355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джоди Эллен Малпас » Одна отвергнутая ночь (ЛП) » Текст книги (страница 23)
Одна отвергнутая ночь (ЛП)
  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 20:30

Текст книги "Одна отвергнутая ночь (ЛП)"


Автор книги: Джоди Эллен Малпас



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Глава 25

Его многоквартирный дом кажется неприветливым, украшенный зеркалами вестибюль холодным и тихим. Консьерж, когда я прохожу мимо него, приподнимает шляпу, стук моих каблуков разбивает зловещую тишину и эхом раздаётся в просторном помещении. Я не вызываю лифт, вместо этого открываю дверь, ведущую к лестничному пролёту, надеясь, что энергия, которая понадобится мне, чтобы подняться на десять пролётов, успокоит хоть немного злости, сжигающей мен изнутри.

Мой план проваливается. Я буквально взлетаю по лестнице и спустя очень короткий промежуток времени уже вставляю ключ в его блестящую черную дверь, с полным отсутствием признаков затухания злости. Точно понимая, куда мне нужно, я тихо прохожу по его квартире в кухню и начинаю перерывать ящики. Нахожу то, что искала, и мчусь в его спальню, открывая дверь в гардеробную.

Стоя на пороге, вооружённая самым большим ножом, который смогла найти, я осматриваю три стены множеством вешалок, увешанных сшитыми на заказ дизайнерскими костюмами и рубашками. Или масками. Для меня это маски. Что-то, за чем скрывается Миллер. Его броня и защита.

С этой мыслью я ору, сорвавшись, и начинаю сбрасывать ряды и ряды дорогой одежды. Кромсаю их, хаотично вонзаясь в дорогой материал ножом, желая изрезать в полоски. Сила в моих руках упрощает задачу, ярость – мой друг, нож уже использован и выброшен, я голыми руками разрываю всё, что попадается на глаза.

– Ненавижу тебя! – кричу, цепляясь за его галстуки.

Я перешагнула грань психических срывов, которые в последнее время так часто демонстрировал Миллер, и успокаиваюсь я, только когда вся его одежда превращается в разодранную кучу тряпок. А потом я падаю на пол, истощенная, дышать трудно, пялюсь на кучу испорченной одежды вокруг. Я не думала, что порча его масок заставит меня почувствовать себя лучше, так и вышло. Руки теперь болят, лицо горит, а горло саднит от криков. Я сама такая же большая свалка, как та, что здесь вокруг. Отползая, нахожу комод, что стоит прямо по центру гардеробной Миллера, и прислоняюсь к нему, туфли потерялись где-то в этой куче, платье задралось до талии. Я просто сижу тут молча, задыхаясь, очень долгое время, и спрашиваю себя… Что теперь? Разрушительное поведение могло отвлечь меня от мыслей, только облегчение было коротким. Настанет момент, когда я разрушу всё, возможно, даже себя. До неузнаваемости. Что мне делать тогда? Я уже балансирую на грани самоуничтожения.

Бессильно опускаю голову, а вскоре вздрагиваю от жуткого стука, разлетевшегося по квартире. Замираю, воздух застревает в горле. А потом начинаются удары. Я парализована уже знакомым чувством страха, просто сижу здесь и слушаю повторяющиеся удары по входной двери, глаза распахнуты, сердце грозит вырваться из груди. Смотрю на беспорядок вокруг. И замечаю нож. Медленно подняв его, смотрю, как в моей руке переливается лезвие. А потом я поднимаюсь на трясущихся ногах. Вероятно, мне стоит спрятаться, только босые ноги идут сами по себе, рука с силой сжимает рукоятку ножа. По останкам одежды Миллера иду на грохот, настороженно, с опаской, пока не прокрадываюсь в коридор и не заглядываю в гостиную. Отсюда мне видно прихожу и то, как дверь сотрясается от непрекращающихся сильных ударов.

А потом всё стихает и опускается пугающая тишина. Я делаю шаг вперёд, проглотив свой страх, намереваясь посмотреть в лицо неизвестной угрозе, но замираю, когда раздается щелчок замка, и дверь с грохотом распахивается.

Я отскакиваю в шоке, в ушах стучит, от этого стука перед глазами мутнеет и теряются ориентиры. Только спустя несколько ужасающих секунд я понимаю, кто передо мной. Он, кажется, слетел с катушек, меня шокирует собственное возмущение после того, что я вытворила в его гардеробной. Он ополоумел, вспотел и тяжело дышит, почти вибрируя от гнева.

Он меня не увидел. Дверь с грохотом закрывается, и он в оборотную её сторону впечатывает кулак, оставляя трещину на полированном дереве, Миллер рычит, разбив кулак, и я с тревогой отступаю.

– Блять! – Его ругань разлетается по просторной квартире, пробивая меня со всех сторон, от чего я съеживаюсь на месте. Хочу подбежать к нему и помочь, или накричать, что не заметил моего присутствия, но я не смею заговорить. Он слетел с катушек, и я спрашиваю себя, что могло стать причиной его дикого срыва. Его собственные препятствия? Я стою, растерянная и подавленная, смотря, как тяжело вздымается и опадает его спина, пока стихает эхо его рокота. Спустя доли секунды его плечи заметно напрягаются, и он разворачивается лицом ко мне. Совершенство Миллера исчезло. Ком в горле увеличивается, душа меня, и я закусываю нижнюю губу, останавливая всхлип, готовый сорваться. Капельки пота стекают по его вискам, просачиваясь под пиджак, только ему плевать на вероятность того, что дорогой костюм будет испорчен. Бешеным взглядом он смотрит в мою сторону, а потом запрокидывает голову и кричит в потолок, падая на колени.

Пораженчески опускает голову.

И Миллер Харт плачет – это сильные, сотрясающие тело рыдания.

Ничто не смогло бы причинить мне большей боли. Годами сдерживаемые эмоции вырываются из него, и я ничего не могу сделать, только наблюдать, сердце за него обливается кровью. Моя собственная агония уступает место боли за страдания этого, сбивающего с толку мужчину. Хочу держать его и успокаивать, только ноги весят как будто тысячу тонн и отказываются нести меня к нему. Я просто не могу. Пытаюсь произнести его имя, но не выходит ничего, кроме болезненного вдоха.

Проходит вечность. Я выплакала море слёз, так же, как Миллер, хотя, относительно него это, вероятно, в буквальном смысле. Я начинаю спрашивать себя, остановится ли он когда-нибудь, когда он поднимает пораненную руку и проводит ей по щекам, смешивая слёзы с каплями крови.

Он поднимает голову, открывая своё испачканное лицо и синие, красные от слёз, глаза. Только он не позволяет себе смотреть на меня. Делает всё, что угодно, чтобы избежать со мной зрительного контакта. Беспокойный, он поднимается с пола и идёт в мою сторону, я отступаю, но он просто проходит мимо, по-прежнему отводя глаза, и направляется в спальню. Бросаю на стол холодное оружие и, наконец, заставив свои ноги передвигаться, иду за ним. Он, мечась по спальне, снимает пиджак, жилетку и рубашку, после чего заходит в ванную. Белье брошено в сторону, на полу в спальне разбросана снятая им одежда. Замерев в шаге от двери в ванную, он скидывает ботинки и носки, снимает брюки и боксеры, оставаясь обнажённым, спина блестит от капелек пота.

Он не решается на дальнейшие действия, стоит молча, голова опущена, мышцы рук напряжены от сильного сжатия дверного косяка. Не зная, что делать, но понимая, что больше не могу видеть его в таком состоянии, я осторожно начинаю к нему приближаться, пока не останавливаюсь достаточно близко, чтобы почувствовать его мужской запах вперемешку с запахом пота, покрывающего его тело.

– Миллер, – говорю тихо, поднимая и протягивая к нему руку, осторожно дотрагиваюсь до его плеча, с резким вдохом приходится сдерживаться, чтобы не отдернуть руку. Он горячий, как кипяток, только мне не приходиться долго терпеть этот жар. Он, дернувшись, шипит, заставляя меня дернуться от такой реакции, и направляется к душу, заходит в кабинку и включает воду.

Он безумен в своих намерениях. Схватив губку и налив на неё гель для душа, он небрежно бросает на пол бутылку и начинает тереть свою кожу. Мне страшно, не только из-за несвойственной ему небрежности, но и из-за его настойчивости очистить своё тело, с такой грубостью. Он натирает себя с силой, везде, ополаскиваясь и снова добавляя гель. Пар быстро окутывает большое пространство ванной комнаты, говоря мне о том, что душ слишком горячий, но ему, как будто, всё равно.

– Миллер, – я делаю несколько шагов, всё больше и больше волнуясь о том, как душно здесь становится. – Миллер, пожалуйста! – ладонью ударяю по стеклу, пытаясь привлечь его внимание. Его волосы промокли и спадают на лицо, мешая глазам, только его это не останавливает. Смесь ужаса и гнева вложена в отчаянные движения губки на его теле. Он же покроется волдырями. – Миллер, прекрати это! – Я пытаюсь войти в душ, полностью одетая, но отскакиваю, когда на меня попадает вода. – Блин! – Она обжигающе горячая. – Миллер, выключи воду!

– Я не могу этого вынести! – кричит он, хватая с пола бутылку с гелем и, сжав её в руке, выливает всё на себя. – Они пачкают меня! Я чувствую их даже сквозь одежду!

От его громких и четких слов у меня сжимается горло. Но это меня волнует меньше всего. Он сильно себе навредит, если я его оттуда не вытащу.

– Миллер, послушай меня, – я стараюсь говорить спокойно, но не получается сдержать волнительную дрожь в голосе.

– Я должен очиститься! Мне надо стереть с себя все их следы.

Мне нужно зайти и выключить душ, но даже отсюда вода ошпаривает.

– Выключи душ! – кричу, потеряв самообладание. – Миллер, выключи грёбаный душ! – Он игнорирует меня и, прекратив скоблить грудь, переходит к рукам, тогда я замечаю красные пятна, появляющиеся на его грудных мышцах. Это приводит мою тушу в действие прежде, чем я успеваю осознать степень боли, которую получу, Я уже в душе, в поисках контроля держусь за стену. – Блин, блин, блин! – кричу, когда меня со всех сторон атакует кипяток.

Я отталкиваю Миллера со своего пути, вырывая его из этого безумства, и лихорадочно закручиваю краны, чтобы остановить поток обжигающей боли, льющийся на нас с Миллером. Когда вода, наконец, перестаёт литься, я спиной прижимаюсь к стене, усталая, кожу щиплет от боли, а я жду, когда рассеется пар, открывая обнаженное, неподвижное тело Миллера. Он одеревенел. Нет ничего на лице, от которого замирает сердце, нет даже тени дискомфорта после стояния под кипятком гораздо дольше меня.

Подхожу к нему и нежным движением руки убираю с его лица волосы, попутно выдыхаю, сдерживаемый в легких воздух.

– Никогда больше не пытайся меня оттолкнуть, – предупреждаю его твёрдым голосом. – Я люблю тебя, Миллер Харт. Всего тебя.

Его измученные синие глаза медленно поднимаются по моему промокшему, тяжёлому телу и смотрят на меня с тоской.

– Как? – он шепотом задает простой, разумный вопрос. Этот мужчина сводит мою жизнестойкость к абсолютному максимуму. От бросает меня из всеобъемлющего отчаяния в всепоглощающее удовольствие. Он делает меня безрассудной, глупой, слепой… и делает меня сильной.

Я могла бы полюбить его только лишь за то, что он прикоснулся к моей душе.

– Я люблю тебя, – повторяю, не чувствуя необходимости объяснять это, даже Миллеру. – Люблю тебя, – шепчу. – Я не сдамся без боя. Я буду сражаться с каждым и выиграю. Даже с тобой. – Ладонью накрываю его затылок и притягиваю к себе, смотря, как он невидящим взглядом изучает моё лицо. – Я достаточно сильная, чтобы любить тебя. – Губами прижимаюсь к его губам, разжигая наше воссоединение, язык ласково пробирается ему в рот, и я добиваюсь его стона, а потом он отстраняется.

– Я не мог так поступить, – говорит он тихо. – Не мог так поступить с тобой, Ливи. – Он поднимает меня, и я ногами обхватываю его бёдра, но, беспокоясь о его чувствительной сейчас коже, руки я держу на его плечах. И всё же, не могу удержаться, и лицом прижимаюсь к изгибу его шеи. Щекой прижимаюсь к его плечу и вдыхаю егозапах , меня переполняет утешение, которое он даёт мне через прикосновения. Он не мог так поступить.

– Я хочу преклоняться тебе, – говорю ему в шею, моё теплое дыхание сталкивается с его разгорячённой кожей. Эта смесь почти нестерпима. Мне нужно напомнить ему, что у нас есть. Мне нужно показать, что я могу это сделать. Что он может это сделать.

– Здесь я преклоняюсь.

– Не сегодня.

Встаю на ноги и вывожу его из душа, подвожу к постели и толкаю на покрывало. Он вытягивается во весь рост и просто наблюдает, как я укладываю его конечности, пока не убеждаюсь, что ему комфортно. Потом я целую его невозмутимое лицо и оставляю немного передохнуть, пока сама набираю ванну. Удостоверяюсь, чтобы вода была только тёплой, и заглядываю в его возмутительно чистый шкафчик, аккуратно, так чтобы не испортить его идеальное расположение бутылочек, тюбиков и баночек, я перебираю их, пока не нахожу пену для ванн. Тот бардак, что я натворила в его гардеробной, как раз то, что может его надломить, но я разберусь с этим позже. Я не настолько наивна, чтобы думать, будто пикник в парке и поцелуй под дождём совсем стёрли навязчивые идеи Миллера.

Оставив ванну набираться, я снимаю мокрое платье и возвращаюсь в спальню, где принимаюсь собирать его разбросанную одежду, вероятно, единственную, что осталась у него в целости. Аккуратно всё складываю и стопкой оставляю на комоде, поднимаю глаза, чувствуя, как взгляд синих глаз опаляет мне кожу.

– Что? – спрашиваю, переминаясь под его пристальным взглядом.

– Просто думаю, как мило ты смотришься, убирая мою спальню. – Он переворачивается на бок и рукой подпирает голову. – Продолжай.

Боль продолжает стихать, и я улыбаюсь, от чего в его синих глазах загораются прежние искры. Знакомые и успокаивающие.

– Хочешь выпить?

Он кивает.

– Какие-нибудь предпочтения?

Качает головой.

Начиная хмуриться, иду к выходу из комнаты, и, оглянувшись, вижу, как он провожает меня пристальным взглядом, пока я не исчезаю из виду. Я тороплюсь, пробежав по коридору в гостиную, и останавливаюсь у шкафчика с выпивкой.

Хватаю низкий стакан, убедившись, что это один из тех, из которых обычно пьет Миллер. А потом я поступаю действительно профессионально, закрыв глаза и махнув рукой, пальцем наугад указываю на бутылку скотча. Довольная своим случайным выбором, я наполовину наполняю стакан, при этом пролив немного.

– Дерьмо, – ругаюсь после того, как слишком неуклюже ставлю бутылку на место, лязгнув ей по другим бутылкам.

Сейчас я в отчаянии по другим причинам. Очаровательно, даже немного странно, учитывая, что мужчина в соседней комнате довёл эти действия до изящного искусства. Я нет.

Закатываю глаза и подношу стакан к губам, делаю глоток и тут же закашливаюсь от привкуса.

– О Боже! – поджимаю губы, сморщив лицо, и поднимаю стакан, с отвращением глядя на темную жидкость. – Гадость, – бормочу, разворачиваясь, и возвращаюсь к Миллеру.

Он по-прежнему лежит на боку и смотрит на дверь, когда я вхожу.

– Скотч, – объявляю я, поднимая со всплеском стакан жидкости, он глазами проходится по стакану и возвращается ко мне. Но ничего не говорит, продолжая молчать.

Я задумчиво иду к постели, удерживая его взгляд, и, подойдя к нему, протягиваю руку. Он не спеша поднимает мускулистую руку и забирает у меня стакан. А потом он до боли лениво моргает, так что мне приходится скрестить ноги, останавливая сильнейшую пульсацию внизу живота. Один только факт, что эти знакомые черты лица сейчас передо мной, доставляет удовольствие, не важно, специально он это делает или нет. Напряжение внутри вернулось, он, растрёпанный, рядом. Я вижу яркий свет надежды.

– Я наполнила ванну, – говорю, глядя, как он подносит к губам скотч и делает томный глоток. – Не слишком горячую.

Короткий момент он смотрит на стекло в своей руке, а потом, лениво облизнув свои восхитительные губы, заставляет меня плавиться.

– Иди ко мне, – вслед за своей просьбой он наклоняет голову, и я ложусь рядом с ним, позволяя ему притянуть меня к своей груди так, что одной рукой он держит выпивку, а другой перебирает мои волосы.

– У тебя костяшки на руках воспалились, – говорю, наслаждаясь своей зоной комфорта, даже с учётом того, что события, которые меня сюда привели, убивают нас.

– С ними всё в порядке. – Он губами прижимается к моей макушке и больше ничего не говорит. Я чувствую и слышу, как он то и дело отпивает скотч, и, радуясь такому с ним тесному контакту, всё же хочу осторожно вытянуть из него объяснения.

Я неохотно отстраняюсь от твердой и теплой безопасности его груди и беру его за руку. Он хмурится, но всё же позволяет мне помочь ему подняться и провести в ванную с выпивкой в руке. Гигантских размеров ванная наполнилась достаточно, так что я выключаю кран, после чего даю ему сигнал забираться. Он молча ставит свой стакан на ближайшую столешницу, и я, наконец, нахожу уместным провести пару тихих секунд, рассматривая его наготу, пока он стоит ко мне спиной. Очертания мышц на его спине резкие, выделяющиеся лучами света, который падает сверху вниз; а ягодицы его гладкой задницы крепкие, плавно перетекающие в длинные, стройные ноги, а затем в идеальной формы икры. Не обращаю внимания на следы от ногтей. Этот безупречно сложенный мужчина абсолютно испорчен. Он повреждён, более чем, и верит в то, что ему уготован ад. Мне необходимо узнать, почему он так уверен в своей судьбе. Я хочу быть той единственной, что сможет изменить его учесть.

Миллер разворачивается и мой взгляд, до этого счастливо рассматривающий его задницу, теперь в упор смотрит на кое-что еще, твёрдое и гладкое…. в полной боевой готовности. Мой взгляд взлетает к искрящимся синим глазам на его бесстрастном лице. И я краснею. Почему я краснею? Щеки горят под его пристальным взглядом, и я переминаюсь босыми ногами, внутри всё пробивает вспышками настоящего, необузданного и неумолимого желания. Всё моё самообладание вылетело в трубу. Прежняя решительность сбита его пьянящим присутствием.

– Я хочу доставить тебе удовольствие, – выдыхаю, заведя руки за спину, и расстегиваю лифчик, позволяя лямкам соскользнуть по рукам, а лифчику упасть к моим ногам. Его взгляд опускается к моим трусикам, и я выполняю его молчаливую просьбу, не спеша их снимая. Теперь мы оба обнажены, его желание смешивается с моим, образуя крепкий коктейль, наполняющий тихий воздух между нами. Я киваю в сторону ванной. Либо это, либо я упаду на колени и буду умолять его доставить мне наслаждение в стиле преклонения Миллера, только мне необходимо показать ему, что я сильная, что я могу ему помочь.

Он облизывает губы в последней отчаянной попытке заставить меня содрогнуться. Использую всё свою выдержку, сохраняя стойкость, и снова киваю в сторону ванной. Его губы не улыбаются, зато улыбаются глаза. Он поднимается по ступенькам и опускается в пенистую воду.

– Окажешь мне честь присоединиться? – спрашивает он тихо.

Вместо ответа я не спеша поднимаюсь по ступенькам, выиграв время, чтобы просчитать наиболее выгодное положение и опуститься позади него. Кивком головы прошу его подвинуться вперед, что он и делает с едва заметной складкой между бровей, освобождая для меня пространство за собой. Расставив ноги, руками обвиваю его плечи и притягиваю его к своей груди. Его темные, мокрые пряди щекочут мне щеку, он кажется слишком тяжелым, несмотря на то, что вода облегчает его вес, но я обвиваюсь вокруг него, вдыхаю его, даря своё.

– Такое приятное чувство. – Его голос звучит ласково и низко. Умиротворённо.

Я согласно мурлычу, обнимая его плечи, лишая возможности сбежать, хотя и попыток-то нет. В ответ он расслабляется, откинув голову, и поглаживает мои икры, лежащие на его животе.

– Просто не будет, – его слова выходят на грани боли. Они сбивают меня с толку. Я ведь и так это знала.

– Просто не было и вчера, и позавчера, но в тебе был огонь бороться. Что изменилось?

– Проверка на практике.

Хочу заглянуть ему в лицо, но боюсь того, что могу увидеть в его глазах.

– Что ты имеешь в виду?

– Некоторые решения я не в праве принимать, – он говорит тихо, нехотя. Напряжение в моем теле не скрыть, и я знаю, что он его почувствовал, потому что успокаивающе сжал мои икры. Не уверена, что Миллер сам покоен, поэтому его попытка с треском проваливается.

Я пытаюсь понять, что бы это значило, и прихожу к единственному очевидному ответу.

– Поясни, – командую строго, так что он поворачивает ко мне лицо и нежно кусает меня за щеку.

– Как пожелаешь.

– Желаю, – подтверждаю я.

– Я цепями прикован к этой жизни, Оливия, – он не смотрит на меня, делая это шокирующее заявление, заставляя меня ласково накрыть ладонью его щеки и приподнять его лицо так, чтобы могла его увидеть, и всё это время в голове стучат слова Тони.

Снова использую его односложный приказ:

– Поясни. – А потом ласково целую его в красивые губы, надеясь вернуть ему хоть немного силы, которой он меня наполняет. Танец наших губ медленный, и я понимаю, что он будет делать это вечно, если я не разорву поцелуй, что и делаю. Вопреки желанию. – Расскажи мне.

– Я задолжал им.

Пытаюсь сохранять смелое выражение лица, но эти слова вселили в меня страх. Есть два вопроса, которые я должна задать в ответ на его заявление, и я не могу решить, какой из них должен быть первым.

– В чём ты им задолжал?

Он, моргнув, вздыхает с некомфортным чувством. Ощущаю, как он в процессе нашего разговора всё больше и больше упрямится, это очевидно. Односложные ответы – верный тому признак. Он заставляет меня спрашивать, вместо того чтобы самому поделиться.

– Они дали мне контроль.

Еще один непонятный ответ увеличивает пустоту, провоцируя дальнейшие вопросы.

– Поясни, – мой голос становится нетерпеливым, хотя я изо всех сил стараюсь этого не допустить.

Он отстраняется от моей ладони и отворачивается:

– Помнишь, я объяснял тебе свой талант?

Я пялюсь на его затылок, желая напомнить ему о манерах:

– Да, – слово выходит медленным и настороженным, отчего его передёргивает.

– Мой талант заработал мне определённую степень свободы.

– Я не понимаю. – Запуталась еще больше.

– Я был обычным парнем-проституткой, Ливи. Я ничего не контролировал, и меня никто не уважал, – он взрывается, заставляя меня вздрогнуть. – Я сбежал из приюта в пятнадцать. Четыре года провёл на улицах. Там я и встретил Кэсси. В поисках крыши над головой вламывался в пустующие дома. Я проглатываю шок, чтобы не прерывать его, но он поворачивается и видит моё потрясённое выражение лица. – Ставлю на то, что ты бы никогда не подумала, что твой мужчина был профессиональным взломщиком.

Что он хочет мне этим сказать? Нет, не подумала бы, но я также не подумала бы, что он может быть в эскорте, наркозависимым… Я мгновенно останавливаю ход своих мыслей. Я могла бы перечислять ещё очень долгое время. А Кэсси? Она тоже была бездомной?

Миллер быстро улыбается и отворачивается от моего шокированного лица.

– Они нашли нас. Ввели в работу. Но я, ко всему прочему, был красив, я был хорош. Так что, они вытащили меня из низов и использовали самые мои ценные качества. Гламур и секс. Я делаю им баснословные деньги. Эксклюзив.

Всё во мне немеет, словно жизнь вытекает из моего тела, по мокрой коже ползут жуткие мурашки. Это происходит слишком часто. И я лишена дара речи. Вытащили из низов?

– Ты мой эксклюзив, – не могу придумать, что ещё сказать, кроме как заверить его в моих чувствах, заставить почувствовать себя больше, чем просто ходячей, разговаривающей машиной для получения удовольствий. – Ты мой особенный, но особенный, потому что красивый и любимый, а не потому что даришь мне крышесносные оргазмы. – Небрежно целую его затылок, крепче прижимая к себе.

– Но в этом тоже есть своя заслуга, так ведь?

– Ну… – я не могу этого отрицать. То, что он заставляет меня чувствовать физически, потрясающе, но это даже близко не стоит с тем, что он заставляет меня чувствовать эмоционально.

Он издает смешок, раздражая меня, не потому что здесь нет ничего смешного, а потому что я не вижу его улыбку.

– Можешь уже признать это, Ливи.

Поворачиваю его лицо к себе и вижу эту яркую мальчишескую улыбку.

– Ладно, да, но люблю я тебя по другим причинам, нежели чем за твои сексуальные способности.

– Но я хорош. – Улыбка становится еще ярче.

– Самый лучший.

Его улыбка мгновенно исчезает:

– Тони звонил мне.

Я снова напрягаюсь. Каждой клеточкой. Камеры были выключены, но Тони видел меня. Он всё рассказал Миллеру? Я не уверена, хотя то, как Миллер сорвался той ночью у «Ice», могло с легкостью заставить его молчать. Миллер изучает меня, оценивая реакцию. Я должно быть выгляжу виноватой, как последняя грешница.

– Я…

– Не говори мне, – он отворачивается от меня. – Я, вероятно, захочу убить.

Мой взгляд мечется по ванной комнате, я мысленно благодарю всех богов за решение Миллера отключить все камеры. Ненавижу себя за такую реакцию и ненавижу то, что он всё знал наперёд. В попытке отмахнуться от чувства вины и мыслей Миллера я задаю свой следующий вопрос.

– А Кэсси?

– Я убедил их взять её со мной.

Хочу обидеться на него за эту просьбу, но сожаление останавливает.

– Эксклюзивность даёт мне силу, власть. – Он вздыхает. – Я сам выбираю клиентов, назначаю устраивающие меня встречи и устанавливаю свои собственные правила. Одно из них – не прикасаться. Им не надо было трогать меня, чтобы достичь своей цели, а мне осточертело быть вещью. Поцелуи – это очень личное. – Он снимает с себя мои ноги и поворачивается, нависая надо мной. Привычным движением руки убираю с его лба непослушную прядь волос. – Ощущать чей-то вкус – это личное. – Он подтягивается повыше и языком врывается в мой рот, со стоном нежно покусывает мои губы. – В секунду, когда я впервые ощутил твой вкус, я понял, что ввязываюсь, во что не должен. Но ты так чертовски хороша.

Я ногами обвиваю его бёдра, меня пробивает острое желание, а в голове вертится вопрос, смогу ли я когда-нибудь его отпустить. Думаю, сейчас я понимаю его чуточку больше. Не считая нашей ужасной встречи в отеле, он никогда не делал ничего, кроме преклонения мне. Он позволяет мне прикасаться и целовать его. Он хочет близости со мной.

– Кто эти «они»? – спрашиваю напротив его рта. Непонятные слова Тони вдруг становятся ясными. Он знает. Знает, кто «они».

– Я скорее умру, чем представлю тебя им, – он прикусывает мою губу и пропускает между зубами. – Именно поэтому мне нужно, чтобы ты мне доверилась, пока я с этим разбираюсь. – Взгляд умоляющий. – Сможешь сделать это для меня?

– С чем разбираешься? – мне это совсем не нравится.

– Много с чем. Я прошу тебя, умоляю, не бросай меня. Я хочу быть с тобой. Всегда. Только ты и я. Мы. Теперь это всё, что я вижу, Оливия. Всё, чего я хочу. Но я знаю, что они сделают что угодно, чтобы забрать тебя у меня. – Подняв руку, он кончиками пальцев проводит по моей щеке, а подушечкой большого пальца поглаживает мою нижнюю губу. Он подотчётный кому-то – кому-то нехорошему. – Я задолжал им.

– Что задолжал? – Абсурд какой-то!

– Они забрали меня с улиц, Ливи. Им, им я обязан жизнью. Я делаю им очень большие деньги.

Не представляю, что сказать, и уж точно, не могу понять, как «они», кем бы эти они ни были, могут удерживать его в этом мире вечно. Пожизненные обязательства – это слишком высокая цена. Они не могут ожидать этого.

– Я ни с кем не занимался сексом с тех пор, как встретил тебя, Оливия. Скажи, что веришь мне.

– Я тебе верю. – Даже не колеблюсь. Я доверяю ему.

– Я знаю этих женщин. Не могу дать людям повод задавать вопросы. Не могу позволить им узнать о тебе.

Когда слова обретают смысл, появляется осознание, и внутри зарождается паника.

– Как же та женщина в «Quaglino’s»? – Я помню её лицо: шок, восторг, а потом самодовольство. Он говорила, что не болтушка. Только я не верю.

– Я знаю слишком много грязи о Кристал, и она это понимает. Здесь беспокоиться не о чем.

Даже не собираюсь спрашивать, что это за грязь. Не хочу знать.

– Тони и Кэсси, – напоминаю ему. Я не доверяю Кэсси, ни капли.

– Мне нет нужды беспокоиться, – он абсолютно убеждён, и я не уверена, лучше мне от этого или хуже. Связан? Закован? Умрёт прежде, чем представит меня этим людям? Тони и Кэсси знакомы с этими людьми, и им известны последствия наших отношений.

Но сколько людей видели нас вместе? Мы были в клубе, в магазине и в парке. Взгляд мечется повсюду.

– Нас мог увидеть кто угодно, – мой голос звучит взволнованно, что нормально, потому что так и есть.

– Я ликвидировал последствия там, где было необходимо.

– Подожди! – смотрю на Миллера. – Тот раз, когда ты нашёл меня в больнице.

Он вспоминает, это понятно по выражению дискомфорта на его лице, и всё же я не даю ему шанса подтвердить это или опровергнуть.

– За нами следили, так ведь? Ты бросил машину и увёл нас в метро, потому что за нами следили. – Сколько же раз за нами следили? Сколько раз следили за мной? – Им уже известно обо мне?

Миллер вздыхает:

– Есть признаки. Я был неосторожен. Показал тебя. Я думал… – он молчит несколько секунд, но ни к чему не приходит.

Признаки? Мне не нужны разъяснения. Мой наивный мозг всё прокручивает.

– Я разбираюсь со всеми, кто может что-то рассказать.

– Как?

– Не спрашивай, Оливия.

Я поджимаю губы, чувствуя себя обманутой.

– Та женщина видела меня в твоей квартире.

– Знаю.

– Так, что ты ей сказал?

Он вдруг отводит от меня глаза, так что я придерживаю его за подбородок и надуваю губы:

– Я сказал ей, что ты заплатила.

– Что? – Выдыхаю. – Ты сказал ей, что я клиентка?

– Ничего другого не оставалось, Оливия.

Качаю головой, не веря своим ушам. Я выгляжу так, будто способна платить за секс? Вздрагиваю, когда в уже измученной голове вспыхивают картинки тысячи долларов на обеденном столе.

– Что случилось после ухода Софии прошлой ночью? Что изменилось с момента возвращения в постель к утру? – Он абсолютно закрывается, без предупреждения и причин.

– Она кое-что сказала. Заставила меня слишком сильно задуматься. – Он выглядит пристыженным, и он чертовски прав, потому как точно за это не раз меня отчитывал. – Она указала на мои обязательства.

Обязательства? В моей чертовой голове вихрь мыслей.

– А сегодня что случилось? – Это я обязана знать. Сегодня, кажется, слишком много очевидных открывающихся мне истин, хотя Миллер, как будто, целенаправленно их умалчивает.

Он опускает глаза:

– Я сам себе ужаснулся.

– Почему?

– Если раньше с теми женщинами я был суровым, то теперь я могу быть по-настоящему опасным. Я могу им действительно навредить.

Я хмурюсь, приподнимая его лицо, и вижу в его глазах страх, он только подпитывает мой собственный.

– Почему?

Он делает глубокий, успокаивающий вдох и выпускает из легких весь воздух вместе со следующими словами:

– Потому что, глядя на любую из них, я вижу только причину, по которой не могу быть с моей сладкой девочкой. – Он даёт мне пару мгновений переварить его слова. Я знаю, что он имеет в виду. – Я вижу источник помех.

Я поджимаю губы, и без того воспалённые глаза наполняются слезами.

– Не могу рисковать, беря их, когда вижу только это. В итоге они умрут. Но, что важнее, я не могу поступить так с нами.

С моих губ срывается тихий всхлип, и он прижимается ко мне всем телом, окутывая со всех сторон, руками я изо всех сил вцепляюсь в его мокрую спину.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю