Текст книги "Моя плоть сладка (сборник)"

Автор книги: Джон Диксон Карр

Соавторы: Дей Кин,Майкл Брайэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

 3

Сиеста закончилась. Магазины в Пальме снова открылись. Жители города лениво бродили по улицам, нагуливая аппетит. Хромые и слепые продавцы лотерейных билетов надрывали голоса, настойчиво упрашивая прохожих купить билеты. В киосках торговали слабыми напитками. Призывники расположенного на острове гарнизона толпами шатались среди прохожих. Это были юные мальчики, одетые в плохо сидящие на них формы, без гроша в кармане. Каждый вечер они проводили долгие часы, бесцельно разгуливая по городу и мечтая о доме..

На авеню, которой было присвоено имя генерала Франко, но которую жители по-прежнему называли Эль Борн, в изящных кафе продавались напитки, кофе и различные блюда из морских рыб. Тротуары были сплошь уставлены столиками. Маленькие трамвайчики, дребезжа и скрипя, доставляли с приморской окраины Торрено все новых и новых посетителей кафе. Мужчин-туристов в спортивных рубашках и с фотоаппаратами через плечо. Женщин в ярких платьях и цветных соломенных шляпках. У гомосексуалистов своя форма: сандалеты, узкие джинсы и шелковые рубашки. Щебечущими группками передвигались они от кафе к кафе, останавливаясь посплетничать и похихикать по адресу таких же молодых людей.

Красное солнце опускалось за фасад огромного древнего собора. Часы пробили семь раз. Для весны стояла очень жаркая погода..

Изабель Кеннер с чемоданчиком в руке шла по авеню Эль Борн. Вот уже почти два часа бродила она по улицам и уже дважды прошла Эль Бори. Чак рано или поздно должен прийти сюда. Он всегда бывает здесь в часы аперитива. Чак – постоянный посетитель кафе.

Изабель чувствовала себя отвратительно. Нервная, опустошенная, она потеряла всякую способность нормально мыслить. Она не спала с момента отъезда из Парижа и целый день ничего не ела. Она подумала, не сесть ли ей за один из столиков и не выпить ли коньяку. От денег Фолла осталось еще немного мелочи. Изабель выбрала бар «Лирико» – самый испанский и притом самый дешевый бар. Мраморные и железные столики охотно заполнялись вагоновожатыми, водителями такси и мелкими служащими. Туристы обычно сюда не заходили. Они предпочитали более, роскошные кафе на противоположной стороне авеню, с полосатыми навесами, просторными верандами, холодными и дорогими напитками.

Улыбаясь, к ней склонился официант. Он знал ее.

– Коньяк,– попросила девушка и снова закрыла глаза Она зажала чемоданчик между колен и в сотый раз со вчерашнего дня подумала, что же это может быть спрятано в красном несессерчике? «Вероятно, там есть фальшивое дно,– подумала она.– Вероятно, так. Если сейчас полиция схватит меня, они посадят меня в тюрьму. Надо отделаться от этой коробочки, что бы в ней ни было. В любой момент, пока она у меня, может произойти неприятность, беда».

Звук поставленного на столик блюдца заставил ее открыть глаза. Она уплатила официанту последними оставшимися у нее от займа у иностранца деньгами. От коньяка потекли слезы, но все же это было хоть дешевое, но спиртное. Она с благодарностью проглотила его, ожидая некоторого подъема настроения. Ей необходим был подъем. «Мне еще очень много нужно сделать. И в первую очередь – найти Чака». Она внимательно разглядывала прохожих. «Никогда его нет под рукой, когда он нужен»,– думала она.

Прогуливаясь вдоль Эль Борн менее чем в ста ярдах от места, где сидела Изабель, Грегори Фолл упорно вел героическую внутреннюю борьбу с самим собой. Он ходил до тех пор, пока от трех стаканчиков шотландского осталось только воспоминание. Сейчас он томился. Его охватило настроение, хорошо знакомое любому иностранному корреспонденту, находящемуся в чужом городе: он был один в новом городе, у него нет сопровождающего, и ему предстоит долгий вечер, который нужно как-то убить. И трудно придумать какой-нибудь способ убить время без участия коньяка. Поэтому он все еще шел и шел. Шел до тех пор, пока не устал.

Проходя мимо длинной вереницы столиков, заполненных выпивающими, он бросил взгляд на другую сторону улицы. Еще больше столиков, еще больше людей за ними, еще больше официантов, наливающих напитки. Фолл решил, что в Европе прямо-таки невозможно избежать спиртного. Здесь целый день вино льется рекой.

Вдруг он остановился, забыв о вине. Он прищурил глаза, чтобы убедиться. «Да, это она. Совершенно верно. И она одна за столиком, а около нее пустая рюмка из-под коньяка». На его лице мгновенно вспыхнула улыбка. «Вот второй шанс. Или она не жена фрилансера – и тогда есть надежда на приятный вечер, или она жена фрилансера – и тогда она отведет меня к мужу». Он пересек улицу, лавируя между машинами. Он заметил удивление на ее лице, когда она увидела его.

– Хэлло! Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

На сей раз никакой попытки убежать. Она даже, кажется, обрадовалась, увидев его. Придвинула стул и улыбнулась ему.

– Садитесь,– пригласила она.– Знаете, только после того как мы расстались, я узнала, что у нас с вами есть нечто общее.

– А именно? – спросил Фолл, вытягивая под столом свои длинные ноги.

– Вы Грегори Фолл, фотограф?

– Да,– кивнул он.

Он чувствует, что его улыбка исчезает. Так, значит, она все-таки жена фрилансера. Жаль. Это исключает возможность приятно провести вечер: музыка, мягкий свет, хороший ужин и вино. Но все равно! «Пожалуй, хорошенькая жена сделает компанию фрилансера более приятной».

–Оказывается, мой муж должен написать для вас статью? – поинтересовалась Изабель.– Только я никак не могу его найти.

– Я тоже.

Оба засмеялись.

– Значит, сегодня днем мы с вами ожидали одного и того же парня? – спросил Фолл.– Интересно, что с ним случилось?

Подошел официант и взглянул на них с немым вопросом. Фолл повернулся к Изабель.

– Коньяк,– сказала она.

Фолл бросил официанту:

– Два коньяка.

Повернувшись снова к девушке, он обнаружил, что она куда-то исчезла. Потом он увидел, что она стояла на краю тротуара и энергично махала кому-то рукой. Разбитый мопед с трудом пробирался между автомобилями. Его водитель, блондин, повернулся и тоже махал рукой. Затем, нарушая все правила уличного движения, въехал на тротуар, и мотор, беспомощно кашлянув в последний раз, затих.

– Эй, Изабель! – крикнул он.

– Эй, Чак!

Блондин хлопнул себя по бедру кожаными перчатками. Потом обратился к Фоллу:

– Кто вы?

– Мое имя Фолл. Грегори Фолл. А вы Чак Кеннер?

На лице Кеннера расплылась широкая приветливая

улыбка.

– Фолл? Я вас искал повсюду. Какое счастье, что я вас все-таки нашел!

– Чак,– перебила его Изабель.– Мне нужно поговорить с тобой.

Но Чак Кеннер не слушал ее.

– Потом, Изабель, потом.

Он сел между ними и бросил на стол перчатки. Потом наклонился вперед, положив руки на колени и слегка растопырив при этом локти.

– Ваша телеграмма немного опоздала,– начал объяснять он Фоллу.– И все перепуталось. Я ездил в аэропорт, затем проехал на конечную автобусную остановку в городе, но вы оттуда уже ушли. С тех пор я мотаюсь по всем отелям, разыскивая вас.

– А ты получил мою телеграмму? – спросила Изабель сердито.

– Она тоже пришла слишком поздно,– сказал Чак.– Ну вот, мы и собрались все трое. Надеюсь, вы простите меня, мистер Фолл. Я заказал вам номер в отеле «Средиземноморский». Все в порядке. Получится отличная статья.

– Да, остров действительно очень красивый,– безразличным тоном заметил Фолл, вглядываясь в напряженное лицо Изабель Кеннер.

– И как все дешево! А это очень важно. Нет? «Удешевленная Ривьера» – так, кажется, должна называться статья? Мне сообщили об этом из вашей редакции. У вас есть сигареты?

– Почти нет,– удивился Фолл.– А почему вы спрашиваете?

– Вот, смотрите.

Белокурая голова Чака Кеннера завертелась, как радарная антенна. Он кого-то искал. Затем, щелкнув пальцами, произнес: «Посст».

Чистильщик сапог в черных брюках и жилете быстро пробежал между столиками и встал перед Чаком на одно колено.

– Хэлло, Джонни! – произнес он.– Хотите почистить ботинки?

– Нет. У меня есть покупатель «Кемел».

Чистильщик открыл свой ящик.

Сколько пачек?

– Они получают из Танжера,– объяснил Чак.– Контрабанда. Четырнадцать центов лачка. Дешевле, чем в Штатах. Сколько вы возьмете?

– Три пачки.

Чистильщик достал три пачки, и Чак расплатился с ним в песетах. Затем чистильщик посмотрел на Изабель.

– Хотите «Шанель», леди? Французские духи. Всего один доллар за флакон.

– Вода, чистая вода. Разбей эти пузырьки, Чамп,– загоготал Чак.

Чистильщик улыбнулся.

– Может быть, нужен гуталин, Джонни?

– Это незаконно, Чамп, незаконно,– продолжал гоготать Чак.– У тебя нет разрешения на торговлю гуталином.

Чистильщик подхватил свой ящик и удалился.

– Вот видите? – спросил Чак Фолла.– Все здесь очень дешево. Даже импортные товары.

– Чак!

Он ответил, не глядя на нее:

– Потом, Изабель, потом. Сначала нужно заказать стаканчик для мужчин. Не возражаете?

– Нет, спасибо, я уже выпил,—ответил нетерпеливо Фолл.– Почему вы не хотите поговорить с вашей женой? Я подожду.

– О’кей!

Чак положил руку на колено Изабель. Фолл почувствовал легкий укол ревности, увидев, как рука блондина касалась ее обнаженной ноги. Но вдруг совершенно неожиданно девушка наклонилась и начала плакать. Взгляд, которым Чак окинул ее, выражал совершенно неприкрытую ненависть.

Фолл встал.

– Увидимся позже – бросил он.

– Нет, подождите, пожалуйста.

Чак рывком поднял свою жену со стула.

– Пошли, Изабель. Мы сейчас вернемся, мистер Фолл. Прошу вас, подождите, пожалуйста,– в отчаянии просил он.

Фолл снова сел и смотрел, как блондин поспешно тащил за собой жену сквозь толпу гуляющих испанцев. Ему не раз приходилось встречаться с такими парнями, как Кеннер. «Бездельник, типичный интернациональный бездельник. И почему это такие красивые девушки, как Изабель, влюбляются в подобное ничтожество? С этим приходится сталкиваться ежедневно. И вот они женаты. И совершенно очевидно, несчастливо».

«Лучше оставить этот коньяк,– уговаривал себя Фолл,– и отойти от них в сторонку.– Но, взглянув на пустую рюмку девушки, он глубоко вздохнул.– Черт бы ее побрал, хорошенькая девчонка! А если учесть, что у нее с мужем взаимная ненависть?.. Заманчиво? А?» Давно уже он не проводил время с такой красивой девушкой. «Да, весьма заманчиво. Но..., может сулить некоторые неприятности».

Пальцы Чака впились в нее, в ушах звучал его сердитый голос. Она знала, почему он сердится: она унизила его перед незнакомым человеком, на которого Чак хотел произвести наилучшее впечатление..

– Что случилось? – допрашивал он, с силой волоча ее за собой по Эль Борн.– Почему ты не сделала то, что тебе велели?

– Контрабанда? Рисковать получить десять лет тюрьмы? Ты этого хотел?

– А, заткнись ты,– грубо оборвал он ее.– Никакого риска не было. Все прошло бы как по маслу.

– О, да! – истерически рассмеялась Изабель.– Как по маслу! Но все кончено, Чак. Кончено! Я ухожу от тебя.

– Кого это трогает? Только скажи мне, пожалуйста, что случилось?

– Твой парижский друг дал мне письмо, в котором предупреждал, чтобы я не потеряла его посылку. Но я обнаружила это письмо только после того, как он ушел.

Это я предупредил его, чтобы он ничего не говорил тебе заранее. Так было бы легче.

– Легче?! – Сверкая от гнева глазами, она вдруг остановилась.– Легче? А что, между прочим, находится в этом свертке?

– И ты не знаешь? Ты их не нашла?

– Что нашла?

– Бриллианты, Изабель! Бриллианты стоимостью в триста тысяч баксов. Вот что в твоем свертке! А теперь давай-ка мне его сюда.

– Он в чемодане.

– Где???

– Там, около столика.

– Ты бросила его на пол вместе со своими лохмотьями?

– Ну, это уж твоя забота. Давай вернемся, и я тебе его отдам. А потом иди ко всем чертям, Чак. Я не желаю больше тебя видеть.

– Ты с ума сошла,– уговаривал он ее.– Ты должна была сделать все, что тебе сказали. Все занижаются этим в наши дни. Это давало бесплатный проезд домой.

– Но не мне.

– Ну что ты собираешься теперь делать? Ты пропала. Пожалуйста, не дожидайся от меня денег. У меня их нет.

– Возвращайся к своему фотографу,– сердито проговорила она.– Наконец-то у тебя появился шанс в жизни. Пиши свою статью. Только смотри, чтобы не узнали твое прошлое.

– Заткнись,– он сжал кулаки, собираясь ударить ее.– Отдай мне сверток!

– Хорошо.

Теперь, когда она, наконец, увидела его и когда все было кончено, у нее больше не было зла против него. Ей только хотелось как можно скорее уйти. Нетвердой походкой она вернулась в кафе и наклонилась за чемоданом. Фолл тотчас же встал и помог ей поднять его.

– Куда вы собираетесь? – спросил он ее.

Изабель взглянула на него и удивилась выражению его лица. Как будто он был ее мужем. «Словно только он сожалеет, что я ухожу»,– подумала она.

Но стоящий позади нее Чак ответил, как обычно, ложью.

– Изабель устала. Она хочет пойти полежать немного.

Она открыла чемодан. Вынула оттуда юбку. Коробочки не было.

Тогда она встала на колени на пыльном тротуаре и принялась лихорадочно выбрасывать из чемодана белье, блузки; Прохожие с любопытством смотрели на нее. Но коробочки там не было.

– Что?! – кричал Чак.– Где сверток?

Он увидел ужас в ее глазах..

– Это... это было в красном несессерчике... Я положила его под юбку. Он пропал...

– А, черт,– закричал Чак. Он схватил ее за плечо и грубо оттолкнул в сторону. Затем, опустившись на колени, начал выбрасывать прямо на тротуар все, что было в чемодане.

Но красного несессерчика там не было. Чак побледнел. Он посмотрел сначала на Изабель, потом на Фолла.

– Что вы потеряли? – спросил Фолл.

– Кто-нибудь дотрагивался до этого чемодана, пока мы уходили?

На лице Фолла появилось жесткое выражение, глаза сверкнули холодным блеском.

– Если вы имеете в виду меня, то нет.

– Нет, нет, конечно нет,– трусливо поспешил ответить Чак и затем зло обратился к Изабель: – Что ты с ним сделала, ты, глупая сука? Давай рассказывай, что случилось?

Изабель плакала. Фолл с трудом удерживался, чтобы не ударить Чака Кеннера.

– Я... Барней открывал чемодан у себя в отеле. Но я положила коробочку обратно. Я хорошо это помню.

– Ты уверена?

– Да. По-моему, все так и было.

– Значит, Барней его забрал,– пробормотал Чак Кеннер.– Этот сукин сын хочет меня надуть.

Он взглянул сначала на Фолла, потом на девушку.

– Я сверну шею этому негодяю,– злобно прошипел он.

Сидящие за соседними столиками посетители стали обращать на них внимание. Фолл, не глядя на Чака, Кеннера, нагнулся и начал подбирать вещи Изабель и укладывать их в чемодан. Он услышал, как затрещал мотор мопеда, а затем раздался голос Чака:

– Послушайте, Фолл, это очень важно, то, что она потеряла. Я вернусь через полчаса. Вы подождете меня?

Фолл не ответил. Его глаза встретились с глазами девушки, помогавшей ему укладывать вещи в чемодан.

– Вы подождете? – повторил Чак.

– Уходите,– рассердился Фолл.– Убирайтесь отсюда!

Чак Кеннер, не снимая рук с ручек мопеда, подождал с минуту. А история-то поворачивается не особенно благоприятно. Этот знаменитый фотограф уже пришел в ярость от Чака. А он знал, что будет еще хуже, если Фоллу станут известны и остальные его делишки. Он оттолкнулся от тротуара и, набирая скорость, помчался по Эль Борн. И прежде чем он вспомнил об Изабель, он уже повернул на Рамбла. «Все кончено. Наконец-то я от нее отделался. Ее счастье, что я не свернул ей шею».

Фолл и девушка даже не взглянули вслед удаляющемуся Чаку. Фолл закрыл чемодан и поставил его под стол, потом помог девушке встать на ноги.

– Мне надо скорее уйти,– произнесла она нерешительно.– Я не хочу, чтобы Чак застал меня здесь, когда вернется.

– Садитесь,– сказал Фолл.– Вам нужно выпить. Официант, два коньяка.

Она позволила ему усадить себя. Фолл посмотрел на вырез ее блузки, на длинную изящную линию шеи.

– Почему вы не уйдете от него? – спросил он.

– Я уже ушла. Но у меня нет денег, а потому я вынуждена остаться в Пальме. И до тех пор пока я буду в городе, в любую минуту я могу встретиться лицом к лицу с Чаком.

У Фолла даже замерло сердце от мысли, которая только что пришла ему в голову. А почему бы и нет? Если она примет его предложение, он с удовольствием возьмет ее к себе на работу. Ему страшно не понравился Чак.

– Послушайте,– решительно проговорил .Фолл,– мне здесь нужен помощник. Кто-нибудь, кто ездил бы со мной по всему острову. Насколько я мог понять, Чак весьма неподходящая для этой цели кандидатура. Прежде всего он, кажется, очень занят какими-то другими делами. А как насчет вас? Я вам хорошо заплачу. У вас будет совершенно самостоятельный заработок.

– Но я не писательница.

– А мне и не требуется писатель для тех коротких фотоновелл, которые я собираюсь снять. Мне нужен кто-нибудь, кто сможет мне все показать, кто сможет просто изложить на бумаге все, что мы здесь сделаем. А у нас там есть люди, которые напишут отличную статью. Ведь даже если бы со мной работал Чак, его статья никогда бы не пошла в журнале. Ее бы использовали как материал для настоящей статьи. Вот и все.

Он увидел, как в глазах Изабель сначала родилась, а потом медленно угасла надежда.

– Мне очень нужна работа,– прошептала она.– Очень нужна. Но вы не знаете Чака. Ему до безумия хочется самому получить эту работу. Он убьет меня.

– Ну, в конце концов, хозяин,– твердо сказал Фолл.– И пять минут назад я уволил Чака. А теперь подумайте хорошенько, прежде чем ответить. Хотите поступить ко мне на работу, или мне придется обратиться к кому-нибудь еще?

Он не был уверен, что она слышала его слова, так как в– это время авеню наполнилась оглушительным шумом. Все прохожие остановились, чтобы посмотреть. Кто-то за спиной Фолла проговорил возбужденно:

– Это процессия. Это репетиция процессии.

Они шли вверх по авеню. Двое мужчин отбивали на барабанах марш. За ними следовали двое всадников, на которых были черные сапоги, черные брюки и белые брыжи. Затем в меркнущем свете дня двигались в два ряда фигуры в наброшенных на голову капюшонах, с незажженными свечами в руках. Белые капюшоны, сделанные в виде конуса, с черными отверстиями для глаз и рта. А за ними шествовала деревянная статуя Святой Девы с протянутой для благословения рукой. При ее приближении все испанцы кланялись ей и осеняли себя крестным знамением. Замыкал процессию оркестр, громко игравший мелодии, обычно сопровождавшие бой быков. Барабаны, тромбоны и другие духовые инструменты буквально оглушали.

Фолл автоматически схватил «лейку» и сделал четыре, хороших снимка. Затем, так же автоматически, он встал со стула, зашел вперед процессии и сделал еще несколько снимков. Потом он увидел Изабель Кеннер. Она сидела, обхватив голову руками, и горько плакала. Фолл забыл о параде, забыл о снимках, забыл о своих планах с нежной музыкой, мягким светом и приятным вечером.

– Не плачьте,– успокаивал он,– расскажите мне все. Может быть, я сумею вам помочь.

Музыка уже замирала вдали. Посетители кафе снова вернулись к своим столикам. Испанские солдаты бежали вдогонку за процессией, очевидно, рассудив, что любое зрелище лучше той невыносимой скуки, которая ожидала их и в этот вечер.

Изабель Кеннер подняла на Фолла темные глаза, наполненные слезами. Сделав глубокий вдох, она попыталась остановить рыдания.

– Да, я должна рассказать кому-нибудь обо всем,– с трудом проговорила она.– У меня такие неприятности...

– Расскажите мне. Вероятно, не все так уж плохо, как вы думаете.

Она попыталась улыбнуться сквозь слезы. Потом вдруг засмеялась, как показалось Фоллу, немного истерически.

– Перестаньте,– резко произнес он.– Ну, перестаньте же!.

– Я не могу...– говорила она продолжая смеяться.– Я не могу... Я только что потеряла бриллианты стоимостью триста тысяч долларов.

– Что?

– Да. И что хуже всего – это не мои бриллианты.

 4

Париж. Вечер. Весна. На Елисейских полях в наступающих сумерках автомобили начали включать фары.

Вот осветилась ярким пучком света Триумфальная арка.

В одном из зданий на боковой улице, не более чем в десяти минутах ходьбы от больших модных салонов и ресторанов-люкс, маленький человечек включил настольную лампу и уселся за пыльным столом. Медленно разворачивал он свою покупку: булка, чесночная колбаса и немного сыра. Он сидел в пальто, потому что ему было холодно. Ему всегда было холодно.

Он осмотрел письменный стол. Никаких сообщений. Он отлучался на час. Никаких посетителей он не ожидал. На стеклянной двери, ведущей в его контору, матовыми буквами было написано на четырех языках – испанском, английском, французском и немецком – «Разменная, экспорт-импорт, Морис Ле План».

Но никто никогда не заходил в этот узенький чуланчик менять деньги. И вообще никто никогда сюда не заходил. И хотя слова «экспорт-импорт» приближались к -истине, никакого импорта, собственно, не было.

Директор и единственный служащий этой никому не известной фирмы развернул газету и углубился в изучение результатов последнего футбольного матча между Дижоном и Лионом.

Он съел половину булки и колбасы. Это был хилый, хрупкий человечек. По французскому паспорту, который лежал у него в кармане, ему было сорок лет, волосы седые, глаза карие, особых примет не имеется.

Его имя, согласно тому же паспорту, Морис Лe План, французский гражданин по рождению. Но две последние записи, не соответствовали действительности. Его настоящее имя? Он сам с трудом помнил его. Он жил в стольких странах, под столькими, фамилиями... Сам он считал, что родился в Вене и был незаконнорожденным сыном австрийского кавалерийского офицера и венгерской портнихи. Одно время у него была даже фотография его отца. Во всяком случае, это была фотография человека в форме офицера австрийского кавалерийского полка. Но абсолютной уверенности в том, что это его отец, у него не было. Сначала он жил у приемных родителей, затем оказался в сиротском доме. А потом? Он мог бы назвать несколько тюрем. В семи различных странах. Он мог бы написать целую книгу о тюрьмах. Но... предпочел изменить имя.

Имя Ле План он взял после освобождения Европы. Он прочитал в газете, как какой-то государственный деятель заявил, что сейчас, когда Германия уже не представляет никакой угрозы, Европа должна выработать план. План. Ему понравилось, как звучит это слово. План. И он решил окрестить себя этим именем. Ле План. Отличная фамилия! Как насчет имени? Морис звучит очень по-французски. Морис Шевалье. Морис Ле План.

Имя Ле План отлично прижилось к нему. На бирже он нашел эту интересную работу. Правда, как всегда, он действовал только в качестве посредника между покупателем и продавцом. А в этой работе всегда много неприятностей. Всегда одна сторона немного страдает: или покупатель, или продавец..

И на своем жизненном опыте человек, известный под именем Морис Ле План, убедился, что виноватым всегда оказывается посредник. И посредник же всегда расплачивается. Правда, в том деле, к которому Ле План примкнул сейчас, все обстояло несколько иначе. Эта прибыльная экспортная торговля была организована гораздо лучше.

Но в настоящий момент он думал не о делах. Только вчера он оформил очередной контракт, а пока еще не было необходимости подготавливать следующий. Он думал о своей любовнице, которая сейчас в своей уютной квартирке на бульваре Пуасонье готовит форель по-каннски. Его любимое блюдо. К сожалению, ему не придется отведать этот деликатес. Ее патрон совершенно неожиданно явился из Марселя. Патрон, оплачивающий квартиру.

Поэтому Морис Ле План ограничится булкой и чесночной колбасой, которые он и съедал в одиночестве в своей конторе. Он терпеливый человек. Посредник всегда должен довольствоваться тем, что Бог пошлет. Вот так-то.

Он перевернул страницу, на которой были изложены результаты футбольного матча, и поискал свой гороскоп. Он родился под знаком Тельца, и его гороскоп гласил: «В ближайшие дни будь осторожен в выборе друзей. Если в рискованном деле наметится неуверенность, действуй быстро, чтобы избежать серьезных неприятностей».

Он улыбнулся и перевернул– страницу. Гороскоп на прошлой неделе обещал ему большое состояние. А теперь – «будь осторожен в выборе друзей». Разве не на этой основе держится его бизнес? Вчера он сделал хороший выбор, и на этой неделе ему больше ничего не придется выбирать. Поэтому гороскоп не имеет никакого смысла.

Раздался телефонный звонок. Громкий, как сигнал тревоги, в этой тихой комнате.

Он взглянул на телефон, не снимая трубки. На его лице появилось выражение страха и ненависти. Этот звонок не предвещал ничего хорошего. Он облизнул губы и снял с рычага своего врага. Металлическая трубка пронизала его холодом.

– Алло,– спокойно произнес он.

Он услышал, как где-то на междугородных станциях переругивались телефонистки: «Зачем вы разъединили? Говорит Барселона. Говорит Пальма-де-Мальорка. Одну минуточку».

Морис Ле План привалился к столу, замерзая в своем зимнем пальто. Он слышал, как бьется его сердце. Голос говорил по-английски:

– Это жених?

– Да, я жених,– ответил Морис Ле План.– Кто говорит?

– Нора,– назвался мужской голос.

– Да?

– Я решил, что мне лучше связаться с вами как можно скорее,– продолжал голос.– Невеста не поехала в путешествие. Вместо этого она вернулась сюда.

Морис Ле План судорожно сжал трубку, уставившись испуганными глазами на темное пятно на стене конторы. Он думал: «Это в первый раз».

Но во всем когда-то должен быть первый раз, даже в таких вещах, которых ты больше всего боишься. И вот, наконец, это случилось. Случилось без всякого предупреждения. Но страх постепенно проходил. Как ни странно, Ле План вдруг совершенно успокоился. Он считал, что знал, каким должен быть его следующий шаг в этом деле.

– Сколько вы хотите? – спросил он.

Но он ошибся. Ужасно ошибся. Голос там, далеко, звучал оскорбленно. Он был шокирован.

– Слушайте, вы меня неправильно поняли. Никакого надувательства с нашей стороны нет. Отнюдь нет! Просто она струсила. Она испугалась. Честное слово.

Морис Ле План судорожно глотнул воздух. Каким же идиотом он был, посеяв в голове Кохилла мысль о возможности вымогательства. Перед его мысленным взором встала эта голова с тусклыми черными волосами, с лысиной в виде тонзуры, с острым орлиным носом и хитрыми глазками. Теперь, когда он подал Кохиллу эту мысль, тот непременно ею воспользуется.

– О! – Ле План старался говорить спокойно.– Так, значит, подарок все еще у нее?

– Конечно, у нее. Вот почему я вам и звоню. Я не хочу, чтобы вы там волновались. Мы собираемся просто вернуть этот подарок вам, чтобы не было никаких неприятностей.

– Это очень мудро с вашей стороны,– сказал Морис Ле План.

– Но каким образом мы можем вернуть вам этот подарок? Сейчас у нас туговато с деньгами. Может быть, прислать в Париж ее мужа, если она оплатит проезд?

– Нет,– решительно заявил Ле План.– В этом нет необходимости. Я сам приеду за подарком.

– Но...

– Я вылетаю ближайшим рейсом. Понимаете?

– Послушайте, мне очень жаль, что так получилось. Но это не моя вина.

– Конечно,– сказал Ле План.– Я понимаю. Вылетаю завтра же утром с первым самолетом. Ясно? Приезжайте в аэропорт встретить меня. И захватите с собой подарок, Нора. Я не хочу видеться больше ни с кем из ваших друзей. Только с вами. Ясно?

Да. Я буду там один.

– Я телеграфирую вам номер рейса.

– О’кей!

– До свидания, Нора. Благодарю за звонок.

– До свидания, жених. Увидимся.

Ле План положил трубку на рычаг. В стекле, лежащем на письменном столе, он видел отражение своего лица. Оно было похоже на мокрую белую бумагу. Он нащупал в кармане коробку с галльскими сигаретами. Коробка оказалась пустой. Он сдавил ее в кулаке, превратив в маленький шарик. Да, мир снова повернулся к нему темной стороной. Посредник должен платить. Правда, на сей раз это не был выкуп. Спасибо и на этом. Подарок все же у невесты, и невеста хочет выйти из игры.

Да, он совершил ошибку. «Будь осторожен в выборе друзей». Вчерашний выбор оказался плохим. Он вручил состояние в руки ненадежного курьера, который не доставит его в Нью-Йорк. Перевозка задержится. Амстердамская контора будет беспокоиться. Мориса Ле Плана-начнут упрекать. Но он посредник, а посредник обязан все перенести и уцелеть. В конце концов, катастрофа не полная. Его хозяева еще не знают, что что-то случилось. Он может вылететь в Пальму завтра и к вечеру вернуться со свертком: Хозяину он будет рапортовать только об осечке. Осечка с доставкой. Конечно, это не понравится его хозяевам. Но лучше рапортовать об этом, чем о чем-нибудь другом. Например, о пропаже. С пропажами дело имеет Фрейтаг. При этом имени Мориса Ле Плана охватила дрожь. Он никогда не встречал Фрейтага и даже никогда не разговаривал с ним по телефону: Фрейтаг появлялся только тогда, когда посредник совершал ошибку в выборе курьера. Фрейтаг – это темная сторона жизни.

Ле План достал телефонную книгу и позвонил в авиакомпанию. Он шел на нарушение правил. Он не сообщил своевременно о происшедшей заминке с доставкой. Но посредник должен заботиться о своей шкуре. Если ему повезет, он еще может спасти себя.

Телефонный диск вращался слишком медленно. «Если повезет»,– подумал Ле План. Он вспомнил гороскоп и перечитал его еще раз: «Действуй быстро, чтобы избежать серьезных неприятностей». Больше он уже не улыбался по. поводу этого предсказания. Внезапно оно превратилось в жуткую правду.

Минхер Вильгельм Гроот не принадлежал к числу людей, читающих гороскопы. Он предпочитал финансовые страницы газеты. Он как раз просматривал курсы амстердамских бумаг, когда экономка пригласила его к обеду. Гроот всегда обедал в одно и то же время. В восемь часов вечера. Он никогда не обедал ни в клубе, ни в одном из амстердамских ресторанов. Иногда ой завтракал где-нибудь в публичном месте с членами правления какой-либо компании, которой он оказал честь быть ее председателем. Но это бывало не слишком часто.

Минхера Гроота не интересовал мир как таковой. Его интересовали только цифры, акции, рынки. Он ничего не знал о тюрьмах. Он никогда не слышал о человеке по имени Ле План.

И как раз сегодня вечером к нему пришел его коллега, и его провели в библиотеку. Экономка сказала, что дело срочное. Минхер Гроот неохотно отложил в сторону газету и предупредил экономку, чтобы она повременила подавать его любимый суп.

Его коллега, засунув руки в карманы, нервно ходил взад и вперед по библиотеке. Едва минхер Гроот успел закрыть за собой дверь, как он начал говорить. Он сообщил, что Амстердамский синдикат продал необработанные бриллианты на сумму в триста тысяч долларов двум покупателям из Соединенных. Штатов. Покупатели заплатили наличными клубу бриллиантовых дельцов и попросили доставить покупку в Штаты в недельный срок.

– Ну и что же тут необычного? – спросил минхер Гроот.

– До синдиката дошли тревожные сообщения,– сказал коллега.– Они хотели бы получить в связи с этим совет самого минхера Гроота.