Текст книги "Одна отвергнутая ночь (ЛП)"
Автор книги: Джоди Эллен Малпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
Глава 5
Нан ставит передо мной тарелку и передает вилку. При виде гигантского куска пирога желудок скручивает, но я не отказываюсь и отламываю кусочек, и бабуля все это время за мной наблюдает. К тому же, не только бабушка так пристально изучает меня взглядом. Грегори присоединился к нам на ужин, также как и Джордж, все они притихли и наблюдают за тем, как я подношу к губам кусочек пирога. На вкус как крысиный яд, только это не имеет ничего общего с кулинарными талантами Нан. Все кажется протухшим, мои вкусовые рецепторы будто наказывают меня за пренебрежительное к ним отношение.
– Восхитительно, – Грегори нарушает неловкую тишину, показательно облизывая пальцы. – Вам стоит открыть кондитерскую.
– Пфф! – восклицает Нан. – Может, и надо было, двадцать лет назад, – она отворачивается к раковине и включает кран. Я благодарна за передышку.
Джордж пухлым пальцем тянется к тарелке с пирогом, собирая излишки лимонной начинки, и Нан, будто почувствовав что-то неладное, разворачивается в нашу сторону.
– Джордж! – шлепает его своим фартуком. – Где твои манеры?
– Прости, Жозефина, – он садится ровно, как нашкодивший мальчишка, и с бесстрастным выражением лица опускает руки на колени.
Грегори ударяет меня под столом, кивая в сторону Нан, и я вижу, как она качает головой, глядя на престарелого мальчишку. Мы оба сдерживаем смех, а потом Джордж нахально подмигивает нам, так что контролировать себя становится уже невозможно. Мы вместе хихикаем, получая от Нан неодобрительный взгляд, а потом она поворачивается обратно к раковине, и снова Джордж подмигивает.
– Джордж, ты готов помочь бабуле встряхнуть танцевальный зал? – спрашиваю я, сдерживая смех, прежде чем меня отчитают в пух и прах. Старик Джордж кажется гораздо более энергичным в коричневом костюме, хотя галстук горчичного цвета под вопросом.
– Жозефине не нужна помощь, чтобы тряхнуть стариной, – отвечает он, оборачиваясь и глядя на спину моей бабушки. – Она и сама хорошо может зажечь, как ты это называешь, – Нан не отвечает и не оборачивается, хотя и улыбается, я это точно знаю.
– Она хочет научить тебя соблазнительно двигаться, – злорадствую, под столом ударяя Грегори, но тут же отдергиваю ногу, потому что Нан так молниеносно разворачивается, что подол ее симпатичного платья разлетается, ровно как это произойдет на танцполе. Она смотрит на меня, вытирая об фартук руки, седые брови взметнулись вверх.
– Замечательно выглядишь, бабуля, – говорю я.
Презрительное выражение лица исчезает в тот же момент, и она с улыбкой опускает взгляд.
– Спасибо, милая.
– Что значит «двигаться соблазнительно»? – спрашивает Джордж, глядя на бабулю, явно сбитый с толку. Мне нравится искренний румянец, что появляется на ее щеках.
– Это танец, Джордж, – бросает мне бабуля предупреждающий взгляд, только он исчезает, как только она замечает мою широкую улыбку. – Я тебя научу.
Чуть не падаю со стула, когда в голове возникает картинка Джорджа и Нан, пустившихся вразнос.
– Что такого смешного? – спрашивает Джордж, хмурым взглядом окидывая кухню. – Так и знал, – фыркает он, снова подбирая пальцем лимонный крем с пирога. На этот раз Нан его не останавливает. Она слишком занята, смеясь на всю кухню.
– Я могу надеть сексуальные трусики, – шутит она, тем самым заставляя нас с Грегори покатываться со смеху.
– Оо, крошечные штуковины? – глаза Джорджа сияют. – Да, прошу!
– Джордж! – вопит Нан.
– Фу, ну пожалуйста, прекратите! – Грегори хватает меня для поддержки, но валится прямо на пол, утаскивая меня за собой. Мы, безостановочно смеясь, бьемся в истерике. – Они прозрачные?
– Нет, кожаные, – улыбается бабуля. – С прорезью.
Я давлюсь от смеха, кашляя на весь стол, а у Джорджа такой вид, как будто его вот-вот хватит удар. Но он берет себя в руки и поднимает газету, используя ее как щит, закрывая лицо.
– А у вас коварные помыслы, Жозефина Тейлор.
– Так и есть, – усмехается Грегори, мимолетно мне подмигивая.
Мы все берем себя в руки, и я вздыхаю, снова начиная ковырять свой пирог. А потом я начинаю волноваться, потому что слышу вздох Нан – долгий, тот самый, который может значить только одно: то, что она скажет, мне не понравится.
– Почему бы тебе не развеяться с Грегори?
Вжимаюсь в стул, снова чувствуя на себе пристальные взгляды трех пар глаз. И тоска вернулась.
– Да, давай же, Ливи, – вмешивается мой друг, несильно ударяя меня по плечу. – Пойдем в обычный бар.
– Видишь! – визжит Нан. – Как это мило! Он даже хочет пожертвовать ночью страсти для твоей пользы.
Я выдыхаю. Грегори смеется, а Джордж фыркает. Он обожает Грегори. Но отказывается признавать его сексуальные предпочтения. Не то чтобы дело в Грегори, думаю, это скорее в силу возраста. К слову, Грегори слишком сильно подтрунивает на эту тему, и когда он делает глубокий вдох, я тут же понимаю, что последует дальше.
– Да, – он прислоняется к спинке стула. – Я откажусь от возможности зависнуть с голым, потным парнем, если это будет значить, что ты выберешься отсюда.
Я прикусываю губу, останавливая себя от того, чтобы засмеяться вслух от неловкой возни, исходящей от Джорджа. Только не от Нан. Она наоборот содрогается от смеха при виде Джорджа, продолжающего ерзать и бурчать что-то себе под нос.
– Вы все злюки, – рычит он. – Дурномыслящие.
– Как мило с твоей стороны, Грегори, – хихикает Нан. – Вот это хороший друг.
Джордж, глядя на Грегори, хмурит морщинистое лицо:
– Я думал, ты бисексуал.
– Ой, – улыбается Грегори. – Я готов быть кем угодно, когда меня хотят, Джордж.
Спутник Нан, будучи не в состоянии побороть отвращение, снова фыркает, а бабуля тщетно пытается скрыть свое веселье.
Ну и хорошо. Обсуждение сексуальных пристрастий Грегори спасает меня от дальнейших наставлений выбраться куда-то и от моих усилий делать вид, что все в порядке. Смотрю на него какое-то время и вижу, как трясутся его плечи, пока он продолжает выводить из себя бедного Джорджа, а Нан своими смешками его только подначивает. Их подшучивания в один миг будто становятся напоминанием того, что я несчастлива, и никакие попытки или отвлечения этого не исправят. На мгновения это срабатывает, но очень скоро все возвращается, и становится больнее – плата за мое отвлечение и мимолетную улыбку.
Жую неспешно, так же и глотаю. Однако желудок быстро скручивает, выворачивая изнутри, поэтому я вскакиваю и бегу из кухни прямиком в ванную, склоняюсь над унитазом, хоть все это и без толку. Ничего не выходит, кроме горькой желчи, от которой вкус во рту становится только хуже.
Безнадежно.
Из-за тихого стука в дверь заставляю себя поднять голову и безучастно смотреть на деревянную поверхность.
– Малышка? – Грегори открывает дверь и проскальзывает внутрь, не удосужившись предупредить меня на случай, если я занята своими делами. На его милом лице пытается оказаться утешительная улыбка, только попытка с треском проваливается. Знаю, он в таком же отчаянии, что и я. Он заталкивает мне в рот пластинку мятной жвачки, поднимает на ноги и убирает с лица волосы, обеспокоенно смотря на меня.
– Ливи, ты исхудала, – друг пробегает взглядом по моей тонкой фигуре. – Идем.
Проведя меня по прихожей, он заводит в спальню и осторожно закрывает за нами дверь, подталкивает меня к кровати, устраивается на ней и утягивает меня за собой, обнимая. Я прижимаюсь к нему, только его объятия не приносят комфорта. Это не мое, которое было у нас с Миллером. Они не согревают меня изнутри и не дарят умиротворения. Нет урчания или ласковых губ, то там, то тут прижимающихся к макушке головы.
Мы лежим в тишине целую вечность, а потом я чувствую, как Грегори делает глубокий вдох, собираясь заговорить:
– Ты уже готова все мне рассказать? Тебе нехорошо, и не пытайся скормить мне историю «есть другая женщина», потому что такие подозрения были у тебя и прежде. И тогда тебя это не остановило.
Прижимаясь к его груди, я отрицательно качаю головой, только не уверена – это ответ на его просьбу объяснить все, или так я говорю ему, что дело не в потенциальном существовании другой женщины. Первое мне утверждать не нужно. Все предельно ясно, а вот с последним сложнее. Я никогда не смогу объяснить настоящую причину того, почему моя жизнь развалилась. И Уильям? Нет-нет, я не смогу.
– Ладно, – вздыхает он, крепче меня сжимая, а потом начинает звонить его телефон, и Грегори ослабляет хватку, доставая телефон из кармана. Мне правда сложно представить, насколько ускорилось его сердцебиение у меня под ухом. Приподнимаюсь с его груди и вижу, как он пялится на экран, выглядя абсолютно разбитым. Это выражение напоминает мне о том, что пока я утопала в жалости к себе, мой лучший друг тоже страдал. Чувствую себя неописуемо виноватой и, что еще более эгоистично, это намного лучше, чем постоянно ноющая боль в сердце.
– Ты ответишь? – спрашиваю тихо, когда он продолжает просто пялиться на экран. Не уверена, почему он так расстроен. Конечно, он должен быть счастлив, что Бен звонит. Или я что-то пропустила? Возможно. Я не часто перезванивала за последние пару недель, но я отчетливо помню, что он разговаривал с Беном недолго, и все было хорошо. Или мне показалось?
Он поднимает глаза и улыбается, только улыбка грустная.
– Полагаю, должен. Я этого ждал.
Хмурюсь слегка, когда он отвечает на звонок, только молчит. Он просто держит трубку у уха, и спустя секунд я уже слышу гневную тираду Бена, грубую и четкую. Грегори вздрагивает от оскорблений своего бывшего любовника, орущего и взбешенного. Я потрясена еще больше, когда Грегори тихо извиняется. Ему не за что просить прощения. Не он разыгрывал из себя того, кем не является. Не он бегал от правды. Уже знакомая злость снова закипает, и в секунду, когда срабатывает чисто защитный механизм, я вырываю телефон из руки друга и выплескиваю копившуюся в течение двух недель ярость. Ору в трубку.
– Какого черта ты о себе возомнил?! – кричу, вскакиваю с постели, когда Грегори делает попытку вернуть себе телефон. Упрямо вышагиваю по комнате, кипя от злости.
– Кто это? – голос Бена стал тихим. Кажется, он шокирован.
– Да не важно, кто это. Ты просто обманщик! Трус бесхребетный!
Теперь Бен молчит, лишь тяжело дышит, пока я продолжаю нападать на него.
– Ты заслуживаешь того, чтобы быть несчастным! Надеюсь, ты будешь утопать в несчастье до конца жизни, ты, жалкая, трусливая задница! – я задыхаюсь от возмущения, меня всю трясет. – Ты не заслуживаешь внимания и времени Грегори, и скоро поймешь это. Только будет слишком поздно! Он с тобой закончит! – с силой нажимаю кнопку сброса и кидаю телефон Грегори, а он просто шокированно смотрит на меня, выпучив глаза и раскрыв рот.
Пытаясь успокоить кипящую внутри кровь и дрожь в теле, стою и смотрю, как Грегори пытается выдавить из себя хоть слово. Он запинается, абсолютно потрясенный, почти как я. Я не имела права так поступать. Не имела права вмешиваться, особенно учитывая тот факт, что поругалась со своим другом, когда он попытался вклиниться в мои нездоровые отношения с определенным мужчиной под маской джентльмена.
– Прости, – восклицаю, не в силах справиться с рваным дыханием. – Я не…
– Дерзкая, – говорит он просто, и снова я рассыпаюсь на куски, злость превращается в отчаяние, которое накатывает в полную силу. Роняю голову, руки безвольно свисают вдоль тела, бесконтрольно всхлипываю. Теперь меня уже совсем по другим причинам пробивает жалкая дрожь. Лучше после моей тирады совсем не стало.
Слышу со стороны кровати тяжелый, полный отчаяния вдох, и Грегори, крепко обнимая, прижимает меня к груди.
– Ш-ш-ш, – шепчет он, покачивая меня и поглаживая мои волосы. – У меня такое чувство, что слова не были предназначены Бену.
Киваю, и он только крепче меня обнимает. Они были для Бена, но я бы хотела, чтобы их услышал другой человек. И как бы я хотела иметь силы пожинать то, что сама посеяла.
– Ну что мы за парочка, – вздыхает он. – Как мы загнали себя в это месиво?
Не знаю, так что просто качаю головой, всхлипывая и бесконтрольно дрожа.
– Эй, – он отстраняет меня от моего укрытия и осторожно держит мое лицо, глядя полным сочувствия взглядом. – Что будем делать друг с другом, малышка?
– Не знаю, – выдавливаю из себя, позволяя Грегори стереть с моих щек мокрые дорожки слез. – Чувствую себя безнадежно.
– Я тоже, – соглашается он, и наши взгляды встречаются. – Я тоже.
Атмосфера вдруг становится какой-то иной. Два друга, которым комфортно вместе, теперь смотрят между собой с тоской, а опустошение и одиночество, кажется, ведут к чему-то еще.
К чему-то чуждому.
К чему-то запретному.
Я сбита с толку, и когда губы моего друга приоткрываются, его взгляд перемещается на мой рот, он медленно придвигается ближе, мысли начинают метаться в моей голове. Есть куча причин остановить то, что вот-вот произойдет, но сейчас я не могу об этом думать. Не могу думать ни о чем, разве что это мне и нужно, возможно.
Я тоже придвигаюсь ближе, наши губы встречаются, и сердце в груди начинает грохотать. Непривычное ощущение губ моего лучшего друга на моих не пугает. Я передвигаюсь, перебрасывая ногу через полулежащего Грегори, так, что оказываюсь на нем, не разрывая наш поцелуй, продолжая бешеный танец языков. Ощущение его рук, блуждающих по моей спине, его рта, с силой прижимающегося к моему, приносит незнакомый комфорт, даже если он мне чужд и не привычен. Неважно. Мне и нужно что-то другое.
– Ливи, – он разрывает наш поцелуй, тяжело дыша мне в лицо. – Мы не должны. Это неправильно.
Я не позволяю ему попытаться отговорить меня от этого. Снова кидаюсь к его губам, отчаянно убеждая друга, чувствуя его сильные руки и то, как расслабляются его мышцы. Он стонет, его очевидное возбуждение подо мной только подстегивает.
– Ливи, – протестует он слабо, не делая попытки меня оттолкнуть.
– Мы поможем друг другу, – выдыхаю я, потянув за край его футболки. Он меня не останавливает. Он передвигается, облегчая мне задачу, и вскоре футболка отброшена в сторону, моим блуждающим рукам открыт доступ к его обнаженному торсу. Почти сразу чувствую, как мой топ скользит вверх, так что я отпускаю его губы и сажусь, давая возможность лучшему во всем мире другу меня раздеть. Лифчика, прикрывающего мою скромную грудь, нет, я остаюсь в одних пижамных шортах, и Грегори пялится на мои затвердевшие соски, всего в сантиметре от себя.
– Твою мать, – рычит он и переводит на меня глаза, я же тяжело дышу ему в лицо. – Черт, черт побери, – он берет меня за руки и толкает на спину, с жадностью накидываясь на мой рот и стаскивая с меня шорты и трусики. Он твердый и прижимается к моему бедру, бесконтрольно пульсируя, я же тянусь к змейке на его джинсах. Он помогает мне, приподнимая бедра так, что я легко освобождаю его от одежды, и мы оба уже обнажены, переплетаясь, катаясь по постели, целуясь и просто чувствуя дру друга.
– Твою мать, – снова ругается он, лаская губами мою щеку, пока я тяжело дышу в потолок. – Нам надо остановиться.
– Нет, – выдыхаю я.
– Мы не должны этого делать, – он не делает попыток остановиться, снова находя мой рот и яростно толкаясь в него языком. Мы подходим друг другу в самых бешеных проявлениях. Руки и губы повсюду – мы исследуем незнакомую территорию. Мы оба дошли до отчаяния, вырывая свою боль, и ни один из нас, кажется, не готов это прекратить. Мы должны остановиться. Это не поможет.
– О Боже! – кричу я, запрокидывая голову, когда Грегори обхватывает мою грудь. Я извиваюсь под ним, тело обжигают лихорадочные уколы отчаянного наслаждения. Наши рты снова быстро находят друг друга, и я опускаю руку до тех пор, пока его крепкий, жаркий член не оказывается в моей хватке.
– Охренеть! – он рычит и подается вперед, так что рукой я провожу по всей его длине. – Вооот блин!
Полные наслаждения звуки заполняют комнату. Мы потерялись. Грегори отстраняется и смотрит на меня, на лбу выступили капельки пота, тепло его дыхания расходится по моему лицу.
– Сделай так еще раз, – выдыхает он, двигая бедрами.
Я с силой провожу ладонью по его члену, и он с шумом выдыхает. Он резко опускает голову, всего на секунду, а потом снова поднимает ее и припадает к моим губам, проскальзывая внутрь языком. Так не должно быть, но мне хорошо. Я фокусируюсь только на поцелуе своего лучшего друга, ощущениях его рук на мне, его телу, прижимающемуся ко мне.
– У тебя клубничный вкус, – шепчет он хрипло.
Клубника.
Слова ударяют как обухом по голове, я вдруг убираю с Грегори руку и ерзаю под ним.
– Грег, остановись!
Он замирает, отстраняется и смотрит на меня:
– Ты в порядке?
– Нет! Мы должны прекратить, – я выбираюсь из-под него, заворачиваюсь в покрывало, пряча свою наготу и чувствуя себя пристыженной… Виноватой. – О чем мы думаем?
Грег садится и яростно трет свое лицо, стонет, только теперь это стон сожаления.
– Не знаю, – произносит он. – Я не думал, Ливи.
– Я тоже, – встречаю его взгляд и сильнее прижимаю к себе покрывало, в то время как Грегори остается неприкрытым, и его это совершенно не заботит. Он по-прежнему… готов… и я стараюсь смотреть куда угодно, только не на твердый, мускулистый член у него между ног. Это сложно. Он как будто магнит для моих глаз. Я никогда не позволяла себе смотреть на своего друга-гея вот так, но когда он полностью обнажен и такой фактурный, это невозможно. Он все, о чем может просить мужчина, и женщина, если уж на то пошло. Сексуальный, такой добрый и абсолютно настоящий. Но он мой лучший друг. Я не могу потерять его из-за чувства неловкости, которое придет, если мы продолжим – если еще не слишком поздно. И это не единственная причина. Ни один мужчина никогда уже не сможет заполнить зияющую дыру в сердце, так же как и удовлетворить мои желания. Только одному мужчине это под силу.
– Мне жаль, – говорю тихо, чувство вины съедает изнутри. Не знаю, почему. Мне не в чем раскаиваться, разве в том, что подставила под угрозу дружбу с Грегори. – Прости.
– Эй, – он усаживает меня к себе на колени и крепко обнимает. – Мне тоже жаль. Думаю, мы оба немножко сошли с ума.
Я прижимаюсь к нему в поисках такого необходимого мне комфорта. Его нигде не найти.
– Моя ошибка.
– Нет, это я спровоцировал. Моя ошибка.
– Готова поспорить, – шепчу, позволяя ему попытаться вдохнуть в меня немного жизни.
Движения его груди под моей головой – свидетельство тяжелого вдоха.
– Ну что за парочка, – бормочет он. – Два грустных неудачника, вздыхающих по тому, чего не можем иметь.
Я согласно киваю.
– Ты ведь не побежишь отсюда и не подцепишь другую девушку, да? – cпрашиваю, зная, что именно так и бывает, когда его бросает какой-нибудь парень, и, возможно, именно поэтому сейчас все закрутилось так быстро. – Не хочу, чтобы ты это делал.
– Клянусь, я завязал с парнями и девчонками на время, – он усмехается, заставляя меня слабо улыбнуться.
– Я тоже.
– Так что, ты снова станешь отшельницей? – подкалывает друг.
– Посмотрим, какая у меня есть альтернатива.
– Никаких парней вроде этого членососа, – он отодвигает меня от себя и решительно треплет за щеки. – Не все парни будут тебя обманывать, малышка.
– Я и не дам им такого шанса.
– Ненавижу видеть тебя такой.
– Ненавижу видеть тебя таким, – замечаю, вдруг его боль становится очевидной и реальной, так что теперь эта информация просачивается сквозь туман моего отчаяния. – И я украду «членосос» для Бена, потому что он самый настоящий членосос, даже если не признается в этом.
Грегори улыбается, и я вижу блеск в его глазах:
– Ничего не имею против.
Киваю и позволяю своим глазам опуститься к бедрам Грегори. Он смеется и быстро хватает покрывало, прикрываясь и оставляя меня в чем мать родила. Выдыхаю и вырываю обратно, так начитается битва за покрывало. Мы оба смеемся, тянем его туда-сюда, наша дружеская непринужденность полностью восстановлена… Даже несмотря на то, что мы оба обнажены. Не то чтобы это сильно нас беспокоило в шуточной борьбе за покрывало.
Но мы оба замираем, когда в наш звонкий смех вклинивается противный скрип половицы, а потом раздается любопытный голос Нан:
– Грегори, Оливия? Что там происходит?
– Вот блин! – взвизгиваю я, соскакивая с кровати и мечась по комнате. Голая прижимаюсь к двери. – Ничего, бабуля!
– А звук такой, как будто стадо слонов танцует канкан.
– Мы в порядке! – пищу я, лбом ударяясь о дверь, крепко зажмуривая глаза и собираясь с духом противостоять атаке.
– Да, а говоришь ты так, как будто только что висела на потолке!
– Прости. Мы сейчас спустимся.
– Мы уходим на танцы.
– Повеселитесь там!
– Ты в порядке? – спрашивает она уже более ласково.
Улыбаюсь слабо:
– Все хорошо, бабуль.
Она больше ничего не говорит, а потом я слышу скрип половицы: свидетельство того, что бабуля спускается по лестнице. Оборачиваюсь и прижимаюсь спиной к двери, а потом вижу, как взгляд Грегори путешествует вверх и вниз, сам он сидит на постели, прикрытый покрывалом.
– Хороший вид, – он улыбается, напоминая мне, что я по-прежнему абсолютно голая. – Но ты слишком худая.
Делаю жалкую попытку прикрыться, отчего Грегори валится на кровать в приступе смеха. Он не может остановиться, а я вспыхиваю от злости:
– Прекрати!
– Прости! – смеется он. – Правда, прости.
Я только сильнее краснею, бегло осматривая комнату в поисках ближайшей вещи, которой можно прикрыть мою наготу, поэтому останавливаюсь на футболке, брошенной на спинку стула в углу. Подхожу и быстро ее натягиваю, действительно чувствуя себя лучше, будто вернула себе самоуважение после того, как набросилась на лучшего друга. А вот Грегори не так озабочен своей наготой, а вскоре вообще прыскает со смеху, запутавшись в одеялах на моей постели. Я тоже улыбаюсь, восхищаясь его крепкой спиной, но еще больше истеричным, беззаботным состоянием.
– Давай, – говорит он, приподнимаясь и похлопывая по матрасу рядом с собой. – Домогаться не буду, обещаю.
Закатываю глаза, но все же присоединяюсь к нему, прислоняясь к спинке кровати рядом с ним. Кручу кольцо, пытаясь придумать, что сказать. Я правда не знаю, поэтому говорю единственное, что должна, единственное, что меня волнует:
– Это ведь ничего не меняет? – задаю я вопрос. – Я без тебя не смогу, Грег. Не хочу, чтобы это нас изменило.
– Эй, малышка, – он перекидывает руку мне через плечо и придвигает меня к себе. – Никогда, потому что мы не позволим. Думаю, эти 20 процентов делают меня лучше.
Я улыбаюсь:
– Спасибо.
– Нет, тебе спасибо, – вздыхает он. – Давай заключим договор.
– Договор, – я хмурюсь. – Какой договор? – Меня вдруг беспокоит, что Грегори предложит соглашение, согласно которому мы поженимся, если к тридцати годам никого себе не найдем.
– Мы останемся сильными, – шепчет он, – друг для друга.
Перевожу на него взгляд и вижу лицо, умоляющее о помощи.
– Мне тоже трудно, Ливи.
Я чувствую себя ужасно:
– Прости, – я настолько погрязла в собственной боли, что перестала заботиться о бедах своего лучшего друга, не замечала его печали размером с океан. Ослепла от жалости к себе. – Мне так жаль.
– Мы сможем пройти через это вместе, – продолжает он. – Я помогу тебе, а ты поможешь мне.
– Это включает конфискацию твоего телефона? – поддразниваю его.
– Нет, но это значит, ты можешь удалить его номер. – Он хватает свой телефон и кладет его мне в руку. – Вперед.
Пролистываю список контактов и удаляю номер Бена, а потом перехожу к его сообщения – отправленным и принятым – и удаляю все его следы и оттуда тоже. Счастливая, что смогла убрать его из мобильника Грегори, надеюсь, из жизни тоже, я протягиваю телефон обратно и вижу, как Грегори выжидающе поднимает брови. Он хочет отплатить тем же.
– Я тебе говорила, мой телефон сломан.
– И ты его не заменила?
– Неа, – это прозвучало гордо, так я себя и чувствую. Не хочу пользоваться телефоном, который дал мне Уильям, или каким-либо другим. Недоступна. В любом случае, хотела бы я, чтобы Грегори удалил Миллера Харта из моей головы, а не только из телефона, которым я бы пользовалась.
– Ну, мы оба свободны от членососов.
– Слово «членосос» забронировано, – останавливаюсь я на секунду. – Ты знаешь, для кого.
– Ладно.
– Рада, что мы это прояснили, – я тут же вздрагиваю, и Грегори хмурится, правда не понимая, в чем проблема. Качаю головой и прислоняюсь к нему, чувствуя себя немножечко лучше, несмотря на странность последних тридцати минут и знакомые слова, срывающиеся с наших губ, случайно или намеренно.
