Текст книги "Одна отвергнутая ночь (ЛП)"
Автор книги: Джоди Эллен Малпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
Глава 7
Видя отчаяние и его решительный взгляд, я воздерживаюсь от споров. У меня нет сил бороться с Миллером, так что я просто позволяю ему вытащить себя из такси и увести.
– Садись, – приказывает он, когда мы подходим к его небрежно припаркованной машине.
Делаю, как мне сказано, и позволяю ему самому закрыть дверцу. Миллер садится внутрь и повергает меня в шок, принимаясь разглаживать складки на своем костюме.
– Чертов беспорядок, – бормочет, глядя на меня краешком глаза. Он, наверное, всматривается в мой растрепанный вид, дурак. Слабо качнув головой, он заводит машину и выезжает с парковки слишком быстро, но я ничего не говорю. Глупо было бы что-то говорить. У него вид убийцы, абсолютно ненормального. И я этого опасаюсь.
– Ты в порядке? – спрашивает он, резко свернув влево, вливаясь в поток машин.
Я не отвечаю, концентрируясь на дороге. Он знает ответ на свой вопрос.
– Я задал вопрос.
Молчу, впитывая бешеную ярость, источаемую его неопрятным силуэтом.
– Черт побери, Оливия! – он ударяет боковое окно, отчего я испуганно подпрыгиваю на сиденье. – Где твои гребаные манеры?
Рискую взглянуть на него, вижу лоб в испарине и непослушную прядку, спадающую на лоб и вздрагивающую от резких движений головы.
– Нормально, – шепчу я.
Он делает глубокий, успокаивающий вдох и смотрит в зеркало заднего вида.
– Почему твой телефон выключен?
– Разбился.
Он смотрит на меня, потом снова в зеркало и делает еще один резкий рывок влево.
– Как?
– Я бросила его в стену, когда ты мне написал, – не колеблясь, рассказываю ему. – Потому что была на тебя очень зла.
Он поворачивается ко мне и всматривается в мое непроницаемое лицо, кажется, целую вечность. А потом его рука отпускает переключатель скорости и не спеша приближается к моим коленям до тех пор, пока осторожно и нежно не опускается на мою обнаженную кожу. Перевожу взгляд на его руку, вырисовывающую маленькие круги на моей коленке, после чего отодвигаю ногу и снова смотрю на дорогу, его рука падает на кожаное сиденье рядом с моим бедром. Он тихо матерится, и боковым зрением я вижу, что он в который раз смотрит в зеркало заднего вида. Рукой я хватаюсь за дверцу, когда он, продолжая тихо материться, делает еще один резкий рывок и сворачивает в темный переулок, я инстинктивно оборачиваюсь, глядя назад, Он думает, нас кто-то преследует?
Только я собираюсь задать вопрос, как машина с визгом тормозит, Миллер выходит, быстро огибает машину и открывает мне дверцу. Предлагает свою руку:
– Возьми, – командует он, и я нерешительно протягиваю ладонь, чувствуя настойчивость в его голосе. Он сжимает мою руку и вытягивает из машины, после чего его рука перемещается к задней части моей шеи.
– Что ты делаешь? – спрашиваю, быстро перебирая ногами и стараясь успеть за его решительным шагом. – Миллер?
– Я слишком много выпил, чтобы вести машину, – он игнорирует мой вопрос, просто направляется к метро через всю улицу, взгляд постоянно мечется по сторонам. – Сейчас не время все усложнять, Оливия.
– Почему? – теперь уже и я нервно озираюсь вокруг.
– Доверься мне.
Он дерганый, и меня это пугает:
– Что ты сделал, чтобы я верила?
– Все, – он тут же отвечает, заставляя меня нахмуриться, глядя на него, и при этом продолжая поспевать за его быстрым шагом.
Мы заходим на станцию метро, и он мгновенно меня отпускает, легким движением перепрыгивает входной турникет, не готовый тратить время на билетный автомат. Он оборачивается и хватает меня, переносит за собой, не заботясь об охране или зеваках. Снова берет меня за шею, и мы спускаемся в паутину Лондонского метро, быстро и лихорадочно пробегая по эскалатору.
– Миллер, пожалуйста, – прошу я, ноги меня убивают, в голове гудит.
Он останавливается, оборачивается и берет меня на руки:
– Прости, что заставил тебя идти пешком.
Смотрю на него, его близость и неожиданный искусственный свет позволяют мне разглядеть его лицо. На щеке синяк и губа разбита. И все же он по-прежнему потрясающий. И моя реакция на его красоту и прикосновения все так же очевидна. Я загипнотизирована, сердце неистово бьется, в голове гудит, и это никак не связано с моей раной. Мне не нравится так реагировать на него. Это опасно.
Платформа пуста, и хотя мы больше не двигаемся, он не ставит меня на ноги, предпочитая крепко прижимать к себе.
Свист разрывает тишину, сообщая о прибытии поезда; как только открываются двери, Миллер заносит меня в вагон и спиной прислоняется к вертикальной подушке в самом конце. Наконец, ставит меня на ноги, расставляет свои и притягивает меня к себе так, что наши грудные клетки соприкасаются, отчего внутри взрывается фейерверк. Его дыхание неестественно напряженное, когда он касается моего затылка и притягивает ближе к себе, как будто пытаясь слить нас воедино. Сила его рук останавливает меня от попытки сбежать. Хочу ли я бежать? Чувствую, как меня окутывает знакомая легкость, это отвратительно, учитывая странное поведение Миллера, да и мое подсознание усиленно напоминает мне… обо всем. И в то же время, Миллер изо всех сил старается заставить меня забыть, его тактика – прижаться посильнее и окутать заботой. Боготворить меня.
– Позволь мне еще раз почувствовать твой вкус. Я умоляю, – шепчет он мне в шею, прокладывая к скуле дорожку из поцелуев. Знакомое ощущение неспешных движений его губ заставляет меня закрыть глаза и молить о силе. – Забудь об окружающем мире, останься со мной навсегда.
– Не могу забыть, – шепчу тихо, лицом инстинктивно ласкаюсь о его губы.
– Я могу заставить тебя, – он приближается к моим губам и ласково их касается, утопая во мне глазами. – Ты согласилась никому больше не позволять обладать тобой. – Нет ни тени высокомерия в голосе, он едва заметно отстраняется, позволяя мне разглядеть непослушную прядь волос и другие слишком милые черты.
– Я не знала, кому даю свое согласие.
– Ты дала согласие мужчине, без которого не можешь полноценно жить, – голос тихий и хриплый, взгляд постоянно останавливается на моих губах. Едва ли есть повод отрицать сказанное, когда его слова – это отражение моих собственных, сказанных вслух и лично ему. Наш разрыв этому только доказательство. – Мы созданы друг для друга. Идеально друг другу подходим. Ты должна это чувствовать, Оливия, – он не дает мне времени согласиться, или, может, не согласиться. Наклоняется ко мне медленно, осторожно, не отпуская мой взгляд до тех пор, пока наши губы не соприкасаются, и довольно мурлычет. Поднимаю руки и цепляюсь за него, вжимаюсь в него, безмятежно закрыв глаза. Мы целуемся целую вечность, медленно, нежно, любяще. Чувствую, как разбитые частички нас сходятся и сливаются воедино, ощущение того, что все на своих местах, окружает нас, отвергая всю неправильность наших обреченных отношений. Мне позволено его целовать. Мне разрешено к нему прикасаться.
Поезд замедляется, и мы останавливаемся, двери открываются, но взглянув украдкой, не разрывая наш всепоглощающий поцелуй, я вижу, что никто не выходит, и на платформе никого нет Мне позволено его целовать. Эта мысль и звук закрывающихся дверей вырывают меня из непонятного мира Миллера Харта и толкают обратно в пространство, где все… невозможно. Он был в Мадриде. Был с клиентами, будучи со мной.
Я выскальзываю из его рук и через крошечное пространство между почти закрывшимися дверьми оказываюсь на платформе, прежде чем даже могу осознать свои резкие движения. Обернувшись назад, вижу, как поезд отходит, и Миллер начинает яростно колотить по дверям. У него шок и паника, он кричит, а я стою, не шевелясь, и смотрю, как он исчезает в туннеле метро. Последнее, что я вижу размытым от слез взглядом, это то, как он с животным рыком запрокидывает голову, а потом ударяет кулаком по стеклу.
Время как будто замедлилось. Я застыла и беспомощно перебираю в голове каждую причину того, почему должна оставаться на безопасном от Миллера расстоянии, а кончики пальцев сами тянутся к губам: все еще чувствую на них его вкус. Чувствую его тело, прижимающееся ко мне, и ожоги на коже, оставленные его взглядом. Он пробрался глубоко под кожу, и я боюсь, нет способа его оттуда вытравить.
***
Входная дверь распахивается прежде, чем я могу пройти половину дорожки к дому, Нан в ночной рубашке застыла на пороге и смотрит на меня.
– Оливия! Боже мой! – она сбегает вниз по ступенькам, берет меня под локоть и ведет в дом. – О Боже, что случилось? Господи!
– Все хорошо, – бормочу я, усталость берет верх, так что я просто не в силах выдать что-то внятное. И все же я должна, потому что Нан выглядит по-настоящему напуганной. Обычно прибранные волосы находятся в беспорядке, лицо кажется старее. Ее необходимо успокоить.
– Я приготовлю чай, – она подталкивает меня к кухне, но я застываю на пороге от ощущения того, как волосы на затылке встают дыбом.
– Где он? – спрашиваю, немного сдвигаясь вперед, когда бабушка врезается мне в спину.
Она не отвечает, вместо этого обнимает меня и ведет в кухню.
– Проходи, я приготовлю чай, – повторяет она в попытке избежать ответа на мой вопрос.
– Нан, где? – спрашиваю, останавливая ее от попытки протолкнуть меня вперед.
– Оливия, он сошел с ума, – она обнимает меня крепко, пока я не захожу в кухню, и в поле зрения не появляется он. Миллер сидит за столом, взлохмаченный и по-настоящему взбешенный. И все же его очевидное недовольство и раздражение, прожигающие меня, не останавливают от желания повторить тот наш поцелуй в поезде.
Абсолютно разбитый.
Он медленно поднимается, стреляя в меня предостерегающим взглядом. Это невозможно игнорировать. Он беспринципно использует пожилую женщину, как средство достижения собственной цели. Она, очевидно, в ужасе от того, что наши отношения умерли и, как следствие, умирает и мое сердце. Хочу заорать ему в лицо в отчаянной попытке выказать свою ярость от его бесчестной тактики, но прежде чем я могу собраться с силами, острая боль прокалывает висок, заставляя меня с шипением стиснуть голову и пошатнуться на каблуках.
– Иисусе, Оливия, – меньше чем за секунду он оказывается передо мной, гладит мое лицо, осыпает поцелуями и шепчет какие-то бессвязные слова, в основном тихо матерясь.
Я слишком устала, чтобы отталкивать его, так что я просто жду, пока он не заканчивает меня успокаивать и не отстраняется. Прожигаю его холодным взглядом.
– Ба, проводи, пожалуйста, Миллера до двери.
– Оливия, – упрекает она меня осторожно, – Миллер ужасно беспокоился. Я ведь говорила, тебе нужно купить новый телефон.
– Не надо, потому что я не хочу с ним говорить, – мой голос, определенно, такой же холодный, как и мой взгляд. – Нан, ты забыла, на что были похожи последние несколько недель? – поверить не могу, что меня снова вот так провели. У него нет никаких моральных принципов.
– Конечно, но Миллер все объяснил. Ему очень жаль, он сказал, что произошло недопонимание, – она поспешно достает из шкафчика три кружки и заваривает чай, как будто это меня успокоит. Или как будто хороший английский чай сможет все исправить.
– Недопонимание? – спрашиваю, смотрю на него и вижу его обычный, ничего не выражающий взгляд. Смешно, но после сегодняшней встречи с его взглядом маньяка этот успокаивает. Он мне близок, что, я полагаю, плохо. – Скажи мне. Что из всего я не так поняла?
Миллер делает шаг ко мне, но я тут же отступаю.
– Ливи, – он раздраженно проводит рукой по темным волосам и пытается расправить свой костюм. – Мы можем поговорить? – делает попытку, поигрывая желваками.
– Да ладно тебе, Ливи. Будь благоразумной, – восклицает Нан. – Дай ему шанс объясниться.
Позволяю смешку сорваться с губ, от которого бабушка хмурится, а Миллер сильно стискивает челюсть.
– Никогда, – я разворачиваюсь, оставляя на кухне две отчаявшиеся души. Хотя никто из них не сломан больше меня. Я распадаюсь на мелкие кусочки.
Голова гудит, когда я поднимаюсь по лестнице. Слишком много всего нужно осознать. Никогда не чувствовала себя более запутавшейся и беспомощной, или злой и раздраженной.
– Ливи, – его голос останавливает меня на полпути, и я собираюсь с силами, они нужны мне, чтобы посмотреть в лицо врагу моего сердца. Взгляд стеклянный, плечи заметно ссутулены, только аура самоуверенности до сих пор его окружает. – Ты недооценила мою решимость исправить нас.
– Нас нельзя исправить.
– Ошибаешься.
Хватаюсь за перила для поддержки. Его односложное заключение сочится решимостью и уверенностью.
– Я уже сказала, я не могу тебе помочь. И не могу позволить тебе сломать меня так, чтобы я не смогла пережить это… – голос к концу моего заявления ломается. Злюсь на себя за то, что не могу закончить так же храбро, как начала. Я уже сломлена. Не разбита, сломлена. Разбитое можно склеить. Сломленное нет. Сломлена безнадежно. – Доброй ночи.
– Ты ошибаешься, принимая меня за того, кто так просто сдается.
– Нет, я по ошибке приняла тебя за того, кому могу доверять, – захожу в комнату и раздеваюсь еще до того, как забраться в постель и спрятаться под одеялом. Хоть я и знаю, что веду себя разумно, стремление оставаться сильной уничтожает. Он меня уничтожает.
Сон приходит быстро, по большей части, потому что мозг блокирует тяжелые мысли, закрываясь и давая мне несколько часов покоя, после которых я увижу еще один мрачный день.
Я в тепле – слишком жарко. Никак не могу выбраться из-под одеял. А потом я слышу дыхание, и оно не мое. А еще я замечаю,что что-то твердое прижимается к спине. Но мое обнаженное тело и крепкие мышцы отделяет ткань. По ощущениям дорогая. Ткань костюма. Костюма, сшитого на заказ.
Если бы могла, я бы пошевелилась, но он сжимает меня так, как будто боится, что я сбегу, пока он спит.
– Миллер, – толкаю его локтем, он стонет едва слышно, крепче меня сжимая. – Миллер!
– Мое, – шепчет он сонно, носом утыкаясь мне в шею. – Задержи эту мысль.
Ощущения восхитительные, Миллер рядом со мной, но мой уже проснувшийся мозг быстро сообщает о том, что это нехорошо.
– Миллер, прошу!
Он быстро отпускает меня и отодвигается, давая мне пространство сесть и убрать с лица волосы. Тут же тихо шиплю, резко проведя рукой по ране, боль быстро напоминает о травме.
– Оливия, – он быстро оказывается передо мной, держит мои руки, чтобы я не двигалась, но я от него отмахиваюсь. – Болит? – спрашивает он ласково, давая необходимое мне пространство.
Позволяю взгляду подняться к его лицу, знаю, что это ошибка, но его глаза-магниты слишком сильны. Он все так же красив, несмотря на усталость на лице и беспорядок на голове. Взгляд безжизненный, на костюме складка за складкой, загорелая кожа кажется болезненно-желтой.
– Не так больно, как делаешь ты, – почти плачу я, стараясь сдержать подступившие слезы. – Выметайся!
Он опускает взгляд, и я выбираюсь из постели, сбегая в душ. Не могу на него смотреть. Сломаюсь.
Вода, будто лезвия ножа, течет по раненой голове, пока я справляюсь с шампунем, наношу на кончики немного кондиционера, все это время напоминая себе слова Уильяма. Тяну время, не спеша начиная день, и к тому моменту, как я заканчиваю, ожидаю, что Миллер уже ушел. Но, заходя в спальню в одном полотенце, вижу его, сидящим на краю постели, все так же взъерошенным. В руках кружка чая.
– Бабушка знает, что ты здесь?
– Да.
Ну конечно, думаю я. Кто же еще мог приготовить чай так старомодно?
– Ты не имеешь права посягать на мою постель, – для эффекта хлопаю за собой дверью, не то чтобы это подействовало. Он остается безжизненным, абсолютно невозмутимым.
– Мне нужно было держать тебя в своих руках. Ты ни за что бы не согласилась на это добровольно, так что я взял инициативу на себя, – кажется, он не раскаивается, не спеша отпивая чай, а я просто стою и пялюсь, борясь с внутренним инстинктом тела отреагировать на движение этих губ.
– Ты будешь врываться сюда каждую ночь и нарушать мое уединение?
– Если придется.
Я на опасном пути. Во всевозможных отношениях стала жертвой его решимости. Мне нужно быть сильной. Воспоминания любящего, боготворящего меня Миллера между эмоциональным ступором все больше ускользают от меня.
– Почему ты все еще здесь? – подхожу к стулу и поправляю полотенце так, чтобы можно было надеть нижнее белье и футболку.
– Почему ты стесняешься?
Оборачиваюсь и вижу, как его взгляд путешествует по всей длине моих ног. Вид самодовольный и победоносный, и от этого я чувствую себя… побежденной.
– Я бы хотела, чтобы ты ушел.
– Я бы хотел, чтобы ты дала мне возможность поговорить. Но мы не всегда получаем то, что хотим, верно? – он встает и приближается ко мне.
– Я врежу тебе, если подойдешь еще ближе! – кричу я, паника наступает по мере того, как отступаю я. Блин, он собирается прижать меня к стене, чтобы я попала в его плен. Но к моему полнейшему потрясению он падает передо мной на колени и смотрит, самонадеянность во взгляде исчезла, и теперь в них искреннее сожаление.
– Я на коленях, Оливия, – он неспеша поднимает руки и осторожно пробирается ими под мою футболку, руки двигаются к бедрам, как будто он ждет, что я заставлю его остановиться. Я бы закричала, если бы могла. Глядя на меня синими глазами, он тянется вперед и губами касается моего живота. – Позволь мне исправить то, что сломал.
– Это я, – задыхаюсь. – Ты сломал меня.
– Я могу тебя восстановить, Оливия. И мне нужно, чтобы ты тоже спасла меня.
Губы начинают дрожать от его искренних слов:
– Это полностью твоя ошибка, – всхлипываю, отказываясь чувствовать его непослушные волосы, понимая, что это принесет мне комфорт, который я от него получать не должна.
– Я беру на себя всю ответственность, – он снова целует мой живот, поглаживая бедра. – Мы ломаемся еще больше, если нас нет друг у друга. Позволь мне соединить нас в одно целое. Ты нужна мне, Оливия. Отчаянно. Ты освещаешь мой мир.
Слово, которое хочу сказать, почти срывается с губ, но нужно сказать слишком о многом. Слишком многое, боюсь, никогда не будет правильным. Я опускаюсь на колени и прикасаюсь к его пухлым, мягким губам. Знакомое чувство комфорта пропитывает все мое тело.
– Миллер, – отстраняюсь и беру его за руку. – Думаешь, это так просто?
Глубокая складка пролегает между его потрясающими бровями, пока он изучает мое лицо:
– Слишком тщательно обдумываешь.
Не могу удержаться, закатываю глаза на его жалкое заявление.
– Мы должны поговорить.
– Хорошо, давай поговорим сейчас, – подталкивает он.
Чувствую, как меня опять начинает охватывать негодование:
– Мне нужно подумать.
– Люди слишком много думают, Ливи. Я тебе уже говорил.
Он должен осознавать, что говорит. Умный ведь мужчина.
– И раздувают из мухи слона? – спрашиваю с легким оттенком сарказма в голосе.
– Дерзить необязательно.
Вздыхаю:
– Я уже говорила тебе, Миллер. С тобой обязательно.
– Сколько времени тебе нужно? – у него просто не осталось выхода.
– Да не знаю я. У меня никогда не было отношений, с тобой же я их захотела. А потом я узнаю, что ты зарабатываешь на жизнь, трахая женщин!
– Ливи! – кричит он. – Прошу, не надо быть такой грубой!
– Прости. Я задела твои чувства?
Я ожидала увидеть хмурый взгляд, но получила холодный тон и безжизненное лицо.
– Какого черта случилось с моей сладкой девочкой? – Миллер поднимает брови, отчего волосы у меня на затылке встают дыбом. – Напиваешься, предлагаешь себя другим мужчинам.
– Ты случился! – да, я напилась, но только чтобы заглушить боль, которую причинил мне он.
– Я не хочу, чтобы кто-то еще к тебе прикасался.
– Аналогично! – кричу так, что он подскакивает, а потом рычит. Отсутствие ответной реплики должно меня удивить, но не удивляет. Меня это беспокоит. И что-то приходит на ум. – Я видела газету.
Его враждебность тут же испаряется. Теперь ему, кажется, откровенно неуютно, и он не бросается защищаться, подтверждая мои подозрения. Диана Лоу не самостоятельно изменила заголовок. Миллер велел ей.
Звон кастрюль, доносящийся снизу, отвлекает меня, так что я со стоном раздражения запрокидываю голову.
– Что ты наплел бабушке? – мне нужно это прояснить, потому что, как только Миллер уйдет, она набросится на меня, словно стервятник.
– Что у нас была перепалка, что ты ошибочно приняла женщину, с которой я встретился, больше, чем за делового партнера, коим она является, – хруст раздается в шее, когда я резко поворачиваю к нему голову. Он пожимает плечами и садится на пятки. – Что я еще должен был сказать?
Ответа у меня нет. Я должна быть благодарна за его быструю смекалку, но то, что он посмел врать моей любимой бабушке, останавливает меня от выражения признательности.
– Я тебе позвоню, – выдыхаю я.
– Что значит, ты мне позвонишь? – недовольство налицо. – У тебя даже нет телефона!
– Ты был в другой стране с другой женщиной, – заставляю себя подняться на ноги, хотя чувствую себя более изможденной, чем когда-либо.
– Ливи, я с ней не спал. Я не спал ни с одной из них с момента нашей встречи, клянусь.
Мне должно стать легче, но нет. Я в полном шоке:
– Ни с кем?
– Нет, ни с кем.
– Ни с одной? – он же в эскорте. Я видела его с женщинами. Его не было…
Его глаза улыбаются:
– Не важно, как ты поставишь вопрос, ответ останется тем же. Ни с одной.
– Тогда что ты делал в Мадриде? И с той женщиной в ресторане «Quaglino»?
– Давай присядем, – он поднимается и тянет меня к кровати, но я упрямо отмахиваюсь.
– Нет, – подхожу к двери в спальню и открываю ее. Он не сможет сказать ничего, что могло бы исправить этот беспорядок, и даже если найдет смягчающие слова, он все равно останется эскортом с ужасными манерами. Я должна послушаться Уильяма.
Миллер не делает и попытки уйти из моей спальни, в его потрясающей голове, очевидно, вихрь мыслей.
– Я приглашаю тебя на ужин, и ты не можешь отказаться, потому что невежливо отказывать джентльмену, предлагающему накормить тебя и угостить вином, – Миллер кивает в подтверждение своим словам. – Спроси свою бабушку.
– На следующей неделе, – предлагаю, пытаясь выпроводить его прежде, чем сдамся, и мысленно задаю себе вопрос, смогу ли когда-нибудь устоять перед ним. Не знаю, с чего он взял, что у меня достаточно сил помочь ему.
Его глаза слегка распахиваются, а вот самообладанию можно позавидовать:
– На следующей неделе? Боюсь, не выйдет. Сегодня. Я веду тебя на ужин сегодня.
– Завтра, – выпаливаю, не подумав, поражая саму себя.
– Завтра? – спрашивает он, явно подсчитывая, сколько это часов, а потом тяжело вздыхает. – Обещай, – его губы двигаются неспешно. – Обещай мне.
– Я обещаю, – шепчу, не отводя глаз от его рта и думая, что это может все облегчить.
– Спасибо, – его высокая, немного неопрятная фигура проходит мимо меня и останавливается в дверном проеме. – Могу я тебя поцеловать? – его манеры повергают в шок. В таких ситуациях он обычно о них не заботится.
Качаю головой, понимая, что у меня снесет крышу, и я закончу на постели под ним.
– Как пожелаешь, – он на грани. – Пока я буду уважать твои просьбы, но долго это не продлится, – предупреждает он, задумчиво шагая дорогущими туфлями по полу. – Завтра, – заверяет, спускаясь по лестнице.
Закрываю дверь, чувствуя одновременно облегчение, растерянность и гордость.
Я по-прежнему хочу Миллера Харта.
