Текст книги "Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере"

Автор книги: Джон Карлсон

Соавторы: Джеффри А. Коттлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

УРОК НА ТЕМУ ГРАНИЦ

Данный случай стал поворотной точной в моей карьере, он научил меня с огромным трепетом относиться к границам между личной и профессиональной жизнью. Оглядываясь назад, я понимаю, что моей первой и самой главной ошибкой было в принципе позволить этой женщине работать у меня в офисе. В свое оправдание могу сказать, что хотя в современном мире ситуация, когда ты нанимаешь на работу клиента, и кажется чем-то из ряда вон выходящим, в те годы это считалось вполне нормальным. То было лихое время, когда так называемые “групповые встречи” пользовались огромной популярностью, и каждый считал себя в праве делать абсолютно все, что ему вздумается. По сути, меня спасло то, что юрист и психотерапевт мужа встали на мою сторону и помогли выйти из тупиковой ситуации с минимальными потерями.

Если же вернуться к моим переживаниям, то у меня внутри до сих бурлит множество смешанных эмоций, о которых мне по-прежнему тяжело говорить. Я чувствовал себя загнанным в угол. После всего случившегося мне было неприятно ходить в церковь, потому что священник, которого я считал другом и наставником, оказался лицемером и лжецом. Я беспокоился о своей репутации, ведь городок, повторюсь, был очень маленьким, и по нему уже пошли слухи о том, что я сделал что-то очень нехорошее со своей клиенткой. Конечно же, это была чистая ложь, но хуже всего было то, что из-за обязательств о конфиденциальности я не мог сказать ни слова в свою защиту. Фактически эта ситуация вдребезги разбила мои прежние иллюзии о том, что людям в целом и священнослужителям в частности можно безоговорочно доверять.

НЕДАВНИЙ СЛУЧАЙ

Я поймал себя на том, что, подобно многим моим коллегам, осмелившимся дать интервью, я невольно выбрал для книги пример из очень далекого прошлого, чтобы максимально дистанцироваться от этой опасной темы. Что ж, позвольте мне реабилитироваться и поведать читателю еще об одном, на этот раз относительно недавнем случае. Если в первом примере терапевтическая катастрофа стала результатом моих ошибок, то здесь я был прав, но, честно говоря, от этого не легче.

Итак, я работал с одним клиентом примерно лет тридцати. Это был прекрасно образованный молодой человек, работавший в местном колледже. Изначально он обратился ко мне, чтобы решить свои проблемы в отношениях, но в процессе нашей работы выяснилось, что параллельно он проходит реабилитацию после алкогольной и наркотической зависимости. Когда он рассказывал свою историю борьбы с этим недугом, то с досадой упомянул о том, что теперь ему придется до конца жизни муштровать и дисциплинировать себя, потому что бывших алкоголиков не бывает.

Последняя фраза зацепила мое внимание. Я категорически не согласен с подобным мышлением и не считаю, что, однажды оступившись, человек всю оставшуюся жизнь должен ежесекундно корить себя за былые ошибки. Мне кажется, это слишком тяжелый груз. Так что я решил немного подбодрить клиента и сообщил ему, что, собственно, результаты последних исследований указывают на то, что от алкоголизма вполне можно вылечиться раз и навсегда, да и многие люди, поборовшие свою зависимость, прекрасно живут полноценной жизнью, даже время от времени умеренно выпивая в компании по соответствующим поводам. Эта фраза была брошена вскользь, абсолютно непринужденно и без особого умысла. Клиент выслушал меня, утвердительно кивнул головой, но ничего на это не ответил.

Спустя несколько дней я получил от него письмо, где он упрекнул меня в вопиющем непрофессионализме и некомпетентности, негодующе вопрошая, как я вообще посмел поспорить с тем, что бывших алкоголиков не бывает. Как мне вообще пришло в голову предположить, что человек, в прошлом лечившийся от алкоголизма, может умеренно выпивать по праздникам? Под конец он заявил, что не желает меня видеть и больше никогда не переступит порог моего кабинета.

Я написал ему в ответ вежливое прощальное письмо, приложив кое-какие справочные материалы. Порекомендовал ему самостоятельно ознакомиться с профильной литературой, ведь только он волен решать, как ему будет лучше. Я предупредил, что это спорная и дискуссионная тема в научной среде, но мне показалось, что эта информация может ему пригодиться. Если уж быть до конца честным с самим собой, все это я сделал исключительно потому, что мне важно было в очередной раз доказать себе, что я прав, а не потому, что мне действительно казалось, что эти сведения окажутся для парня полезными.

Как бы то ни было, спустя несколько лет он позвонил мне и прислал письмо с благодарностями. Он извинился за то, что мы расстались на плохой ноте, и сообщил, что уже больше года считает себя полностью здоровым, время от времени позволяет себе бокал вина за обедом, но это никак не влияет на его жизнь, и он полностью контролирует ситуацию. Благодаря моему короткому замечанию его жизнь заметно изменилась в лучшую сторону, ведь теперь он больше не считает себя алкоголиком. Это крайне воодушевило меня, и я был очень благодарен ему за то, что он нашел время позвонить мне и рассказать, как у него дела. Слишком часто бывает так, что клиент просто исчезает, и его история навсегда остается для тебя без логического финала.

К сожалению, в моем случае на этом все не закончилось. Спустя какое-то время мне неожиданно позвонили из полиции, а по моему домашнему адресу выехал наряд. Полицейские попросили меня не нервничать и сообщили, что у них есть серьезные основания считает, что моей жизни угрожает опасность. Для того чтобы защитить меня от возможного покушения, они планируют выставить наблюдение и развернуть на моей улице дополнительные патрули. Оказалось, что тот самый парень как-то раз пошел вечером отдохнуть с друзьями, напился в стельку и потерял контроль над собой. Он снова начал спиваться. Его выгнали с работы, он остался без средств к существованию, но все равно продолжал пить. В конце концов он загремел под арест за неадекватное поведение, и его в принудительном порядке отправили в местную больницу на детоксикацию. В приемном покое он вырывался, орал и клялся, что убьет меня, потому что это моя вина и я разрушил его жизнь. Его жена написана мне очередное письмо, упрекая меня в том, что я худший психотерапевт на свете, который вместо того, чтобы помочь ее мужу, довел его до запоя. Оказалось, что каким-то образом он умудрился истолковать случайно брошенною мной фразу как полный карт-бланш на то, чтобы пить, сколько вздумается.

После этого происшествия я не мог спать по ночам. Раз за разом я прокручивал у себя в голове каждое сказанною слово, пытаясь понять, как он мог истолковать мой комментарий настолько превратно. Меня убивала мысль о том, что это совершенно безобидное, спонтанное и непринужденное замечание могло вылиться в столь разрушительные последствия. Да, я был прав. Да, мои слова полностью подтверждались результатами научных исследований, но как оказалось, были такие вещи, которые просто нельзя было ему говорить.

Благодаря этой ситуации я научился быть крайне внимательным к тому, что и как я говорю людям. В конце концов, как бы меня ни подмывало поделиться с ними ценной информацией, я мог бы для начала спросить, было бы ли им интересно узнать о том, что… А в идеале мог бы вообще оставить свое мнение при себе.

Так какой же вывод можно сделать из этих двух вопиющих примеров терапевтической катастрофы? Во-первых, если вы проработаете на этом поприще достаточно долго, рано или поздно вы неизбежно столкнетесь с проблемами. И лучшее, что можно сделать в подобной ситуации, – это вынести из нее соответствующий урок и не наступать второй раз на одни и те же грабли. В прошлом я не раз пытался успокоить себя мыслью о том, что я не так уж и ошибся и клиент сам виноват в том, что неверно воспринял мои слова. Только разве моя работа не заключается в том, чтобы подобрать нужные слова и правильно доносить до клиента ту или иную информацию с учетом его жизненных обстоятельств и предыдущего опыта? Ведь в прошлом я не раз работал с людьми, которые лечились от алкоголизма по программе 12 шагов, и должен был представлять себе потенциальные последствия. Хуже всего то, что с тех пор мне так ни разу и не представилась возможность пообщаться с ним лично. Мы так никогда и не поговорили об этом, я так никогда перед ним и не извинился.

К счастью, в моей практике было не так много откровенных терапевтических катастроф, однако при мысли о каждой из них меня до сих пор переполняет горечь и сожаление. Это неоконченные истории, с которыми мне придется жить. Каждая терапевтическая катастрофа – по сути, трагедия без финала, и, пожалуй, именно этой фразой я и хочу закончить свою главу.

Глава 3
Прилюдное унижение
Пегги Пэпп

Пегги Пэпп знаменита своими революционными работами на тему гендерных различий в практике семейной терапии. Ее книга Process of Change and Family Therapy: Full Length Case Studies (Процесс изменений и семейная терапия. Полный разбор клинических случаев) стала одним из первых трудов, посвященных анализу семейных мировоззренческих систем, которые влияют на основополагающие ценности отдельных членов семьи. Впоследствии ей удалось развить и отшлифовать свою теорию в сотрудничестве с другими специалистами в рамках The Womens Project (Женский проект) и опубликовать по его итогам выдающуюся работу The Invisible Web: Gender Patterns in Family Relationships (Невидимая сеть. Гендерные паттерны в семейных отношениях). Недавно под редакцией Пегги вышла новая книга для семейных психотерапевтов под названием Couples on the Fault Line: New Directions for Therapists (Пары на линии раскола. Новые указания для психотерапевтов).

Пегги Пэпп получала первое образование в сфере журналистики и театрального искусства. Сочетание этих двух профессий позволило ей устроиться на работу в Голливуде, где она вела репортажи со съемочных площадок. Впоследствии Пегги перебралась в Нью-Йорк и принялась строить карьеру актрисы театра и кино. На каком-то этапе, в дополнение к своим актерским и публицистическим талантам, она выучилась на социального работника и начала сотрудничество с Институтом Акермана, погрузившись в теоретические и практические изыскания на тему своего уникального гендерно-чувствительного похода к решению семейных конфликтов. На сегодняшний день Пегги имеет частную практику в Нью-Йорке и проводит супервизии для психотерапевтов в клинике North General Hospital.

НА ГЛАЗАХ У ТЫСЯЧИ СВИДЕТЕЛЕЙ

Что ж, ближе к делу. Когда мы попросили Пегги Пэпп рассказать о худшей сессии в своей карьере, она выпалила, что ее личная терапевтическая катастрофа произошла на глазах у тысячи свидетелей. “Мой позор даже засняли на видео, – посмеиваясь, добавила она. – Как вам такое, а? Одно дело – оконфузиться за закрытыми дверями, а совсем другое – на публике. Около восьми лет назад я выступала на одной конференции по семейной терапии в Калифорнии. Мне нужно было провести практическую демонстрацию, чтобы показать присутствующим, как работает моя техника «семейной скульптуры». Это один из моих коронных методов, которые я уже не первый год успешно применяю по всему миру. Каждый из супругов должен придумать некий фантастический образ, который будет символизировать для него суть отношений в паре, а потом мы пытаемся соединить два таких образа воедино. Посредством воображения и фантазии мы рисуем некую метафорическую картину того, как супруги на самом деле чувствуют себя в браке. Дальше с этими метафорами можно работать, чтобы добиться реальных изменений в отношениях. Поскольку речь идет о невербальном процессе, построенном на символах, образах и метафорах, мой метод отлично работает в разных странах даже с носителями разных языков”.

Мы оба утвердительно кивали, слушая ее рассказ. Зная Пегги и ее легендарное мастерство, мы ни капельки не сомневались в том, что ее выступление было буквально обречено на успех. Все обстоятельства идеально складывались для того, чтобы на конференции Пегги показала себя во всей красе. Огромный простор для драматизма и спонтанности, куча возможностей для того, чтобы продемонстрировать практическое применение своей теории – в общем, лучше не придумаешь. В прошлом Пегги уже не раз проводила подобные презентации во всех уголках земного шара, и неудивительно, что на кануне выступления она чувствовала себя как никогда уверено.

“Техника семейной скульптуры превосходно зарекомендовала себя в разных странах. К примеру, когда я хотела поехать в Японию, все, руководствуясь стереотипами, отговаривали меня от этой затеи и твердили, что японцы – замкнутые и неэкспрессивные люди, и с ними мой подход не сработает. А на деле все вышло замечательно, тамошние клиенты до глубины души потрясли меня своим богатым воображением и выразительными фантазиями. В общем, где бы я ни проводила живые демонстрации своего метода, люди всегда воспринимали его с энтузиазмом”.

Было заметно, что Пэпп все еще некомфортно вспоминать эту ситуацию, в которой она, по своему искреннему убеждению, бездарно провалилась. Мы по-дружески подтрунивали над ней и говорили, что после той конференции ей теперь можно до конца жизни забыть дорогу в Калифорнию. Она вежливо посмеивалась в ответ на наши подколки, но в ее голосе все еще слышались отзвуки былой досады.

ДАВЛЕНИЕ СО ВСЕХ СТОРОН

“Итак, я работала с одной парой. Жена вообще не могла придумать никакую фантазию, а муж заявил, что их отношения ассоциируются у него с «каменной скалой». Как вы понимаете, создать «скульптуру» из такого материала было, мягко говоря, непросто”. Мы рассмеялись, пытаясь представить, до чего же сложно было работать со столь немногословной парой на сцене. Впрочем, хуже всего была даже не это, а то, что Пэпп, привыкшая во время своих демонстраций активно взаимодействовать с аудиторией, упустила из виду сам формат мероприятия. Именно это и стало спусковым крючком терапевтической катастрофы.

“Обычно я люблю получать обратную связь от аудитории. Иногда во время демонстрации я делаю паузу и слушаю идеи из зала. Потом объединяю советы зрителей со своими задумками, и в итоге у нас получается некий общий единый месседж, который помогает сделать готовую структуру по-настоящему значимой для семьи. Вот только на этот раз в аудитории было слишком много народу. Я допустила непростительную ошибку. Нужно было заранее отобрать человек шесть, которые вошли бы в мою «группу поддержки» и подсказывали мне во время демонстрации. А я этого не сделала. В результате из зала звучало слишком много бессвязных комментариев не по делу, которые не отличались особой полезностью”.

Раздосадованная наступившей неразберихой, Пэпп понимала, что не справляется с огромной толпой зрителей. Она чувствовала, что подвела клиентов, и после окончания демонстрации уходила со сцены с неприятным осадком в душе. Ей казалось, что она просто не выдержала одновременного давления со всех сторон: внешнего – от аудитории и внутреннего давления собственных мыслей.

ОШИБКИ И ПРОСЧЕТЫ

“Скажем прямо, я не очень-то помогла этой семье”. Даже сейчас, признавая свою ошибку, Пегги не могла поверить в то, что решила проигнорировать собственную интуицию ради откровенно неэффективного формата.

Когда другие терапевты направляют пару на прием к Пэпп, она обычно не тратит много времени на выяснение подробной истории. Пегги предпочитает смотреть на ситуацию свежим взглядом, составляя собственное впечатление о семье и не позволяя предубеждениям и субъективным оценкам коллег по цеху влиять на ее мнение. Именно поэтому накануне той самой злополучной демонстрации она практически ничего не знала о людях, с которыми ей предстояло работать. “Это была еще одна большая ошибка. Уже после конференции их психотерапевт рассказал мне некоторые детали, которые мне просто необходимо было знать заранее. Они пережили смерть родственников, в прошлом пытались полностью разорвать отношения друг с другом. Это не игрушки”.

Все это всплыло уже постфактум, когда сама демонстрация была закончена. “Когда терапевт рассказывал мне все эти факты, я сгорала от стыда и вспоминая, вспоминая, до чего же несостоятельный месседж получила от меня во время выступления на конференции эта семья. Мне казалось, что это была худшая сессия в моей карьере”.

На этом моменте Пэпп внезапно решила сменить тему и заявила, что все эти события происходили настолько давно, что она уже толком не помнит, что было дальше. Мы попросили ее на время абстрагироваться от мыслей о судьбе пары и сосредоточиться на воспоминаниях о собственных чувствах и личных реакциях на случившееся.

“Для меня это был весьма непривычный опыт, все происходило на глазах у огромной аудитории. Возможно, именно из-за это я и выпустила ситуацию из-под контроля”. Это прозвучало вполне логично. В подавляющем большинстве случаев, если мы ошиблись во время сессии, об этом не знает никто, кроме нас, и худшее, что может случиться в результате нашей оплошности, – это отсутствие желаемой реакции со стороны клиента. Часто, если мы запороли какое-нибудь вмешательство или неправильно применили тот или иной метод, этого не замечает даже сам клиент. В случае Пегги Пэпп терапевтическая катастрофа произошла буквально на глазах у тысячи зрителей, которые жадно ловили каждое ее слово и придирчиво анализировали каждое действие. “В подобных ситуациях я всегда пытаюсь выложиться на максимум и показать лучшее, на что способна. Впрочем, иногда собственная старательность оказывает мне медвежью услугу. Я настолько напряжена и сосредоточена на себе, что не могу расслабиться и услышать, что говорят клиенты. Думаю, если бы я работала с той же парой за закрытыми дверями, я бы не допустила подобных ошибок. Просто в тот раз мне пришлось работать под слишком большим давлением”.

Анализируя и разбирая эту неудачу, Пэпп сделала еще один немаловажный вывод. Только после провальной конференции она поняла, насколько нереалистично и неуместно было заранее выбирать метод терапии до того, как познакомишься с семьей и выслушаешь ее историю. Такой подход заведомо обречен на провал.

РАБОТА НАД ОШИБКАМИ

“Сейчас, после проделанной работы над ошибками, что бы вы сделали в этой ситуации по-другому? Если бы вам нужно было снова войти в ту самую аудиторию, как бы вы повели себя, чтобы лучше справиться с задачей и оказать реальную помощь клиентам?” – спросили мы Пегги. “Во-первых, накануне приема я бы проконсультировалась с их терапевтом и узнала бы о них больше. Я бы выяснила все важные факты и обстоятельства их прошлого. Пожалуй, это помогло бы мне выполнить свою работу на порядок лучше. Я бы по-другому расставила акценты во время сессии и попыталась включить в наш разговор побольше исторического материала. Да, иногда прошлое пары действительно не имеет значения, но в данном случае именно в прошлом скрывался корень их проблем в настоящем. Не зная их прошлого, я стреляла вслепую и попала в молоко”.

Нам было любопытно наблюдать за тем, как человек, который зарабатывает на хлеб, читая лекции перед многотысячными аудиториями, по-прежнему нервничает и тушуется от мысли о публичных выступлениях. В каком-то смысле это вовсе не удивительно. Более того, история Пегги Пэпп могла бы стать ценным уроком для многих начинающих психотерапевтов, поскольку наглядно иллюстрирует, что как бы ты ни старался и как долго ни занимался своим делом, рано или поздно профессия все равно преподнесет тебе сюрпризы. Идеальных психотерапевтов, способных с непринужденной легкостью справляться с любыми вызовами и сложностями, просто не существует. Возможно, некоторые наши коллеги по цеху искренне верят, что с ними ничего подобного не случится, но эта наивная вера объясняется, пожалуй, исключительно тем, что они никогда не задумывались о множестве различных вариантов того, как каждая отдельно взятая ситуация могла развиваться иначе.

ОЖИДАНИЯ

“Думаю, главный урок, который можно извлечь из этой истории, заключается в том, что, когда тебе приходится работать под ощутимым внешним давлением, шансы успешно помочь семье сокращаются в геометрической прогрессии. К примеру, у меня дрожат поджилки каждый раз, когда клиентов ко мне направляет именитый специалист с громкой репутацией в отрасли. Раз клиентам порекомендовал меня настолько видный человек, значит, они наверняка ожидают от меня чего-то экстраординарного. От этой мысли мне становится страшно”.

На этих словах пришло четкое осознание того, что, рассуждая о работе под давлением, Пегги имела в виду вовсе не завышенные ожидания клиента, а собственную недосягаемо высокую планку. Она так часто проводила публичные демонстрации, что забыла, насколько это сложная и неблагодарная работа, особенно при условии, что ты изначально привязан к одной конкретной методике.

“Пожалуй, еще одним ингредиентом в рецепте терапевтической катастрофы стало то, что во время моего выступления акцент делался именно на самой методике, отодвигая потребности истории клиентов на второй план. В то время моя техника привлекала к себе немало интереса в научной среде, и мое выступление на конференции было заявлено как демонстрация ее практического применения. Я была обязана применить именно этот метод. Пожалуй, если бы у меня не было связаны руки, я бы попробовала с этой конкретной парой что-то другое”.

Слова Пегги напомнили нам о том, как в своей карьере мы сами не раз наступали на эти грабли. Иногда мы вкладываем так много времени и усилий в конкретную терапевтическую стратегию или план, что процесс для нас становится важнее результата, и мы упускаем из виду тот факт, что наш коронный прием здесь совершенно не подходит.