Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Глава 19
Нью-Йорк. Февраль 1927 года

Мэри страшно удивилась, когда ей позвонила Доротея Симпсон и попросила разрешения прийти. Они никогда не виделись наедине, хотя всегда душевно общались во время совместных встреч с мужьями.

– Конечно, буду рада тебя видеть, – ответила Мэри.

Доротею проводили в гостиную, женщины обменялись приветствиями, им принесли чай, и, как только горничная вышла из комнаты, гостья перешла к цели своего визита.

– Прости, что обрушилась на ваш порог со своими трудностями, – начала она, – но не могла бы ты что-нибудь предпринять, дабы придержать свою хищную подругу?

Мэри побледнела: что Уоллис наделала на этот раз?

Доротея продолжила:

– Вчера днем я вернулась из похода по магазинам и обнаружила Уоллис у себя дома с моим мужем и в одной из моих блузок.

Мэри в изумлении приоткрыла рот, но, быстро спохватившись, прикрыла его рукой.

– Она утверждала, что якобы пролила на свою блузку кофе и Эрнест настоял на том, чтобы на время одолжить мою.

– Уоллис не пьет кофе… – медленно произнесла Мэри, пытаясь сообразить, что произошло на самом деле.

В голосе Доротеи послышались истеричные нотки:

– Ты знаешь, сколько времени она проводит с моим мужем? Если я звоню ему в офис днем, его почти никогда нет на месте. У него в карманах билеты на лекции, в художественные галереи, на концерты, причем со мной он в такие места не ходит. Там бывают приглашения на званые обеды, а однажды – ты не поверишь – я нашла билет в танцевальный зал «Савой» на вечер, который был примерно три недели назад, когда я лежала в больнице.

Мэри вспомнила, что говорила подруге про танцевальный зал, и пришла в ярость. Во что это Уоллис вздумалось играть?

– Я уверена, что все это вполне невинно, – сказала она как можно спокойнее. – Уоллис любит мужскую компанию, но она ни за что не стала бы путаться с женатым мужчиной.

Доротея ответила уже недобро:

– По всей видимости, тебя она еще может водить за нос, но не меня! Я точно знаю, что они уже путаются, как ты изволила выразиться.

Мэри сделалась пунцовой. Она почувствовала, что у нее пылают щеки, виски, лоб до самых корней волос. Ей не хотелось в это верить – сама мысль была невыносима.

Прежде чем она успела что-то ответить, Доротея продолжила:

– У твоей подруги репутация женщины, клеящейся к женатым мужчинам. Из Китая просочились слухи об итальянском графе по имени Галеаццо Чиано. А еще толкуют, что она была чересчур любезна с Германом Роджерсом, пока гостила у них…

Мэри подняла руку.

– Хватит! Пожалуйста… Удивительно, что ты слушаешь разную болтовню. Я знаю Уоллис лучше, чем кто-либо, и хотя она кокетлива от природы, вреда никогда никому не причиняла.

– Она уже его причинила. Была бы я здоровее, я бы сама с ней справилась, но у меня нет сил. Поэтому я прошу тебя передать ей от моего имени: Эрнест может поиграть с ней некоторое время, но со мной он никогда не разведется. Он слишком сильно любит своих девочек.

– Конечно не разведется… – тихо произнесла Мэри.

– И если она не отступится, я очерню ее имя в нью-йоркском обществе. Я позабочусь о том, чтобы эти новости дошли до ее родственников в Балтиморе, а потом лично сообщу судье, который рассматривает ее дело о разводе. Не сомневайся, что я на это способна. – Доротею трясло от злости. Ее чашка с чаем стояла нетронутой.

– Это я представила их друг другу, – извиняющимся тоном сказала Мэри. – Уверена, что это совсем не то, о чем ты думаешь, но я поговорю с Уоллис. Я знаю, что она ужаснется, когда услышит о том, что обидела тебя.

Доротея покачала головой, таким образом дав понять Мэри, что считает ее очень наивной.

* * *

В этот раз Уоллис остановилась в Верхнем Ист-Сайде у своей новой подруги Моны ван дер Хейден, поэтому Мэри позвонила ей и спросила, нельзя ли ей зайти на пару слов. Она застала Уоллис за причесыванием перед походом на ужин.

– С кем ты ужинаешь? – спросила Мэри, присев на край кровати. – Я знаю этих людей?

– Я собираюсь представить тебя Мону Джеральду и Саре Мерфи – супружеской паре, с которой я познакомилась в Китае. Они живут на Французской Ривьере и приехали сюда на пару недель. Поэтому я сгораю от нетерпения повидаться с ними. – Она улыбнулась Мэри через зеркало, проводя расческой по волосам, чтобы выровнять пробор, который она теперь носила постоянно.

– У них есть связи в нью-йоркском обществе?

– Думаю, да. Девичья фамилия матери Сары – Шерман. Она – прямой потомок генерала Гражданской войны.

– Очень впечатляет. А у ван дер Хейденов роскошный дом. Ты явно неплохо устроилась в этом городе.

Уоллис сморщила нос:

– Я бы так не сказала. Многие люди из высшего общества не приглашают меня из-за развода.

Мэри поняла, что настал подходящий момент открыть цель своего визита.

– Я хочу предупредить тебя: Доротея Симпсон думает, что у тебя роман с ее мужем, и грозится распустить слух по всему Нью-Йорку. Я подумала, что должна сказать тебе об этом, потому что слухи имеют свойство распространяться со сверхъестественной быстротой. Она еще пугает тем, что сообщит судье в Уоррентоне и твоей матери…

Мэри не закончила фразу от удивления, что Уоллис никак не реагирует. Подруга продолжала заниматься прической, и на ее лице не дрогнул ни один мускул.

– Эрнест говорит, что их брак перестал существовать, как птица додо, уже больше года назад. У них нет ничего общего. Ей не хочется никуда ходить и ничего делать, только лежать на диване.

– У Доротеи слабое здоровье. Неудивительно, что она не хочет никуда ходить. И это ведь всё неправда? – Мэри почувствовала холодок в животе: «Пожалуйста, пусть это окажется неправдой!»

– Я с ним встречалась, да. И он в меня влюблен.

Слова сорвались с языка Уоллис, разрушив все иллюзии Мэри. Она в потрясении уставилась на подругу.

– О, не надо на меня так смотреть. Я не виновата в том, что он в меня влюбился. Этого не произошло бы, если бы его жена уделяла ему больше внимания. – Уоллис воткнула в волосы последнюю шпильку и достала губную помаду из шкатулки с поднимающейся от нажатия крышкой.

– А как же дети, Уоллис? Его девочки, Одри и Синтия. Он не может оставить их.

– Я его об этом не прошу. – Уоллис нанесла алую помалу сначала на верхнюю губу, затем на нижнюю, потом сжала их, глядя на свое отражение в зеркале и следя, чтобы ничего не смазалось. – Это его выбор, а не мой.

Грудь Мэри сдавило от ужаса.

– Ты его любишь?

– Нет. – Уоллис склонила голову набок. – Но он мне симпатичен. Возможно, со временем и полюблю. – Она обернулась, чтобы посмотреть в лицо Мэри. – Ты ведь не возражаешь? Ты, я, Эрнест и Жаки очень хорошо ладим. Мы могли бы отмечать совместные годовщины. Было бы здорово.

– А ты не боишься, что слухи помешают тебе развестись?

Уоллис пожала плечами:

– Ну а что они скажут? Что мы с Эрнестом близкие друзья? Так это правда. Что между нами что-то большее? Я буду это отрицать.

«Ты бываешь у него в постели?» – Мэри подмывало это спросить. Слова уже вертелись у нее на языке, но что-то ее остановило. Соврет ли ей Уоллис? И хочет ли она знать правду?

Уоллис подошла к подруге и обняла ее.

– У вас с миссис Симпсон был, должно быть, очень непростой разговор. Сожалею об этом. Но я не сделала ничего плохого. – Она чмокнула Мэри в щеку и стерла оставшийся след от помады кончиком пальца. – Ты слишком уж волнуешься.

Она глянула на часы и объявила, что уже опаздывает, а потом схватила со стула плащ и сумочку.

– Пожалуйста, не встречайся больше с ним! – взмолилась Мэри, вставая и собираясь уходить вслед за Уоллис. – Ради меня.

– Боже мой, да ты стала блюстительницей нравов, дорогуша! – рассмеялась Уоллис.

* * *

Понимание, что между Уоллис и Эрнестом есть любовная связь, отравляло Мэри существование, словно медленный яд. Жаку о своем открытии она не рассказала, потому что в силу своего по-французски легкомысленного отношения к любовным интрижкам он обратил бы всё в шутку. А для нее самой это выглядело как предательство, совершенное обоими. Она верила, что Эрнест – идеальный джентльмен с безупречной нравственностью, но, похоже, ошиблась. Она знала, что Уоллис была любительницей флирта, но не предполагала, что она способна уводить чужих мужей. Мэри разочаровалась в обоих и не хотела видеть никого из них.

Однако несколькими неделями позже она приехала на коктейльную вечеринку и заметила, что на противоположном конце комнаты стоит Эрнест. Мэри окатила волна гнева, и она решила переговорить с ним. Без лишних раздумий она подхватила коктейль, сделала глоток для храбрости и подошла к опальному Другу.

– Давно не виделись, Эрнест. Я слышала, в последнее время ты был очень занят. – Она улыбалась, но в голосе ее звучали жесткие нотки.

– Действительно, – кивнул он, широко улыбнувшись в ответ. – Просто удивляюсь, как летит время. Ты выглядишь обворожительно, если мне позволительно так выразиться.

Мэри сделала еще один большой глоток коктейля.

– Очень мило с твоей стороны, что ты столько времени проводишь с бедной Уолли во время ее развода. Мне известно, что она это очень ценит.

Он откашлялся и отвел взгляд:

– Ей сейчас нелегко.

– Я знаю Уоллис еще со школы, и просто удивительно, как мало она с тех пор изменилась. В те времена она коллекционировала кавалеров, как иные люди собирают марки, просто ради собственного удовольствия.

Лицо Эрнеста будто окаменело, и он огляделся по сторонам в поисках подмоги, но Мэри уже несло, и она не собиралась останавливаться.

– Мужчины вечно в нее влюбляются. В ней есть что-то таинственное. Я полагаю, это можно назвать сексапильностью. Но как только она чувствует, что завоевала мужчину, ей становится скучно. Я много раз наблюдала, как такое происходит. Она, конечно, никому не собиралась делать больно, но отсюда до самого Китая за ней тянется след из разбитых и кровоточащих сердец. Это просто талант, – улыбнулась Мэри. – Я могу попросить тебя принести мне еще джина с лаймом? Этот, кажется, куда-то испарился.

Он подхватил ее бокал и скрылся со скоростью пули. Вернувшись с напитком, он прихватил и хозяйку вечера, поэтому Мэри не смогла продолжить начатый разговор. Но это было уже неважно. Сказано достаточно. Она чувствовала, что поступила предательски по отношению к Уоллис, но уговаривала себя, что просто заботится о детях Эрнеста и Доротеи. Оказывает им услугу.

* * *

Через несколько дней позвонила явно раздраженная Уоллис. Мэри забеспокоилась, что Эрнест передал ей всё, что она сказала, но дело было не в этом.

– Эрнест сказал мне, что никогда не разведется со своей женой, – пожаловалась подруга. – Каким же он оказался олухом!

– Это даже лучше, – поспешила успокоить ее Мэри.

– Лучше для кого? У Доротеи отсутствуют мозги, лицо и фигура как у бизона, и у них нет никаких общих интересов. Я просто не понимаю, что у него в голове.

– В любом случае он явно тебе не подходит. Чересчур скучный и педантичный.

Уоллис фыркнула:

– Как бы там ни было, тетя Бесси пригласила меня на лето в Европу, и я собираюсь принять приглашение. Мы будем жить на Французской Ривьере, и Джеральд и Сара Мерфи представят меня «тому самому» кругу.

– Дорогая моя, ты повеселишься от души. Мне бы тоже очень хотелось поехать. Если бы только мне не надо было присматривать за Жаком… Бедняжка совсем без меня пропадет!

Повесив трубку, Мэри, довольная собой, несколько минут просидела в холле. Уоллис, несомненно, найдет себе нового обожателя в модном обществе на юге Франции, и опасность для брака Эрнеста и Доротеи минует. Она правильно сделала, что вмешалась. Оставалось только надеяться, что Уоллис никогда об этом не узнает.

Глава 20
Брайтон. 9 сентября 1997 года

С помощью местного туристического агентства Рэйчел удалось найти недорогие билеты до Нью-Йорка и обратно с вылетом во вторник утром и возвращением ночным рейсом в среду. Когда она сообщила об этом Алексу, он не проронил ни слова, и Рэйчел почувствовала себя виноватой в том, что подвела его. Но стоило ей сесть на поезд до аэропорта Хитроу, чувство вины сменилось возбуждением. Она не была в Нью-Йорке много лет и уже несколько месяцев не видела Ричарда, но больше всего ее радовала возможность изучить содержимое гардероба ван дер Хейденов. Она знала, что Ричард не стал бы ее звать, если бы торги того не стоили.

Хотя Рэйчел рано встала и надеялась еще подремать в самолете, она все же купила несколько журналов, чтобы скрасить время перелета до аэропорта Кеннеди. Ей досталось место возле иллюминатора, и она наблюдала, как Темза, извиваясь, заходит в границы города и с каждой секундой становится всё менее четкой по мере того, как самолет поднимается выше в безоблачное небо, исчерченное следами других авиалайнеров. В мгновение ока под крылом уже простерлись Ирландское море и скалистое побережье Ирландии, а дальше курс лежал через зеленовато-голубую Атлантику, терявшую очертания в солнечных лучах, отражавшихся от изрытой белыми барашками волн водной поверхности.

Днем ранее Рэйчел получила извещение от страховщиков, подтвердившее ее худшие опасения о том, что в выплате компенсации ей отказано. Она тут же договорилась с менеджером в банке об увеличении краткосрочного кредитного лимита. Но основные надежды Рэйчел возлагала на аукцион с вещами вандер Хейденов, который должен был помочь ей пополнить изрядно обедневший ассортимент. Пока она снова не начнет зарабатывать деньги, ее финансовое состояние будет с каждым днем ухудшаться, и поэтому от этой поездки зависело многое.

Стюардесса протянула ей поднос с завтраком: круассаном с ветчиной и сыром, йогуртом и фруктовым салатом. Рэйчел съела фрукты и выпила кофе, а потом закрыла глаза и попыталась уснуть, но голова гудела от разных мыслей. На время поездки она закрыла свой полупустой магазин. Николь могла бы присмотреть за ним – теперь к вопросу безопасности она должна была подходить значительно щепетильнее, – но Рэйчел почему-то не стала просить ее. Не то чтобы она держала на нее зло за случившееся. Она просто не могла больше доверять ей в той же мере. К тому же выручка в середине недели, когда продажи были небольшими, врядли покрыла бы расходы на жалованье Николь.

Рэйчел достала свой «Филофакс» и принялась составлять список всего, что ей хотелось на свадьбу: регистрационный офис, затем прием в их любимом французском ресторане «Бон Оберж», букет из ландышей, художественная черно-белая фотосъемка.

Наряд она подберет себе сама. Возможно, это будет шелковое платье 1930-х годов с длинными рукавами, цвета слоновой кости или сливок.

Перевернув страницу, она наткнулась на комикс, который нарисовал Алекс. Лохматый пес протягивал свое сердце изящной сиамской кошечке, а подпись гласила: «Что такая классная дамочка, как ты, делает рядом с таким старым псом, как я? Поверить не могу своей удаче!» Она посмеялась, удивляясь, когда это он успел нарисовать. Кажется, так он извинился за то, что обиделся на нее из-за поездки в Нью-Йорк. Мультяшные зверушки Алекса часто выражали чувства, о которых сам он не решался сказать вслух. Первое «я тебя люблю» от него было тоже в виде комикса.

Рэйчел взяла журнал с заголовком, обещавшим статью о сложных любовных историях принцессы Дианы. Там упоминался Джеймс Хевитт. О нем Диана рассказывала в интервью программе «Панорама» и сообщила тогда, что он очень плохо поступил с ней. Потом был Джеймс Гилби, прославившийся тем, что называл ее «Скуиджи», а запись этого телефонного разговора просочилась в средства массовой информации. Рэйчел вспомнила про платиновое сердечко с выгравированной буквой «J» и числом XVII, которое так и лежало у нее в кошельке. Может, его подарил Диане один из этих Джеймсов? Если так, то что означает это XVII?

В статье утверждалось, что в начале 90-х Диана заигрывала с несколькими женатыми мужчинами. «Принцессе, наверное, было нелегко находить любовников», – подумала Рэйчел. Она была красива и богата, но большинство мужчин обходили ее за версту, потому что ее личность вызывала чрезмерный интерес у репортеров. Видимо, для одинокой и беззащитной Дианы, готовящейся к разводу с наследником престола, женатый мужчина был предпочтительнее. Такому тоже была ни к чему огласка, а выбирая мужчину постарше, она, возможно, надеялась получить от него мудрость и спокойствие, которых ей недоставало.

Когда Диане было около тридцати, ее, как саму Рэйчел, бросало от одной неудачной любовной связи к другой. Рэйчел вспомнила все свои несл оживши – еся отношения. Один мужчина разошелся с женой, но по сути так с ней и не расстался и подскакивал по щелчку ее пальцев. Другой жил в Риме. Он был замечательным любовником на протяжении нескольких дорого обошедшихся в финансовом плане месяцев, пока Рэйчел не осознала, что отношения никуда не ведут, потому что никто из них не желал менять место жительства. И наконец, мужчина, с которым она встречалась как раз перед тем, как познакомилась с Алексом, и который систематически ей изменял. Рэйчел порвала с ним, как только узнала о его неверности, но все равно опыт оказался горьким. Было задето ее самолюбие, а может, даже разбито сердце.

Вскоре после разрыва Николь пригласила ее на свой день рождения. Рэйчел тогда надела маленькое черное платье от Шанель и длинную нитку жемчуга. Правильный наряд всегда придавал ей уверенности в себе. Она испекла большой торт и не самым изящным образом несла его на вытянутых руках, а тяжелая сумка с бутылкой шампанского и подарком еще больше затрудняла передвижение.

Немного не дойдя до дома Николь, Рэйчел наступила на канализационный люк, и каблук-шпилька намертво застрял в щели. Женщина пыталась вытащить ногу, но та выскочила из туфли, которая так и осталась торчать в крышке люка. Рэйчел стояла на тротуаре на одной ноге и озиралась вокруг, ища, куда бы для начала примостить торт, как вдруг появился мужчина.

– Позвольте мне, – произнес он, присел, начал раскачивать туфлю и в конце концов извлек ее. Стоя на одном колене, он протянул обувь Рэйчел, чтобы та смогла снова вставить в нее ногу.

– Прямо как принц Чарминг, – хихикнула Рэйчел.

– И туфелька по размеру, – победно провозгласил незнакомец.

Он поднялся, и она увидела, что это высокий стройный мужчина с рыжеватыми волосами и обаятельной улыбкой. Его лицо не было красивым по общепринятым стандартам, но определенно интересным. Оно притягивало взгляд.

– Вы, случайно, не к Николь идете? – поинтересовался он. И здесь не требовалось быть гением дедукции, поскольку ее имя было выведено кремом на торте.

– Прекрасно проведенное расследование, – улыбнулась Рэйчел.

Мужчина кивнул в сторону торта:

– Может, оставшуюся часть пути вы позволите мне пронести это на случай прочих неприятностей с обувью?

– Ладно, – согласилась Рэйчел, – но только если вы не будете потом утверждать, что сами испекли его.

– Николь в жизни этому не поверит! – громко рассмеялся он. – Можете мне довериться.

На вечеринке Алекс принес Рэйчел бокал вина, а себе налил пива. Он явно был знаком с основной частью гостей. Кое-кто из них приглашал его присоединиться к групповому поздравлению, но он не отходил от Рэйчел и явно хотел общаться с ней.

– По твоему виду можно предположить, что ты работаешь в индустрии моды. Я угадал?

Она рассказала ему о «Забытых мечтах», а он ей о своей продюсерской компании и маленьком офисе в северной части Лондона. Когда-то он и жил в том районе, но, когда цены стали астрономическими, переехал южнее, в этот городок на побережье, и поступил здесь в художественный колледж. К тому же здесь до сих пор живут многие его друзья, включая Николь.

Все, кто подходили к Алексу, вскоре понимали, что ему не хочется прерывать беседу с Рэйчел. Новые знакомые сели в уголок, и разговор их плавно перешел на любимые в юные годы телепередачи и фильмы. Алексу нравились «Агенты А. Н.К.Л.», «Доктор Кто» и «Стар Трек», а Рэйчел сказала, что любила ситком «Моя жена меня приворожила», и подергала носом, как делала главная героиня сериала Саманта, чтобы навести чары.

– Сработало, – глядя ей в глаза, сказал Алекс хрипловатым голосом.

– Должно было, – ответила Рэйчел. – Ты себе не представляешь, сколько часов я провела в тренировках у зеркала.

Он совсем легонько коснулся ее руки и спросил:

– Когда я увижу тебя снова? Поужинаем вместе завтра вечером?

– Да, – тут же ответила Рэйчел, чувствуя, как в животе сладко заныло от желания.

Их отношения развивались быстро. Алекс жил в свободной комнате у друга и подыскивал собственное жилье, но смысла в этом становилось все меньше, потому что им с Рэйчел хотелось быть вместе каждую ночь. Она дала ему ключ от своей квартиры, хотя немало переживала из-за того, что заходит так далеко столь ускоренными темпами. С тех пор Алекс ни разу не дал возлюбленной повода сомневаться в нем. Он был романтичным и внимательным, и, что самое главное, они никогда не скучали вдвоем.

Порой Рэйчел даже пугалась того, что все складывается так легко. Они редко ссорились, а если даже ругались, то быстро мирились. Может быть, у других влюбленных именно так всё и было и только она получала лишь горький опыт. Рэйчел без опасений вышла бы за Алекса замуж, родила ему детей и провела с ним рядом остаток жизни.

* * *

Духота в салоне авиалайнера и ослепительный свет, бивший в иллюминатор, нагоняли сон, и Рэйчел закрыла глаза. Мысли ее вернулись к женщине, которая, возможно, получила предложение выйти замуж в Париже в тот же вечер, что и она. Был ли Доди подходящей партией для Дианы? Родились бы у них дети?

Рэйчел задремала, но через какие-то время ее разбудил скрип тележки, на которой стюардесса развозила напитки. Рэйчел взяла чашку с чаем, сделала глоток и открыла очередной журнал. В нем была статья о последних двадцати четырех часах в жизни Дианы, начиная с совместного с Доди купания в море возле берегов Сардинии и заканчивая моргом при парижской больнице.

Папарацци запечатлели почти каждый шаг Дианы в Париже. На фотографиях, сделанных в аэропорту Ле-Бурже днем 30 августа, она – в брючном костюме цвета овсянки, черной шляпе и темных очках. Фотографии принцессы на вилле Виндзор не было, и автор материала обошелся изображением самой виллы и написал, что Диана и Доди вели переговоры с итальянским дизайнером, который должен был обновить интерьеры. Следующая иллюстрация показывала их прибытие в «Ритц», где Диана явно уложила волосы – разница в прическе на кадрах до и после посещения салона красоты бросалась в глаза. Дальше шел снимок, запечатлевший Диану, одетую к ужину в тот вечер: узкие белые брюки, черные жакет и шляпа. В статье объяснялось, почему пара изменила планы. Папарацци осаждали ресторан, который выбрал Доди, поэтому они с Дианой остались ужинать в «Ритце».

Внезапно взгляд Рэйчел зацепился за какую-то деталь. Когда Диана прибыла в «Ритц», на ее правом запястье был серебристый браслет, о котором говорил Алекс. Было похоже, что с него свисала подвеска-шарм. Рэйчел протянула руку за сумочкой, засунутой в карман на спинке переднего кресла, достала кошелек и вытащила блестящее сердечко из кармашка на молнии. Оно было той же формы и размера, что и шарм на журнальной фотографии. Рэйчел протерла его рукавом, повертела в руке, ощущая вес металла, и провела пальцем по гравировке. «Определенно платина, – подумала она. – Блестит гораздо сильнее серебра».

Она посмотрела, нет ли в журнале более четких снимков, на которых браслет попал в кадр. На фотографии в Ле-Бурже у Дианы хорошо видно запястье, но браслета нет. Только золотые часы на левой руке. Но днем, когда она приехала в «Ритц», он был. Когда она его надела? В квартиру Доди она не возвращалась и не переодевалась в промежутке.

На вечерних фотографиях на Диане были золотые серьги и то же платиновое украшение на запястье – теперь уже вместе с жемчужным браслетом. На правой руке – золотое кольцо, но не на безымянном пальце, на котором оно означало бы помолвку. Странное сочетание золота, жемчуга и платины. Принцесса явно не беспокоилась по этому поводу.

Рэйчел вдруг осенило, что все фотографии, на которых Диана с этим браслетом, были сделаны после посещения виллы Виндзор. Может быть, ей подарили его, пока пара была там. Возможно, это подарок Доди, и гравировка обозначала какую-то важную дату в их отношениях. Рэйчел почувствовала себя детективом, и ей стало интересно, заметил ли эту деталь кто-нибудь еще, кроме нее.