Текст книги "Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере"
Автор книги: Джон Карлсон
Соавторы: Джеффри А. Коттлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)
ДВЕНАДЦАТЬ ПРИЗНАКОВ ТЕРАПЕВТИЧЕСКОГО НАРЦИССИЗМА
На прощание Артур Фриман преподнес нам неожиданный подарок. Покопавшись в файлах на своем компьютере, он извлек целый список симптомов и признаков терапевтического нарциссизма. Вот признаки, по которым психотерапевта можно заподозрить в этом пороке, часто присущем людям нашей профессии.
1. Психотерапевт переоценивает собственный ум и проницательность.
2. Переоценивает собственную профессиональную компетентность.
3. Считает, что пробелы в знаниях и навыках можно компенсировать харизмой.
4. Уверен, что не нужно учить теорию. Не нужно тратить время на полноценное изучение рабочих систем и моделей, достаточно подсмотреть что-нибудь тут и там.
5. Считает, что если клиент посмел не согласится с его блестящей интерпретацией, значит, он просто сопротивляется терапии.
6. Психотерапевт считает, что его теоретическая модель является единственно верной и не подлежит критике.
7. Уверен, что его модель применима ко всем без исключения клиентам, и вообще, зачем ее менять или адаптировать, если она и так хороша.
8. Считает, что его подходы и методы не нуждаются в научно-доказательной базе. Эмпирические изыскания – пустая трата времени.
9. Видит себя не столько психотерапевтом, сколько чем-то средним между волшебником, шаманом и ясновидящим.
10. Считает, что только его взгляд на психотерапию имеет право на существование, а любые альтернативные точки зрения – крамола и ложь.
11. Думает, что технических подходов лучше избегать в работе, потому что они созданы “для бедных”, а истинный виртуоз должен наслаждаться созерцанием возвышенной красоты теоретических моделей.
12. Считает, что “настоящая” психотерапия должна быть исключительно долгосрочной, а все остальное – это “игрушки” и “вариации на тему”.
К концу беседы у нас практически не осталось сомнений в том, что именно подобный нарциссизм является едва ли не главным виновником непростительных ошибок и роковых промахов в нашей профессии. И правда, разве не высокомерие, излишняя самонадеянность и наивная уверенность в том, что нам с высоты собственного авторитета виднее, как клиенту лучше, лежат в основе многих терапевтических катастроф?
Глава 17
Пятьдесят минут чистой враждебности
Джон Норкросс
Джон Норкросс может похвастаться тремя главными достижениями, благодаря которым он прославился в профессиональных кругах. Во-первых, ему принадлежит авторство нескольких подробных практических справочников, в том числе такие знаменитые издания, как Authoritative Guide to Self-Help Resources in Mental Health (Авторитетное руководство по ресурсам для психологической самопомощи), Insiders Guide to Graduate Programs in Clinical and Counseling Psychology (Магистерские программы по клинической и консультативной психологии: взгляд изнутри) и Psychologists Desk Reference (Настольный справочник психолога). Во-вторых, Джона заслужено считают одним из наиболее выдающихся деятелей в области интегративной терапии. Его книги Psychotherapy Relationships That Work (Психотерапевтические отношения, которые работают) и Handbook of Psychotherapy Integration (Руководство по психотерапевтической интеграции) оказали огромное влияние на отрасль и немало способствовали продвижению идей автора о необходимости сочетания лучших эмпирически доказанных элементов различных терапевтических практик в единую синтетическую модель, которую с легкостью можно адаптировать под индивидуальные и культурные особенности.
Наконец, Норкросс славится своими научными и теоретическими изысканиями, направленными на поиск оптимальных методов достижения долгосрочных поведенческих изменений. В известной работе Психология позитивных изменений Джон Норкросс и его соавторы Джеймс Прохазка и Карло ди Клементе презентовали широкой аудитории результаты нескольких десятилетий усердной исследовательской работы на тему самостоятельно инициируемых изменений и наиболее эффективных подходов в данном направлении.
Джон Норкросс преподает психологию в Университете Скрантон, шт. Пенсильвания, и ведет частную практику в Маунт-Поконо в том же штате.
ХУДШЕЕ, ЧТО Я ПОВИДАЛ
Джон Норкросс активно сотрудничает с Американской психологической ассоциацией, одновременно исполняя в ней обязанности администратора и научного сотрудника. Неудивительно, что, когда Джон говорит о своей работе, его сильная теоретическая база в области психологии и живой исследовательский интерес к эмпирической науке видны даже в манере общения. Когда мы поинтересовались у Норкросса, что творилось у него в голове в ожидании предстоящей беседы на столь непростую тему, оказалось, что наш собеседник тщательно готовился к интервью и заранее продумал ответы на вопросы, отправленные ему накануне. Это было ожидаемо. Пожалуй, с нашей стороны было бы крайне наивным рассчитывать на то, что такого организованного и ответственного человека, как Джон, удастся застать врасплох неожиданным вопросом в надежде выманить спонтанный ответ, так что мы решили не пытаться. Впрочем, Норкросс все равно нас не разочаровал: он был исключительно открыт к обсуждению собственных неудач и ошибок и искренне настроен на честный, откровенный разговор.
Для начала мы попросили его дать определение понятию “терапевтическая катастрофа”. Ответ Норкросса был четким и лаконичным: это терапия, так и не достигшая поставленных целей либо усугубившая проблему, которую была призвана решить. По мнению Джона, вернейшими признаками катастрофы можно считать досрочное прекращение терапии или ухудшение морально-психологического состояния клиента.
“Приведете нам пример подобного случая из вашей практики?” – мы хотели перейти прямо к делу. Но не тут-то было! Для начала Норкросс решил рассказать нам историю одной терапевтической катастрофы, в которой он не принимал непосредственного участия, а выступал сторонним свидетелем. После недолгих колебаний Джон приступил к своему рассказу, из этических соображений тщательно скрывая любые детали, которые могли бы указать на реальных действующих лиц. Оказалось, несколько лет назад его пригласили выступить экспертом по громкому делу о профессиональной халатности, которое обрело всеобщую огласку. Обычно Норкросс с неохотой берется за работу, связанную с судебной экспертизой, однако он пренебрег своими принципами и согласился дать показания, поскольку случай был до того вопиющим, что просто не мог оставить его равнодушным. По словам Джона, речь шла о худшей терапевтической ошибке, которую ему только довелось видеть за всю свою многолетнюю карьеру.
“Клиент, у которого диагностировали большой депрессивный эпизод и подозревали нарциссическое расстройство личности, обратился к одному довольно известному психоаналитику. Специалист взялся за этот случай и начал работать с клиентом в амбулаторных условиях. Время шло, а терапия не приносила сколько-нибудь заметного эффекта. Клиент неоднократно просил направить его на консультацию к психиатру и назначить антидепрессанты, что подтверждается выписками из медицинской карты, но психоаналитик посчитал, что – дальше цитата из его заметок – “подобные требования следует рассматривать как нарциссические капризы в стремлении избежать сложной работы над собой, которую предполагает процесс психотерапии”. Тем временем состояние клиента стремительно ухудшалось. У него развились психосоматические симптомы. В итоге мужчине пришлось уволиться с работы и лечь в стационар”, – рассказывал Норкросс.
По мнению Джона, самым непростительным в этой ситуации было то, что специалист был настолько погружен в свои теории, настолько зациклен на собственном алгоритме действий, что грубо проигнорировал специфические нужды клиента. Воспринимая просьбу выписать антидепрессанты как “нарциссические капризы в стремлении избежать сложной работы над собой”, психоаналитик напрочь отметал мысль о том, что, кроме его методов, в мире существуют другие виды лечения, которые потенциально могли бы пойти на пользу его клиенту.
Как несложно догадаться, в больнице мужчине назначили медикаментозное лечение, которое привело к заметному улучшению состояния. Взбешенный столь грубой халатностью и полным игнорированием его потребностей со стороны терапевта, клиент подал на психоаналитика в суд за нарушение профессиональных стандартов. В итоге его иск был удовлетворен в полном объеме.
Больше всего в этой вопиющей истории Норкросса возмутил тот факт, что психоаналитик отказывался изменить стратегию лечения даже после того, как в течение нескольких месяцев состояние клиента продолжало стремительно ухудшаться. Несмотря на то что клиент не реагировал на разговорную терапию (по крайней мере, в том виде, в каком ее практиковал герой нашей истории) и неоднократно просил консультацию психиатра, этот, с позволения сказать, специалист продолжал твердо стоять на своем, не адаптируя и не корректируя свои методы. Он обвинял клиента в сопротивлении психотерапевтическому процессу и твердил, что нужно придерживаться изначального плана. Мы поинтересовались у Джона, почему именно этот случай остался у него в памяти как худшее из того, что он повидал. “Все просто, – охотно ответил Норкросс, – это наглядный пример того, как теория психотерапевта угробила здоровье клиента”.
СТЫД И СМИРЕНИЕ
После такого вступления разговор плавно перешел к обсуждению собственного профессионального опыта Джона Норкросса. Мы решили удивить нашего собеседника несколько неожиданным вопросом и поинтересовались у Джона, о чем он думал и что чувствовал, размышляя о терапевтических катастрофах в своей практике в преддверии нашего интервью. Нам хотелось больше узнать о мыслительном процессе Норкросса и понять, насколько ему в свое время удалось проработать этот далеко не самый приятный опыт. Предыдущие ответы Джона поразили нас своей невозмутимостью, нам стало любопытно, что творилось у нашего собеседника в голове в тот момент.
“Итак, – задали мы свой вопрос, – чем вы руководствовались, когда выбирали для нашего проекта худший пример терапевтической ошибки или промаха за свою долгую и выдающуюся карьеру? Расскажите немного о том, что при этом происходило у вас внутри”.
“Что ж, должен признаться, когда я впервые читал вопросы, которые вы прислали мне накануне, они пробудили во мне вихрь эмоций. Стыд, смирение и осознание собственной неправоты в равных долях смешались в моей голове в единый поток. Я принялся вспоминать различные случаи из моей практики, которые можно было бы смело охарактеризовать как провальные. Впрочем, мне было несложно определиться с примером для нашей беседы. Как только я дошел до соответствующего вопроса, я сразу понял, что расскажу вам историю “Безумного Макса”. Вокруг этого случая вращалось столько непроработанного стыда и горечи, что это вполне очевидный выбор. Не буду лукавить, в свое время это была для меня достаточно болезненная тема”, – признался Норкросс. По виду нашего собеседника было ясно, что тема не просто была для него “достаточно болезненной в свое время”, но по-прежнему не давала ему покоя, так что мы приготовились слушать его рассказ.
“Итак, Безумному Максу – в целях конфиденциальности я решил дать этому парню кодовое имя в честь главного героя известной кинофраншизы[4]4
“Безумный Макс” – австралийский боевик-антиутопия 1979 г. режиссера Джорджа Миллера с Мелом Гибсоном в главной роли. – Примеч. ред.
[Закрыть] – было около 50 лет, и он недавно развелся с женой. Расставание вышло далеко не полюбовным, бывшие супруги подали друг на друга в суд. По итогам слушания судья предписал Максу пройти курс психотерапии в качестве обязательного условия для получения права видеться с детьми”, – начал свою историю Джон. Мы удивленно переглянулись. На нашей памяти случаев, когда клиент обращался к специалисту по предписанию суда, было всего раз, два и обчелся, так что мы попросили Норкросса подробнее рассказать об обстоятельствах дела.
“Мужчина умудрился настолько достать судью своим вызывающе враждебным и самовлюбленным поведением, что в итоге тот запретил ему видится с детьми, пока он не приведет в форму свое морально-психологическое состояние. Примечательно, что я был далеко не первым психотерапевтом, которому довелось с ним работать. Макса направила ко мне коллега, арендовавшая кабинет в том же здании. По ее словам, за одну сессию мужчина умудрился облить ее грязью и как женщину, и как специалиста. Ему недостаточно было младшего медицинского работника с высшим психиатрическим образованием. Ему подавай «настоящего врача»”.
Оглядываясь назад, Джон не раз корил себя за то, что в принципе взялся за случай, который передала ему коллега. Наш собеседник до сих пор затруднялся ответить на вопрос о том, почему согласился работать с Максом, несмотря на то что внутреннее чутье подсказывало ему не делать этого. Возможно, Норкросса заинтриговала необычная ситуация, показавшаяся достойным вызовом его профессионализму, а возможно, он просто хотел выручить коллегу. Факт остается фактом: Норкросс пренебрег интуицией и согласился проконсультировать мужчину, невзирая на то, что его график был расписан по часам. Впрочем, по словам Джона, если бы в то время у него было туго с новыми записями и он отчаянно нуждался бы в клиентах, Макс был бы последним человеком, которого Норкроссу хотелось бы видеть в своем кабинете.
“С самого начала все пошло наперекосяк, – сокрушался Джон. – Я злился на клиента за то, что он так гнусно обошелся с моей коллегой, и на себя за то, что позволил ей переложить на меня свою проблему с Безумным Максом. Наша терапия ограничилась одной-единственной встречей, зато какой! Это было пятьдесят минут чистой концентрированной враждебности. На первых порах гнев и неприязнь преимущественно исходили от Макса, но, смею вас уверить, к концу сессии эти чувства стали взаимными.
Он начал с того, что потребовал объяснить, что я собираюсь «с ним делать». Он отрицал, что ему нужна помощь специалиста, и настаивал на том, что проблема заключалась в его «неадекватной» бывшей жене. Макс с огромной неохотой рассказывал о себе, однако с первых минут мне стало ясно, что передо мной самовлюбленный и язвительный тип, который обожает срываться на бывшей жене, детях и коллегах”, – продолжал Норкросс.
Пытаясь собрать минимум базовой информации о новом клиенте, Джон выяснил, что мужчина перепробовал трех разных терапевтов, но все они отказались работать с ним после первой сессии. Норкросса это не удивило, и в глубине души он мог посочувствовать своим коллегам, которым “посчастливилось” связаться с Безумным Максом. Кроме того, оказалось, что в прошлом мужчина злоупотреблял веществами и лечился от наркомании. Эта деталь показалась Джону достаточно любопытной, и он попытался больше выведать у Макса о его борьбе с зависимостью, однако мужчина грубо отрезал, что это к делу не относится, и категорически отказался говорить на эту тему.
“Я попытался поставить себя на место Макса и прикинуть, какие сложные процессы, должно быть, происходили в тот момент в его сознании: супруга подала на развод, судья вынудил вопреки его воле ходить на терапию… Я пытался поработать с его гневом и исключительно из лучших побуждений позволил себе отпустить по этому поводу несколько конструктивных замечаний. Увы, я употребил для описания его поведения термин межличностная реализация роли, что, мягко говоря, не понравилось мужчине”, – вспоминал Джон.
“Это что еще за психологическая белиберда?” – огрызнулся Безумный Макс. Быстро осознав свою ошибку, терапевт поспешил извиниться. Он признал, что действительно неправильно подобрал слова, и примирительно поблагодарил клиента за то, что тот указал ему на эту оплошность. “Ну ладно, ладно, – проворчал Макс, сменив гнев на милость, – в первый раз прощаю, но смотрите мне, чтобы больше такого не повторялось, ясно?”
“Эта фраза стала последней каплей. Чаша моего терпения переполнилась, и враждебность бурным потоком полилась наружу, – признался Норкросс. – На каком-то этапе я больше не мог себя сдерживать и пустился в нелицеприятные заангажированные интерпретации. Честно говоря, мне до сих пор стыдно об этом вспоминать. Мне еще тогда было ясно, что своим самовлюбленным и вызывающим поведением Макс на самом деле пытался прикрыть глубокую подавленность и неуверенность в себе, но я повелся на эту напускную агрессию и позволил втянуть себя в конфликт”.
Проявляя чудеса самообладания и стараясь максимально держать себя в руках, Норкросс объяснил Максу, что невозможно заниматься психотерапией без минимального желания и мотивации со стороны клиента, которые в данном случае, судя по всему, отсутствуют.
“Боюсь, с подобным отношением нам будет сложно сработаться”, – спокойно произнес Джон.
“Надо же, так вы меня обвиняете? – вскипел Безумный Макс. – Хотите сказать, это я во всем виноват?”
“Ни в коем случае, – ответил Норкросс. – Я обвиняю тот процесс, который сейчас между нами происходит, и предлагаю нам вместе подумать, как мы можем по-другому подойти к ситуации”. “Да ладно, вы таким образом намекаете, что все проблемы из-за меня”, – Макс был непреклонен.
На этом этапе у Джона уже не было сил с ним спорить. “Как хочешь, так и думай”, – решил он про себя, однако взял себя в руки и с плохо скрываемым раздражением вновь попытался донести свою мысль до клиента. “Послушайте, во время сессии у меня сложилось впечатление, что вы целенаправленно пытаетесь саботировать терапевтический процесс. Мне хочется найти с вами общий язык и выстроить доверительные отношения, но это нелегко, когда собеседник постоянно срывается, наседает и переходит на личности. Поверьте, со своей стороны я искренне расположен к вам, настроен на конструктивную работу и готов делать все, что в моих силах”. Норкросс надеялся, что посредством подобной конфронтации и метода самораскрытия он сможет достучаться до мужчины.
“Послушайте, – заревел Безумный Макс, краснея от злости, словно примирительный тон Норкросса заставил его потерять остатки самообладания, – что вы нюни распустили? Хватит вести себя как гомик!”
“Я нахожу ваше последнее высказывание крайне оскорбительным, подбирайте, пожалуйста, выражения”, – с раздражением ответил Джон. Это был едва ли не первый случай в его карьере, когда клиент умудрился настолько вывести его из себя. Норкросс видел, что ситуация зашла в тупик, и понятия не имел, что делать дальше. Он решил не вдаваться в подробности и не пересказывать весь последовавший диалог, но было нетрудно догадаться, что сессия завершилась далеко не на дружеской ноте. “Скажем так, Макс позволил себе отпустить еще несколько чрезвычайно нелицеприятных и ядовитых комментариев в адрес людей нетрадиционной ориентации, а мне это не понравилось. На прощание я сказал ему, что это была сложная сессия, тем не менее я благодарен ему за проявленную честность. Он недовольно буркнул, что, если обязан ходить на терапию по предписанию суда, у него нет выбора, и записался на следующий прием. Когда спустя несколько дней он позвонил и отменил запись, я совершенно не огорчился”, – закончил свою историю Джон Норкросс.
ОГЛЯДЫВАЯСЬ НАЗАД
Оглядываясь назад на эту злополучную сессию, Джон еще долго искренне сожалел о том, как поступил в сложившейся ситуации. Со временем наш собеседник осознал, что печальная история терапии Безумного Макса с самого начала была обречена на провал.
“Меня грызла непроработанная обида на Макса, на коллегу, которая мне его подсунула, и на себя за то, что вообще согласился взяться за этот случай. Много лет я с горечью прокручивал в голове эту встречу, размышляя о том, почему повелся на его провокационные и враждебные выходки. Это же была классическая ошибка новичка: не заметить собственную реакцию негативного контрпереноса. Да, я искренне старался поставить себя на место Макса и показать ему, что понимаю, почему ему плохо. Я руководствовался исключительно лучшими побуждениями, однако неправильно подобрал слова, и он превратно истолковал мои попытки помочь ему как проявление манерной женственной слабости. Видимо, именно из-за этого он и приплел сюда гомосексуальность, что еще больше усложнило ситуацию. Пожалуй, это мне нужно было лучше подбирать выражения”, – размышлял Норкросс.
Хотя инцидент с Безумным Максом произошел более пяти лет назад, Джону до сих пор было неприятно вспоминать об этой сессии. Все же мы набрались смелости и поинтересовались у него, чему его научил тот мучительный опыт и какие уроки он вынес из него на будущее.
“Это был не конец истории. Около двух лет назад она внезапно получила любопытное продолжение. Вы не поверите, но Безумный Макс позвонил мне. Он заявил, что с момента нашей встречи прошел через еще нескольких специалистов. Он так и сказал: через. Пожалуй, это действительно было самое подходящее слово, чтобы описать его мытарства с психотерапией. Дальше Макс сообщил, что все же выполнил минимальные требования судебного предписания, только при этом ему «нифига» не стало лучше. Он так и сказал: «нифига». Согласитесь, неожиданный поворот”, – удивил нас Джон.
“Жаль, что так вышло, – осторожно ответил Норкросс, – и что же вы хотели бы в себе изменить?”
“Послушайте, – вдруг сказал Безумный Макс, – я знаю, что я злобный самовлюбленный эгоист. Я знаю, что обижаю людей, и они меня сторонятся. Но, поверьте, я хочу измениться”.
“Могу я полюбопытствовать, почему вы решили позвонить именно мне?” – оторопев от удивления, спросил клиента наш собеседник. В глубине души Джон хотел сформулировать свой вопрос иначе и поинтересоваться у Макса, зачем он звонит ему после настолько ужасной первой сессии, но к тому моменту у Норкросса было достаточно времени, чтобы провести работу над ошибками. Хорошо все обдумав, Джон поклялся себе, что, если бы ему представилось возможность снова пообщаться с Безумным Максом, он вел бы себя исключительно спокойно и профессионально. И внезапно судьба дала ему шанс проверить свою решимость на деле.
“Все остальные психотерапевты либо начинали на меня кричать, либо кивали и безразлично повторяли «угу». Вы хотя бы были со мной честны, и это вызывает уважение. Знаю, вам со мной пришлось нелегко”, – ответил мужчина. Оказалось, что за эти два года Безумный Макс успел переехать в другой город и звонил Джону, чтобы тот порекомендовал ему толкового специалиста в округе. Норкросс настолько удивился, что следующие несколько минут не мог выдавить из себя ни единого слова и судорожно перебирал в голове имена знакомых терапевтов, к которым теоретически можно было бы направить этого парня. Мы не сдержались и ехидно заметили, что Джону следовало бы воспользоваться возможностью и выбрать коллегу, который чем-то ему особенно насолил. “Точно, – рассмеялся Норкросс, – или кого-то, кто задолжал мне большую услугу”.
