Текст книги "Четырнадцать гениев, которые ломали правила."

Автор книги: Джин Ландрам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)

чимый распутник, и подумала, что если уж он постоянно развлекается с женщинами, то пусть делает это у себя дома. С этими девушками де Сад предавался садомазохистским ритуалам; отметины на их телах были ясно видны домашним, а рассказы о том, что произошло, шокировали всю семью. Многие выдвигали в адрес де Сада обвинения, пока он все еще ждал слушаний по делу о покушении на убийство. Эти новые обвинения в сексуальных извращениях, порке кнутом и содомии в очередной раз закончились тюремным заключением. Вот что написал де Сад о своем последнем неосторожном поступке из тюрьмы: «Мои глупые ребячливые забавы всегда стоили мне свободы».

Заключение в Бастилию

Верная жена де Сада, Рене-Пелажи, дабы обелить имя мужа, подкупила женщин из Лакосте. Но соблазнение маркизом свояченицы оказалось его последним проступком. Мадам де Монтрейль уже устроила брак между Анной-Просперо и членом влиятельной парижской семьи Бомонт. Семья была прекрасно осведомлена о роли де Сада в прошлом невесты. Они заключили с мадам де Монтрейль договор, согласно которому маркиз должен был быть изолирован от общества по письму короля. Бомонты согласятся на брак, если де Монтрейль «упечет де Сада в тюрьму на вечные времена». К тому времени она и сама была заинтересована в устранении зятя со своего пути, поскольку стала опекуном его троих детей и не хотела, чтобы они поддерживали отношения с отцом. Упрямая и влиятельная мадам де Монтрейль нашла общий язык с властями, не переносившими маркиза, чтобы король Людовик XV и его наследники подписали необходимое письмо. Эти письма, подписанные королем, были легальным средством, позволяющим семье заключить в тюрьму любого своего члена, если они считали, что он представляет угрозу для общества. Нечто вроде современной законной процедуры признания члена семьи умственно неполноценным. Заключенный должен был оплачивать свое заключение и сохранял все полномочия. По иронии судьбы, мадам де Монтрейль в течение четырнадцати лет держала де Сада взаперти на его же собственные деньги.

Письмо было устроено без ведома Рене-Пелажи Она пришла в ярость и попыталась отговорить мать от этой затеи, но тщетно. Де Сада взяли под стражу 5 июля 1775 года и вскоре после того посадили в тюрьму. Ему было тридцать семь, а на свободу он выйдет только в пятьдесят, когда Революция сделает королевские документы незаконными.

Бунтарство де Сада и потребность удовлетворять свою страсть собственными способами стоили ему свободы. Это также превратило его в интеллектуала от секса, поскольку маркиз сел в тюрьму распутником, а вышел философом и писателем. Он сублимировал свою немыслимую сексуальную энергию в литераторство. Начав писать в Бастилии, он писал всю жизнь, и это превратилось у него в манию.

Гигантомания и одержимость

Еще на свободе де Сад проявлял маниакальный энтузиазм. Он был сгустком энергии, которой его питали либидо и гигантомания, и жил от одного приключения до другого. Маркиз достаточно вольно обращался с деньгами, швыряя их на женщин и удовольствия и выплескивая огромное количество энергии, сочиняя пьесы и фантастические сценарии, призванные удовлетворять его сексуальную извращенность. Невозможно проследить бесконечную цепь побед де Сада. Он все делал чересчур. Даже находясь в заключении, он оставался одержимым сексом и уговорил свою жену тайком переправлять ему искусственные фаллосы и вагины для успокоения сексуальной лихорадки.

Маниакальное состояние де Сада достигло своего апогея 14 июля 1789 года, когда он высунулся из окна своей камеры, обращаясь к толкущейся внизу толпе через самодельный мегафон. Маркиз подбивал бунтовщиков на штурм Бастилии. В собравшихся внизу оратор нашел сочувствующую аудиторию, а его комментарии и колкости представляли такую угрозу, что тюремное руководство перевело его в шарантонский госпиталь для слабоумных. Де Сад писал: «Из моего окна я расшевелил дух этих людей там, внизу... Я предупреждал их... и подстрекал сравнять с землей этот памятник ужаса» (Томас. 1992, стр. 194).

Несмотря на то, что де Сад принадлежал к типу личности А, во всех своих поступках он оставался одиночкой. Он заводил сам себя, но не мог контролировать собственные потребности и навязчивые идеи. Маркиз был нетерпелив и нетерпим, но обаятелен. Он никогда не любил женщин, но нуждался в них для воплощения своих фантазий.

В тюрьме у де Сада развилось множество новых странностей. Абсолютно непонятны странные навязчивые идеи, перечисленные де Садом в его тюремных дневниках. Психологи предположили, что подобные идеи помогали ему выжить в эти мрачные годы заключения. Криптомания имела своей основой навязчивую потребность де Сада угадать дату освобождения, якобы зашифрованную в письмах жены.

В заточении де Сад стал трудоголиком и из под его пера вышли пятнадцать томов художественной литературы; он вел подробнейший дневник, написал сотни писем и проглотил тома Вольтера и Руссо. Маркиз тщательно записывал любую мелочь в навязчивом стремлении сохранить ясный ум и душевное здоровье. Одной из его провокационных привычек было описывать все оргазмы, испытанные им в тюрьме («Альманах иллюзий»). В декабре 1780 года де Сад записал, что за двадцать семь истекших месяцев испытал 6536 «оргазмов путем мастурбации» и «введения» (анального секса); феноменальное количество сексуальных опытов для узника. В возрасте семидесяти четырех лет де Сад зарегистрировал в своем альманахе восемьдесят восемь случаев содомии, имевших место в последние четыре месяца, и ежедневные свидания с шестнадцатилетней Мадлен Леклерк. В будущем, после освобождения, маркиз планировал развлечься сразу с ней и ее матерью.

Власть, влияние и успех

Власть де Сада заключалась в огромных запасах психической энергии и харизматического обаяния. Философские романы и высказанные в них аргументы против религиозной и социальной тирании принесли своему автору влияние. Де Сад преклонялся перед свободой, что само по

себе имеет оттенок иронии, так как маркиз редко бывал свободен. Многие его работы погибли, когда в разгар Революции Бастилия была захвачена, но его недоброжелатели также погубили и то, что считали порнографической литературой. Главные из уцелевших работ маркиза: «Злоключения добродетели» (1787), «Джастина» (1791), «Алина и Валькор» (1795), «Философия в будуаре» (1795), «Джульетта» (1797), и «120 дней содома», написанная в Бастилии и обнаруженная в французской семье в 1904 году. Эти книги двести лет запрещали во Франции и других странах. Темой этих произведений была сексуальная извращенность как вызов общественным и религиозным догмам. Романы написаны в философском ключе, так как «де Сад верил в бессмертие своего гения» (Левер. 1993, стр. 387). Де Сад поставил себе целью уничтожить лицемерие закона и позволить взрослым абсолютно свободно вступать в сексуальные отношения между собой по обоюдному согласию. В «Джульетте» он писал: «Невозможно представить себе, каких славы и величия достигли бы знания человеческие, не будь законов и религии».

Влияние

Де Сада называли «единственным писателем всех времен и народов» за «точность», «правдивость» и «достоверность» описания людских страстей. Впервые он получил широкое признание в 1834 году, когда слово «садизм» было включено в список слов, данных в «Универсальном словаре». Полвека спустя Крафт-Эббинг придал имени де Сада психологическую значимость, введя в обиход слово «садомазохизм». Британский писатель Алджернон Чарльз Суинборн внес свой вклад в формирование более позитивного представления об этом человеке, назвав де Сада самым влиятельным писателем современной истории. Он был очень щепетилен в своем определении де Сада как человека, «насквозь видевшего богов и людей». Французский писатель Ги де Мопассан был настолько покорен произведениями маркиза, что назвал свою подъездную дорожку «Авеню де Сада». Его коллегу по цеху Густав Флобер признал де Сада «ультракатолическим писателем», поскольку тот сосредоточивался на таких святынях Римско-католи-

ческой церкви как распятие, четки и статую девы Марии. Де Сад жил в эпоху Просвещения и был антитезой этого пуританского периода, когда догматы церкви стали неприкосновенны.

Ирония репутации маркиза как разрушителя в том, что на короткий период после Французской Революции он стал судьей и рисковал своей жизнью и безопасностью, будучи слишком снисходительным к своим прежним смертельным врагам. Он поистине являлся человеком, верившим в честность истины любой ценой, включая и собственную свободу. Де Сад был пацифистом, настроенным против смертной казни и отказывался отправлять на смерть кого-либо, хотя его собственную страсть возбуждала именно боль. Этот человек, который был в сущности погублен родственниками жены, во время Террора рисковал своей свободой, защищая их.

Саморазрушение

Де Сад находился в оппозиции всему миру. Тот факт, что он знал, что власть внешняя есть проявление внутренней энергии, доказывает цитата из его биографии, написанной Морисом Левером: «Собственная нетерпеливость вызывала в Донатьене трепет, потому что он видел в этом отражение своей власти» (Левер, 1993). Его потребность в соблазнении погубила его. Де Сад никогда не мог обуздать свою страсть к новым сексуальным приключениям, поскольку являлся пламенным гедонистом. В сравнении с этой движущей силой все остальные стороны его характера просто бледнеют. Все поступки этого человека грубо уничтожали всякую возможность нормальной жизни. Такова природа власти и влияния, предопределяющая саморазрушение. Хотя и под следствием, но свободный, он не утерпел и тайком прокрался в Париж, что кончилось его арестом и заключением в тюрьму.

Каждый раз, когда проблемы де Сада с законностью были близки к своему разрешению, он создавал себе новые. В качестве иллюстрации этого утверждения рассмотрим его поведение после освобождения из тюрьмы, откуда он вышел 2 апреля 1790 года после четырнадцати лет заключения, когда письма короля потеряли законную силу.

В течение десяти лет маркиз оставался свободен и вел себя как образцовый гражданин. Но де Сад не мог не писать о своей религиозной вере и правах человека. В 1795 году он опубликовал «Алину и Валькора», где изложил свои взгляды следующей фразой: «Религия есть не что иное, как орудие тирании... Свергнуть королей, не затронув религиозного культа, это все равно что отрубить только одну голову гидры». Он продолжал превозносить добродетели разума и рационального поведения, в ущерб себе. Но де Сад не мог и не желал вести тихую жизнь: «Если атеизму требуются, скажем так, мученики, то я готов пролить за него кровь». Робеспьер поймал автора на слове и попытался обезглавить его, но, когда де Сад уже стоял у подножия эшафота в ожидании смерти, Робеспьер пал.

Самовыражение через литературу – последний гвоздь

В 1791 году де Сад опубликовал явно порнографический роман «Джастина». Он сделал это чисто из материальных побуждений, чтобы заработать на жизнь. Затем в 1797 году последовала «Джульетта» – философское выражение потребности маркиза в сексуальной свободе. Хотя де Сад опубликовал эти книги ради денег, также справедливо будет сказать, что этот бунтарь никогда не отказывался от своего стремления разоблачать лицемерие.

8 января 1794 года его издатель Жирар был гильотинирован за продажу «Джастины» и других подобных произведений. Де Саду следовало бы насторожиться, но он отнес это на счет Террора, а не на счет отвращения общества к подобному материалу. Он написал «Джульетту», совершенно пренебрегая моральным климатом Франции восемнадцатого века. Эта книга самым грубым образом задела чувства Комитета, правившего страной в 1797 году. К 1801 году к власти пришел Наполеон, а его лейтенанты не собирались позволить де Саду спокойно жить на свободе и писать порнографические книги. Чиновники считали его человеком большой развращенности и извращенности. Он был арестован в семнадцатый и последний раз по обвинению в порнографии.

Ужасающая репутация де Сада погубила его больше, чем что-либо. Его объявили психологически неполноценным и страдающим «хроническим слабоумием на почве разврата», неисправимым и больным неизлечимыми навязчивыми идеями на почве секса. 27 апреля 1803 года де Сада поместили в шарантонскую клинику для слабоумных в пригороде Парижа. Единственное преступление этого человека состояло в том, что он написал революционную книгу о правах человека и тем нарушил общественную мораль и религиозные догмы.

Строптивый сексуальный интеллектуал

Маркиз де Сад являлся интеллектуалом секса, одержимым навязчивой идеей развеять религиозные и общественные догмы. В эпоху, в которую он жил, его усилия увенчались успехом, но еще при жизни принесли ему дурную славу. Сюрреалисты сделали из него мученика, а в бурных 60-х двадцатого столетия он пережил второе рождение как символ бунтарства. В 1969 году «Америкэн Интернешнл Филмз» выпустила на экраны фильм «Де Сад». Это был один из самых первых фильмов категории «легкого порно», эксплуатировавших его имя. Был и другой случай использования имени де Сада и его репутации в революционных целях. В пьесе Питера Вайса «Марат – де Сад» маркиз выведен этаким философом-циником в противоположность идеалисту Марату. По сути же де Сад был человеком духовным, превыше всего ставившим право человека и честность. Де Сад не питал иллюзий насчет собственной морали и ненасытных желаний. В письме к жене из Бастилии он дал ядовитую характеристику самому себе: «Я высокомерен, зол, гневлив, ни в чем не знаю меры, а мои представления о морали являют собой такую мешанину, какой ни у кого в мире больше нет – вот тебе мой портрет в двух словах» (Левер. 1993, стр. 313).

Французский писатель Шатобриан охарактеризовал де Сада как «роковой талант». Ему были очевидны неприкрытые саморазрушительные тенденции маркиза. Биограф Дональд Томас (1992) сделал попытку представить жизнь и литературную деятельность де Сада в перспективе: «В другом контексте, в другое время самые жестокости, представленные в произведениях де Сада, воспринимались бы скорее как нечто воображаемое, нежели непристойное» (стр. 256). Без сомнения, легче смотреть на де Сада с позиции двадцатого века. Сегодня маркиз затерялся бы в толпе порнографических авторов.

Эксцентричная натура де Сада и его ненасытная жажда сексуальных извращений даже не ставятся под вопрос. Он также с особым талантом уничтожал самого себя, что есть необходимая черта творческой и предпринимательской личности. В погоне за истиной де Сад погубил себя, но до самой смерти утверждал, что религии, обществу и закону нельзя позволять контролировать свободу выражения человека. Этот законченный революционер привнес истину в философию и литературу. Он имел дерзость отличаться от других. Де Сад оставил в наследство не только извращения, но и прямоту мышления. В поисках «революционной истины» он нарушал общественные и религиозные догмы; но именно истина – благо для творцов в этом мире.

Донатьен-Альфонс-Франсуа маркиз де Сад

Скандальный писатель, философ и садист

Род. 2 июня 1740 года в Париже;

Ум. 2 декабря 1814 года в клинике

для душевнобольных, Шарантон, Париж.

Доминирующая черта характера:Бунтарство и энергия либидо, сексуальная извращенность и разврат (содомия), пламенный атеист.

Девизы:«Убейте меня или примите меня таким каков я есть, потому что я ни за что не переменюсь»; «Законы просто бесполезны или опасны».

Прозвища:«Садист-распутник», «Садизм» (Крафт-Эббинг), «Отец сюрреализма» (Аполлинер).

Дурные привычки/хобби:Распутник и развратник. Обожал театр исекс и соединял и то и другое в развратных пьесах.

Кумиры/герои:Вольтер и Руссо. Ранний пример для подражания и наставник – дядя аббат де Сад.

Жизненная философия:«Невозможно создать добродетели для внутреннего употребления... вы уже не являетесь господином, имеющим полное право усваивать себе те или иные вкусы... перекрашиваться в брюнета, если родились рыжим».

Мечты:Написать и поставить на сцене пьесу, которая отвечала бы самым диким его фантазиям (богохульство).

Профессиональный успех:«Злоключения добродетели» (1787), «Джастина» (1791), «Алина и Валькор» (1795), «Философия в будуаре» (1795), «Джульетта» (1797), и «120 дней содомии».

Власть:Открыто боролся с истеблишментом за право думать, писать, поступать по своему усмотрению. Мученик сюрреализма, «Де Сад не просто воплощение (Французской) Революции, он сам и есть эта Революция».

Влияние:Пример для подражания для сюрреалистов и писателей. «История и трагедия современного мира начались с де Сада» (Камю). «Самый свободный ум всех времен и народов» (Аполлинер).

Саморазрушительные тенденции:«Саморазрушительная сила человеческой расы есть Сила Высшая». Соблазнение свояченицы, еще девственницы, явилось актом саморазрушения, закончившимся пожизненным заключением.

Порядок рождения:Единственный ребенок в семье парижского дворянина. Сестра умерла за год до его появления на свет.

Родительское влияние:Отец Жан-Батист маркиз де Сад, посол в Кельне, бабник. Мальчик воспитан балующими его женщинами, говорившими ему, что он «воплощение Иисуса, чадо, восторг, маленький бог исущество высшего порядка». Писал: «Я любил своего отца до самозабвения, но чувствовал, что ненавижу собственную мать».

Переезды: В четыре года переехал из Парижа в Прованс; с пяти лет путешествовал с дядей-аббатом по Европе.

Кризисы:Половину своей жизни провел за решеткой, что вдохновило его взять в руки перо.

Формальное образование:Был отдан в школу только с десяти лет. Плохо учился, бросил учебу в пятнадцать, так и не закончив. Заядлый книголюб.

Энергия либидо:Ужасающий психосексуальный энтузиазм. В семьдесят пять лет в тюрьме ежедневно занимался сексом с юной девушкой.

Тип личности:Экстраверт – Интуитивный склад ума – Мыслитель – Судья; бунтарь, обладающий харизмой, с симптомами гигантомании и сексуальными фантазиями.

Самоуверенность:Уверенность в себе доходила до эгомании. В тюрьме писал: «Корнем всех моих несчастий является вовсе не мой образ мыслей, аобраз мыслей других» и «Эгоизм – основной закон природы».

Мятежный дух:Грубо нарушал церковные и общественные нормы. Одиночка и иконоборец, не считавший себя связанным какими-нибудь общественными правилами. Атеист в католическом обществе, бунтарь в задавленном догмами обществе, дворянин Французской Революции.

Склонность к риску:Считал себя неуязвимым, в поступках проглядывала игра со смертью. Постоянно ходил по краю пропасти.

Рабочая этика:С одинаковым усердием гулял и работал. Неутолимая энергия либидо.

Упорство:Умер, по-прежнему веря в свою правоту и так и не подчинившись воле авторитетов.

Оптимизм:Был убежден, что он существо высшего порядка. «Я действую в соответствии с моими собственными понятиями о добре и зле».

Одержимость:Высокомерен, одержим многими вещами; «Одержимость» была его сильной стороной независимо от последствий.

АЙСЕДОРА ДУНКАН

Я – революционерка

Краткий очерк

Айседора Дункан была одной из самых мятежных женщин на свете. Ее с ранних лет вдохновили на радикальные поступки, и она жила, воплощая в жизнь свой внутренний образ: «Мои детские годы прошли под знаком мятежа» (Дункан. 1927, стр. 20). Айседора сызмальства уверилась в своей звезде, поскольку родилась под знаком Венеры – Афродиты (Дункан 1927, стр. 10). Она считала, что «будущее призвание ясно видно в маленьких детях» (Дункан 1927, стр. 11). Эта ренегатка заявила: «Я была одержима мечтой творить подобно Прометею» («Моя жизнь», 1927) и сама была воплощением Прометея-женщины, которая украла не огонь у богов, чтобы отдать его людям, но древнегреческие мифы у литературы, дабы привнести их в современный танец. Всю жизнь Дункан боролась против установившихся традиций и форм искусства, таких, как балет. Она довольно рано решила соединить танец с древнегреческими классикой, искусством, музыкой, поэзией и скульптурой и всю жизнь посвятила воплощению своей мечты. Дункан отвергала установленные правила как в профессиональной, так и в личной жизни. Она провела свои годы в борьбе с установившимся порядком вещей. Айседора отождествляла себя с революционерками: «Я поистине дочь Уолта Уитмена» (американский поэт-ренегат).

Отвергая все правила

На Дункан повлияли в поэзии концепция «личной свободы» Уолта Уитмена, в философии – теория Ницше о превосходстве и «сверхчеловеке», идея Руссо о социальной справедливости, а в музыке – антиобщественные творения Бетховена и Вагнера. Нонконформизм Айседоры проявлялся во всем: в танце, искусстве, религии, любви и просто в жизни. Свобода танца была страстью Дункан, и эту свободу она проповедовала и в жизни. Отпущенный ей срок она посвятила интеллектуальному, психологическому и философскому изучению сущности танца. Мятежный дух снискал Дункан репутацию ренегатки. И в то же время сделал ее лучшей в своей профессии. При первой встрече Роден был очарован этой женщиной. В то время он был уже стариком, а Дункан – потрясающей красавицей в расцвете лет, но ее «свободный танец» покорил скульптора. Он назвал ее «величайшей женщиной из всех, каких только видел мир», хотя его романтические авансы были отвергнуты «язычницей-пуританкой», как Айседора называла себя в то время.

Влияние

В своей эпопее «Творцы» (1992) Дэниел Бурстин назвал Дункан «босоногой виконтессой». Он описал ее как «начало новой эпохи... Она была первой, кто танцевалмузыку, а не подмузыку». Он писал: «Любой человек любого возраста может повторить то, «что» она сделала, но не «так», как это делала она. Когда она поднимала руки, это было просто необычайно. Она могла просто стоять спокойно – что частенько и делала – но и в этом стоянии была жизнь, это был танец». Хореограф Агнес де Милль назвала влияние Дункан решающим для коренного преобразования танца. Она сказала: «Айседора убрала весь мусор. Она была гигантской метлой. До нее театр не переживал подобной уборки». Подруга Дункан и ее биограф Мэри Дести (1929) описывала ее страстные выступления: «Ни одно религиозное переживание не могло так тронуть сердец верующих, как это делал танец Айседоры» (стр. 17). Журнал «Тайм» описал Дункан как «талантливую, экстравагантную, интеллигентную, скандальную, экстраординарную женщину». Илья Ильич Шнейдер после смерти Айседоры Дункан стал руководителем Московской школы танца ее имени. Шнейдер – русский критик-искусствовед, хореограф, продюсер и постановщик балетов. Его мнение о влиянии Айседоры на природу танца подтверждает ту важную роль, которую личность танцовщицы сыграла в ее успехе: «Ее появле-

ние в мире искусства произвело эффект разорвавшейся, бомбы не только потому, что она отказалась от балетного костюма и танцевала босая в легкой тунике, но и потому, что она дерзнула исполнять свои танцы под музыку великих композиторов» (Шнейдер. 1968).

Дункан была гениальным новатором. Ее главное влияние состояло в том, что она показала всему миру: «личность отдельно взятого человека» и «страсть» тоже важны и «традиции» не следует вмешиваться в творческий процесс. Айседора была убеждена, что сущность танца кроется в бессознательном – «центральном внутреннем голосе» – в душе. Так она поступала и на сцене, и в жизни. Ее жизнь напоминала древнегреческую трагедию, что имеет оттенок иронии, так как Айседора тратила огромное количество времени, денег и энергии, отчаянно пытаясь соединить древнегреческую трагедию с танцем. Эта революционерка бросала обществу вызов, дабы реформировать мир танца. Ее труд не остался незамеченным, ей присвоили титул «богини танца» – репутация, заработанная многими годами тяжкого труда и боли. Когда она трагически погибла в Ницце, шофер отчаянно завопил: «Я убил Мадонну! Я убил Мадонну!» По мнению тех, кто знал ее лучше других, в своем наблюдении шофер был не так уж далек от истины.

Ранние детские переживания и их влияние

Айседора Дункан родилась 27 мая 1878 года в Сан-Франциско, в семье профессиональных музыкантов Джозефа Чарльза Дункана и Доры Грей, у которых была четвертым ребенком. Она видела своего отца лишь однажды, и его хулиганский образ жизни поэта, учителя, предпринимателя и авантюриста вызвал в ней благоговение. Джозеф Дункан был очаровательным, но безответственным волокитой, с которым жена развелась сразу после зачатия Айседоры. По иронии судьбы и к вящей досаде матери, ее четвертая дочь пошла в отца. Дора Грей стала саркастическим агностиком, противницей брака, внушившей свои взгляды всем детям, но наибольший отклик они нашли в сердце юной Айседоры. Дункан любила повторять: «Я научилась танцевать в утробе своей матери. Возможно, это из-за устриц и шампанского – пищи Афродиты». Дора Грей говорила: «Этот ребенок никогда не будет нормальным», а когда Айседора появилась на свет, сказала: «Вот видите, я была права, ребенок ненормален!», таким образом подготовив девочку к нетрадиционному образу жизни. Юная Айседора выросла с мыслью, что брак – это отвратительный институт, и еще маленькой девочкой пообещала никогда не выходить замуж. Дора Грей была неплохой пианисткой и стала для дочери примером, наставником и аккомпаниатором. Дункан выросла свободным человеком благодаря снисходительности своей бунтарки-матери. Девочке была предоставлена полнейшая свобода в изучении улиц Сан-Франциско, что, по мнению уже взрослой Айседоры, коренным образом повлияло на ее последующие творческие достижения. Дункан выросла в семье, где сама обстановка стимулировала мышление, где благоговели перед искусством, а снисходительность к детям переходила всякие границы. Айседоре была предоставлена полная свобода идти, куда она хотела, как только у нее возникало такое желание, и девочка никогда не чувствовала никаких ограничений: «Своим вдохновением создать собственный танец я обязана» вольным детским годам.

Переезды и решимость

Дункан писала о пугающихся всего родителях, которые приговаривают своих детей к обыкновенной заурядности, держа взаперти эмоционально и физически. Свои ранние годы, проведенные что называется «с ключом на шее», она описывала как романтическую и познавательную жизнь, которая подготовила ее к грядущему успеху. С ее точки зрения «свобода жить и познавать жизнь – пробовать и ошибаться – и жить собственным умом» суть главное в достижении успеха в воспитании самостоятельности. Семья Айседоры бедствовала, и девочка рано познала искусство выживания. Когда они не могли позволить купить себе еду, она обыкновенно вызывалась пойти к булочнику или мяснику просить о кредите, потому что

была самой маленькой, худенькой и смелой. В своей биографии Дункан признавалась: «Я была самая храбрая, и когда в доме совсем уже нечего было есть, именно я вызывалась пойти к мяснику и с помощью различных уловок выклянчивала у него бараньи отбивные бесплатно» (Дункан. 1927, стр. 20). Ее самостоятельность подтверждается и тем фактом, что в шесть лет она за деньги давала уроки танцев соседским детям.

Семья Дункан была настолько бедна, что не задерживалась на одной квартире дольше нескольких месяцев, и это позволило маленькой Айседоре пережить то, что сама она впоследствии назовет «скитальческим детством». Семья съезжала каждый раз, как подходил срок платить за квартиру; многие родители наверняка найдут такую практику губительной, но для Айседоры она оказалась познавательным и положительным опытом. Переезды, испытанные ею в детстве, подготовили ее к жизни пионера-исследователя, в которой она будет осваивать иностранные языки, культуру, совершенно новые формы искусства. Все новое и незнакомое никогда не создавало проблем для Дункан, поскольку она познала подобные ощущения еще ребенком. Дети, выросшие в такой обстановке, изначально обладают преимуществом перед ровесниками из благополучных семей.

Формула успеха —право на ошибку

К десяти годам Айседора бросила школу и открыла неформальную школу танцев для соседских ребятишек. Она учила и детей из богатых семей Сан-Франциско девятнадцатого века. В своей автобиографии Дункан писала: «Мне было жаль детей, у которых было все, что только душе угодно, но которые никогда не научатся жить самостоятельно, когда вырастут». И добавляла как предупреждение: «Лучшее наследство, которое вы только можете оставить своим детям – это позволить им идти своим собственным путем, только на своих двоих». Дункан заключала: «В сравнении с этими детьми миллионеров я была в сотни раз богаче всем тем, что делает жизнь стоящей» (Дункан 1927, стр. 21). Описывая этих сверх меры оберегаемых детей с гувернантками и нянями, она говорила: «Мои братья и я были вольны следовать порывам наших бродячих душ». Свой успех и склонность к творчеству Дункан полностью относила на счет этой ранней школы жизни. Ее логику трудно опровергнуть, поскольку схожий опыт, хотя и более драматического характера, имелся у Эрхарт, Диснея, Гитлера, де Сада, Теслы и Райта. Дункан была убеждена, что чрезмерная опека родителей душит творческие наклонности и грядущий успех на корню: «Несомненно, вдохновением создать собственный танец, который и есть не что иное как выражение свободы, я обязана моему дикому вольному детству. Меня никогда не тяготили постоянные «нельзя», на мой взгляд, превращающие жизнь ребенка в кошмар» (стр. 11).

Дункан выросла свободным человеком, познающим мир холистически. Она сама выучилась поэзии, танцу и философии. Ее поиск «истины» в танце и жизни вылепил из нее бунтаря. Когда Айседора была еще совсем маленькой, мать рассказала ей жестокую правду о Санта Клаусе, чтобы девочка не ждала подарков на Рождество. Уже в школе она услышала от учительницы, что сладости на Рождество в класс принес Санта. Непокорная Айседора в ответ заявила: «Я этому вранью не верю... Никакого Санта Клауса не существует». Учительница наказала ее за неуважение. Айседора так и не получила конфет, но гордилась своим прямодушием. Эту прямоту и честность она пронесла через всю жизнь, отстаивая свои свободу и независимость невзирая на последствия. После случая с Санта Клаусом домашние и друзья стали называть ее индивидуалисткой. И Дункан начала воплощать в жизнь так рано укоренившийся в ней внутренний образ: «Среди моего класса я числилась то в удивительно способных, то в безнадежно тупых и отстающих». Она ненавидела школу и считала, что «моей школой был танец» и «когда мне удалось сбежать из этой тюрьмы под названием «школа», я обрела свободу. Я могла бродить одна по берегу моря и предаваться собственным фантазиям». Дункан была убеждена: «Будущее призвание ясно видно в маленьких детях. Я уже была танцовщицей и революционеркой» (Дункан. 1927, стр. 11). В шесть лет она начала собирать окрестных ребятишек в танцевальные классы, а к десяти у нее набралось столько учеников, что она сообщила матери,