Текст книги "Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере"
Автор книги: Джон Карлсон
Соавторы: Джеффри А. Коттлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)
ЦЕЛЕБНЫЙ ДИСКОМФОРТ
Мы поинтересовались у Фрэнка Питтмана, какой совет он дал бы своим коллегам, которые прямо сейчас пытаются анализировать собственные ошибки и осмысливать неудачи. Без долгих раздумий Фрэнк снова вернулся к теме, которую поднимал ранее.
“Если хотите добиться явного терапевтического эффекта, иногда вам придется выводить людей из равновесия. Когда специалист только то и делает, что утешает клиента и нежно массирует его болевые точки, это терапевтическая катастрофа. Да, человек получает возможность выплеснуть свои эмоции, однако у него по-прежнему нет направления, в котором нужно двигаться. Чтобы указать человеку нужное направление, следует сначала ткнуть его в собственные ошибки, а подавляющему большинству людей это не нравится. Наша работа так устроена, что время от времени нам нужно делать клиенту больно, а люди не любят испытывать боль и стремятся либо от нее убежать, либо отреагировать на нее гневом и агрессией. Если клиент на вас зол, это не означает, что вы сделали что-то неправильно”, – рассуждал Питтман.
Пока Фрэнк говорил о последствиях так называемой “правильной” терапии и о необходимости выводить людей из состояния равновесия, мы вдруг осознали, что именно в боязни подобных реакций все это время крылась причина нашей неготовности идти на риск и работать так, как советует Фрэнк Питтман.
“Вы хотите сказать, – задал вопрос Джон Карлсон, – что, если терапевт чувствует себя в общении с клиентом комфортно, это следует расценивать как тревожный звоночек?”
“Именно! – воскликнул Питтман. – Если вы все время пребываете в зоне комфорта, скорее всего, вы делаете что-то неправильно”.
“Тогда как же быть таким терапевтам, как я, – стал допытываться Джеффри Коттлер, – терапевтам, которых не греет мысль о том, чтобы клиент на них злился?”
“Что поделать, это ваша работа”, – невозмутимо ответил Фрэнк.
“Что вы имеете в виду?” – удивились мы.
“Ваша работа – говорить с клиентом от имени тех граней реальности, о которых ему бесполезно твердили родители и соседи. Некоторые люди предпочитают не замечать определенных жизненных реалий, потому что кто-то когда-то не дал им достаточно любви в детстве. Психотерапевту нужно стать своеобразным глашатаем реальной жизни, который открыто и прямо разложит клиенту эти очевидные вещи, апеллируя к его здравому смыслу. А такое невозможно объяснить, не устроив при этом человеку хорошую встряску. Иначе он просто вас не услышит”.
Мы невольно задумались о том, как такая бескомпромиссность, неумолимость и бульдожья хватка все это время сходили Фрэнку Питтману с рук. Может быть, все дело в его безобидной внешности Элмера Фадда? Или в фирменном южном акценте и мягком бархатистом голосе, похожем на голос радиоведущего Гаррисона Кейллера из “Общественного радио”? А может, все дело в том, что как бы яростно он ни отрицал важность терапевтического альянса, в душе он все равно искренне заботится о своих клиентах и неподдельно переживает за них?
Возвращаясь к одной из предыдущих историй о мужчине, который хотел переложить на жену ответственность за свой роман, Питтман отметил: “Если я дам ему понять, что в разводе можно винить супругу или некие высшие силы, он испытает временное облегчение, потому что избавится от чувства вины. Мне это совершенно не нужно. Моя задача, и ваша тоже, задача любого психотерапевта, – сделать его чувство вины достаточно сильным для того, чтобы он начал реально менять свое поведение, и в то же время не переборщить, чтобы он не забросил терапию или не персонализировал эту эмоцию и не начал считать себя неисправимо плохим человеком”. Главный вывод Фрэнка был поразительно прост: невозможно проводить эффективную психотерапию и при этом щадить чувства клиента. Самая сложная часть такой работы, с которой Фрэнк Питтман, кажется, научился превосходно справляться, заключается в том, чтобы не принимать гнев клиента на свой счет и смириться с подобными реакциями как с неотъемлемой составляющей терапевтического процесса.
Одно дело – понимать это незамысловатое правило на уровне идеи, и совсем другое – интернализировать этот подход так, чтобы он действительно прижился. У данной системы есть очевидные минусы. В неумелых руках подобная модель может превратиться в готовый рецепт катастрофы, побуждая недостаточно опытных и не слишком уравновешенных специалистов выкидывать неадекватные фокусы в присутствии клиента, чтобы “в чисто терапевтических целях вывести его из равновесия”.
“Памятуя обо всем, что было сказано, – задали мы Фрэнку следующий вопрос, – признавайтесь, когда в последний раз вы нарушили свои же правила и допустили терапевтическую катастрофу из-за того, что хотели понравится клиенту и боялись его разозлить?”
“Знаете, если я притворюсь достаточно безобидным, добрым и ласковым, я могу говорить людям практически все, что угодно, и в подавляющем большинстве случаев им не приходит в голову, что я на них давлю. Да, конечно, бывают и такие клиенты, которые будут по умолчанию воспринимать в штыки каждое мое слово. Лучшее, что я могу сделать, оказавшись в подобной ситуации, – это рискнуть и, подобно летчику-камикадзе, пойти на последний решительный самоубийственный маневр в стремлении донести человеку четкую и неумолимую правду о том, какие полезные действия он теоретически может совершить в своей жизни, если отыщет в себе достаточно сил”.
Дальше Фрэнк Питтман вернулся к молодому человеку из первого примера, жившего в окружении шести заботливых родственниц. “Да, он убежал со сцены, но по крайней мере я четко дал ему понять, что от него ожидается. К тому же он получил уникальный опыт. В кои-то веки нашелся человек, который считал его достаточно взрослым и способным жить самостоятельно. Не знаю, чем закончилась эта история. В каждой подобной ситуации всегда существует множество внешних факторов, которые влияют на ее исход и которые я не могу контролировать. Я стараюсь не брать на себя ответственность за то, что от меня не зависит. В противном случае эта тяжкая ноша прижала бы меня к земле и парализовала бы как терапевта. Это, пожалуй, самое сложное. В психотерапевты обычно идут добрейшие и милейшие люди, которым ужасно хочется, подобно тем шести родственницам, окружить каждого клиента любовью и заботой и оберегать ото всех бед”.
“Последний вопрос, Фрэнк. Что еще нашим читателям следует знать о вас?” – не удержались мы.
“Я человек, который занимается семейной терапией дольше кого бы то ни было. Поскольку большую часть времени я занимаюсь частной практикой, и принимая во внимание тот факт, что я неисправимый трудоголик, смею заверить вас, что через мой кабинет прошло много народу. Недавно из чистого интереса я посчитал и выяснил, что наработал более 75 тыс. часов практики. И знаете что? Я по-прежнему совершаю ошибки”.
Глава 13
Поворот не туда
Сэм Глэддинг
Сэм Глэддинг с легкостью располагает к себе людей. Его утонченные черты лица и неизменная улыбка способны очаровать любого собеседника. Добавьте сюда характерный легкий акцент уроженца Северной Каролины, расслабленную добродушно-веселую манеру общения, и портрет Сэмюэля Глэддинга готов. Глядя на этого человека, сложно поверить, что последние десять лет он проработал в администрации университета: Сэм похож скорее на учителя младших классов. Единственное, что выдает в нем обладателя многочисленных научных регалий, университетского преподавателя и проректора, – его безупречный костюм.
Из-под пера Сэма Глэддинга вышло несколько знаменитых работ на тему психологического консультирования, в том числе такие книги, как Community and Agency Counseling (Общественное и институционное психологическое консультирование), The Counseling Dictionary (Словарь психологического консультанта), Family Therapy: History Theory and Practice (Семейная терапия: история, теория и практика), Group Work: A Counseling Specialty (Групповая работа: психотерапевтическая специальность), Ethical, Legal, Professional Issues in the Practice of Marriage and Family Therapy (Этические, правовые и профессиональные вопросы в практике брачной и семейной терапии) и Becoming a Counselor: The Light, the Bright, and the Serious (Как стать психотерапевтом: легкость, яркость и серьезность).
Большую часть своей многолетней карьеры Глэддинг преподавал психологическое консультирование в Университете Уэйк-Форест, Уинстон-Сейлем, шт. Северная Каролина, а до этого занимался практической психотерапией в самых разнообразных условиях. Сэм занимал целый ряд административных должностей в своем вузе, в том числе должность проректора, а также был председателем Ассоциации психологического образования и супервизии. Основной сферой его научного интереса являются творческие процессы в психотерапевтической практике, теме которых Глэддинг посвятил отдельную книгу Counseling as an Art (Психологическое консультирование как искусство). Любовь к творчеству прослеживается во всем, что говорит и делает Сэм, в том числе в его живой, веселой и игривой манере общения.
Несмотря на то что наш сегодняшний собеседник честно признался, что перспектива публично делиться примерами своих профессиональных промахов его не прельщает, когда мы начали интервью, в голосе Сэма Глэддинга звучал неподдельный энтузиазм, с головой выдававший его интерес к данной теме. Более того, на протяжении всего разговора Сэм вел себя подчеркнуто серьезно и сосредоточено, всем видом давая понять, что не намерен преуменьшать важность и актуальность предмета нашей беседы своими шутками.
В ОЖИДАНИИ
Одной из отличительных черт стиля общения Сэма Глэддинга была любовь к жонглированию словами и элегантному вплетению в свои ремарки и комментарии строчек из песен 1970-х годов; потом он с озорным блеском в глазах всматривался в собеседника, словно гадая, узнал ли тот цитату. Отдавая дань уважения этой привычке, мы не удержались и назвали первый раздел этой главы в честь знаменитой песни “Ожидание” Карли Саймон. Более того, мы решили “крыть” Сэма его же методом и с невозмутимым видом поинтересовались у него, о чем же он думал в ожидании нашего интервью.
“Все это время я прожил в ожидании надвигающейся катастрофы”, – улыбнувшись, ответил Сэмюэль Глэддинг. Он сделал паузу, чтобы удостовериться, что мы уловили его игру слов на тему главного предмета нашего обсуждения, а затем продолжил. “Если серьезно, я думал о том, что это великолепная возможность поучиться на собственном опыте. Я рассчитываю, что эта беседа поможет мне отрефлексировать ситуации, в которых я показал, мягко говоря, посредственный результат. Мы постоянно только то и делаем, что говорим и читаем о чьих-то успехах и достижениях, но стоит нам сплоховать в работе с клиентом, как мы стараемся утаить свой провал и замести следы”.
“Итак, – мы сразу переходим к делу, – что в вашем понимании представляет собой терапевтическая катастрофа?”
“Я бы рассматривал это понятие на двух уровнях”, – ответил Глэддинг. Было видно, что он “выполнил домашнее задание” и хорошо подготовился к вопросам нашего интервью. “На профессиональном уровне терапевтическая катастрофа – это явление, когда психотерапевт или клиент позволяют себе неуместное или нежелательное поведение, что, в свою очередь, влечет за собой некие неприятные последствия. Если же мы возьмем более личный уровень, то терапевтическая катастрофа – это ситуация, когда мои слова или действия во время сессии не приводят к нужному мне эффекту. Это ситуация, когда я чувствую себя вопиюще некомпетентным”. Как оказалось, для Сэма его субъективные ощущения на тему того, что происходит (или не происходит) с клиентом во время терапии, являются не менее важными, чем объективный исход лечения как таковой.
Ухватившись за его слова, мы немедленно перевели нашу беседу в русло личных катастроф и неудач. Вместо того чтобы предсказуемо спрашивать Сэма о самом провальном случае в его карьере, мы решили сформулировать вопрос по-другому и поинтересовались, каких ситуаций в процессе психологического консультирования он больше всего стремится избегать.
Без раздумий и колебаний Глэддинг поспешил ответить: “Однажды у меня была ситуация, которую я с огромным удовольствием предпочел бы забыть, а в идеале – больше никогда в жизни не повторять. Ко мне за помощью обратилась женщина средних лет, которая жаловалась на постоянную нервозность. Для начала я хотел помочь ей расслабиться, чтобы впоследствии мы могли вместе проработать ее проблему. Однако сессия пошла не по плану. Что бы я ни делал, клиентка не просто не успокаивалась, а наоборот, нервничала пуще прежнего. Она постоянно спрашивала меня, когда мы закончим и ей можно будет идти. На каком-то этапе я сдался и отпустил ее. Она вскочила с кресла и пулей вылетела из кабинета”.
ОБУЗДАТЬ ЭМОЦИИ
Зная, насколько для Сэма Глэддинга всегда были важны его эмоции по поводу проделанной работы, мы поспешили задать ему ожидаемый вопрос: “Что вы при этом чувствовали?”
“Я чувствовал себя ужасно! Я перепробовал все, что только можно, но ничего не сработало. Я сделал все, что мог, чтобы помочь этой даме, но всех моих знаний и навыков оказалось недостаточно”, – воскликнул Сэм. Слушая историю, одно воспоминание о которой до сих пор переполняло Глэддинга чувством горечи и беспомощности, мы не придумали ничего лучше, чем в ответ повторить его последнюю фразу.
“Да, именно так, – с неподдельной грустью в голосе продолжил Сэм. – Я пробовал систематическую десенсибилизацию, пробовал работать с ее иррациональными убеждениями, пробовал дыхательные техники. Я предложил ей попробовать медитацию. Все было бесполезно. С каждой минутой ей становилось хуже”.
Поскольку размышления наших экспертов на тему наиболее вероятных причин, скрывающихся за их роковыми ошибками, интересовали нас не меньше, чем сами истории терапевтических катастроф, мы решили полюбопытствовать о том, почему Сэм Глэддинг так сильно корит себя за эту конкретную неудачу. В конце концов, понятно, что случай этой дамы был, мягко говоря, не из легких, и подобное поведение поставило бы в тупик практически любого психотерапевта.
Сэм был совершенно согласен с подобной оценкой ситуации, но все равно продолжал чувствовать свою ответственность за ее плачевный результат. “Видимо, я ошибся и должным образом не подготовил ее к предстоящей работе. Возможно, я слишком поспешил во время сессии и не дал ей времени на то, чтобы подробно описать и отрефлексировать свою проблему. Вместо того чтобы просто ее выслушать, я начал пытаться ее исправить. Я ошибся с выбором направления, и в итоге вышла неприятная до жути ситуация. Самый настоящий фильм ужасов. Поворот не туда, если вы понимаете, о чем я”. Эта метафора показалась нам крайне занимательной, но мы решили попросить Сэма поподробнее объяснить, что он имеет в виду.
“Наверное, мне стоило прибегнуть с ней к технике самораскрытия, поделиться собственными переживаниями, признать, что я тоже нервничаю. Мне однозначно следовало бы дать ей больше времени на то, чтобы разобраться в себе и в своих чувствах, позволить хорошенько осмыслить этот опыт. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было бы куда более уместным, нежели применять прямолинейный подход в стиле «давайте я помогу вам успокоиться и расслабиться». В этом и заключалась моя ошибка”.
ПРЕДУГАДАТЬ ПОСЛЕДСТВИЯ
Было очевидно, что за годы, которые прошли с того злосчастного приема, Сэм Глэддинг успел перебрать в голове множество самых разных сценариев в стремлении понять, на чем же он тогда прокололся. Он системно проделал работу над ошибками, проанализировал каждое свое действие, каждую неконструктивную реакцию, придумал массу альтернативных вариантов того, как можно было бы поступить. Хотя данный случай произошел более двадцати лет назад, он помнил его в мельчайших подробностях, словно роковая клиентка только что закрыла за собой дверь его кабинета.
Мы поделились этим наблюдением с Сэмом и поинтересовались у него, чем его так впечатлила эта женщина и почему она настолько засела в его памяти спустя несколько десятков лет и сотен других клиентов. Почему в качестве примера терапевтической катастрофы он выбрал именно этот, казалось, совершенно обыденный эпизод, хотя в его практике наверняка случались куда более драматичные и опасные ситуации. В этой клиентке было что-то необычное, что-то такое, что загадочным образом задело Глэддинга за живое, наступив на больную мозоль в виде чувства его профессиональной состоятельности.
“Что ж, это был единственный человек в моей карьере, который вылетел из кабинета, не дожидаясь конца сессии. Это произошло даже не под конец. К тому моменту, как она скомканно попрощалась и вышла, с начала нашей встречи не прошло и двадцати минут. Я не смог найти с ней общий язык. У меня полностью отсутствовал контакт с ней на всех уровнях. Но, пожалуй, хуже всего в этой ситуации было то, что изначально ее случай показался мне до безобразия легким. Я был уверен, что мне не составит труда ей помочь. Все должно было пройти как по маслу, и только посмотрите, чем обернулся этот случай. К тому же история так и осталась без финала. Я понятия не имею, что с ней было дальше и чем все закончилось.
“Какие выводы вы сделали из этого опыта?” – продолжали расспрашивать мы.
“Во-первых, я научился не спешить. В каком-то смысле это была поворотная точка в моей карьере. Вплоть до встречи с этой клиенткой я всегда был несколько самоуверен, и в итоге самонадеянность меня и подвела. Да, я знал, что неидеален, но был искренне уверен в том, что могу справиться с подавляющим большинством рабочих ситуаций. Пожалуй, эта терапевтическая катастрофа научила меня тому, что человеческая жизнь намного сложнее, чем я привык считать. Вместо того чтобы сразу гнаться за результатом, я стал работать более осторожно и немного поумерил свою гордыню по отношению к окружающим”, – неожиданно признался Сэм.
Поскольку Глэддинг был самым скромным, самым тихим и самым самокритичным человеком из всех наших знакомых, который совершенно не ассоциировался со словами гордыня и самонадеянность, мы всерьез задумались о том, до чего же это происшествие повлияло на его становление как специалиста. Кто знает, возможно, именно тот роковой случай сделал Сэма Глэддинга тем, кем он является?
ЖЕМЧУЖИНЫ МУДРОСТИ
Сэм Глэддинг выразил искреннюю надежду на то, что его история станет поучительной для других психотерапевтов и продемонстрирует им, почему нужно всегда готовиться к самому неожиданному исходу, даже если ситуация кажется до предела простой и предсказуемой. Одна из главных ловушек, в которую часто попадают в том числе самые матерые специалисты, заключается в склонности недооценивать сложность новых случаев и наивно полагать, что в своей практике они уже повидали все и их больше ничем не удивить. Подобные ошибочные предположения застилают терапевту глаза и мешают ему заметить признаки надвигающейся катастрофы, которая вот-вот разыграется перед самым его носом.
Сэм всегда считал, что быть хорошим психотерапевтом означает всю жизнь учиться. “Наша профессия требует от нас работы с очень сложной материей, постоянных попыток проникнуть в суть загадочной человеческой души. Мне кажется, всем нам настало время признать, что живые люди из плоти и крови далеко не всегда вписываются в наши теории”, – подвел он итоги. Поскольку для Сэма Глэддинга терапевтическая катастрофа парадоксально стала едва ли не поворотным событием, оказавшим огромное благотворное влияние на всю его дальнейшую карьеру и позволившим ему сделать множество ценных выводов о своей работе, нам было любопытно узнать его мнение о том, почему многие наши коллеги не хотят последовать его примеру и отказываются открыто говорить о собственных промахах.
“Мне кажется, на то есть как минимум две причины. Во-первых, психотерапевты в силу природы своей профессии всегда были одиночками. Что обычно представляет собой наша работа? Есть мы, есть клиент, и есть обязательства о конфиденциальности, которые запрещают нам рассказывать кому-то о том, что ежедневно происходит за закрытыми дверями нашего кабинета. Даже в рамках супервизии нам приходится держать большую часть информации при себе. Вторая причина куда более приземленная: многие боятся, что открытое признание ошибок может стоить им репутации и статуса”.
Сэм Глэддинг признал, что, когда психотерапевт достигает определенного положения в профессиональных кругах, становится известным лектором и писателем, это усугубляет подобный страх, поскольку теперь терапевту есть что терять. Слишком часто мы предъявляем к себе откровенно завышенные ожидания и невольно начинаем верить в собственные мифы.
На прощание Сэм посчитал нужным подчеркнуть, что история, которую он нам рассказал, была не худшей терапевтической катастрофой в его практике. Просто тот случай оставил у него самое неизгладимое впечатление. “Мне кажется, неудачи и ошибки в психотерапии подобны песчинкам в устрице. Они неприятно скрипят на зубах. Ими можно подавиться. Но со временем, если мы достаточно выждем перед тем, как вскрыть ракушку, они могут превратиться в настоящие жемчужины мудрости”, – напоследок добавил он.
