Текст книги "Одна отвергнутая ночь (ЛП)"

Автор книги: Джоди Эллен Малпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

– Ливи! – я едва слышу его на расстоянии сквозь шум дождя. – Ливи, подожди!

Подойдя к дороге, я вынуждена остановиться, машины спешат на зеленый свет, и я стою среди множества других пешеходов, ожидающих, чтобы перейти улицу, и все они с зонтами. Хмурюсь, когда люди по обе стороны от меня отскакивают назад, но слишком поздно осознаю причину.. Огромный зеленый грузовик проносится мимо, прямо по озеру из лужи у самого тротуара, разбрызгивая океан воды прямо на меня.

– Нет! – со вздохом роняю куртку, когда меня окатывает ледяной до онемения водой. – Дерьмо! – светофор меняет цвет, и все начинают переходить дорогу, оставив меня, словно мокрую крысу, на тротуаре, дрожащую и полную слез.

– Ливи, – голос Миллера звучит тише, но я не уверена, причина в расстоянии или его заглушает дождь. Его теплое прикосновение к моей мокрой руке вскоре говорит мне о последнем, а я удивляюсь, что он вышел из своей машины, несмотря на ужасную погоду, и то, что дождь делает с его дорогим костюмом.

Сбрасываю его руку:

– Оставь меня в покое.

Наклонившись, поднимаю с земли промокшую куртку и борюсь с растущим в горле комом и искрами внутри, которые разожгло его прикосновение к холодной, мокрой коже.

– Оливия.

– Откуда ты знаешь Уильяма Андерсона? – выпаливаю, разворачиваясь к нему лицом, и вижу, что он стоит в безопасности и сухости гигантского зонта. Могла бы и догадаться. Сама себя удивила таким вопросом, и Миллера, очевидно, тоже, судя по тому, как он едва заметно вздрогнул. Есть много вопросов, которые мне следует задать, а разум сконцентрировался именно на этом.

– Неважно, – его тон пренебрежителен, и от этого я становлюсь более настойчивой.

– Готова поклясться в обратном, – фыркаю я. Он знал. Знал все это время. Я могла бы только упомянуть имя Уильяма, выворачивая душу, выкладывая Миллеру все о своей матери, а он точно бы знал, о ком я говорю, и теперь я уверена, именно это послужило главной причиной его дикой реакции и шока.

Он, должно быть, видит невысказанное решение на моем лице, потому что его безэмоциональное выражение превращается в оскал.

– Ты знаешь Андерсона и ты знаешь меня, – его челюсть сжимается. Он имеет в виду, я знаю, чем они оба занимаются. – Наши дорожки пересекались годами.

Сквозь горечь, исходящую от него волнами, я быстро кое-что подмечаю.

– Ты ему не нравишься.

– И он не нравится мне.

– Почему?

– Потому что он сует нос, куда не следует.

Смеюсь внутри, думая о том, как же я согласна с этим, опускаю взгляд к земле и наблюдаю, как капли дождя разбиваются об асфальт. Заявление Миллера только усиливает мой страх. Я бы ошиблась, если бы хоть на секунду поверила, что Уильям исчезнет туда, откуда пришел, не вынюхав информацию о нашей с Миллером связи. Я многое запомнила о Уильяме Андерсоне, и одной из таких вещей было его желание знать обо всем. Не хочу объясняться ни перед кем и уж точно не перед бывшим сутенером моей мамы. В любом случае, я ничего не должна ему объяснять.

Вырываюсь из раздумий, когда в поле зрения появляются коричневые ботинки Миллера.

– Как ты, Оливия?

Отказываюсь сейчас на него смотреть, его вопрос раскаляет мою злость.

– А ты как думаешь, Миллер?

– Не знаю. Поэтому и пытался с тобой связаться.

– Ты на самом деле не имеешь понятия? – гляжу на него, удивленная. Его идеальные черты режут глаза, заставляя меня упорно опускать взгляд, как будто, если бы я смотрела на него слишком долго, я бы никогда не смогла его забыть.

Слишком поздно.

– У меня есть подозрения, – произносит он тихо. – Я говорил тебе принять меня таким, какой я есть, Ливи.

– Но я не знала, кто ты, – выплевываю слова, продолжая следить за разбивающимися у ног каплями воды, думая о том, насколько дебильное извинение он выбрал, чтобы выбраться из этой ситуации. – Единственное, что я приняла, это то, что ты другой, с твоей навязчивой идеей делать все до боли идеальным и с твоими первоклассными манерами. Они могут раздражать до чертиков, но я приняла их и даже стала находить милым, – нужно было использовать какое-нибудь другое слово: привлекательными, очаровательными, обаятельными – но не милыми.

– Я не так плох, – слабо протестует он.

– Так! – теперь я смотрю на него. На лице никаких эмоций. Ничего нового. – Смотри! – пальцем провожу вдоль его сухой, облаченной в костюм фигуры. – Стоишь здесь под зонтом, которым можно было быть укрыть половину Лондона, только чтобы не промочить свои идеальные волосы и дорогой костюм.

Он выглядит немного сердитым, пробегая глазами по своему костюму и медленно переводя взгляд обратно на меня. А потом он бросает свой зонт на дорогу, дождь быстро пропитывает Миллера, волосы беспорядочно падают на лицо, вода стекает по щекам, а дорогой костюм начинает липнуть к телу.

– Счастлива?

– Ты думаешь, дав себе немного промокнуть, исправишь это? Ты трахаешь женщин, чтобы заработать на жизнь, Миллер! И ты трахнул меня! Сделал меня одной из них! – пячусь назад, голова кружится от ярости и картинок о том времени, которое мы проведели в номере злосчастного отеля.

Вода, стекая по его лицу, блестит.

– Не стоит быть такой пошлой, Оливия.

Вздрагиваю, отчаянно пытаясь собраться с силами.

– Да пошел ты со своим погнутым моральным компасом! – ору я, отчего у Миллера начинают играть желваки. – Забыл, о чем я тебе рассказывала?

– Как я мог забыть? – любой другой сказал бы, что у него безразличное лицо, но я вижу ямочку на его щеке, злость в глазах – глазах, которые умею читать. Я бы сказала, что он прав, что он правда эмоционально недоступен, но я испытала с ним что-то, – невероятное чувство – теперь же я чувствую себя просто обманутой.

Убираю с лица промокшие волосы.

– Твой шок, когда я открывалась тебе, рассказывала о своем прошлом, был не потому, что я занималась этим, и не из-за мамы. Потому что я описывала твою жизнь, с пьяными и богатыми людьми, подарками и деньгами. И. Оттого. Что. Ты. Знал. Уильяма. Андерсона, – я прилагаю невероятные усилия, сдерживая эмоции. Хочу просто наорать на него, и если он в скором времени не сделает хоть что-нибудь, возможно, так и будет. Вот те слова, которые стоило сказать раньше. Не надо было вынуждать его меня трахать или лезть в шкуру тех женин, доказывая правду – правду, которую до сих пор не могу осознать. Ярость толкает на глупые поступки, а я была в ярости. – Для чего ты пригласил меня на ужин?

– Я не знал, что еще делать.

– Ты ничего не можешь сделать.

– Тогда зачем ты пришла? – задает он вопрос.

Простой вопрос, и я в ловушке.

– Потому что я была зла на тебя! Дорогие машины, клубы и шикарная собственность не делают все это правильным! – кричу я. – Потому что ты заставил меня влюбиться в мужчину, которым не являешься! – Я чертовски замерзла, но дрожь в теле совсем не от этого. Я злюсь – злюсь так, что кровь закипает.

– Ты моя привычка, Оливия Тейлор, – его заявление не подкрепляется эмоциями. – Ты принадлежишь мне.

– Принадлежу тебе? – спрашиваю я.

– Да, – он подходит ближе, вынуждая меня отступать, оставляя между нами расстояние, близкое к безопасному. Это пустые надежды, когда он находится в поле зрения.

– Ты, должно быть, ошибаешься, – выпячиваю подбородок, изо всех сил стараясь звучать спокойно. – Миллер Харт, которого я знаю, высоко ценит то, что ему принадлежит.

– Не надо! – он берет меня за руку, но я вырываюсь.

– Ты хотел и дальше вести тайную жизнь, трахая женщин одну за другой, и ты хотел меня, доступную и ждущую тебя дома в кровати, – мысленно поправляю себя. Он называл это «снимать стресс», но пусть называет это как угодно. Суть остается той же.

Он удерживает меня на месте своим непреклонным взглядом:

– Я никогда не трахал тебя, Ливи. Я всегда только преклонялся перед тобой, – он подходит ближе. – Только занимался с тобой любовью.

Делаю долгий, успокаивающий вдох.

– Ты не занимался со мной любовью в том номере отеля.

Он ненадолго зажмуривает глаза, а потом снова их открывает, и я вижу в них боль.

– Я не понимал, что делаю.

– Ты делал то, что Миллер Харт делает лучше всего, – я выплевываю, ненавидя яд в своем голосе и дикий шок, исказивший его прекрасное лицо в ответ на мое заявление. Многие женщины, возможно, думают, что это лучше всего получается у самого скандально известного мужского эскорта Лондона, но мне известно другое. И где-то глубоко внутри Миллер тоже знает.

Он смотрит на меня с минуту, невысказанные слова плещутся в его глазах. И только сейчас понимание пробивает меня током.

– Ты думаешь, я лицемерка, так ведь?

– Нет, – он качает головой кротко… неубедительно. – Я принимаю то, что ты делала, когда сбежала и отдавала себя… – Он останавливается. Не может закончить. – Я принимаю то, почему ты это делала. Ненавижу это. Это заставляет меня ненавидеть Андерсона еще больше. Но я принимаю это. Я принимаю тебя.

Стыд выедает меня изнутри, и я тут же теряю всю храбрость. Он принимает меня. И, читая между строк, думаю, он хочет, чтобы я приняла его. Прими меня таким, какой я есть, Оливия.

Я не должна. Не могу.

Целую вечность я перебираю причины, почему должна уйти, удерживаю его взгляд и на свой лад переворачиваю его слова.

– Не хочу, чтобы другие женщины тебя касались.

Он сутулится, выпуская побежденный вдох:

– Это не так просто, как взять и уволиться.

Слова выстреливают как пуля мне в голову, и, не сказав больше ни слова, я разворачиваюсь и ухожу, оставляя моего идеального Миллера Харта все таким же идеальным под проливным дождем.

Глава 3

Неделя тянется мучительно медленно. Я проживала свои рабочие часы в бистро, избегала Грегори и больше не возвращалась в тренажерный зал. Хотела, но я рискую встретить там Миллера. Каждый раз, когда я, кажется, продвигаюсь немножко вперед, он будто чувствует и появляется из ниоткуда, – то в моих мыслях, то несколько раз по-настоящему – возвращая меня к точке отсчета.

Нан появляется в дверях гостиной, пару минут вытирает пыль с книжной полки неподалеку, а потом вырывает из моих рук пульт от телевизора.

– Эй, я же смотрела! – вовсе я не смотрела, и даже если бы я полностью сосредоточилась и заинтересовалась документальным фильмом о плотоядных летучих мышах, Нан и глазом бы не моргнула.

– Прикрой свой ротик и помоги мне решить, – она бросает пульт на диван рядом со мной и выбегает в коридор, быстро возвращаясь с двумя платьями на вешалках. – Никак не могу выбрать, – говорит она, прикладывая к себе одно из платьев. Оно голубого цвета с яркими рассыпанными по нему желтыми цветами. – Это, – заменяет его зеленым, – или вот это?

Поднимаюсь, садясь на диване, и рассматриваю платья.

– Мне нравятся оба.

Она закатывает синие глаза:

– Помощи от тебя…

– Куда ты собралась?

– Обед с танцами в пятницу, иду с Джорджем.

Улыбаюсь:

– Хочешь встряхнуть бальный зал?

– Пф! – она качает головой и изображает джигу, отчего моя улыбка становится еще шире. – Оливия, твоей бабушке по силам встряхнуть все, за что бы они ни взялась.

– И правда, – соглашаюсь я и снова рассматриваю платья. – Голубое.

Улыбка, озаряющая ее лицо, приходит на место затянувшемуся равнодушию, которое длилось днями, и посылает искры тепла в мое сердце.

– Я тоже так думаю, – она убирает в сторону зеленое платье и прикладывает к себе выбранное голубое. – Идеально для танцев.

– Это конкурс?

– Неофициально.

– Хочешь сказать, это просто танцы?

– Ох, Оливия, никогда не бывает просто танцев, – она кружится, седые кудри развеваются, отчего бабуля становится еще красивее. – Зови меня просто Джинджер.

Усмехаюсь:

– А Джордж тогда твой Фред¹?

Она вздыхает, раздраженно.

– Да поможет ему Господь, он старается, но у парня две ноги левые.

– Сделай ему поблажку. Бедному парню далеко за семьдесят!

– Я и сама уже не девчонка, но все еще могу танцевать стриптиз с лучшими элементами бути-дэнса.

Хмурю брови:

– Танцевать с чем?

Ее ноги сгибаются до тех пор, пока она не приседает, а потом она начинает подтягивать вперед свои старые бедра.

– Бути, – говорит она, после чего меняет направление и виляет бедрами, – дэнс.

– Нан! – я смеюсь, наблюдая за тем, как она чередует подтягивания бедер с вилянием. Она кажется ловкой, ускоряя шаги, становится невозможно сдерживать хихиканье, так что я сижу на диване и держусь за живот. – Прекрати это!

– Может, мне стоит пойти на прослушивание в следующий клип Бейонсе. Как думаешь, я бы их встряхнула? – она подмигивает и садится рядом со мной, обнимая. Утихомириваю свой смех и вздыхаю ей в грудь, крепко обнимая бабулю в ответ. – Ничто не приносит мне большей радости, чем блеск в этих прелестных глазках, когда ты смеешься, моя дорогая.

Мое веселье сходит на нет, а на смену ему приходит благодарность – благодарность за эту прекрасную старую леди, которую мне посчастливилось называть бабушкой. Она работала без устали, заполняя пробелы, которые оставила моя мама, и Нан в известной мере преуспела. Теперь она применяет ту же тактику, восполняя отсутствие в моей жизни другого человека.

– Спасибо тебе, – шепчу я.

– За что?

Пожимаю плечами:

– За то, что ты такая.

– Старая любопытная калоша?

– Я никогда на самом деле так не думаю, когда говорю это.

– Да, думаешь, – она смеется и отстраняет меня от себя, морщинистыми руками обхватывает мои щеки и целует сладкими губами. – Моя прекрасная, прекрасная девочка. Покопайся в себе и вытащи наружу ту дерзость, Оливия. Не слишком много, только чуть-чуть. Она сослужит тебе добрую службу.

Поджимаю губы. Она имеет в виду не так много, как моя мама.

– Моя родная девочка, схвати уже жизнь за яйца и скрути их.

Я смеюсь, и она смеется тоже, прислонятся к спинке дивана и увлекает меня за собой.

– Я постараюсь.

– И раз уж мы заговорили об этом, скручивай еще и яйца любого засранца, с которым встречаешься, – она не говорит прямо, но я понимаю, о ком идет речь. О ком же еще?

Домашний телефон звонит, отчего мы обе подскакиваем.

– Я возьму, – говорю я, быстро целую ее в щеку и бегу в коридор, где на старомодном телефонном столике на подставке стоит беспроводной телефон. С тяжелым чувством волнения, глаза загораются при виде телефонного номера бистро, высветившегося на экране, и я надеюсь, что знаю, почему.

– Дэл! – восклицаю, оживленно и чересчур радостно.

– Привет, Ливи, – приятно слышать его сильный «кокни» акцент². – Я набирал твой мобильный, но он отключен.

– Да, он сломался, – мне срочно нужен новый мобильный, но с другой стороны, я наслаждаюсь преимуществом жизни «вне доступа», что не каждому удается.

– Ладно. Теперь я знаю, что ты не слишком-то заинтересована в вечерних…

– Я согласна! – выпаливаю, быстро поднимаясь по лестнице. Отвлечение, отвлечение, отвлечение.

– А-а?

– Ты хочешь, чтобы я обслуживала? – врываюсь в ванную, слишком взволнованная мыслью об идеальной возможности избежать возвращения к мысленным терзаниям, когда выходки Нан исчезнут по истечении дня.

– Да, в отеле «Pavilion». На этих чертовых сотрудников агентства нельзя положиться.

– Нет проб… – застываю на полуслове, прислоняюсь к двери ванной, вдруг подумав о чем-то, что может уничтожить мой план отвлечения. – Могу я спросить, по какому случаю этот банкет?

Мысленно уже представляю, как нахмурился Дэл.

– Эм, да, ежегодный праздничный сбор судей и адвокатов.

Расслабляюсь всем своим телом. Миллер не судья и не адвокат. Я в безопасности.

– Мне надеть черное? – спрашиваю.

– Да, – он кажется озадаченным. – Начало в семь.

– Замечательно. Увидимся там, – я разъединяюсь и бегу в душ.

***

Забегаю через служебный вход «Pavilion» и тут же вижу Дэла и Сильвию, разливающих шампанское.

– Я здесь! – стаскиваю с себя джинсовку и кидаю сумку. – Что мне делать?

Дэл улыбается и смотрит на Сильвию, молчаливое понимание моего необычайно радостного настроения плещется между ними.

– Заканчивай с шампанским, конфетка, – говорит он, протягивая мне бутылку и оставляя нас с Сильвией.

– Все хорошо? – спрашиваю Сильвию, приступая к делу.

Взмахнув черным хвостом, она качает головой:

– Ты выглядишь… жизнерадостно.

– Жизнь продолжается, – говорю быстро, прежде чем сменить тему разговора. – Сколько богатеев нам нужно накормить и напоить сегодня вечером?

– Около трехсот. Прием с восьми до девяти, после чего их всех пригласят в бальный зал на ужин. Мы зайдем снова, когда они закончат и начнется вечеринка, – она ставит пустую бутылку шампанского. – Готово. Идем.

Несмотря на желание отвлечь себя работой, сегодня я чувствую себя неуютно. Скольжу сквозь толпу, раздавая канапе и шампанское, но мне тревожно. И от этого я не в восторге.

Когда метрдотель объявляет ужин, комната быстро пустеет, на шикарном мраморном полу остаются сотни коктейльных салфеток. Может, они и сотрудники юридической службы, но жутко изгадили эту потрясающую комнату. Ставлю поднос и иду по комнате, собирая мусор и кидая его в черный мешок, по пути находя даже остатки канапе.

– Ты там в порядке, Ливи? – спрашивает Дэл с противоположного конца комнаты.

– Конечно, ну и неряшливые эти адвокаты, – говорю, пытаясь забить мешок. – Не возражаешь, если я воспользуюсь туалетом?

Он смеется, качая головой:

– И что ты будешь делать, если я скажу, что против?

Вопрос меня ужасает:

– Ты собираешься сказать, что против?

– Господь с тобой, иди уже в чертов туалет, женщина! – босс исчезает в кухне, оставляя меня искать дамскую комнату.

Поднимаюсь по лестнице, следуя указателям, пока не оказываюсь в длинном коридоре, восхищаясь картинами по обе стороны от меня. На всех – прошлые короли и королевы, самый первый из них Генри VIII. Останавливаюсь и вглядываюсь в крупного, бородатого мужчину в годах. Глупо, но задаюсь вопросом: на что бы рискнула женщина, чтобы обладать им?

– Он не Миллер Харт, не так ли?

Разворачиваюсь и лицом к лицу сталкиваюсь с «деловым партнером» Миллера. Кэсси. Какого дьявола она здесь делает? Она смотрит на картину задумчиво, руки скрещены под бюстом серебристого платья, шелковистые черные волосы рассыпаны по плечам.

– Он, вполне возможно, горяч в спальне, но не так горяч, как Миллер, – ее коварные, обидные слова, словно булавки, жестоко воткнутые в самое сердце. – Он действительно так хорош, как все говорят? – Поворачивается ко мне с наглым выражением и удовлетворенно осматривает. Я распадаюсь, но нахожу в себе скрытые силы, чтобы дать отпор.

– Все зависит от того, насколько хорошо о нем говорят, – отвечаю и смотрю на нее с такой же уверенностью. Ее вопрос быстро дает понять, что она спрашивает, потому что не знает сама, и это приносит мне слишком сильное удовлетворение.

– Очень хорош.

– Тогда они очень правы.

Она едва ли пытается скрыть свой шок, поглубже заталкивая свою самоуверенность.

– Понимаю, – говорит она тихо, резко кивнув головой.

– Но я скажу тебе еще кое-что, – подхожу ближе, чувствуя необъяснимое превосходство от понимания того, что я была с ним, а Кэсси нет. Не даю ей возможности спросить что. Нападаю. – Любовью он занимается даже лучше, чем трахает, привязав к кровати.

Она выдыхает, шарахаясь от меня, только в эту секунду я осознаю всю глобальность репутации Миллера. От этого начинает тошнить. Но, тем не менее, каким-то невообразимым способом я держусь за свою дерзость.

– Если в твои планы входило испытать меня и шокировать новостями о занятиях Миллера, это пустая трата запасов твоей стервозности. Я уже все знаю.

– Верно, – произносит она медленно, задумчиво.

– Мы закончили, или ты просветишь меня еще и о правилах Миллера?

Она смеется, но это удивленный смех. Я шокировала ее даже больше, ошарашив своей самоуверенностью. Она не была к этому готова, и я тут же этим пользуюсь.

– Думаю, мы закончили.

– Хорошо,– демонстрирую уверенность, прежде чем зайти в туалет и мысленно рассыпаться, безопасно спрятавшись за закрытой дверью кабинки. Не уверена, почему плачу, если так довольна собой. Думаю, я только что скрутила чьи-то яйца, и Нан бы мной гордилась… Если б я могла ей рассказать.

Проведя вечность в попытках собрать себя по кусочкам, я возвращаюсь обратно на кухню и загружаю подносы шампанским, готовясь к возвращению гостей с их ужина.

Кэсси одной из первых заходит в комнату, в сопровождении зрелого мужчины, по крайней мере, на тридцать лет старше нее. Только теперь очевидность накрывает меня, как торнадо, заставляя покачнуться бокалы с шампанским на подносе в моих трясущихся руках. Она тоже первоклассная шлюха!

– О Боже, – шепчу я, наблюдая за тем, как она хихикает, с удовольствием принимая внимание, которым он ее одаривает. Для чего? У нее ведь есть доля в эксклюзивном ночном клубе. Естественно, ей не нужны деньги или подарки. И в эту секунду я мгновенно осознаю, что даже не задумывалась о мотивах Миллера окунуться в этот мир. Он владелец «Ice». Деньги ему определенно не нужны. Мысленно возвращаюсь к нашей встрече в ресторане, перематывая разговор назад к словам, которые смутно припоминаю.

Достаточно, чтобы купить ночной клуб.

Любопытство накрывает меня, а я ненавижу быть любопытной. Оно и так уже завело меня слишком далеко. Продолжая дальше, я просто утону.

– Ты собираешься стоять там всю ночь и мечтать? – голос Сильвии возвращает меня обратно в комнату, теперь полную гостей и радостной болтовни. Взглядом медленно прохожусь по группкам людей, все, как обычно, безукоризненно одеты, и я задаюсь вопросом, сколько из них живут в мире первоклассной проституции. – Ливи?

Я вздрагиваю, так что приходится свободной рукой удерживать поднос.

– Прости!

– Что случилось? – спрашивает Сильвия, осматривая комнату, и я знаю это, потому как все это время ощущала покалывания по коже.

– Ничего, – выпаливаю я. – Я лучше буду сервировать.

– Эй, это та женщина… – она останавливается и смотрит на меня, поджимая свои розовые губки и сдерживаясь от окончания вопроса.

Я не отвечаю, вместо этого ухожу и оставляю Сильвию, теряясь в толпе и позволяя ей самой делать выводы. Я позволила своим друзьям думать, что Кэсси – девушка Миллера, так бы все и оставалось, если бы эта сучка не щеголяла тут с другим мужчиной.