Текст книги "Моя плоть сладка (сборник)"

Автор книги: Джон Диксон Карр

Соавторы: Дей Кин,Майкл Брайэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

 6

Стюардесса-француженка была очень хорошенькой. Когда она наклонилась к кому-то, сидящему с другой стороны прохода, ее ягодицы аппетитно обрисовались под изящной синей форменной юбкой. Ее словно выточенное бедро находилось всего лишь в нескольких дюймах от лица Ле Плана. Рассеянно рассматривал он это бедро, рассеянно думал: остаются ли эти девушки в Пальме на ночь после каждого полета? Правда, ему это совершенно безразлично. Если он сегодня проведет ночь в Пальме, вряд ли у него будет время для любовных забав.

Стюардесса выпрямилась и слегка покачнулась, так как самолет нырнул в небольшую яму. Улыбаясь и показывая при этом свои очаровательные белые зубки, она ожидала, пока Ле План прочитает бюллетень капитана: «Приземление в 9.05 по местному времени. Погода в Пальме солнечная. Температура +74° по Фаренгейту, Летим по расписанию»,

– Благодарю вас,– сказал Ле План, возвращая бюллетень.

Улыбающееся лицо удалилось. Он нащупал в кармане рубашки пачку сигарет. Горло у него было таким же сухим, как и синеватый дымок, который он вдыхал. Через десять минут он узнает, что они затеяли. Через десять минут он встретится с Кохиллом, и... Или Кохилл вручит ему посылку – и тогда его рассказ окажется правдивым, или... или... Кохилл – вор. Ле План глубоко затянулся и сморщил длинные брови в беспокойной складке. Перед отъездом он внимательно изучил все имеющиеся у них сведения о Кохилле. Досье Кохилла гласило: два года за подлог в Мехико-Сити; выселение из Англии после шестимесячного пребывания там; обвинение в уклонении от уплаты налогов, все еще числящихся за ним в Вашингтоне. Да, такой парень, как Кохилл, может отважиться и на воровство.

Он поднял глаза. Стюардесса снова смотрела на него. Она указала на сигнальные огоньки впереди. Ле План в ответ улыбнулся. Он нагнулся и стал неумело отстегивать пристяжной ремень. Приземление через пять минут. Через пять минут он все узнает.

В самолете было прохладно и приятно. Но габардиновый костюм так и жег его и от пота буквально прилипал к телу. Ладони и седеющие волосы были влажными. Нервным движением он пытался запихнуть окурок в уже переполненную пепельницу. Через пять минут он все узнает.

Самолет качнуло, и испанец, сидящий в соседнем кресле, перекрестился. Ле План кисло ухмыльнулся. Есть вещи куда похуже, чем авиационная катастрофа. Гораздо страшнее, чем неожиданная катастрофа.

Моторы выключили. Как раз около окна Ле Плана медленно крутилось огромное шасси. Впереди показалась красная пыльная посадочная площадка. Ле План никогда не был религиозным человеком. Ни разу в своей жизни он не перекрестился. Но сейчас ему очень хотелось знать хотя бы одну молитву. Ему хотелось, чтобы Провидение успокоило его. Кохилл будет его ожидать, Кохилл будет улыбаться, Кохилл вручит ему посылку. Потому что, если нет...– послышался дребезжащий звук, когда шасси коснулось посадочной площадки, вибрация хвоста прекратилась..– потому что, если посылка не ожидает его сейчас в аэропорту, значит, Ле План нарушил правила организации...– пилот переключил мотор, снижая скорость...– если синдикат узнает, что Морис Ле План уехал из Парижа...—самолет сделал разворот и начал подруливать к остановке...– тогда синдикат подумает, что Ле План украл посылку...– самолет остановился, дверца открылась, и пассажиры встали, готовые к выходу.

Ле План, серый габардиновый костюм которого от ветра замирающих моторов плотно облегал его худое тело, торопливо шел по грунтовой дорожке, стремясь опередить на таможне других пассажиров. Когда человек ожидает решения вопроса, касающегося его жизни или смерти, он становится нетерпеливым и грубым. Ле План буквально проложил локтями путь к таможенному барьеру и, не в состоянии скрыть свою нервозность, наблюдал, как испанский чиновник изучал его паспорт. Затем, чиновник вернул ему документы и отсалютовал. Одетый в форму молодой испанец небрежно запустил руку в чемоданчик Ле Плана, осматривая его незамысловатый багаж, взятый в расчете на однодневную поездку.

Ле План предъявил сигареты. Руки его были влажными от волнения. Он засунул в рот сигарету, забыл прикурить ее, потом быстрым движением затянул молнию на футляре с туалетными принадлежностями и вышел из таможни торопливой походкой.

У барьера ожидало пять или шесть человек. Ле План увидел толстого мужчину в костюме из саржи, в теннисных туфлях, надетых на босу ногу, и в грязной панаме, прикрывающей лысину. На сломанном носе белела длинная полоска пластыря.

Барней Кохилл вышел вперед. Они пожали друг другу руки. Затем Кохилл поспешил взять из рук Ле Плана чемоданчик.

– Как прошел полет? – вежливо поинтересовался он.

Но Морис Ле План не ответил. Он просто не в состоянии был что-либо произнести. Никакого свертка у Кохилла он не заметил. Но, может быть, он вынул бриллианты из несессерчика? Нет, нечего льстить себя пустой надеждой.

– У меня здесь машина,– сказал Кохилл.– Поедем в город?

– Нет... нет... Зайдем лучше в бар, здесь. Я возвращаюсь в Париж следующим рейсом.

– Ну что ж, тогда о’кей. Пожалуйста, проходите сюда.

Он пошел вперед. Морис Ле План плелся за ним. Он уже увидел ответ в глазах Кохилла. В них были страх и желание всячески умилостивить Ле Плана.

Бар был маленький и тихий. Пилот и штурман завтракали в другом конце бара. Завтрак состоял из кофе и сладких сухариков – обычный завтрак для жителей острова. Они быстро переговаривались с барменом на одном из диалектов испанского.

– Что вы желаете? – спросил Барней Кохилл, бросая панаму на стойку бара.

– Кофе.

Пока Кохилл заказывал, Морис Ле План закурил, наконец, сигарету, которая все еще торчала у него во рту. Теперь он чувствовал себя увереннее. Он все понял. Недаром он посредник. Наступило время торговаться. Нужно соблюдать максимальное спокойствие.

– Может быть, заказать стаканчик чего-нибудь к кофе?– спросил Кохилл.– Например, коньяк?

– Это отнюдь не визит вежливости,– сказал Ле План.

– О! – Кохилл в смятении взглянул на своего гостя. Лицо Ле Плана абсолютно ничего не выражало, оно напоминало Кохиллу лица продавцов лотерейных билетов у входа в парижское метро. Лицо, механически глядящее на прохожих, механически предлагающее купить их товар. Но что они при этом думали – на лице невозможно было прочитать. Да это и не нужно.

–Где посылка, Нора?

– Я хочу вам все объяснить,– начал Кохилл, почесывая свою красную толстую шею – Вчера вечером, когда я звонил вам, вернулась невеста. Она привезла с собой подарок. Но потом получилась неувязка. Она вдруг стала говорить, что потеряла его.

 Он остановился, чтобы перевести дух, наблюдая за Ле Планом. Но Ле План ничего не произнес. Он положил дымящуюся сигарету рядом с блюдцем и отхлебнул черного кофе.

– Я хочу, чтобы вы правильно поняли,– продолжал Кохилл.– Я здесь совершенно ни при чем. Даю вам честное слово, жених, я был абсолютно уверен, что сегодня утром принесу вам подарок. Я до полуночи разыскивал эту девчонку. Я не мог уснуть. Никогда в моей жизни...

– Значит, подарок у нее,– перебил его Ле План.– И теперь она заявляет, что потеряла его. Конечно, она его не потеряла.

– Да, я тоже так думаю. Как она могла его потерять? Невозможно быть такой беспечной, чтобы потерять сверток в триста тысяч долларов. Она клянется, что никто у нее его не крал. Но уверяю Вас, жених, я не верю ей. Не беспокойтесь.

«В ближайшие дни будь осторожен в выборе друзей»,– печально вспомнил Ле План предсказание гороскопа. Какой смысл таился за словами этой жирной свиньи? Ле План полагал, что он отгадал этот смысл: Кохилл боялся репрессий. Если дело повернется плохо, он хотел Кеннера и его жену сделать козлами отпущения. Он хотел сыграть роль посредника: я, мол, здесь ни при чем. «Но я не собираюсь умирать за тебя, мой толстомордый дружок,– мрачно думал Ле План.– Если ты на это надеешься, то жестоко ошибаешься. Вообще-то я мирный человек, но, когда надо, могу постоять за себя».

– Ну и что же вы предлагаете? – спросил он.

– Конечно, вы не сможете взять посылку и улететь следующим рейсом. Это исключено. Но не беспокойтесь – я вам ее привезу.

«Гороскоп говорит: „Если в рискованном деле наметится неуверенность, действуй быстро, чтобы избежать серьезных неприятностей. Я должен его предупредить. Это не детская игра. Это может оказаться очень опасным». Ле План сказал:

– Моя организация всегда стремится избегать каких бы то ни было неприятностей. Но если они возникают, у нас есть специальные люди, в чью обязанность входит ликвидация этих неприятностей. Вам ясна моя мысль?

– Да, конечно, мне все ясно. Послушайте, я хочу, чтобы вы поняли одно: все это дело не имеет ко мне никакого отношения, понимаете? Никакого!

Ле План взглянул на покрывшееся испариной жирное лицо своего врага и улыбнулся.

– Конечно. Да, я верю вам. Но, к сожалению, у нас мало времени... В подобных случаях у нас действует определенная стандартная процедура...

– Процедура? – Барней-Кохилл почесал свой жирный нос.– Что значит – процедура?

– Кажется, у вас, американцев, есть такое выражение – «крайний срок». Так вот, если товар не доставлен в срок в Нью-Йорк, мы обязаны выплачивать компенсацию. Время уже идет. Я могу послать другого курьера самое позднее завтра и хочу, чтобы вы это ясно поняли.

– Да, конечно, все ясно. Я обещаю вам сегодня же доставить посылку,

Ле План встал и аккуратно потушил сигарету. Затем из смятой пачки достал новую.

– Вот и отлично,– сказал он.– А что вы собираетесь предпринять?

– Давайте поедем в город. Я поручил двоим разыскать эту стерву. Вы не беспокойтесь, они, вероятно, уже нашли ее. Мы сейчас нагоним на нее страху!

Ле План вздохнул и посмотрел на теннисные туфли Кохилла, надетые на босу ногу. «„Если в рискованном деле наметится неуверенность...“ Да, произошло худшее,– подумал он.– Сейчас он потребует выкуп, а его у меня нет. Посредник всегда расплачивается».

– Ну, пойдемте же,– поторопил его Кохилл.

«Да, но посредник иногда расплачивается той же монетой». Огромная черная тень от самолета, поднимающегося в воздух, распласталась на дорожке. «Как раз на нашем пути»,– отметил Ле План.

 7

Чак Кеннер прижал телефонную трубку к своей белокурой голове, растянувшись на полу спальни в ожидании, пока клерк проверит список постояльцев отеля. С самого утра Чак висел на телефоне, и вроде бы на сей раз счастье улыбнулось ему. ‘

– Мистер Фолл? Да, кажется, у нас остановился такой джентльмен. Одну минуточку. Да, совершенно верно, он приехал вчера ночью.

– А леди была с ним? Миссис Кеннер?

– Нет. Только мистер и миссис Фолл: Больше никого.

На лицо Кеннера в этот момент страшно было взглянуть. Но голос оставался спокойным.

– Это отель «Соль де Самбра»? В Кэмп де Маре?

– Да, сэр.

Какая-то тень прошмыгнула между Кеннером и окном. Чей-то голос произнес:

– В Полленсе йроверены все отели и пансионаты. Их там нет.

– Я нашел их,– сказал Чак.– Они устроились в Кэмп де Маре.

– О, как я рада, что эта телефонная охота окончена,– снова произнес голос.

Чак повернул голову к владелице этого голоса и сел на полу. Он посмотрел на нее, не скрывая выражения злобы, которую сейчас чувствовал.

На Мэгги был легкий «голубой халатик фасона «бэби». Он прекрасно гармонировал с ее загаром и белокурыми волосами. Нагнувшись, она предоставила возможность Чаку заглянуть за вырез халатика так глубоко, что он мог увидеть, где кончался загар и начинались белые бедра.

– Ну, что мы теперь будем делать? – спросила она.

– Мы все доложим Барнею, а потом поедем туда и выбьем эту штуку из нее. Вот что мы сделаем.

– Но не ты,– возразила Мэгги.– Нет, любимый. Пускай Барней занимается этим. Он создан для того, чтобы бить. А ты оставайся здесь и побереги свои силы... для меня.

Чак улегся на спину и уставился в потолок. Голову его заполнили беспорядочные мысли, он напряженно думал, пытаясь найти какой-то выход: «Фолл спит с Изабель. Это значит, она ему все обо мне рассказала. Следовательно, он не примет меня на работу, и я никогда не получу заказ на статью. А Барней сейчас в аэропорту пытается всячески заговорить этого типа из Парижа. Они должны с минуты на минуту приехать сюда».

Мэгги нагнулась еще больше и легла ему на грудь, нежно лаская его белокурые волосы. Мягкими губами она водила по носу Чака вверх и вниз. Потом перешла К уху.

– Поди прочь!

– Что случилось, милый?

– Барней сейчас вернется.

– Барней... Барней...– капризно проговорила она.– Только и слышишь, что Барней. Да когда этот неряха будет возвращаться, мы услышим его за два квартала. И вообще, к черту Барнея!

Она тоже повернулась на спину и легла рядом с Чаком, закинув руки за голову. Голубой халатик расстегнулся и соскочил с ее пышного тела, открыв восхитительные бедра. Мэгги подняла одну ногу, задумчиво рассматривая пальчики.

– Знаешь, милый, мне очень не нравится, когда ты такой.

– Мммм...– промычал он.

«По словам Барнея, этот парижский тип не остановится ни перед чем, чтобы вернуть эту штуку. Ну что ж, страдать должна одна Изабель». Чак решил, что Фолл очень скоро убедится, что Изабель может принести одни только неприятности. Он улыбнулся.

– Вот так-то лучше, милый. Ты гораздо красивее, когда улыбаешься.

«Да, Фолл ее больше не увидит. Барней и тот тип из Парижа позаботятся об этом. А потом я пойду к Фоллу и извинюсь. В конце концов, именно меня намечали в авторы статьи. И я должен воспользоваться этим долгожданным шансом».

– Чак,– приставала Мэгги,– ну покажи мне, как ты меня любишь!

– Иди ты отсюда!

– Ну покажи, Чак!

Она повернулась и обняла его за шею. Он хотел оттолкнуть ее, но она решила, что он просто играет с ней. Некоторое время они просто возились на полу. Потом Чак скрутил ей руки за спину,

– Эй, Чак, мне больно!

– Я этого и добивался!

– Перестань! – кричала она со слезами в голосе.

Он продолжал сжимать ей руки. Она снова открыла рот, чтобы закричать, но не закричала, а в испуге посмотрела на что-то поверх плеча Чака. Он повернул голову.

В дверях, стоял Барней. Его маленькие глазки злобно отмечали все детали сцены. Чак на коленях на полу. Мэгги лежит на спине в расстегнутом халатике.

– Время забав истекло,– прорычал Барней.– Мэгги, оденься.

Он не пошевелился, когда Мэгги проскользнула мимо него в коридор. Потом повернулся к маленькому человечку в сером костюме, стоявшему за ним.

– Это Чак Кеннер,– сказал он ему.– Тот самый парень, который гарантировал, что невеста выполнит задание. Может быть, вы хотите с ним поговорить?

– Где ваша жена? – спросил маленький человечек.

– В Кэмп де Маре, небольшом курортном местечке примерно в часе езды от города. Я нашел ее там, Варней. Она там с Фоллом.

Свирепую мину Барнея как рукой сняло. Где-то в складках жирного живота что-то заклокотало, это клокотание постепенно разлилось по всему телу и, наконец, превратилось в безудержный хохот. Он откинул назад голову, и от его смеха буквально задрожали стекла в окнах.

– Поделом тебе, Чаклед! Поделом тебе!

* * *

В Кэмп де Маре ранние купальщики уже возвращались с пляжа. Их голоса звонко раздавались в чистом утреннем воздухе. Грегори Фолл, испытывая неприятное состояние, которое обычно бывает между сном и пробуждением, открыл глаза. Ему казалось, что разговаривали в его комнате. Он сел на кровати. От резкого движения острая боль пронзила переносицу. Фолл уставился в открытую балконную дверь, через которую доносились беспечные голоса купающихся. Потом снова лег. Его охватила дрожь, а вскоре подступила и тошнота. Начались муки похмелья.

В комнате он был один. Фолл вспомнил, что оставил автомобиль на дороге, а ключи от него – внизу у портье. Вчера вечером, когда они при лунном свете мчались по извилистым дорогам побережья, он был в состоянии безобразнейшего опьянения. Но никаких несчастных случаев, к счастью, не произошло. Они зарегистрировались как мистер и миссис Фолл, и им дали смежные комнаты. Он не помнил, как он очутился в постели. Но он был один. Никаких признаков присутствия в комнате Изабель. Он понял, что вчера ничего не произошло, вероятно, он сразу же свалился.

Потом он встал и вышел на балкон. Он был босиком, в одних брюках. От первых лучей солнца его снова передернуло. С балкона он хорошо видел овальный залив, небольшой песчаный пляж и медленно разбивающиеся о берег волны спокойного темно-голубого Средиземного моря. Сощурив глаза от яркого солнца, Фолл собрался уже вернуться в комнату, как вдруг обнаружил на балконе еще одну дверь, которая тоже была открыта. Он подошел к ней. Его тень упала в комнату.

Изабель Кеннер лежала в постели, обхватив руками подушку. Простыня сбилась в нотах. Она была голая. Он любовался изящной линией ее спины, мягкими округлостями бедер й длинными загорелыми ногами, выделявшимися на белых простынях. Ему не часто приходилось, пробудившись, любоваться подобной картиной. Обычно воспоминание о своих пробуждениях вызывало у него отвращение. Но эта спящая девушка показалась ему еще более юной, красивой и желанной. Он медленно направился к ее кровати. Наклонился и поцеловал аппетитную ямочку у нее на шее. Она проснулась. Повернула к нему голову, и он увидел в ее глазах удивление и страх. И моментально понял, что «что-то» не произошло в прошлую ночь, не было ничего, чего бы она могла стыдиться. Она улыбнулась ему и позволила поцеловать себя в губы. Она молчала. Его большое, крепкое, сильное тело скользнуло к ней на кровать и прижалось к ней, руки ласкали груди, опускаясь все ниже и ниже, к бедрам. На какое-то мгновение, пока им полностью не овладел порыв страсти, у него промелькнуло сомнение. До сих пор он ничем не связал себя с ней, ничего ей не обещал. Он даже не задумывался, что им руководило: любовь или простое физическое влечение. Но он знал, что после этого он не сможет остаться в стороне от грозящих ей неприятностей.

Он почувствовал, как она слегка отодвинулась от него, как будто поняв его мысли. И это хотя и робкое, но все же сопротивление ускорило его решение. Он схватил ее, ощутив в своем теле необычайную силу, прижимая ее голые бедра к своим, не обращая внимание на ее чуть слышные протесты, на ее испуг. Молча, забыв обо всех опасностях, он овладел ею. Потом, тихо лежа около нее, он слышал, как часы пробили девять раз.

* * *

Девять. Маленький американский будильник, подарок леди, с которой она встретилась в Танжере, разбудил мисс Эмми Дэвид. И сразу приятные мысли охватили ее. Какая же она старая дура, что так долго спала в то время, как ее ожидают такие интересные вещи. Она быстро встала с кровати. Да и эта старуха Розалия того и гляди придет убирать комнату. Это одно из неудобств проживания в заведениях, подобных пансиону Мэгги. Сервис здесь отвратительный. Мисс Дэвид надела зеленое кимоно – боже мой, как она торговалась, когда несколько лет назад покупала его на очередной распродаже в магазине «Самаритэн» в Париже,– и торопливо наложила толстый слой кольдкрема на свое лицо слонихи. Потом заперла дверь. Она даже не выпила свою обычную чашку настойки ромашки, так была возбуждена. Прежде всего она достала из потайного места шарф. Это очень красивый маленький шарфик, красный с белым, искусственный шелк, конечно, но он очень хорошо подойдет к некоторым ее вещам. Миссис Кеннер никогда не заметит его пропажи. Бедняжка, она так была расстроена вчера после того, как этот ужасный мистер Кохилл хотел ее изнасиловать. Ах, что за скотина этот мистер Кохилл! И затем самое главное. О, это безусловно красивая вещь.

Красная пластмассовая шкатулочка с маленькими баночками для кольдкрема, румян, пудры, маленьким зеркальцем и пилочкой для ногтей. Чудесная вещица.

Сначала ей показалось это очень гадким поступком. Действительно, это довольно ценная вещь, чтобы ее украсть. Но потом, когда она убирала обратно в чемодан платья бедняжки миссис Кеннер там, в холле,– в тот момент миссис Кеннер была так расстроена, что с нее можно было даже снять платье, и она бы этого не заметила,– ну... тогда это уже не показалось ей так гадко. И все получилось так легко, несмотря на то что эта противная скотина Кохилл был рядом. Она просто засунула несессерчик за пазуху. Он ведь красный, а это такой красивый цвет. «О, это моя слабость,– подумала мисс Эмми Дэвид, улыбаясь про себя,– Меня всегда так тянет к ярким вещам. Кроме того, он, вероятно, не такой уж дорогой, и миссис Кеннер никогда не хватится его». Но он почему-то тяжелый. Мисс Дэвид уселась около туалетного стола и начала рассматривать со всех сторон этот несессерчик. Ее старческие глаза просверливали коробочку буквально насквозь.

Мисс Дэвид приходилось жить во многих странах. И она узнала много полезных вещей относительно всяких коробочек и чемоданчиков с потайным дном. Ее пальцы нажимали абсолютно на все, на что можно было нажать или что можно было вытянуть. Нет, никакого замка, никакой потайной пружинки. Она поднесла несессерчик к уху и потрясла его. Ничего подозрительного. Но все-таки, почему он такой тяжелый? Она поставила его на стол и снова начала внимательно рассматривать. Крышка. Да, пожалуй, крышка слишком толста для такой коробочки. Мисс Дэвид взяла пилочку для ногтей и принялась отковыривать планку от крышки; Она была плотно приклеена, но в конце концов поддалась. Оказалось, что там есть еще одна крышка, а внутри – небольшое отделение. В этом отделении – четыре сверточка, завернутые в бумагу и перетянутые резинкой. Она вынула их. На каждом свертке напечатано по одному имени: Эл, Мэйбл, Джо, Гарри. Вероятно, миссис Кеннер приготовила подарки для своих родственников и хотела контрабандным путем ввезти их в Соединенные Штаты.

Небольшое облачко промелькнуло на лице мисс Дэвид. Если это контрабанда, то миссис Кеннер непременно хватится этой коробочки. О, боже, вот беда-то! И все-гаки очень интересно посмотреть, что там. Она открыла первый пакетик. Боже мой, какая масса бриллиантов! Может быть, они фальшивые? Она протянула свои морщинистые руки ближе к свету. Нет, они определенно выглядят как настоящие.

Она открыла другой пакетик. Как много бриллиантов! Вопрос о том, настоящие ли они, даже смешон!

Вот интересный предмет для контрабанды. Мисс Дэвид никогда не была в Америке, но она слышала, что там все очень дорого. Вероятно, миссис Кеннер именно это имела в виду, когда собиралась отвезти туда так много бриллиантов.

Мысль о миссис Кеннер на несколько минут испугала ее. Ведь мисс Дэвид не была воровкой. Отнюдь нет. У нее есть только слабость к некоторым вещам. По правде говоря, ведь и за это зеленое кимоно деньги так и не были заплачены. Дело ограничилось тем, что она долго торговалась с продавщицей, а потом, когда та отвернулась, ловко засунула его в Хозяйственную сумку и ушла. В то время у мисс Дэвид было очень мало денег. Нужно как-то устраиваться. А как трудно было удержаться от того, чтобы приобрести такую красивую, яркую вещь! Конечно, после того как она сломала несессерчик, вряд ли его можно вернуть миссис Кеннер. Это значило признаться, что она его ковыряла. О, нет, только не это!

Поэтому мисс Дэвид быстро сбросила с себя кимоно и с трудом напялила зеленый парчовый костюм. Правда, в нем было немного жарко, но в таких случаях всегда лучше быть хорошо одетой. Она спрятала красный несессерчик в постели, ссыпала все бриллианты в бумажный кулечек, в котором еще оставалась пара леденцов, положила этот кулечек в сумку и ушла.

Где-то на плаца Майор был маленький магазинчик сеньора Рибаса, ювелира, который когда-то починил ее брошку. Он такой милый человек, такой вежливый, как все испанцы, но только, конечно, определенного круга. Мисс Дэвид быстро подошла к магазинчику и остановилась у витрины, во-первых, полюбоваться, по крайней мере, сотней швейцарских часов и, во-вторых, для того, чтобы убедиться, что в магазинчике нет других покупателей. Потом храбро вплыла в магазин, распространяя запах пачулей в этом полутемном пыльном заведении. Достала из сумочки кулечек и положила на прилавок.

Сеньор Рибас услышал стук входной двери. Турист? Он посмотрел из конторы в маленькое потайное окошечко, и на его лице появилась презрительная гримаса при виде этой старой полоумной мулатки. Она когда-то приносила ему какую-то дешевенькую брошку и в течение четырех дней бесстыдно торговалась с ним из-за стоимости ремонта. Сама брошка не стоила всех этих разговоров. Но все же лучше отделаться от неё поскорее, пока не пришел другой покупатель. Подобные типы могут только подпортить торговлю. Таких старух лучше всего запирать в монастырях.

Приветливо улыбаясь, он вышел из-за занавеса. Мисо Дэвид произнесла по-французски:

– Доброе утро, сеньор. Я опять к вам.

Сеньор Рибас молча наблюдал, как она развернула кулечек и достала оттуда несколько маленьких камней.

– Вот, я хотела бы... Знаете... Эти маленькие камешки я нашла в одном из своих сундуков. Они когда-то были пришиты к бальному туалету моей кузины. Вы знаете, ведь моя кузина была титулованная особа, она...

Ривас не слушал ее. Он взял с прилавка два камешка, достал лупу, вставил ее в правый глаз и внимательно осмотрел первый камень. «Хммм...» Он осмотрел второй камень. Затем вытащил из глаза лупу и посмотрел на кулечек.

– Да,– сказал он.– Хорошенькие камешки. И у вас их много?

Он видел, как она вцепилась в кулек.

– О, да, довольно много. Как вы думаете, я смогу что-нибудь получить за них?

– А что, все остальные такие же, как эти два?

– Да, конечно. Некоторые еще крупнее. Они восхитительны, не правда ли? Моя кузина...

– И вы нашли их у себя в сундуке?

– Да. Понимаете, она оставила мне по завещанию несколько сундуков. Но я просто забыла о них. А сейчас, вы знаете, мой чек в Париже несколько задержался, и я подумала...

– Да,– прервал ее Рибас.– Но мне нужно осмотреть их более внимательно. Вы меня извините? Мои линзы там,в мастерской.

Он снова скрылся за занавеской. Меньший из двух находившихся у него в руке камней стоил по крайней мере сто тысяч песет. А более крупный еще больше. Он снова взглянул в секретное окошечко. Эта старая дура что-то начала нервничать. Сеньор Рибас поднял телефонную трубку и тихим голосом попросил соединить его с полицией.

«Почему он так долго там задержался? – Мисс Дэвид показалось, что он вообще очень странно вел себя, когда рассматривал камни.– Это бриллианты, сомнений нет. G, боже, а что если миссис Кеннер украла их? Что если всех ювелиров в Пальме предупредили, чтобы они более внимательно приглядывались к женщинам, продающим бриллианты? Почему он там так долго возится?»

Мисс Дэвид потихоньку отошла от прилавка, все еще держа в руках кулечек. Потом на цыпочках подкралась к занавеске.

Он разговаривал по телефону. Она резко повернулась. Как-то в Милане в одном магазине сыщик заподозрил ее, а она имела глупость побежать и упала. Нет, бежать не следует. Надо просто быстро уйти. Она попятилась назад и нащупала ручку двери. Открыла ее, выскользнула и осторожно закрыла ее за "собой. Потом побежала. У нее не было денег на такси, поэтому она впрыгнула в первый попавшийся трамвай. Но он шел в обратном направлении, к морю. А, не беда. Воры не прыгают в трамваи, в этом она была уверена, здесь ее искать не будут. Начало болеть сердце. Ох, как все это неприятно!

Через четыре квартала она сошла с трамвая. Потом с быстротой, на которую только были способны ее ноги, пошла в пансион Мэгги. А что если ювелир знает ее адрес? Нет, она уверена, он не знает. Но все же при ее комплекции ~ правда, об этом она не любила думать, а тем более говорить,– при ее комплекции в Испании ее нетрудно будет найти.

Уже совершенно задыхаясь, она добралась, наконец, до пансиона. Она отлично понимала: ни один ювелир не будет звонить в полицию, чтобы удостовериться, настоящие ли это бриллианты. Бриллианты действительно были настоящие. И миссис Кеннер спрятала их в своей красной шкатулке. А почему спрятала? Неужели тут таится какое-то преступление? Кто бы мог подумать! Она кажется такой милой девушкой.

«О, боже, у меня в этом бумажном кулечке целое состояние. Состояние!» И она вдруг от всего сердца пожалела, что вообще вчера встретилась с миссис Кеннер.

Быстро поднялась она наверх. И ужас клубком подкатил к ее горлу: она увидела, что она наделала,– она не заперла дверь, красный несессерчик в постели, а эта Мэгги уже заканчивает уборку в комнате мистера Кеннера и сейчас перейдет к ней.

Маленькая пекинская собачка Мин Чу помчалась за мисс Дэвид наверх. Но на сей раз у мисс Дэвид не было времени заниматься с ней. Она стремительно влетела в комнату и заперла за собой дверь.

Мэгги, выйдя из комнаты Кеннера, остановилась в удивлении. Что случилось с мисс Дэвид? Собачка, обидевшись на то, что ее не пустили в комнату, как это обычно бывало, начала скулить, бегать взад и вперед и царапаться в дверь комнаты мисс Дэвид.

Мисс Дэвид тем временем сразу подбежала к кровати. О, ну почему эта противная Мин Чу так разлаялась?! Она сейчас всех соберет наверх. Наконец мисс Дэвид нашла красный несессерчик. Вот он, под одеялом.

Дрожа от стража, она схватила его, и в это время кто-то постучался к ней в дверь. Собачка еще лаяла. Послышался голос Мэгги:

– Мисс Дэвид, мисс Дэвид!

Не было времени перепрятывать эту проклятую безделушку. Надо поскорее отделаться от нее. Мисс Дэвид с выпученными от страха глазами быстро открыла окно и вышвырнула красный несессерчик в сад, а бумажный кулечек с бриллиантами спрятала на своей пышной груди. Потом, стараясь казаться максимально спокойной, открыла дверь.

* * *

На вилле, соседней с пансионом Мэгги, отдыхала одна молодая шведка с больной матерью. Девушка была страстной любительницей солнечных ванн и, лежа на балконе совершенно голой, часто загорала. Чтобы защититься от любопытных глаз соседей, она натягивала парусину. Иногда зеленая парусина колыхалась от легкого бриза, дувшего с моря.

Однажды герр Соломон, немецкий турист, отдыхавший в пансионе Мэгги, обнаружил, что если в это время выйти в сад, то можно увидеть очень интересные вещи. К счастью, фрау Соломон обычно утренние часы проводила в хлопотах: она выискивала и подкупала изделия из мальоркского стекла для своей коллекции. Герр Соломон раз и навсегда заявил, что хождение по магазинам – отнюдь не мужское дело. Он предпочитает в эти часы совершать прогулку.

В этот день он прогуливался, как всегда, у самой ограды сада, взывая к небесам, чтобы они скорее послали желанный бриз. И вдруг посередине клумбы он увидел какой-то предмет. Он остановился посмотреть. Боже мой, какие же неаккуратные в латинских странах! Что за люди! Он подобрал сломанный несессерчик, белила вылились из флакончика прямо на тюльпаны. Герр Соломон поднял его и аккуратно вставил обратно в несессерчик. И почему дама решила выбросить такой великолепный набор косметических средств? Вероятно, это сделала какая-то пьяная. Но почему? Он с надеждой посмотрел на зеленую парусину. Увы! Никакого бриза. Эту вещь мосла выбросить та шведская девушка. Но нет. Это слишком далеко. Сегодня он ее совсем не видел, только на самое короткое мгновение утром. А сейчас стало уже очень жарко. Макушка его лысой головы покрылась потом. Пожалуй, он отнесет сейчас эту сломанную коробочку герру Кохиллу. Герр Кохилл разговаривает по-немецки, он когда-то жил в стране, где уважают порядок. Он будет, шокирован такой неаккуратностью. Да, герр Саломон пойдет и поговорит с герром Кохиллом.