Текст книги "Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере"
Автор книги: Джон Карлсон
Соавторы: Джеффри А. Коттлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
Глава 7
Жду не дождусь, пока вы уйдете
Уильям Глассер
Уильям Глассер – один из самых влиятельных теоретиков в истории психологии и психотерапевтического консультирования. Положив начало новому направлению в психотерапии под названием терапия реальностью, Глассер совершил революцию в отрасли, а его классические труды Positive Addiction (Позитивная зависимость), Reality Therapy (Терапия реальностью), Choice Theory (Терапия выбора) и Reality Therapy in Action (Терапия реальностью в действии) произвели настоящий фурор в среде специалистов. Даже когда Уильяму перевалило за 70, он по-прежнему оставался ярым сторонником школьной реформы. Из-под его пера вышел ряд знаменитых книг по педагогике, в том числе Школы без неудачников, The Quality School (Качественная школа), Choice Theory in the Classroom (Терапия выбора в аудитории) и The Quality School Teacher (Качественный школьный учитель), на страницах которых Глассер стремился применить свою теорию обучения к школьной обстановке, где дети, по его мнению, больше всего нуждаются в помощи. В конце жизни Уильям переключил свое внимание на психологию клиентов, страдающих хроническими медицинскими заболеваниями, и выпустил еще одну крайне любопытную книгу Fibromyalgia: Hope From a Completely New Perspective (Фибромиалгия: надежда с новой точки зрения).
В последние 15 лет жизни[1]1
Уильям Глассер скончался 23 августа 2013 г., в Лос-Анджелесе, шт. Калифорния, США. – Примеч. ред.
[Закрыть] Уильям Глассер отказался от практики и не принимал клиентов, кроме как в рамках демонстрационных сессий на семинарах и лекциях, однако он уделял немало времени теоретическим изысканиям и научным исследованиям в области психотерапии. В своих последних работах What Is This Thing Called Love (Что же такое любовь), Getting Together and Staying Together (Сойтись и не расстаться) и Every Student Can Succeed (Каждый ученик способен преуспеть) Уильям продолжал продвигать идею развития внутренне контролируемых методов повышения личностной эффективности.
ОГЛЯДЫВАЯСЬ НАЗАД
Билл Глассер настолько горел желанием помочь проекту, что сходу начал нашу беседу с извинений: “Честно говоря, я долго думал, но так и не смог припомнить ни одну действительно катастрофическую ошибку в своей карьере. Если такие и были, они давно стерлись из моей памяти”.
“Отрицание – лучший друг терапевта”, – не сдержался и подколол его Джеффри Коттлер.
“Ох, это мой закадычный приятель. Я просто мастер отрицания. Моя память едва ли хранит неприятные воспоминания больше пары минут. Наверное, склероз”, – подтвердил Билл.
Уильям Глассер лукавил. Он превосходно помнил все 50 лет своей карьеры в психиатрии, и дело было не в забывчивости. Само понятие неудачи как таковое всегда было для Уильяма Глассера загадкой. Для него констатировать неудачу было все равно, что признать собственное поражение, поэтому он посвятил немало времени и усилий тому, чтобы раз и навсегда вычеркнуть слово “неудача” из своего словаря. Билл даже назвал одну из своих книг Школы без неудачников, словно подчеркивая, насколько важно пересмотреть свое отношение к жизни и сосредоточиться на собственных действиях и их последствиях, а не на негативной оценке результата.
Впрочем, оглядываясь назад на свою полувековую карьеру, Уильям Глассер все же припомнил в ней две истории, достойные упоминания в нашей книге. И в том, и в том другом случае клиенты Уильяма покончили с собой, однако он до сих пор не мог взять в толк, что сделал неправильно и как можно было бы предотвратить трагедию.
“Начнем с первого случая. В то время я как раз работал психиатром в ортопедической больнице. У нас лежал один клиент с мучительными болями в спине, которые не удавалось купировать даже самыми сильными препаратами. Невооруженным глазом было видно, что он балансирует на грани самоубийства. Я мгновенно заметил суицидальные тенденции и предпринял все возможные меры предосторожности. Я велел перевести его в психиатрическое отделение. Написал в его медкарте, что он представляет угрозу для себя и склонен к самоубийству. Лично поговорил с медсестрами и попросил внимательно присматривать за ним. В то время у меня в стационаре было не так много клиентов, но я все равно решил перестраховаться и сделать лишний обход, чтобы предупредить весь персонал на смене. Я сказал, что это не шутки и этот парень действительно готов при первом удобном случае наложить на себя руки. Я сделал все, что мог, и со спокойным сердцем отправился домой. Буквально той же ночью, в четыре часа утра, мне позвонили и сказали, что он повесился, обмотав петлю вокруг стойки кровати.
Его родственники подали на меня в суд. Это был первый раз в моей жизни, когда мне довелось предстать перед судом, потому что больничная страховка на меня не распространялась, а моя профессиональная ответственность была застрахована всего на 5 тыс. долларов. Честно говоря, я и представить себе не мог, что когда-нибудь окажусь на скамье подсудимых. К счастью, когда судья услышал мою историю и посмотрел мои врачебные записи, он немедленно снял с меня все обвинения”.
В РАСТЕРЯННОСТИ
Уильям Глассер сделал паузу и подчеркнул, что, несмотря на настоящую трагичность этой истории, она, по его убеждению, не соответствовала определению терапевтической катастрофы. Здесь не было ни ошибки, ни просчета, ни промаха. Второй случай, о котором Билл решился рассказать, до сих пор не давал ему покоя. Как-то раз Уильям работал с одной женщиной, которая решила уйти от мужа. Узнав о ее намерениях, супруг пригрозил наложить на себя руки, если она не передумает. Глассер сразу понял, что это не просто блеф. Муж клиентки был состоятельным человеком, который привык всегда добиваться желаемого. Его угрозы самоубийства звучали более чем убедительно. Когда ему стало известно о том, что бывшая жена собирается уехать за границу, он впал в отчаяние и стал умолять ее приезжать к нему хотя бы на два месяца в год.
“Жена все-таки переехала в Испанию. Перед ее отъездом у нас состоялась последняя встреча, и я был настолько растерян, что даже не знал, как быть и что говорить. Я сообщил ей о ситуации и предупредил, что очень обеспокоен поведением ее супруга. Я прямо сказал клиентке, что, судя по всему, если она не согласится на эти несчастных два месяца, он действительно что-то с собой сделает. Я до сих пор понятия не имею, насколько это было правильно. Воспоминания о том разговоре преследуют меня по сей день”.
Женщина была настроена решительно и не поддалась на увещевания терапевта. Она заявила, что не собирается вестись на “дешевый шантаж”, и что бы там ни вытворял ее благоверный, отныне это ее больше не касается. Глассер же психиатр? Психиатр. Пусть и вправляет ему мозги.
“Я не знал, куда бежать и кому звонить. Ее бывший супруг не походил на сумасшедшего, а в те времена у психиатра не было ни малейшего шанса принудительно госпитализировать человека, который навскидку казался совершенно вменяемым. Я думал обратиться в полицию. Я хотел поговорить с ним, однако понятия не имел, как к нему подступиться”.
В конце концов Уильяму удалось вывести мужчину на разговор. Он предложил ему помощь и попытался взять с него обещание не совершать непоправимую ошибку. В ответ тот рассмеялся и заявил, что это его жизнь и он волен делать с ней все, что ему заблагорассудится. Билл взывал к его разуму и уговаривал его добровольно лечь в больницу, но эта идея еще больше рассмешила мужчину. “С чего бы вдруг, – с хитрой улыбкой сказал он Глассеру, – мне по доброй воле сдаваться врачам, которые помешают мне наложить на себя руки?”
В его словах звучала ужасная логика. В итоге Уильям потребовал от бывшей клиентки письменное заявление о том, что она предупреждена о ситуации и тем не менее решила ничего не предпринимать. Поскольку за годы брака женщина устала от манипуляций и не чувствовала ни капли ответственности или вины, она выполнила просьбу Глассера. Таким образом Билл подстраховал себя от еще одного судебного иска.
“В тот роковой день он должен был прийти ко мне на очередную встречу, но так и не явился. Я позвонил ему домой. Никто не снял трубку. Предчувствуя худшее, я запрыгнул в машину и проехал 15 км до его дома. Я барабанил в наглухо запертую дверь и кричал что есть мочи. Я знал, что он дома, поэтому вызвал полицию. К тому моменту, как на место приехал наряд и полицейские выломали дверь, мужчина был уже мертв”.
АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ВАРИАНТЫ
Уильям Глассер до сих пор часто размышляет о том, как можно было предотвратить трагедию. “Что я сделал не так? Была ли это терапевтическая катастрофа?” Он все еще не знает однозначного ответа на вопрос.
История завершилась ужасно, но по большому счету Уильям действовал исключительно профессионально.
Когда мы спросили о том, как бы он поступил, если бы мог переиграть ситуацию, Билл развел руками. Было очевидно, что даже спустя много лет воспоминания о печальной судьбе этого мужчины по-прежнему не дают ему покоя. К удивлению для нас, слова Уильяма Глассера пришлись бы скорее в пору философу-гуманисту, чем основоположнику системного подхода к психотерапии, ориентированного на решение проблемы, и это как нельзя лучше изобличало ту боль, которой до сих пор отзывалась в его душе эта старая рана.
“Если бы я мог переиграть ситуацию, я бы уделил ему больше времени и внимания. Впоследствии я не раз делал это с другими людьми. Я просто был бы рядом с ним, постарался бы показать ему, что мне правда не все равно”, – задумчиво протянул Глассер. “Это был самый удручающий случай за все годы моей практики”, – после короткой паузы добавил он.
ЧТО-НИБУДЬ ИЗ НЕДАВНЕГО
Поскольку обе истории произошли много лет назад, мы решили, что этого недостаточно, и принялись наседать на Глассера, уговаривая его рассказать что-нибудь посвежее. Должен же у него быть для нас другой пример терапевтической катастрофы из относительно недавнего времени.
“Метод, который я практикую, – назидательно пояснял Уильям, – оставляет не так много пространства для неприятных ситуаций. Я не люблю копаться в прошлом клиентов. Они рассказывают мне о том, что их беспокоит, а я внимательно слушаю. Мой главный принцип – всегда концентрироваться на настоящем. Что толку постоянно говорить о симптомах и задавать одни и те же вопросы: “А вы расстроены? Несчастны? Вам тревожно? Вы напряжены? Вы в депрессии? У вас панические атаки?” Я никогда так не делаю. И вообще, прошу покорно извинить меня, но я правда не припомню, чтобы я в последнее время влипал в какие-нибудь передряги”.
Нас снова поразило, насколько Уильям Глассер держался молодцом во время этого некомфортного для него разговора. Он вызвался поговорить на тему, которая в принципе не вписывалась в его привычное восприятие действительности. Пожалуй, если бы не близкая дружба с Джоном Карлсоном, Билл в жизни не согласился бы на это интервью. Мы поинтересовались, как проходят его демонстрационные сессии, не сталкивался ли он в последнее время с неприятными сюрпризами во время подобных тщательно спланированных выступлений. Не сталкивался? Ни разу? Хорошо. А как насчет супервизии с терапевтами, которых он обучал своей модели терапии реальностью? Ах, не занимается супервизией? Может быть, ему вспомнится какой-нибудь промах во время преподавания на семинарах и лекциях? Ничего такого? Как оказалось, Уильям Глассер обладает невероятным умением снисходительно относится к себе, которому нам обоим с нашим перфекционизмом стоило бы у него поучиться.
Мы намеревались было досрочно закончить наше интервью, как Уильям все же решил копнуть поглубже и выудил из закромов своей памяти еще один любопытный случай. После дежурной ремарки о том, что он все равно не уверен, можно ли считать эту историю примером терапевтической катастрофы, он приступил к рассказу.
“Ко мне на прием пришла состоятельная дама из Беверли-Хиллз, мать троих дочерей, с которыми я уже какое-то время работал. Я даже не помню, с какой именно проблемой она ко мне обратилась, но я вам скажу одно: еще ни одна женщина в мире никогда не выводила меня из себя так, как эта дама. Она могла бы смело соревноваться за звание самой взбалмошной, беспардонной и несносной персоны, которую я только знавал в своей жизни.
В те времена у меня было туго с практикой, и мне отчаянно были нужны клиенты. Я был готов ухватиться за любой случай, даже если сама проблема выеденного яйца не стоила. Честно говоря, я согласился работать с ней только потому, что боялся, как бы она не отговорила ходить ко мне своих дочерей, а целых три клиента для моей тогдашней практики были бы ощутимой потерей. Судя по всему, матери понравилось то, как моя терапия влияла на ее дочерей, если она сама захотела пройти несколько сессий со мной.
Как вы догадались, эта женщина, мягко говоря, не вызывала у меня особой симпатии. Помнится, она все время только и делала, что хвасталась богатством и связями своих родственников, и постоянно приговаривала, что ее семейство легко открывает двери в кабинет губернатора Калифорнии. Я видел ее первый раз в жизни, но одного часа в обществе это дамы хватило мне с головой, чтобы проникнуться к ней глубочайшим презрением.
Когда сессия уже подходила к концу, я допустил непростительную ошибку и прямо высказал ей все, что о ней думаю. У нее отвратительный характер. С ней неприятно находиться рядом. Она обычная необразованная хамка, умудрившаяся удачно выйти замуж за богатого парня и возомнившая себя кем-то, кому должны кланяться все вокруг, включая губернатора Калифорнии.
Я сказал, что мне неприятно даже с ней разговаривать. Мне не нравится ее манера поведения. Она вызывает во мне неприятие и враждебность. «Жду не дождусь, пока вы уйдете», – бросил ей я в качестве завершающего аккорда”.
Билл задорно рассмеялся, воспоминая о собственной безрассудной выходке. К его глубочайшему разочарованию женщина не то, что не вспылила в ответ, а, казалось, даже не обиделась на его тираду. Она встала и вышла с выражением глубочайшего удовлетворения на лице, словно только что доказала всем, что этот некомпетентный психиатр Глассер вовсе не такой хладнокровный и рассудительный, каким пытался казаться. В конце концов, именно ради этого она сюда и пришла.
После долгих размышлений Уильям Глассер пришел к заключению, что последний случай все же можно расценивать как пример терапевтической катастрофы, поскольку он так и не помог ни дочерям, ни матери. Он позволил ей задеть себя за живое. С другой стороны, Биллу удалось вынести из этого опыта немаловажный урок. “С тех пор я всегда старался вести себя более сдержанно. Это был первый и последний случай, когда я сорвался на клиента”.
Даже спустя много лет Биллу стыдно за свой промах. “Ей удалось выставить меня некомпетентным психиатром. Мне нужно было лучше делать свою работу. А вдруг женщина действительно пришла ко мне за помощью, а я так грубо ее прогнал?” – подытожил он.
РАЗБЕРЕМСЯ С ТЕРМИНОЛОГИЕЙ
В стремлении помочь Уильяму Глассеру осмыслить эти примеры далеко не самой безупречной работы мы решили сделать шаг назад и для начала разобраться с терминологией. В конце концов, для того чтобы понять, можно ли считать ту или иную ситуацию терапевтической катастрофой или нет, нужно сначала определиться с тем, что же такое терапевтическая катастрофа. Как оказалось, у Уильяма было вполне конкретное представление о том, что представляет собой провальная психотерапия, которое идеально вписывалось в его теоретические изыскания.
“Мне кажется, терапевтическая катастрофа случается, когда терапевт прямо или завуалировано дает клиенту понять: «Вы не в своем уме. Вы ни за что не сможете позаботиться о себе без моей помощи». Именно такому подходу меня в свое время учили в ординатуре: шизофреники – это душевнобольные люди, к которым никогда не вернется рассудок. Я всегда считал, что это в корне ошибочный подход. Насколько бы сумасшедшим ни казался мне сидящий напротив человек, я никогда раньше времени не списывал его со счетов. Даже когда мне доводилось работать с откровенно неадекватными клиентами, я твердо знал, что вскоре лечение принесет плоды, и человек по крайней мере сможет внятно со мной разговаривать. В подавляющем большинстве случаев так и происходило. Да, невозможно просто взять и исцелить шизофреника, однако подобный опыт убеждал меня в том, что сумасшествие – это скорее не болезнь, а в каком-то смысле личный выбор человека, который не хочет быть вменяемым”, – рассуждал Уильям Глассер.
Уильяму, посвятившему не один десяток лет популяризации идеи о том, что у каждого человека куда больше свободы выбора и возможностей влиять на свою жизнь, чем принято считать, досадно осознавать тот факт, что его взгляды до сих пор встречают сопротивления в профессиональной среде. Как бы Билл ни старался, многие специалисты, особенно медики, продолжают настаивать на том, что в основе душевных расстройств лежат органические причины, а медикаментозные препараты – лучшее лечение.
“Терапевтическая катастрофа, – продолжал Глассер, – случается, когда вы убеждаете клиента в том, что он болен и никто кроме вас не сможет ему помочь; когда вы говорите человеку, что с ним что-то не так, что ему не справиться самому и что только вы способны разобраться в его проблемах”.
Было очевидно, что Билл сел на своего любимого конька. Когда речь зашла о его уникальном понимании концепции терапевтического успеха и терапевтической катастрофы, в его голосе зазвучал неподдельный энтузиазм. Он припомнил, как еще в начале 1960-х опубликовал свою первую книгу под названием Mental Health or Mental Illness? (Душевное здоровье или душевная болезнь?). В то время Уильяму Глассеру как раз предстояло сдавать аттестационный экзамен по неврологии, и в одном из билетов ему попался вопрос о том, чем эмоция отличается от аффекта. Сам факт того, что ведущие психиатры и неврологи того периода искреннее верили, что тонкое различие между этими двумя понятиями имеет настолько важное значение, что его нужно выносить на экзамен, окончательно укрепил Уильяма в его убеждении о том, что эти люди понятия не имеют, как правильно лечить клиентов.
ДЕМОНСТРАЦИЯ ОШИБОК
Мы решили расспросить Уильяма Глассера об одном явлении, которое всегда вызывало у нас беспокойство. Ведущие эксперты в области психотерапии регулярно проводят семинары, читают лекции, выступают с презентациями, пишут книги на тему своих подходов и в подавляющем большинстве случаев делятся исключительно историями успеха, стыдливо замалчивая неудачи.
Мы предложили Биллу порассуждать о том, что важнее: хорошее впечатление или подлинная демонстрация всей подноготной процесса психотерапии, включая те нюансы, которые обычно остаются за закрытыми дверями. Было видно, что тема пришлась Уильяму по душе. “О, вы обратились по адресу, перед вами человек, который, провел больше семинаров и лекций, чем любой другой специалист в этой сфере. Во-первых, я никогда не снимаю демонстрационные видео. Если я хочу показать свою модель зрителям, я всегда делаю это вживую с реальным человеком, который либо играет роль клиента, либо играет самого себя”, – пустился он в объяснения.
“Ага, попался!” – мысленно воскликнули мы. Вот мы и раскрыли секрет успеха демонстрационных сессий Уильяма Глассера: во время своих выступлений Билл практически никогда не попадает в неприятные ситуации, потому что его клиенты просто играют роль. Когда человек играет, даже если в том или ином виде играет себя, это в любом случае сопряжено с меньшей степенью эмоционального накала. Как Уильям упоминал ранее, он предпочитает не копаться в болезненном прошлом и сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. Наконец, его модель, построенная на проблемно-ориентированном подходе, носит крайне структурированный характер и практически не оставляет пространства для импровизации.
“Когда я выступаю на конференциях, меня мало заботит мысль о том, что клиент-доброволец может выкинуть на сцене что-нибудь эдакое. Это вполне нормально. Но что я считаю ненормальным, нечестным и несправедливым, так это выпускать выхолощенные смонтированные ролики. Даже в своей книге Reality Therapy in Action (Терапия реальностью в действии) я несколько раз указывал на собственные ошибки. В книге есть момент, где я открыто говорю, что поступил неправильно”, – продолжал Уильям.
Это показалось нам по-настоящему необычным. Чаще всего, когда авторы приводят в своих книгах или статьях примеры из практики, они выбирают случаи, которые идеально вписываются в их теорию, намеренно сторонясь неоднозначных ситуаций или историй, которые могут выставить их детище в не лучшем свете. На страницах своих книг Уильям Глассер с поразительной честностью показывал собственные просчеты. “Любой терапевт может допустить ошибку в работе с клиентом. Мы это прекрасно знаем. Обычно мы понимаем, что сделали что-то не так, если клиент замыкается или уходит в себя. Из видеоролика такие моменты можно вырезать, и именно поэтому я предпочитаю живые демонстрации”.
Мы снова стали наседать на Глассера, требуя привести пример допущенных им ошибок, однако он решил сменить тему и провести аналогию между пирамидой потребностей Маслоу и собственной теорией выбора. Уильям пояснил, что поскольку люди генетически запрограммированы хотеть любви, одобрения и принадлежности к коллективу, мы подсознательно склонны избегать слов и действий, которые потенциально могут оттолкнуть от нас окружающих, невольно стремясь говорить именно то, что собеседник хочет от нас услышать. Конечно же, подчеркнул он, это общий принцип, который далеко не всегда работает, когда людям приходится адаптироваться к различным условиям.
“У меня в голове есть стройная и понятная теория, которая в большей степени определяет мои слова и действия. Беда в том, что мне далеко не всегда удается следовать собственным постулатам. Иногда я перегибаю палку. Иногда слишком увлекаюсь и забываю о том, что перед тем, как указывать клиенту на неправильные выборы и ошибочные решения, нужно сначала выстроить близкие и доверительные отношения”, – внезапно признался он.
