Текст книги "Одна отвергнутая ночь (ЛП)"
Автор книги: Джоди Эллен Малпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Чувство эйфории зашкаливает, и я тянусь коснуться его приятной щетины, жесткой и колючей, но родной и успокаивающей.
– Спасибо.
Он нежится об мою руку, после чего берет ее и целует кончики моих пальцев, переплетая наши пальцы, и кладет их к себе на колено, предпочитая вести машину одной рукой.
Не хочу, чтобы этот день заканчивался.
Глава 22
– Тони, – Миллер кивает в знак приветствия и, держа руку на задней части моей шеи, направляет мимо своего администратора, как будто не замечая его взволнованного взгляда. Он выглядит по-настоящему встревоженным, и если для Миллера нормально игнорировать это, то для меня нет.
– Ливи? – Тони произносит это как вопрос, будто он удивлен меня здесь увидеть. Однажды он сказал мне, что Миллер счастлив в своем маленьком педантичном мире. Но мне лучше знать. Миллер не был счастлив. Он мог притворяться, но я знаю точно, – ведь он сам мне говорил – что сегодняшний день ему понравился.
Похоже, Тони не знает, что и думать об этом насквозь промокшем, неопрятном мужчине перед собой. Я ничего не говорю, только посылаю ему скромную, понимающую улыбку, прежде чем мы скрываемся из виду.
– Я ему не нравлюсь, – бормочу тихо, почти неслышно, и мне интересно, потрачу ли я свое время зря, пытаясь узнать причину.
– Он слишком сильно беспокоится, – слышу короткий, резкий и окончательный ответ Миллера, пока мы идем по лабиринтам коридоров к его кабинету. Понимаю, что Тони против нас, так же как и все остальные, Почему же его неодобрение беспокоит меня больше, чем остальных создателей помех? Дело во взглядах? Словах? И почему Миллера не расстраивает это так же сильно, как когда дело касается других?
Миллер набирает код и открывает дверь своего кабинета, и я тут же оказываюсь перед совершенством этого помещения. Все так, каким должно быть.
Кроме нас.
Опускаю глаза на свою промокшую одежду, потом смотрю на Миллера и думаю, в каком ужасном мы беспорядке. Странно, теперь, когда я нахожусь в окружении знакомого и педантичного мира Миллера, я чувствую себя абсолютно неуютно и… неправильно.
– Оливия? – смотрю на Миллера, пока он в другом конце кабинета наливает в стакан виски одной рукой, другой развязывая галстук.
– Прости, задумалась, – стряхиваю с себя глупые мысли и закрываю за собой дверь.
– Проходи, садись, – жестом показывает на свое кресло. – Выпьешь чего-нибудь?
– Нет.
– Садись, – повторяет он, когда я, спустя несколько секунд, продолжаю стоять у двери. – Проходи.
Я смотрю на свое платье, потом на роскошное кресло Миллера. Волнительным испытанием было сидеть промокшей в его машине, а теперь я стою перед его прекрасным кожаным креслом.
– Но я вся мокрая, – приподнимаю подол платья и демонстративно отпускаю, позволяя ему шлепнуться, прилипая к моим ногам. Я не просто промокла, меня хоть выжимай.
Стакан замирает у его губ, и Миллер осматривает меня с головы до ног, улавливая бардак, в который я превратилась. А может и нет. Его взгляд останавливается на моей груди, потому взлетает к моим глазам. Взгляд затуманился.
– Мокрая ты мне очень даже нравишься. – Он указывает на меня стаканом, разгоряченный взгляд пробивается сквозь холод, пробуждая во мне желание. Тело загорается, а дыхание сбивается под жаром синих глаз.
Он не спеша подходит ко мне, вальяжно, спокойно, только в глазах вспыхивает миллион эмоций. Желание, похоть, страсть, решительность и тысячи других, у меня нет времени думать об этом, так как он свободной рукой прижимает меня к себе, обрушиваясь на мои губы. Чувствую и пробую вкус виски, напоминание о пьяном Миллере, но оно с легкостью стирается вниманием его божественного рта. Наша промокшая одежда слипается, я руками зарываюсь в его растрепанные волосы. Поцелуй медленный, основательный и сладкий. Он довольно стонет, прикусывая мою нижнюю губу каждый раз, когда отстраняется, чтобы потом снова погрузить свой язык мне в рот.
– Мне нужно снять стресс, – шепчет он, заставляя меня смеяться. Он, вероятнее всего, в самом расслабленном состоянии из всех, что я когда-либо видела. – Что смешного?
– Ты, – отстраняюсь, дав себе время вглядеться в его лицо – насладиться жесткостью его щетины. – Ты забавный, Миллер.
– Я?
– Да, ты.
Он задумчиво наклоняет голову, одной рукой неся меня к своему рабочему столу.
– Меня никогда еще не называли забавным. – Он усаживает меня в кожаное кресло и лицом разворачивает к наичистейшему столу; чувствую глупое чувство спокойствия, когда замечаю, что все на своих местах, точнее единственная вещь, когда-либо бывшая на рабочем столе Миллера – телефон.
– У тебя нет компьютера? – спрашиваю я.
Он выдвигает отдел стола, в котором скрыты все экраны, и я кротко, понимающе улыбаюсь. Как… аккуратно.
– Я обещал, что быстро.
– Обещал, – соглашаюсь, расслабляясь в его кресле. – Что тебе нужно сделать? – только сейчас у меня возникает мысль, где хранятся документы, так же как договоры и файлы.
Серый галстук, украшавший его шею, снят вместе с пиджаком, так что теперь он в жилетке и рубашке.
– Пару звонков, всякая всячина.
– Всякая всячина, – шепчу, наблюдая за тем, как осторожно он ставит свой стакан на стол и опускается на колени с другой стороны, локтями упирается на белую поверхность и смотрит на меня задумчиво. От этого взгляда я вжимаюсь в кресло. Что он собирается сказать?
– У меня просьба.
Это не смягчает мою настороженность:
– Какая?
Он улыбается, очевидно, заметив мое явное беспокойство, и кладет руку в карман.
– Хочу, чтобы ты взяла это. – Кладет что-то на стол, но руку не убирает, так что я не вижу, что там.
Глаза мечутся между ним и рукой, тревога только растет:
– Что там?
Его улыбка немного угасает, и я улавливаю нервозность. Она только подогревает мою.
– Ключи от моей квартиры. – Он поднимает руку, показывая ключи от автоматического замка.
Мышцы расслабляются, голова отказывается концентрироваться на том, к чему вели мои дурацкие мысли.
– Ключи, – выдыхаю я с улыбкой.
– Ты можешь оставаться в моем доме, когда пожелаешь. Приходить и уходить, когда захочешь. Возьмешь? – с полным надежды взглядом он передвигает их по столу ближе ко мне.
Закатываю глаза, а потом вздрагиваю, когда дверь в кабинет распахивается, и входит Кэсси.
– Блин! – ругаюсь себе под нос, сердце бешено колотится от страха. Миллер уже на ногах и пересекает кабинет.
– Кэсси, – устало вздыхает Миллер, широкие плечи сутулятся, когда он резко останавливается.
– Ну, привет! – она смеется, для равновесия цепляясь за дверь. Она пьяна, и не слегка, а вдрызг. Я не была готова к такому, и все же злюсь, потому что она по-прежнему до тошноты идеальна. Ее нетрезвый взгляд прирос к Миллеру так прочно, как только возможно, учитывая ее состояние. Она даже не заметила, что я здесь. Я невидимка.
– Что ты здесь делаешь?
– Мое свидание отменилось, – она машет рукой в безразличном жесте, а потом хлопает дверью так сильно, что грохот поднимается по стенам кабинета.
Мой взгляд мечется между ними двумя туда-сюда, и я довольна тем фактом, что она здесь всего секунду, а терпение Миллера уже на исходе. Надеюсь, он снова вышвырнет ее из кабинета. А вот что мне не нравится, так это пытливый взгляд Кэсси, прикованный к Миллеру. И я знаю, почему.
– Посмотри на свой вид! – Она действительно в шоке, и я разделяю это ее состояние, когда она, шатаясь, подходит к Миллеру и начинает лапать его промокшее тело своими наманикюренными руками. Вся моя сила воли уходит на то, чтобы сдержаться и не броситься через весь кабинет, повалив ее на пол. Хочу визжать, чтобы она убрала от него свои лапы. – Ох, Миллер, малыш, ты весь промок.
Малыш?
В попытке отвлечься начинаю вертеть на пальце колечко, снова и снова, пока не возникает ощущение того, что натерла мозоль. Она гладит его, воркуя и суетясь, как будто он умрет от того, что немного промок.
Убери от него свои чертовы лапы!
– Миллер, что стряслось? Кто с тобой это сделал?
– Я сам это сделал, Кэсси, – говорит он раздраженно, хватая ее запястья, отодвигая их от своей груди и отпуская. Он отходит, и я расслабляюсь при виде расстояния, которое он обозначил между ними. Как бы то ни было, ненадолго, потому что упорная шлюха снова приближается. Я напряжена, словно доска, придумывая в голове разные ругательства, которые могла бы бросить в воздух кабинета, и неслабо этим встревожена. Борюсь за успокаивающие мысли, но они быстро перерастают в будоражащую кровь ярость.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она неуверенно, снова исследуя его глазами и руками.
– Мы устроили пикник в парке, – вмешиваюсь я, не в силах больше сидеть и смотреть, как Миллер в одиночку отбивается от ее настойчивого присутствия. – Мы хорошо провели время, – добавляю в качестве последнего штриха.
Ее ладони замирают, прижатые к его торсу, оба смотрят на меня, Миллер устало, Кэсси потрясенно.
– Оливия, – мурлычет она, – какой сюрприз.
Я бы предположила, что она шутит, но если даже в ее низком голосе нет шока, то на лице определенно есть. А потом она недоверчиво смотрит на Миллера, уже не скрывающего растущее раздражение.
– Что ты хочешь, Кэсси? – Он снова убирает от себя ее жадные ручонки и расстегивает свою жилетку. – Я не планирую здесь задерживаться.
– Ну, – она шагает к шкафу с выпивкой и наливает себе полный стакан неразбавленной водки. – Я надеялась, ты сводишь меня выпить.
Шкала внутренней злости подскакивает, и я простреливаю глазами Миллера, который сейчас снимает жилетку. Его мокрая рубашка просвечивает и прилипает везде. Кашляю, подавившись слюной. Он выглядит просто фантастически, и Кэсси тоже это замечает. Все противоречивые чувства смешиваются в одно, моя дерзкая сторона стремится сбить с Кэсси спесь, а моя похотливая сторона хочет повалить Миллера на пол и съесть живьем. Вся эта ситуация неправильная. А потом Миллер снимает мокрую рубашку, демонстрируя многочисленные рельефы крепких натянутых мышц. У меня челюсть отвисает, и не от того, что я вижу, а от того, что Миллер в открытую предоставляет жадным глазам Кэсси такой потрясающий вид.
Она шатается, рассматривая мокрые, перекатывающиеся мышцы Миллера, стакан с водкой замер у ее губ.
– Думаю, ты уже достаточно выпила, – рычит Миллер, направляясь в ванную. Смотрю, как его спина исчезает в дверном проеме ванной и понимаю, что взгляд Кэсси следует тем же путем. Кожу начинает колоть от испытываемой неприязни. Теперь она смотрит на меня, и даже четко понимая, что своим жестким взглядом она может меня испепелить, я не могу не рискнуть посмотреть на нее.
– Что ты с ним сделала? – кричит она, взмахнув стаканом с водкой в сторону ванной комнаты.
Мне нужно оставаться спокойной. Я изо всех сил сдерживаю злость, до смерти желая наброситься на нее. Она вмешивается, вероятно, успешнее остальных. И все же Миллер не превращается в психопата с Кэсси, так же, как и с Тони. Скажет, что Кэсси тоже волнуется? Да, она правильно делает. Беспокоится, что я заберу у нее Миллера, и не зря. Готова поспорить, под ее красивой оболочкой сплошной яд. Я никогда не стану как она, не мой стиль; я просто продолжаю сидеть в кресле Миллера и следить за ней.
– Я заставила его увидеть свет сквозь его темноту.
Она вздрагивает и тихо выдыхает. Я потрясла ее, шокировала до потери речи. Это хорошо, но я слышу приближающиеся шаги, так что оставляю Кэсси в ее неверии и исследую свим спокойным взглядом комнату, пока не вижу его. Он вытирает полотенцем голову, глядя на меня искрящимися глазами.
– Иди ко мне, – говорит он тихо, наклонив голову. Я, не медля, встаю с кресла и иду к нему. Мне знаком этот блеск. Кэсси вот-вот станет свидетелем маленького проявления преклонения в стиле Миллера. Это будет сильнее любой язвительности, на которую я способна. Один стук сердца и теплая ладонь накрывает заднюю часть моей шеи, еще один стук – теплые губы завладевают моим ртом. Поцелуй короткий, но скрывает в себе все привычные ощущения и вызывает все привычные реакции, и я определенно слышу шокированный вдох за спиной. Да, он позволяет мне его целовать, и в какой-то собственнической манере я прижимаю ладони к его обнаженной груди, просто чтобы она увидела, я тоже его чувствую. – Вот, – он кладет полотенце мне на плечи и, используя его края, стирает капельки с моего лба. – Иди и вытрись в ванной.
Колеблюсь, не желая уходить из кабинета, когда там пьяная и теперь молчаливая Кэсси в поисках секса.
– Я в порядке, – произношу тихо, отчего Миллер улыбается. Быстро поцеловав меня в щеку, он подходит ко встроенному шкафу и, открыв его, просматривает ряды дорогих рубашек, а потом тянет одну за рукав. Кэсси в ужасе выдыхает, Миллер бросает на нее испепеляющий взгляд… меня же накрывает ощущением счастья.
– Надень это, – передает мне рубашку, разворачивает меня в своих руках, а потом ласково шлепает по заднице. – Отдай мне свое платье, и я попрошу кого-нибудь подержать его некоторое время под сушилкой для рук.
– Я сама в состоянии это сделать, – возражаю, полагая, что это будет идеальным вариантом убить время, пока Миллер здесь разбирается с делами.
– Ты не будешь делать ничего подобного, – фыркает он, подталкивая меня вперед. Я всего раз оглядываюсь, будучи уже в ванной, и вижу Миллера, закрывающего дверь, и Кэсси, по-прежнему пялящуюся, застывшую за спиной Миллера. – Пять минут. – Он строго кивает мне и исчезает из виду, между нами оказывается деревянная преграда. Хмурюсь, глядя на дверь, пока фейерверк внутри гаснет, освобождая путь для легкой дезориентации. Я только что позволила ему выставить меня из кабинета, не сопротивляясь и не возражая. Теперь тот факт, что он схватил одну из своих дорогих рубашек и просто отдал ее мне, совсем не кажется достижением. Это кажется отвлечением. Смеюсь в голос. Глупая. С этим умозаключением я открываю дверь и возвращаюсь в кабинет. Оба поворачиваются ко мне, оба разгоряченные. Они стоят слишком близко, вероятно, чтобы их разговор никто не услышал.
– Ой, Бога ради, – шипит Кэсси, делая довольно большой глоток водки. – Можешь ты просто избавиться от этого?
Я закашливаюсь в отвращении, а Миллер резко разворачивается и выхватывает у нее стакан.
– Учись, блядь, держать свой рот закрытым! – Он с грохотом ставит стакан, отчего Кэсси, шатаясь, вздрагивает. Теперь я вижу его ярость, и это единственное, что сдерживает меня от потока ругани. Мне нет нужды ставить эту девушку на место, Миллер сделает это за меня. Он приближает к ней свое лицо. – Единственная вещь, которую я выкину из своей жизни, это ты. – Его голос становится уничтожающим. – Не вынуждай, блядь, меня, Кэсси.
Для поддержки она хватается за шкафчик с выпивкой и несколько секунд у нее уходит на то, чтобы собраться, а потом ее взгляд коротко касается меня.
–Тебя ждет распятие. – Ее слова правдивы. Я вижу это по тому, как напряглись обнаженные плечи Миллера.
– Иногда стоит рискнуть, – шепчет Миллер, неуверенность слышится в его голосе.
– Ничто не стоит такого риска, – шепчет Кэсси. В ней есть какой-то страх, он распространяется по кабинету и оседает во мне. Глубоко внутри.
– Ты ошибаешься, – Миллер делает глубокий, успокаивающий вдох и, отступив от нее, смотрит на меня спокойным взглядом. – Она того стоит. Я выхожу из игры.
Кэсси выдыхает, и, если бы мои глаза только могли оторваться от Миллера, я бы увидела выражение абсолютного шока на ее идеальном лице.
– Ты… Миллер… Ты не можешь, – она путается в словах, и, схватив трясущимися руками свою выпивку, делает большой глоток.
– Могу.
– Но…
– Выметайся, Кэсси.
– Миллер! – Она начинает паниковать.
Он стискивает челюсть, и, не отрывая глаза от меня, застывшей в дверном проеме ванной, достает из кармана брюк телефон. Нажав всего одну кнопку, подносит его к уху:
– Тони, подойди сюда и забери Кэсси.
От происходящего дальше у меня глаза вылезают на лоб и отвисает челюсть.
– Нет! – Она бросается на него, прижимая к шкафу, отчего все стаканы и бутылки падают на пол. Я вздрагиваю, только ноги отказываются подчиняться и нести меня через весь кабинет, чтобы вмешаться. Все, что я могу, – это стоять и смотреть, как Миллер пытается удержать ее за руки, пока она кричит на него, царапает и умоляет. – Ты не можешь! Пожалуйста!
Все признаки психического срыва Миллера здесь, с нами: вздымающаяся грудь, дикий взгляд и испарина на лбу. Не хочу думать, какой вред он может причинить девушке, мне противна Кэсси, я ненавижу буквально все в ней, но даже мне за нее страшно.
Миллер вот-вот слетит с катушек.
Бросаю его рубашку и бегу через кабинет, не думая об опасности, которой, вероятно, себя подвергаю. Мне просто нужно заставить его увидеть меня, услышать меня, почувствовать. Все что угодно, лишь бы увести его с пути, по которому, я знаю, он мчится.
– Миллер! – кричу, нехотя принимая то, что это никогда не сработает. Я кричала на него снова и снова у дома бабушки. – Дерьмо! – ругаюсь, подходя ближе, и вижу хаотичную борьбу рук. Кэсси теперь плачет, ее идеальные волосы взлохмачены и растрепаны.
– Не смей оставлять меня! – вопит она. – Я не позволю тебе уйти!
Как по сигналу тревоги я распахиваю глаза. Между ними что-то гораздо большее, чем бизнес. Она машет руками, и так же сильно, как я боюсь за нее, я переживаю за Миллера. Длинными, как когти, ногтями она царапает всего его, пока он пытается удерживать ее, она, не переставая, визжит. Она слетела с катушек, и Миллер несется тем же путем.
Я пытаюсь поймать его взгляд, снова и снова дотянуться до него, коснуться, но каждая попытка заканчивается тем, что мне приходится уворачиваться от ударов. Мной начинает овладевать паника, но прежде чем я успеваю продумать, как лучше поступить, в кабинет залетает Тони.
Его драматичное появление отвлекает меня от борьбы, но не отвлекает Миллера и Кэсси.
– Тони, сделай что-нибудь! – умоляю я, разворачиваясь обратно к ним, чувствуя себя маленькой и беспомощной. – Миллер, остановись!
Тянусь, уловив свободный путь к его торсу, вклиниваюсь, отчаянно желая остановить их.
– Ливи, нет! – рычит Тони, но его голос меня не останавливает. Я уже близко, могу до него дотянуться, а потом по щеке растекается обжигающая боль, от которой я с болезненным вскриком отлетаю, рукой тут же закрываю горящее лицо, глаза наполняются слезами.
Удар по лицу лишает меня ориентиров.
– Черт! – мне не за что ухватиться для равновесия, так что я неизбежно падаю на пол.
Все вокруг размывается, – образы, звуки – и боль опаляет кожу лица. Пытаюсь вернуть себе ясные мысли или хотя бы зрение, но к реальности меня возвращает ощущение сильных рук на плечах.
Тишина.
Убийственная тишина.
Смотрю вверх и вижу травмированный взгляд синих глаз, изучающих мое лицо, который, в конечном итоге, останавливается на пылающей щеке. Кэсси у шкафчика с выпивкой, дрожь потрясения пробивает ее всю, в пьяном лице страх. Она хватает бутылку водки, и, вместо того чтобы наполнить стакан, она подносит ко рту горлышко бутылки. Не уверена, кто именно меня ударил, но посмотрев нечетким взглядом на Кэсси всего несколько секунд, я прихожу к выводу, что это сделала она, и теперь она собирается с духом для….чего-то.
– Тони? – голос Миллера пропитан ядом.
– Я здесь, сынок. – Тони подходит, смотря на меня извиняющимися глазами. Чувствую себя глупой, неуклюжей и слабой.
– Убери эту суку нахрен из моего кабинета. – Миллер поднимает меня с пола и заключает в надежные объятия, прежде чем развернуться лицом к Кэсси. Она уже почти осушила бутылку.
– Я могу стоять сама, – возражаю, горло хрипит от моих криков.
– Шшш, – успокаивает он тихонько, губами прижимаясь к моему виску, все это время продолжая метать в Кэсси яростные молнии.
Она насторожена и пьяно переминается с ноги на ногу, но продолжает нести в себе дух превосходства.
– Ей не стоило лезть, – она с легкостью упускает весь инцидент, допивая водку.
Тони подходит и хватает ее за руку:
– Идем, – приказывает он, забирая у нее бутылку и с грохотом ставя ее.
– Нет!
– Убери ее! – кричит Миллер. – Убери, нахрен, прежде чем я убью ее!
– Ты бы не сделал мне больно! – смеется она. – Не смог бы!
Тони тащит ее к двери, но она упорно вырывается. Ее не угомонить.
– Черт тебя дери, Кэсси! Протрезвей, обсудите все позже.
– Я в порядке! – она выворачивается из рук Тони и шагает к столу, усаживаясь в кресло Миллера. Я, может, и вернула четкость зрения только что, но я определенно вижу, как она скалится в мою сторону. Даже сейчас? Ударила меня, напала на Миллера и продолжает вести себя враждебно. Она что, не чувствует агрессию, исходящую из каждой клеточки моего иногда джентльмена? Она дура? – Оставь, блядь, меня в покое, – рычит она, хватаясь за замысловатой формы крест, всегда украшающий ее шею. Возится с ним, матерясь себе под нос.
– Кэсси, – предупреждает Миллер. Чувствую, как под моей щекой вдвое участилось его дыхание. – Не смей.
– Отвали!
Тони очень быстро оказывается рядом, склоняясь над ней, и ладонями упирается о поверхность стола Миллера.
– Я не позволю этого, Кассандра.
Она поворачивается, дерзко выпятив подбородок, и приближается к Тони, оказываясь с ним нос к носу, но не прекращает играть с серебряным крестиком.
– Отвяжись от….меня.
– Кэсси!
– Он выходит из игры! Ты когда-нибудь слышал что-то настолько забавное? Они никогда этого не позволят.
Я хочу кричать, что у всех этих женщин нет выбора, что он уже мой, но Миллер прижимает меня к себе. Жест, полный убеждения.
Она смеется:
– Чертовски смешно. – Метал украшения расходится надвое, и я с ужасом смотрю, как на идеально белую поверхность стола Миллера просыпается белый порошок. Я выдыхаю, Тони матерится, а Миллер превращается в камень.
Кокаин?
Если бы я сама не видела, как мельчайшие крупицы падают из красивого украшения Кэсси, я, вероятно, никогда бы не поняла, что они там; порошок совершенно сливается с белым лаковым покрытием под ним. Я, потеряв дар речи, смотрю, как она достает из своего бюста кредитную карту и свернутый в трубочку кусочек бумаги, и начинает ей передвигать порошок по столу Миллера, превращая его в идеальную, длинную линию. А она профессионал.
Тони мечется по кабинету, отборно матерясь, а Миллер просто стоит и смотрит на нее, продолжая крепко меня держать. Напряжение в кабинете осязаемо, и меня действительно беспокоит, кто сделает следующий шаг. Накатывает потребность освободиться из рук Миллера, но тогда он сорвется. Все будут в большей безопасности, если я буду в его руках, но я вдруг уже больше не там. Миллер усадил меня в уголок дивана, а сам направляется в сторону Кэсси, не то чтобы ее это сильно волновало. Он слишком занята, вдыхая через свернутую в трубочку бумагу порошок со стола Миллера.
– Полегче, сынок, – успокаивает его Тони, обращая ко мне полный тревоги взгляд. На смену боли в выражении моего лица пришел жуткий страх. Все в этом кабинете, за исключением меня, как бомбы замедленного действия. И первым срабатывает механизм Миллера.
Он ладонями ударяет по столу, обнаженным торсом наклоняется вперед, нависая над Кэсси. Она теперь шмыгает носом, потирая его, на лице самодовольная улыбка.
– Я просил не единожды. Если вынудишь меня сделать это еще раз, я не отвечаю за свои действия.
Он фырчит, выражая свое безразличие, и откидывается на спинку кресла. Вижу, как в выражение ее лица проскальзывает высокомерие. Бесстрашие.
– Улыбочку, – говорит она просто, кладя одну ногу на другую и ….. улыбается.
Я хмурюсь. Улыбочку? Чему здесь улыбаться? Нечему.
– Миллер, давай же, – Тони изо всех сил пытается придать ситуации хоть немного спокойствия, и я отчаянно хочу, чтобы у него это вышло.
Идеально изогнутые брови Кэсси выгибаются еще больше.
– Хочешь немного?
– Нет, – выплевывает Миллер.
Она дует губка, а потом они изгибаются в хитрую улыбку.
– Это впервые.
Я выдыхаю, закашливаюсь, не в силах сдержать ни одну из реакций потрясения, срывающихся с губ. Он принимает наркотики? Ко всему прочему, я теперь должна добавить еще и зависимость?
– Я, блядь, тебя ненавижу, – шипит Миллер, наклоняясь к ней ближе.
– Она тебя уничтожает.
Он нависает над ней, угрожающе, ладони на белой, лакированной поверхности стола сжимаются в кулаки.
– Она меня спасает.
Смех Кэсси холодный и озлобленный, когда придвигается ближе к нему:
– Ничто тебя не спасет.
Я абсолютно оцепенела, пытаясь переварить этот новый всплеск просвещения и одновременно отчаянно пытаясь найти в себе силы, которые мне нужны, чтобы помочь Миллеру. Я смотрю на Тони, глазами умоляя его вмешаться.
Слишком поздно.
Миллер перегибается через стол и хватает Кэсси за горло.
Я кричу.
Происходящее маниакально. Нереально. Миллер потерял контроль, а ненормальная женщина перед ним, вместо того чтобы бояться за свою жизнь, просто смеется.
– Бога ради! – Тони бросается к ним и за то, что вмешался, получает удар в челюсть, но вместо того, чтобы отпрянуть, он продолжает бороться сильнее. Он знает, так же хорошо, как я, что у всего этого только один конец, и он включает в себя Кэсси в больнице. – Отцепись от нее!
– Она гребаный паразит! – рычит Миллер. – Жизнь достаточно дерьмовая и без ее помощи!
– Миллер! – Тони ударяет его по ребрам, заставляя Миллера вскрикнуть, а меня вздрогнуть. – Отвали!
Миллер отталкивается от стола и оборачивается с бешеной злостью.
– Убери ее отсюда и отправь обратно в центр реабилитации!
– Мне не нужна помощь, – мерзко шипит Кэсси. – Только тебе нужна хренова помощь. – Она выворачивается из рук Тони и тянет вниз свое неряшливое платье, одергивая подол почти до коленей. – Ты готов рискнуть всем ради этого? – взмахом руки она указывает на меня.
Это? Это? Я, может, и шокирована развернувшейся передо мной сценой, но ее непрекращающиеся нахальство и оскорбления начинают меня бесить.
– Кем ты, нахрен, себя возомнила? – я встаю, тут же заметив, что Миллер прекратил свой решительный шаг. – Думаешь, пара истерик и неприятных слов сломают его? – подхожу ближе, чувствуя, как во мне растет уверенность, особенно, когда Кэсси закрывает свой грязный рот. – Ты не можешь его остановить.
– Тебе не меня стоит бояться, – она надувает губы. Просто еще больше слов, но от резкого тона, которым они произнесены, по спине бегут тревожные мурашки.
– Ну все, – Тони хватает ее за руку и тащит на выход. – Ты сама себе самый худший враг, Кассандра.
– Всегда была, – говорит она, смеясь, и позволяет вести себя к выходу без возражений и борьбы. Но потом она останавливается уже в дверном проеме и, спокойно обернувшись, шмыгает носом. – Приятно было с вами познакомиться, Миллер Харт.
Ее резкие слова охлаждают жаркую атмосферу в кабинете Миллера, сделав воздух вязким от напряжения. Дверь хлопает, вежливый жест сердитого Тони, и мы с Миллером остаемся одним.
Он нервный.
Я расстроенная.
Оба молчим, кажется, целую вечность, в голове прокручиваются последние десять минут, а промокшее тело и боль от удара по лицу медленно дают о себе знать. Меня начинает трясти, и я инстинктивно обхватываю себя руками. Защитный механизм. Ничего общего с холодом.
Взгляд приклеивается к полу, потому что я не смею и не желаю мучить себя видом Миллера в его полномасштабном приступе бешенства. За последние несколько дней мои глаза увидели гораздо больше, чем могут вынести. Эти срывы становятся слишком частыми. Ему нужна помощь. Жесткая действительность жизни Миллера продолжает становиться все более жесткой.
– Не надо прятать от меня свое личико, Оливия Тейлор. – Мягкость в его голосе неестественна, просто попытка вселить в меня легкость. Не уверена, что это может сработать. Не уверена, что что-то вообще может сработать. Моя способность прогнать демонов Миллера снова под вопросом, потому что, как я сейчас увидела, я только распаляю огонь. Мне это ненавистно. Ненавижу постоянные сомнения из-за всех тех, кто вмешивается. – Оливия, – я слышу легкий стук приближающихся шагов, но глаз не поднимаю.
Я качаю головой, подбородок начинает дрожать.
– Позволь мне увидеть этот искрящийся взгляд. – Теплота его ладони соприкасается с ноющей щекой, пробивая меня искрами боли. Вздрогнув, шиплю и отворачиваю от него лицо. Я уже знаю, что от сильного удара щека будет ярко-красной, и это еще больше разозлит Миллера. Он, кажется, успокаивается. Так и должно оставаться. Он не спеша поднимает руку, останавливаясь в зоне моей видимости. – Можно? – спрашивает он тихо.
Я сдаюсь, внутри и снаружи, сердце разбивается, слабое тело разваливается. Он молча ловит меня, как будто, ожидал что мое тело сдастся, и опускается со мной на пол, держа в своих сильных руках. Близость его обнаженного торса не производит обычного эффекта. Я плачу – отвратительным душераздирающим плачем. Все это слишком. Силу, которую придавал мне Миллер, как будто высосали из меня, осталось только слабость беспризорного ребенка. Я ему не подхожу. Не могу разглядеть его сквозь его темноту, потому что в процессе мой собственный мир утопает во мраке. Уильям прав. Отношения с Миллером Хартом невозможны. По отдельности мы едва функционируем. Вместе, мы мертвы и живы, как никто другой, одновременно. Мы невозможны.
– Пожалуйста, не плачь, – умоляет он, прижимая меня к себе, его тихий голос теперь искренний и естественный. – Не могу видеть тебя такой.
Я ничего не говорю, всхлипы не дают, даже если бы я знала, что сказать. А я не знаю. Лучшая моя часть всегда была сосредоточена на избегании жестокости мира. А Миллер Харт взял меня и поместил прямо в эпицентр этого мира.
И я знаю, что никогда не сбегу.
Он лицом зарывается в мои волосы и мурлычет эту успокаивающую мелодию. Отчаянная попытка повлиять на меня. Он чувствует мою подавленность. Он волнуется, и когда мурлычет минуту за минутой, а мои всхлипы не стихают, он тихо рычит и, встав со мной на руках, молча направляется в ванную.
Он усаживает меня на крышку унитаза, не чувствуя нужды быть аккуратным, и убирает с моего лица спутанные волосы осторожно, так чтобы не задеть ноющую щеку. Я, чувствуя жжение в глазах, наконец, позволяю себе посмотреть на него. В синих глазах, когда они сосредотачиваются на моей щеке, отражается ужас, и он делает глубокий, успокаивающий вдох.
– Подожди, – командует он резко, достает с полки над раковиной полотенце для лица и смачивает его холодной водой. Он быстро опускается передо мной на колени, держа в ладони мокрое полотенце. – Я осторожно.
Я согласно киваю и вздрагиваю еще до того, как холодная ткань успевает прикоснуться к моему лицу.
– Шшш. – Холод пробивает чувствительную сейчас кожу щеки, заставляя меня дернуться с болезненным вдохом. – Эй, эй, эй. – Его вторая ладонь ложится мне на плечо, удерживая меня. – Пусть уляжется. – Сделав глубокий вдох, готовлю себя к давлению, которое, знаю, от него последует. – Лучше? – спрашивает он, ища в моих глазах успокоения. Говорить нет сил, так что я жалобно киваю, лишая Миллера возможности видеть мои глаза, я их до боли зажмуриваю. Все ощущается свинцовым – глаза, язык, тело….сердце.
