Покачиваясь, Том чувствует, как по телу разливается слабость. Накатывает дурнота, и он падает, словно подрубленный.
Глава 55
Рядом болтают по-итальянски. Тома переворачивают на спину. Глаза горят. В лицо снова брызжет, но не перцовка. Это вода из лагуны. Значит, Тома везут куда-то на лодке.
– Attenzione! [45]45
Внимание! (ит.)
[Закрыть]– кричит кто-то.
Том очнулся, и похитители это поняли. Он не успевает закрыть глаза и притвориться, что сознание еще не вернулось, как в лицо вновь бьет струя из баллончика. Однако боль не успевает нанести удар – в шею вонзается игла второго шприца, и снотворное входит в поток крови. Конечности превращаются в желе, и Том опять проваливается в тошнотворное море черноты.
Так он и лежит, пока его не выносят из лодки.
Первым делом Том замечает, что воздух стал иной: не свежий, холодный. Отдает плесенью.
Тома занесли в какое-то помещение.
Вокруг отчетливо слышна итальянская речь. Он не видит своих похитителей, но чувствует тепло от их тел. Стоят, поди, и смотрят на него сверху вниз. И говорят тоже о нем.
Руки-ноги связаны, причем крепко. Кто бы ни вязал узлы, он постарался на славу. Возвращается чувствительность, и глаза начинает жечь.
«Ну я и влип!» – думает Том.
Глава 56
Вито Карвальо не встает из-за стола, пока над городом не восходит солнце нового утра.
Офис Вито на верхнем этаже. Майор стоит у окна и курит, выдыхая дым, который плывет в воздухе над домами и каналами. Вито почти не спал в эту ночь. Надо ведь сообщить Валентине, что ее работа в группе окончена. По уму, отстранить ее надо было в самом начале, как только погиб Антонио. Ей так и не выпало времени оправиться, пережить горе.
Докурив сигарету, Вито отворачивается от окна. Сомнения не проходят: работа – все, что есть у Валентины. Именно труд сейчас не дает ей расклеиться. Однако прокол с отпечатками пальцев говорит не в пользу Валентины. Покачав головой, Вито решает: ошибок допускать больше нельзя. Первым делом расследование, а уж потом – личные мотивы подчиненных.
Присев за стол, майор просматривает отчеты за ночь, поступившие от лидеров подгрупп. Постепенно в зале начинают собираться офицеры. Скоро придет и сама Валентина. Как она отреагирует? Что скажет?
В этот момент поступает вызов, и Вито отправляет людей на свежее место преступления – в Золотую церковь, как ее называют местные.
Многие люди охотно посмотрели бы на собор Сан-Марко, когда в нем нет туристов.
Но не сегодня.
Никто не любуется сверкающей золотом мозаикой на потолке. Никто не замечает деталей византийской архитектуры и куполов. По выложенным в геометрическом рисунке плитам пола ходят исключительно полицейские. Взгляды их обращены совсем не на святое.
На задней скамье сидит главный куратор Джованни Бассетти, лицо его серо, как пепел. Ответственный не только за реставрацию базилики, но и за охрану, он не справился с обязанностями. История не запомнит его стараний, вложенных в знаменитую колокольню и прекрасную четверку лошадей триумфальной квадриги. В истории он останется смотрителем, в чью смену произошло такое вот злодеяние.
Вито Карвальо идет мимо куратора по проходу – навстречу знакомой фигуре Рокко Бальдони. Где-то в стороне работает фотограф, и щелчки от затвора камеры эхом разносятся по собору. Вито приближается к пресвитерии; ему не по себе находиться в освященном месте, отведенном для богослужений, но куда теперь доступ открыт исключительно полицейским. Здесь покоятся мощи святого Марка, выкраденные из Александрии в девятом веке венецианскими купцами. И здесь же осквернили святыню: на золотом покрове намалевали кровью тот же символ (шесть дюймов в высоту и семь в ширину), что и в церкви Спасения, а под ним – шестерку.
Глядя на чудовищную картину, Вито качает головой.
Прибыла Валентина. Она отправляет людей на поиски свидетелей. Затем, перекрестившись и преклонив колени, присоединяется к Вито у заградительной ленты.
– Это оно? – спрашивает лейтенант. – Больше ничего не видно?
Вито вспоминает, что прямо сейчас он у себя в офисе должен был отстранить Валентину от дела.
– Большего мы пока не обнаружили, – отвечает он, решив повременить с отстранением. – Печени нет, если ты про это.
Забыв о Валентине, Вито наклоняется, чтобы получше разглядеть кровавую шестерку. Потом спрашивает у эксперта:
– Знак нанесен кистью?
Темноволосая девушка в перчатках и форменном костюме, не вставая с колен, отвечает:
– Да, в одном из мазков мы нашли волоски. – Головой указывает на следы «Люминола». – И да, это кровь, не краска.
Отойдя в сторонку, Вито подводит небольшой итог:
– Значит, наш убийца собрал кровь жертвы в некий сосуд и с ее помощью осквернил религиозное сердце Венеции, нанеся на него богохульный знак. Но что жертва? Жива она или нет? – Вито поднимает взгляд к потолку, словно ожидая ответа с небес. – Известна ли жертва нам или ее только предстоит найти?
Подходит Рокко.
– Звонили из диспетчерской. Пресса разнюхала, будто в церкви случилось нечто. Что будем делать?
– Нельзя, чтобы люди узнали об этом вандализме, – гневно отвечает Вито. – Нельзя, чтобы новость о нем просочилась в прессу. Не отвечать журналистам, не показывать фотографий. Ни капли информации не должно до них дойти, понимаешь?
– Поздно, – сообщает Рокко. – Куратор говорит, до нас здесь побывал прихожанин. Его даже выгонять пришлось.
– Есть следы взлома? – спрашивает майор, усилием воли сдержав матерное ругательство.
– Не найдено, – говорит Валентина. – Мои уже проверяют.
Оглядевшись, Вито замечает в дальнем углу металлические леса, ведра штукатурки, мастерки и доски.
– Наш вандал сюда не вламывался. Он переоделся строителем и остался после окончания смены.
Вито спускается с пьедестала, на котором установлен алтарь, и думает. Отсутствие печени несет какое-то значение. Оно-то и тревожит.
– Преступник должен был еще и выйти, – говорит Рокко, следуя за майором. – А это посложнее, чем войти. На выходе больше шансов быть замеченным.
– Так ищите свидетелей, – взрывается Вито. – Что толку обсуждать очевидное!
Валентина задерживается ненадолго, разглядывая шестерку.
– Мы уже допрашиваем рабочих, вдруг кто-то из их смены ушел раньше времени, – говорит лейтенант. – И еще туристов: кто-то мог заснять преступника. Правда, сами знаете, за туристами бегать – задача та еще.
Вито вдруг хватается за голову и закрывает глаза.
– Боже, – стонет он. – Боже милостивый, хоть бы я ошибся!
Валентина с Рокко озадаченно переглядываются, и Вито решает поделиться тревожными мыслями:
– Печени нет, потому что жертва еще жива. Но скоро, я уверен, и ее убьют.
Все трое молча пытаются поставить себя на место преступника, пытаются думать как он, сообразить, какова конечная цель игры. Вито указывает на шестерку под символом.
– К чему это? Что, по-вашему, значит число «шесть»?
– Может, это номер? – вслух думает Валентина. – Может, убийца ведет обратный отсчет?
– Может быть. Тогда в чем считает? В часах? Днях? Неделях?
Вито разворачивается к Валентине и прямо в лицо говорит:
– Найди-ка своего бывшего священника. Быстро. И узнай, вдруг ему известно, за каким дьяволом здесь шестерка?
Capitolo LIII
Канал Рио-Тера-Сан-Вио, Венеция 1778 год
Теперь Томмазо видит, отчего Танина так полно доверяет Лидии. Подруга умеет выслушать человека, не перебивая и не уводя разговор в нужное ей самой русло. И сейчас она терпеливо слушает рассказ бывшего монаха о том, как его и сестру разделили в детстве, как он узнал об этом лишь недавно и как надеется отыскать последнюю родственницу. И отыскать быстро.
– В монастыри не обращались? – спрашивает Лидия. – У сестер должны остаться записи. Можно спросить список девочек-сирот нужного возраста.
Томмазо идея не вдохновляет.
– Я думал об этом, покидая обитель, но времени нет. К тому же стоит мне ступить на порог любого монастыря, как о том прознают и аббат, и люди инквизитора.
– Думаю, вы правы, – согласно кивает Лидия. Затем, одарив Томмазо веселой улыбкой, говорит: – Через несколько дней я отправлю своего человека, и он для вас проведет тщательный поиск. Монастырей, куда могли пристроить вашу сестру, не так уж много. Работа будет не тяжелой.
Томмазо осыпает Лидию благодарностями, но в этот момент возвращается Танина в компании Эрманно и Эфрана.
– Ты что такое обо мне наговорил?! – негодует Эрманно и направляется прямиком к Томмазо. – Дурачина ты этакий!
Дорогу ему заступает Эфран.
– Эрманно, ты сам прекрасно знаешь, что он о нас наговорил. – Слегка толкнув приятеля в грудь, Эфран ждет, пока тот успокоится, и обращается к Томмазо: – Синьор, мы не попрошайки и не грабители. Мы лишь хотели заключить с вами сделку. Взаимовыгодную.
Он обращает очень выразительный взгляд на Эрманно.
– Ни я, ни мой друг не знаем ничего о краже вашего сокровища. И нам оскорбительно слышать подобные обвинения в свой адрес.
Лидия поднимается на ноги.
– Прошу простить меня, – говорит она, – но я отойду, отдам кое-какие распоряжения. Вас накормят. – Потом она обращается к Танине: – Боюсь, вам еще долго не придется есть приличную пищу.
Эрманно ждет, пока хозяйка уйдет, закрыв за собой двери с медными ручками, и тут же взрывается:
– Да ты знаешь, что стража с нами сделает! Разве ты не слышал о Сиротском канале, куда они сбрасывают тела тех, кого казнили у себя в подземельях?
Томмазо опускает голову. Как ответить на вызов? Прошло всего несколько часов нового дня, а он успел лишиться наследства, нарушить клятву и остаться без дома.
Видя, что Томмазо напуган, Танина присаживается рядом с ним и ободряюще касается руки.
– Брат, уверена, мы все уладим. Хотя, должна признать, дела наши выглядят плачевно.
Томмазо поднимает взгляд на двоих мужчин.
– Вы и правда ничего не знаете о краже? Клянетесь?
– Абсолютно ничего не знаю, – мотает головой Эрманно. – Мы с другом клянемся, что твоего наследства не брали.
– Кто же тогда? – спрашивает Танина. – Кто мог украсть табличку?
Трое друзей переглядываются. Сразу видно, они в замешательстве.
– Кому еще вы говорили о табличке? – спрашивает Томмазо. – Такова природа человека, что он не может не поделиться знанием. Кому же?
Эрманно беспокойно отвечает:
– Я говорил домашним. Но моей сестренке еще и девяти нет, а отец, – он смотрит на Томмазо, – торгует предметами старины в гетто. Он никак не вор.
– Уверен, что не вор. Однако среди тех, с кем он беседовал о табличке, мог оказаться мошенник.
Тяжело вздохнув, Эфран говорит Эрманно:
– Я сказал одному тебе. Больше никому.
Все взгляды обращаются к Танине.
– Я рассказала Лидии, а она уж точно не воровка. Еще мы с Эрманно беседовали о табличке. По правде, в последнее время мы только о ней и говорили.
Нахмурив густые брови, Эрманно спрашивает:
– Это ты к чему?
– Ни к чему, – устало отвечает Танина. – Просто ты помешался на этой штуковине.
– Хочешь сказать, я мог украсть ее?
– Ничего подобного! Я знаю, что ты не мог украсть ее, потому что в ту ночь был со мной. Хотя лучше, если бы ты меньше копался в истории проклятой вещицы и больше внимания уделял мне.
В этот момент открываются двери и в комнату легкой походкой возвращается Лидия.
– Стол накрыт, и скоро подадут обед. Я послала слугу в дом к моему другу, у которого вы спрячетесь и будете в безопасности.
– Спасибо, – благодарит ее Танина. – Мы так признательны тебе за гостеприимство и подмогу.
– Не глупи! – отмахивается Лидия, широко улыбаясь. – Все это так возбуждает. Настоящее приключение! – Ухватив Танину и Томмазо за руки, она ведет их в обеденную залу. – Идемте же, идемте. Выпьем вина и постараемся развеселить вас.