Текст книги "Одна отвергнутая ночь (ЛП)"
Автор книги: Джоди Эллен Малпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
Глава 17
Утро встречает меня спустя долю секунды, ну или, по крайней мере, мне так кажется. А еще такое ощущение, как будто я обездвижена, и беглый осмотр моих конечностей подтверждает, что я на самом деле обездвижена. Накрепко. Немного сместившись, всматриваюсь в спокойное лицо Милера, пытаясь разглядеть, не потревожила ли его. Нет, и вязкий запах виски объясняет, почему. Морщу нос и задерживаю дыхание, выкарабкиваясь из его рук, пока он со стоном не перекатывается на спину. Смотрю на часы и вижу, что сейчас еще только семь, потом быстро одеваюсь и спешу к двери. Не буду даже пытаться приготовить ему кофе, тот, который он любит. Прямо за углом есть кофейня «Costa Coffee». Они сделают его за меня.
Взяв со стола ключи Миллера, уже на автомате иду к лестнице, надеюсь, что смогу вернуться прежде, чем он проснется, и подать ему кофе в постель, а еще аспирин. Эхо отражается от бетонных стен лестничной клетки, когда я бегу вниз по ступенькам, в голову врывается образ маленького потерянного мальчика, возвращая меня в подавленное состояние. Неважно, насколько сильно я пытаюсь запрятать их подальше, воспоминание о лице Миллера на той фотографии слишком яркое. Но мысль о моей способности восполнить упущенные объятия – упущенные «мое» – наполняет меня целью.
Бегу через парадный вестибюль, махнув приветствующему меня консьержу, и вырываюсь на свежий утренний воздух, чувствуя духоту. Как бы то ни было, я не позволяю нехватке воздуха удержать себя, просто бегу по улице, вмиг оказываясь в переполненной кофейне.
– Американо, средний, четыре порции, два кубика сахара, залитый наполовину, – выпаливаю молодому человеку за стойкой, кладя на нее кошелек. – Пожалуйста.
– Без проблем, – отвечает он, немного встревоженный моим возбужденным состоянием. – Здесь будете пить?
– На вынос.
– И четыре порции?
– Да, залить наполовину, – уточняю я. Если бы я знала, каково это на вкус по стандартам Миллера, я бы отпила, чтобы проверить, но я могу себе только представить это как кофейные зерна, размолотые до кашицы, по виду напоминающие жидкую смолу.
Он приступает к манипуляциям с кофейным аппаратом, и я понимаю, что стою и считаю добавленные им порции кофе. Он не собирается пошевеливаться, мои же манеры не позволяют мне его поторапливать, так что я просто нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу, хмурясь, и оборачиваюсь, чувствуя, как меня одолевает странное ощущение. Мне снова кажется, что за мной наблюдают, но когда я бегло осматриваю кофейню, вижу только бизнесменов и женщин, с головой окунувшихся в свои лэптопы, что-то изучающих и печатающих, так что я отмахиваюсь от этого странного чувства и возвращаю все свое внимание к колеблющемуся продавцу. Теперь он занят тем, что вытирает паропроводную трубку, при этом насвистывая.
– Не могли бы вы… – я замолкаю, сбитая вернувшимся чувством того, что за мной наблюдают, только на этот раз по спине бегут мурашки, и в придачу волосы на затылке встают дыбом. Меня пробирает дрожь, которая спускается по позвоночнику.
– Что вы сказали?
Я безучастно смотрю на парня, который закончил со своим занятием и теперь смотрит на меня выжидающе. Что я сказала?
– Ничего, – выдыхаю, рукой проводя по задней стороне шеи, меня, как одеяло, накрывает чувство необъяснимой тревоги. Резко качаю головой, он пожимает плечами, отворачиваясь к кофейному аппарату.
Оглядываюсь, но вижу только других покупателей в нетерпеливом ожидании, ничего необычного, только мое тело кричит о том, что что-то не так.
– Три двадцать, пожалуйста.
Перевожу взгляд на стойку и вижу кофе Миллера в протянутой руке.
– Простите, – прихожу в движение и вожусь с кошельком, делая все возможное, чтобы успокоить дрожь, прежде чем вложить деньги ему в руку. Беру стаканчик и медленно разворачиваюсь, глазами мечась повсюду в поисках чего-то, хотя я и представления не имею, чего именно. Меня душит тревога. Нечем дышать. Осторожными шагами направляюсь к выходу, глазами изучая каждого, кто встречается мне на пути. Ни один из них не смотрит на меня в ответ. Никто, кажется, во мне не заинтересован. Я бы списала свой дискомфорт на паранойю, если бы внутренняя тревога не продолжала грохотать, как петарды.
– Мисс, ваша сдача!
Приглушенный крик продавца не заставляет меня остановиться. Ноги передвигаются на автомате, как будто с одержимостью унося меня подальше от источника страха, даже если его источник не совсем ясен. Я вырываюсь за пределы кофейни, надеясь, что свободное пространство восстановит мою рассудительность и спокойствие. Не выходит.
Ноги несут меня по улице уверенным бегом, я постоянно оглядываюсь и каждый раз ничего не нахожу. Злюсь на себя, но не могу заставить себя замедлиться, не уверена, стоит ли мне быть благодарной за это или напуганной. Увеличивающаяся дрожь в теле говорит мне бояться. Мои шаги ускоряются, легким мгновенно перестает хватать воздуха, когда я лавирую между прохожими, глупо осторожничая, чтобы не пролить и не уронить кофе Миллера. Колоссальное облегчение приходит, когда в поле зрения появляется здание, в котором расположена квартира Миллера, быстро оглядываюсь и вижу… что-то.
Мужчина. За мной следует мужчина в капюшоне.
И это утверждение, оседая в голове, посылает сигнал ногам. Шаг молниеносно ускоряется, и я фокусируюсь на дороге впереди, не замечая окружающих. Образ человека в капюшоне, расталкивающего людей, спеша за мной, все, что я вижу. Грохот сердца – все, что я чувствую.
Забегаю в холл и спешу к лифту, в этот раз автопилот не ведет меня к лестнице. Сейчас автопилот отчаянно пытается унести меня подальше от скрытой тени.
– Лифт сломан, – кричит консьерж, и я резко замираю на месте. – Техник уже едет, – замечает он, прежде чем вернуться к своему месту.
Рычу от злости и бегу к лестнице, при этом пытаясь собраться с мыслями. Дверь лестничной клетки врезается в стену позади меня, и я мчусь по бетонным ступенькам, перепрыгивая сразу через две. Смесь затрудненного дыхания и стук шагов с шумом отлетает от стен, заполняя воздух вокруг.
А потом громкий стук снизу заставляет меня резко остановиться на шестом этаже.
Я застываю, ноги отказываются двигаться совсем, и слышу, как эхо этого стука несется вверх по лестничным пролетам, в конечном счете превращаясь в ничто над моей головой. Я задерживаю дыхание, внимательно прислушиваясь. Тишина. Легкие горят, требуя хоть немного воздуха, но я им в этом отказываю, концентрируясь на тишине вокруг и на непрекращающемся страхе, стягивающем похолодевшие вены. Секунды тянутся, и я осмеливаюсь сделать шаг вперед, выглядывая вниз над перилами, не вижу ничего, только ступеньки, перила и холодный, серый бетон.
Закатываю глаза, думая, что веду себя просто смешно. Это мог быть просто бегун. Их сотни на улицах Лондона. Успокойся! Впустив немного воздуха в свои горящие легкие, я заставляю себя идти дальше, почти смеясь над собственной глупостью. Что, черт возьми, со мной не так?
Чувствуя себя идиоткой, начинаю отталкиваться от перил, но когда вижу руку, схватившую перила несколькими этажами ниже, я застываю. А потом я с тихим ужасом наблюдаю, как рука движется вверх по перилам, приближаясь, только стука шагов по бетонным ступенькам нет, как будто у того, кто идет за мной, нет ног… или они не хочет, чтобы я узнала о его присутствии.
Мозг дает команду бежать, мне нужно убираться отсюда, только ни одна мышца не слушается. Я как будто вышла из строя, мысленно кричу в ответ на настойчивый поток команд в голове, оглушительный звонок мобильного прекращает мысленную баталию, сбрасывая мое сознание обратно в лестничный пролет. Проходит несколько спутанных секунд, и я понимаю, что телефон не мой. А потом я слышу громкие приближающиеся шаги. Не могу пошевелиться. Я никогда в жизни не была так напугана.
Ничто не функционирует – ноги, мозг, голос, ничего, но когда я слышу еще один стук двери внизу, сквозь меня будто проходит заряд энергии, приводя меня в действие, и я бегу оставшуюся часть пути. Чужие шаги ускоряются, что только приумножает мой страх и, соответственно, мою скорость.
Чувство облегчения практически сбивает меня с ног, когда я достигаю десятого этажа и, распахнув дверь, врываюсь в холл, который принесет мне безопасность. Вид блестящей черной двери Миллера, возможно, самое желанное зрелище всех времен – самое желанное до тех пор, пока входная дверь не распахивается и я не бегу к полуголому, встревоженному Миллеру.
– Миллер!
– Ливи? – Он направляется ко мне, чем ближе мы оказываемся, тем сильнее распахиваются его сонные глаза, пока не становится достаточно очевидно, что он окончательно очнулся ото сна и задается вопросом, какого черта происходит.
Я бросаю кофе и кошелек и подбегаю к нему, прячась в его руках, паника теперь стихает, уступая место эмоциям:
– Господи, – выдыхаю, позволяя ему поднять меня так, что оказываюсь полностью прижата к нему, в безопасности его обнаженного торса, крепким захватом он держит меня за шею одной рукой и под попу другой. – Кто-то шел за мной.
– Что? – Сила в его крепких руках не ослабевает.
– Кто-то на лестнице. – Слова разрываются прерывистыми вдохами, но я стараюсь проговорить их все, несмотря на измученные легкие. Я и не представляла раньше, как устала от бега. – Кто-то меня преследовал.
Он вдруг отрывает от своего полуобнаженного тела мои обмякшие конечности, стараясь освободиться.
– Ливи.
Качаю головой, прижимаясь к его шее, не хочу его отпускать. Знаю, куда он пойдет.
– Прошу, не надо, – умоляю я.
– Ливи, пожалуйста! – кричит он, нетерпеливо меня отстраняя. – Пусти! – его злость меня не пугает, и я цепляюсь за него, внутри поднимается тревога, но мое упорство прервано жутким криком и поспешными движениями, которые отстраняют меня от него. За долю секунды он ставит меня на расстояние вытянутой руки. Мои глаза полны ужаса, его злости. – Стой, – приказывает он, медленно убирая от меня руки, убеждаясь, что я сделаю так, как мне велено. Всепоглощающий страх не дает мне сделать что-то еще.
С отсутствием его рук приходит неустойчивость, и я сквозь пелену слез смотрю, как он идет к лестнице. Его тело прикрыто только боксерами, но отсутствие одежды лишь подчеркивает ярость, исходящую от его крепкой, обнаженной фигуры. От ярости все его тело вибрирует, мышцы на спине перекатываются, как будто готовясь к тому, что он может найти за дверью. Он без опаски и какой-либо осторожности открывает ее, ступает за грань, исчезая из поля моего зрения. Пытаюсь выровнять дыхание, чтобы быть в состоянии услышать, только я не слышу ничего.
А потом с пронзительным звоном, разорвавшим воздух в холле, жизнь, как будто замирает.
Лифт.
Сломанный лифт.
Стук сердца начинает отдаваться в ушах, я остаюсь застывшей, медленно переводя взгляд в сторону лифта. Двери начинают открываться. Я в ужасе пячусь назад.
А потом выдыхаю, спиной ударяясь о стену, когда из лифта выходит мужчина. Как будто вечность спустя, в мое обезумевшее сознание попадает его униформа и пояс с инструментами.
– Прости, милая. Не хотел тебя напугать.
Я отпускаю напряжение, прижимаю ладонь к груди, выдыхая сдерживаемый воздух, когда он снова исчезает за дверьми лифта.
– Ничего. – Миллер появляется, направляясь ко мне, выглядит он не менее злым, чем когда уходил. Ладонью накрывает мой затылок, заводя в свою квартиру, и я слышу, как хлопает дверь, от чего вздрагиваю. Он кипит яростью. – Сядь, – велит он, отпуская меня, и указывает на диван.
– Я видела кое-кого в этот раз, – говорю, опускаясь на диван.
– В этот раз? – взрывается он. – Почему ты ничего не говорила? Надо было сказать!
Руки падают на колени, и я смотрю на них, покручивая колечко.
– Я думала, что веду себя глупо, – признаюсь, понимая теперь, что мой внутренний тревожный звоночек работает, и работает хорошо.
Миллер стоит надо мной, подергиваясь. Не могу на него посмотреть. Знаю, что он прав, и сейчас чувствую себя глупой больше, чем когда-либо.
Сильные руки ложатся на мои бедра, и я заставляю себя взглянуть на него из-под ресниц, пытаясь оценить его настроение. Он опускается передо мной на корточки и начинает успокаивающе поглаживать, он восстановил свое бесстрастное выражение лица. Все это возвращает мне утерянное чувство комфорта.
– Скажи мне, когда, – просит он своим легким, ласковым тоном.
– По пути на работу в тот день, когда ты меня подвозил. В клубе. – Смотрю на Миллера, и то, что я вижу, совсем мне не нравится. – Ты знаешь, кто это может быть?
– Не уверен, – отвечает он, забирая мое спокойствие и даря взамен намек на недоверие.
– У тебя должно быть какое-то представление. Кто бы захотел преследовать меня, Миллер?
Он опускает глаза, пряча их от моего пытливого взгляда.
– Миллер, кто? – Я это так не оставлю. – Мне что-то угрожает? – Тогда как меня должен охватить страх, я чувствую только закипающую злость. Если есть риск, я должна об этом знать. Быть готова.
– Тебе ничто не угрожает, когда ты со мной, Оливия, – он все еще смотрит вниз, отказываясь взглянуть на меня.
– Но я с тобой не всегда.
– Я ведь уже говорил, – произносит он медленно, – ты, вероятно, самая неприкасаемая девушка в Лондоне.
– Готова поспорить! – выпаливаю, пребывая в шоке. – Я связана с тобой и с Уильямом Андерсеном. Полагаю, я достаточно сообразительна, чтобы понимать, что этот факт, вероятно, ставит меня в категорию повышенного риска. – Боже милостивый, я отказываюсь думать о недоброжелателях, которые имеются у этих двоих.
– Ты ошибаешься, – Миллер говорит тихо, но уверенно. – Мы с Андерсеном можем друг друга недолюбливать, но у нас обоих есть один ключевой интерес.
– Я, – заканчиваю за него, только понять не могу, каким образом это делает меня неуязвимой.
– Да, ты, и со мной и Андерсеном, скажем так, в процессе соперничества, ты попадаешь в очень надежные руки.
– Тогда кто, черт возьми, меня преследует? – ору, заставляя Миллера тем самым посмотреть на меня в потрясении. – Я не чувствую себя в безопасности. Я чувствую себя очень не надежно!
– Тебе не нужно беспокоиться.
Я вижу, каких усилий ему стоит оставаться спокойным. Мне это сложно. Меня раздражает и бесит то, что он пытается отмахнуться от моего обоснованного страха оправданием «в надежных руках».
Резко встаю, отчего Миллер покачивается на пятках. Он смотрит на меня пристально синим стальным взглядом, а я пытаюсь выдавить из себя сильное заявление, которое смогло бы пошатнуть сказанное им. Довольно просто.
– Я не слишком надежно себя чувствовала, когда за мной гнались прямо там, – кричу, махнув рукой в сторону входной двери.
– Не нужно выходить без меня, – он встает и удерживает меня за бедра, останавливая, а потом приседает так, что непослушная прядь волос падает на лоб, а обеспокоенный взгляд впивается в мой озлобленный.
– Пообещай, что никогда никуда не пойдешь одна.
– Почему?
– Просто пообещай, Оливия. Прошу, не испытывай меня своей дерзостью.
Моя дерзость – это единственное, что придает мне силы сейчас. Я зла, но напугана. Чувствую себя в безопасности, но уязвимой.
– Прошу, скажи, почему.
Он закрывает глаза, явно пытаясь набраться терпения.
– Помеха, – шепчет он со вздохом, все его тело напрягается, но сильные руки продолжают удерживать меня, когда я начинаю дрожать, задыхаясь. – Теперь пообещай.
Глаза у меня выпучены, мне страшно, слова не приходят.
– Оливия, пожалуйста, я умоляю.
– Почему? Кто вмешивается и почему они меня преследуют?
Он удерживает мой взгляд, изъясняясь со мной решительным взглядом так же внятно, как словами.
– Я не знаю, но кто бы это ни был, очевидно, он может предугадать мой следующий шаг.
Его следующий шаг? Осознание приходит как удар в солнечное сплетение.
– Ты не остановился? – выдыхаю я.
Это не так легко, как просто взять и уволиться.
Его клиенты. Все они могли получить его за стоимость от нескольких сотен до нескольких тысяч фунтов стерлингов. Теперь уже нет, и очевидно, некоторые из них просто так его не отпустят. Каждый хочет то, что не может получить, и теперь из-за меня, он еще больше недостижим.
– Я ушел неофициально, Оливия. Знаю, к какому это приведет скандалу. Мне нужно сделать все правильно.
Все вдруг становится предельно ясным:
– Они меня возненавидят, – Кэсси меня ненавидит, а ведь она даже не клиент.
Он согласно фырчит. А потом впивается в меня убедительным взглядом:
– Я не сплю с кем-то еще, – он произносит слова медленно и четко, отчаянная попытка быть понятым, а я ни на секунду не сомневаюсь в том, что он говорит правду. – Оливия, я ни к кому не прикасался и никому не позволял прикасаться ко мне. Скажи, что веришь мне.
– Верю. – Я не колеблюсь. Моя вера абсолютна, несмотря на сумятицу с отсутствием доказательств, кроме слов Миллера. У меня нет объяснения, как это может быть, но что-то глубокое и сильное направляет меня. Инстинкт, а инстинкт хранил меня до настоящего момента. Я за него держусь. – Я тебе верю, – подтверждаю еще раз.
– Спасибо. – Он притягивает меня в свои руки и обнимает с самым невероятным чувством облегчения. Я запуталась и шокирована. Женщин отвергли, и они меня преследуют? Они могут предугадать его следующий шаг. Они знают, что он намерен уволиться, и не хотят этого.
– У меня к тебе просьба, – выдыхает он мне в шею, его руки исследуют каждый дюйм моей спины.
– Какая?
– Никогда не переставай любить меня.
Качаю головой, размышляя, вспомнил ли он, как просил об этом прошлой ночью, когда им управлял алкоголь и усталость? Тогда вопрос: вспомнил ли он мой ответ?
– Никогда, – мои слова такие же решительные, какими были прошлой ночью, перед тем, как мы уснули, несмотря на короткую заминку в их озвучивании.
Глава 18
Нан ждет на пороге, когда мы останавливаемся на подъездной дорожке, руки скрещены на груди, настороженный взгляд сапфировых глаз направлен прямо на Миллера. Когда она направляется к нам по дорожке, я высматриваю тапочки на нее ногах – все что угодно, лишь бы избежать ее взгляда. Может, вчера ночью по телефону она и была понимающей и сопереживающей, но я знаю, что это еще не конец. Сейчас мы лицом к лицу. Бежать некуда. Она будет на него набрасываться, и он этого ожидает, судя по его тихому, задумчивому состоянию с тех пор, как мы вышли из его квартиры,
Теплая ладонь Миллера ложится на заднюю часть моей шеи, когда мы приближаемся, и он поглаживает ее, это его попытка снять мою нервозность. Зря теряет время.
– Миссис Тейлор, – говорит Миллер формально, останавливаясь вместе со мной.
– Хмм, – мычит она, не смягчая свой угрожающий взгляд. – Уже десятый час, – сейчас она говорит со мной, но продолжает удерживать Миллера своими полными подозрения глазами. – Ты опоздаешь.
– Я…
– Оливия сегодня не пойдет на работу, – прерывает меня Миллер. – Ее босс согласился дать ей отгул.
– В самом деле? – спрашивает она, седые брови удивленно взлетают. У меня такое чувство, что это я должна здесь объясняться, но вместо этого стою, болтаюсь как пятое колесо между этими двумя, когда Миллер продолжает говорить.
– Да, я забираю ее на целый день. Небольшая передышка и драгоценные минуты вместе.
Сдержать подступающий смех оказывается не сложно. Миллер настаивал на том, что мне нужен перерыв, возможность провести целый день с ним выпадает редко, и за нее нужно цепляться обеими руками. Только я не настолько наивна, чтобы думать, будто это единственная причина.
Миллер смотрит на меня с едва заметным подбадриванием во взгляде.
– Сходи наверх, прими душ.
– Ладно, – говорю я неохотно, понимая, что мне в любом случае придется оставить Миллера самому разбираться с бабушкой. Его настойчивость утром в квартире, будто у меня нет времени принимать душ, теперь имеет смысл. Это дает ему идеальную возможность поговорить с Нан наедине, пока меня не будет рядом.
– Иди, – подбодряет он меня ласково. – Я буду здесь.
Я киваю, покусывая губу, и совсем не тороплюсь оставлять их. На самом деле, я бы хотела развернуться и убежать, забрав Миллера с собой. Нан едва заметно кивает мне головой, таков ее способ сказать «катись отсюда». Это неизбежно, но если бы Миллер сам не выразил своего желания принести извинения, я бы сейчас не поднималась по лестнице черепашьим шагом, оставляя их поговорить. Я во всех подробностях рассказала Миллеру о нашем с бабушкой разговоре прошлой ночью, и он искренне улыбался, когда я поведала ему о том, что бабуля сказала мне об особой любви. Но бабуля не знает всех отвратительных подробностей, и так все и должно оставаться.
Достигнув верхней ступеньки, я оборачиваюсь: оба смотрят на меня, не готовые начать беседу, пока я нахожусь в зоне слышимости. Бабушка – настоящий авторитет, а мой педантичный, великолепный Миллер светится уважением. Потрясающий вид.
– Пошевеливайся, – говорит Миллер, широко улыбаясь. Он что, находит мое беспокойство забавным? Закатывая глаза и раздраженно вздыхая, прихожу к выводу, что ничего не могу сделать.
Захожу в ванную и в рекордное время принимаю душ. Вода холодная, но я не готова ждать, пока она станет более сносной, и кондиционер едва касается моих волос, а я его уже смываю. В голове куча всего для раздумий, мысли неприятные и беспокоящие, но они стираются от мысли о Нан, которая тычет пальцем в лицо Миллера, задавая свои хитрые вопросы, на которые, я надеюсь, Миллер найдет способ не отвечать.
Завернув в полотенце свое холодное мокрое тело, бегу по коридору, чтобы одеться, прислушиваясь к разгоряченным словам, – бабушкиным, по большей части – после чего врываюсь в спальню и бросаю полотенце в сторону.
– Ну, привет.
Я отпрыгиваю от двери, прижав руку к сердцу.
– Господи Боже!
Миллер сидит на кровати, прижимая телефон к уху, с дьявольской улыбкой на совершенном лице. Он не выглядит так, как будто только что подвергся словесной террористической атаке.
– Извинения, – говорит он в трубку, глядя при этом на меня. – Тут кое-что выяснилось. – Сбросив звонок, он позволяет мобильнику скользнуть к центру ладони, кончиками пальцев задумчиво постукивает по колену. – Замерзла?
Его односложный вопрос и точка, на которой сфокусирован его мерцающий взгляд, заставляют меня опустить глаза. Да, я замерзла, и это заметно, но мои затвердевшие соски сжимаются не совсем от холода, когда я чувствую его взгляд на себе.
– Немного, – говорю, руками прикрывая грудь, прячась от его глаз. – Где Нан?
– Внизу.
– Ты в порядке?
– Почему не должен быть? – Он спокоен и собран, никаких признаков беспокойства после выяснения отношений с защищающей меня бабушкой.
– Ну, потому что… просто… – я запинаюсь и путаюсь в словах, чувствую себя до глупого неудобно. Это смешно. Закатываю глаза и опускаю руки. – Что она сказала?
– Ты имеешь в виду, когда она постукивала по столу своим огромным ножом для разделки мяса?
– Она так не делала, – смеюсь я, но прекращаю свое нервное хихиканье, когда вижу, что Миллер остается абсолютно серьезным. – В самом деле?
Он убирает свой телефон во внутренний карман пиджака и встает, пряча руки в карманы брюк.
– Оливия, я не готов и дальше продолжать этот разговор, пока ты стоишь тут мокрая и голая. – Он качает головой, как будто стряхивая нехорошие мысли. Может и так. – Или оденься, или тащи сюда свое маленькое, прелестное тельце так, чтобы я мог им насладиться.
Выпрямляю спину, сопротивляясь искрам желания, которые как пули стреляют по комнате между мной и Миллером.
– Ты бы не проявил неуважение к бабушке, – глупо напоминаю ему.
– Это было до того, как она грозилась отрубить мне мужское достоинство.
Я смеюсь. Он серьезен, и Нан, вне всяких сомнений, была тоже.
– Так сейчас правила не работают?
Он гримасничает со злобными искорками в потрясающих глазах.
– Я оценил и пересмотрел риск, связанный с преклонением тебе в доме твоей бабушки.
– Правда?
– Да, самое хорошее заключается в том, что ты можешь предпринять меры, дабы снизить риск, – он снова говорит так, как будто ведет деловые переговоры.
– Например?
Красивые губы Миллера сжимаются в тонкую линию, пока он раздумывает над моим вопросом, а потом он подходит к моему стулу и поднимает его.
– Извини, – говорит он, ожидая, когда я отойду от двери, что я и делаю без всяких возражений и в изумлении наблюдаю за тем, как он спинкой стула подпирает дверную ручку. – Думаю, мы вполне можем приблизиться к наслаждению с нулевым риском. – Широко улыбаюсь, глядя на то, как он проверяет устойчивость стула, затем дверной ручки. – Да, – говорит он с довольным кивком смышленой головы. – Думаю, я исключил все непредвиденные обстоятельства, – он поворачивается ко мне и в течение нескольких секунд пристальным взглядом прожигает мою кожу. – Теперь я попробую тебя.
Ответ моего либидо молниеносен. Я в крайне отзывчивом настроении и рада видеть, что Миллер тоже. Доказательство видно через брюки.
– Оливия! – крик Нан пробивается сквозь сексуальное напряжение и убивает его на корню. – Оливия, я загружаю в машинку все белое. У тебя что-то есть? – Скрип половиц свидетельствует о ее скором появлении.
– Чертовски идеально, – рычит Миллер со стопроцентным бешенством. – Просто… блять… идеально.
Улыбаюсь и наклоняюсь, поднимая полотенце.
– Промахнулся с риском, – бормочу, оборачивая вокруг себя полотенце.
Скрывая свое возбуждение, он прожигает во мне дыры, ему явно невесело.
– Я не предвидел день стирки белого. – Отодвигает от двери стул и открывает ее, впуская бабушку с руками, руками белых вещей. Миллер цепляет на лицо фальшивую улыбку, но все же улыбку, а это по-прежнему редкость, даже если она фальшивая. Не то чтобы Нан могла догадаться. – Вам следует нанять кого-то, кто бы делал эту работу за вас, миссис Тейлор.
– Пфф! Богатеи! – Она рукой отодвигает его со своей дороги и проходит по комнате, подбирая все белое на своем пути. – Я не боюсь трудной работы.
– Миллер тоже,– встреваю я. – Он убирает и готовит.
Нан замирает, перебирая в руках вещи белого цвета.
– Ох, так это мой возраст предполагает необходимость в помощи, хммм?
Ухмыляюсь при виде того, как Нан пробивает Миллера презрительным взглядом, отчего он, чувствуя себя неловко, переминается в своих дорогих туфлях.
– Не совсем, – говорит он, устремляя на меня умоляющий взгляд. Я же собой довольна. Теперь он ухватит суть. Она может быть занозой в королевской заднице, и я напомню ему об этом, когда он в следующий раз упрекнет меня за употребление таких слов в ее адрес. – Я не имел в виду…
– Оставьте это при себе, мистер, – фыркает она, проходя мимо него и хитро мне подмигивая. А потом она останавливается передо мной и пробегает глазами вверх и вниз по белому полотенцу на мне. Тому, что прикрывает мою наготу. – Я забираю белое, – говорит она, озорно мне улыбаясь.
– Ну, это можно будет забрать в следующую загрузку, – подтягиваю полотенце, щурюсь в предупредительном жесте.
– Но машинка не будет полной. – Она жестом показывает на кучу белья в руках, едва заметно мотнув головой. – Ужасная трата воды и электроэнергии. Я должна заполнить машинку.
Мои губы поджимаются, ее расходятся в улыбке.
– Тебе стоит забить свой рот, чтобы не могла говорить, – грублю я, отчего ее улыбка становится еще шире. Неисправимая старая распутница.
– Миллер! – возмущается она. – Ты слышишь, как она разговаривает с пожилой женщиной?
– Слышу, миссис Тейлор, – отвечает он поспешно, обходит ее невысокую, полноватую фигуру и останавливается позади меня, с серьезным видом глядя на Нан. Она хитрюга, разыгрывающая из себя старую милую леди. Мне это виднее, я уверена, Миллеру тоже. Он наклоняется так, что его подбородок теперь у моего уха, его рука обвивается вокруг моей талии, так что широкая ладонь накрывает мой прикрытый полотенцем живот. – У меня в машине есть яблоко, оно идеально подойдет вашему ротику. Стоит схитрить.
– Ха! – смеюсь я.
Бабуля в ужасе вдыхает, глаза сочатся бешенством.
– Ну!
– Ну, что? – спрашиваю. – Заканчивай со своими открытыми, старыми как мир трюками, Нан. Уже не ново.
Она мгновенно закипает, глядя то на меня, то на Миллера, чей подбородок все еще удобно пристроен над моим плечом. Беру его руку на своем животе и сжимаю, поворачиваю голову, чтобы только одним глазком поймать его красивые черты. Он ярко улыбается и крепко целует меня в губы.
– Уважение! – визжит бабушка, уничтожая наш момент. – Проявите его ко мне! Хоть каплю! – Она срывает с меня полотенце.
– Нан!
Она грозно смеется, смешивая его с остальной кучей белья.
– Будешь знать!
– Блин! – Хватаю первое попавшееся, прикрывая свою наготу… Так уж случилось, что это рукаи Миллера.
– Ох! – бабушка корчится, не в силах сдержать смех, когда прижимаю руки Миллера к своей груди.
– Ну, снова привет, – шепчет он мне на ухо, несильно сжимая ладони.
– Миллер!
– Ты сама их туда положила! – смеется он, самой большой своей моей ошибкой провоцируя панику.
– Чтоб тебя! – кричу, отталкивая его руки и, подбежав к постели, срываю покрывало, прикрываясь. Лицо пылает, Нан в ударе, а Миллер, хихикая себе под нос, совсем не помогает. Это самый прекрасный вид, только мое раздражение и смущение не позволят оценить этого в достаточной мере.
– Не подначивай ее! – Это по стольким причинам не правильно!
– Прости, – он пытается сдерживаться, одергивая костюм, но плечи его все еще подрагивают.
– Нан, выметайся!
– Ухожу. Ухожу, – она устало вздыхает, направляясь к двери. Знаю, она только что хитро ему подмигнула, потому что он быстро отводит от нее взгляд, поджимая губы. Он продолжает поправлять свой костюм, что вполне нормально, только лихорадочные движения рук и напряженные плечи превращают простой жест в прием отвлечения. Мне вообще не смешно к тому времени, как она уходит с высоко поднятой головой и, хихикая, спускается по лестнице.
Справившись с грудой ткани вокруг себя, марширую к двери и захлопываю ее за бабулей, отчего Миллер удивленно вздрагивает. Он больше не в силах сдерживать свой восторг.
– Предполагается, что ты должен быть на моей стороне, – выпаливаю, пиная ткань, запутавшуюся в ногах.
– Так и есть, – смеется он. – Честно.
Смотрю угрюмо, как он подходит ко мне и, убрав покрывало, заключает меня в объятия.
– Она сокровище.
– Она заноза в заднице, – подытоживаю, и мне все равно, буду ли за это отругана. – Что она сказала?
– Я уже говорил, мое мужское достоинство под угрозой.
– Это не значит, что ты должен ей потакать из страха его потерять.
– Я не потакал.
– Да, потакал.
– Если твоя бабушка счастлива демонстрировать твое обнаженное тело в моем присутствии, я возражать не обираюсь. – Он несет меня к кровати и садится на нее со мной на руках. – Фактически, я буду весьма благодарен за это.
– Не демонстрируй свою благодарность так охотно, – бормочу я. – И я люблю, когда ты смеешься, но не надо мной.
– Ты бы хотела, чтобы я тебе демонстрировал свою признательность?
