355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джоди Эллен Малпас » Одна отвергнутая ночь (ЛП) » Текст книги (страница 26)
Одна отвергнутая ночь (ЛП)
  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 20:30

Текст книги "Одна отвергнутая ночь (ЛП)"


Автор книги: Джоди Эллен Малпас



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Глава 27

Когда я выхожу из квартиры Миллера, Грегори стоит, прислонившись к стене и копаясь в телефоне.

– Хей, – говорю, закрывая за собой дверь.

Он поднимает глаза и с деланной улыбкой отталкивается от стены.

– Привет, малышка.

Только от этих слов мне уже хочется заплакать.

– Что с нами случилось? – спрашиваю я.

Грегори смотрит на чёрную блестящую дверь Миллера, а потом на меня:

– Кофененавистник случился.

– Он больше, чем кофененавистник, – возражаю тихо. – И он возненавидел только первый приготовленный мной кофе, так что технически мы не можем его так называть.

– Членосос.

– Это закреплено за Беном. Видел его в последнее время?

Широкие плечи каменеют. Это чувство вины.

– Мы здесь не из-за моей полной лажи в личной жизни.

Я чуть не споткнулась от его наглости:

– В моей личной жизни нет лажи!

– Успокойся! – Два широких шага, и он уже стоит прямо передо мной. – Это в его жизни, – он указывает на входную дверь Миллера, – полно лажи, и он оказывает на тебя влияние!

Я ощетиниваюсь, выражение лица становится яростным.

– Я не буду это слушать. – Я разворачиваюсь на своих конверсах, намереваясь закончить наш «разговор» и стремясь получить утешение в руках моего полного лажи, страдающего обсессивно-компульсивным расстройством, сдерживающего внутренних демонов, собственнического, испорченного, употреблявшего наркотики, экс-скандально-известного мужского эскорта, время от времени джентльмена. Ладно, может он и совершает ошибки, но он мой, полный лажи, привередливый Миллер. И я люблю его.

– Оливия, подожди! – Он хватает меня за предплечье немного грубо, но, когда я вскрикиваю, быстро меня отпускает. – Дерьмо! – ругается он.

Я разворачиваюсь и с оскалом тру руку.

– Полегче!

Он выглядит по-настоящему взволнованным.

– Прости, я просто не хотел, чтобы ты ушла.

– Так сказал бы об этом.

Он переводит взгляд карих глаз на мою руку:

– Надеюсь, следов не останется. Я очень даже за, чтобы мой позвоночник остался на своем месте и в целости.

Я поджимаю губы, скрывая улыбку на его язвительную шутку.

– Всё в порядке.

– Спасибо, грёбаный Боже. – Он прячет руки в карманы и смущённо опускает взгляд. – Мы можем начать сначала?

Меня охватывает чувство облегчения:

– Пожалуйста.

– Замечательно, – он смотрит на меня, раскаяние плещется в его карих глазах. – Можем мы пройтись и поговорить? Мне совсем некомфортно сплетничать о твоём кофененавистнике, когда он находится в такой непосредственной близости.

Закатив глаза, я беру его под руку и веду к лестничной клетке.

– Идем.

– Лифт сломался?

Я замираю, хмурясь. Я даже не осознавала, что перенимаю маниакальные привычки Миллера.

– Нет.

Грегори хмурится так же, как я, пока мы идём к лифту, и хмурится еще больше, когда мы заходим в него. Его лицо выглядит просто ужасно, но не уверена, стоит ли подмечать это или просто спросить, как он, учитывая, что сейчас мы оба улыбаемся, именно поэтому я решаю перейти к чему-то абсолютно другому:

– Как работа?

– По-старому, – бормочет он не воодушевленно, на корню пресекая эту тему.

Я снова усиленно размышляю:

– Мама с папой в порядке?

– Хорошо.

– Как с Беном?

– Нестабильно.

– Он появлялся?

– Нет.

Я закатываю глаза:

– Дьявол, о чём мы разговаривали до того, как я встретила Миллера?

Он пожимает плечами как раз, когда открываются двери, и я выхожу из лифта, отчаянно перебирая в опустевшей голове варианты, о чём можно поговорить, кроме Миллера и нежелательном вмешательстве, что красуется на горизонте. Прихожу к нулю.

Вежливо кивнув консьержу и проигнорировав отражение колеблющейся фигуры Грегори за моей спиной, я открываю двери и выхожу на бодрящий, свежий воздух Лондона. Я думала, что открытое пространство поселит во мне ощущение свободы, но всё не так. Даже близко. Чувствую, что задыхаюсь от ощущения неминуемого допроса от Грегори, отчаянно хочу убежать обратно к Миллеру и вернуть себе ощущение свободы, спрятавшись в его квартире. В его. В нём.

Со вздохом я поворачиваюсь и вижу, как Грегори неловко топчется на месте, озадаченный тем, что сказать. Он настаивал на разговоре. У него должно быть, что сказать, и, даже если я не особо хочу слушать его, лучше бы он выложил уже всё, чтобы я могла сказать, что он зря теряет силы… снова.

– Идём пить кофе или нет? – спрашиваю, указывая направление вниз по улице.

– Конечно, – бормочет он раздражённо, как будто уже понимает, что только зря теряет время. Он присоединяется ко мне, и мы идём вниз по улице. Между нами, по крайней мере, три шага, и это расстояние заполнено чувством смятения. Такого между нами никогда не было, а, поскольку ни один из нас ничего не говорит, от этой слишком вязкой тишины, в моей голове верится вопрос, как же мы дошли до этого. Наша глупая ситуация тогда, в моей спальне, вызывала причину для беспокойства, но со всей ненавистью и драками между Миллером и Грегори она отошла на второй план, что, несомненно, хорошо.

Мы переходим дорогу без проблем, учитывая раннее время, и продолжаем не спеша идти, Грегори то и дело ловит ртом воздух, собираясь что-то сказать, хотя так ничего и не произносит, я же с нетерпением жду признаков того, что кофейня уже близко. Чувство растерянности между амии становится невыносимым.

– Просто скажи мне, что в нём такого особенного. – Слова Грегори заставляют меня остановиться, я открываю и закрываю рот, пытаясь понять, как же объяснить. В голове всё ясно, как божий день, но попытка произнести это вслух вводит меня в ступор. Мне нет нужды оправдываться перед кем-то, и всё же глубокая необходимость заставить Грегори понять меня становится вдруг очень важной.

– Всё, – я качаю головой, отчаянно желая найти что-то более подходящее.

– Тот факт, что он в эскорте?

– Нет!

– Деньги?

– Не глупи. Ты ведь знаешь, что у меня очень даже приличный счёт в банке.

– Он сложный.

– Очень, но это здесь ни при чём. Он бы не был Миллером, если бы не испытывал трудностей. Каждая частичка этого мужчины – в значительной мере результат его жизни. Он был сиротой, Грегори. Его бабушка с дедушкой подбросили младенца в сомнительный детский дом и заставили его молоденькую маму вернуться в Ирландию, оставив его в прошлом, просто во избежание позора, которому он мог подвергнуть их семью.

– Не оправдание его идиотского поведения, – бормочет он, носком ботинка ковыряя землю. – У всех есть проблемы.

– Проблемы? – я распаляюсь в негодовании. – Быть сиротой, стать бездомным, иметь обсессивно-компульсивное расстройство и пойти в проституцию, чтобы выжить, – не проблема, Грег. Это, черт возьми, трагедия!

Глаза моего друга распахиваются, заставляя меня нахмуриться:

– Бездомным?

– Да, он был бездомным.

– У него обсессивно-компульсивное расстройство?

– Не подтверждено, но это довольно очевидно.

– Проституция? – кричит он с запоздалой реакцией.

Я тут же осознаю свою ошибку. Эскорт. Грегори не должен был узнать, что Миллер был обычной проституткой.

– Да, – я выпячиваю подбородок, заставляя его опустить комментарий, и думаю, что бы он сказал, добавь я к списку еще и наркотическую зависимость.

Моя хитрость терпит поражение по всем фронтам:

– Становится всё лучше! – он смеётся, только это нервный смех. – Я чертовски уверен, что он еще и психопат, так что ты и правда завела себе личного, страдающего психическими расстройствами придурка.

– У него. Нет. Психического. Расстройства, – я, шипя, выделяю каждое слово, кровь начинает закипать. – Ты не видел его, когда мы наедине. Никто, кроме меня, не видел. Да, он может быть напряжённым, и что, блять, такого в том, что он любит порядок? Он никого не убивает!

– Может, и убивает.

Я вздрагиваю от отвращения, слова накапливаются и прилипают к языку, мозг не совсем уверен, какое из ругательств бросить в Грегори первым:

– Пошёл ты знаешь куда! – Останавливаюсь на такой универсальной фразе и, бросив её ему в лицо, разворачиваюсь обратно к дому Миллера, ноги со злостью ударяются о тротуар.

– Да ладно тебе, Ливи!

– Отвали! – Не оборачиваюсь. Если обернусь, вероятно, будет взрыв. Но потом в голову кое-что приходит, и я разворачиваюсь. – Где ты взял визитку Миллера?

Он пожимает плечами:

– Та пташка, что была на открытии «Ice». Чертовски горячая штучка!

Кэсси.

Чувствую, как внутри закипает злость, давление в голове возрастает. Сучка! Я закипаю, беспокоясь о растущей внутри ярости. Хочу ударить что-нибудь. Сильно.

– Ай! – Мой крик пронзительный, когда он хватает меня и поднимает так, что я лежу поперёк его рук. Он разворачивается и снова идёт вниз по дороге, к кофейне, игнорируя мой скептический взгляд.

– Дерзкая девчонка, – говорит он просто. – Я, вроде как, рад, что ты за него держишься.

Моё тело отпускает сдерживаемого его напряжение, и я расслабляюсь в его руках:

– Я люблю его, Грегори.

– Вижу, – нехотя признаёт он. – А он тебя любит?

– Да, – отвечаю, потому что знаю точно, что он любит. Он просто не говорит об этом прямо. Но это его право.

– Он делает тебя счастливой?

– Больше, чем ты думаешь, но я была бы намного счастливее, если бы люди просто оставили нас в покое. – Чувствую, как он со вздохом сутулится под тяжестью моего тела.

Он останавливается и ставит меня на ноги, а потом с силой сжимает мои плечи:

– Малышка, у меня плохое предчувствие. Он такой… – Он замолкает и рукой трёт свое лоб, явный признак беспокойства.

– Такой какой?

Он поджимает губы и опускает руки по швам, оставляя их безжизненно болтаться.

– Мрачный.

Я киваю, делая глубокий вдох.

– Мне знакома каждая его тёмная частичка, какую только возможно узнать. Я снова наполню их светом. Я помогаю ему, и независимо от того, согласен ты, принимаешь это или нет, он тоже мне помогает. Он мой кто-то, Грегори. Я никогда его не оставлю.

– Вау, – мой друг выдыхает, прикусывая щёки. – Такие сильные слова, Оливия.

Я пожимаю плечами:

– Всё так, как есть. Ты разве не видишь? Он не привязывает меня и ни к чему не принуждает. Я с ним добровольно и потому что должна там быть. Я лишь надеюсь, что однажды ты найдешь своего кого-то и надеюсь, что ты почувствуешь себя столь же поглощенным этим человеком, какой я чувствую себя по отношению к Миллеру. Он особенный, – я вздрагиваю от собственных слов и отбрасываю эту мысль далеко, далеко прочь.

Умиротворение, кажется, охватывает меня при виде очевидного осознания в лице Грегори. Не уверена, понимает ли он, может и не поймет никогда, но принятие – хорошая отправная точка. Я не жду, что они станут закадычными друзьями. Не думаю, что Миллер вообще может с кем-то близко дружить; он не общительный человек. Он не слишком хорошо ладит с людьми, особенно с теми, кто вмешивается. Но они, по крайней мере, могут вести себя цивилизованно. Они должны найти в себе силы сделать это, ради меня.

– Я попытаюсь, – шепчет Грегори, нехотя, и всё же сердце в груди делает радостный кульбит. – Если он хочет попытаться, я в игре.

Я улыбаюсь, возможно, самой яркой улыбкой из всех, и кидаюсь в его объятия, от чего он со смешком, делает шаг назад.

– Спасибо. Он тоже обо мне заботится, Грегори. Так же, как ты. – Не замечаю, что он, возможно, заботится даже сильнее, понимая, что это делу не поможет.

Нет больше слов, только мы, обнимающие друг друга с силой, равной многонедельной тоске, пока я, в конце концов, не отстраняюсь от него, чувство победы и восторга спиралью скручиваются внутри меня. Его желание, конечно, основано на согласии Миллера, но я не сомневаюсь в том, что он согласится. Пока есть обещание не вмешиваться в моё счастье, мы будем в порядке. Я целую его в симпатичную щёку и беру под руку, продолжая нашу прогулку в кофейню.

И замираю.

Кровь отливает от головы, и Грегори хватает меня свободной рукой, удерживая:

– Ливи? Что такое?

Белый БМВ, припаркованный у тротуара, мне незнаком, но мой интерес вызывает не роскошная машина. Внимание привлекает женщина, прислонившаяся к машине и затягивающаяся сигаретой, наблюдая за нами. Я уже видела её однажды и никогда не забуду это лицо.

София.

На ней красивый плащ, такой же невероятно белый, как и её машина, губы накрашены кроваво-красной помадой, тугой пучок белых волос так же идеален, как и в прошлый раз, когда я имела удовольствие с ней встретиться. Мне плохо.

– Ливи? – взволнованный голос Грегори возвращает меня к жизни, я открываю глаза от самодовольного выражения на её совершенном лице. – Дерьмо, ты бледная. – Его ладонь ложится на мой лоб. – Тебя сейчас стошнит?

– Нет, – слабо твержу, а сама думаю, насколько велика такая вероятность. Эта женщина, среди всех в жизни Миллера, с которым я встречалась, беспокоит меня больше всего. Начнём с того, что она была в квартире Миллера посреди ночи. К тому же пила вино, как у себя дома, хотя эта мысль раньше мне в голову не приходила. Чем-то она отличается от остальных, и мне это не нравится. Совсем не нравится. Я только всё прояснила с Грегори, и последнее, что мне сейчас нужно, это её сцены, угрозы и унижения.

Отчаянно стараясь собраться с духом, я выдавливаю из себя улыбку и вжимаюсь в руку Грегори.

– Мы когда-нибудь доберёмся до «Costa»15?

– Я и сам задавался этим вопросом. – Он улыбается и идёт дальше, как будто не заметив ничего необычного, даже несмотря на неловкость момента. София могла бы всё испортить, а, когда я слышу цокот каблучков за своей спиной, я тут же понимаю, что сейчас она так и сделает.

– Оливия, я полагаю, – произносит она мягким голосом, отчего все мышцы в моём теле напрягаются. Мой шаг сбивается, и я крепко зажмуриваю глаза в молчаливой надежде на то, что если я буду её игнорировать, она просто уйдет. Сомневаюсь, но хочу попробовать. Продолжаю идти. Грегори что-то говорит, но я ни слова не понимаю, слышу только звук его голоса где-то вдалеке. А вот её я слышу. – Или сегодня ты откликаешься на сладкую девочку?

Сердце в груди замирает, и ноги перестают нести меня по тротуару. Бежать некуда, а когда Грегори оборачивается с недоумением, я понимаю, что мне предстоит противостояние. Я медленно оборачиваюсь и вижу её всего в нескольких от меня шагах. Она делает затяжку, пристально меня разглядывая.

– Я могу вам помочь? – спрашиваю так злобно и равнодушно, как только могу, не заботясь взглянуть и запечатлеть выражение лица Грегори. Я знаю, что оно будет любопытным, но просто не могу оторвать свой настороженный взгляд от понимающего и надменного.

– О, думаю, можешь, – отвечает она, бросая в решётку люка окурок своей сигареты.– Давай прокатимся? – Она протягивает руку в сторону БМВ, и я вижу, как водитель держит открытой заднюю дверцу.

– Кто это? – в конце концов, вмешивается Грегори, сильнее ко мне прижимаясь.

– Просто подруга, – отвечает за меня София, предотвращая возможные в дальнейшем сложные вопросы Грегори. Хотя, я не уверена, что её объяснение сработает.

– Ливи? – Грегори сжимает моё плечо, вынуждая посмотреть на него. Брови вопросительно нахмурены.

– Подруга, – бормочу бессильно, пытаясь решить, что делать дальше. В голову ничего не приходит. Она назвала меня сладкой девочкой. Миллер разговаривал с ней, разговаривал обо мне?

– В моём распоряжении не целый день. – София нетерпеливо врывается в мои мысли.

– Мне нечего вам сказать.

– Зато я хочу сказать тебе многое – по крайней мере, если ты хоть немного заинтересована в Миллере…– Она провокационно останавливается, а мои собственные ноги повергают меня в шок, автоматически подводя меня к машине, меня подталкивает её приманка и потенциальная информация.

– Ливи! – зовёт Грегори, но я не оборачиваюсь. Мне не нужно видеть его лицо и не нужно, чтобы он отговаривал меня от совершения невероятной глупости. – Оливия, что ты творишь?

Я оборачиваюсь и вижу, как водитель преграждает путь Грегори, мешая ему ко мне подойти.

Грегори хмурится:

– Кто ты, черт возьми, такой? Уйди с дороги.

Рука водителя поднимается и ложится на плечо Грегори.

– Не глупи, парень. – Голос угрожающий, Грегори пробивается мимо него, по-прежнему хмурясь, смятение искажает его красивое лицо.

– Оливия! – Он начинает бороться с водителем, но мужчина крупный. Угрожающий. Я сажусь в машину.

Дверца закрывается и спустя несколько секунд открывается другая, София опускается на кожаное сиденье. Я, должно быть, сошла с ума. Мне не нравится эта женщина, и я точно знаю, то, что она скажет, мне не понравится. Но меня охватывает до неприличия неразумное желание узнать. Если она знает хоть что-то, что может помочь, я должна это выяснить. Узнать больше. Узнать то, что либо разобьет мне сердце, либо просто меня сломает.

Машина отъезжает от тротуара как раз, когда Грегори начинает барабанить в окно с моей стороны. Ненавижу себя за это, но игнорирую его.

– Парень? – спрашивает София, снимая плащ.

Я уже собираюсь резко ответить что-то типа того, что Миллер мой парень, только что-то меня останавливает. Инстинкт?

– Он мой лучший друг. А ещё гей.

– Оу! – смеётся она. – Как прекрасно. Лучший друг гей. Идеально.

– Куда мы едем? – спрашиваю, чтобы сменить тему. Я не хочу, чтобы она что-нибудь еще узнала о моей жизни.

– Просто приятная поездка.

Я фырчу. Нет ничего приятного в том, чтобы быть с Софией.

– Вы сказали, у вас есть информация. Какая? – Перейдём к сути. Я не хочу быть в этой машине и намерена убраться отсюда как можно быстрее. Как только эта женщина скажет то, из-за чего я здесь.

– Первое и самое важное – я бы хотела, чтобы ты ушла от Миллера Харта.

Это просьба, но в том, как это было сказано, безошибочно, прослеживается угроза. Моё сердце, моя душа, моя надежда – всё замирает. Но слова Миллера – что-то об устранении последствий и отвлечении внимания, – вдруг всё, что я слышу. Никому о нас не известно, и, хотя меня это убивает, я знаю, что должна делать.

– Не от чего уходить. Я виделась с ним пару раз. – Мне кажется, я могу потерять сознание, сдаться, а она только начала свою игру. Она может сказать гораздо больше, я это чувствую.

– Он недоступен.

Я хмурюсь, концентрируясь на голубых глазах, которые так и кричат о победе. Эта женщина всегда добивается своего.

– Меня это не интересует.

– Оу, – она улыбается. У меня по коже бегут мурашки. – Ну, ты довольно близко от его квартиры.

Я почти сдаюсь, но потом беру себя в руки, и меня осеняет:

– Мой друг живёт поблизости.

– Х-м-м. – Она открывает сумочку «Mulberry»16 и достает оттуда гравированный серебряный портсигар. Меня раздражает её высокомерный тон. Чувствую, как раздражение подавляет во мне чувство тревоги, и прихожу к выводу, что это к лучшему. Дерзость, черт тебя подери, не подведи меня сейчас! Длинными пальцами она достаёт сигарету из аккуратного ряда в коробочке и, постучав ей по крышке, обхватывает её пухлыми губами. – Миллеру Харту некогда попусту тратить время на маленьких любопытных девочек.

Поворачиваюсь к ней, когда она прикуривает сигарету:

– Простите?

Делая долгую затяжку, она смотрит на меня задумчиво, а после выдыхает дым в моем направлении. Я игнорирую клубы противного дыма, что окутывает меня, и не отвожу от неё глаз. Я не сдаюсь. Моя дерзкая сторона появляется из ниоткуда и встаёт на мою защиту.

– Многие женщины приятно проводят время с Миллером Хартом, сладкая девочка. – Она специально использует ласковые по отношению ко мне слова Миллера. – А некоторые, такие, как ты, глупо воображают, что получат больше. Ты не получишь. Фактически, думаю, он назвал тебя «просто маленькая девочка, слишком любопытная для собственного блага. Я взял у неё деньги, повеселился с ней, ничего больше».

От её заявления у меня скручивается желудок, вдобавок к остальным нежелательным реакциям на её жестокие слова:

– Я знала, что ожидать от Миллера. Я не глупая. Было весело, но всё прошло.

– М-м-м, – произносит она, пристально меня разглядывая, от этого взгляда я хочу отвернуться. Но не отворачиваюсь. Я держусь. – Никто не понимает его так, как я. Я хорошо его знаю, – заявляет она.

Хочу её ударить:

– Насколько хорошо? – Сам не знаю, откуда взялся этот вопрос. Я не хочу знать.

– Я знаю его правила. Знаю его привычки. Его демонов. Я знаю всё.

– Думаете, он ваш?

– Я знаю, что он мой.

– Вы его любите.

Её колебание говорит мне всё, что нужно знать, но я понимаю, что она даст подтверждение:

– Я очень люблю Миллера Харта.

Горло сжимается сильнее, и всё же я заставляю себя заметить, она не заявила о том, что Миллер её любит. Это понимание усиливает мою решимость. Я не просто какое-то мимолетное увлечение, какая-то «любопытная девочка». Может, так было в начале, но наша взаимная увлечённость очень быстро всё изменила. Он терпеть не может Софию. Он скоблил себя, я была там, заботясь, когда он был в таком состоянии. Я не боюсь того, что он любит эту женщину. Она клиентка. Очевидно, хочет быть кем-то большим, но для Миллера она просто одна из тех, кто вмешивается, и он с радостью бы сделал ей больно, увидев её снова. Она хочет то, что получить не может. Для Софии Миллер Харт недоступен так же, как для всех остальных женщин. Кроме меня. Я уже его получила.

Как только машина останавливается у тротуара, она поворачивается ко мне всем телом и смотрит напряжённо, поднимает подбородок, выдыхая в люк сигаретный дым, на этот раз не удостоив меня этими противными клубами. Она демонстрирует лишь небольшую задумчивость сквозь слои дорогого макияжа, пока скользит по мне взглядом вверх-вниз.

– Мы закончили, – она улыбается, кивком головы указывая на дверь в молчаливом приказе убираться, что я и делаю, стремясь избежать, бросающего в дрожь, присутствия этой ужасной женщины. Я захлопываю дверцу и оборачиваюсь, услышав, как опустилось стекло. Она сидит, откинувшись на спинку сиденья, вся такая расслабленная и претенциозная. – Приятно поболтали.

– Не согласна.

– Я рада, что мы прояснили положение дел. Миллер не сможет опуститься до уровня тупых маленьких девчонок. Это приведёт к его уничтожению. – Стекло поднимается, и машина плавно отъезжает, оставив меня одним большим нервным комом стоять на тротуаре. Стараюсь дышать сквозь страх, но как бы сильно я ни старалась успокоиться, сказать себе, что она просто пытается меня напугать, крупица беспокойства всё же оседает глубоко внутри. Вру, не крупица. Это метеор. Огромный и подрывающий. Я боюсь, он нас сломает. Уничтожение?

Сквозь туман неуверенности я прижимаю ладонь к задней части шеи. Принимаюсь растирать кожу, но останавливаюсь, как только понимаю причину своих действий. Я поднимаю руку, волосы на затылке встают дыбом, заставляя меня резко развернуться в поисках совей тени. Повсюду прохожие, большинство куда-то спешат, но никто не кажется особо подозрительным. Страх поднимается по позвоночнику, вынуждая меня сильно выпрямиться. За мной следят. Знаю, что следят. Я лихорадочно верчусь сначала в одну сторону, волосы ударяют по лицу, потом в другую, в надежде уловить что-то глазами – хоть что-то, чтобы доказать себе, что я не совсем рехнулась.

Ничего.

Но я ведь знаю, что-то есть.

София. Но она уехала. Или это просто осадок от её недавнего появления? Возможно, вокруг этой женщины вязкий противный воздух.

Я верчусь, взгляд мечется, пытаясь вникнуть в окружающие меня здания, и вскоре я понимаю, что нахожусь в целой миле от квартиры Миллера. Паника растекается по венам, когда я, развернувшись, на полной скорости бегу к его дому. Не оглядываюсь. Бегу по улицам, мимо людей, перебегая проезжие части, не смотря по сторонам, пока не вижу на расстоянии его здание. Чувство облегчения не приходит.

Залетев в вестибюль, забегаю прямо в ожидающий лифт. Снова и снова лихорадочно жму кнопку десятого этажа.

– Давай же! – кричу, воздерживаясь от того, чтобы выбежать из него и мчаться по лестнице. Меня переполняет адреналин, он, вероятно, смог бы донести меня по лестнице быстрее, чем лифт, но двери закрываются, и я спиной прижимаюсь к задней стене, внутри растёт чувство нетерпения. – Давай же, давай, давай! – Начинаю вышагивать по маленькому пространству, как будто мои движения могут ускорить подъем. – Ну, давай же! – Лбом прижимаюсь к дверям, когда они открываются, и я проталкиваюсь сквозь них, как только расстояние между ними становится достаточным для моего стройного тела.

Ноги едва касаются пола. Я бегу по холлу, ноги передвигаются так быстро, что я их не чувствую, волосы разметались за спиной, сердце вот-вот выпрыгнет из груди от ужаса, страха, тревоги, отчаяния…

Дверь в его квартиру распахнута, и я слышу крики. Громкие. Это Миллер. Он вышел из себя. Потребность добраться до него возрастает, ноги теперь немеют от нагрузки, и я вваливаюсь в квартиру, бегаю глазами до тех пор, пока не вижу его обнажённую спину. Он пригвоздил Грегори к стене, держа за горло.

– Миллер! – Кричу, ноги подкашиваются, когда я резко останавливаюсь, и мне, чтобы устоять, приходится схватиться за ближайший столик. Слёзы бегут из глаз, все одолевающие меня эмоции собираются вместе и давят слишком сильно, чтобы выдержать.

Он резко разворачивается, взгляд дикий, волосы в беспорядке, движения резкие. Он выглядит, как одичавшее животное – опасное одичавшее животное. Он опасный. Безжалостный. Скандально известный.

Особенный.

Он без промедления отпускает Грегори, который, задыхаясь, безжизненно скользит вниз по стене, вздрогнув, он прижимает ладони к горлу. Отчаяние внутри меня не уступит место чувству вины и беспокойства за моего друга.

Миллер за доли секунды длинными шагами сокращает между нами расстояние, его взгляд по-прежнему мрачный, но в синих глазах, которые я так сильно люблю, отчетливо видно облегчение.

– Ливи, – выдыхает он, его грудь неустанно тяжело поднимается и опускается. Как только удостоверяюсь, что он достаточно близко, чтобы поймать меня, я бросаюсь вперёд в его раскрытые объятия, от одного только ощущения его рук напряжение во мне ослабевает в миллион раз.

– За мной следили, – хнычу.

– Твою мать, – ругается он. Ему, как будто, больно физически. – Блять! – Он отрывает меня от пола и крепко держит меня. – София? – Тревога в его хриплом голосе снова распаляет моё напряжение. Он слишком взволнован.

– Не знаю. – Нет нужды спрашивать, откуда он знает про Софию. Думаю, он выбил описание из Грегори. – Она высадила меня в квартале отсюда. – Качаю головой, не отрываясь от его шеи. Это глупо, но я сосредоточенно вдыхаю его, надеясь, что, окружив себя всем этим комфортом, я избавлюсь от оков пережитого стресса. Я дрожу как листок, не важно, насколько крепко он меня обнимает, и сквозь неконтролируемые движения собственного тела слышу, как колотится в груди его сердце. Он безумно озабочен, и это только усиливает мой страх.

– Иди сюда, – рычит он, как будто у него и так уже нет полного контроля над моим безвольным телом. Он несёт меня вглубь квартиры, пока я ногтями впиваюсь в его плечи. Кроткая попытка оторвать меня от его тела заканчивается моим молчаливым отказом, усилением хватки, так что он сдается и садится на диван со мной, всё так же тесно прижатой к нему. Он с трудом сдвигает меня, кладя мои ноги по одну от себя сторону, пока я не сворачиваюсь клубочком на его коленях, лицом прижимаясь к изгибу его шеи. – Зачем ты села в ту машину, Оливия? – спрашивает он, в его голосе нет ни осуждения, ни злости. – Скажи мне.

– Я не знаю, – признаюсь. Глупость. Любопытство. Это, должно быть, одно и тоже.

Он вздыхает, бормоча себе под нос:

– Не смей приближаться к этой женщине, ты слышишь меня?

Я согласно киваю, всем сердцем желая, чтобы никогда и не приближалась. Ничего хорошего из этого не вышло, кроме появления нежелательных познаний и мучительных вопросов.

– Она сказала, ты говорил, будто я просто для развлечения. – Слова, сорвавшись с губ, оставили после себя горьковатый привкус.

– Ты не должна с ней видеться, – заявляет он, отрывая меня от своей груди. На этот раз я сдаюсь, испытывая необходимость увидеть его лицо. В каждом его совершенном кусочке миллионы эмоций. – Она противный человек, Оливия. Ужасный. Я не просто так сказал ей то, что сказал.

– Кто она? – шепчу, а сама боюсь ответа.

– Человек, который вмешивается. – Его ответ прост, и говорит мне обо всём, что нужно знать.

– Она очень тебя любит, – говорю, хотя думаю, ему это уже известно. Он кивает, убирая непослушную прядь. Это привлекает моё внимание и вызывает желание откинуть её назад, что я и делаю. Не спеша.

Он пальцами сжимает мой подбородок и притягивает к своему лицу, пока наши губы не замирают на расстоянии волоска друг от друга.

– Ты должна понимать мою к ней ненависть.

Я киваю и он, закрыв глаза, медленно вдыхает и выдыхает.

– Спасибо, – шепчет он, лаская мою щеку кончиком носа. Я окунаюсь в его очевидную признательность, видя вещи точно такими, какие они есть. Отвергнутые женщины. Женщины, ставшие зависимыми от внимания, которое им давал этот сломленный мужчина. Никто не говорил, что мои с Миллером отношения будут лёгкими, но никто и не говорил, что они будут близкими к невозможным.

Я тут же исправляюсь. Один человек говорил.

– Что ты ей сказала? – спрашивает Миллер.

– Ничего.

Он отстраняется:

– Ничего?

– Ты сказал, чем меньше людей знает, тем лучше.

Его лицо искажается болью, и он прижимает меня к себе:

– Красивая, умная девочка.

Опускается тишина, вместе с тяжким бременем миллиона, вызывающих беспокойство, проблем. Их нужно решать, справляться как-то с ними, но прямо сейчас я просто не могу. Я просто счастлива прятаться от жестокого мира, в который нас бросили, оставаясь в безопасности и уюте, которые предлагает Миллер. В уюте, от которого я стала зависима.

– Я не проиграю, Оливия, – клянется он. – Обещаю.

Я не отстраняюсь от него, вместо этого согласно кивая, пока он решительно меня укачивает.

– Так, так, так.

От этого дерзкого приветствия в венах стынет кровь, и Миллер и я поднимаем головы. Мне не нравится то, что я вижу, и мне, определенно, не нравятся злобные черты на его милом лице.

– В подаренном мной телефоне мало пользы, Оливия, если ты не отвечаешь на него.

– Уильям, – выдыхаю, чувствуя, как тело Миллера подо мной наливается свинцом. Боже, Грегори, Уильям, тонна дерьма от Софии. Хуже ситуация стать не могла бы. Суматоха на грани взрыва, и напряженная враждебность, исходящая от Миллера, с приходом Уильяма совсем не снижает моего беспокойства. Всё очень быстро может стать очень страшным.

Уильям с телефоном в руке заходит в комнату, по дороге бросив быстрый враждебный взгляд в сторону Грегори. Бедный Грегори всё так же сидит у стены, растирая шею. Но появление бывшего сутенёра моей мамы быстро привлекает его внимание.

Я вдруг оказываюсь на ногах, Миллер выпрямляется в полный рост, фигура напряжена как у гориллы, готовой к нападению.

– Андерсон, – рычит он, обнимая меня и спиной прижимая к своему торсу.

Уильям сам себе наливает скотч, достав из недр шкафчика невысокую бутылку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю