355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джоди Эллен Малпас » Одна отвергнутая ночь (ЛП) » Текст книги (страница 14)
Одна отвергнутая ночь (ЛП)
  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 20:30

Текст книги "Одна отвергнутая ночь (ЛП)"


Автор книги: Джоди Эллен Малпас



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Она должна знать, – бормочет он, полусогнувшись, явно от жуткой боли. Его едва различимые слова кажутся громкими и четкими. Он думает, я не знаю. Думал, что придет сюда, поделиться со мной информацией о мужчине, которого ненавидит, и это заставит меня выбросить его из своей жизни. Он думает, что Миллер взорвался поэтому, а не просто из-за его вмешательства или риска быть раскрытыми перед Нан, что, я знаю, для него сейчас является самой сильной тревогой. Мое бедное сердце все еще колотится, ударяясь о грудную клетку, и это осознание просто включает еще один двигатель.

– Я уже знала, – говорю на выдохе, продолжая смотреть на Миллера. – Мне известно, кем он был и чем занимался. – А еще мне известно, что эти новости принесут Грегори вред. Он думал, что даст мне идеальный повод оставить Миллера, и думал, что сможет меня успокаивать, пока я перевариваю ужасающее открытие. Больше всего он надеялся на это. Но он ошибся, и я четко понимаю, что это может стать последним ударом по нашей дружбе. Он никогда не поймет, почему я все еще с Миллером, и я сомневаюсь в своей способности заставить его увидеть или силе, чтобы все исправить.

– Ты знала? – теперь в его голосе абсолютный шок. – Ты в курсе, что этот кусок дерьма – гребаный жиголо?

– Эскорт, – поправляю я. – И был им. – Позволяю себе перевести глаза с пульсирующих плеч Миллера на полусогнутый силуэт Грегори. Он начинает выпрямляться.

От неверия в его лице меня пробивает нежеланная, непроизвольная дрожь.

– Что, нахрен, с тобой случилось? – Этот взгляд отвращения пробивает меня, так что я поджимаю губы, чтобы сдержать рыдания, понимая, что они только снова приведут Миллера в бешенство.

Я не замечаю, как за моей спиной распахивается дверь. Но слышу озабоченный голос бабушки:

– Ужин остывает! – кричит она, а потом на короткий момент опускается тишина, момент, когда он пытается вникнуть в то, что увидела. – Что за черт?..

У меня нет времени, чтобы даже подумать о том, какое объяснение я могла бы дать бабушке. Грегори оживает и набрасывается на Миллера, толкая его в живот и поваливая их обоих на тротуар.

– Ублюдок! – кричит он, замахиваясь в попытке яростно ударить Миллера, но тот отворачивается, в результате кулак Грегори врезается в бетон за головой Миллера. – Блять!

Миллер вскакивает и тащит за собой Грегори, вбивая его в низкую стену в конце нашего сада.

– Силы небесные! – Нан пролетает мимо меня и вклинивается между двумя мужчинами, ее отъявленное мужество останавливает эту ужасную картину. Нет и намека на страх в ее старом лице, только невероятная решимость. – Прекратите! – кричит она, вставая между ними и с криком расталкивая их в разные стороны. – Достаточно! – Парни оказываются по обе стороны от нее, потные и глазеющие поверх ее головы. Он сильная, но мой страх за нее сильнее, так как я вижу, какая злость сжигает обоих мужчин, и она не ослабевает. Она не дряхлая, но все же пожилая леди. Не стоит ее встревать между двух этих мужчин, особенно Миллера. Он в бешенстве, не в состоянии мыслить здраво. – Я даю вам один шанс! – предупреждает она. – Прекратите, или будете иметь дело со мной!

Ее слова пугают меня до чертиков, но сомневаюсь, что они произведут тот же эффект на этих двоих. Так что мой шок вполне ожидаем, когда они расслабляются и одновременно отводят друг от друга взгляды убийц. А потом я вспоминаю шутку Уильяма.

Никто никогда не заставлял меня дрожать от страха, Оливия. Только твоя бабушка.

– Так-то лучше, – она медленно убирает ладони с груди обоих, убеждаясь, что они останутся на месте. Она морщится при виде отвращения, с которым Миллер и Грегори смотрят друг на друга. – Не смейте заставлять меня снова вас разнимать. Слышали?

Я вздрагиваю, когда Миллер резко и коротко кивает, а Грегори выражает свое согласие, вытирая кровоточащий нос.

– Хорошо, – она указывает на входную дверь. – Идите в дом, прежде чем соседи начнут судачить.

Остаюсь тихим наблюдателем того, как моя бабушка взяла управление в свои руки и остановила эту ужасную сцену, подталкивает обоих к дому, когда ни один из них не двигается достаточно быстро, чтобы ее удовлетворить. Голова Миллера опущена, я знаю, что это от стыда за то, что моя дорогая бабушка, женщина, которую он уважает, стала свидетелем его срыва. Я только благодарна за то, что она не появилась минутой раньше, чтобы застать Миллера в полном психозе.

Грегори проходит мимо меня первым, потом Нан, а Миллер, подойдя ко мне, застывшей, медленно заглядывает в мои измученные глаза и останавливается передо мной.

У него истерзанный вид, рубашка и жилетка измяты, порваны на плече, волосы взлохмачены и испачканы.

– Прости, – говорит он тихо, а потом разворачивается и уходит по дорожке, длинными шагами мгновенно преодолевая расстояние до машины.

– Миллер! – кричу, запаниковав и бросившись за ним. Слабость в ногах не дает передвигаться быстро, и гравий трещит под колесами прежде, чем я успеваю добежать до конца дорожки. Инстинктивно прижимаю руку к груди, как будто давление сможет успокоить бешеный стук сердца, Не может, и не уверена, что хоть что-то в силах будет это сделать.

– Ливи? – низкий, хриплый голос Джорджа отвлекает меня от исчезающего мерседеса Миллера, и я смотрю на его озабоченный силуэт, приближающийся к дому. – Милая, что происходит?

Эмоции берут верх, и я разваливаюсь, позволяя ему заключить меня в медвежьи объятия и держать мое ослабшее тело.

– Все пошло жутко неправильно, – плачу в его свитер крупной вязки, вжимаюсь в его широкую грудь.

– Ох, моя милая, – успокаивает он, поглаживая меня по спине. – Давай отведем тебя внутрь.

Джордж крепко держит меня за плечи и, проведя по дорожке, осторожно закрывает за нами дверь. А потом он заводит меня в кухню, где я вижу, как Нан влажным тампоном обрабатывает кровоточащий нос Грегори. Чувствую запах спирта и слышу непрекращающееся шипение Грегори, еще одним доказательством служит строгий голос бабушки.

– Не дергайся, – наставляет она, злость все еще слышна в ее голосе.

Грегори смотрит, как Джордж подталкивает меня, усаживая на стул, и протягивает мне свой чистый носовой платок, а бабушка разворачивается и, потеряв интерес к одному мужчине, набрасывается на второго.

– Ты опоздал! – кричит она на бедного, ни в чем невиновного Джорджа. – Ужин испорчен, а мне пришлось разнимать драку в своем дворе!

– Притормози на минуту, Жозефина Тейлор! – спина Джорджа выпрямляется, моя напрягается. Она не в настроении получать отпор, Джорджу следовало заметить раздражение, передающееся по воздуху от ее невысокой, полноватой фигуры. Хотя, это его не останавливает. – Я только что пришел и вижу, что ужин испорчен, по крайней мере, из-за нашего беспокойного состояния, так что, почему бы тебе не успокоиться и не прояснить мне два этих недоразумения.

Отчасти шокированная, бабушка прикладывает ватный тампон к разбитой губе Грегори.

– Где Миллер? – восклицает она, смотря на меня хмурым взглядом.

– Ушел, – говорю, платком стирая слезы, и сердито смотрю на Грегори. Его глаза прищурены, и это не от отека. Он будет испепелять меня одним глазом, в отличие от второго, подбитого Миллером во время второй их схватки.

Мой избитый друг рычит что-то, язвительно смеясь, но я не прошу повторить, потому что точно знаю, что бы это ни было, мне это не понравится, так же, как бабушке и Джорджу.

– Что случилось? – спрашивает Джордж, занимая место рядом со мной.

– Будь я проклята, если понимаю. – Нан заклеивает рану на губе Грегори пластырем, убедившись, чтобы его края были прочно приклеены, при этом игнорируя протестующее шипение своего пациента. – Все, что мне известно, Миллер и Грегори, кажется, друг другу не нравятся, но никто не хочет просветить меня, почему, – она смотрит на меня испытующим взглядом, отчего я опускаю глаза к столу, избегая ее.

Правда в том, что Миллер и Грегори ненавидели друг друга еще до того, как Грегори узнал о его темном прошлом. Теперь же я могу только подытожить тот факт, что они друг друга категорически презирают. Этого я исправить не смогу. У меня может быть один мужчина или другой. Чувство вины накатывает, когда я смотрю на своего старого друга, своего единственного друга, перебинтованного – вина за то, что стала причиной его боли и повреждений, вина из-за понимания того, что его я не выберу.

Встаю, приковывая к себе внимание каждого, они ждут моего следующего действия.

Молча обхожу стол и наклоняюсь, чтобы поцеловать Грегори в щеку.

– Когда ты любишь человека, ты любишь его за то, кем он является, и как таким стал, – шепчу ему на ухо, и тут же вспоминаю, что чуткий слух Нан мог уловить мое заявление. Молюсь, чтобы Грегори сохранил все в тайне – не ради меня или Миллера, а ради Нан. Это вызовет слишком много призраков. – Я не отказалась от него тогда, не откажусь и сейчас.

Выпрямляюсь и молча выхожу из кухни, оставляя свою семью, чтобы пойти и согреть моего кого-то.


Глава 16

Множество сияющих зеркал, покрывающих стены фойе в доме Миллера, повсюду разбрасывают мое отражение; от моего вида, заплаканного и безнадежного, некуда скрыться. Консьерж вежливо приподнимает шляпу, и я в ответ вымучиваю из себя скудную улыбку, решив подняться к квартире Миллера на лифте, а не преодолевать несколько сотен ступенек, что стало уже привычным. Гляжу вперед, когда двери открываются, и встречаюсь с еще большим количеством зеркал, смотрю сквозь себя и избегаю жуткого взгляда брошенной женщины перед собой.

Пробыв в лифте будто бы целую вечность, вижу, как открываются двери и заставляю себя выйти из него и подойти к блестящей черной двери, еще больше душевных сил уходит на то, чтобы заставить себя постучать. Я бы задалась вопросом, здесь ли он вообще, если бы не напряженная атмосфера вокруг меня. Ярость Миллера висит в воздухе, окружая меня, не давая мне дышать. Чувствую, как она просачивается под кожу и оседает глубоко внутри.

Отскакиваю, когда дверь распахивается с резким свистом и передо мной стоит Миллер, выглядит он не лучше, чем почти час назад, когда уходил от меня. Он даже не пытался привести себя в порядок: волосы по-прежнему взлохмачены, рубашка и жилетка порваны, в глазах все та же ярость. В ладони стакан виски, руки в крови Грегори. Костяшки пальцев побелели от того, как он сжал стакан; Миллер подносит его ко рту и опрокидывает в себя остатки виски, не отводя от меня холодного взгляда. Меня пробирает дрожь, и я теперь рассматриваю пол под своими ногами, но поднимаю глаза, заметив почти неуловимое движение его туфель. Или пошатывание. Он пьян, а когда я присматриваюсь внимательнее, фокусируясь на глазах, что неотрывно смотрят на меня, вижу что-то большее, – что-то незнакомое – и это умножает мой страх шагнуть за грань того, что я когда-либо испытывала в присутствии Миллера. До этого я чувствовала себя уязвимой, безнадежной и беспомощной, но всегда на уровне неуверенности. Я никогда так не боялась, даже во время его бешеных приступов. Это другой страх. Он поднимается по позвоночнику и обвивает шею, затрудняя дыхание и убивая слова. Мой ночной кошмар. Тот, где он меня оставляет.

– Иди домой, Ливи, – язык заплетается, делая слова медленными и неразборчивыми, только это не его обычный, решительный, скрипучий голос. Дверь захлопывается у меня перед носом, отзываясь вокруг эхом, и я отскакиваю, шокированная его злобностью. Кулаками колочу по дереву, прежде чем успеваю решить, разумный ли это шаг, меня охватывает страх.

– Открой дверь, Миллер! – кричу, не переставая избивать черное отполированное дерево, игнорирую быстро распространяющуюся по руке ноющую боль. – Открой!

Бах, бах, бах!

Я никуда не уйду. Если понадобится, буду колотить всю ночь напролет. Он не посмеет выбросить меня из своей квартиры или жизни.

Бах, бах, бах!

– Миллер!

Вдруг я бью кулаками в воздухе, и от этого, потеряв ориентир, покачиваюсь вперед. Только пытаюсь поймать баланс, как сталкиваюсь с Миллером.

– Я сказал, иди домой. – Он снова наполнил свой стакан, так что теперь жидкость почти льется через край.

– Нет, – смело выпячиваю подбородок вопреки приказу.

– Не хочу, чтобы ты видела меня таким. – Миллер враждебно надвигается на меня, он пытается меня заставить отступить, но я стою твердо, не желая быть отпугнутой. Теперь из-за моего упрямства мы стоим ближе, практически вплотную, и мои щеки опаляет его нетрезвое дыхание. – Я не стану больше просить.

Я молча прирастаю к месту, только слепая решимость не дает ему этого увидеть.

– Нет, – парирую ему просто и уверенно. Он пытается меня оттолкнуть. – Зачем ты это делаешь?

С очевидной неуверенностью он расправляется со своей выпивкой, едва заметно вздрагивает, с его губ срывается вдох, вперемешку с алкогольными парами. Я морщусь, на расстоянии, и от вида Миллера, и от запаха алкоголя одновременно.

– Я не стану повторять, – выталкиваю слова сквозь стиснутую челюсть, играя с ним в его же игру.

Он осматривает меня с ног до головы, тихо размышляя, и при этом бормочет себе под нос невнятные слова. Затем его тяжелый взгляд медленно поднимается по мне, в его привычной манере, только в этот раз причиной тому его опьянение, а не обычная страстная манера Миллера. Его начинает качать.

– Я облажался.

– Знаю, – не спорю с ним. Он говорит холодную, жесткую правду.

– Я опасен.

– Знаю.

– Только не для тебя.

Сердце снова подает признаки жизни. Я знала. Глубоко внутри. Я понимала.

– Знаю.

Он выдает что-то между удовлетворенным кивком и бесконтрольным болтанием головой на широких плечах.

– Хорошо. – Он разворачивается и, шатаясь, идет по квартире, оставив меня закрывать дверь и следовать за ним. Я понимаю, куда он движется, прежде чем резко останавливается и меняет курс, направляясь к шкафчику со спиртным. Он достаточно пьян, по крайней мере, для меня. Как бы то ни было, у Миллера другие представления. Он звенит бутылкой о стакан и больше проливает на комод, чем в стакан.

– Дерьмо! – матерится он, небрежно бросая пустую бутылку в кучу других, отчего слышен громкий звон стекла. – Чертов бардак!

Раздраженно вздохнув, я встаю позади него и пытаюсь привести в порядок разбросанные им бутылки, вытирая разлитое в надежде, что, прибравшись, смогу вернуть спокойствие в его совершенный мир.

– Спасибо, – бормочет так тихо, что я едва его слышу.

– Пожалуйста, – боковым взглядом чувствую, как он прожигает меня глазами, пока я вожусь с бутылками, выигрывая время… или просто медля.

Бах!

Резко оборачиваюсь на звук, Миллер чуть медленней.

Бах, бах, бах!

Мое едва успокоившееся сердцебиение подскакивает на несколько уровней, и я смотрю на Миллера, который тоже пялится на дверь. Только он не торопится идти и выяснять, что там за шум, так что я иду в коридор и огибаю столик, как раз когда еще один резкий стук доносится по ту сторону входной двери Миллера.

– Подожди, – кричит Миллер, хватая меня за руку и останавливая. – Будь здесь.

Он проходит мимо меня, обычно легкие шаги тяжелеют под воздействием алкоголя. Стою спокойно, а в голове вихрь мыслей, когда вижу, как он смотрит в дверной глазок. Практически вижу, как он ощетинивается, и это заставляет меня шагнуть вперед, настороженно, но мне слишком любопытно, чтобы остановиться. Он приоткрывает дверь и намеревается выйти из квартиры, но его очевидное намерение скрыть нашего гостя проваливается, когда тот с легкостью толкает его обратно, конечно, заметив нестабильное состояние Миллера.

Теперь уже и я ощетиниваюсь, инстинктивно сжимая челюсть, когда передо мной появляется Уильям, всем своим видом демонстрируя авторитет. Несколько секунд он пристально смотрит на меня, а потом серыми глазами проходится по мятой одежде Миллера. Все не так. Миллер кажется потрясенным, и сейчас Уильям захочет узнать, почему.

– Что ты натворил? – спрашивает Уильям, равнодушно и спокойно, так, будто совсем не удивлен и, может даже, уже все знает.

– Не твое дело, – огрызается Миллер, хлопая дверью. – Тебе здесь не рады.

Чувствую потребность поддержать Миллера, но любопытная сторона меня проснулась вместе с настороженной. Так что я продолжаю стоять, поджав губы, и впитывать враждебность, электризующуюся между этими двумя.

– А тебе не рады в жизни Оливии, – парирует Уильям, поворачиваясь ко мне. Он, должно быть, замечает неверие на моем лице, только это, кажется, ни в коей мере его не заботит. – Ты идешь со мной.

Я возмущенно фыркаю, заметив, как Миллер позади Уильяма напрягся. Это даже близко недостаточно для меня, чтобы быть уверенной, что он вмешается. Прошу, не говорите, что он собирается встать на сторону Уильяма!

– Нет, не иду, – отвечаю уверенно, распрямляя плечи. Меня удивляет, что Миллер до сих пор не встрял, учитывая его бешеную реакцию на вмешательство Грегори всего час назад.

– Оливия, – вздыхает Уильям, – ты действительно испытываешь мое терпение.

Готовлю себя к еще одному комментарию относительно мамы, беспокоюсь о той злости, что закипает во мне только от одной мысли, что Уильям ее упомянет. Если он взорвется и скажет то, о чем я знаю, он думает, тогда я, возможно, буду так же хороша, как Миллер в его приступах бешенства.

– Это ты испытываешь мое!

Уильям хорошо скрывает свою дрожь, и мне понятно, что это от нежелания выражать перед Миллером свое переживание. Нет, теперь он будет соответствовать этой репутации всемогущества… и это значит, что все будет очень уродливым, очень быстрым.

– Я говорил, тебе не место здесь с ним.

Дыхание перехватывает при воспоминании о том, как Уильям говорил мне похожие слова, когда мне было семнадцать. Я сидела в его кабинете пьяная. Мне не было места рядом с Уильямом. Мне не место с Миллером.

– А где мне место? – спрашиваю, отчего Уильям смотрит на меня настороженно. – Ты как будто не думаешь, что мне есть место хоть где-то. Так скажи, где же оно, мое чертово место?

– Олив… – Миллер встревает, делая шаг ко мне, но я решительно его останавливаю, не желая давать ему возможность согласиться с Уильямом.

– Нет! – ору я. – Все думают, будто знают, что для меня лучше. А как же я? Как насчет того, что знаю я?

– Успокойся. – Миллер рядом со мной, покачиваясь, пытается успокоить меня, прикасаясь к задней части шеи, ласково поглаживая. Не сработает. Только не сейчас.

– Я знаю, что должна быть здесь! – кричу, меня трясет от растущей ярости. – Я спотыкалась по жизни с тех пор, как ты меня прогнал! – обвинительно тычу пальцем в сторону Уильяма. Этот жест заставляет его несильно отшатнуться. – Теперь у меня есть он, – обнимаю Миллера и прижимаюсь к нему. – Чтобы удержать меня от него, тебе придется меня закопать, только так!

У Уильяма нет слов, Миллер рядом со мной напряжен, а меня трясет от злости, япытаюсь сосредоточиться на том, чтобы сделать несколько глубоких вдохов и успокоиться. Сдерживаю воздух. Такое ощущение, что у меня паническая атака.

– Шшшш, – Миллер прижимает меня к себе и целует в макушку. Это не характерный для его жест, но это отчасти работает. Я поворачиваюсь к нему и вжимаюсь, его губы прижимаются к моей макушке, целуют и мурлычут, я зажмуриваю глаза.

Проходит много, много времени, прежде чем кто-то произносит:

– Что ты к ней чувствуешь? – спрашивает Уильям, в его голосе нежелание и осторожность.

Стою там, где есть, опасаясь того, что может сказать Миллер. Очарование здесь не спасет. Чувствую, как грохочет его сердце, почти слышу его.

– Она кровь в моих венах, – говорит он четко и нежно. – Она воздух в моих легких. – короткая пауза, и я уверена, что слышу шокированный вдох Уильяма. – Она яркий свет надежды в моей мучительной темноте. Я предупреждаю тебя, Андерсон. Не пытайся забрать ее у меня.

Я проглатываю слезы и еще сильнее вжимаюсь в его грудь, благодарная за то, что он меня поддерживает. И снова опускается эта тишина. Пугающе тихо, а потом я слышу резкий вдох и знаю, чей он.

– Мне абсолютно все равно, что происходит с тобой, – говорит Уильям. – Но как только я получу хоть намек на то, что Оливия в опасности, я приду за тобой, Харт.

С этими словами Уильям закрывает входную дверь, и мы остаемся наедине. Объятия Миллера ослабевают, его дрожь стихает, и он отпускает меня, когда, на самом деле, я хочу, чтобы он держал меня крепче. Неуверенным шагом он подходит к комоду с шкафичку и со стуком наливает виски, быстро опрокидывая его в себя. Я стою неподвижно и молчу. Спустя как будто столетие, он вздыхает:

– Почему ты все еще в моей жизни, сладкая девочка?

– Потому что ты боролся за то, чтобы я в ней была, – напоминаю ему, не колеблясь, и при этом стараюсь звучать уверенно. – Ты грозился вырвать позвоночник каждому, кто попытается забрать меня у тебя. Жалеешь об этом?

Готовлю себя к нежеланному ответу, когда он поворачивается ко мне, только глаза его опущены.

– Жалею о том, что затянул тебя в свой мир.

– Не надо, – бросаю резко, не хочу, чтобы он потерял свое мужество теперь, когда Уильям ушел. – Я пришла добровольно и добровольно остаюсь. – Решаю игнорировать упоминание фразы «мой мир». Меня уже тошнит от слов «мой мир», едва ли так же сильно, как от всего остального.

Новая порция виски опрокинута в него.

– Я подразумевал это, – он делает попытку сфокусироваться на моих глазах, но сдается, и вместо этого проходит по гостиной.

– Подразумевал что?

– Мои угрозы. – Он опускается на низкий кофейный столик и аккуратно ставит стакан рядом, несмотря на свое нетрезвое состояние. Даже покручивает его перед тем, как отпустить, довольный местоположением. Непослушные волосы снова дают о себе знать, падая на его лоб, и он убирает их, после чего опускает взгляд на свои руки, локтями упираясь в колени. – У меня всегда был взрывной характер, Оливия, но когда речь заходит о сверхзащите тебя, я сам себя пугаю.

– О чувстве собственности.

Он поднимает голову, и на лбу проступают морщинки:

– Прости?

Уголки моих губ приподнимаются в крохотной улыбке, когда его манеры проступают даже в настолько пьяном состоянии и в такой убогой ситуации. Подхожу к нему и становлюсь на колени между его ног, он смотри на меня, наблюдая за тем, как я убираю его руки с коленей и беру их в свои.

– Чувство собственности, – повторяю я.

– Я хочу защищать тебя.

– От чего?

– От тех, кто вмешивается. – Он погружается в свои мысли и смотрит мимо меня какое-то время, прежде чем вернуть взгляд ко мне. – Все закончится тем, что я кого-то убью. – Его признание должно шокировать меня, только вот то, что ему известно о его необъяснимых срывах, до странного меня успокаивает. Собираюсь напомнить о существовании психологической помощи, управлением собой, о каких-то методах, что помогут ему себя контролировать, но что-то меня останавливает.

– Уильям вмешивается, – сбалтываю я.

– У нас с Уильямом взаимопонимание, – Миллер спотыкается на собственных словах. – Хотя, ты никогда раньше не замечала. Он находит баланс между двумя сторонами. – Отвращение в его нетрезвом голосе почти осязаемо.

– Что за взаимопонимание? – Мне это не нравится. У них обоих ужасный темперамент. Полагаю, они оба осознают, какой вред могут причинить друг другу.

Он качает головой, раздраженно матерясь.

– Он хочет защитить тебя так же, как я. Ты, вероятно, самая сохранная девушка в Лондоне.

Распахиваю глаза от его некорректного замечания и отпускаю его руки. Не согласна. Чувствую себя самой уязвимой девушкой в Лондоне. Но не говорю ему этого. Я борюсь с желанием продолжить спор Уильям-Миллер. Уильям ненавидит Миллера, и это чувство абсолютно взаимно. Я знаю, почему, так что мне просто нужно с этим свыкнуться.

– Хочешь услышать сначала хорошие новости или плохие? – говорю, вставая, и предлагаю ему свою руку. Моя неуверенность немного угасает, когда замечаю в глазах Миллера блеск. Мне он знаком и нужен.

– Плохие. – Он кладет свою ладонь в мою и смотрит на наши переплетенные руки, я же усиливаю хватку и тяну его руку, приглашая встать, что он и делает с довольно большим усилием.

– Плохая новость заключается в том, что у тебя дьявольски сильно будет болеть голова, – отвечаю на его крошечную улыбку и веду нас в его спальню. – Хорошая в том, что я буду здесь, чтобы ухаживать за тобой, пока ты будешь себя жалеть.

– Ты позволишь мне тебя боготворить. От этого я почувствую себя лучше.

Сомневаясь, оглядываюсь на него и поднимаю брови, когда мы входим в спальню.

– Ты хоть сколько-нибудь будешь в форме?

Он садится на постель, получив от меня несильный толчок в плечо.

– Не сомневайся в моей способности удовлетворить тебя, сладкая девочка. – Он ладонями накрывает мои ягодицы и прижимает их сильно, толкая меня в пространство между его широко расставленных ног. Он смотри на меня плотоядным взглядом, который может привести только к одному.

Качаю головой:

– Я не буду спать с тобой, пока ты пьян.

– Готов поклясться в обратном, – заявляет он, его руки перемещаются на мой живот и скользят под топ. Он взглядом бросает мне вызов остановить его, и хотя меня накрыло желание, я не поддаюсь. Понадобилась каждая крупица силы, но я пользуюсь ей быстро, пока не оказываюсь под его властью. Не хочу, чтобы меня боготворил нетрезвый Миллер. Убираю его руки, снова качая головой.

– Не отвергай меня, – выдыхает он, толкая меня к себе на колени и обвивая себя моими ногами. У меня не остается выбора, так что я рукой обнимаю его за плечи, приближаясь к его лицу. Запах алкоголя только подпитывает мою силу воли.

– Прекрати, – предупреждаю его, не готовая стать жертвой его тактики. – Ты не в том состоянии, и если я тебя поцелую, то и сама, вероятно, опьянею настолько же.

– Я в порядке и идеально способен, – бедрами толкается в мой зад. – Мне нужно снять стресс.

Он нервничает! Это мне нужно снимать стресс, но, если быть честной, мысль позволить Миллеру обладать мной под воздействием алкоголя заставляет меня нервничать. Знаю, что он старается держать себя в руках во время наших встреч, а организм, накачанный алкоголем, не самый лучший в этом помощник.

– Что? – спрашивает он, глядя на меня подозрительно, очевидно чувствуя мои любопытные мысли. – Скажи мне.

– Ничего. – Стряхиваю его беспокойство и пытаюсь слезть с его колен. И ничего не выходит.

– Оливия?

– Позволь мне дать тебе твое.

– Нет, скажи мне, что беспокоит твою прекрасную головку. – Он настойчив, усиливаю на мне давление своих рук. – Я не стану больше просить.

– Ты пьян, – выпаливаю тихо, стыдясь сомнений в том, что он обо мне заботится. – Алкоголь заставляет людей терять доводы и контроль. – Теперь я съеживаюсь. Миллеру не нужен виски, чтобы потерять контроль, и обе стычки с Грегори явное тому свидетельство. И та встреча в отеле…

Сижу на его коленях и позволяю ему осмыслить мои переживания, сама же нервно верчу колечко, желая переформулировать слова. Он каменеет подо мной, каждый мускул на его теле, кажется, оставит на мне синяки. А потом он обхватывает мое лицо, ласково сжимая щеки, и располагает его точно напротив себя. Он полон раскаяния, и это только усиливает мое чувство вины и стыда.

– Когти ненависти к себе самому впиваются в мою темную душу ежедневно. – Он как будто почти протрезвел за это короткое время, вероятно, моя оплошность его подкрепила. Взгляд синих глаз стал яснее, слова теперь четкие и ясные. – Никогда не бойся меня, умоляю. Я бы никогда не смог причинить тебе вред, Оливия. – Его безрадостное заявление ослабляет мое чувство отчаяния, только немного. Миллер не осознает, какой вред может причинить мне, обидев эмоционально. Больше всего я боюсь именно этого. Потерять его. Я смогу оправиться от физических ран со временем, если нечаянно попаду под один его психических срывов, но никакое время не сможет исцелить внутренние раны, которые он может мне нанести. И это приводит меня в ужас.

– Ты как будто теряешь рассудок, – начинаю осторожно, тщательно подбирая слова.

– Так и есть, – шепчет он, прежде чем кивком дать мне знак продолжать.

– Я не боюсь за себя, мне страшно за твои жертвы и за тебя.

– Моя жертва? – Он откашливается. Ему не нравится мой выбор слов. – Ливи, я не бросаюсь на ни в чем не повинных людей. И прошу, не волнуйся за меня.

– Я волнуюсь за тебя, Миллер. Ты окажешься в тюрьме, если кто-то обратится в суд, и мне не нравится видеть, как тебе причиняют боль. – Поднимаю руку и провожу по бледному синяку на его поврежденной щеке.

– Этого не будет, – он вздыхает и прижимает меня к своей груди, пытаясь дать мне чувство комфорта. Странно, но это работает, и я плавлюсь в его расслабленном теле, вторя его уставшим вдохам. Он говорит уверенно. Слишком уверенно. – Прекрасная девочка, я говорил тебе однажды, и в данном случае без проблем повторюсь. – Он падает на спину, увлекая меня за собой, и борется со мной до тех пор, пока я не оказываюсь прижата к его боку и он не получает доступ к моему лицу. Дорожка легких, как перышко, поцелуев от одной щеки до другой и обратно. – Единственный человек на свете, который может причинить мне боль, в настоящее время находится в моих руках, – он приподнимает мой подбородок так, что мои губы оказываются на одном уровне с его, в нос ударяет тягучий запах виски. Сейчас не обращать на это внимания не составляет труда. Он смотрит на меня так, как будто в его мире есть только я, эти глаза уничтожают во мне беспокойство этого затянувшегося дня. Он приближает ко мне губы, и я храбрюсь, кладу руку ему на грудь, чтобы его почувствовать. – Можно? – шепчет он, замирая в доле миллиметра от моих губ.

– Ты спрашиваешь?

– Я осознаю, что от меня разит, как от ликероводочного завода, – бормочет он, заставляя меня улыбнуться. – И уверен, на вкус лучше не будет.

– Готова поклясться в обратном. – Все мое нежелание позволять ему обладать мной ослабевает под влиянием его нежности, и я преодолеваю крохотное расстояние между нами, наши рты сталкиваются сильнее, чем я намеревалась. Мне плевать. На смену нежеланию пришла острая потребность восстановить покой и некогда расслабленное расположение Миллера. Я чувствую виски, но вкус Миллера сильнее алкоголя, он накрывает меня страстным желанием. Голова начинает кружиться. Единственные посылы, которые я получаю из своего вдруг ставшего туманным сознания, говорят мне позволить Миллеру боготворить меня. Что это развеет мои проблемы. Это снова сделает все правильным. Это успокоит его. Наши желания сталкиваются, и все прочее уже не важно. В такие моменты все совершенно, но сталкиваясь с бесконечными препятствиями, это чувство тяжело удержать.

Миллер перекатывается на спину, не разрывая нашего поцелуя, одну ладонь он кладет мне на затылок, второй сжимает мою попу, убеждаясь, что надежно меня удерживает.

– Наслаждайся, – шепчет он мне в губы, и это знакомое слово заставляет меня переступить через свою отчаянную в нем потребность и последовать его просьбе, замедляясь. Напрасно я боялась, это меня приходится сдерживать, Миллер же все контролирует и находится в здравом рассудке, несмотря на огромное количество виски, которое чувствуется даже на его губах. – Лучше, – хвалит он, рукой спускаясь к моей шее. – Так намного лучше.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю