Текст книги "Одна отвергнутая ночь (ЛП)"

Автор книги: Джоди Эллен Малпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Глава 11

Не знаю, как я оказалась здесь. Возможно, чтобы увериться в своем решении. Вид огромной кровати с балдахином,вызывает в голове образ связанной меня. Это укрепляет мою решимость и мой выбор, но и разжигает боль. Я стою посреди номера отеля, смотрю по сторонам, продолжая мучить себя, и вымаливаю силы, чтобы пройти через это. Убежать. Исчезнуть навсегда. Другого выхода я не вижу. Кожу покалывает, мне становится холодно. Глаза наполняются слезами. Планы, которые я столько раз начинала воплощать в жизнь, сейчас должны быть исполнены и завершены. Я должна исчезнуть на какое-то время, разделить нас расстоянием и надеяться, что пословица «с глаз долой, из сердца вон» окажется правдой. Для нас обоих.

– Зачем ты пришла сюда? – вопрос просачивается сквозь стук крови в ушах, возвращая меня в холод комнаты.

– Помочь себе убедиться в том, что поступаю правильно.

– Чувствуется правильным?

– Нет, – признаюсь я. Ничто не кажется правильным. Все так неправильно. Слышу щелчок дверного замка, вырывающего меня из мыслей. Я оборачиваюсь и вижу его в беспорядке, волосы взлохмачены, костюм помялся. Только взгляд синих глаз спокоен.

– Я не проиграю, – говорит он, убирая руки в карманы. – Я не могу потерять тебя, Оливия.

Слезы уже бегут по щекам, я просто стою перед ним, разбитая.

Побежденная.

Он спиной прислоняется к двери, его взгляд мечется по комнате, он всем телом опирается о деревянную поверхность. Вид Миллера Харта, борющегося с собственными слезами, вырывает мое сердце из груди, ноги подкашиваются, и я опускаюсь на пол. Опускаю голову, волосы рассыпаются по плечам. И я плачу. Сломленный мужчина передо мной всегда заставлял мои глаза болеть, только в этот раз это не от его невыносимой красоты. На этот раз причина в его истерзанном состоянии. Отчаянном. Разрушенном.

Спустя долю секунды я уже в его руках, теплые руки крепко меня сжимают, прижимает мою голову к своей груди.

– Не плачь, – шепчет он, устраивая меня у себя на коленях. – Мне нужно, чтобы ты была сильной для меня.

Поднимает меня и несет к кровати:

– Все заканчивается здесь, – говорит он, осторожно укладывая меня и нависая сверху, лицом зарывается в изгиб моей шеи. Я не сопротивляюсь. Позволяю его телу прижаться к моему телу, его силе просочиться в меня, я держусь за него так, будто от этого зависит моя жизнь. Он поступает так же. Мы тесно друг к другу прижимаемся, наши сердца отстукивают сильный, уверенный ритм. Слышу их удары. Мы оба возвращаемся к жизни.

Он не торопясь поднимает голову до тех пор, пока я не вижу синие, полные боли глаза.

– Мне так жаль, – он осушает мои слезы. – Знаю, что тоже убегал, но теперь я это принимаю, – он наклоняется и нежно целует меня, мягкие губы жаждут и отчаянно нуждаются. – Мне нужно, чтобы ты поступила так же, – он садится и с легкостью усаживает меня к себе на руки, обнимает и беспрестанно осыпает мое лицо поцелуями. – То, что между нами, прекрасно, Оливия. Я просто не могу это отпустить, – он берет в руки подол моего платья, но не спешит снимать с меня одежду. – Можно?

Вместо ответа я стягиваю с его плеч пиджак, и Миллер, отпустив подол, помогает мне снять его с себя. Мне необходимо почувствовать его обнаженную кожу.

– Спасибо, – выдыхает он, сняв с меня платье и отбросив его в сторону. Его губы находят мои и начинают осторожную ласку. Его язык, скользнув в мой рот, робок и мягок. В голове пусто, но тело отвечает инстинктивно. Я принимаю его поцелуй, отвечая столь же мягкими, неспешными движениями, впитывая эмоции, переполняющие его. Его теплые руки повсюду, везде прикосновения и ощущения напоминают мне о нехватке теплой кожи под моими ладонями. Я принимаюсь расстегивать его жилетку, потом рубашку, пока руками не заползаю под ткань, касаясь его повсюду, прежде чем в спешке сорвать с него одежду, отказываясь отпускать его губы, даже затем, чтобы коснуться его идеального торса. Как только его руки оказываются свободны, он расстегивает бюстгальтер и медленно снимает его с меня, освобождая мои чувствительные, набухшие соски. Он разрывает наш поцелуй, и я протестующее хнычу, тянусь вниз, расстегивая его брюки.

Эти гипнотизирующие губы приоткрыты, позволяя сорваться шумному выдоху, взгляд мужчины сфокусирован на моей груди. Как только его брюки расстегнуты, я нетерпеливо тяну их вниз, желая поскорее почувствовать его наготу.

Он переводит глаза с груди на мое лицо:

– Поцелуй меня.

Не теряя времени, припадаю к его шее, а не рту, покусываю кожу в районе шеи и делаю глубокий вдох, впитывая его мужской аромат. Прикасаюсь к каждому участку его тела, заставляя стонать и удовлетворенно урчать.

– Губы, – рычит он, и я тут же с удовольствием возвращаюсь к его губам. – Боже, Оливия, – большие ладони накрывают мои щеки и надежно придерживают голову, пока мы целуемся, нежно и неспешно. – Представить не могу ничего, что бы чувствовалось лучше, чем поцелуи с тобой, – шепчет он в мои губы. – Скажи, что ты моя.

Киваю и чувствую ласку его языка, когда он осторожно опускает меня на постель, позволяя мне быстро стянуть брюки с его длинных ног. На секунду он оставляет меня, доставая из ниоткуда презерватив, раскатывая его, шипит и закрывает глаза прежде, чем снова ко мне вернуться. Хнычу, когда он устраивается у меня между ног, чувствую, как внушительных размеров головка упирается в мое лоно.

– Скажи, – прикусывает мою нижнюю губу, отстраняясь. – Не отвергай меня.

– Твоя, – и это уже не вопрос.

Он лбом прижимается к моему и с тщательно контролируемым вдохом входит в меня.

– Спасибо.

– Миллер, – я вдыхаю, переполненная ощущениями того, как кусочки моего разбитого сердца склеиваются воедино. На довольном выдохе закрываю глаза, меня окутывает чувство блаженства, и тогда он начинает плавно двигаться. Руки свободны, и я могу к нему прикасаться, я пользуюсь этим, медленно скользя ладонями повсюду, чувствуя каждую его клеточку. Языки сплетаются в ласковом танце, он двигается осторожно, от него исходит трепет. Это полное искупление, его забота размыла ужасную сцену в этом отеле; такой идеальный момент напоминает мне о ласковом, нежном мужчине, которым он является, когда боготворит меня – мужчину, которым мне нужно, чтобы он был. Мужчину, которым он хочет быть. Для меня.

– Никогда не отпущу твои губы, – заявляет он, наши покрытые испариной тела томно скользят. – Никогда.

Я выворачиваюсь из-под него так, что седлаю его, все еще наполненная до предела, каждое движение погружает его так глубоко.

– О Боже! – руками упираюсь в его пресс и кубики, опустив голову.

– Блять! – ругается Миллер, толкаясь в меня, руками сжимает мои бедра. – Оливия Тейлор, – шепчет он. – Самое ценное, что у меня есть.

– Никогда не отпускай мои губы, – задыхаюсь от желания, вдруг выдыхаю, когда его ладонь быстро накрывает мой затылок, и он тянет меня к своему лицу. Новый толчок. Мой стон.

А потом он сводит меня с ума поцелуем, голодным настолько, что я едва могу вспомнить свое имя.

– Двигайся, – он посасывает мой язык, а потом перемещает меня, подхватив под ягодицы. Чувствую, как он входит в меня уже под другим углом, провоцируя трение, от которого я с криком извиваюсь. Руками путаю свои волосы. – Именно так, Ливи!

Пелена удовольствия, накрывшая его лицо, придает мне храбрости. Я бесконтрольно поднимаюсь и опускаюсь на нем.

– И так? – спрашиваю, не дожидаясь ответа. Ответом служат его зажмуренные глаза, так что я повторяю, с силой сжимая свою светлую копну волос. – Миллер, скажи!

– Да! – глаза открываются, челюсть стиснута. – Ты можешь на хрен вытворять со мной все, что захочешь, Оливия! Я возьму все это.

Я замираю, тяжело дыша, чувствую его пульсацию внутри меня, мои мышцы принимают каждый толчок.

– Я тоже.

Он быстро перемещается, опрокидывая меня на спину, и снова с легкостью меня заполняет. Кончиками пальцев лениво рисует дорожку на моей разгоряченной щеке, прежде чем завладеть моими губами.

– Хочу тебя в своей постели, – шепчет он мне в губы, кружа бедрами, принимаясь за новую мучительную схему уверенных движений и глубоких толчков. – Прошу, скажи, что я могу забрать тебя домой и обнимать всю ночь.

Его просьба служит спусковым крючком для возникновения вопроса, заставляя меня разорвать поцелуй и сказать:

– Как объятия могут быть твоим сокровенным? – не даю ему времени ответить. Я уже жутко соскучилась по его губам, так что, не теряя времени, прижимаюсь к его губам, языком проскальзываю в его рот, пока он не останавливаясь погружается в меня.

– Это мое сокровище только с тобой, – он кусает мою губу и легкими как перышко поцелуями проходится от одного уголка рта к другому. – Просто хочу заобнимать тебя до смерти.

Улыбаюсь ему и почти срываюсь на слезы, когда он в ответ дарит мне одну из своих редких улыбок, а в синих глазах рождается блеск. Он действительно себя реабилитировал, жестокий Миллер давно забыт. Хочу снова почувствовать его губы на своих, но еще я хочу видеть его лицо, когда он улыбается ярче, чем я когда-либо видела.

– Я люблю твою улыбку, – заявляю на выдохе, как раз когда он одаривает меня уверенным толчком, прикасаясь к самому чувствительному месту. – Боже!

– Я улыбаюсь только для тебя, – быстро целует меня в губы и нависает надо мной, опираясь на длинные, сильные руки. – Я люблю твою грудь, – он опускает взгляд и провокационно облизывается.

– Они вовсе не большие, – почти хочу прикрыть руками отсутствие в них пышности, но мои руки живут собственной жизнью, поглаживая его руки.

– Готов поклясться в обратном, – он осторожно выдыхает и закрывает глаза, на губах играет яркая, безошибочная усмешка. Мышцы напрягаются, и я цепляюсь за его крепкие руки.

– О господи, – выдыхаю, чувствуя приближающуюся волну оргазма.

– Ты кончаешь, сладкая девочка?

– Да, – стону, выгибая спину, ногами обхватываю его талию. Жаркая волна давления с дикой силой обрушивается на меня внизу живота.

Опустив голову, он заставляет себя открыть глаза и падает на локти.

– Подари мне свои губы, – с рыком толкается в меня, отступает и снова осторожно собой заполняет. Непосильное наслаждение, которое он мне дает, кружит голову. – Ливи, я прошу всего один раз.

Он опускает ко мне лицо так, что, немножко приподняв голову, я соприкасаюсь с ним языками, начиная осторожное сражение, но когда я начинаю содрогаться в наивысшей точке наслаждения, он сильнее толкается в меня, страстно целуя и испуская громкий стон. Руки сами находят его волосы и зарываются в мокрые пряди, оттягивая их к затылку.

– Я кончаю, – стону. – Миллер. Я кончаю, – начинаю к нему прижиматься в попытке углубить поцелуй, в то время как меня накрывают волны удовольствия, но он мне не позволяет. Он просто отстраняется всего на несколько секунд, прежде чем снова сплести наши губы, молчаливо меня направляя.

Искры удовольствия, кажется, обрушиваются на меня со всех сторон. Не могу дышать сквозь всеобъемлющие ощущения. Кричу. Взрываюсь. Плоть пульсирует, веки становятся тяжелыми, а он продолжает баловать мои губы и неспешно во мне двигаться. Чувствую, как разбитые кусочки меня склеиваются под его обожающей заботой. Мы сможем. Пока мы вместе, будем сражаться с трудностями. Моя решимость никогда не была такой сильной.

– Спасибо, – вздыхаю с улыбкой, позволив рукам упасть за голову.

– Никогда не благодари меня.

Даже в своем экзальтированном состоянии я замечаю, что он во мне все такой же твердый.

– Ты не кончил, – хриплю я.

Он медленно выходит из меня, прокладывает дорожку поцелуев вниз по моему телу, пока не оказывается у меня между ног и сводит меня с ума своими безумными движениями языка на моей подрагивающей плоти, с последующим твердым касанием самого центра. Я извиваюсь под ним, пытаясь унять пульсацию, и он поднимается вверх по мне, снова проскальзывая языком в мой рот.

– Я боготворю тебя, – почти невесомо целует меня в лоб и круговыми движениями поигрывает нашими носами. – Дай мне мое.

– Руки не работают.

– Дай мне мое, Ливи, – глядя на меня, настороженно поднимает брови, заставляя меня улыбнуться. – Сейчас же.

Совсем даже не сложно выполнить его просьбу. Руками обнимаю его за плечи и тяну к себе.

– Хочу быть в твоей постели, – шепчу ему в волосы, желая уже быть там.

– Значит, будешь, – Миллер перекатывается, утягивая меня за собой, а потом поднимает меня так, что я оказываюсь сидящей на его животе. Тихо меня изучает.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.

– Думаю, что никогда в своей жизни не был шокирован, – говорит он, тянется и дразнит мои соски, пока они не сжимаются в горошины, набухают и становятся сверхчувствительными. – Но когда ты бросила на стол те деньги в «Langan’s», мне пришлось сдерживаться, чтобы не закашляться вином.

Краснею, пристыженная собственной грубостью, всем сердцем желая, чтобы этого никогда не было.

– Никогда не поступлю так снова.

– Я тоже, – шепчет он, берет меня за руку, поглаживая то место, где ран уже не видно. – Мне так жаль. Меня пожирало отчаяние…

Вырываю руку и затыкаю его, резко на него опустившись и обрушиваясь на его губы.

– Прошу, не чувствуй больше вину.

– Я ценю твое милосердие, но ты ничего не сможешь сделать, чтобы облегчить мои угрызения.

– Я тебя спровоцировала.

– Это не оправдание, – он садится и перемещает нас к краю постели, ставя меня на ноги. – Я сделаю это для тебя, Оливия Тейлор, – он клянется, вставая и ладонями накрывая мои щеки. – Заставлю тебя забыть того мужчину, – его губы касаются моих, подкрепляя слова, и я согласно киваю. – Он не тот, кем я хочу быть для тебя.

Я позволяю ему себя целовать и раскаиваться, позволяю отчаянно прижимать меня к стене, позволяю касаться себя повсюду.

– Забери меня в свою постель, – прошу, нуждаясь в комфорте и безопасности, которые приносят руки Миллера и его постель – что-то, что я не чувствую стопроцентно в этом номере отеля, где кровать с балдахином – постоянное напоминание об абсолютно другом Миллере.

– Я сделаю все, что ты захочешь, – выдыхает он, позволяя себе ослабить извиняющийся поцелуй, и неустанно целует меня в губы. – Все, что захочешь. Прошу, постарайся стереть случившееся.

– Тогда забери меня отсюда, – настаиваю я. – Уведи из этого номера.

Он начинает слегка паниковать, отстраняясь, когда осознает, масштаб моего отчаяния в попытке сбежать от воспоминаний. Это приводит в отчаяние и его тоже. Лихорадочно двигаясь, он избавляется от презерватива, одевается с невероятной скоростью, не удосужившись завязать галстук или разгладить на костюме складки. Оставляет рубашку застегнутой только наполовину, застегивает брюки, небрежно напяливает жилетку и пиджак, после чего хватает мое платье и одевает его на меня.

Схватив меня за руку, ведет прочь из холода этой экстравагантной комнаты. Мы спускаемся по лестнице, и через каждые несколько шагов он оборачивается, проверяя меня.

– Я иду слишком быстро? – спрашивает он, продолжая свой уверенный шаг.

– Нет, – отвечаю, ноги болят от попыток не отставать, но я хочу идти быстрее. Ничто не может увести меня из этого места достаточно быстро.

Мы в спешке проходим по роскошному фойе отеля, оба замечаем на себе взгляды состоятельных клиентов, которых смутил наш взъерошенный вид. Меня эти взгляды не заботят, также как и Миллера. Он практически швыряет карту-ключ от номера через стойку девушке на ресепшен. Он стремится убраться отсюда так же отчаянно, как я.

Сейчас расстояние до стоянки кажется милями, хотя она находится прямо за углом. Поездка занимает будто бы часы, на самом же деле всего пару минут. Ступенек до квартиры Миллера будто бы тысячи, хотя в действительности их от силы пара сотен. Как только дверь за нами закрывается, он нетерпеливо стаскивает с меня платье, сбрасывает нижнее белье, поднимает на руки, прижимая к своему небрежно одетому телу, и несет по квартире, ни на секунду не отрываясь от моего рта, только вот направляемся мы не в спальню. Он заносит меня в свою студию и опускает на диванчик, а я сижу, ощущая неловкость и некоторое замешательство от его возрастающего отчаяния, когда он в спешке избавляется от одежды, создавая в небрежную и дорогую кучу на полу. Нависнув надо мной, он полностью мной завладевает, прижимая к потертому диванчику. Лицом приближается к моей шее, вдыхает запах моих волос, а потом его рот накидывается на мой, ласково дразня языком, Миллер мурлычет и стонет, углубляя поцелуй, абсолютно разрушая всю схему нашего поведения. Это я всегда спешу, а он настаивает на том, чтобы делать все не спеша, теперь я знаю, почему. Но беспокойство сильнее его.

Я пытаюсь замедлить поцелуй, уменьшить напор, но он слепо следует к цели заставить меня забыть. Он не предельно напорист, совсем нет, и все же это не то, чего я хочу или в чем нуждаюсь.

– Притормози, – выдыхаю, отстраняясь от его губ, так что он спускается к моей шее, направляя всю свою силу туда. – Миллер, прошу!

От моей краткой просьбы он выпрямляется, руками цепляясь за волосы. Страх в его глазах больше, чем я могу вынести, именно в этот момент я осознаю, что он будто два абсолютно разных человека – физически и эмоционально. По крайней мере, сейчас, когда в его жизни есть я. Думаю, до меня он был просто мужчиной под маской джентльмена и жестокого любовника – или эскорта.

– Ты в порядке? – спрашиваю, перемещаясь в сидячее положение.

– Прости, – он встает и подходит к огромному окну. Его обнаженная спина на фоне ночного неба кажется почти нереальной. Чувствую безграничную потребность быть к нему ближе, но он потерялся в своих мыслях, и я должна позволить ему все обдумать. Столько времени думала, что это я поврежденная половина этих отношений. Я так ошибалась. Миллер сломлен куда сильнее. Мне известен результат его образа жизни. Я видела, как это повлияло на мою мать и оставило пожизненный след в сердце бабушки. И в моем тоже. Я совершала глупые поступки. Только у Миллера нет семьи, которую бы это затронуло. Есть только он, не важно, как я сформулирую вопрос. И он не движется прямиком в свой личный ад. Но это отрезвляющее заявление только усиливает мою надежду. Миллер слишком много лет провел, делая то, чего делать не хотел.

– Миллер?

Он медленно поворачивается, и мне совсем не нравится то, что я вижу.

Поражение.

Боль.

Тоска.

Он опускает голову:

– Я облажался, Оливия. Мне жаль.

– Ты достаточно извинялся. Перестань говорить, что тебе жаль, – чувствую, как внутри зарождается паника. – Пожалуйста, иди сюда.

– Я не знаю, что буду делать, если ты решишься, но ты действительно должна бежать за милю отсюда, сладкая девочка.

– Нет! – кричу, обеспокоенная тем, что он начал так рассуждать. – Иди сюда, – я намереваюсь уже сама притащить его, когда он возвращается. Он садится на другом конце дивана, слишком далеко. – Не говори больше так, – предупреждаю, опускаюсь на спину, голову пристраивая к нему на колени, так что смотрю на него снизу вверх.

Он опускает голову, чтобы наши взгляды встретились, и поглаживает мои волосы.

– Мне жаль.

– Скажешь это еще раз, – предупреждаю, протягивая руку и касаясь его шеи. Тяну его вниз, вынуждая наклониться, так что мы соприкасаемся лбами. – И я…

– Ты что?

– Без понятия, – сознаюсь я. – Но я что-нибудь сделаю, – я целую его, потому что это единственное, что мне остается. И он мне позволяет. Теперь я задаю осторожный темп, направляя Миллера. Сейчас я сильная сторона. Я. Мне уже неважно, что было до меня. Важно только то, что мы нашли друг друга и наконец друг друга приняли. Это как будто слепой ведет слепого, но сейчас моя решимость не знает границ. Я позволила ему сломать свои стены, и в процессе нечаянно разрушила его. От ощущения его губ я отказаться не готова. Эта связь не ослабнет. Здесь я и должна быть. Не готова больше бороться против этих чувств. У меня есть силы ему помочь. И эти силы дает мне он.

Он резко обрывает наш поцелуй и тяжело дышит, до безумия нежно гладя мои щеки и волосы.

– Ты так меня отругала? – спрашивает он серьезно, едва уловимо целуя мой нос. – Если так, то мне жаль.

– Прекрати.

– Мне жаль.

– Ты ведешь себя глупо.

– Мне жаль.

– Я что-нибудь сделаю, – предупреждаю, несильно потянув его за волосы.

Он убирает мою голову со своих коленей, ложится и передвигает меня так, что я оказываюсь распростертой на нем, наши лица на одном уровне.

– Прошу, сделай, – шепчет он, приближаясь к моим губам и, дразня меня, медленно моргает.

– Хочешь, чтобы я тебя поцеловала? – спрашиваю тихо, оставляя расстояние между нашими ртами минимальным, сдерживаю порыв поддаться искушению и преодолеть это расстояние.

– Мне жаль.

– Не надо.

– Мне жаль, – он сплетает наши губы, и вся моя оборона сходит на нет, соблазну его губ невозможно сопротивляться. – Мне жаль.

Движения языка решительны, но мягкие, плавные и переполнены благоговением. Мы вернулись к моменту, которому принадлежим. В моем мире все снова на своих местах. Все можно простить, только сейчас это гораздо больше, чем прощение. Его правила, те, в которых мне не позволялось касаться его или целовать, канули в Лету. Я чувствую каждую его клеточку, целую так, как будто больше никогда не удостоюсь такой чести. Эти поцелуи любящие, многозначительные и абсолютно крышесносные. Они совершенны.

– Люблю твои наказания, – шепчет он, сдвигаясь и еще теснее прижимая меня к своей груди, продолжая целовать и трогать меня повсюду. – Останься сегодня со мной.

Именно я разрываю контакт, губы уже распухли и болят. Его темная щетина всегда такая колючая и жесткая, но такая знакомая и успокаивающая. Ладонью провожу вниз по его щеке и вижу, как приоткрываются его губы, когда провожу по ним подушечкой большого пальца.

– Не хочу оставаться только на одну ночь, – шепчу я. Неохотно блуждая взглядом по его лицу, поднимаюсь до тех пор, пока не встречаюсь с синими озерами понимания.

– Я хочу, чтобы ты осталась навсегда, – отвечает он мягко, подкрепляя свои слова настойчивым поцелуем. – Мне нужно отнести тебя в постель, – он отрывает нас от дивана и поднимает меня, возобновляя свой поцелуй, когда я уютно устраиваюсь на его руках, и несет меня в спальню.

– Ты хоть понимаешь, что заставляешь меня чувствовать? – он осторожно опускает меня на постель и подталкивает, переворачивая на живот.

– Да, – прячу лицо в подушку, когда он языком начинает медленно, ласково повторять линию моего позвоночника, заканчивая нежным поцелуем между лопаток.

Крепкая головка его возбуждения упирается в мой вход, отчего я несильно приподнимаю бедра, принимая его.

– Спасибо, Боже, ты снова со мной, – он входит в меня, резко втягивая воздух, а потом замирает, пытаясь совладать с дыханием. Я же, тихо постанывая, кусаю подушку. Твердость его пресса прижимается к моей спине, вдавливая в матрас, я в кулаках сжимаю простыню. – Ты забрала только одну, быстро оправляющуюся часть меня, и ты ее уничтожила, Ливи, – шепчет он хрипло, с легкой ухмылкой на губах.

Почувствовав касание губ за ушком, поворачиваю к нему раскрасневшееся лицо и вижу темные ресницы, обрамляющие сияющий взгляд синих глаз.

– Я не хочу ничего забирать. Хочу, чтобы ты сам отдал.

Он медленно отстраняется и уверенно толкается в меня, снова и снова, каждый раз выталкивая из нас обоих стоны наслаждения.

– Что ты хочешь, чтоб я тебе отдал?

– Какая часть тебя быстрее всего оправляется? – стону, сквозь мучительно глубокие погружения.

– Мое сердце, Ливи. Мое сердце быстрее всего оправляется. – Он моментально теряет контроль, с рыком толкаясь в меня.

Грудь сдавливает от его признания.

– Дай мне тебя видеть, – извиваюсь под ним. – Пожалуйста, мне очень нужно тебя видеть.

– Черт побери! – ругается он и быстро из меня выходит, позволяя мне перевернуться и схватить его за плечи, прежде чем он снова погружается в меня, двигаясь бесконтрольно. – Ливи! – кричит он, вытягиваясь надо мной на руках. Он замирает, тяжело дыша и пристально в меня всматриваясь. – Я просто цепенею от тебя.

Бедрами подаюсь ему навстречу, заставляя его опустить голову, отчего ему на лоб тут же падают непослушные пряди.

– Я тоже тебя боюсь, – шепчу я. – До ужаса.

Он поднимает взгляд, возобновляя круговые движения бедер.

– Я эмоционально непорочен, Ливи. Ты у меня первая.

– О чем ты говоришь? – спрашиваю тихо.

Он начинает говорить, потом, как будто, лучше всё обдумывает, взглядом блуждая по моему лицу.

– Я влюбился в тебя, Оливия Тейлор, – шепчет он.

Кусаю нижнюю губу, в попытке сдержать слезы. Только это имеет значение.

– Ты меня пленишь, – заявляю я. Просто еще раз убедилась в своих чувствах, ничего не изменилось. Я потеряла так много драгоценного времени, отталкивая Миллера – времени, когда я могла бы ему помогать и сама становиться сильнее.

Он опускается на локти и начинает не спеша двигать бедрами, унося меня в экстаз.

– Пожалуйста, не бросай меня, – шепчет он.

Качаю головой и концентрируюсь на ощущениях его внутри себя, встречая каждое его движение идеально подходящим покачиванием бедер. Я не знаю, что происходит, но знаю, что мои чувства сильны. И теперь они только окрепли.

– Меня спасла прекрасная сладкая девочка, – шепчет он, глядя на меня. – Она заставляет мое сердце биться быстрее, а ощущения – замедляться.

Закрываю глаза, позволяя ему продолжать, совершенство этого момента врезается мне в душу.

– Я кончаю, – выдыхает он. – Оливия!

Распахиваю глаза, дрожа под ним всем телом. Его темп нарастает, так же, как и мое наслаждение. Наши тела приклеены друг к другу, как и наши глаза, эта связь остается неразрывной, пока нас обоих одновременно не накрывает волна оргазма с такой силой, что мы стонем друг другу в лица. Странное ощущение наполняет меня. Буквально. Внутренности согреваются, даря хорошие чувства. Слишком хорошие.

– Ты не использовал презерватив, – говорю я тихо.

Осознание тенью опускается на его совершенное лицо, делая резкими мягкие черты. Он тщательно все обдумывает несколько секунд, а потом, наконец, заговаривает.

– Полагаю, я не такой уж джентльмен, за которого себя выдавал.

Не стоит мне улыбаться, учитывая всю серьезность ситуации, и все же я улыбаюсь. От необычного для Миллера проявления чувства юмора, путь даже оно неуместно, становится невозможным сдержаться.

– У тебя плоский юмор.

Он толкается в меня, глубоко и уверенно, его полутвердый член ласкает меня, напоминая о правильности отсутствия его защиты.

– Нет ничего плоского в нашем нынешнем положении.

Я смеюсь. Миллер Харт не перестает меня удивлять.

– Это ужасно!

– А по мне, так чертовски хорошо ощущается, – он озаряет меня мальчишеской улыбкой и наклоняется, покусывая мою щеку. Он прав, ощущения невероятные, но от этого проще не становится.

– Мне нужно будет записаться к врачу, – тянусь к его губам и собираю остатки сил, чтобы крепко его удержать.

– Поедем вместе. Всю ответственность я беру на себя, – отстранившись, он изучает меня пристально. – Даже лучше, чем я себе представлял. Сложно будет вернуться к презервативам.

И тут я кое-что понимаю:

– Ты знал, так ведь? Все это время ты знал.

– Это было слишком хорошо, чтобы остановиться, – он невинно целует мое полное тревоги лицо. – Кроме того, мы сможем попросить доктора подобрать тебе таблетки, раз уж там будем.

– Можем?

– Да, – отвечает он уверенно. – Теперь, когда я обладал тобой без каких-либо преград, я хочу большего.

Мне нечего на это сказать.

– Не возражаешь, если мы поспим на диване в моей студии? – спрашивает он.

– Зачем?

– Там мне спокойно, а еще и с тобой в моих объятиях я буду спать чертовски хорошо.

– С удовольствием.

– Хорошо, не то чтобы у тебя был выбор, – он берет меня в охапку и переносит обратно в студию, где осторожно сажает на старый, поношенный диван, после чего устраивается сам и прижимает меня спиной к своей груди. Кладет голову мне на макушку так, что перед нами обоими открывается потрясающий вид. Обволакивающая нас тишина дает мне возможность поразмыслить над вопросами, которые мне по-прежнему необходимо задать.

– Почему ты не позволял мне тебя целовать? – шепчу я.

Спиной чувствую, как он напрягся, и мне это не нравится.

– Я не буду больше отвечать на твои вопросы, Ливи. Не хочу, чтобы ты опять убежала.

Беру его руку и прижимаюсь к ней губами в ласковом поцелуе.

– Я не убегу.

– Обещай мне.

– Обещаю.

– Спасибо, – он тянет меня, помогая перевернуться и устроиться к нему лицом. Хочет зрительный контакт, когда мы будем говорить.

– Поцелуй – это очень личное, – говорит он, притягивая меня к себе и даря долгий, медленный, пьянящий поцелуй, от которого мы оба довольно мурлычем.

– Так же, как и секс.

– Ошибаешься, – он отстраняется и изучает мое сбитое с толку выражение лица. – В сексе личное есть только при наличии чувств.

Я тут же парирую:

– У нас есть чувства.

Он улыбается и совершает искусный чувственный жест, покрывая мое лицо влажными поцелуями. Я его не останавливаю. Позволяю ему абсолютно себя поглотить. Тону в его любви, пока он не решает, что мое лицо получило достаточно личного. Знание правил Миллера, запрет на поцелуи и прикосновения, посылает теплое чувство удовлетворения глубоко в самое мое существо, облегчая боль, которая сжимала меня с момента откровения. Он позволяет мне целовать его, прикасаться к нему и чувствовать. Все те женщины лишены чего-то до безобразия приятного.

– Ты не спал с женщинами с тех пор, как мы встретились?

Он качает головой.

– И все же у тебя были, – останавливаюсь, раздумывая над подходящим словом, – заказы?

– Свидания, – поправляет он. – Да, у меня были свидания.

Любопытство Уильяма съедает меня. Ему было интересно, как Миллер умудрялся ходить на свидания, избегая секса с теми женщинами. Если свое любопытство я ненавижу, то любопытство Уильяма я просто презираю.

– Если они платят за лучший трах в своей жизни, как ты умудрялся его избегать?

– Не без сложностей, – он убирает с моего лица волосы. – Я не поклонник пустой болтовни.

– Ты болтал? – спрашиваю шокировано.

– Может и сказал пару слов, уделяя внимание. Большую же часть времени я думал о тебе.

– Ох.

– Мы закончили? – задает он вопрос, чувствуя явный дискомфорт от нашего разговора, хотя я нет. А должна бы. Я должна быть довольна предоставленной им информацией, радоваться, что он мне открылся и просветил меня, радоваться, что там не замешаны чувства. Но я не рада. Я слишком заинтригована.

– Я не понимаю, почему женщины хотят тебя… того, – Господи Боже, если бы те женщины почувствовали то, что я чувствую с Миллером Хартом, если бы их боготворили, они бы, я уверена, вышибали двери, чтоб его получить.

– Я даю им оргазм.

– Женщины платят тысячи за оргазм? – взрываюсь я. – Это… – хочу сказать пошло, но потом вспоминаю каждый подаренный Миллером оргазм, и, судя по едва заметной улыбке Миллера, понимаю, что он знает, о чем я думаю. Я продешевила. – Ты заставляешь женщин чувствовать то же, что чувствую я, когда мы в постели?