Текст книги "Заговор по-венециански"

Автор книги: Джон Трейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Capitolo XXIV

Атманта

Наступил момент, которого так боялся Тевкр.

Сейчас снимут повязки.

И он узнает, вернулось ли зрение.

В хижине у лекаря собрались Тетия и родители. Их лица напряжены.

Рядом с ложем Тевкра, на маленьком деревянном табурете сидит посланник Песны, Ларс.

– Магистрат прислал меня сказать, что храм закончен. Мой господин перевел рабов из шахт на строительство, и, пока солнце и луна сменяли друг друга, они работали не покладая рук, дабы управиться вовремя. Залы поклонения сверкают как золото и ждут твоего благословения.

Сомнительно, чтобы Песна переправил на строительство храма нужное число рабов. Скорее всего, крепость постройки оставляет желать лучшего.

– Боги будут довольны, – с едкостью в голосе подмечает Тевкр.

Ларс хватает его за руку.

– Не шути со мной, нетсвис. Видел бы ты, кто перед тобой, тогда не вздумал бы дерзить.

Венси уже хочет вмешаться, но Тевкр, предвидя шаг отца, просит:

– Отец, не надо. Мне ничто не угрожает. – Кладет руку на клешню Ларса. – Незнакомец, мне не нужны глаза, чтобы видеть, каков ты из себя. Ты принуждаешь людей к делу силой, пытаешь непокорных. Тебя переполняют в равной мере гордыня и обида. Если не хочешь проклятия богов на свою голову, отпусти меня.

Ларс разжимает пальцы, но боль в руке еще держится. Подходит Латурза.

– Ложись, прошу тебя, – говорит он и направляет Тевкра руками. – Тетия, закрой окно. Зрачков не должен касаться яркий свет.

Прикрыв грубые, искривившиеся от времени ставни, Тетия запирает их на щеколду, потому что иначе они открываются сами собой. Слышно, как Латурза зажигает свечу и ставит ее рядом с ложем.

– Тевкр, – просит он, – не открывай глаза, пока не скажу.

Тетия протискивается ближе к супругу и берет его за руку. Тевкр в ответ стискивает ее пальцы, когда лекарь начинает снимать повязку. Ткань прилипла к потной коже и оставляет следы-морщинки на розовых веках. Латурза омывает их смоченной в воде овечьей шерстью и, промокая Тевкру лицо, молится:

– Заклинаю Туран, великую богиню любви, здоровья и плодородия, благословить Тевкра в сей час нужды. Заклинаю всех великих богов – известных и досель не названных – явить милость и любовь, вернуть Тевкру зрение.

Он целует себе кончики пальцев, которыми затем прикасается к векам жреца.

– Можешь поднять веки.

Впрочем, Тевкр не торопится открывать глаза.

– Благодарю тебя, Латурза, – говорит он. – Прежде чем я испытаю свои глаза, мне надо кое-что сказать. И пусть все присутствующие станут свидетелями моих слов. Говорить буду не как человек, но как нетсвис. Во тьме мне открылось гораздо больше, чем за все годы, проведенные при свете.

Венси кладет руку ему на плечо.

– Сын, побереги себя.

– Этрурия в опасности. Она с каждым часом богатеет, но грядет великая потеря, которую не в силах предотвратить даже боги.

Венси наклоняется и шепчет сыну на ухо:

– Довольно, Тевкр. Такие вещи не стоит говорить в присутствии незнакомцев.

Тевкр поднимает руку, призывая отца к молчанию.

– Я узрел демона, который алчет Атманты. Это божество обладает такой силой, что Аита и его духи бегут от него прочь, аки напуганные дети.

– Довольно! – Венси оборачивается к Ларсу. – Мой сын еще не оправился. Травы целителя одурманили его.

– Мой разум чист, отец, – возражает Тевкр и открывает глаза.

В молчании все наклоняются к нему. Тетия уже все поняла. Как и мать Тевкра.

– Вы все молчите, а значит, поняли: я не вижу. И не прозрею никогда.

Латурза подносит свечу поближе к лицу авгура, и тот вздрагивает:

– Латурза, прошу, убери свечу, не то подпалишь меня. Я, может, и не вижу ее света, но жар-то чувствую!

Лекарь отступает.

Тевкр делает призывный жест рукой.

– Ну, незнакомец – тот, что умеет больно стиснуть руку, – я знаю, ты прибыл не просто как гонец. Помоги мне встать и отвези к магистрату Песне, чтобы я мог с ним потолковать. Есть срочный разговор.

Глава 29

Венеция

Мария Карвальо, сорокадвухлетняя жена майора карабинеров, уже спит, когда муж наконец возвращается домой. Сестра помогла ей улечься в постель.

У Марии множественный склероз. Страшный диагноз ей поставили одиннадцать лет назад, утром среды: доктор объяснил, почему дрожат руки, нарушена координация и мутится в глазах.

Из-за болезни жены Вито и оставил работу в Милане.

Успешному специалисту убойного отдела предложили повышение, но он отказался, предпочтя задворки Венеции. Марии настоящую причину переезда не назвал, сказав, что в кадрах сокращения перестановки и ему просто не повезло. А на новом месте можно все начать сначала.

Работа и Мария – две важнейшие вещи в жизни Вито, однако работа стоит совсем не на первом месте. И он ни секунды не сожалеет, что покинул Милан.

А сегодня Вито чувствует себя старой развалиной.

Изувеченный труп пятнадцатилетней девушки.

Убийца на свободе.

Вито и без того тяжело, но гибель коллеги, которого он лично наставлял и считал сыном… Нет, это уж слишком.

Он открывает сервант в дешевой стенке из тикового дерева, оставшейся от предыдущих хозяев квартиры, и достает бутылку бренди и бокал. Вот его друзья на сегодняшний вечер. С ними он давненько знаком.

Вито делает большой глоток веккьо семьдесят шестого года. Смакует огненный напиток и проглатывает, обжигая желудок, будто лавой.

Квартира небольшая. В зале тихо, и печаль как будто усиливает каждый звук. Громко тикают часы на каминной полке. От того, как мелко ворочается в постели Мария, доски пола стонут и скрипят. Когда Вито глотает, слышится, будто вода уходит в воронку.

Отставив бокал в сторону, Вито упирает взгляд в потолок. Пытается не вспоминать лиц родителей Антонио в момент, когда он сообщил им трагическую новость. Пытается забыть, как Валентина крепилась и старалась быть храброй в присутствии шефа.

Постепенно алкоголь берет свое, и Вито расслабляется. Он бы так и уснул, прикорнув за столом, если бы не звонок на сотовый.

Вито как можно скорее отвечает, чтобы трель мобильника не разбудила Марию.

– Pronto. [25]25
  Алло (ит.).


[Закрыть]

Звонит Нунчио ди Альберто, молодой офицер, который сегодня дежурит в ночную смену в диспетчерской. Выслушав новости, Вито моментально трезвеет.

Час от часу не легче.

– Уверен? Не ошибся? – переспрашивает Вито дежурного.

Нунчио заверяет майора, что ошибки быть не может.

– Я несколько раз звонил лейтенанту Морасси, но она не берет трубку.

– Больше не тревожь ее. Утром введем в курс дела.

Вито смотрит на часы. Полночь. Рабочий день, который, по идее, закончился, лишь только начинается.

Capitolo XXV

Дом магистрата, Атманта

Гигантская карта, которую Песна разложил на полу, нарисована на полотне. Магистрат, как и многие этруски, любит намеренно выделять отличия от традиций греческих: это у греков письма излагаются на папирусе, а потом хранятся в свитках. Он же, Песна, и прочие нобили Этрурии предпочитают складывать готовые тексты. Этруски даже пишут справа налево, не то что греки. И Песна уверен: к концу его жизни ни один грек не сумеет прочесть этрусский текст.

По одну руку от Песны расположился Кэл – свежий, отдохнувший и расслабленный после ванны и соития с иноземными наложницами. По другую руку от магистрата стоит Кави – напряженный и сосредоточенный.

Купец проводит пальцем по карте, показывая обширные пустынные земли к востоку от Атманты, проходящие через северную оконечность Адриатики.

– Эти болота – от сих до сих – теперь твои. Как ты и просил, мы осмотрели местность, и там не живет ни один известный народ.

Кави отрывает взгляд от карты.

– Значит, живет неизвестный?

– Больше нет. – По лицу Кэла видно, что он имеет в виду. – Земли теперь принадлежат Песне.

– А что здесь? – спрашивает магистрат, обведя пальцем россыпь островов близ новообретенных земель.

– Эти острова захватывать смысла нет, – отвечает Кэл. – Там столь сыро, что застроить их не получится.

Песна догадывается, что купец поведал не все. Магистрат с сомнением смотрит на друга, и тот, запрокинув голову, признается:

– Да, да, близко я не подплывал, побоялся сесть на мель. Но говорят, острова необитаемы и живут на них разве что сумасбродные рыбаки. Едят они, понятное дело, только рыбу и вроде даже собственных детей.

Кави поднимает кубок с вином.

– Их, дикарей, можно будет покорить после, без особых усилий. Отпразднуем же! Песна, вот ты и получил земли под новый город. Этот момент войдет в историю.

Все трое чокаются и выпивают.

Магистрат отходит к длинному столу, на котором выстроилось еще больше кувшинов с вином.

– Сложи карту, Кави. Присядем у окна и обсудим предстоящее собрание нобилей.

Заново наполнив кубки, Кэл и Кави усаживаются на подушках в небольшом углублении в полу. Песна и сам, обернув мантию вокруг ног, устраивается поудобнее.

– Цель наша проста, – говорит он. – Надо убедиться, что вожди городов отойдут в сторону, приняв меня, но не как равного себе, а как своего будущего лидера. Человека, который откроет перед ними такие горизонты, о каких они и помыслить не могли…

Кэл накрывает его руку своей.

– А еще богатства, каких даже самые жадные из нобилей представить не могут.

Песна кивает.

– Вот именно. И если не рассчитывать на страх и силу – ведь мы не имеем сильной армии, – то остается всего два пути, как можно управлять знатью: через их страсть и кошельки. Освятив храм, мы, перед тем как усладить желудки и кутасы нобилей, отведем наших гостей в серебряные шахты и там осыплем дарами. Пока мы здесь толкуем, мои мастера трудятся. Ну и после заручимся поддержкой – и рабочей силой – для постройки городов к востоку от реки По.

В дверь стучат, и Песна умолкает.

В проеме стоит Ларс.

– Как ты и велел, я привез нетсвиса. Он ждет снаружи.

Песна выбирается из наполненной подушками ямы.

– Приведи его.

– Он по-прежнему слеп, магистрат.

– Значит, у нас будет своя легенда. – Песна оглядывается на Кави. – Надеюсь, ты был прав и жрец меня не подведет.

Ларс вводит Тевкра в зал, подтолкнув жреца в спину.

Нетсвис тяжело дышит – то ли от страха, то ли от усталости.

– Он как бездомный пес, – шепотом подмечает Кэл.

Кави, ухмыляясь, подыгрывает:

– Который, надеюсь, еще сумеет удивить хозяина парочкой трюков.

Тевкр прикладывает пальцы к вискам.

– В зале четыре человека. Двое мне незнакомы – они сидят в южной части комнаты у раскрытого окна и перешептываются. Мой провожатый все еще у меня за спиной – стоит у двери и не находит себе места на этом сборе. – Авгур делает шаг влево и еще один вперед, вытягивает руку и сгибается в поклоне. – Магистрат Песна, приветствую тебя. Я не вижу глазами, но озарения посещают меня одно за другим.

Песна обеими руками пожимает руку Тевкру.

– Мне жаль слышать, что ты по-прежнему слеп. Мы пригласили на освящение храма много благородных мужей и надеялись, ты сумеешь исполнить свои обязанности.

– Я и слепой сумею их исполнить.

Песна поворачивается к друзьям: на его лице полная издевательства ухмылка.

– Ответ сильного духом, мой юный слепой друг. Скажи: ты страдаешь, но веришь ли, что боги желают оставить тебя нашим авгуром?

Тевкр – само спокойствие – отвечает:

– Вера моя, как никогда, сильна.

Песна обращается к друзьям:

– Прошу, оставьте нас наедине.

Переглянувшись, Кави и Кэл молча покидают зал.

Тогда Песна обходит Тевкра кругом, оценивает его.

– Твоя жена одаренный скульптор. Она не говорила тебе, что изваяла для меня?

– Сказала, ты послал ее работать со своим серебряных дел мастером. Приказал изготовить дары, некие таблички из серебра, каждая из которых будет установлена в своей части храма. И мне предстоит их освятить.

– Ага… – Песна приятно удивлен тем, что в хитрости юная скульпторша не слабее, чем в ваянии. – Супруга твоя все верно передала. Я и правда буду признателен тебе, если ты освятишь эти дары – равно как и остальные, что хранятся в смежной комнате.

– Можно мне будет прикоснуться к работе жены? Хочу с ней ознакомиться.

Просьба озадачивает и интригует Песну.

– Ты испытываешь меня, нетсвис. Чувствую, ты что-то задумал. И это «что-то» слегка не совпадает с моими намерениями.

– Так можно или нет?

Песна уже хочет отказать, но тут ему в голову приходит мысль. Идея, не лишенная задора.

– Ступай за мной, – велит магистрат. – Я помогу обойти препятствия.

Тевкр позволяет провести себя через анфиладу комнат. Затем Песна говорит:

– Ну вот мы и на месте. Я лично отобрал и хочу преподнести богам двадцать с лишним земных даров. – Он проводит Тевкра в середину комнаты. – Сейчас ты в самом сердце хранилища. Давай-ка проверим, благоволят ли тебе боги.

Взяв жреца под локти, Песна раскручивает его на месте одновременно быстро и бережно.

– Сумеешь найти работу своей жены – и я сохраню за тобой пост нетсвиса. А нет – тогда Ларс проверит, чего ты стоишь, будучи подвешенным на крюках.

Песна отпускает Тевкра.

Жрец чуть не падает, утратив равновесие.

– О, чуть не забыл, – как будто вспоминает магистрат, – есть одно правило: ты можешь коснуться шести вещей, не больше. Так что, юный жрец, будь осторожен.

Тевкр возвращает себе равновесие. Утихомиривает бешеный стук сердца и выравнивает дыхание.

К западу от себя он слышит, как шелестят по полу изящные кожаные сандалии магистрата. Так может, Песна встал у самых табличек? Нет, наоборот – с противоположной от них стороны, чтобы лучше разглядеть, как Тевкр будет искать.

Обостренные чувства подсказывают, что в комнате нет окна. Понятно, магистрат запер дары в комнате, куда не смогут забраться воры. И только слабое дуновение ветерка касается ног авгура в открытых сандалиях – воздух проходит в незапертую входную дверь.

Тевкр прикидывает: магистрат раскрутил его и отошел в сторону – было слышно прикосновение кожаных подошв к плитке пола. И отошел магистрат на три шага. Четыре – самое большее.

Наконец Тевкр сориентировался.

Он вспоминает рассказ Тетии о визите в дом магистрата. Жена видела полки вдоль стеньг, заставленные вазами, а напротив – длинный дубовый стол, на котором и выложено все самое ценное.

Выставив в сторону правую руку, нетсвис делает осторожный шаг.

Песна подавляет смешок.

Тевкр задевает ногой большую вазу из красной глины. Сердце подпрыгивает.

Нет, не туда.

– Буду щедр к тебе и не засчитаю этот промах, – говорит Песна.

Авгур сглатывает. Успокаивается. Развернувшись в противоположную сторону, снова вытягивает руку и шагает вбок. Если он прав, то стол сейчас справа.

Пустота. Еще шаг. Снова пусто. Еще шаг.

Слышно, как Песна давится смехом. Наверное, зажал рот обеими руками, боясь расхохотаться в голос.

Бедром Тевкр упирается во что-то твердое. Это стол. По телу пробегает волна возбуждения.

Опустив руку, Тевкр находит край стола, хватается за него. Ведет пальцами вдоль кромки, пока не находит угол.

Песна умолкает. Думает, есть ли смысл и дальше смотреть, как спотыкается слепец?

А Тевкр меж тем медленно идет вперед, не убирая от края стола рук. Стол кончается. Едва пальцы проваливаются в пустоту, жрец останавливается. Длиною стол оказался в двадцать шагов. Хороший стол, добротно сработан.

Авгур поворачивает назад. Проходит десять шагов. Встает. Он в середине. Осторожно протягивает вперед обе руки.

– Засчитываю один промах, – предупреждает Песна.

Правая рука Тевкра касается чего-то деревянного.

– Два!

Тевкр снова сглатывает. Если он прав, тогда серебряные таблички сейчас прямо у него под руками.

Он опускает ладони на крышку стола. Пусто.

Песна подходит к нему сзади. Нависает над ним. Тевкр чувствует исходящий от магистрата жар.

Назад или вперед? Куда идти?

Тевкр ведет руками к передней части стола.

И касается каких-то украшений.

– Три!

Отводит руки обратно. Чаши…

– Четыре! А Ларс уже гремит крюками.

Тевкр замирает. Он поторопился. Не обдумал шаги как следует.

Где Песна поместит самое дорогое из сокровищ? Конечно же, в середине стола. Но не с краю, откуда вещь может упасть, а в дальней части, у стены. Может быть, даже на возвышении, откуда жадный взгляд сможет хорошо разглядеть драгоценность.

Повинуясь наитию, Тевкр вытягивает руки.

Локтем задевает вазу; слышно, как она падает и катится по столу.

Магистрат успевает подхватить ее.

– Пять! Осталась одна попытка.

Тевкр тянется вперед. Щелкают позвонки, бедра упираются в стол.

Жрец опускает руки. И чувствует под пальцами нечто холодное. Серебро. Без сомнения.

Раздаются хлопки. Песна медленно аплодирует.

– Bravissimo! Молодец! Я восхищен.

Он похлопывает Тевкра по спине. Но авгур не чувствует прикосновения. Тело немеет. В голове вспыхивает чудовищная боль. Точно такая же, из-за которой Тевкр упал на колени тогда, в священной роще.

На мгновение Тевкру чудятся голоса. Голоса, которые эхом доносятся из темного потустороннего места. И вновь приходят видения: бог-демон и сцена собственной смерти. И кое-что еще. Намного страшнее.

Видно плохо, разглядеть не получается… Это ребенок.

Тевкр падает на пол, так и не выпустив из рук серебряных табличек. А в голове у него все еще держатся образы его ребенка, ребенка насильника. Он растет. Меняется. Становится воплощением зла, которое несет в себе бог-демон.

Глава 30

Фондамента-Нуове, Венеция

Стрельнув у солдата, стоящего в оцеплении, сигарету, Вито Карвальо вспоминает, что ему сообщили по телефону: найден труп мужчины, расчлененный; все части тела упакованы в прочные полиэтиленовые мешки для мусора, которые, в свою очередь, рассованы по полотняным мешкам вместе с осколками кирпичей. Все это погружено в воду в северной части лагуны, вдали от регулярных маршрутов такси и вапоретто.

Выдохнув дым, Вито оглядывает темные воды лагуны. Если бы не водолазы, рыщущие по илистому дну в поисках деталей «Духа жизни», мешки с расчлененкой так и остались бы ненайденными.

Из-за яркого белого света дуговых ламп набережная похожа на сцену из фильма ужасов. Вито проходит мимо поисковой бригады и специалистов, ковыряющихся в вонючем иле и покрытых слизью водорослях.

Сквозь ослепительную подсветку видно, как Нунчио ди Альберто беседует с одним из водолазов. Нунчио лицом бледнее луны, а ныряльщик приспустил костюм до пояса, и в предрассветной прохладе его тело исходит паром.

Из белой полиэтиленовой палатки доносится высокий голос профессора Монтесано. Еще не успев откинуть полог и ступить на деревянные доски, постеленные экспертами, Вито догадывается, к кому обращался патолог.

– Ciao, – говорит он с маленькой долей сарказма в голосе. – Не сочтите за неуважение, но я бы предпочел вас обоих какое-то время не видеть.

В знак приветствия Монтесано поднимает руку, затянутую в латексную перчатку.

– Ciao, майор, – без тени улыбки здоровается Валентина Морасси. – Покрасневшие глаза и морщинки вокруг них лучше всего говорят, что день не прошел для лейтенанта бесследно.

– Не надо было тебе приезжать, – укоризненно говорит майор.

Он догадывается, как она дозвонилась до Нунчио и вытянула из дежурного рассказ о случившемся.

Достав из ящика прозрачные перчатки, Карвальо спрашивает:

– Что мы имеем, профессор?

Приподняв плечи, Монтесано делает глубокий вдох, что означает: хороших новостей ждать не приходится.

– Имеем мы густое месиво.

– Месиво? То есть?

– Месиво из мужчины. Порядком подгнившее месиво из половозрелого мужчины. Большего сказать не могу. Мы раскрыли несколько мешков и нашли в них части тела, довольно разнообразные. По понятной причине я не хочу вскрывать здесь остальные мешки и терять возможные улики.

Указав на кучу сочащихся водой пакетов, Валентина докладывает:

– Я поговорила с главой группы ныряльщиков, пока он не смотался домой. Внизу еще много мешков, но до десяти утра поднимать их не станут.

– До десяти? Он что, в институтском кафетерии подрабатывает? Почему не с первыми лучами солнца? Скажи ему, что дело срочное.

Валентина видит: начальник явно выходит из себя.

– Дело не в свете, майор. Водолазы весь день проработали в темноте. Под водой, должно быть, нулевая видимость – это как плавать вслепую в наполненном водой мусорном баке. Все, что поднято со дна, найдено на ощупь.

– А то я не понимаю! – взрывается Вито и тут же жалеет об этом.

Валентина не остается в долгу:

– Погружаться сейчас водолазы не станут! Людей у них слишком мало, а разгребать приходится слишком много.

Вито чувствует, что вот-вот взорвется.

– Сокращения бюджета! Сокращения кадров! Неужто политики не видят, что преступность не пойдет на спад просто потому, что люди стали жить беднее? Cazzo! – Он обращается к патологу: – Scusi. Сильвио, прошу простить меня за несдержанность. Я знаю, вы сами не в восторге, но можете хотя бы приблизительно сказать, сколько мешки пролежали в воде? Сколько лет убитому? Можете сказать хоть что-то – хоть что-нибудь, – от чего мы можем отталкиваться?

Монтесано не спешит отвечать. Он знает: стоит неаккуратно высказать мысль, как Вито уцепится за нее и станет задавать уже слишком много вопросов. Однако старый друг не стал бы спрашивать ничего, не дави на него обстоятельства.

– Что ж, большая часть кожного покрова… – Патолог осекается. – Большая часть кожного покрова, виденного мной до сих пор, отделилась от слоя жира и мягких тканей. Налицо поздняя стадия разложения. – Профессор оборачивается в сторону кучи мешков. – Не учтя температуру воды, погодные условия за последние несколько недель, а также прочие факторы, я не могу ничего говорить с уверенностью.

Карвальо видит зацепку.

– Прошли дни, недели или месяцы?

– Месяцы. Не годы.

– Возраст жертвы?

– No, Вито! Простите. Пока я не изучу все находки, большего вы не узнаете.

Майор сдается.

– Va bene. Molte grazie. Валентина, идем наружу. Оставим профессора наедине с его работой. Очень, надо сказать, неприятной работой.

Валентина кутается в красный клетчатый жакет поверх серого джемпера; на ногах у нее полусапожки, и все равно Валентину бьет озноб.

– Не так уж на улице и холодно, – замечает Вито. – Ты устала и вообще не должна бы сюда приезжать. Тебе, впрочем, это не хуже меня понятно.

Как с ребенком, ей-богу. Несправедливо!

– Я хочу работать, – говорит она. – Когда Нунчио передал, что нашли еще одно тело на месте гибели Антонио… Я не могла не приехать. Сами знаете.

Да знает он, знает. Карвальо чувствует все то же самое. Примчался сюда ни свет ни заря, а в итоге не нашлось ничего такого, что не могло бы обождать до утра.

– Пока не отправилась домой, кофе хочешь? У моего друга есть ресторан, открыт до трех.

Валентина вымученно улыбается.

– Grazie. Было бы неплохо.

Не успевают они отойти и на несколько шагов, как из палатки доносится окрик профессора. Патолог выглядывает наружу и зовет:

– Вито, у нас два – два! – тела. Я нашел еще череп.